355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ким Селихов » Здравствуй, Артек! » Текст книги (страница 4)
Здравствуй, Артек!
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 04:31

Текст книги "Здравствуй, Артек!"


Автор книги: Ким Селихов


Соавторы: С. Фурин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Имени Рубена Ибаррури

Соморростро

Уже две недели, не переставая, шёл дождь. Дороги небольшого шахтёрского посёлка Соморростро превратились в жидкое месиво. Старики, такие же древние, как их прокуренные трубки, ворчали:

– Проклятое место, – Соморростро! Полгода здесь льют дожди. В остальное время – град и снег.

Многие из них добавляли:

– Погода, как рудник, высасывает последние силы.

В ветхом домишке Ибаррури было темно. По крыше и по окнам барабанили крупные, как свинцовые дробины, капли дождя. Амая не спала. Рядом с ней лежала маленькая тряпичная кукла. Амая только что убаюкала её. Куклу сшила для неё мама из старого чулка и разноцветных лоскутков.

По вечерам, когда мать оставалась дома, Амая слушала её песни о сказочной стране, где много солнца. Под ласковый голос матери девочка быстро засыпала, и ей снились удивительные игрушки из страны чудес. Но такие вечера выдавались не часто. Мать постоянно бывала занята. Вот и сегодня её нет дома. Она ушла на собрание к шахтёрам. Рядом на кровати лежит Рубен, старший брат. Амая любит брата. Он умеет лепить из глины маленьких человечков. И очень хорошо поёт.

– Почему ты не спишь, Амая? – строго спрашивает Рубен. – Спи сейчас же!

Амая крепко прижимает к себе куклу и закрывает глаза.

Она не слышит, как ночью приходят мать и отец. Амая сладко спит. Зато Рубен слышит их негромкий разговор.

– Наверно, уже давно спят? – шёпотом говорит отец, снимая промокшую до нитки куртку.

– Спят, – тихо отвечает Долорес, поправляя одеяло на дочери.

– Без ужина легли… – в голосе отца слышится грусть.

Долорес на это не отвечает. Да и что говорить! В доме ещё с утра не осталось ни одной крошки хлеба. Сухари кончились. Правда, есть ещё несколько луковиц…

– Сколько ещё продержимся?

– Дня три, не больше.

– У многих шахтёров болеют дети. На них жалко смотреть. Нет хлеба. Кончились последние песеты. А частники сегодня отказались давать хлеб в кредит… – тихо говорит Долорес.

Рубен встал рано. На цыпочках подкрался к двери и шмыгнул на улицу. Над посёлком висели тучи. Моросил мелкий назойливый дождик. Казалось, что за ночь он выбился из сил и сейчас отдыхает перед новым ливнем. Рубен поёжился от холода. Аккуратно заштопанная куртка плохо греет…

– Тебя ищет мать! Беги, она у рабочего дома. У Долорес было взволнованное, озабоченное лицо:

– Полиция окружает наш дом. Нужно предупредить его…

Рубен бросился к дому. Ухватился за подоконник и прыгнул в комнату.

– Бегите! Полиция! – крикнул Рубен. Незнакомец выпрыгнул из окна.

Минут через десять полиция окружила дом…

Мадрид

Вскоре семья Долорес Ибаррури переехала в столицу Испании – Мадрид. В Мадриде Долорес арестовали. Впервые Рубен разлучился с матерью. Он любил её, такую добрую и гордую. И вот её отняли у пего. Рубен бродил по шумным улицам, исхудавший и молчаливый. Часами просиживал на каменной скамье у тюрьмы, с тоской смотрел на железные решётки.

Но вот Долорес освободили. Такая же жизнерадостная, бодрая, как и всегда, она вернулась домой.

– Мама… – бросились к ней дети.

– Я теперь всегда буду с тобой… Что бы ни случилось! – тихо, но твёрдо говорит Рубен.

Долорес улыбается.

– Хорошо, сынок… Кстати, ты не познакомился еще с мадридскими пионерами? Славные ребята!

Они живут в рабочем квартале Куатро Каминос. Обязательно свяжись с ними.

На другой день Рубен и Амая вместе с другими пионерами стояли возле типографии на улице Галилея, 14. Здесь печаталась рабочая газета «Мундо обреро». Каждый пионер получил по увесистой пачке газет.

– «Мундо обреро»! Покупайте газету революции.

– «Мундо обреро»! Покупайте, покупайте, покупайте! – звонко выкрикивал Рубен.

Пачка таяла на глазах. Рабочие на ходу разворачивали газету, пробегая глазами столбцы. А Рубен бежал дальше и задорно кричал:

– Вышел свежий номер «Мундо обреро». Читайте рабочую газету!

Увлёкшись, он не заметил, как забежал в квартал богачей – Алкане. В руках оставалось не больше десяти номеров. Рубен хотел уже повернуть обратно, но смелая мысль осенила его: «Пусть знают, что газета революции живёт и борется».

Он побежал вдоль улиц и, дерзко глядя на сеньоров и нарядных сеньорин, задорно выкрикивал:

– Читайте правду о революци-и-и!

В эти дни Рубен жил необыкновенной жизнью. Постоянные опасности словно окрыляли его. Он появлялся всюду. Однажды на демонстрации он шагал в одном ряду с шахтёрами.

В голове колонны запели «Интернационал».

 
Это есть наш последний и решительный бой! —
 

взволнованно и гордо подпевал Рубен.

Вдруг колонна качнулась. Раздался сухой треск. И испуганный женский голос:

– Полиция!

Колонна дрогнула, но продолжала идти вперёд. Потом, будто её кто-то взорвал изнутри, она рассыпалась. Шахтёр, который шёл в одном ряду с Рубеном, упал, сражённый пулей.

Домой Рубен вернулся поздно вечером. Мать и Амая ждали его. Рубен устало опустился на стул и закрыл лицо руками.

– Рубен, я должна с тобой поговорить, – сказала Долорес.

Рубен узнал, что Коммунистическая партия поручила его матери очень важное дело. Ей придётся ездить по всем городам Испании. Они должны разлучиться.

Артек

Рубен стоял на берегу моря и улыбался солнцу. Ветер трепал его волосы. Рубен пел песню о Гренаде. Он не заметил, как его окружили ребята. И только когда раздалось «браво, Рубен», он увидел улыбающиеся лица и смутился.

Он не умел говорить по-русски. Но ребята хорошо понимали его.

– Рубен, ещё!

– Песню, Рубен!

– Твою любимую!

Рубен поёт, а советские ребята дружно подхватывают мотив.

Однажды, когда он гулял по берегу, собирая камешки, то вдруг увидел девочку, очень похожую на Амаю.

– Неужели она? – подумал Рубен.

Да, теперь сомнений быть не могло. Это была она, его любимая сестрёнка.

…Амая и Рубен сидели на гальке и говорили, вспоминали: как вместе с мадридскими пионерами собирали в банки песеты для политзаключённых, как продавали «Мундо обреро», участвовали в демонстрациях.

– А помнишь, как мы ловко обманули полицейского? – смеётся Амая.

– Конечно!..

– А помнишь, как мама рассказывала о Советском Союзе?

– Помню!

– Всё так, даже лучше! Намного лучше. Где-то сейчас мама? – с грустью говорит Амая.

– С ней никогда ничего не случится. Ты напрасно волнуешься…

Он обнимает Амаю и тихо продолжает:

– Я тоже буду бороться за революцию. Всю жизнь, как мама…

* * *

Серебряной трелью зазвенел горн, сзывая на вечернюю линейку пионеров. Эхом отозвался на медную трель старый Аю-Даг. Замерли стройные кипарисы. Тяжело вздохнуло и притихло море.

– Смирно-о! – скомандовал начальник лагеря. На правом фланге стоит отряд имени Рубена Ибаррури. Председатель совета отряда Володя Белкин отдаёт рапорт:

– Товарищ начальник лагеря! На вечерней линейке присутствуют все. Рубен Руис Ибаррури, Герой Советского Союза, пал смертью храбрых в боях за нашу Родину.

Рот-фронт
(Рассказ бывшего артековца)

Бесконечны твои дороги, Артек…

Думал ли я когда-нибудь, что не раз в жизни, на самых крутых поворотах моей беспокойной судьбы, буду вспоминать о тебе, Артек?

И вот, как и тридцать пять лет назад, стою я на земле Артека, дышу его чистым воздухом. Около ворот лагеря меня останавливает мальчик с красной повязкой. Он строг и деловит.

– Дежурный по лагерю Михаил Никитин. Кто вам нужен?

– Мне?

Я невольно отступил назад, стукнул палкой о булыжник.

– Артек! Мне нужен Артек!

– Я понимаю, – вежливо проговорил мальчик, – Но всё же… Куда вам? В лагерь или в управление?

– В лагерь.

И мы зашагали по дороге вдоль моря.

– Вы впервые в Артеке? – поинтересовался Миша.

И прежде, чем я ответил, он стал подробно и привычно рассказывать:

– Площадь Артека составляет 220 гектаров земли. Он разбит на четыре лагеря – первый, второй, третий, четвёртый. Понятно?

Я кивнул головой.

– Так вот, – продолжал мой маленький гид, – в Артеке отдыхает каждый год около 8000 ребят со всех концов страны и из-за рубежа. Здорово, правда?

– Здорово! – улыбнулся я, а в уме подсчитывал: сколько… сколько же тогда нас было в Артеке. Кажется, не больше шестидесяти…

– Одних только роз в Артеке двадцать две тысячи, три стадиона, моторно-лодочная станция…

Миша на минуту умолк, замедляя шаг. По-видимому, он только сейчас заметил, что я прихрамываю:

– Устали? Может, машину взять? У нас в гараже много машин. Я мигом.

– Не нужно, Миша, – отказался я. – Разве можно в Артеке ездить на машине?

– Хорошо, – сказал Миша. – Только пойдём медленнее. Вот гора Аю-Даг. В переводе означает…

– Медведь-гора! – сказал я.

Миша удивлён. И чуточку разочарован.

– Так вы уже бывали в Артеке?

Я обнимаю своего добросовестного гида за бронзовые плечи:

– Бывал, бывал, Миша. Только давно-давно. Когда тебя ещё на свете не было…

И хотя я говорю по-русски с сильным акцентом (все сразу узнают во мне немца), Миша прекрасно меня понимает, и мы беседуем с ним дружески и непринуждённо.

– Видите эту молодую аллею кипарисов? – спрашивает Миша.

– Вижу.

– Это необычная аллея. Каждый год ребята будут высаживать в ней один кипарис. Будет расти Артек, разрастётся и аллея. Приедут ребята сюда лет через двадцать-сорок и по кипарисам сразу определят, сколько лет Артеку. Интересно?

– Очень. А сколько сейчас этих кипарисов? – поинтересовался я.

– Сегодня, в традиционный «День артековца», посадили тридцать пятый.

– Тридцать пятый. Так вот как бежит время, подобно горному стремительному ручью…

Откуда-то с моря донеслась песня. Пели дружно, задорно:

 
Кто сдружился в Артеке,
Тот сдружился навеки.
Крепче дружбы, крепче дружбы,
Крепче дружбы в мире нет…
 

– А вот и четвёртый лагерь, – сказал Миша. – Что с вами?

Я молчу. Молчу и смотрю. И не могу узнать знакомых мест. Всё здесь изменилось! Разве только море осталось таким, как и тридцать пять лет назад.

Я присел на одну из скамеек под развесистой пальмой, расстегнул ворот рубашки и полной грудью вдохнул свежий ветер. Он принес с моря несколько солоноватых капель. И я стал вспоминать.

…На мне были короткие тирольки, белые гетры и на груди красный галстук. Первая делегация немецких пионеров ехала в Советский Союз. В числе делегатов был я. Дороги, станции, полустанки, горы цветов, крепкие рукопожатия. В Туле пионеры подарили нам самовар.

– Пейте русский чай и вспоминайте Россию. Тринкен, тринкен! – кричали они по-немецки и махали нам руками, когда поезд тронулся.

…Артек поразил нас. Как первый весенний гром, которого ждёшь с трепетом и волнением.

В старом заброшенном парке, метрах в двухстах от берега, у подножья Медведь-горы мы увидели четыре брезентовые палатки. Чуть поодаль ещё две. Длинные дощатые столы. Это была столовая. Ужинали мы в тот вечер при свете керосиновых ламп. Утром на линейке мы по-немецки отдавали рапорт высокому человеку в военной гимнастёрке. Как и сейчас, на мачте развевался флаг.

Раздалась команда, и флаг стал медленно спускаться с мачты. Я и мои друзья подняли сжатую в кулак правую руку: так рабочие Рура и Гамбурга приветствовали друг друга, так они встречали своё боевое знамя. Мама рассказывала мне, что отец мой погиб от пули полицейских, не разжав кулака. Так его и похоронили…

– Всегда готовы! – ответили красному флагу советские пионеры.

– Рот-фронт! – отозвались мы.

До позднего вечера пылал костёр. Спало море. Дремал Аю-Даг. Мы сидели вокруг костра. Человек с бородкой рассказывал нам о Ленине. Мы слушали его и теснее прижимались друг к другу, боясь пропустить словечко. Я помню, чем закончил он свой рассказ.

«Все лучшее – детям, – так говорил Ильич. Так он нам завещал. Я уверен, пройдут годы, и здесь, на берегу Чёрного моря, вырастет чудесное царство ребят. Первый шаг уже сделан».

Прошло много лет, многое ушло из памяти, но неизгладимый след оставил в ней Артек.

Артек! При этом слове передо мной всегда возникали стройные кипарисы, отблеск костра и море, залитое лунным светом. Я слышал артековские песни, весёлые и трогательные, задорные и лирические.

 
Взвейтесь кострами.
Синие ночи!
Мы, пионеры, —
Дети рабочих.
 

Артек! Как часто имя твоё, короткое и звучное, приходило мне на память! Твоё имя произнёс я и в ту страшную ночь после допроса в гестапо. Я лежал на полу в тускло освещенной камере смертников. Открыл глаза. Языком ощутил шершавые запёкшиеся губы. Значит, я ещё жив… Третий побег из концлагеря оказался неудачным. Меня схватили, долго избивали. Как только я приходил в сознание, меня снова били и обливали водой. Очнулся я в камере.

– Кто здесь? – спросил я.

Мне казалось, что я крикнул громко. На самом деле это был полушёпот. И в ту же минуту надо мной склонилось заросшее, серое, как выжженная земля, лицо. Человек спросил по-русски:

– Ну что, браток, тяжко?

Я понял смысл его слов и ответил:

– Ленин… коммунист… Артек!

Человек улыбнулся. Он приподнял меня за плечи и положил мне на лоб руку. Я заметил татуировку: два якоря и звезда.

– Артек, – улыбнулся моряк.

– Я был в Артеке… И он тихо запел:

 
Взвейтесь кострами,
Синие ночи,
Мы, пионеры, —
Дети рабочих
 

Мне стало легче. Я глубоко вздохнул и тоже стал подпевать.

На рассвете его увели. На прощанье он сказал мне: «Рот-фронт!» и поднял руку, сжатую в кулак. Больше он не возвращался в камеру…

– Товарищ! – тормошил меня кто-то. – Геноссе… Задремали с дороги?

Передо мной стоял Миша. У него были карие глаза. Они удивительно напоминали глаза, которые я никогда не забуду.

– Я ведь говорил вам, давайте вызовем машину… Вам же тяжело…

И тут налетели ребята.

– Гость! Турист из ГДР, – объяснили они друг другу. Подхватили меня под руки и повели к себе в отряд.

Вечером мы сидели у костра. Я рассказал ребятам о встрече с советским моряком в немецкой тюрьме. Когда я кончил, все молчали. Я достал из кармана аккуратно завёрнутый в целлофан потёртый и выгоревший от времени пионерский галстук.

Тридцать пять лет назад его подарили нам в знак дружбы советские пионеры. Подписи на галстуке – их фамилии…

– Этот галстук сохранил мой друг, – сказал я.

Когда дотлели последние угольки костра, я сказал моим маленьким друзьям на прощанье два слова:

– Рот-фронт!

– Всегда готовы! – дружно откликнулись они.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю