Текст книги "Февраль Водяного (СИ)"

Автор книги: Ким Сатарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Почему Ольга?

– Он сам там каждое утро окунается. С него, говорит, спрос больше. А я вчера залез, и он ко мне больше не пристает. Я теперь очистился и могу дальше жить в его доме, а Ольгу он, если она не окунется голышом при дневном свете, грозится выгнать. Ну как это вообще, нормально?

– Железяка пропала, которая изо льда возле обрыва торчала?

– Вроде. Я сам ее не видел, а Аскольд, он же на духах подвинутый, решил, что хозяин реки крепко обиделся, и следует прощения просить. Он даже подарки какие-то для водяного в прорубь кидал, и мои часы в прорубь тоже отправил.

– Аскольд, хоть он и сдвинутый, но так себя без причины вести не станет. Слушай, Андрей, вы там баню протопите, Ольга попарится и в шубе до проруби добежит. Окунется быстренько – и назад. Или Аскольд возражать станет?

– А часы тоже в прорубь отправить?

– Какие часы? – не понял я.

– Аскольд говорит, хозяину реки следует отдать то, что носишь на себе постоянно. Но не одежду. Остаются часы или украшения. Мои часы старые, дешевенькие, не жалко. А Ольгины – мой подарок, она их ни за что не утопит.

– Понятно. Пусть в прорубь цепочку какую кинет или сережки. Ей-богу, вам это дешевле обойдется, чем спешно квартиру искать. Слушай, а про меня Аскольд не вспоминал? Может, мне тоже следует в прорубь нырнуть?

Но обо мне владелец дачи ничего квартирантам не говорил. Андрей обещал позвонить, если Аскольд хоть как-то меня упомянет. Не могу сказать, что звонок меня удивил. Похоже, в глубине души я ждал чего-то подобного. Стоило мне услышать имя Аскольда, как вспоминался несущийся над сумрачной рекой звенящий гул и его непроизвольный возглас. Он ведь тогда не на шутку испугался.

Раздумывая о том, каково будет Ольге, девушке сугубо городской, окунаться в зимнюю прорубь, я наполнил ванну горячей водой. Добавил пену, капнул ароматизатора и блаженно растянулся в горячей воде. Глаза я прикрыл, для пущего блаженства, и открыл только тогда, когда ноздри уловили неприятный запах. Еще не отдавая себе отчета, чем запахло, я уже насторожился. А открыв глаза, обнаружил, что из крана льется бурая вонючая жидкость, а на поверхности воды вместо пены плавают обрывки кожи с шерстью и извилистые розовые нити.

Пахло в ванной, теперь я разобрался, гнилью и разложением. Вслед за мной, когда я вылетел из ванной, на пол плюхнулось что-то, напоминающее дохлую кошку. Наверное, я потерял дар речи. Помню только, как Тоня, спешно закрывая меня, голого, полотенцем, все просила:

– Игорь, скажи, что ты там увидел. Что? Ну не молчи!

А я не мог подобрать слов и лишь тупо озирался по сторонам. Дочка перепугалась, не столько моего вида, сколько непонятности ситуации и тревоги в Тониных глазах. Странно, но ее испуг моментально привел меня в себя.

– Там из крана полилась вонючая бурда…, – уже произнося эти слова, я в глубине души догадывался, что ничего подобного на самом деле не произошло.

Не пахло в квартире ничем таким особенным, не видно было на моих ногах разводов грязи, да и вода в ванной, куда я немедленно вернулся, имела совершенно обычный вид. И думать нечего – обычный глюк. Галлюцинация. Пора к психиатру. В ванну я все-таки залез, уже без вся кого удовольствия и готовый к любым сюрпризам. Но сюрпризов больше не было. Супруга весь вечер тактично делала вид, что ничего особенного не случилось. Дочь быстро успокоилась, но остаток вечера поглядывала на меня настороженно.

– Значит, длилось твое видение примерно одну секунду, – Валерка, однокурсник, откинулся на спинку дивана. – Маловато для галлюцинации. Плохо то, что ты еще и запахи несуществующие ощущал. Это уже сложной галлюцинацией считается, составной.

– Это что, шиза начинается?

– Ну почему сразу шиза? – В ординаторской мы с ним сидели вдвоем, но Валерка, как и положено психиатру, сохранял мягкость тона и невозмутимость. – Нервное напряжение, астения, страхи подавленные… Да мало ли всякого невротического в каждом из нас запрятано? А тут ты расслабился в горячей воде, вот что-то в мозгах и замкнуло. Оно ведь и кончилось сразу.

– Мне тут один знакомый психоанализ предлагал, – вспомнил я Виталия.

Валерка покачал головой:

– Поздновато, пожалуй. Раз уже до обманов восприятия дошло, лучше эглонила курс проколи. Препарат мягкий, с комплексным действием. Немного антидепрессант, немного нейролептик. И гадание свое ограничь. Не доводят такие штуки до добра, поверь моему опыту.

Опыту Валеркиному я верить не стал. Откуда у психиатра такой опыт? Все шизики, что, как один, будущее предсказывают? Тем более, что дела мои шли успешно. Дар просыпался несколько раз, я звонил клиентам и делал бесплатное предсказание. Каждый из них, убедившись в истинности пророчества, обеспечивал мне еще нескольких клиентов. Теперь уже работа на государство меня несколько напрягала, и я старался с нее уйти пораньше. Но совсем не бросал. Страшно было, привык, да и чувствовал я себя на государственной работе, несмотря на мизерную оплату, человеком нужным.

Рекомендации однокашника помогли. Глюков больше не было. Единственное, что меня беспокоило – это внешний вид. Теперь моя физиономия уже не только в отражении от поверхности воды, но и в обычном зеркале выглядела какой-то изможденной. Супруга сочла это следствием нервных переживаний и даже заикнулась о том, что мне следовало бы ограничить свои пророчества. Я от нее такого не ожидал. Чтобы жена добровольно отказалась от льющегося на ее мужа золотого дождя, она должна всерьез чего-то испугаться. Неужели Антонина, женщина практичная и расчетливая, испугалась одного-единственного эпизода в ванной?

Но действительность вскоре доказала, что этот эпизод был совсем не единственным. Он был просто первым… Рабочий день был в самом разгаре, когда требовательно запищал сотовый. Мелодий я не признаю, с детства привык, что телефон должен звонить, как ему положено. Музыку слушают в другом месте. Антонина мрачным голосом потребовала, чтобы я срочно явился домой. Нас залило. Подробности она опустила, но и так было понятно, что семейный бюджет и жизнь вообще подверглись серьезному удару.

Супругу я застал уже дома. Там же были нижние соседи и сантехник. Воду уже перекрыли и сантехник ошеломленно разглядывал разорвавшийся стояк. Идущую вертикально трубу разорвало сразу в четырех местах. Потоки кипятка залили стену, стол с компьютером, потолок. На полу плавал в еще не просохшей луже ковер – недавно воплощенная мечта жизни Антонины. Супруга вместе с соседями лихорадочно собирала воду тряпкой.

– Хозяин, у вас на стояке что-то закреплено было? – поинтересовался сантехник. – Первый раз вижу разрыв сразу в четырех местах…

– Ничего тут не было. Мы вообще до стояка не дотрагивались, – мрачно ответил я.

Сразу вспомнилась железяка во льду, которую я столь легкомысленно пнул. "Интересно, а стояк тоже с гулом рвался? Черт возьми, что за глупости в голову лезут!"

– Как будто кто кислотой трубу намазал, – ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво произнес сантехник.

– Какая кислота, откуда кислота? Что ты вообще тут столбом стоишь? Иди, тащи трубы из пластика и меняй все, во всей квартире. И быстро! Нанимай помощников, сколько потребуется. Все оплачу.

Ковер Антонина выбросила. Обои в комнате тоже пришлось менять. Компьютер, ясное дело, накрылся медным тазом. Даже обваренный кипятком потолок пошел волнами. Снова ремонт, снова жизнь на съемной квартире и связанная с этим нервотрепка. Я обнаружил, что в брючном ремне придется проделывать новую дырочку и решил навестить Аскольда.

На воротах дачного участка красовался навесной замок. Повесили его изнутри, что делало его появление еще более труднообъяснимым. Я заколотил по воротам подобранным на дороге камнем. На грохот вышел Андрей и сумрачно со мной поздоровался.

– Аскольд дома? Чего это вы изнутри ворота заперли?

– Аскольд отъехал куда-то. А ворота заперты для того, чтобы Вы, Игорь Сергеевич, на его землю ступить не могли. Это хозяин настрого указал. Кого угодно, говорит, впускайте, только не его. Иначе, мол, мне тут больше не не жить.

"Да, это на Аскольда похоже. Кремень мужик". Решив не обижаться, я спросил:

– А сам он где?

– И того говорить не велено. Еще нам с Ольгой запрещено на берег реки выходить и воду с колодца брать. Из города возим.

– И долго вы так в осаде сидеть будете?

– Аскольд вернется не раньше, чем хозяин реки выкуп возьмет. Тогда и скажет, как дальше жить.

– Выкуп, – поинтересовался я, – это утопленник, что ли? А купания в проруби и подношения его не ублажили, выходит?

– Весна нынче ранняя. Февраль, а уже тепло как. Хозяин реки лютовать будет, – Андрей повторял заученные фразы и в его речи проскальзывали аскольдовы интонации.

Верил он сам в то, что говорил, я не знал. Не мог знать. Но почему-то казалось, что на берег реки ни Андрей, ни Ольга не ступали. Даже точно зная, что Аскольд не в состоянии проверить, соблюдают ли они его инструкции. Сам я на берег вышел. Снег на откосах уже стаял, вода приподнялась и между берегом и льдом простиралась полоска чистой воды. Я подумал, что хозяину реки ждать своей очередной жертвы осталось недолго. Какая-нибудь забубенная головушка непременно решит, что легко эту полоску перепрыгнет, так и сделает и отправится бродить по льду. Только, если водяной "лютует", одним незадачливым любителем приключений он может не удовлетвориться.

Сняв часы с руки, я бросил их в воду. Вода тихо плеснула, образовавшаяся волна угасла, достигнув берега. Ветер еле слышно шумел голыми ветвями деревьев. Унылая, бередящая душу картина предвестия весны. Вокруг все серое, в воздухе висит ощущаемая кожей влага. "И на что я хозяину реки сдался? Я и на берегах-то появляюсь раза три в год. Что, за все эти годы его любимую железяку никто не разу не пнул? Или с меня, как с Аскольда, особый спрос?"

Жертву мою водяной не принял. Вечером, когда мы с Тоней ждали, когда закипит чайник, супруга внезапно учуяла запах газа и стремглав рванулась на кухню. У чайника отвалилось дно и газ, естественно, погас. Убыток невелик, да и старый чайник вполне мог помереть и своей смертью. Но мне случившееся показалось явственным знаком: я не прощен.

– Игорь, ты чего старые часы достал? Твои сломались?

– Я их в жертву водяному принес. В реку бросил, возле дома Аскольда. Но, судя по чайнику, без пользы…

– А при чем здесь водяной? – ошеломленно вопросила супруга, наверняка сразу припомнившая мой глюк в ванной.

Пришлось ей все рассказать. И про Виталия с его карточкой, и про отражение изможденного лица. Ну, а остальное она знала и сама. Супруга моя всегда поражала меня необычностью выводов, которые она делала из довольно очевидных событий.

– Значит, Виталий утверждал, что пророчества сбываются, когда пророк подсознательно этого добивается? Ведь подсознательно – это когда не помнишь или не понимаешь, что творишь, да, Игорь?

– Значит, я во сне, как лунатик, или думая о чем-то высоком, прыскал на стояк кислотой, а потом подпиливал днище чайника?

– Ну, что ты, Игорь, – отвела глаза в сторону Тоня, – у нас и кислоты-то нет, а чайник тебе при всем желании подпилить не удастся. Да и нечем. Я о том говорю, что ты себе внушил, что зачахнешь, вот оно так и получается…

Примирительную последнюю фразу я опустил. Это она наверняка добавила, чтобы меня не раздражать. А кислоту, причем не одну, я вполне мог принести из лаборатории. А что я не смог бы подпилить днище чайника – так ведь то я не смог бы. А мое подсознание наверняка сумело бы, поставь оно себе такую цель. И я, что показательно, никаким способом узнать этого не смогу: подсознание, как учат господа фрейдисты, нашему сознательному анализу напрочь недоступно. Психоаналитик, как детектив, по отдельным ошибкам и нелогичным действиям, да еще некоторым сновидениям, иногда выясняет, что в подсознании зарыто. И на это уходят многие месяцы и годы.

– А не мог этот Виталий специально тебе такую программу дать? – новый вопрос Антонины вывел меня из логического тупика. – Чтобы ты начал чахнуть и к нему за помощью побежал?

Я только пожал плечами. Когда ему было давать мне программу? Еще не перемолвившись с ним ни единым словом, я уже увидел на предложенной Виталием фотографии свое изможденное лицо. Хотя, если психолог действительно представляет компетентные органы, они найдут возможность закодировать меня на истощение и без участия Виталия. А тот, как черт из табакерки, появится в назначенное ему время. Я поднял трубку телефона.

– Виталия Алексеевича можно? Надолго? Извините за беспокойство.

Тоня лишь руками развела, когда услыхала, что Виталий уехал в экспедицию на несколько месяцев. Версия со злокозненными происками спецслужб рассыпалась, как карточный домик под порывом ветра. Будь Виталий действительно заинтересован в том, чтобы я к нему обратился, он не лазал бы сейчас по кишлакам Таджикистана, а сидел бы у телефона, ожидая моего звонка.

Ночью я встал и осмотрел на кухне остатки чайника. Вроде бы действительно – возле места разрыва металл подозрительно утончался. Напильник? Брак изготовителя? Еще какие причины? Здесь требовалась экспертиза и даже ее заключение нисколько не прояснило бы для меня основной вопрос: пилил ли я, сам того не сознавая, донышко злосчастного чайника или оно отвалилось без моего физического участия? Но у меня оставались собственные средства исследования, доступные только мне и способные оставить далеко позади любую лабораторию.

Я разложил колоду и пробежал по ней взглядом, рассматривая картинки. На этот раз я выбрал колоду с древнеегипетской символикой. При гаданиях я ей почти не пользуюсь и ее рисунки для меня не столь привычны. Закрыв глаза, я смешал колоду и, вынув одну карту, мысленно попытался представить запечатленный на ней рисунок. Воображение быстро обрисовало мне карту: небо, покрытое несущимися темными облаками – а на сияющий солнечный диск наползает Луна. По пустыне идет старец, он отвернул полу плаща. Подкладка плаща окрашена в голубой цвет, на ней изображено колесо, вращаемое женщиной с кошачьей головой и чудищем с бесформенным телом. Вместо ног у чудовища ласты, а руки и голова – человеческие. Под ногами старца на песке лежит крылатая рыба. Неподалеку в песке зияло темное отверстие. В правом верхнем углу – знак Сатурна.

Открыв глаза, я зарисовал плоды трудов своего подсознания. Итак, у меня смешались элементы следующих арканов: Колеса Фортуны, Отшельника, Шута, Мира. Элементы немного измененные, и эта измененность сама по себе может иметь значение. На всякий случай я перевернул карту, что продолжал сжимать в руке. Третий аркан, Императрица. Власть или тщеславие; плодородие во всех трех мирах. Женщина, способная дать спасение и покровительство. И ни одного совпадающего значения с теми образами, что извлек я из своего подсознания. Впрочем, это ведь не предсказание, совпадение здесь совершенно не обязательно. Подсознание не знает будущего, как и прошлого, для него существует только настоящее. Вечное сейчас, или вечное всегда; неизменность и многозначность.

Рыба с крыльями, пещера или вход в подземелье: этих элементов никогда в картах Таро не было. Крылатая рыба символизировала связь двух стихий; в психологическом смысле – возможность того, что скрывалось в подсознании, выйти на свет, дать зримые плоды. А подземелья однозначно представляло внутренний мир, но оно же имело значение убежища. Для более точного определения следовало знать, подразумевалось ли движение наружу или вовнутрь подземелья. Но вот этого я и не знал.

Опыт подсказывал мне, что подсознание предупреждало о начале нового цикла движения души. Мир, Шут – эти арканы соотносились напрямик с Космосом, заканчивая одну последовательность и открывая новую. Наличие основного элемента, Колеса Фортуны, определяло ненарушенное равновесие. В общем, ничего особо опасного. Никакого краха, ничьего враждебного воздействия. Только вот знак Сатурна указывал на ограниченность во времени. Значило ли это, что ничего еще не определено и все еще в моих руках? Мне хотелось думать так. Но думай так или иначе, а что-то предпринимать все равно необходимо. Луна наползает на Солнце – значит, действовать следует, пользуясь чувствами и интуицией.

Плохо было лишь то, что интуиция моя молчала. Не просыпался и мой Дар. На моих сегодняшних и завтрашних заработках это никак не могло отразиться, но в будущем поток клиентов мог существенно поредеть. А я, честно говоря, уже порядком привык к легким заработкам.

Наутро потеплело. С неба неустанно лил дождь, смывая и без того тонкий снежный покров. Да, водяной, судя по всему, не спал. Февральский дождь – это его происки, или к ним причастна небесная канцелярия? Но небо-то я, кажись, не оскорблял? Голова моя напрочь отказывалась работать. А тут еще позвонил Славик. И от сообщенной им новости я плюхнулся на ближайший стул и застыл, рискуя надолго опоздать на работу.

Один из клиентов, которому я предсказал крупный финансовый успех, его и достиг. В пятницу. Прикупил долю в выгодном бизнесе, обойдя серьезных конкурентов. А в субботу утром взорвался в своем навороченном джипе. Естественно, после такого случая Славик больше не брался вербовать мне клиентов. Он сказал – временно. Но я и сам понимал, что временность эта имеет серьезную возможность превратиться в постоянство. Опираться на прогноз гадателя, который предсказывает удачу такой ценой, желающих найдется очень немного. Моя карьера прорицателя если не закончилась, то весьма серьезно затормозилась.

А я все думал, что же в моей попытке прочесть ситуацию могло указывать на такой итог? Значило ли появление Колеса Фортуны окончание определенного жизненного цикла, переход моей жизни в нисходящую фазу? По возрасту вроде бы пора. Вздохнув, я отправился на работу. И, странное дело, рутинные мои обязанности меня успокоили. Голова, правда, была тяжелой, но зато докучливые мысли отступили. К обеденному перерыву – неофициальному, конечно – я склонился над раковиной, ополаскивая чашку. Вода из раковины отчего-то не сливалась, и раковина набралась наполовину. В отверстии слива посторонних предметов не замечалось, но я, засунув туда руку, извлек из слива комок прозрачной пленки.

Весело зажурчав, вода в раковине закрутилась спиралью, уходя вниз. Внезапно поток воды остановился на мгновение. Затем вся оставшаяся вода разом ухнула в слив, а оттуда плеснуло мне водяным выбросом прямо в правый глаз. Глаз я успел закрыть, но прикосновение воды подействовало на меня, как удар. Пошатываясь, я отошел назад. Правую сторону головы как будто сжало обручем, а глаз нестерпимо жгло. Видеть я мог, шевелить глазами – тоже. А кожа на правой половине головы словно онемела.

Как я и ожидал, невролог никакой патологии не обнаружил. Посмотрел на меня раздраженно, поинтересовался, обращался ли я к психиатру.

– Обратился, и лекарство исправно принимаю. Только ведь сегодня мне водой в лицо плеснуло на самом деле, мне это не почудилось.

– А я и не спорю, – примирительно поднял ладонь перед собой невролог, – неожиданное холодовое воздействие могло послужить пусковым механизмом. А патология есть, и вряд ли она по моей части. Ты же сам врач, Игорь, понимаешь, что без причины ничего не происходит. Не нравится тебе психиатр, так психоаналитика себе поищи…

"И этот туда же". Я ушел в раздражении, даже не попрощавшись. Хорошо хоть, дверью не хлопнул. А то бы милейший коллега точно счел меня психопатом.

Вечером у меня было всего три клиента-москвича. Эти, полагал я, еще не слышали про взорвавшийся джип. Нужные процедуры я проделывал механически, не вызвал у меня эмоций и дневной заработок. Дар не просыпался, зато всю правую половину головы как свинцом налили, причем свинец этот кто-то подогревал и помешивал. А глаз, правый, тот самый, видел все предметы вокруг нечетко. Я со злобой на нашу медицину подумал, что завтра и офтальмолог не обнаружит у меня никакой патологии.

– Игорь, ты весь осунулся. Может, отпуск возьмем, отдохнем вдвоем? – Тоня подсела ко мне, обняла. – Сейчас в санаториях пусто. Можно на месте путевку купить. Я уже спрашивала, мне отпуск дадут, если что.

– Знать бы только, чего лечить, – буркнул я озлобленно.

Но прикосновения ее рук немного уняли неприятные ощущения. "И что на на нашу медицину злобствую. Сам же оккультной практикой занялся, чего же теперь на обычных-то людей надеяться. К оккультистам надо идти, их ритуалы пробовать". Но пробовать не хотелось. Я прекрасно понимал, что почти все местные оккультисты – шарлатаны, а немногие действительно способные свой талант могли проявить хорошо, если в одном случае из пяти. "Нет. Поссорился с водяным – будь добр жертву принести. И не пытайся часами отделаться, халтурщик". Тут я вспомнил, что Аскольд сам купался в проруби и того же потребовал от своих квартирантов. Меня даже передернуло, едва я представил себя, голышом окунающегося в прорубь.

– Тебе плохо, Игорь? Может, чаю с малиной заварить?

– Мне, Тоня, водяному следует настоящую жертву принести. Самому в прорубь окунуться. Иначе мне никакой санаторий не поможет.

Тоня ахнула и уставилась на меня круглыми глазами.

– Какая прорубь, Игорь? Ты же не морж! Сам говорил, у непривычного человека такой перепад температур может остановку сердца вызвать!

– А так я с ровно бьющимся сердцем в иной мир отойду! И по неизвестным медицине причинам. Ты этого хочешь?

Тут моя супруга, женщина весьма практичная и выдержанная, неожиданно разрыдалась. Пришлось ее успокаивать, чего я, как большинство мужчин, не очень-то хорошо умел. За этим занятием я о своих бедах напрочь забыл. Все-таки удивительно, какими только способами женщины умеют добиваться того, чего хотят. Вытерев слезы, Антонина заговорила о всяких домашних делах, стараясь отвлечь меня от неприятностей. Но разговор вскоре увял сам собой. Телевизор передавал местные новости. МЧС достало из реки тело утопленника. Камера показывала водолаза в полном облачении, лодку среди льдин, потом дала общую панораму берега. Это был тот самый берег, где стояла дача Аскольда. Вот и обрыв, под которым живет водяной. Там льда уже совсем не было.

Репортаж закончился, а я все думал: успокоится ли водяной, приняв случайную жертву? И пришел к выводу, что на мое положение судьба случайных утопленников никак не повлияет. "Через день февраль кончится, начнется весна. Надо спешить. 29 февраля день особый, между зимой и весной. Самое время жертву приносить. Да, еще и зима теплая, в воду можно прямо с берега войти". Мои мысли переместились в плоскость практической организации.

"С неба льет дождь, все вокруг мокрое, костра не разведешь. Взять полушубок, чтобы быстро укрыться им после купания? Если водяной примет жертву и простит меня, надо будет суметь выбраться из воды и согреться". Прихватить пневмонию мне совсем не улыбалось. Ну, а если из воды мне выбраться не суждено, тогда полушубок мне точно никогда не понадобится и пусть его забирает случайный прохожий. Подумывал я и о полотенце, и об обуви, в которую можно быстро вскочить на берегу. Попросить у кого из соседей валенки?

Но больше всего меня страшила мысль о стылой февральской воде, в которую мне предстояло погрузить свое изнеженное тело. Надо было подготовиться. Я решительно отправился в ванную, включил холодный душ, разделся и, зажмурив глаза, прыгнул под ледяную струю. Тело обдало холодом, как обожгло. Дыхание разом застыло в груди, мышцы сковало, а голова, казалось, загудела, грозя развалиться на части. После секунды невероятного ужаса я смог вдохнуть. Оказалось – ничего страшного. Просто холодно, аж ноги сводит. Я переключился на горячую воду и отогрелся.

Можно даже сказать, что я почувствовал себя восхитительно. Еще ощущалась в теле некоторая дрожь, еще тело не успело забыть первого прикосновения холода, а я уже чувствовал прилив сил. Настроение разом резко улучшилось. Я смог! Пусть невесть какое геройство – встать под холодную струю, но я на это решился. И никаких видений, никаких неприятных неожиданностей. Значит, я на правильном пути.

Двадцать девятого февраля я вышел к берегу реки возле места жительства водяного. Тоне я оставил дома записку, извещающую том, что я собрался почтить водяного очистительным купанием. С собой я взял нательный крестик на золотой цепочке. Уже много лет я его не носил, но рассудил, что лучшей жертвы хозяину реки и не представишь.

Ноги скользили на раскисшей грязи и я, плюнув на все, разулся. Идти было все так же скользко, но этот жест придал мне решительности. Холодный ветер приветствовал меня своими порывами, пригибая голые ветви деревьев. Разом окоченевшие ноги вроде даже и холода не чувствовали. Я скинул полушубок на чудом уцелевший островок снега и быстро разделся. На куске войлока, который я положил возле самой воды, сиротливой горкой возвышалось мое белье. Ботинки стояли рядом. Я повернул их носками в сторону берега и решительно шагнул в воду. Шаг, второй – холод свел все тело, но я, подогреваемый мыслями о скором решении своей судьбы, плюхнулся в воду пузом, погрузившись с головой.

Свои ощущения я передать не смогу. На меня как будто уронили бетонную плиту, одновременно стегнув электрическим разрядом. За секунду я еще успел разглядеть то ли комок водорослей, то ли зеленую бороду под огромными желтыми кругами, а в следующее мгновения я вихрем выскочил из воды и я, встав на войлок, принялся лихорадочно растираться, приплясывая. Как ни странно, мерзли у меня только ноги. Не помогли ни теплые носки, ни попытки, одевшись, пробежаться по берегу. Я лишь упал пару раз, перемазав полушубок в грязи до полной невозможности использования в людных местах.

Полушубок по городу я нес под мышкой. Разгоряченный купанием организм в нем, собственно, совершенно не нуждался. Мне было тепло, даже жарко – в двух теплых футболках и свитере – только вот ноги мерзли. Ввалившись в свою квартиру, я первым делом налил себе горячую ванну. Только там, наконец, мне удалось отогреть застывшие ноги. Вернувшаяся с работы Антонина нашла меня в кресле, блаженствующего перед телевизором. Идти на съемную квартиру совершенно не хотелось.

– Игорь, что с тобой случилось!? – крик жены вывел меня из созерцания голубого экрана.

Мне-то казалось, что не случилось ровным счетом ничего. Голова не болела, слабости я не ощущал. Разве что – лень обуяла. Но мне так хорошо было в кресле, так не хотелось подниматься…

Зеркало отразило мое лицо – изможденное, с горячечным блеском глаз, с неизвестно откуда взявшимися морщинами. Я повернул голову из стороны в сторону, и комната поплыла у меня перед глазами. Прижавшись к стенке я сделал шаг к креслу, другой – и Тоня подхватила меня, помогая добраться до стоящего в центре комнаты кресла.

– Игорь, ты в реку лазил, что ли? У тебя температура, ты весь горишь.

– Зато голова не болит, – радостно сообщил я и моя половина глянула на меня с жалостью.

Потом приезжала скорая помощь, соседи несли меня на руках вниз, стены подъезда казались необычно яркими, как будто их только что отремонтировали, а потолок кареты скорой помощи нависал надо мной, давя на грудь и я все просил его приподнять…

После в моей памяти смешались беспрерывные уколы, белизна потолка и халатов медперсонала и лишь когда эту белизну проредил собою зеленовато-серый пиджак, я сконцентрировался. Над воротом пиджака я разглядел знакомое загорелое лицо с аккуратно подстриженными волосами. Виталий!

– Можете говорить, Игорь Сергеевич? Я Вас утомлять не стану, скажите лишь, что Вы увидели там, под водой?

И это все, что интересовало психолога? Однако, мне начинало казаться что во всем происходящем я, главное действующее лицо, меньше всех понимал, что же такое творится. Однако я ответил, добросовестно припоминая два желтых круга и ком зеленой пакли под ним. Только сейчас я сообразил, что это вполне могли быть глаза и борода некоего существа. Других его частей я, при всем желании, вспомнить не мог. О чем я со всей откровенностью Виталию и поведал.

– Почему это Вас так интересует, Виталий Алексеевич?

– Не так много в мире людей, своими глазами видевших водяного. Выздоравливайте, Игорь Сергеевич. Кризис миновал, можете о здоровье не беспокоиться, – психолог поднялся и пошел к двери.

Я смотрел ему в спину, и не мог понять, о чем мы сейчас говорили. Какой водяной? Он же меня убеждал, что все дело в подсознании!

Вскоре ко мне подошел кто-то из ординаторов, убедился, что я вполне контактен, пощупал пульс, сообщил что температура упала и удалился. Сразу после него возле моей койки объявился Валерка, психиатр.

– О, я вижу, ты выспался. Привет, Игорь! Нашу последнюю встречу помнишь? Здесь.

– Здесь? Мы у тебя в отделении разговаривали.

– Значит, не помнишь. Ничего, это нормально. У тебя тогда высокая температура была, тебя реанимировали по полной программе. И про водяного ничего не помнишь?

"И этот туда же. Что им всем водяной дался? Следующим, не иначе, Аскольд заявится".

– А что я про него должен помнить?

– Ну, ты тогда интересные вещи рассказывал. Как ты полез в прорубь купаться и как водяной тебя пригласил в свой дворец под водой. Лестницы, светильники, залы, русалки… Ты с такими подробностями обстановку описывал, я даже пожалел, что рассказа твоего на диктофон не записал. Значит, ничего не помнишь?

Я помотал головой и с тревогой осведомился, означает ли это, что у меня поехала крыша.

– На тот момент – безусловно. Не расстраивайся. На высокой температуре такое часто встречается – красочные видения, которые путаются с реальностью. То, что ты все это забыл – хороший признак.

– А я что, это тебе одному рассказывал?

Валерка немного смутился. С его слов выходило, что слушателей у меня было более чем достаточно. Вся смена медперсонала, Антонина, консультант-невролог, сам Валерка и еще Виталий. Этого допустили, когда он показал бумагу от управления здравоохранения, в которой перечислялись граждане, к которым его полагалось допускать, чем бы они не заболели. В списке был и я, так что деваться завотделением было некуда.

– Вот он весь твой рассказ записал. Ну, бывай. Я убедился, что ты сейчас в здравом уме, еще денек тебя подержат для страховки, и выпишут.

– А что такое со мной было?

– Здешние эскулапы ставят парагрипп с осложнениями. Зря ты в реку лазил. Хорошо, что сам не булькнул. Ничего, кстати, из вещей не утопил там?

Я ответил, что утопил, вполне осознанно, крестик с цепочкой. Валерка усмехнулся, попрощался еще раз и ушел. А мне припомнился единственный вопрос Виталия и я сообразил, что теперь спать не буду, пока не добьюсь от него возможности услышать свой собственный рассказ. Да, теперь во всем произошедшем со мной проявлялась определенная последовательность. И мне оставались на выбор две возможности: поверить в существование водяного или счесть себя сумасшедшим.