Текст книги "Эра Дракулы"

Автор книги: Ким Ньюман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 27
ДОКТОР ДЖЕКИЛ И ДОКТОР МОРО

«Моя дорогая мадемуазель Дьёдонне – гласила записка, доставленная уважаемым Недом, – в связи с нашими изысканиями мне предстоит встреча, и я бы хотел, чтобы на ней присутствовал вампир. Не могли бы вы уделить мне время сегодня вечером? За вами в Уайтчепел будет выслан кэб. Об остальном – позже. Борегар».

Кончилось тем, что экипаж привез самого Чарльза Борегара, свежевыбритого, одетого с иголочки, шляпа на коленях, трость прислонена к бедру. Он уже привык к вампирскому распорядку суток, осознала Женевьева, спит днем и работает ночью. Чарльз дал кэбмену адрес на другом конце города. Коляска приятно покачивалась на рессорах, выезжая из Ист-Энда.

– Ничто так не успокаивает, как внутреннее убранство кэба, – заявил Борегар. – Это миниатюрная крепость на колесах, чрево комфорта во тьме.

Ее спутник явно был склонен к поэтическому образу мыслей, и Женевьева обрадовалась, что перед поездкой позаботилась о своем внешнем виде. Во дворец ее бы не пустили, но по крайней мере костюм не вызывал откровенной враждебности со стороны представителей мужского пола. Она надела бархатный плащ и подходящий по цвету шарф, долго расчесывала волосы, и теперь те свободно спадали на плечи. Джек Сьюард сказал, что она прекрасно выглядит, и ей пришлось поверить ему на слово, так как потешить тщеславие, посмотревшись в зеркало, Женевьева не могла.

– А вы сегодня по-другому выглядите, – заметил Чарльз.

Она улыбнулась, стараясь не показать ему зубы.

– Боюсь, в этой одежде я едва могу дышать.

– А я думал, вам не нужно дышать.

– Распространенное заблуждение. Те, кто ничего не знает, склонны верить в совершенно противоположные крайности. С одной стороны, нас можно распознать по тому, что мы не дышим. С другой стороны, у вампиров самое зловонное дыхание, какое только можно представить.

– Разумеется, вы правы. Мне никогда не приходило это в голову.

– Мы – совершенно естественные существа, как и все остальные, – объяснила она. – Здесь нет никакой магии.

– А как же зеркала?

Подобные разговоры всегда сводились к этому вопросу. Ответа на него не было ни у кого.

– Может, немного магии все же есть, – сказала Женевьева, едва не сомкнув большой и указательный пальцы. – Совсем чуть-чуть.

Чарльз улыбнулся. Он делал это редко, но улыбка его украшала. Борегар что-то скрывал. Женевьева не могла прочесть его мысли, но чувствовала их. Член клуба «Диоген» явно не желал открывать свой разум посторонним. Такой навык не приходит сам собой; должно быть, этому он научился за годы на тайной службе Ее Величества. Дьёдонне поняла, что обходительному джентльмену не впервой хранить секреты.

– Вы сегодня читали газеты? – спросил он. – От Джека-Потрошителя пришло еще одно сообщение. Открытка.

– «В этот раз двойное событие», – процитировала она.

– Почти. «Не хватило времени послать полиции уши».

– Он пытался отрезать Кэти ухо?

Борегар, по-видимому, наизусть выучил отчет доктора Гордона Брауна.

– Там была рана, но, скорее всего, случайная. Лицо Эддоус страшно изувечили. Даже если наш сочинитель – не убийца, осведомлен он лучше многих.

– И кто тогда? Журналист?

– Возможно. Необычен тот факт, что письма отослали в Центральное агентство новостей, сделав их доступными для всех газет. За пределами репортерского круга немногие знают, что такое агентство новостей. А если бы послания оказались в каком-то конкретном издании, то весь успех от «сенсации» достался бы конкретным людям.

– И они бы попали под подозрение?

– Именно.

Кэб уже въехал в город. Здесь ничего не напоминало Уайтчепел: чистые широкие улицы хорошо освещались, дома находились далеко друг от друга, и между ними были высажены деревья и разбиты газоны. Правда, на одной площади Женевьева заметила три тела, пронзенных колами. В кустах вокруг казненных бегали дети, играя в прятки, красноглазые вампирчики искали своих пухлых приятелей и любовно кусали их заостренными зубками.

– А к кому мы едем? – спросила она.

– К тому, кто вам явно понравится. К доктору Генри Джекилу.

– Исследователю? Он был на дознании по делу Лулу Шон.

– Именно к нему. У доктора нет богов, кроме Дарвина и Хаксли. Магия не переступает порог его дома. Кстати говоря о пороге дома, надеюсь, мы приехали.

Экипаж остановился. Чарльз выбрался наружу и помог Женевьеве спуститься. Она вовремя вспомнила, что должна подобрать платье и разгладить его, покинув повозку. Борегар велел кучеру подождать.

Они оказались на площади со старинными, приятными на вид особняками, которые раньше по большей части принадлежали аристократам, теперь же здания пустили на квартиры и комнаты для людей всех слоев и занятий: граверов карт, архитекторов, карпатцев, юристов, занимающихся разными, не совсем законными делами, и агентов всяких темных предприятий. Тем не менее второй от угла дом по-прежнему занимал лишь один человек; Чарльз постучался именно в его дверь, всем своим видом говорившую о богатстве и устроенности хозяина, хотя сейчас она скрывалась во мраке, на крыльцо падали лишь блики света, пробивающегося сквозь фрамугу. Открыл пожилой слуга. Борегар показал свою визитную карточку, с помощью которой, как уже поняла Женевьева, в королевстве можно было пройти куда угодно.

– А это мисс Дьёдонне, – объяснил Чарльз, – старейшина.

Слуга бросил на нее взгляд и впустил посетителей в большой, удобный зал с низким потолком, убранный флагами и обставленный дорогими дубовыми шкафами. Как это принято в загородных поместьях, комнату обогревал открытый камин.

– Доктор Джекил в своей лаборатории с еще одним джентльменом, сэр, – сказал слуга. – Я сообщу о вашем приходе.

Он исчез в другой части дома, оставив Женевьеву и Чарльза. В темноте вампирша видела более отчетливо. От мерцания огня на отполированных шкафах мелькали странные формы, а на потолке сгущались внушающие тревогу тени.

– А доктор Джекил явно не доверяет лампам накаливания, – прокомментировала Дьёдонне.

– Это старый дом.

– Я ожидала, что человек науки станет жить среди сияющих аппаратов будущего, а не таиться во тьме прошлого.

Чарльз пожал плечами и оперся на трость. Вернулся слуга и повел их в заднюю часть дома. Они миновали крытый двор и подошли к хорошо освещенному зданию, примыкавшему стеной прямо к особняку Джекила. Открылась дверь, обитая красным сукном, и изнутри донеслись голоса.

Чарльз отступил в сторону и позволил своей спутнице войти первой. Лаборатория оказалась похожим на анатомический театр помещением с высоким потолком, ее стены скрывали книжные полки и карты, вокруг располагались столы и скамьи с затейливо расставленными трубками, горелками и ретортами. Воздух здесь сильно пах мылом, но, несмотря на постоянную уборку, другие, не столь приятные ароматы так и не исчезли.

– Пул, благодарю вас, – сказал Джекил, отпуская слугу.

Тот ушел в главный дом, и, как показалось Женевьеве, на лице его было написано выражение явного облегчения. Доктор же разговаривал с широкоплечим, преждевременно поседевшим мужчиной.

– Мистер Борегар, добро пожаловать, – поприветствовал их Джекил. – Мисс Дьёдонне.

Он слегка поклонился и вытер руки о кожаный фартук, оставив на нем липкие пятна.

– Это мой коллега, доктор Моро.

Седовласый гость поднял руку в приветствии и сразу произвел на Женевьеву самое неприятное впечатление.

– Мы говорили о крови.

– Это предмет немалого интереса, – рискнул заметить Чарльз.

– Именно так. Первостепенного интереса. У Моро есть радикальные идеи касательно ее классификации.

Двое ученых стояли у верстака, где на промасленной ткани лежали останки костей и праха, своим расположением грубо напоминающие очертания человека: выгнутый обломок, скорее всего, бывший лбом, несколько желтых зубов, палки-ребра и рассыпчатое вещество красно-серого цвета, происхождение которого Женевьева, к сожалению, знала очень хорошо.

– Это был вампир, – сказала она. – Старейшина?

«Новорожденный» не разложился бы столь полно. Шанданьяк обратился в прах именно таким образом. Ко времени разрушения ему уже исполнилось более четырехсот лет.

– Нам повезло, – объяснил Джекил. – Граф Вардалек совершил преступление против принца-консорта и был казнен. Как только я прослышал об этом деле, то сразу же подал заявку на останки. Возможность оказалась бесценной.

– Вардалек?

Джекил отмахнулся от имени:

– Карпатец, я полагаю.

– Я его знала.

На минуту доктор несколько растерял свой научный энтузиазм:

– Я глубоко сожалею и прошу прощения за недостаточную тактичность…

– Все в полном порядке, – сказала она, представив раскрашенное лицо венгра, натянутое на останки черепа. – Мы не были близки.

– Нам нужно изучить вампирскую физиологию, – заявил Моро. – Решить множество интересных вопросов.

Чарльз небрежным взглядом окинул лабораторию, осматривая идущие эксперименты. Прямо перед ним в мензурку капала грязная жидкость и, слабо шипя, превращалась в пурпурную пену.

– Видите, – сказал Джекил Моро. – Осадок реагирует нормально.

Седовласый ученый ничего не ответил. По-видимому, данное свидетельство сыграло не в его пользу.

– Наш интерес, – начал Чарльз, – имеет не столько научную природу, сколько криминологическую. Мы расследуем уайтчепельские убийства. Дело Джека-Потрошителя.

Джекил промолчал, ничем не выдав своего внимания.

– Вы же проявляли к нему интерес, не так ли? Посещали дознания? – продолжил Борегар.

Доктор признался, что посещал, но больше ничего не сказал.

– И к каким заключениям пришли?

– Об убийце? К немногим. Моя точка зрения заключается в том, что все мы, если освободить нас от пут цивилизованного поведения, способны на любые крайности.

– Человек по существу своему зверь, – заметил Моро. – В этом его тайная сила.

Он сжал волосатые кулаки. Женевьева поняла, что ученый необычайно силен физически. В его телосложении было что-то от обезьяны. Он мог легко перерезать горло или быстро вскрыть женщину, серебряным лезвием прорезав неподатливое мясо и распилив кости.

– Гораздо больший интерес, – продолжил Джекил, – для меня представляют жертвы. «Новорожденные». Большинство из них умирают, как вы знаете.

Женевьева его понимала.

– Потенциально вампиры бессмертны. Но это бессмертие хрупко. Что-то внутри толкает не-мертвых к саморазрушению.

– Это оборотни, – сказал Моро. – Они – эволюция, повернутая вспять, атавизм. Человечество стоит на вершине параболы жизни, а вампиры – это шаг за борт, первая ступенька на пути к дикости.

– Доктор Моро, – заметила Женевьева, – если я вас правильно поняла, то мне сейчас следует оскорбиться.

В разговор встрял Джекил:

– А, мисс Дьёдонне, вам как раз не стоит. Вы – самый невероятный случай, который только можно представить. Своим длительным существованием вы доказываете, что вампирам не нужно спускаться вниз по эволюционной лестнице. Мне бы хотелось тщательно вас изучить. Вполне возможно, что вы – усовершенствованная версия человека.

– Я не чувствую себя идеалом.

– И не будете, пока мир вокруг вас не станет безупречным. Если мы сумеем определить факторы, отличающие старейшину от «новорожденного», то пустому расточительству жизни придет конец.

– «Новорожденные» подобны юным черепахам, – сказал Моро. – Сотни выбираются из яиц, но только немногие доползают до моря, не попав в клюв птицам.

Чарльз внимательно слушал, позволив вампирше вести разговор с учеными. Женевьеве стало любопытно, что же он собирается у них выведать.

– Мне бы не хотелось противоречить лестному предположению, что я – венец Божьего замысла, но, насколько известно, общепринятое научное мнение заключается в том, что вампиры – это не отдельный вид людей, а скорее, паразитический отросток на нашем семейном древе, существующий исключительно благодаря пище, украденной у «теплых» кузенов, так?

Несмотря на свою холодность, Джекил, казалось, разозлился.

– Я несколько разочарован тем, что вы до сих пор придерживаетесь столь устаревших представлений.

– Я всего лишь придерживаюсь их, доктор. Я не прошу их переезжать в мой дом.

– Она всего лишь пытается вызвать тебя на спор, Генри, – объяснил Моро.

– Разумеется, простите меня. Можно ответить просто: вампиры пьют человеческую кровь, но являются паразитами не больше, чем люди, поедающие мясо животных.

Последние два дня Женевьева спала и сейчас чувствовала, как щекочет горло красная жажда – верный признак того, что надо кормиться, иначе силы иссякнут.

– Некоторые из нас называют вас «скотом». Лежащий здесь пыльный джентльмен был известен тем, что злоупотреблял этим термином.

– Я понимаю.

– Вардалек был надменной карпатской свиньей, доктор. Уверяю вас, что я не отношусь к «теплым» с таким презрением.

– Рад слышать, – встрял Чарльз.

– Никто из вас не желает получить Темный Поцелуй? – спросила она. – Разумеется, в целях исследования это было бы логичным шагом.

Джекил покачал головой.

– Мы хотим изучить явление вампиризма, отстранившись от него. Оно может быть лекарством от смерти, но в девяти из десяти случаев оказывается смертельным ядом.

– Принимая во внимание жизненную важность предмета, можно только удивиться, насколько плохо он изучен, – заметил Моро. – Дона Августина Калме до сих пор цитируют в качестве авторитетного источника…

Калме написал «Трактат о вампирах Венгрии и прилежащих к ней областей», впервые опубликованный в 1746 году, – собрание полуподтвержденных слухов и грубо приукрашенных народных сказок.

– Даже покойный и часто поминаемый дурным словом профессор Ван Хелсинг был в основном последователем Калме, – продолжил Джекил.

– А вы, джентльмены, хотите стать Галилео и Ньютоном в изучении вампиризма?

– Репутация не важна, – сказал Моро. – Любой шут может ее купить. Посмотрите на Королевское общество – и увидите, что все они, неважно, «теплые» или не-мертвые, лишь стая лысых бабуинов. В науке главным является доказательство. И вскоре мы его добудем.

– Доказательство чего?

– Человеческого потенциала к совершенствованию, мисс Дьёдонне, – заявил Джекил. – У вас хорошее имя. Вы действительно даны нам Богом. Если бы мы все смогли стать такой, как вы…

– Если все станут вампирами, то чем они сами будут кормиться?

– Боже, мы ввезем африканцев или туземцев с островов южных морей, – воскликнул Моро так, словно рассказывал какому-то невеже, что небо голубое. – Или же поднимем зверей до человеческого состояния. Если вампиры умеют изменять форму, то этой способностью могут обладать и другие существа.

– Есть и африканские вампиры, доктор Моро. Принц Мамувалде очень уважаем в наших кругах. Даже в южных морях у меня есть родственники и подобные мне…

В глазах Джекила Женевьева увидела нездоровое мерцание. То же самое читалось и в яростном взгляде Моро: неистовую жажду Прометея, жажду поглотить пламя знания.

– Какой холодной темной тишиной обернется совершенство, – сказала Женевьева. – Мне кажется, что абсолютное и всеобщее улучшение будет очень похоже на смерть.

Глава 28
ПАМЕЛА

– Неожиданно я стала с теплотой, даже нежностью относиться к дону Августину Калме, – сказала Женевьева, сев ближе к своему спутнику.

Кучер Клейтон возил Чарльза всю ночь, а потому без какой-либо подсказки направил кэб в сторону Уайтчепела. После неожиданной поездки в Лаймхаус Чарльз с удовольствием ездил по Лондону с проверенным человеком, который работал на клуб «Диоген».

– Множество блестящих людей казались их современникам сумасшедшими. – Борегар удивился тому впечатлению, которое на вампиршу произвели ученые.

– У меня нет современников, – ответила та. – Кроме Влада Цепеша, а с ним я никогда не встречалась.

– Но вы же понимаете, что я имею в виду?

Глаза Женевьевы сверкнули:

– Разумеется, Чарльз…

Она постоянно обращалась к нему по имени. С любой другой дамой это могло показаться непривычным, но было бы полным абсурдом настаивать на соблюдении условностей этикета, общаясь с женщиной, которая годилась Чарльзу в десятикратные прабабушки.

– Возможно, эти убийства – всего лишь эксперименты, – продолжила она. – Когда доктору Ноксу понадобились трупы, он не слишком заботился о том, где их брали; доктору Джекилу и доктору Моро нужны тела не-мертвых, и эти двое явно не побрезгуют собрать их прямо с улиц Уайтчепела.

– Моро был замешан в каком-то скандале с вивисекцией пару лет назад. Нечто совершенно отвратительное с участием освежеванной собаки.

– Могу в это поверить. Под его белым халатом скрывается настоящий троглодит.

– И он – человек немалой силы. Говорят, мастерски обращается с кнутом. И по миру поездил.

– Но вы же не считаете его нашим убийцей?

Борегар слегка удивился тому, что оказался настолько предсказуемым.

– Не считаю. Во-первых, он – гениальный хирург, это общеизвестно.

– А Джек-Потрошитель много знает об устройстве тела, но с внутренностями обращается с изысканностью пьяного мясника, разделывающего свиную тушу.

– Именно.

Чарльз привык к тому, что ему всегда приходится все объяснять. Теперь же, когда он оказался рядом с женщиной, которая с легкостью следовала за ходом его мысли, новые ощущения освежали, если не пугали.

– А не мог он намеренно подпортить работу, чтобы отвести от себя подозрения? – спросила она, а затем сама же себе и ответила: – Нет, если Моро настолько безумен, чтобы убивать ради опытов, он бы не стал рисковать результатом исследований ради намеренной неряшливости. Будь он Потрошителем, то похищал бы жертв, перевозил их в безопасное место и там уже оперировал бы в свое удовольствие.

– Всех девушек убили там же, где нашли.

– И быстро, чуть ли не в панической спешке. Здесь не просматривается никакого «научного метода».

Вампирша закусила губу и на мгновение превратилась в серьезную шестнадцатилетнюю девочку, одетую в платье старшей, более легкомысленной сестры. Затем древний разум вернулся.

– Значит, ваш подозреваемый – доктор Джекил?

– Он химик-биолог, а не анатом. Я не очень разбираюсь в этой области, но с его статьями справился. У него довольно странные идеи. Последней публикацией была «О строении тканей вампиров».

Женевьева обдумала такую возможность.

– Мне трудно представить его в этой роли. Рядом с Моро он кажется таким… таким безобидным… Напоминает священника. И он слишком старый. Я не могу представить себе, как он бегает ночью по улицам, да и Потрошитель явно сильнее, чем Джекил.

– Но что-то в нем есть.

Она на секунду замолчала.

– Да, вы правы. Что-то в нем есть. Полагаю, Генри Джекил – не убийца. Но какая-то черта в нем не дает мне покоя.

Борегар мрачно усмехнулся тому, что его подозрения подтвердились.

– За ним стоит понаблюдать.

– Чарльз, вы используете меня в качестве ищейки?

– Думаю, да. Вы возражаете?

– Гав-гав, – сказала она, хихикая. Когда Женевьева смеялась, ее верхняя губа хищно задиралась над острыми зубами. – Помните, мне нельзя верить. Я говорила, что война кончится к зиме.

– Какая война?

– Столетняя.

– Хорошее предположение.

– Однажды я оказалась права. Но тогда мне уже было все равно. Кажется, к тому времени я очутилась в Испании.

– Изначально вы были француженкой. А почему жили не во Франции?

– Тогда Франции принадлежала Англии. Говорят, именно из-за этого и разгорелась война.

– Так вы были за нас?

– Вот уж точно нет. Но это произошло давным-давно, в другой стране, и та девочка исчезла в прошлом.

– Уайтчепел – очень странное место для такой, как вы.

– В Уайтчепеле полно француженок. Половина filles de joie[21]21
  Проститутка (фр.).


[Закрыть] на улицах называет себя «Фифи Лятур».

Он снова рассмеялся.

– А ваша семья, должно быть, тоже приехала из Франции, месье Борегар, но живете вы на Чейни-уок.

– Карлейлю эта улица нравилась.

– Я как-то встречала Карлейля. И многих других. Великих и хороших, безумных и плохих. Иногда я боялась, что кто-нибудь меня выследит по упоминаниям в мемуарах, которых немало накопилось за века. Выследит и уничтожит. Ничего худшего со мной произойти не могло. Так убили мою подругу Кармиллу. Она была сентиментальной девочкой, страшно зависимой от «теплых» любовников, но не заслуживала того, чтобы ее пронзили колом, обезглавили и оставили плавать в гробу, полном ее собственной крови. Полагаю, больше мне не стоит думать о подобной мрачной судьбе.

– А что вы делали все эти годы?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Спасалась бегством? Ждала? Старалась поступать правильно? Как вы думаете, я – хороший человек? Или плохой?

Ответа Женевьева не ожидала. Смесь меланхолии и горечи в ее исполнении казалась неожиданно забавной. Чарльз подумал, что такая веселость помогает ей жить, справляться со столетиями, что отягощали Дьёдонне, как Джейкоба Марли – его цепи.

– Приободритесь, старина, – воскликнул Борегар. – Генри Джекил считает вас совершенной.

– Старина?

– Это всего лишь выражение.

Женевьева грустно хмыкнула:

– А разве это не так? Я ведь действительно старина.

Чарльз не понимал тех чувств, которые испытал в ее присутствии, он нервничал, но одновременно испытывал восторг. Словно пребывая в постоянной опасности, он учился сохранять хладнокровие под непрекращающимся огнем. Когда Борегар находился рядом с Женевьевой, он как будто делил с ней общую тайну. Что бы Памела подумала о вампирше? Его жена всегда была проницательной: даже когда агония ножами вонзалась в нее, он не смог ее обмануть, хотя до самого конца говорил, что все будет хорошо, что она снова увидит собственный дом. Памела мотала головой, ничему не верила и требовала выслушать ее. Она не могла смириться с приближением смерти; злилась, причем не на дурака-доктора, а на себя, на собственное тело, которое подвело и ее, и ребенка. Ярость горела в ней лихорадочным огнем. Держа жену за руку, Чарльз чувствовал это. Памела хотела что-то сказать ему, но не успела, умерла; с тех самых пор Борегар бередил рану, пытаясь понять, что за мысль пришла ей на ум в последнюю минуту, мысль, которую она так и не смогла облечь в слова.

– Я люблю тебя.

– Что?

Щеки Женевьевы блестели от слез. Прямо сейчас она казалась моложе собственного лица.

– Вот что она говорила, Чарльз. «Я люблю тебя…» Вот и все.

В гневе он схватил трость и большим пальцем сдвинул рычажок на рукояти. Заблестело серебро. Дьёдонне резко выдохнула.

– Извини, извини, – сказала она, склоняясь к нему. – На самом деле, я не такая. Я не подглядываю. Это было… – Она плакала навзрыд, слезы пятнали бархатный воротник. – Это было так явственно, Чарльз. – Женевьева качала головой и одновременно улыбалась. – Это чувство лилось из твоего разума. Обычно впечатления очень смутные. Но сейчас картинка оказалась предельно ясной. Я знала, что ты испытывал… О Господи, Чарльз, мне так жаль, я не понимала, что делала, пожалуйста, прости меня… и то, что она чувствовала. Это был голос, он резал, как нож. Как ее звали?

– Пен… – Борегар сглотнул. – Памела. Моя жена, ее звали Памела.

– Памела. Да, Памела. Я слышу ее голос.

Холодные руки сомкнулись вокруг его ладоней, вынудив отложить трость. Лицо Женевьевы оказалось совсем близко. Красные точки плавали в глубине ее глаз.

– Ты – медиум?

– Нет, нет, нет. Ты не дал ране зарасти, постоянно думал о тех словах, и они по-прежнему внутри тебя, их можно прочитать.

Вампирша была права. Борегар сам давно мог понять, что хотела сказать Памела, но не позволял себе услышать ее голос. Чарльз, осознавая всю опасность такой поездки, взял жену в Индию. Чарльз должен был отправить ее домой, как только стало известно, что она носит ребенка. Случилась ссора, Памела настояла на своем, и Чарльз позволил ей остаться, не вынудил вернуться в Англию. Он проявил слабость и не заслужил этих последних слов. Не заслужил быть любимым.

Женевьева улыбалась сквозь слезы.

– Здесь нет твоей вины. Она злилась. Но не на тебя.

– Я никогда не думал…

– Чарльз…

– Хорошо, я никогда не осознавал на самом деле…

Она прикоснулась к лицу Борегара, потом убрала руку, а на подушечке ее пальца осталась, застыв, слеза. Чарльз вытащил платок и протер глаза.

– Я знаю, на что она злилась, Чарльз. На смерть. Из всех людей – я понимаю. Думаю, она бы мне понравилась, я бы полюбила ее, твою жену.

Женевьева слизнула языком каплю, слегка вздрогнув. Вампиры могли пить слезы.

Что Памела сказала бы о Женевьеве, едва ли имело значение. А вот что подумает Пенелопа, было действительно важным. Неожиданно Борегар почувствовал, как неприятно засосало в груди.

– Я вправду не хотела, чтобы это произошло, – сказала Дьёдонне. – Еще решишь, что я – настоящая плакса.

Она взяла платок и насухо промокнула глаза, потом взглянула на влажную ткань.

– Прекрасно, прекрасно, – протянула Женевьева. – Соленая вода.

Чарльз удивился.

– Обычно я плачу кровью. Это не очень привлекательно. Сплошные зубы и чешуя, как у всякого порядочного носферату.

Теперь уже он взял ее за руку. Боль памяти проходила; каким-то образом Чарльз стал сильнее.

– Женевьева, ты постоянно себя недооцениваешь. Помни, я доподлинно знаю, что ты не представляешь, как выглядишь.

– Я помню какую-то девочку: ноги, как у утки, губами нормально не закрываются, хотя глаза красивые. Я не уверена, но надеюсь, что это была моя сестра. Ее звали Сирьель, она вышла замуж за брата одного из маршалов Франции и умерла прабабушкой.

Ее чувства вновь обострились, она полностью овладела собой. Только еле заметная краснота на шее выдавала былое смятение, но и та исчезала, словно лед под солнечными лучами.

– Теперь моя семья распространилась по всему земному шару, прямо как христианство. Мне кажется, что любой живой человек как-то со мной связан.

Чарльз попытался рассмеяться, но Женевьева снова стала серьезной.

– Я не люблю себя, когда изливаю душу, Чарльз. Приношу свои извинения за то, что смутила тебя.

Их отношения изменились. Борегар покачал головой, но не мог сказать с уверенностью, что произошло: то ли рухнула стена, то ли оборвалась связующая нить.