Текст книги "На днях землетрясение в Лигоне"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Кир Булычев
На днях землетрясение в Лигоне

ОТ АВТОРА

Страна, в которой происходит действие, персонажи и события романа вымышлены. Не следует искать Лигон на карте или проводить аналогии между реальными и описанными здесь лицами и коллизиями.

Для удобства читателя можно сообщить, что если бы Лигон существовал, он располагался бы в Юго-Восточной Азии, где-то между Малайзией, Таиландом и Бирмой. Главным городом в этой стране был бы Лигон, стоящий на реке Кангем, которая впадает в Андаманское море.

Площадь Лигона – 138.670 квадратных километров. Население – 6,8 миллиона человек, из которых 80% лигонцы, народ мон-кхмерской группы и родственные им горные племена, остальные – выходцы из Индии, Китая и соседних стран. Климат тропический, муссонного типа. Рельеф гористый, за исключением широких долин рек Кангем и Сапуи, где сосредоточено большинство населения. Очень богат животный и растительный мир Лигона. До сих пор в горах и мангровых лесах побережья водятся редкие животные, в том числе суматранский носорог, коупрей, голубой аист и т.д. В тиковых лесах встречаются стада диких слонов.

История Лигона уходит корнями в далекое прошлое. По преданиям, первое государство на этой территории основал брахман Викрама, под влиянием проповедника Таллики принявший буддизм. Города в Лигоне появляются в середине 1-го тысячелетия н.э. В начале нынешнего века французский археолог Матье обнаружил затерянные в джунглях руины Шриматрамы – средневековой столицы Южного Лигона. В 1891 году Лигон был завоеван английскими войсками и вернул себе независимость в 1951 году.

В 1957 году было заключено торговое соглашение между Лигонской республикой и СССР, а с 1959 года установлены дипломатические отношения на уровне посольства.

ПЕРЕВОРОТ В ЛИГОНЕ

Лигон. 10 марта. (ТАСС – ЛигТА). Сегодня ночью в Лигоне произошел военный переворот. Выступая по местному радио, глава Временного революционного комитета бригадный генерал Шосве заявил, что причиной переворота послужила реакционная политика правительства Джа Ролака, а также коррупция и тяжелое экономическое положение в стране, осложненное сепаратистскими выступлениями в горных районах. Бригадир Шосве указал в своем выступлении, что Временный революционный комитет намерен придерживаться во внешней политике строгого нейтралитета и неприсоединения.

Лондон. 10 марта. Агентство Рейтер (из Бангкока). Информационные источники не связывают переворот в Лигоне с деятельностью сепаратистов, один из лидеров которых, князь Урао, не смог прибыть на совещание по федерализму в Лигон. По слухам, князь Урао в настоящее время находится в своей резиденции в городе Танги.

ДИРЕКТОР МАТУР

Прошедшей ночью я держал в руках судьбу нации. Я усматриваю в этом некий скрытый смысл, знамение кармы, избравшей меня для непостижимых целей.

Это не значит, что я склонен преувеличивать свои возможности. Кто я? Скромный посредник, экспортер, директор спичечной фабрики, национализированной в разгар избирательной кампании, за которую правительство так и не смогло расплатиться с бывшим владельцем.

Говорят, что у меня есть связи. Но эти связи непрочны, как паутина. Не им, а репутации я всем обязан.

Некоторые полагают, что я бенгалец. Другие считают парсом. Если в моих жилах и течет кровь благородных брахманов, то она давно разбавлена не менее благородной кровью лигонских буддистов. Сто лет назад мои предки прибыли в эту, тогда отсталую, дикую страну и со временем стали истинными лигонцами. Я говорю не о формальной стороне дела (у меня лигонский паспорт) – наш родной язык лигонский, обычаи – лигонские и, главное, мы все – патриоты Лигона.

Мои предки никогда не были близки к британским колонизаторам, а мой дядя Сони в 1939 году, будучи студентом колледжа, принял участие в демонстрации и был избит полицейским-пенджабцем.

Я маленький человек и мой девиз – честность. Со всей решительностью я должен опровергнуть слухи, распускаемые недоброжелателями. Они касаются моей предполагаемой близости к контрабандистам наркотиками. Сама безнравственность такого предположения исключает его правдивость. Однако опровержениями никого не убедишь. Поэтому я должен обратиться к прошлому.

Когда я учился в миссионерской школе и преуспевал по многим предметам, в наш класс был принят юный князь Урао Као, в то время шестнадцатилетний наследник престола. Он проучился у нас восемь месяцев, а затем был направлен для продолжения образования в Великобританию. У меня сложились с этим юношей добрые отношения, тем более что я был полезен молодому князю, оказывая помощь в приготовлении уроков и контрольных работ. Князь Урао Као закончил Кембридж и возвратился домой в 1953 году. Я нанес ему визит, князь узнал товарища детских забав и пригласил меня бывать в его доме. С тех пор я порой оказываю моему школьному другу некоторые услуги, однако наши сердечные отношения не имеют деловой окраски.

В 1957 году, когда я унаследовал от отца экспортную контору, мне пришлось для поправки дел, подорванных нарушением традиционных связей между Великобританией и Лигоном, обратиться к князю Урао за финансовой помощью, и эта помощь была оказана. К сожалению, на тот же период выпала клеветническая кампания, которую вели в парламенте некоторые безответственные политики, стараясь связать имя князя Урао с контрабандой на лигонско-таиландской границе. Нападки на князя не поколебали его высокой репутации, но кое-кому удалось прознать о займе, и честное имя нашей фирмы было измарано гнусными подозрениями.

Здесь же, для полной ясности, следует упомянуть, что, не участвуя в политике, я всегда материально поддерживал Свободных националистов и имел личную благодарность от господина Джа Ролака. Кроме того, я горжусь своей деятельностью в области поставок армии. Я никогда не наживался на патриотизме, и потому высокая оценка моих скромных усилий в Управлении снабжения и лично господином подполковником К. (некоторые имена я вынужден опускать, не желая даже случайно скомпрометировать патриотов нашей страны) мне особенно приятна.

Подобное отступление от изложения событий в ночь на 10 марта может показаться скучным, но оно необходимо для того, чтобы читатель судил обо мне беспристрастно и объективно.

В отличие от многих, включая премьер-министра и президента, я узнал о перевороте заранее. К сожалению, лишь в последний момент. Нужно отдать должное организаторам переворота, и в первую очередь его превосходительству бригадному генералу Шосве, что он был подготовлен втайне. Если бы не мои связи и не благодарность, которую испытывал ко мне подполковник К., я бы оставался в неведении, как и все граждане Лигона.

В десять часов вечера в моем небогатом коттедже на окраине, в Серебряной Долине, зазвонил телефон. Говоривший не назвал себя, но я узнал голос К. Он попросил меня прибыть в условленное место. В иной ситуации я предпочел бы отложить поездку до утра, но тревога в голосе К. и напряженное положение в городе заставили меня завести мой скромный «датсун» и тут же отправиться в путь. Я обнаружил в тайнике записку, которая ставила меня в известность о перевороте и указывала точное время: час ночи. Оставалось чуть менее трех часов.

Так я оказался в положении человека, обладающего информацией ценой в миллион ват. Причем через три часа цена ее будет равняться стоимости листка бумаги, на котором написана записка.

Было жарко. Я вспотел. Я остановил машину в центре, на улице Банун. Вокруг кричали продавцы жареных орехов, тростникового сока, жевательной резинки, мороженого, с противней тянуло подгорелым кунжутным маслом, по другую сторону тротуара под газовыми лампами разложили свое добро мелкие торговцы, предлагая носки, игрушки, зажигалки... Я купил бетеля, завернутого в зеленый, сочный лист, принялся жевать, чтобы освежить голову. Вокруг кишели люди, начинался последний сеанс в кино. У меня возникла дикая мысль: здесь, в толпе, перед плакатом с полуобнаженной Джейн Менсфилд закричать: «Безумцы! Вы веселитесь, а на окраинах Лигона выходят на исходные позиции танки, летчики прогревают моторы!» И люди бы засмеялись.

Я свернул в ближайший переулок и быстро пошел по узкой щели между четырехэтажными домами. Ноги не случайно привели меня именно сюда. Я уже начал действовать.

Я прошел всего пятьдесят шагов от широкой и шумной вечерней улицы, и уже ничто, кроме отдаленного гула и звона колокольчиков продавцов сока, не доносилось сюда. Казалось, что черные дома, кое-где прорезанные желтыми квадратами окон, смыкаются над головой. И с каждым шагом мои уши все более привыкали к полной звуками тишине этого переулка. Она складывалась из вздохов, ругани, шепота, кашля людей, от которых меня отделяли лишь кирпичные стены. Наверное, во мне умрет поэт. Мне иногда хочется передать в стихах, изящных и завершенных, всю красоту окружающего мира, даже если она таится за грязными фасадами домов. И тогда меня охватывает желание сделать добро этим неизвестным людям, сказать, чтобы они брали все, что у меня есть, ибо это приблизит меня к нирване.

Я остановился перед полуоткрытой черной дверью. Сбоку к стене было прикреплено несколько потрепанных временем и дождями вывесок. Мне не надо было зажигать огня, чтобы прочесть верхнюю: «Раджендра Тантунчок. Экспорт

– импорт».

Разумеется, неискушенный человек счел бы, случайно пройдя этим переулком, что табличка принадлежит мелкому жулику, которого и близко не подпускают к таможне. И он бы ошибся.

Дверь на третьем этаже ничем не отличалась от прочих дверей той лестницы. Она была также обшарпанна и грязна. Над ней висела лампочка без абажура.

Я бывал здесь раньше. Я толкнул дверь и вошел в маленькую прихожую, также освещенную одной лампочкой. Бережливость – отличительная черта уважаемого Тантунчока. Прихожая длиной в два ярда заканчивалась другой дверью. Наверное, внутренняя дверь стояла раньше в банковском сейфе. Я приблизился к глазку, чтобы меня могли рассмотреть, и позвонил три раза. Дверь медленно открылась. За дверью стоял невысокий малаец в саронге и белой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Не говоря ни слова, он показал мне на стул, стоявший в холле. Не знаю, умеет ли этот малаец говорить по-лигонски. Я послушно сел. Малаец исчез, а через полминуты вернулся и жестом велел мне пройти внутрь.

Тантунчок ждал меня в небольшой гостиной с низкими плетеными креслами и журнальным столиком, на котором лежали четки и английский детективный роман. В углу стоял небольшой домашний алтарь, убранный белыми и красными ленточками и бумажными розами.

– Что привело тебя ко мне, уважаемый директор Матур, в такой поздний час?

– Я не обеспокоил тебя, уважаемый Тантунчок?

– Я отдыхал. Ты, наверное, слышал, что я знаток и ценитель детективов. Когда ты стар и немощен, остается мало удовольствий в жизни. Для меня удовольствие – развлекательное чтение.

– Я очень спешу, уважаемый Тантунчок, – сказал я. – И пришел побеспокоить тебя по срочному делу.

– Я всегда рад слушать твою мудрую речь.

– Как-то месяца два назад, мы разговаривали о спичечной фабрике в Танги, – сказал я.

– Забыл, совсем забыл, – улыбнулся Тантунчок. – Но если директор Матур помнит об этом, значит, так и было.

– Позволь вернуться к этому разговору.

– Хочешь стать спичечным королем? В нашей стране это не большая честь. Ведь у тебя есть одна спичечная фабрика?

– Это не моя фабрика, – поправил я Тантунчока. – Это национализированная фабрика, я лишь числюсь ее директором.

– И хочешь купить мою старую, не дающую дохода фабрику в Танги? Может быть, чтобы подарить ее государству?

– Не исключено, – сказал я спокойно. – Особенно после того, что случится сегодня ночью.

– Что? – Старик давно почувствовал неладное. Его черные, круглые мышиные глазки уперлись мне в лицо.

– Сегодня ночью падет правительство Джа Ролака.

– Давно пора, – сказал Тантунчок. Он старался понять, как это отразится на его делах. – И кто придет к власти?

– Твоя спичечная фабрика все равно не дает дохода, – продолжал я. В комнате не было плевательницы для бетеля, и это меня раздражало. – Если у власти будет левое правительство, начнется национализация. И ты лишишься фабрики. Может, безвозмездно.

– Ты уверен, что фабрика уцелеет в твоих руках?

– У меня нет такой уверенности, – улыбнулся я.

– Народный фронт разгромлен, – рассуждал вслух Тантунчок. – Вряд ли они могли бы... – И он помолчал, потом добавил: – А твой Урао никогда не стал бы национализировать фабрики...

Мышиные глазки Тантунчока метнулись ко мне, проверили, не отразилось ли что-нибудь на моем лице.

– А если никакого переворота и не будет?

– Разве бы я посмел солгать?

– Нет, – согласился со мной Тантунчок, – не посмел бы. Ты согласен заплатить цену, над которой смеялся месяц назад?

– Нет, – сказал я. – Цена в четыреста тысяч ват меня не устраивает. Но я готов заплатить сто тысяч.

– Шутник! – морщинки собрались вокруг глаз Тантунчока. – Фабрика застрахована в триста пятьдесят тысяч.

– Ну что ж, – искренне вздохнул я, – тогда подожги фабрику и получи страховку. Но сделать это надо срочно.

Тантунчок мог бы возмутиться, выставить меня за дверь, но он ничего подобного не сделал.

Фабрика в Танги стоила по крайней мере четыреста тысяч. И главное, так она была оценена в списках управления снабжения армии. Больше ни слова о фабрике. Лишь одно скажу: национализация не проводится в первый же день после смены власти. Это требует времени и организации.

– Я знаю, – сказал я, – что твои дела привлекут внимание нового правительства. Я предлагаю спасение. Большего не предложит никто. Теперь я, с твоего позволения, уйду. Но предупреждаю: через неделю я не дам за фабрику и пятидесяти тысяч.

Я поднялся. Тантунчок не останавливал меня. Я спросил:

– Ты не примешь решения?

– Уходи, – сказал Тантунчок; малаец стоял в дверях, словно опасался, что я не подчинюсь.

– Ты должен быть мне благодарен, – сказал я на прощание. – У тебя есть два часа, чтобы принять меры. Деловые люди должны помогать друг другу.

Улица перед кинотеатром опустела. Последние торговцы тушили газовые лампы, подсчитывали нищенскую выручку. Далеко, на башне вокзала, часы пробили одиннадцать раз.

Машина стояла за углом; я с минуту сидел, положив руки на руль, и продолжал думать. В конце концов я решил, что визит к Тантунчоку был не напрасным. Через два-три часа он убедится в моей правоте. И если я был прав в том, что переворот произойдет сегодня ночью, он поверит и в национализацию. И он продаст мне эту фабрику. А если так, то записка К. уже принесла мне по крайней мере триста тысяч ват.

Я исполняю свой долг перед семьей – она нуждается в одежде и пище. Добиваясь собственного блага, я способствую общему благу государства. Встреча с Тантунчоком, хоть и не совсем удачная, способствовала внутреннему удовлетворению. Теперь я мог полностью выкинуть из головы материальные заботы.

ДИРЕКТОР МАТУР

Гостиница «Империал» не отвечает своему гордому названию, хотя когда-то, более полувека назад, она считалась импозантной и предназначалась для чиновников из Калькутты или Сингапура и для богатых индийских дельцов. Стоит она неподалеку от порта, на границе Китайского города, ее викторианский фасад потерял респектабельность, а тяжелые гипсовые украшения, которые должны напоминать постояльцам о старой доброй Англии, осыпались.

Китаец-портье мирно дремал за конторкой, и при желании я мог бы незаметно пройти в нужный мне номер. Но господина Дж.Суна нельзя беспокоить ночью, не предупредив заранее.

Я подошел к стойке и постучал по ней костяшками пальцев. Портье проснулся, растерянно моргнул, но ему было достаточно одного взгляда, чтобы осознать, что имеет дело с джентльменом.

– Господин из двадцать четвертого номера у себя?

Портье бросил взгляд на доску с ключами. Я сделал это раньше его. Ключа от двадцать четвертого номера там не было.

– Предупредите его, что пришел господин Матур.

Вежливость – достоинство королей, так учил нас отец Джонсон в миссионерской школе. Я всегда вежлив с теми, кто ниже меня.

– У него гости, – ответил портье, разглядывая потолок, на котором не было ничего, достойного внимания.

Я не успел поставить портье на место, как услышал, что сверху со скрипом приехал лифт. Из него вышел господин Дж.Сун и незнакомая мне девушка. Кабина лифта была хорошо освещена, и я мог оценить вкус господина Суна. Я хотел было подняться, но не счел удобным сделать это в присутствии девушки, которая происходила из хорошей, хотя и небогатой семьи, – подобные суждения, и всегда верные, я выношу почти мгновенно.

Портье выскочил из-за стойки и побежал на улицу звать такси.

– Непременно, – донеслись до меня слова господина Дж. Суна, – все будет в порядке. Завтра в десять утра я вас жду.

Нужна крайняя смелость либо крайняя нужда, чтобы молодая девушка решилась прийти в гостиницу в этом сомнительном районе. Хрупкая красота девушки, подобная красоте цветка, произвела на меня впечатление.

Я пытался понять, откуда она и что связывает ее с господином Дж.Суном, однако вынужден был отказаться от этих попыток.

Сун вернулся в холл. Я вышел из темноты.

– Что-нибудь важное? – спросил господин Сун, не здороваясь. Он лишен хороших манер, он, как говорят американцы, «селф-мейд мэн», то есть никому не обязан своей карьерой. Но Сун пользуется большим весом в своем, не всегда благонамеренном, мире.

– Очень важное, господин Сун, – ответил я. – Мне не хотелось бы говорить здесь.

Господин Сун кивнул, и мы направились к лифту.

– Говорите, – сказал Сун, пропуская меня в комнату.

– Важная новость, – сказал я, – для господина князя. Полагая, что вы сможете связаться с его светлостью...

– Что случилось?

– Сегодня ночью будет военный переворот.

– Кто во главе?

– Очевидно, бригадир Шосве.

Я протянул Суну записку. Он указал мне на кресло, сам сел в другое, налил себе виски из бутылки, стоявшей на столике.

– Когда вы получили ее? – спросил Сун, складывая записку.

– Записку следует уничтожить, – сказал я.

Сун кивнул:

– Информация получена только что. Я сразу поехал к вам.

Он надолго задумался. Я поглядел на часы. Менее чем через полчаса танки пойдут к президентскому дворцу. Мне хотелось скорей вернуться домой: в любой момент может начаться стрельба, а у меня дома беззащитные женщины и дети...

Я прервал ход мыслей Дж.Суна, заявив, что теперь, по выполнении долга, я хотел бы вернуться домой.

Тогда господин Сун сказал, что в силу изменившихся обстоятельств важно, чтобы верный человек немедленно отправился в Танги и передал князю пакет. Я возразил, что моя кандидатура исключается. В минуты опасности я должен находиться рядом с семьей.

Господин Дж.Сун умолял меня, предлагал деньги. Если власть перейдет к армии, свобода передвижения будет ограничена. Я же относился к числу немногих, имевших достаточное влияние, чтобы отправиться куда угодно. Но я был непреклонен.

– Директор Матур, – сказал он, – мы благодарны вам за помощь. Но от того, как быстро мы сможем ответить на этот шаг армии, зависит благосостояние и, может, даже жизнь вашего друга князя Урао. Неужели вы откажете в помощи в такой момент?

– Мое имущество и жизнь в распоряжении моих друзей, – ответил я. – Но долг перед семьей сильнее, чем голос дружбы.

– Тогда, – сказал господин Дж.Сун, – вы не вернетесь к детям. Знаете, какой властью я пользуюсь в этом районе?

– Да, – сказал я. – Знаю. Но я не боюсь физического насилия. Если мне суждено погибнуть, на то воля судьбы.

С этими словами я с негодованием покинул комнату и направился к выходу. Я был убежден, что когда князь Урао узнает о шантаже господина Дж. Суна, он прервет с ним все отношения.

Я быстро миновал холл гостиницы и вышел на улицу. Скорее бы добраться до машины и покинуть этот портовый район.

Но я не успел уехать. На улице, в трех ярдах от дверей гостиницы, стояли два человека. При виде их мое сердце дрогнуло. Я не отношу себя к смелым людям – смелость никому еще не продлевала жизни. И когда эти люди шагнули мне навстречу, я повернул обратно. Поднимаясь на лифте, я утешал себя мыслью, что в Танги я смогу побывать на спичечной фабрике Тантунчока и еще раз оценить ее.

«Лигон. 10 марта.

Его светлости князю Урао Као. Княжеская резиденция, Танги.

Дорогой князь, к моменту получения письма Вы уже будете в курсе дел. К сожалению, я не много успел сделать, так как получил сведения о перевороте только за час до его начала. Виновен в этом Ваш жирный любимец Матур. Я проверил – он узнал обо всем от К. в десять вечера, но где-то пропадал два часа, – видно, устраивал свои дела, хотя сделал вид, что прибежал ко мне, не теряя ни секунды. Хотел бы я знать, где он провел два часа.

Когда я велел собираться в Танги, чтобы передать Вам пакет, он было раскудахтался, и пришлось его припугнуть. Надеюсь, это пойдет ему на пользу.

В десять ко мне придет Л. Я передам ей обещанное. Надеюсь, что она сможет устроиться на самолет, улетающий в Танги. На нем должны отправлять туда оружие, рацию, медикаменты. Там же летит представитель ревкомитета. Кого назначат на эту должность, еще неизвестно. Решение зависит от бригадира.

Немедленно по получении новых сведений направлю их Вам. Искренне Ваш Дж.Сун».