Текст книги "Скоро сказка сказывается (СИ)"

Автор книги: Кира Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Скоро сказка сказывается

На лето родители отправили меня к двоюродной бабушке в деревню, а сами якобы уехали в командировку. В Амстердам. Знаем мы эти командировки!

Так вот, заняться в этой глухомани мне было абсолютно нечем. Телевизор был один на всю деревню, у вредной тётки Нюры, причём показывал он только один канал. Вечерами у неё собиралось почти всё население деревни со своим угощением и внимало выпуску новостей. Меня же от вечерних сеансов отлучили за то, что я, пытаясь настроить хоть что-нибудь еще, оборвала антенну, чем лишила тётку Нюру очередной серии захватывающего сериала о доблестных ментах. Ноутбук у меня имелся, да что проку? Все, что было, я уже посмотрела и прочитала десять раз, а интернета тут не было, да и телефон не ловил. Я уж молчу о том, что электричества не бывало по нескольку дней… Да какой интернет, тут и библиотеки не оказалось, она имелась только в райцентре, а до него полдня пешком! И что делать?

Ну не любоваться же мне луной над прудом, сидя на мокрой траве в обнимку с местным Ромео и звучно шлёпая на себе комаров! И потом, эти самые Ромео на меня и не глядели. И слава Богу! Достаточно я от них в городе натерпелась! Почему? Сейчас объясню. Меня Василисой зовут. Обласкали родители! Так вот, знакомлюсь я с парнем. Он (заигрывающе): «Девушка, как вас зовут?» Я (томно опустив глаза и трепеща ресницами): «Василиса.» Он (с восторженным придыханием): «Можно, я буду звать вас просто Вася?..» Вот и вся романтика. Ну ладно. Належавшись в гамаке до одури и по третьему кругу пересмотрев и перечитав то, что имелось на ноутбуке и на флешках, я начала заниматься всякой ерундой. Сперва я на спор с соседским пацаном пошла ночью на кладбище, и он был вынужден отдать мне какую-то затёртую до полной неузнаваемости монету, явно очень старую, неровную и тяжёлую. Потом, поболтав со столетней бабой Матрёной, я до утра караулила в кустах под окном чёрную свинью, в которую якобы превращается по ночам тётка Нюра. И наконец, кто-то сказал мне, что в здешнем лесу определённо водится леший, причём его неоднократно видели вполне трезвые люди, не склонные к мистификациям. Ну разве ж я могла устоять?!

Ну вот, когда рано поутру меня разбудила моя престарелая родственница, явно следовавшая принципу «кто рано встаёт, тот всех достаёт», я не стала натягивать одеяло на голову, стонать и вопить, что в городе я в это время пятый сон вижу, а встала, позавтракала и, прихватив корзинку, отправилась в лес. Бабка пробурчала мне вслед, что, мол, по такой суши я и поганки не найду.

В лесу было спокойно, никакими лешими там и не пахло. Я и пошла куда глаза глядят по первой попавшейся тропинке.

Тропинка завела меня глубоко в лес. Только лес этот был какой-то не такой. По сторонам тропинки высились толстенные деревья, каких я в этих местах отродясь не видывала, у самой тропы цвели невероятной величины колокольчики и иван-да-марья, рос папоротник, едва розовела земляника. Дальше начинался такой бурелом, что и пробовать нечего было туда соваться. Словом, это был самый настоящий дремучий лес. Тропинка была ровная и довольно-таки широкая, она вилась между вековыми деревьями, и была совсем не похожа на лесную стёжку, протоптанную грибниками. У меня лично создалось впечатление, что по тропинке этой ходили не один год, и к тому же довольно часто.

Впереди вдруг послышалось пение. Я не придала этому никакого значения – мало ли тут туристов! – и продолжала спокойно идти, размахивая корзинкой. Но то, что я увидела, в очередной раз последовав изгибу дорожки, меня, мягко говоря, ошеломило. Там на поваленном дереве сидел чудовищных размеров чёрный кот, увешанный золотыми цепями, и очень душевно играл на баяне, выводя дурным голосом неприличную песню. Рядом с ним на траве стояла полупустая бутылка, от которой исходил сильный запах валерьянки, и трёхлитровая банка, по-моему, с мышами.

– Сто-ой! – завопил он, заметив меня, хоть я и пыталась сдать задом в кусты, и замахал левой лапой. – Куды?!

Я наконец поняла, что чувствовали бедные герои «Мастера и Маргариты», когда кот Бегемот отмачивал у них на глазах какую-нибудь штуку.

– Что значит «куды»? – с перепугу возмутилась я. – Во-первых, не куды, а куда. Во-вторых, вы сами-то кто?

– А ты не видишь разве? – прищурился он. – Кот-баюн я! Во, видишь, баян!

В доказательство он растянул меха, и баян издал какой-то сдавленный хрип.

– Вот я тя щас кы-ык защекочу-у! Кы-ык зацарапаю-у! – вдруг взвыл кот дурным голосом и икнул. – Иди сюды!

– Может, лучше сыграешь? – предложила я, решив перейти на «ты».

– А эт идея! – кивнул кот и свалился с бревна. Я опасливо подошла поближе, мало ли, расшибся, помочь надо, но он уже взобрался обратно и проверил инструмент. – Садись! Чего сыграть?

– Давай чего-нибудь классическое, – решила я.

– Классичес-ик! – ое… Эт можно! – снова завопил кот. – И-эх!

Знаете, я много разной музыки слыхала, но, признаюсь, «Лунная соната», исполненная пьяным котом на баяне, мне и в кошмарном сне не могла присниться!

– Ты меня… ик!.. уважаешь? – снова завёлся кот, обнимая меня когтистой лапой.

– Уважаю! – мотнула я головой.

– Тогда пей! – велел он и подсунул мне бутылку.

Я решила, что валерьянка мне сейчас точно не повредит, и как следует отхлебнула. Кот тут же подсунул мне под нос маринованую мышь.

– Н-не закусываю! – храбро отмахнулась я.

– Я т-тя ув-важаю-у! – взвыл кот. – Давай дружить! Ты кто?

– Василиса. А ты?

– А я кот! Просто кот! Хоть и баян. то исть баюн… Давай споём! А то я тебя уважать перестану. Ик!

– А гитара есть? – с надеждой спросила я.

– М-мяу! Усё есть! – кивнул кот, вылакав остатки валерьянки и вытаскивая из соседнего дупла гитару с розовой ленточкой. – На!

На моё счастье, играть я, хоть и посредственно, но умела: по моему настоянию родители отдали меня в музыкальную школу по классу гитары, и я даже выучила три аккорда. Хотя вру, три аккорда я выучила у ребят во дворе, а вот школу пришлось бросить, потому что слуха, по мнению преподавателей, у меня не было вовсе. Но тут это никого не интересовало, и через пару минут мы с котом, аккомпанирующим мне на баяне, дружно, хотя и не очень мелодично орали на весь лес «Ой, то не вечер, то не вечер!» Потом мы спели «Калинку-малинку», потом ещё что-то, и ещё. Кот оказался на редкость хорошим учеником, и, когда я уходила дальше по тропинке, уже наяривал на баяне знаменитую мелодию из «Крёстного отца», изрядно обогатив её собственными вариациями. Напеть-то я могла, вот сыграть бы точно не сумела, но коту все было нипочем!

Я шла по тропинке и размышляла. Интересно. сперва кот-баюн, а теперь кто? Может, я всё-таки встречу лешего?

– Ох ты гой-еси, добрый молодец! – раздался вдруг довольно громкий картавый голос. От неожиданности я споткнулась на ровном месте и остановилась. – Не стреляй в меня, я тебе пригожусь!

Я наконец догадалась поднять голову. На суку толстенного дуба, нависшем прямо над тропой, сидел громадный ворон. Судя по всему, говорил именно он, поскольку больше никого вокруг не было.

– Здрасьте, – сказала я на всякий случай. Я изрядно напугалась, и поэтому меня опять понесло. Я, видите ли, в стрессовых ситуациях начинаю глупости болтать. Впрочем, всё лучше, чем падать в обморок. – Вы, конечно, извините, но я в вас стрелять и не собиралась, да и не из чего мне стрелять. И потом, если уж на то пошло, я не добрый молодец, а скорее красна девица. Вы, наверно, с кем-то меня спутали…

Ворон прищурился и недоверчиво на меня посмотрел. Потом снялся с дерева, сделал круг и приземлился передо мной на тропинку.

– Замучался я уже! – сказал он с досадой. – Сижу второй день, как дурак, и жду, когда Иван-царевич мимо пройдёт. Или Василий, тоже царевич? А может, и Дмитрий, забыл уже.

– А чего это вы их ждёте? – заинтересовалась я. – Делать вам, что ли, нечего? Подумаешь, царевич. Вы-то ему зачем?

– Ну как это? – удивился ворон. – Вот захочет он меня на обед подстрелить. Глупость полнейшая, дичи тут мало, что ли? А я и скажу, мол, не стреляй меня, я тебе пригожусь. И буду потом, как дурак тот самый, изо всех бед его выручать, советы давать, воду живую в клюве таскать, царевен-королевен ему воровать. как будто мне от этого выгода какая-то! Ну выручил раз, другой, но они ведь наглеют!

– А без вас они никак не справятся?

Ворон на секунду задумался. Потом почесал лапой клюв и задумчиво сказал:

– Да вот не знаю. Привыкли уже, белоручки, что за них всё помощники делают. Вон серый волк шестой год ещё одного Ивана-царевича на себе таскает, сам уж не рад, что кобылу его сожрал. И потом, улетишь вот, а парнишку тут же какая-нибудь ведьма на ужин приготовит, потому что я совета ему вовремя не дал. Совесть ведь замучит!

– Понятно, – сказала я, еле сдерживаясь, чтобы не захихикать – уж очень забавно выглядел здоровенный ворон, когда вот так серьёзно рассуждал. Он был похож на моего преподавателя прикладной математики. – А потом что?

– Когда потом? – не понял ворон.

– Ну когда царевич все задания выполнит, на царевне женится, остепенится – вы-то что делать будете? – уточнила я.

– А что я могу делать? – раздражённо ответил ворон. – Вернусь на этот дуб, буду следующего Ивана поджидать.

– Не надоело? – участливо спросила я.

– Служба есть служба, – сказал ворон и нахохлился. – Есть и похуже. Тебя как звать-величать, красна девица?

– Василиса, – честно призналась я, сдвигая тёмные очки на лоб.

– Не Премудрая, случайно? – оживился ворон. – Слух идёт, что она гадать умеет.

– Нет, – я отрицательно помотала головой. – Гадать я не умею. Вот тётка Нюра – та гадает, только всё время разные гадости предсказывает, поэтому к ней никто и не ходит.

– Жалко, – вздохнул ворон и щёлкнул клювом. – А я Конрад. Ну что так смотришь? Кондратом по-русски буду. Папенька-то мой из заморской стороны был, из аглицкой… Знаешь, там в Тауэре вороны живут. Символ, можно сказать!

– Да я ничего, – сказала я. – Пойду я, пожалуй.

– Иди, – снова вздохнул ворон. – Только вот что. языком-то не трепи, что ты девка, косы у тебя нет, так что за парня сойдёшь. а то нравы у наших богатырей те ещё.

– Ничего себе! – возмутилась я. – А чего же они всегда несчастную девушку-сироту в сестрицы принимают, да ещё грозятся друг друга изрубить, если кто на неё посягнёт? Это что, враки?

– А то! – махнул ворон крылом. – Это только старики так делают, а молодые. И-эх, измельчали богатыри! Я имею в виду, в духовном плане. Так что лучше помалкивай.

– Хорошо, – вздохнула я, впервые всерьёз задумавшись о собственной безопасности. – Может, я тогда обратно пойду? Там бабка вроде пироги затеяла.

– Попробуй, – ответил ворон и посмотрел на меня одним глазом. Наверно, он считал, что левый профиль у него красивее.

Я оглянулась. Позади меня тропинки не было, там плотно стояли огромные деревья, между которыми росла какая-то ужасно колючая даже на вид трава. Я присвистнула от удивления и даже выключила плеер. Потом снова повернулась к ворону.

– Паскудная тропинка, согласен, – сказал он. – Всегда она так: завести в глухомань заведёт, а потом – раз! – и в кусты. Иди уж вперёд, авось не пропадёшь! Коли серого волка встретишь, не пугайся, не тронет. Привет ему от меня передай.

– Ладно, – сказала я. При упоминании о волке мне почему-то стало неуютно. – Спасибо за совет, до свидания. Кондрат.

– Бывай! – ответил ворон и снова взлетел на сук.

Я вздохнула и двинулась по тропинке вперёд, стараясь идти как можно медленнее. Теперь мне постоянно чудились какие-то шорохи в кустах. Не успела я пройти и ста метров, как надо мной захлопали крылья. Я с перепугу чуть не сиганула в кусты, но это был всего лишь мой знакомый ворон.

– Вспомнил! – каркнул он, свалившись из воздуха на тропинку. – Сюда Иван-дурак идёт за Кощеевой смертью! Этот и слушать меня не станет, сразу стрелу пустит, так что лучше я с тобой пойду.

– А как же Иван? – удивилась я. – Его же Кощей убьёт, если вы ему помогать не будете. как же ваша совесть?

– Да если и убьёт, – хрипло засмеялся ворон, – всё равно или сивка-бурка его, или волк воды живой принесут. Не пропадёт Иван. А за тобой смотреть надо, ты нездешняя, как бы в беду не попала. Вот тогда меня совесть точно замучит!

– Как хотите, – ответила я, но всё же обрадовалась, поскольку идти одной по такому лесу мне не улыбалось.

Ворон сперва летел над моей головой, но потом ему надоело планировать, он спустился на землю и важно зашагал рядом. Вообще Кондрат оказался неплохим спутником, словоохотливым и, прямо скажу, болтливым. Скоро мы перешли на «ты», что меня вполне устраивало, а не устраивало то, что ворон очень много болтал, пересказывая мне все местные новости: кто с кем сражался, кто кого победил, убил, растерзал, разметал клочки по закоулочкам.

– Слушай, Кондрат! – не выдержала я наконец этого устного подражания второсортному голливудскому фильму ужасов. – Как же так? Все эти ваши богатыри только и делают, что со

Змеем Горынычем сражаются, головы ему рубят, или с Кощеем борются, смерть его находят, иголку там ломают… Их что, много, Кощеев-то?

– Один он, – ответил ворон. – Один на всех.

– А чего тогда на него вся эта кодла богатырская разом наезжает?

– Кто? Чего делает? – изумился Кондрат.

– Ну, сражаются с ним все, кому не лень, – пояснила я.

– А! – понял ворон. – Он же Бессмертный! А все эти утки, яйца и иголки исключительно ради интереса. И Змей тоже хорош: полежит денёк, поохает, в водичке живой искупается, головы отрастит. всё равно у него главный мозг – спинной. Сил наберётся – и снова в набег, за девками. Любит девок молодых – страсть!

Кондрат принялся было перечислять все заслуги Горыныча на амурном фронте, но тут тропинка вывела нас к обширному болоту. На камушке, заросшем ярко-зелёным мхом, сидела, обняв колени, дюжая деваха лет двадцати с лишком и в голос выла, поглядывая на пасущегося на берегу меланхоличного бурого козла. Эта картина мне что-то сильно напоминала.

Завидев меня, девица тут же перестала реветь и, шмыгнув покрасневшим носом, с интересом на меня уставилась.

– Здрасьте, – сказала я по привычке, вбитой в меня ещё в детском садике.

– Здравствуй, коль не шутишь, – отозвалась девица, активно хлюпая носом.

– Вас, случайно, не Алёной зовут? – поинтересовалась я.

– Ага, Алёнушка я, – ответила девица, не особенно удивившись моей проницательности.

– А что случилось-то у вас? – спросила я участливо.

– Ой, беда приключилась! – снова заголосила Алёна, да так, что камыш зашумел, а деревья заметно пригнулись. – Пошли мы с мужем к куму в деревню, притомились да присели отдохнуть. Меня солнышком сморило, я и уснула, а просыпаюсь – мужа нет, только вот он, – тыкнула она пальцем в козла, – ходит, а в ямке от копыта воды чуть-чуть на донышке!.. Ведь говорила ж дураку: не пей ты из копытца, не пей! Что ж за наказание-то? То Ивашка, братец мой, теперь ещё этот. Что мне теперь, горемычной, делать? Ох судьба окаянная!..

И она залилась горючими слезами. Я поглядела на козла, но тот ничем не проявлял своей человеческой природы, пасся себе, как все нормальные козлы. И вонял вдобавок.

– Слушай, Кондрат, – спросила я, почесав в затылке. – А когда человек в зверя превращается, одежда на нём остаётся или тоже во что-то превращается?

– Нет, конечно, – каркнул он. – Морока с этими превращениями. В зверя-то ничего, нормально, если из одежды выпутаешься, а вот обратно. Как-то один Иван-царевич соколом обернулся, прилетел на пир во дворец, где его невесту другому отдавали, его мертвым считая, да и перекинулся обратно. опозорился на всё царство! Невеста на него после этого и глядеть не захотела! А вот ещё был случай.

Но слушать дальше сборник эротических баек из местной жизни я не стала. Подойдя поближе, я обратилась к Алёне:

– Э-э. простите, Алёна. Ну Алёна! Перестаньте плакать, это важно!

– Ну чего? – Алёна утёрла слёзы не очень чистым рукавом.

– Ваш муж ведь в одежде был, так? – решила я воспользоваться методом элементарной дедукции. – А на этом козле одежда есть? И вокруг её не валяется.

На широком веснушчатом лице Алёны отразилась усиленная работа мысли.

– Если мне будет позволено сказать, дамочки, – встрял Кондрат, – то вон в ту сторону ведут довольно чёткие и свежие следы лаптей, судя по размеру, мужских…

Алёна выпрямилась во весь свой немалый рост, глаза её метали молнии.

– Ах ты змей поганый, что удумал! – заголосила она, подбирая с земли здоровенный сук. – От жены бегать, козёл позорный? Ну я тебе покажу! Вот только попадись мне!..

С этими словами она бросилась было по следам, но тут же вернулась.

– Ты мне, добрый молодец, помог, – сказала она мне, – я тебе добром отплачу! Вот, возьми дудочку – как заиграешь на ней, так любой зверь к тебе подойдёт, какого только позовёшь, всё, что захочешь, исполнит!

– Да что вы! – запротестовала я, обидевшись, что меня приняли за парня. Я, конечно, не супермодель из эротического журнала, но и отнюдь не фанера! Конечно, будь я в юбке. – Я и играть-то не умею!

Но Алёна уже исчезла в кустах.

– Да бери, не стесняйся, – каркнул Кондрат. – Это её мужа дудочка, ею он, небось, и козла приманил. Сам он теперь из дому точно не выйдет, если жив останется, пропадёт же ценная вещь! А уметь тут нечего: подул в неё, о звере подумал – он и прибежал, с обратной стороны подул – убежал зверь.

Я со вздохом положила дудочку в карман и вернулась на тропинку.

Шли мы долго ли, коротко ли, как обычно говорится в сказках, да вышли на поле большое. Тропинка вела прямо в густую траву. Верещали кузнечики, вкусно пало разными травками.

– В чистом поле, под ракитой, богатырь лежит убитый. – тихонько бормотал Кондрат, но вдруг взлетел.

– Ну вот, накаркал! – с досадой сказала я, вглядываясь в заросли высокой травы.

Под большим кустом (ракитовым или нет, сказать затрудняюсь, у меня по природоведению больше тройки никогда в дневнике не стояло) действительно лежал богатырь. Не знаю, давно он тут лежал или недавно, но из-под шлема размером с ведро весело скалился череп. Прикинув, каких размеров был этот человек при жизни, я уважительно присвистнула.

– Какая ж лошадь такому великану нужна? – вслух подумала я. – Тут, пожалуй, без динозавра не обойдёшься!

– А вон лошадка, вон, видишь, пасётся, – указал Кондрат крылом.

Невдалеке и в самом деле понуро стоял, опустив голову, невероятных размеров вороной конь. Нечёсаная грива свисала чуть не до земли, седло съехало набок, а поводья спутали передние ноги.

– Ты куда? – спохватился Конрад, когда я решительно направилась к коню. – Ведь затопчет он тебя!

– Ну жалко же! – ответила я. Лошадей я обожала, хотя ездила верхом от силы раза три, и то на смирных пожилых конягах, которых к тому же вели под уздцы. Я при этом судорожно держалась за седло и страшно боялась свалиться. – Его волки съедят, он ведь убежать не сможет!

Не успела я подойти и на несколько шагов к коню, как тот фыркнул, прижал уши и начал бить копытом. Ещё шаг – и он взвился на дыбы, визжа и колотя воздух перед собой спутанными передними ногами.

– Нет, его так просто не возьмёшь, – заключил Кондрат, лениво кружа надо мной. – Такие кони к одному хозяину приучены. Да и зачем тебе этакая махина? Ты что, наездница великая?

Я покраснела, потому что Кондрат попал в точку, но вдруг вспомнила:

– А дудочка-то!

Кондрат каркнул, сложил крылья и рухнул в траву.

– Ты чего? – испугалась я. Не хватало мне только ворона, страдающего эпилептическими припадками.

– Мышка пробежала, – невнятно пояснил ворон, пытаясь засунуть в клюв чей-то хвост, свисающий наподобие макаронины. – Ты играй, играй на дудочке!

– А если я перепутаю, куда дуть?

– Не страшно. Перевернёшь да ещё раз попробуешь…

Я с опаской поднесла дудочку к губам и легонько дунула. Звуков никаких не послышалось, но конь замотал головой и отпрянул. Я поспешно вынула складной ножик (за грибами же пошла, вот и пригодился), и сделала на дудочке пометку. Потом перевернула её, и снова подула, мысленно приказав коню слушаться. Тот послушно подошёл вплотную, осторожно пощекотал носом мою щёку и замер.

– Ты смотри, получилось! – удивился Кондрат, выплёвывая клочки шерсти.

– Ага, можно в цирк дрессировщицей устраиваться, – пропыхтела я, распутывая коню ноги. Как бы коняге не взбрело в голову меня лягнуть, копыто-то у него как раз с мою голову! – А дальше что мне с ним делать?

– Садись да поезжай, – ответил ворон.

– Так у него седло сползло!

– Поправь!

– А я умею? Я тебе что, кавалерист-девица? – возмутилась я, но тут нас перебил новый, слегка всхрапывающий голос:

– Отпусти меня, красна девица, в заповедные луга, на травах шелковых поваляться, в росе медвяной искупаться, а я тебе верой и правдой служить буду!

– Это что, конь, что ли? – опешила я. – Ну ни фига себе! Точно, в цирк надо, с номером «говорящая лошадь»! Нам же цены не будет! Копперфильд с Запашными и прочая братия от зависти удавятся!

– Василиса, ты можешь по-человечески говорить? – недовольно каркнул Кондрат. – Я из твоих слов дай бог половину понимаю!

Я фыркнула и отвернулась.

– Ну ладно, иди, – сказала я коню. – Только я тебя расседлать не сумею, я даже не знаю, с какого боку к тебе подходить.

Конь покосился на меня с плохо скрываемым презрением, коротко проржал, и сбруя исчезла. А потом исчез и сам конь.

Мы с Кондратом двинулись дальше.

– А чего он раньше-то не мог так сделать? – спросила я. – Стоял тут, как дурак, волков ждал. Давно бы уже ускакал!

– Хозяин его не отпустил, – пояснил Кондрат. – Вот он и маялся, нового хозяина поджидал. Я ошибся малость, думал, обычный конь, а это сивко-бурко.

– Какой же он сивко-бурко, если он вороной? – не поняла я. – Я, конечно, не знаток мастей, но уж черное от бурого как-нибудь отличу.

– Считай, что это порода такая, – ответил ворон. – Если он тебе понадобится, просто позови: сивко-бурко, вещий воронко.

– Дальше я знаю, – перебила я. Хоть что-то я знаю!

Тем временем поле кончилось, и мы снова вошли в лес. Признаться, мне этот среднерусский пейзаж порядком опротивел. Хотелось чего-нибудь необычного. Пустыни, например… Хотя нет, там конь может в верблюда превратиться, а я их боюсь до судорог с тех пор, как один такой в меня плюнул. Чем я ему не угодила, не понимаю! Что, в зоопарке других девчонок не было?

Я так глубоко задумалась, что едва не пропустила момент, когда кусты затрещали, и на тропинку перед нами выскочил большущий серый волк.

– Вы что, указателя не видели, что ли? – рявкнул он. – Ведь написано же русским языком: прямо пойдёшь – коня потеряешь! А где у вас конь? Что я жрать должен? Если нет коня, так и шли бы направо или налево!

– Указатель твой давно в землю врос, – раздраженно ответил волку Кондрат, – а тропинки, что направо и налево ведут, травой заросли. Кому охота голову терять или на кикиморе лесной жениться. А у тебя и так шерсть лоснится! Вон, отожрался на конине! Хоть бы раз старому приятелю кусочек притащил!..

– Ты что ль, Кондрат? – прищурился волк. – То-то мне голос твой знакомым показался! А это кто с тобой?

– А это царевна Василиса, – бессовестно соврал ворон. Впрочем, у них тут все царевны. – Забрела девица на чужую сторону, заплутала в лесах дремучих, косу русую по кустам растрепала, обрезать пришлось.

– Какую русую, – буркнула я, – я отродясь шатенка, а сейчас вообще цвета «золотой каштан»!

– Серый волк, – представился мне зверь. – Гроза здешних лесов. А что это у тебя, Василиса, на носу за штука?

– А это чтобы лучше видеть тебя, – выкрутилась я, решив, что о Красной Шапочке здесь наверняка и слыхом не слыхивали. Не объяснять же волку, что такое тёмные очки, и почему ультрафиолетовые лучи вредны для глаз!

– Ладно, – вздохнул волк. – Слушайте, а можно, я с вами пойду? Замучил меня Иван-царевич: то ему жар-птицу достань, то яблок молодильных, то коня златогривого, то Елену Прекрасную, то Марью-Искусницу. теперь вот слон ему понадобился. Сил моих нет больше, гоняет меня, как будто я к нему нанялся! А я ведь уже не щенок!

– Пойдём, – пожала я плечами. – Только, чур, уговор: коня моего не трогать! Нельзя же, в конце концов, одну конину есть, это для организма вредно!

– Не очень-то и хотелось, – махнул волк хвостом. – Это у меня служба такая, а раз я ушёл, то могу и зайцев половить.

Идти стало веселее, но ближе к вечеру я вдруг вспомнила, что на завтрак съела только один довольно черствый пирог и выпила всего одну чашку чая. Да и ту без сахара.

– Неплохо бы пожевать чего-нибудь, – сказала я Конраду. – На этот случай никаких заклинаний не предусмотрено?

– У тебя дудочка есть, позови дичину какую-нибудь и зажарь! – ответил Кондрат.

– Слушай, ты за кого меня принимаешь? – возмутилась я. – Я что, изверг? «Гринписа» на вас нет! И потом, жарить у меня не на чем. и соли нет.

– Чего это вы вопите на весь лес? – спросил волк, выныривая из кустов и облизываясь до самых глаз. – Ох, зайцы тут хороши!

– О том и речь, – каркнул Кондрат. – Василисе нашей тоже поесть надо.

– А я тут избушку какую-то заприметил, – обрадовался волк. – Никого нету, только на столе каравай хлеба лежит и кувшин воды стоит.

– Подожди, подожди! – перебил ворон. – Избушка не на курьих ножках?

– Нет, обычная. К бабе-яге я б один не сунулся! Что я, совсем дурак, по-твоему?

– Ага. А крыша красной соломой крыта, и ставни тоже красные?

– Точно, – подтвердил волк. – А ты чего, за мной летал? Смотри, Кондрат, ты мне друг, но следить за собой я не позволю!

– Идёмте-ка отсюда поживее, – сказал ворон мрачно. – Это избушка Лиха Одноглазого, вишь, гостей заманивает… Шиш ему!

– Но есть-то хочется, – продолжала я вредничать.

– Терпи! – оборвал Кондрат. – Думать надо было, когда из дома натощак уходила.

– Эх, сейчас бы скатерть-самобранку, – вздохнул волк. – Я один раз видел, там такие поросята жареные! А рябчики!.

– Сволочь! – с чувством сказала я. – Не трави душу!

– Да тише ты! – оборвал Кондрат. – Едет кто-то! Ну-ка, все в кусты…

Мимо с топотом проскакал здоровенный мужик на белом коне. Я его толком не разглядела, но одет был всадник во всё белое, а сам сильно смахивал на альбиноса.

– Посидим, подождем, – сказал волк. – Я ещё кого-то слышу.

На тропинку перед нами выскочил всадник на огненно-рыжем коне, в красной одежде и с красным, как с перепоя, лицом, и тут же исчез.

– Кто это? – изумилась я. – Ни фига себе типусы по заповедным русским лесам таскаются. То альбинос, теперь вылитый индеец краснокожий! Вернее, краснорожий.

– Это бабы-яги слуги, день белый и солнышко красное, – весело пояснил ворон. – Они нас не тронут. Они вообще тихие, даже не разговаривают, мычат только.

Через некоторое время тропинку пересёк здоровенный негр на вороном коне. Судя по всему, он изображал ночку тёмную. Действительно, почти тут же стемнело. Вскоре впереди показалась ограда. На нескольких кольях висели черепа со светящимися глазами.

– Ну прям кино. Ведьма из Блэра. – мрачно пробормотала я. – Часть десятая, те же и Василиса. Может, не пойдём туда?

– Да не бойся, – отмахнулся ворон. – Она бабка сердитая, но отходчивая. Ты, главное, лишнего не говори, глядишь, накормит, переночевать пустит, да и присоветует чего дельное.

– А вы?

– А нам чего в избе делать? – удивился волк. – Кондрат вон на дерево взлетит, а я под куст залягу, тепло сейчас.

Я вздохнула и не без опаски вошла во двор. Черепа явно за мной следили и перемигивались. Честно говоря, особенно страшно мне не было, так, бегали мурашки по спине. Избушка вдруг зашевелилась, закудахтала, из-под неё высунулась здоровенная куриная лапа, а внутри что-то загремело и, судя по звону, разбилось.

– Да тише ты, окаянная! – с отчаянием вскричал скрипучий старческий голос. – Все горшки из-за тебя перебила! Кто там ещё?

Из окошка показалось сморщенное старушечье лицо с чрезвычайно длинным носом, загибающимся аж к подбородку. Ну что ж, не всем красавицами быть.

– Фу, фу! Русским духом пахнет! Ужин не звала, не ждала, сам пришёл! Ты кто есть-то, покажись! – скомандовала старуха. – Ну, живо, у меня пироги в печи, пригорят, пока я с тобой валандаюсь!

Я неохотно подошла ближе. Мурашки на спине забегали активнее. Пахло действительно пирогами, и в животе у меня забурчало.

– Здрасьте, бабушка! – сказала я как можно более радостно.

Баба-яга, повязанная платочком в весёленький горошек, высунулась из окна ещё дальше, поводила носом из стороны в сторону и спросила:

– Ну что, добрый молодец, дела пытаешь, али от дела лытаешь? – спросила она не без намека.

– Я как бы не совсем молодец, – осторожно сказала я. Они что здесь, никогда худощавых девушек не видели?

Баба-яга еще раз принюхалась и захихикала:

– Да уж как тут признаешь, коли платье на тебе мужское, да косы нету! Темно, опять же… Заходи уж, я сегодня добрая.

Я вошла в избушку, оказавшуюся довольно просторной. На стенах висели связки разных трав, какие-то сушёные грибы, лягушки и ящерицы, на столе сидел здоровенный чёрный кот, трескал воблу и хмуро на меня посматривал.

– Садись вон в уголок у печки, – велела баба-яга. – Как величать-то тебя?

– Василиса я, – ответила я.

– Откуда родом будешь?

– Из столицы я, – честно сказала я, глядя бабке в глаза, – погостить вот к родственнице приехала да в лесу заплутала.

Баба-яга довольно улыбнулась, показав внушительные, но отроду не чищенные клыки.

– Хорошо говоришь, девица, – проскрипела она. – Надоели мне все эти богатыри хуже горькой редьки! Только спросишь чего-нибудь, так они тут же орать: что ты, ведьма старая, не покормивши, не напоивши, в баньке не попаривши, расспрашивать начинаешь. А то ещё иные норовят за косу потаскать или палицей своей угостить. Ну как такого хама не съесть?

– Да уж, – согласилась я. – Сама таких терпеть не могу!

– Вот я и говорю, – продолжила баба-яга, – не напасёшься на них припасов-то, они ж зараз по быку сожрут да ведром вина запьют, не поморщатся! Баню им ещё топи, а хоть бы кто дров натаскал.

– Может, вам помочь чем-нибудь? – догадалась я. – Давайте, я посуду помою!

– Да это я так, – засмеялась баба-яга, – для порядка ворчу, у меня ж всё само собой делается, я как-никак колдунья! Скучно тут, поговорить не с кем, так что и богатырю-обжоре рада будешь. Давай-ка, Василиса, иди в баньку, потом поужинаем, да спать ляжем. Утро вечера мудренее.

Признаться, я опасалась ночевать в одной комнате с бабой-ягой. Однако есть она меня не

стала. Хорошо всё же быть худенькой!

* * *

Старуха разбудила меня рано утром, накормила и снова начала расспрашивать.

– А как бы мне, бабушка, домой вернуться? – спросила я, выложив всё начистоту.

– Сложно, Василиса, сложно, – задумчиво ответила та. – Иди-ка ты к Кощею, уж он-то наверняка знает! А не он, так дружок его закадычный, Змей Горыныч.

– А не съедят меня? – засомневалась я. – Я хоть и тощая, но, наверно, всё-таки понежнее ваших богатырей буду.