Текст книги "Скоро сказка сказывается (СИ)"

Автор книги: Кира Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Не съедят, – заверила баба-яга. – Вот тебе перстенёк заветный, по нему узнают, что ты от меня с наказом пришла. Погоди, погоди в карман совать! Ты мне должна взамен что-нибудь дать, а то не по чести получается!

– У меня дудочка волшебная есть, – сказала я, поразмыслив. – Чтоб зверей приманивать.

– Да такие много у кого есть, а мне так и вовсе без надобности, – махнула на меня полотенцем баба-яга. – Хотя покажи-ка… А ты ей пользовалась уже?

– Ага, – кивнула я, засовывая в рот пятый пирог. Не знаю, из чего (или из кого) бабка делала начинку, но оторваться было невозможно. – Я коня подзывала.

– Дудочка-то эта больше раза одному хозяину не послужит, так что оставь-ка ты её мне, авось ещё кому пригодится, – решительно заключила баба-яга. – Ты, Василиса, одна идёшь, или как?

– Нет, со мной ворон Кондрат, серый волк и конь, только его позвать надо. – добросовестно перечислила я, с вожделением поглядывая на пироги. Бабка перехватила мой взгляд и отставила блюдо подальше.

– Хватит, лопнешь, – решительно сказала она. – Я тебе лучше с собой дам. А хочешь, вот тебе на дорогу скатёрка-самобранка.

– Да что вы, – испугалась я. – Мне с вами и расплатиться нечем!

Я сунула руки в карманы, но там оказалась только та монета, которую я выиграла у соседского пацана. Я выложила её на стол, и кот, пасшийся около пирогов и умильно поглядывавший на хозяйку, вдруг зашипел и шуранул на печку. Баба-яга только взглянула на денежку, как тут же отскочила в дальний угол и замахала руками:

– Спрячь, спрячь и никому не показывай!

– А что такое? – удивилась я. – Монета как монета. По-моему, золотая. Я, конечно, не специалист, но.

– Это не монета, это чешуйка с кольчуги Морского Царя, в огненной горе выкованная, в огненной реке закаленная! – взвыла бабка. – Да убери ты её! Мне только змей не хватало! У меня от них избушка окончательно взбесится!

– А при чём тут змеи? – удивилась я, но монету спрятала.

– Так Морской Царь над ними господин, – пояснила баба-яга, присаживаясь на лавку и облегченно обмахиваясь полотенцем. – Они эту чешуйку уже лет сто ищут. Сразу прознают, да и сползутся сюда!

– Ладно, – вздохнула я. – Мне пора, пожалуй. Только скатерть не возьму, хоть и очень хочется.

– Бери-бери! У меня их полная кладовая, девать некуда! – ответила старуха, по-моему, уже не чаявшая от меня отделаться. – Мне зимой делать нечего, вот и тку помаленьку.

– Ну спасибо! – с чувством сказала я, выходя во двор.

– Иди с миром, – кивнула баба-яга, забираясь в ступу. – Помело только подай.

Когда улёгся турбулентный вихрь, поднятый стартующей ступой, я вышла на тропинку. Откуда-то из кроны огромного дерева спикировал Кондрат.

– Чего бабка посоветовала? – поинтересовался он.

– К Кощею идти, – сказала я, пиная пыль. – Или к Змею Горынычу. Перстенёк вот дала.

Ворон взглянул и аж подпрыгнул.

– Ай да Василиса! – воскликнул он. – Чтоб баба-яга кому-то свой перстень доверила. Понравилась ты ей! Взамен чего отдала?

– Дудочку.

– И хорошо! А то б ты не только коня, а и всё зверьё из леса собрала!

– Кстати о коне, – вспомнила я. – Позвать его, что ли? А то у меня к вечеру ноги совсем отвалятся! Впрочем, если я верхом поеду, у меня не только ноги, но и ещё кое-что отвалится.

– Зови, – щёлкнул клювом Конрад и взлетел на дерево.

– Сивко-бурко, – начала я с пафосом, простирая перед собой руки.

– В сторонку отойди! – крикнул волк из кустов. – Стопчет ненароком!

– Сивко-бурко, – повторила я уже спокойнее, сойдя с тропинки, – вещий воронко, встань передо мной, как лист перед травой!

Тут земля задрожала, что-то грохнуло, поднялась туча пыли, и передо мной встал осёдланный вороной. Коня было не узнать: шкура лоснится, шелковистая грива лежит волосок к волоску, бляхи на сбруе сверкают… Хорош! Вот теперь бы ещё на него забраться…

– Надеюсь, мне к нему в ухо лазить не надо? – спросила я с опаской.

– И так сойдёт, – ответил Конрад. – Скажешь, что ты иноземный королевич, там все не по нашему одеваются.

Я с пятой попытки вскарабкалась на коня, да и то благодаря тому, что Кондрат тянул меня за шиворот, а волк подпихивал сзади, и покрепче ухватилась за поводья.

– Ты не бойся, – зевнул волк. – Он тебе упасть не даст и пойдёт куда надо сам, так что ты за повод не цепляйся, сиди себе смирно, по сторонам смотри. И полюбопытствуй, кстати, что там к седлу привешено.

Я осмотрелась. Слева висел такой громадный боевой топор, что мне и обеими руками вряд ли бы удалось его поднять. Ещё там обнаружился лук едва ли не с меня размером, колчан со стрелами и щит.

– Ну и на кой мне это всё? – полюбопытствовала я. – Лишняя тяжесть. Всё равно мне этот топор даже не поднять!

– Да уж, слабовата ты, мать, тебя любой богатырь одним пальцем раздавит, – ободрил волк.

– Пусть висит, – сказал Кондрат. – До города доберемся, продадим.

– Поехали! – скомандовала я и осторожненько пихнула коня пятками. Сделать это было довольно непросто, поскольку в седле я сидела чуть ли не на шпагате. – Давай, Воронко, трогай потихоньку.

Часа через два мы выбрались на широкую дорогу, ведущую к какому-то городу. У самых ворот пыль стояла столбом, слышен был треск, грохот, ржание лошадей и возгласы. В целом обстановка напоминала усмирение силовыми формированиями толпы футбольных фанатов после проигрыша любимой команды на своём поле. Само собой, лезть туда мне не хотелось.

– Постойте-ка тут, – велел ворон. – Я слетаю, посмотрю, что там такое.

Вернулся он быстро, очень недовольный.

– Богатыри балуются, – сказал он. – Силушкой меряются, перед царевной красуются. Лучше тут обождём, а то пришибут ненароком. Эх, Василиса, уж больно ты с виду несолидна! Была б ты, как та Алёна, выдали б тебя за богатырку. Видно, придётся тебе всё-таки коню своему в ухо лезть!

– Ну ладно, – без особой охоты согласилась я, предвидя очередное извращение. – А как?

– Да глаза закрой и к уху его прикоснись.

Так я и сделала не без некоторой опаски. Открыв глаза, я обнаружила себя уже с другой стороны коня. Вдобавок я стала выше ростом на голову. Мои далеко не новые чёрные джинсы украсились золотыми заклёпками по швам, длинноватый свитер превратился в короткую кожаную курточку, богато изукрашенную золотом и самоцветами. Из-под неё выглядывала белая шёлковая рубашка с пышным жабо, а кроссовки стали мягкими сапожками на невысоких каблучках. Голову мою теперь покрывал лихо заломленный алый берет с белым страусиным пером.

– Ух ты! – сказала я, ощупывая здоровенную жемчужную серьгу в левом ухе. – Ну просто Гамлет, принц Датский! Я на попугая не очень похожа?

– Да ты бы на наших богатырей посмотрела! Они ж себе в бороду цепочки золотые вплетают!

– успокоил меня Кондрат.

– Ладно, поехали в город, – сказала я, надевая волку на шею чересчур тяжёлую для меня золотую цепь с изумрудами, а Кондрату на лапы – пару перстней. – Ты, Кондрат, на плечо мне сесть можешь?

– Могу, – ворчливо ответил тот, взлетая и хлопая крыльями, как курица на насесте. – Не тяжело?

– Ничего, – весело сказала я. – Не надорвусь! Зато так круче!

В город мы въехали вполне свободно. Однако на нас посматривали не то чтобы с неприязнью, а скорее с жалостью. Навстречу нам попались несколько могучих мужчин в кольчугах и шлемах, верхом на тяжеловозах.

– Эй, народ честной! – загрохотал один, заросший буйной бородой, и впрямь перевитой золотой цепочкой. – Это что ж за чудо к нам пожаловало?

– Хо-хо-хо! – густо захохотал второй, не такой волосатый, зато одноглазый и с серьгой в ухе. – Малец, ты коня по себе ли выбрал? Смотри, не свались!

– Как бы тебе не свалиться! – обиженно каркнул Кондрат, распуская крылья и топорща перья на шее. – С дороги, богатыри, дайте королевичу заморскому проехать!

– Королевичу? – удивился третий, самый молодой, рыжий богатырь в богатой позолоченной кольчуге. – Какой же это королевич, это просто парень-зазнайка!

Я благоразумно промолчала, делая вид, что я их «не понимайт».

– Н-да, – сказал Кондрат мне на ухо. – Они на драку нарываются. И нам их не объехать.

И впрямь, богатырские мохноногие битюги перегораживали всю улицу.

– Может, договоримся? – тоскливо спросил Кондрат.

Я решила, что пора брать руководство в свои хрупкие руки и сбросила ворона с плеча.

– Ты что удумала? – заволновался он, кружа около меня.

– Волку скажи, чтоб уходил переулками, и у царского терема меня ждите, только не высовывайтесь, – скомандовала я ворону по-английски (уж на это-то моих познаний хватило!), а потом нагнулась к уху коня. – Ну что, Воронко, сможешь прыгнуть так, чтобы и шлемов их не задеть? Тогда вперёд!

И я изо всех сил вонзила каблуки в лошадиные бока, чему немало способствовал мой увеличившийся рост. Воронко встал на дыбы, заржал, круто изогнув шею, да прямо с места и прыгнул. Нет, с таким конем и правда только в цирке выступать! Это был смертельный номер… Как я не свалилась, ума не приложу.

Перемахнув задиристых богатырей, Воронко пустился размашистой рысью и остановился только у роскошного терема, который мог принадлежать только царю. Тут к нам присоединились Кондрат с волком.

– Я всё видел, всё видел! – кудахтал Кондрат, как обычная курица. – Ну, Василиса, ты сильна!

Не ожидал! Куда там всяким лягушкам премудрым!

Я гордо фыркнула в ответ, но сказать ничего не успела, поскольку из терема выбежал какой-то мужичок в длинной, расшитой золотом и драгоценными камнями одежде. За ним поспешали объёмистые господа в высоких меховых шапках, тоже все в золоте. Я, разумеется, догадалась, что это и есть царь с боярами, довольно успешно спрыгнула с коня (успешно – это значит не свалившись ни в какую лужу) и низко поклонилась, пробормотав несколько строчек из песни малоизвестной зарубежной группы.

– Это что ж, ты и есть тот королевич заморский, у которого и ворон говорящий есть, и волк на золотой цепочке, и конь волшебный? – хитро прищурился царь. – Так?

– Так, царь-батюшка, – с достоинством ответила я, стараясь припомнить, что говорили в таких случаях сказочные герои, но на ум ничего не шло.

– А не многовато ли одному? – ласково спросил царь.

– Вымогатель! – презрительно каркнул Кондрат по-английски. Видимо, язык предков ему нравился.

Царь тем временем пошел вокруг Воронко, оглядывая сбрую и оружие, и вдруг остановился, как вкопанный, указывая пальцем на что-то.

– Бояре мои любезные! – воскликнул он. – Глядите-ка!

Те бросились к повелителю, сшибаясь лбами и роняя шапки.

– Уж не моего ли сына Ванечки этот конь? – истерически вопросил царь. – От его шпор золочёных следы эти, от его шпор!

– Почему это именно от его? – как обычно с сильного перепугу возмутилась я. – Вы что, гениальный судмедэксперт, чтобы достоверно опознать следы Ивановых шпор даже без проведения экспертизы?

Вместо ответа царь задрал подол и показал на своей тощей волосатой ноге точно такой же шрам, как у Воронка на боку:

– Я сам ему эти шпоры на именины подарил, а Ванюшка во хмелю был, возьми да и задень меня! Не-ет, меня не проведёшь! И нечего меня тут иноземной тарабарщиной пугать!

Царь приосанился и скомандовал:

– Эй, слуги мои верные, а хватайте-ка вы королевича заморского, что сына моего любимого обманом заманил и смерти злой предал, посадите вы его в подвалы каменные, за двери железные, а завтра с утречка мы его честным судом судить будем! И прихвостней его не забудьте – из волка шапка знатная получится, а из ворона – чучело!

– Какой суд? Где доказательства?.. – попыталась я возразить, но меня подхватили под руки два крепких молодца в алых кафтанах, видимо, стрельцы, и повели за собой. Тогда я заголосила, обратившись к примеру подпольщиков, изловленных полицией в царской России: – Палачи! Сатрапы! Мучители! Народный гнев нас рассудит! Уберите от меня свои кровавые лапы!

– Главное – не противоречь! – крикнул Кондрат и взмыл вверх, оставив в боярских руках половину хвоста.

Волк ощерился, зарычал и, пригнувшись, нырнул в подворотню. За ним с лаем понеслась свора здоровенных псов.

Краем глаза я ещё успела увидеть, как встаёт на дыбы и медленно растворяется в воздухе Воронко. Зрелище было, мягко говоря, не для слабонервных.

Стрельцы, запихнув меня в тёмную сырую камеру за толстенной железной дверью, ушли. Я присела на охапку гнилой соломы и грустно вздохнула. Повздыхав ещё минут пять, я вынула из-за пазухи маленькую скатёрку-самобранку и плотно пообедала, рассуждая, что тюрьма тюрьмой, а поесть надо вовремя, чтобы желудок не испортить. Тем более, что скатерть исправно потчевала меня бабкиными пирогами, отказаться от которых у меня силы воли не хватало.

После обеда я начала исследовать камеру. Впрочем, дело было безнадёжное – стены оказались из цельных брёвен, а пол земляной, утоптанный до каменной прочности. При наличии элементарного терпения можно, конечно, прорыть выход, но, боюсь, времени у меня на это не хватит.

Я опять вздохнула и села. Потом включила плеер и начала негромко ему подпевать. Внезапно мне почудился какой-то звук.

– Эй! – звал кто-то с другой стороны стены. – Есть там кто? Отзовись!

– Кто там? – спросила я, приблизившись к тому месту, откуда доносился голос.

– А ты кто?

– Королевич я иноземный, меня сегодня сюда посадили, обвинили в том, что я царского сына убила… то есть убил… и коня его присвоил, а я даже не знаю, как этот Иван выглядел! – выпалила я единым духом, обрадовавшись возможности пожаловаться. – А ты кто?

– А я Никита-царевич, старший брат этого Ваньки-дурня.

– Тебя-то за что? – изумилась я.

– Я отцу сказал, чтоб он Ваньку за жар-птицей не отпускал, потому что он нас со всеми соседями рассорит, а птицу всё равно не привезёт. – грустно поведал царевич. – Папаня не в духе был, вот и посадил в подвал, в государственной измене обвинил. А Ванька, говоришь, допрыгался? Кто ж его?

– Не знаю, – ответила я. – Он в поле лежал, под кустом, а конь рядом ходил. Чего ж мне, пешком надо было идти? Я что, олимпийский чемпион по спортивной ходьбе? Я коня и приманила. приманил.

– Сдаётся мне, королевич, что ты вовсе даже девица, – задумчиво сказал голос. – Что-то ты всё время путаешься.

– А какая разница? – огрызнулась я, признавая, однако, что могла бы сыграть юношу и получше. Когда мы в школе ставили сценку по Пушкину, я очень неплохо изобразила Скупого рыцаря. Мне даже аплодировали. родители… – Ты лучше скажи, что твой папаша со мной сделает?

– Казнит, конечно, – не особо печалясь, ответил Никита. – Он всех казнит, у него в тюрьме всего две камеры: одна моя, а другая для временного содержания.

– За что казнит? – в ужасе воскликнула я. – У него доказательств нет! Конь-то убежал, а Ивана вашего никто мёртвым не видел! И вообще, я буду жаловаться в ООН! Или куда там полагается за нарушение конвенции о правах человека.

– Царь сказал – значит, так оно на самом деле и есть, – философски сказал Никита. – Ты вот что. Если отец на суде добрый будет, проси о последнем желании, он отказать не посмеет.

– А чего желать? – уныло спросила я, выцарапывая на стенке при помощи пилочки для ногтей неприличное слово. – Всё равно не отпустит.

– А ты просись на полчаса в его сокровищнице остаться! – посоветовал Никита.

– Зачем?

– Найди там гусли с золотыми струнами, и сыграй да спой песню какую-нибудь, она явью и станет. Если спасёшься – обо мне не забудь, отплати добром! А теперь тихо – идёт кто-то.

И в самом деле: послышались шаги, заскрежетал засов, и в камеру вошла высокая девушка, закутанная в покрывало с головой таким образом, чтобы как можно сильнее напоминать копну сена. Её сопровождала толстая старуха и два стрельца.

– Ой, матушка-царевна! – громко шептала старуха. – Не гляди на него, у иноземцев глаз дурной, чёрный, взглянет раз – и иссохнешь вся!

Я взглянула на царевну и решила, что немного иссохнуть ей не помешает.

– Поди прочь! – капризно велела царевна. – И вы все тоже!

Подождав, пока в камере никого не останется, царевна сняла покрывало. Я в который раз убедилась, что здесь под красотой понималась исключительно упитанность девушки. Ну почему такая несправедливость? Впрочем, если я и дальше буду питаться пирогами, то смогу выиграть поощрительный приз на здешнем конкурсе красоты.

Царевна оказалась рябоватой, краснощёкой, толстый нос был забавно вздёрнут, а маленькие голубые глазки смотрели очень хитро.

– Какой молоденький! – кокетливо воскликнула она, подходя поближе ко мне.

Я решила не вставать, поскольку одной провинностью больше, одной меньше – особой роли уже не играет. И потом, неизвестно, положено ли тут приветствовать августейших особ вставанием. Царевна обошла вокруг меня, поигрывая толстой золотистой косой, поохала, погрызла ноготь и сказала вполне по-деловому:

– Вот что, королевич… ты в живых остаться хочешь?

– Ну, положим, хочу, – осторожно сказала я, понимая, что сейчас окажусь втянутой в какую-то аферу.

– Тогда слушай. завтра, как казнить тебя поведут, ты кричи, что имеешь право на последнее желание, а я подтвержу.

– И чего ж мне желать? – с интересом спросила я. Сколько спасителей на мою бедную голову!

– А ты проси, чтоб царевну Марфу за тебя выдали! Меня, то есть. А я уж постараюсь, чтобы папенька не схитрил как-нибудь! – серьёзно сказала царевна. – Очень уж мне замуж хочется, королевич, да и тебе, поди, жить охота!

Марфа заговорщицки подмигнула мне и скрылась за дверью.

Я перевела дух. Вот это да! Но что ни говори, предложение Никиты мне понравилось куда больше, чем Марфино.

Внезапно снова послышались шаги, в камеру вошли стрельцы и, не говоря ни слова, куда-то меня повели.

– Куда это вы меня тащите? – спросила я, даже не пытаясь вывернуться из сильных рук.

– Государь-батюшка решил сегодня над тобой суд чинить, – хмуро ответил один, – Завтра, говорит, может дождик пойти и всю забаву испортить.

Меня вывели на площадь перед теремом и крепко привязали к столбу. Народу было довольно много, видимо, судебные прения были единственным здешним развлечением, не считая богатырских драк. Сомневаюсь, правда, что наблюдение за последними являлось безопасным времяпрепровождением.

Тут толпа радостно загудела, закричала, и появился сам царь. Если б я не была привязана, то непременно протерла бы глаза: царь ехал в самом настоящем автомобиле, старинном «Мерседесе» с откидным верхом, который тащили шесть лошадей. Рядом с царём сидела Марфа.

Царь ловко выпрыгнул из автомобиля, любовно погладил лаковую поверхность капота и хитро мне подмигнул:

– Что, завидно? Нету, поди, в иноземщине такого дива?

Я сглотнула и потрясла головой, подумав: «Да-а, похоже, не одну меня завела сюда поганая тропинка!» Вот интересно, может, тут и самолеты с вертолетами есть, мало ли их пропадает? Иначе откуда в русских сказках летающие корабли появились?..

Бояре живо подвинули надёже-государю кресло, он удобно разместился в нём, закинув одну ногу на подлокотник, и, поигрывая скипетром и державой, сказал:

– Итак, сегодня, верные мои подданные, я буду судить иноземного королевича. как тебя звать?

– Эрнст Теодор Амадей Гофман Ясер Арафат, – гордо сказала я. – Ибн Хоттаб аль Будур!

– Во! Эрнста Федора… и так далее! Поскольку мною получены неопровержимые доказательства того, что сей юноша злодейски убил моего сына любимого, – тут царь всхлипнул и вытер нос рукавом, – Ивана!

– Царь-батюшка! – встряла Марфа. – Да как же этот королевич мог Ваньку ухайдакать, коли из Ваньки пятерых таких королевичей сделать можно, да ещё останется!

– Не лезь, девка, в государственные дела! – рявкнул царь и запустил в дочь державой. – Может, он колдун!

Бабы взвизгнули и попятились, а мужики начали креститься и что-то бормотать.

– Итак, мой приговор, – изрёк царь. – Казнить. И немедля!

Меня отвязали от столба и споро начали прикручивать сразу к четырём коням явно с намерением разорвать на части. Мне такая перспектива совсем не улыбалась, поэтому я закричала на всю площадь:

– Царь-государь! А последнее желание осуждённого на смерть?

– Какое желание? – удивился царь, почесав голову скипетром, отчего корона съехала на ухо. – Что-то не припомню!

– Папенька! – с укоризной сказала Марфа. – Вы ж сами этот закон придумали!

– Точно! – подтвердили несколько бояр.

– А! Действительно! – обрадовался царь. – Ну, проси чего хочешь, только не вздумай о пощаде молить – всё равно казню!

Марфуша ласково смотрела на меня и потирала руки.

– Царь-государь, – заискивающе сказала я. – Дозволь мне одному полчасика в твоей сокровищнице побыть, поглядеть, правда ли твоя казна так богата, как о ней говорят!

Царь призадумался. Посовещался с боярами. До меня долетали обрывки фраз: «Да не убежит, там стены железные!», «Чего ему за выгода, чего за выгода красть-то, всё одно ведь казним!», «Да пусть полюбуется, рожа заморская, от казны не убудет! Законы же блюсти надо!» Царевна Марфа тем временем горько рыдала.

Наконец царь выпрямился, откашлялся и изрёк:

– Дозволяю!

Меня под усиленной охраной препроводили в сокровищницу. Когда за мной захлопнулась тяжёлая дверь, я, особо не отвлекаясь на сияние золота-бриллиантов (хотя кое-что все-таки попало в мой карман), быстро нашла гусли. Играть на них было несложно, хотя, конечно, с гитарой кота-баюна гусли в сравнение не шли… Освоив систему, я задумалась, что бы такое сыграть. «Снова замерло всё до рассвета»? Но тогда замрут не только враги, но и друзья! Мне что, нужна толпа статуй? Подумав пару минут, я выкопала на задворках памяти Газмановских «Скакунов», и принялась петь, вернее, завывать, подыгрывая себе на гуслях. Только я добралась до слов «но теперь меня не удержать!», как двери сокровищницы распахнулись. На улице творилось что-то невообразимое! По площади носились какие-то странные полупрозрачные кони, бесновался дикий вихрь, народ в панике разбегался в разные стороны. Я бросилась в подвал, подобрав по пути брошенные кем-то ключи, отперла дверь и выпустила страшно заросшего и оборванного Никиту-царевича. Тот благодарственно обнял меня, трижды облобызал и тут же смылся. Я для себя решила, что больше никогда не буду целоваться с бородатыми мужчинами, только что вышедшими из тюрьмы после длительной отсидки.

Тогда я, выйдя на крыльцо, крикнула:

– Сивко-бурко!

И тут же передо мной вырос Воронко. Нет, мне это начинает нравиться! Такой сервис! Запрыгнув в седло и крепко прижав к груди гусли, я пустила коня вскачь…

Примерно через час, остановившись в чистом поле, я исполнила сперва «Чёрный ворон, что ж ты вьёшься.», а потом «Придёт серенький волчок» Тут же передо мной очутились мои спутники.

– Ну ты даёшь! – крутил головой волк. – Ну и задала ж ты им жару!

– Поехали дальше, – сказала я. – Путь нам предстоит неблизкий.

Ночевать нам, разумеется, пришлось под открытым небом. В общем-то, было довольно тепло,

и если бы не комары, я бы, наверно, даже выспалась.

* * *

На следующий день пути мы набрели на заброшенный город. Он был абсолютно цел, не пожжен, не разграблен, золотые купола церквей ярко сияли на солнце, полуоткрытые ворота явно намекали, что мы можем войти. Насколько я помнила отечественные сказки, нас там должно было поджидать какое-нибудь чудо чудное, диво дивное. Или ещё какая гадость.

– Заедем? – спросила я скорее для проформы. Всё равно в нашей компании все решения принимал Кондрат, как самый старший.

– А чего же не заехать, – отозвался вместо него конь. – Заночуем. Может, тут конюшня есть. О-хо-хо. То есть, и-го-го!

В городе было тихо, а к вечеру тишина стала пугающей. Знаете, как в фильмах ужасов перед появлением главного маньяка.

Я зашла в церковь, полюбовалась на мозаику, на старинные иконы. Вдруг откуда-то из глубины здания послышался рёв. Я этого ожидала, поскольку в моих любимых ужастиках именно так всё и происходило, и поэтому почти не испугалась. Во всяком случае, сразу меня не съедят – в этих местах сперва поговорить любят.

Тут прямо на меня выскочил громадный медведь. Я проворно отскочила за какое-то возвышение и выставила перед собой здоровенный подсвечник. Не думаю, что это бы меня спасло, но хотя бы создавало видимость защищенности. Впрочем, с тем же успехом я могла бы закрыть глаза и вообразить, что рядом никого нет.

– Не бойся меня, добрый молодец! – прорычал зверь. – Не медведица я, а заколдованная королевна! Если проведёшь в этой церкви три ночи и ничего не испугаешься, то расколдуешь меня! Я тебя щедро награжу, а если захочешь, то и замуж за тебя выйду!

– Извините, – ответила я, опуская подсвечник и в который раз поражаясьудивительной способности местных жителей не замечать очевидного. Может, мне сарафан с глубоким декольте надеть? – Вряд ли я смогу вам помочь. Я вообще-то тоже девушка.

– Ой, грехи мои тяжкие! – завыла медведица, закрывая морду передними лапами. – Да когда ж это кончится? Когда ж меня расколдуют-то, а?

Внезапно грохнула тяжёлая дверь и появился симпатичный богатырь с аккуратно подстриженной русой бородкой и с внушительной палицей в руке.

– О! Никита! – узнала я его по бороде, поскольку именно она оставила у меня самые яркие впечатления о личности царевича. – Ты как нас нашёл? Ну прямо юный следопыт!

– Ты что ль, спасительница? – прищурился он. – То-то, я смотрю, конь у крыльца больно знакомый стоит!

– Вот вам добрый молодец! – весело сказала я медведице. – Он вас и расколдует, а мне пора!

И я прошмыгнула мимо оторопевшего богатыря на улицу. Не знаю, чего ему тут понадобилось, но вступать в какие бы то ни было отношения с осужденными за государственную измену, в чём бы она ни выражалась, мне не хотелось. Так и меня за компанию пожизненным заключением облагодетельствовать могут, у местных это быстро. Через несколько минут я скакала прочь от неприятного города, ничуть не терзаясь угрызениями совести. Вообще совесть меня угрызать опасается, боится, наверно, зубы сломать.

Вскоре меня нагнали Конрад и волк.

– Может, вон в той деревеньке остановимся? – предложил ворон, выписывая надо мной круги. Эта его привычка наводила меня на мысль, что когда-то он не брезговал прикидываться стервятником. – Там одни старики живут, небось не тронут!

– Дело говоришь! – одобрила я и повернула Воронко к нескольким покосившимся домикам на краю оврага. Старики – это хорошо. Особенно старушки, они пироги пекут. Впрочем, если местные похожи на тетку Нюру, то лучше уж я снова заночую под открытым небом.

Я постучалась в первую попавшуюся избу. На стук выглянула симпатичная старушка.

– Бабуль, пусти переночевать, я тебе заплачу! – попросила я и для наглядности побренчала в кармане золотыми монетами, прихваченными в сокровищнице царя-судьи в качестве компенсации за моральный ущерб. Старушка мне понравилась, а из домика чем-то вкусно пахло. Самобранка самобранкой, но натуральные продукты мне больше нравятся.

Старушка оглянулась, подошла поближе и прошептала мне на ухо с самым заговорщицким видом:

– Пущу, только подскажи, как от солдата избавиться!

– А что такое? – удивилась я, вспоминая, что солдаты в русских сказках обычно невероятно прохиндеистые типы. – Обижает?

– Что ты! – махнула старушка рукой. – Как попросился на постой, так и живёт! Полгода уже кашу из топора варит, все припасы у меня подъел, ирод проклятый! Теперь вот за кувалду взялся…

– Бабка! – послышался из избы чей-то вредный голос. – Тащи масло, а то кувалда твоя больно жёсткая, так не уварится! И дровец прихвати!

– Ладно, – сказала я, чуток поразмыслив, – помогу. Вы, бабуся, идите в дом, как ни в чём не бывало, а я скоро буду.

Когда старушка скрылась, я обернулась к Воронку.

– Ну что, сивко-бурко, подставляй ухо! Сейчас тут такой спектакль будет, что все режиссёры от зависти позеленеют!

– Ты чего задумала? – поинтересовался Конрад.

– Театр одного актёра, – ответила я. – Сейчас увидишь, что может сделать сила искусства с народными массами. Ну, Воронко, давай гримироваться!

Пятью минутами позже ветхую избушку сотрясли несколько сильных ударов в дверь. Правда, стучала не я, а Воронко, копытом, но всё равно получилось неплохо.

– Отворяйте, хозяева! – зычно велела я. – Пустите на ночлег, а не то всё тут разнесу!

– Иду, иду! – заохала старушка, отворяя дверь. – Ох ты, батюшки мои!

Я ступила на порог, подбоченившись и изо всех сил стараясь сохранять на лице нахальное выражение сильной богатырки. Честно говоря, я их ещё не видела и не имела ни малейших представлений насчёт того, как они должны себя вести. Будем надеяться, что бабкин обидчик богатырок тоже не встречал.

Итак, я остановилась, оставив дверь распахнутой. Во дворе рыл землю копытом Воронко, на его седле сидел Кондрат, а волк мирно лежал у ног коня.

– Что вы тут, заснули, что ли? – недовольно спросила я, заходя в избу (для этого мне пришлось нагнуться) и расправляя на себе дорогую кольчугу. Роскошный шишак, изукрашенный жемчугом, я держала в правой руке, а левой придерживала висящий на бедре тяжёлый меч. Признаться, управляться с ним я не умела, но выглядел он внушительно, отбивая всякую охоту со мной связываться.

– Проходи, проходи, матушка-заступница! – засуетилась старушка.

– Кто там, бабка? – снова раздался противный голос.

Я обвела сумрачным взглядом чисто прибранную горницу и увидела свисающие с печи довольно грязные босые ноги. Они принадлежали упитанному белобрысому малому в одной только длинной рубахе. «Дезертир», – подумала я, припоминая, что раньше вроде служили лет по двадцать.

– Вот что, хозяйка, – велела я, окончательно входя в роль и швыряя на стол золотую монету. – Собери-ка мне на стол, а твой сынок пускай моего коня расседлает да баню затопит – устала я с дороги-то.

– Чего ещё? – недовольно протянул парень с печи.

Тут я грозно повернулась к нему, положив ладонь на рукоять меча. Парень ловко выхватил откуда-то из-за спины огромное кремневое ружьё и наставил его на меня. Вот нахал! Я смело подошла поближе, ухватилась за дуло и дёрнула на себя, искренне надеясь, что ружьё не действует. Парень полетел с печи на пол. Хороша бы я была, если бы эта древность выстрелила… Вернее, хороша была бы не я, а горница – бабка бы отмывала её до второго пришествия.

Поднявшись, юный дезертир потёр ушибленные места и направился во двор. Вскоре оттуда донеслось пронзительное ржание, какой-то треск, ругань парня – Воронко показывал норов. Бывший солдат вернулся со двора весь в синяках и, не говоря ни слова, снова полез на печь.

– Знаешь, бабуся, – задумчиво сказала я, уплетая вкуснейшую кашу за обе щеки. Никогда перловку не любила, а поди ж ты! – Я, пожалуй, останусь у тебя на недельку, отдохну. Не бойся, заплачу по чести. А сынка твоего, если ты не против, возьму к себе в ученики, парень он здоровый, толк из него выйдет.

С печи донеслась с трудом сдерживаемая икота и непонятные шорохи.

Наутро меня разбудила сияющая старушка.

– Ну что? – спросила я, отчаянно зевая.

– Ушёл, ушёл, ирод! – радостно заулыбалась та. – Ушёл ночью и все вещи свои забрал. да и из моих прихватил кое-что, ну да леший с ним! Спасибо тебе, Василиса, что избавила от проклятого солдата, век не забуду!