Текст книги "Америка, которую никто не открывал (ЛП)"

Автор книги: Ким Хелен Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава 9

Утром меня кто-то с силой схватил за плечо. Я открыл глаза с возмущенным воплем. Надо мной нависло бледное лицо Криса. Криса?! Ведь я у себя дома, это точно, откуда же он здесь?..

– Джеймс, вставай! – он еще раз сильно потянул меня за плечо. Я сел в кровати довольно-таки резко, от этого у меня потемнело в глазах. На пару мнгновений Крис исчез, уступив место туче черных мошек.

– Что… Что случилось? – спросил я, машинально шаря по кровати в поисках одежды.

– Ох Джеймс… Ох и получим мы сегодня за вчерашнее…

И я понял, даже сквозь свое заспанное состояние– мы получим по полной программе. Я мельком взглянул на Криса. Его выражение лица давало понять, что даже такой оптимистичный и находчивый человек, как он, не видел возможности выйти из воды сухими.

Я оделся. Посмотрел на часы– девять. Сегодня суббота. Родители, скорее всего, поехали с утра за покупками. Хорошо. Сейчас не будет вопросов.

Я шел за Крисом и по пути слушал историю.

– Сегодня, два часа назад, копы выломали дверь к Америке в комнату. Эмили тут же сказала, что больше таким вредительством заниматься некому. Они забрали Америку и поехали по магазинам приколов. Рокки Хоррор самый ближний оказался. Отдать должное, этот Билл тире Рокки до конца не говорил, что мы были у него ночью. В конце концов полицаи посмотрели записи с видео-наблюдения и увидели наши рожи. Америка минут пять назад мне позвонила и сказала, чтобы мы убирались из домов куда подальше.

– Подожди. Она предлагает нам сбежать?!

– Джеймс, выхода нет! Нас могут посадить.

– Иди, – сказал я Крису. – Беги отсюда. Но я останусь с Америкой. Пусть меня бросят за решетку, но вместе с ней. Я не смогу выжить в бегах, ты– сможешь.

Крис очень долго кричал мое имя. А я бежал в сторону полицейского участка. Я хотел сдаться им сам.

Я открыл двери. Увидел знакомую соломенную шевелюру Рокки. Они с Америкой стояли у стены, а трое толстых копов сердито допрашивали их. Они молчали.

– Я здесь!!! – заорал я. Где-то секунды на три мне показалось, что Вселенная остановилась. Но она вернулась. И закрутилась еще быстрее.

Кто-то схватил меня за локоть и так же прислонил к стене. Нас допрашивали теперь на счет Криса. Я видел синяк на скуле Рокки и что лицо Америки красное– но от чего? Не от слез точно. Она стояла, гордо глядя на этих свиноподобных мужиков и лишь изредка отводила взгляд– и все чтобы встретится со мной глазами, чтобы убедится, что я пожертвовал многим ради нее.

За меня принялись еще основательнее. Шум в ушах мешал расслышать вопрос. Меня трясли за плечи, хватали за лицо и руки, но в голове был только облик инспектора Грэйга.

Вдруг я подумал о том, что Крис предпочел свободу нам, друзьям. Это, конечно, подкосило меня. Я почувствовал, как щиплет глаза от слез. Рядом Рокки уже во всю рыдал. Я кусал губы. Нет, нельзя, не сейчас– я должен сделать все ради Америки. И я сделаю.

Не дождавшись от нас вразумительного (да хоть какого) ответа, копы отвели нас в тускло освещенную камеру.

Проходя мимо, я заглядывал в решетки других. Кого тут только не было!.. Малолетние проститутки с размытой тушью под глазами, наркоманы в старой обвисшей одежде, и такие же хулиганы, как мы– молодые и запуганные, все, кроме главарей. Я подумал, что главари все как на подбор с одинаковыми лицами– лицами Америки, пока ее вели.

Дверь заперли. Мы молча сели плечом к плечу и просидели так очень долго. Я слышал, как звонят моим родителям. Слышал выкрики мамы, и от этого в моем сердце образовалась пугающих размеров воронка, засасывающая весь получаемый негатив и сохраняя его надолго.

Прошел час. Второй. Мы разговорились с ребятами из камеры напротив. Оказалось, они несколько раз закупали приколы у Рокки и теперь узнали его. Один из них, явно главарь, зачинщик– высокий и худощавый, со впалыми щеками, образующими красивые модельные скулы, ровным и бесчувственным голосом дал совет:

– Не бейтесь в истерике. Не просите прощения. Стойте так, как будто вас обвиняют не в хулиганстве, а в убийстве. Народ забеспокоится, если повезет, вас отправят на обследование.

– В психушку? – спросил я. Мне было дурно от этой мысли.

– Нет, просто к психологу. Вот там уже гоните картину. Эти бабы-психологи сами двинутые. Они вас пожалеют и вы отделаетесь пятью днями общественных работ. Уж я-то знаю.

– Ты за что здесь? – спросила Америка. Удивительно, но их интонации совпали на все сто процентов.

Парень повернул красивое длинное лицо на лебединой шее и дернул бровью.

– Варю с друзьями амфетамин.

Мы замерли.

– И… Ты до сих пор на свободе?

– Я уже говорил, почему. Знаете, я вам посоветую ходить пока вы в школе в драмкружок. Как видите, лишних навыков не бывает.

– Ник Райсер! На выход!

Парень тряхнул головой, от чего длинные черные волосы рассыпались по плечам. Он спокойно и все так же бесчувственно прошел следом за высоким мужчиной в форме.

Пришли родители. Влетели в коридор, помчались, заглядывая в каждую клетку. Отец схватился за прутья решетки, мать– за его плечо. Следом подошел громадный толстяк-офицер с пушистыми усами.

– Вот, родители. Полюбуйтесь. Шестнадцать лет, а уже преступник.

– Я умоляю вас, скажите, что он натворил! – вскричала мама, воздевая руки к потолку.

– Он сам вам скажет, да, крысеныш? – в этот момент папа координально изменился в лице и рявкнул на офицера:

– Как ты смеешь так называть моего сына?! Пошел вон отсюда!

Папа, вообще-то, исходя из своих психологически правильных методов, никогда не кричит. Но здесь не сдержался.

Толстяк тут же прижал хвоста. В тот момент я вдруг осознал, что мой отец по-своему красив. В его внешности не было ни смазливой привлекательности Криса, не холодного завораживающего притяжения парня по имени Ник Райсер, ни печальной и стареющей красоты отца Америки. Просто он был… Красив. Храбр. Готов грудью сражаться даже за меня, провинившегося.

Наконец папа повернулся. Мама облизывала губы и стреляла глазами в сторону Америки. Конечно. Она виновата, думает мама, и она права, я не могу здесь спорить.

– Просто скажи, – вздохнул папа. – Во-первых, правда ли это?

Я вспомнил холодный голос и спокойный взгляд Ника Райсера. Почему-то я так и не смог забыть его, хотя наше общение длилось не больше двух минут. Потом, где-то через год или два я прочитаю в газетах об его смерти– из-за сильного ливня из берегов вышла река, он не справился с управлением мотоцикла и вылетел в воду, а потом захлебнулся и умер.

– Да, – и все-таки я был не он.

Я не видел ни прутьев решетки, ни лица отца. Я видел лишь, как Райсер превращается в Криса и мое сердце сжималось от негодования. Уходя, я был уверен– он придет. Теперь этой уверенности не было и я просто не находил себе места.

– Хорошо. Что конкретно ты сделал?

К тому моменту, когда я закончил свое повествование (я хотел перекопировать голос Райсера, но получилось не бесчувственно и спокойно, а бесцветно и трагично) мама уже во всю заливалась слезами. Я не смотрел на нее и вообще общался с коленями отца.

– Хо… хорошо, – папа сглотнул слюну. У него, видимо, в голове не укладывалось, как его сын отважился на такое.

– Кто этот молодой человек?! – внезапно пришла в себя мама. Она грубо дернула головой в сторону Рокки. Его вид, разумеется, не добавлял нашей команде интеллигентности. С легкой светлой щетинкой, торчащими во все стороны соломенными волосами и красными, опухшими глазами Рокки Хоррор или Билл Бейтс выглядел довольно-таки убого.

– Это знакомый, – все также ответил я. Мама практически завизжала:

– Знакомый?! И где это ты мог познакомится с каким-то наркоманом?!

Я не ответил. Рокки снова зарыдал. Вдруг я понял, что Америка тоже молчит. Впрочем, стоило мне так подумать, как он необычно хриплым голосом сказала:

– Он, во-первых, не наркоман. Во-вторых, это и есть тот самый продавец, к которому мы приходили ночью. Джеймс увидел его в первый раз всего лишь вчера.

Мама недоверчиво посмотрела сначала на Америку, потом на меня, а потом на Рокки.

Вдруг я услышал резвые шаги по коридору. Возвращался Райсер, а под руку его вел тот же самый высокий лейтенант. Проходя мимо моей камеры, Райсер неожиданно улыбнулся мне. У него были ровные белые зубы, чуть крупноватые для такого худого лица и тонких губ.

Я проводил его глазами. Его вывели на улицу.

– Америка Джонс, Билл Бейтс, Джеймс Грэй! – позвали откуда-то с другого конца.

Мама охнула. Отец подхватил ее на руки. Он обеспокоенно проводил меня взглядом. Я шепнул одними губами «все будет нормально».

Нас провели по тесноватому коридору. В конце была дверь.

Мы оказались в длинном кабинете. Посередине стоял узкий стол из красного дерева. Были свободны три места– для нас. Всего в кабинете было примерно человек семь-восемь. Все они– женщины и мужчины со строгими лицами и в очках. Перед всеми лежали чистые листы бумаги и ручки. В конце стола мужчина с квадратной челюстью держал четыре папки. Одна из них была очень тонкая, вторая вполовину толще, две других по размеру превосходит обе предыдущие вместе взятые раза в три. За его спиной на подоконнике громоздились кучи таких папок, и на одной из них– настолько толстой что даже не закрывалась– было написано «Николас Джонатан Райсер». Папки с личными делами, вот что это.

Но был среди этих дяденек и тетенек в узких костюмах серого и синего цвета, лохматый подросток с такими же завязанными простой бечевкой как и у нас руками.

И тогда я понял, что на одной папке обязательно будет написано Джеймс Грэй, на другой– Америка Джонс, на третьей– Билл Бейтс.

А на четвертой, вероятно, Кристьян Себ.

Глава 10

Я остановился, не в силах и шагу сделать вперед. Крис лишь мельком взглянул на меня– и в этом взгляде я прочитал все, что мне было нужно. Отчаяние, страх, но главное– некий отблеск гордости. Гордости за то, что не смотря на свои планы, не смотря на возможность побега, не смотря ни на что он здесь.

Получив ощутимый тычок между лопаток, я повиновался и сел рядом с Крисом. Ощущение собственной неполноценности, незаполненности исчезло, стоило мне сесть рядом и физически ощутить Криса– другими словами понять, что он живой, из такой же крови и плоти что и я, а не фантом, сотканный из солнечных лучей.

Я посмотрел ему в глаза, хотя их взгляд был устремлен в стену напротив.

Знаете, мы с Крисом на тот момент были дружны вот уже как восемь лет. И за эти восемь лет многое стало общим– я не говорю про общих врагов или знакомых или предпочтений. Я говорю про мысли. Воспоминания. Ощущения. За эти годы между нами установился такой контакт, что находясь далеко друг от друга мы все равно знали, что чувствует другой и где находится и так далее. Именно этот навык, эту «дружескую телепатию» я и применил. Я смотрел на Криса и видел, как в кино, как он, пройдя всего пару метров от того места, где мы распрощались останавливается и хватается руками за голову. Затем он оборачивается и долго смотрит туда, где две-три минуты назад стоял я. А потом он начинает бежать. Он бежит туда, куда так не хочет попасть, но делает это потому, что там я. Ему главное не то, где он окажется. Ему главное– со мной или уже без меня.

А вообще-то половина этих ведений, странных кадров, бегущих перед глазами– мой вымысел. Ну пусть даже и так, это без разницы. Главное что он– здесь. Мой друг.

Кажется, я впервые за время нашего знакомства его по-настоящему разглядел. Раньше я никогда не замечал, что у него, оказывается, очень пушистые ресницы, а на левой ноздре– родинка в форме звездочки. Я никогда не видел, что вдоль по скуле и почти до самого уголка рта у него идет уже затянувшийся шрам– остается только догадываться об истории его происхождения.

Наконец, я стал полностью уверен в том, что это– Крис, и начал разглядывать остальных сидящих. Рядом с Крисом сидел огромный суровый дядька с большими руками и носом. Напротив меня– миловидная женщина в прямоугольных очках. Я сразу подумал, что если и ждать помощи, то только от нее.

Мужчина с квадратной челюстью, который держал наши папки с личными делами встал. Он важно оглядел собравшихся и прочистил горло. Еще раз оглядел и еще раз покудахтал. Меня такое поведение начало раздражать. Я чувствовал себя усталым, измученным, и был готов поклясться, что больше никогда не стану лазить по ночам, даже с Америкой. К слову об Америке– ее дерзкий взгляд, устремленный на, по всей видимости, председателя собрания, мог прогневать его и остальных, а этого нам точно не надо. Я попытался достать до Америки ногой– между нами сидел Рокки, – но передумал. Не мне решать, я тут неопытен, верно?

Наконец председатель встал и провозгласил голосом древнеримского оратора:

– Сегодня в нашем кабинете собралось заседание по делу несовершеннолетних преступников, а именно… прошу вставать, когда я называю имя… Джеймс Грэй, Кристьян Себ, Уильям Бейтс, также известный как Рокки Хоррор… и Америка Джонс.

Он со смаком произнес ее имя. Мне это не понравилось. Сразу видно, что он уже несколько лет мечтает ее поймать, и вот, наконец, олень запутался в силках…

– Представляю вам комитет по делам несовершеннолетних. Я– мистер Крайс, председатель. Теперь слева направо, от начала стола: мисс Рот, мисс Граймс, мистер Грин и его брат, тоже мистер Грин, мистер Дотт, мисс Лагерфелд, мисс Грэйг и мистер Фрот.

Я замер. Миловидная женщина– мисс Грэйг… черт бы меня побрал, если она не жена инспектора Грэйга!..

– Приступим к делу. Итак, вышеупомянутые преступники, за исключением мистера Бейтса, сегодня ночью в районе двух часов нанесли тяжкий вред имуществу гражданке Эмили Смит, а именно: испортили одежду и привели машину мисс Смит в нетоварный вид. Далее, мистер Себ и мистер Грэй, под руководством мисс Джонс направились на незаконно взятой машине ныне покойного мистера Джонса, отца мисс Джонс, в магазин под названием «Магазин приколов Рокки Хоррора», где и встретили мистера Бейтса. Посетив магазин и приобретя необходимые для следующего действия товары, группа подростков направилась в дом мистера Эрола…

Я вздрогнул, перегнулся через хлюпающего носом Рокки и посмотрел на Америку. Она кивнула.

Конечно, это все было отягащаюшим обстоятельством, но я испытал мрачное удовлетворение– я отомстил не только за Америку;, но и за мисс Эрол.

– …где в тот момент находилась мисс Смит. Далее наши преступники напали на дом, сильно испугав находящихся там людей. Группа подростков скрылась на все том же автомобиле и унесла с собой фотографии, на которых…

Он запнулся. Крис выпрямился и, до боли точно подражая его голосу, пояснил:

– …была изображена голая задница мисс Смит…

– …мисс Смит была изображена в том виде, в котором ей меньше всего хотелось бы предстать перед широкими массами, – замысловато перефразировал покрасневший Крайс. Затем, издав горлом клекощущий звук, он продолжил:

– Используя всемирную сеть Интернет мисс Джонс при помощи своих друзей донесла до широких масс, а именно жены и дочери мистера Эрола, а также до сотрудников и работников конторы мисс Смит, что…

Он снова запнулся. Теперь уже Америка закончила фразу:

– …кто-то сегодня хорошенько потра…

Ее прервал повышенный тон Крайса, явно направленный на то, чтобы скрыть от ушей присутствующих окончание этого грубого и прямолинейного слова.

– …сегодня ночью она находилась в доме мистера Эрола!

Америка ухмыльнулась. Я взглянул на мисс Грэйг и– показалось ли?! – она дерзко и шаловливо усмехнулась Америке в ответ.

Показалось, наверное. Скорее всего.

– Итак, господа члены комитета по делам несовершеннолетних, что скажем?

Комитет молчал. Видимо, наши ночные похождения тянули на серьезную статью. Воздух покидал мое тело, но я все пытался выглядеть так же, как Ник Райсер– сильным и спокойным, хотя внутри у меня все сжималось при малейшей мысли о том, чтобы сесть в колонию. Но это волновало меня не так сильно– меня волновала Америка. То, как ей будет тяжело жить в неволе, как ее могут испортить тамошние девушки. Она и так не ангел, а колония превратит ее либо в наркоманку, либо в девицу без комплексов, бессердечную и грубую.

Я отвернулся от Америки. Меня волновал еще и Крис. Он планировал стать режиссером и его документы уже стопочкой лежали в театральном училище, которое он уже посещал по вечерам. Что будет, если нас посадят? А на сколько нас могут посадить? А вдруг, когда мы выйдем из колонии, нас не примут в школу? Об обучении в следующем году можно и не мечтать, – останемся еще раз в десятом классе, так как наверняка пропустим очень много и не сдадим экзамены.

– Комитет, есть ли у вас вопросы к подсудимым?

Руки подняли все.

– Хорошо, мисс Рот, начинайте. Задаем только по одному вопросу.

– Что побудило вас на такое преступление?

Отвечала Америка.

– Месть.

– Конкретнее, за что вы мстили?

– Она разрушила мою семью.

– Мисс Граймс, – мисс рот кивнула соседке слева, не поднимая головы от блокнота, куда она что-то кропотливо записывала.

– Каким образом, мисс Джонс, мисс Смит разрушила вашу семью?

– Увела моего отца, спровоцировала мать на развод.

– Исчерпывающий ответ. Мистер Грин, прошу вас.

– Мой вопрос уже задали. Джек?

– Почему именно такой способ мести? Вам кто-то подсказал?..

– Нет. Это чисто моя фантазия.

– Мистер Дотт, быть может, ваш вопрос прояснит картину.

Мистер Дотт явно был тот еще урод. Когда он недобро ухмыльнулся, обнажив желтые зубы, я тут же понял, что это ярый сторонник Эмили и даже, быть может, специально внедренный ею.

– Не обьясните ли вы, мисс Джонс, что здесь делают эти трое? Хорошо, двое, Уильям Бейтс не участвовал в самом акте вредительства… Почему?

Америка молчала. Я смотрел на нее во все глаза и действительно думал: почему? Неужели ей просто нужны были сообщники? Или она в своем слепом желании отомстить подумала, что мы тоже ненавидим Эмили?

Во всяком случае сейчас– да.

– Мисс Джонс? Вам нечего ответить?

– Я не хочу говорить… это личное!

– Хорошо. Может, ваши друзья не такие скрытные… мистер Себ?

– А что мистер Себ? – дерзко вскинул брови Крис. – Что может сказать вам мистер Себ? Что я могу сказать человеку, которого подкупила Эмили Смит?

Я тяжко выдохнул. Да, Крис только что сломал все мои надежды на то, что дело обойдется без колонии.

Дротт сверкнул глазами– это не понравилось остальным членам совета. Помните, я говорил, что Крису невозможно врать? Дротт попал в явно безвыходное положение, и если только он не последний подонок и имеет хоть капельку совести…

Но он ничего не сказал. Он перевел глаза на меня. Впился мне в зрачки так, что я захотел выбежать из комнаты.

– Мистер Грей?.. спасайте своих друзей. Если не ответите вы, я буду вынужден…

Он многозначительно замолчал. Я переводил глаза с одного лица на другое. Мой взгляд задержался на мисс Грэйг и перед внутренним взором вспыхнуло яркое как никогда воспоминание.

«– Я не запрещаю тебе любить ее…».

– Я влюблен в Америку Джонс.

Я произнес это, глядя на мисс Грэйг и на сей раз я не ошибся– она улыбнулась. Ее улыбка была теплой, согревающей, и мне вдруг показалось, что я– маленький мальчик, Дротт– жуткий дракон или чудовище из-под кровати, а мисс Грэйг– моя защитница, мой ангел-хранитель на ближайшие полчаса (а может быть, и больше). Я отметил их удивительное сходство– мисс Грэйг и моей мамы.

– Вот оно как! – мерзко засмеялся Дротт. – Ромео готов на все ради Джульетты?

– Да, – в моей груди поднялась лавина ненависти и зла. Я пытался себя сдерживать, мои эмоции могли сильно нам навредить, но чувства раскаленной лавой хлынули в мозг, затопив здравые мысли. Я думал сердцем– оно же и указывало моему языку. – Вам это незнакомо, правда? Ведь вы готовы на все только за деньги. Скажите, а если вам скажут отравить родную мать за миллион долларов, вы ведь это сделаете, правда?

– Как ты смеешь… – начал Дротт, но меня уже конкретно перло.

– А вот так! Вы же как-то смеете предьявлять обвинения только потому, что у вас в портфеле хрустит пачка денег!

– Какого черта несет этот мальчишка! – Дротт вскочил. Наверное, я бы заткнулся, если бы не взглянул ему в глаза. Я увидел страх загнанного в угол зверя, из последних сил отбиваюегося от собак волка. Ну и чтож, нужно добить эту скотину, пусть меня посадят, пусть у меня пропадет будующее, пусть хоть казнят– за Америку Джонс я любому нос утру.

– Такого, какого вы, продажный пес, тут делаете! – я тоже вскочил. Кто-то– скорее всего Крис– потянул меня за рукав вниз. Я сердито выдернул руку. Дротт молчал, облизывая губы. Я развернулся к ошеломленному комитету и, чеканя слова, произнес:

– Вы, может быть, и справедливы– я знаю, что мы переступили черту закона. Закона Соединенных Штатов Америки. Но! Эмили Смит переступила закон важнее– закон человеческих отношений. Она разрушила семью и целую жизнь. И она не чувствует себя виноватой. Значит, мы тоже не будем чувствовать вины– разве просто было юной Америке Джонс смотреть на счастливые целые семьи? Пусть и Эмили Смит будет тяжело смотреть в глаза тем, кто успел увидеть ее фотографии.

Я знаю, вы сейчас можете начать говорить про небесный суд и прочее– словом то, чему вас учили в вашем детстве, когда вы ходили в воскресную школу и крестились перед обедом. Я хоть и верующий, а все равно не могу просто понадеяться на волю Бога. Я должен был своими глазами увидеть, что обидчик девушки, которую я люблю– пусть даже этот обидчик то же девушка, – получил сполна. Судите меня по всей строгости закона, садите в тюрьму и вообще, делайте, что хотите, но моего раскаяния вы не дождетесь, это я вам обещаю. Я верю в свою правоту.

Молчание. В полной тишине я гордо опустился на место. Боковым зрением мне были видны широко распахнутые глаза Америки. И хоть она была сентиментальным человеком настолько, насколько я был Майклом Джексеном, в ее глазах стояли слезы. Ее тронула моя речь.

Но я не играл на публику. Я говорил потому, что так мне велело много раз обиженное мной же мое чутье– я никогда ему не доверял, а зря. Не потому, что Америка будет восхищаться моими словами или это заставит комитет задуматься– об этом я не думал. Я не думал о том, что говорил Ник Райсер, мистер Грэйг, психологи, включая моего отца и мудрую бабушку. Я вообще не думал, если уж на то пошло.

Глаза Билла были раскрыты едва ли не шире, чем у Америки, и в них тоже стояли слезы– но уже страха. Мистер Крайс тревожно облизывал губы, бегая глазами от одного лица к другому. Дотт усмехался, свирепо тыча ручкой в стол.

Лишь мисс Грэйг была удивительно спокойна. Она собрала свои исписанные листочки и повернула голову на тонкой шейке к мистеру Крайсу:

– Могу ли я сказать, мистер Крайс?

– Да, да, конечно.

Она встала. Одернула юбку-карандаш и сказала:

– Я считаю, что доводов мистера Грэя вполне достаточно, чтобы ограничиться наказанием в виду десяти часов общественных работ. И городу польза, и ребятам навыки.

Она села. Крайс обвел рассеянным взглядом всех сидящих за столом– и словно бы и не заметил вскинутой руки Дотта, которая грозила выткнуть глаз сидящим рядом.

– Кто согласен с мисс Грэйг?

Я пересчитал руки и воздух словно заново вошел в мои легкие– больше половины. Не подняли руки только Дотт и мисс Рот.

– Приговор обьявлен. Решением комитета по делам несовершеннолетних решено– десять часов общественных работ! Ждем вас здесь же в три часа дня.

Мы вышли из душного кабинета и я понял, я осознал, что это есть такое– доказывать свою правоту и бороться за свою свободу.