355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ким Су » Девушка конец света (Рассказы) » Текст книги (страница 2)
Девушка конец света (Рассказы)
  • Текст добавлен: 23 июля 2017, 18:00

Текст книги "Девушка конец света (Рассказы)"


Автор книги: Ким Су



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Но я и впредь буду называть ее Хэпи. Она встает со скамейки и говорит, что пора возвращаться в Сеул. По пути она продолжает рассказывать. За те полгода, что она сильно поправилась и покрылась веснушками, один приятель ее мужа спросил, какой может быть «как» в их жизни, если то, что происходит у них с Хэпи, называть семьей. Я спрашиваю у Хэпи, что такое «нак». Это единственное слово, которое она не перевела и оставила прямо так, на корейском. Хэпи отвечает:

– Ну, я и сама до сих пор не понимаю, что он имел в виду под этим «нак».

Так Хэпи мне и не объяснила значение этого слова.

Едва мы выезжаем на трассу, как упираемся в хвост длинной вереницы машин, медленно ползущих в сторону города. Полчаса мы плетемся в этой пробке, но, кажется, не проезжаем и пары километров. Спросив разрешения у Хэпи, на обратном пути я села на переднее сиденье рядом с ней, но в этой пробке мы толком ни о чем и не разговариваем, скорее наоборот, между нами чувствуется некоторое напряжение. Изредка Хэпи принимается постукивать пальцами левой руки по губе. А я просто смотрю на дорогу. Мы замечаем впереди черный дым, поднимающийся над рядами машин и автобусов. Хэпи говорит, что там точно произошла какая-то авария. В любом случае мы не успеваем к шести часам обратно в отель. Я смотрю вперед на дым и бормочу под нос:

– Это похоже на мокрое тело Кей-Кея.

– Это похоже на мокрое тело Кей-Кея, – повторяет за мной слово в слово Хэпи. И начинает смеяться. Видимо, это и есть «нак». – Я тоже хотела вас кое о чем спросить. Вчера в интервью вы говорили про исследование полюсов Земли. И там было такое слово – «гипервитаминоз А». Что это значит? – Хэпи смотрит на меня.

Пока мы говорим, мимо нас по обочине с сиренами и мигалками проезжают эвакуатор, полиция и машина «скорой помощи».

– Ну… – протянула я. Я хотела дать Хэпи возможность самой догадаться о значении слова.

Она облизывает губы. Пока она думает, мы еще немного проезжаем вперед. Накануне я действительно давала интервью для одной из корейских газет и рассказала про арктическую экспедицию. Исследователи умирали от голода, поэтому им пришлось убить и съесть белого медведя, и в итоге они погибли от гипервитаминоза А. Хотя эскимосские охотники, так же как Хэпи, не знают, что такое гипервитаминоз, но из поколения в поколение они учат своих подрастающих детей, что мясо белого медведя – это табу, есть его нельзя.

– Похоже, сожаление еще долго будет в душе, – говорит Хэпи.

На этот раз я повторяю ее слова, и мы смеемся. Тогда я понимаю, что «нак» не передает мои чувства к мокрому телу Кей-Кея. Ну и что с того?! Я также поняла, что еще долго буду грустить из-за того, что у Хэпи умер сын, и даже подумала, что неплохо было бы умереть, как полярники в экспедиции. И Хэпи теперь поняла. Я смогла продолжать жить, потому что у меня было мокрое тело Кей-Кея.

Наконец машины начали набирать скорость. Хэпи вскрикнула:

– Ой, посмотрите! А вот и авария. Видите, грузовик горит.

Я смотрю вперед. Рядом с заездом на виадук горит грузовик. Я вглядываюсь в языки пламени. Весь грузовик пылает в огне, но еще больше поражает, сколько поднимается черного дыма. Черный дым быстро поднимается в небо, в бесконечный космос. Мы проезжаем еще немного вперед, и внутри машины сразу чувствуется жар от огня. Вдруг мне становится страшно. А чувствовал ли Кей-Кей такой же жар, когда смотрел из окна на горящий город?

– Ничего себе! Не похоже, чтобы он врезался во что-то, как он мог сам по себе так загореться? – говорю я. Мне передается жар огня. И я чувствую, как внутри меня что-то меняется.

– Интересно, что с водителем? – шепчет Хэпи себе под нос и быстро оглядывает обочину около грузовика. Она тычет пальцем: – Туда, туда посмотрите. Вон там, рядом с полицейской машиной. Мужчина в синей робе. Сейчас разговаривает с полицейскими. Похоже, водитель успел выскочить из машины, пока та еще не загорелась. К счастью, с ним все в порядке.

Уставившись на пожар, мы не спешим набирать скорость. Машины сзади начинают вовсю сигналить, пытаясь поторопить нас. Я говорю:

– Поехали, Хэпи. Теперь уже поехали. Огонь скоро погаснет.

Хэпи кивает в ответ, но наша машина по-прежнему продолжает еле ползти. Хэпи тоже это знает. Когда мы уедем, огонь, оставшийся позади, будет гореть дольше, чем мы можем предположить. Внутри. Внутри нас. Где-то в глубине. Возможно, до тех самых пор, пока мы не состаримся и не умрем. Дело в том, что эти девяносто процентов космоса, которые мы не видим, но которые уже так давно влияют на нас, заполнены огнем. Но, конечно, пока мы живы, мы не можем увидеть его. Хэпи приходит в себя и говорит:

– Думаю, такими темпами мы можем и на прощальный банкет опоздать.

И хотя Хэпи знает, что мы все равно уже не успеем вернуться к шести часам, после этих слов она нажимает на газ. Машина постепенно набирает скорость, оставляя пламя темного огня позади.

НЕ СТОИТ ЗАБЫВАТЬ ТО, ЧТО ПРОШЛО

Лето. Приехав на море, она начала взрослеть, и это уже было не изменить. Она решила: все из-за того, что она давно не нежилась на солнце. В самом деле, что такое особенное происходит в восемнадцать? Но она, например, перестала мечтать. Интересно, как чувствуют себя ее сверстницы? Наверняка кто-то еще перестал мечтать в восемнадцать. Ее кожа казалась темной, как капельки дождя, стекавшие по окну отеля. Опускалась густая южная ночь, под ее натиском шторм, заглушавший собой все звуки, наконец-то стих. Заперев за собой дверь номера, она скинула всю одежду, оставшись в одной розовой бейсболке, и прошла в ванну. В зеркале отражалась молодая стройная девушка. Счастье быть худенькой в этом возрасте. По крайней мере, так говорила ее мать. Девчушка сделала прохладней воду, набиравшуюся в ванну, и вернулась в комнату. Голая, она стояла и смотрела в окно, за которым лежал таинственный мир тишины. Она зашла обратно в ванную. На запотевшем зеркале виднелись следы стекавших капель. Стоило ей начать протирать зеркало, как кто-то постучал в дверь номера. Этого она никак не ожидала и замерла в нерешительности. Едва девушка осмелилась снова пошевелить пальцами, как человек за дверью кратко и быстро позвал ее по имени. Так произносят только то, что хотят сохранить в тайне. Это был Хён. Она улыбнулась. Может статься, он будет стучать в дверь ее номера каждую ночь этих каникул. Она развернула кепку козырьком назад и посмотрела в глазок. Хён огляделся по сторонам и левой рукой нажал на звонок. Девушка вернулась в ванную комнату, где вода уже лилась через край. Не перекрывая кран, она забралась в ванну. Звонок раздался еще несколько раз. Девушка полностью погрузилась в воду. На ее улыбке замерли пузырьки воздуха, а бейсболка моментально промокла насквозь и стала почти красной. Ночью жара спала.

Когда она открыла глаза следующим утром, перед ней, заставляя забыть о ночной тишине, простирался новый – зеленый, синий, желтый – разноцветный мир. Изумрудное море, успокоившееся после шторма. Яркий солнечный свет. Прозрачный воздух, настолько чистый, что видно далеко вокруг. Выстроившиеся в ряд пальмы с листьями, блестящими высоко вверху. Накануне родители взяли машину напрокат и по горной дороге доехали до этого самого места. Дождь лил как из ведра, и щетки на лобовом стекле не справлялись с потоком воды. Это был долгожданный отпуск, но тогда, в машине, все сидели с постными лицами. Она же постоянно ловила себя на мысли, что ехать в катафалке на похороны было бы и то лучшим путешествием. Однако наутро все наслаждались прекрасной погодой, напрочь позабыв о вчерашнем ненастье. Еще не было и десяти, но солнце уже вовсю припекало. Море. Она стояла и, щурясь, смотрела на синее море, когда к ней подошла мать и, будто бы сжалившись, сказала:

– Теперь ты можешь забыть о том, что тебе надо поступать в университет. Но только на то время, пока мы здесь.

Девушка прекрасно знала, что с самого начала все это путешествие задумывалось лишь для того, чтобы не позволить ей слишком расслабиться и следить, чтобы она училась перед экзаменами. Она подумала, что предпочла бы этому солнечному дню какое-нибудь ненастье, чтобы можно было запереться в комнате и спать.

Завтракали в ресторане на втором этаже отеля. Две женщины – ее мать и мать Хёна – без умолку болтали. Они были хорошими подругами и даже спланировали этот совместный отдых будто бы для того, чтобы их дети, готовившиеся к поступлению, могли немного отдохнуть. Однако те двое, которых это касалось непосредственно, сидели с отсутствующим видом и ковырялись в тарелках, полных неаппетитной еды из буфета. Не только их матери радовались разгулявшейся погоде. Отцы, давно не выбиравшиеся на семейный отдых, с первыми лучами солнца ушли играть в гольф и до сих пор оставались на поле, забыв про завтрак.

– Где ты была ночью? – взглянув в ее темные глаза, завел свою песню Хён.

– В комнате.

– Я стучал.

– Я не слышала. Наверное, уже спала, – равнодушно ответила девушка, пока Хён насаживал на вилку бекон и еще какую-то ерунду.

– Я даже звонил несколько раз.

– Мало того, что приходишь к девушке посреди ночи, так еще и трезвонишь во всю дурь.

Она отложила вилку и, запрокинув руки за голову, потянулась всем телом. Хён скользнул взглядом по ее фигуре. На ней было черное платье без рукавов с широкими проймами, так что, пока она тянулась, были видны ее подмышки. Мать, до тех пор сплетничавшая про свою невестку и ее жадность, начала бранить дочку за непристойное поведение за столом. Все бы ничего, но тут девушка заметила, что и мать Хёна смотрит на нее, и быстро опустила руки.

– Она у меня еще такой ребенок, все приходится присматривать за ней, – объяснила женщина и добавила: – такой добрый ребенок.

Хитрости матери было не занимать. До этого дня она ни разу не упоминала, что дочка у нее должна быть доброй. И впервые в жизни девушка слышала, чтобы мать так говорила про нее. Всю жизнь мать хотела, чтобы ее дочка была красивой, а не доброй. Девушка не знала наверняка, но, кажется, мать считала, что ее собственная жизнь не удалась именно из-за того, что она когда-то была доброй. У родительницы было своеобразное представление о воспитании ребенка. Она забивала все шкафы дорогой одеждой, подчеркивающей женственность дочери. Или незаметно клала в косметичку на столе подводку для глаз, хотя девушка даже не умела ею толком пользоваться. Но куда больше знаний дочь почерпнула из маминого разочарования в жизни, которое сквозило и в манере говорить, и в том, как она себя держала. Это не означало, что она не хотела жить, как мать, или тяготилась ее вниманием, – она понимала, что сможет стать такой красивой, как сама этого захочет, если будет придерживаться маминой линии. Она уже понимала, что легко может стать такой, какой ее хотят видеть окружающие. Они хотели до банальности простых вещей: чтобы она стала еще красивей, еще привлекательней, еще очаровательней.

Девушка довольно рано привыкла к тому, что все вокруг обращают на нее внимание. Поначалу она думала, что у нее просто больше возможности покрасоваться, чем у других девочек (причиной тому была мать, крайне любившая наряжать и украшать дочку), но скоро она поняла, почему мать так старается. Вокруг было много девочек, ничуть не уступавших в красоте, но по сравнению с ними она сама не выказывала ни малейшего интереса к нарядам и украшениям. Именно поэтому мать взяла все в свои руки и пыталась сделать из дочки привлекательную женщину. Девушка знала, что мужчины будут считать красивыми любые ее действия, ее голос, ее манеру бессвязно говорить просто потому, что она привлекает их и потому, что они считают ее красивой. У нее была тайна: она сама не понимала, кто же она на самом деле. Ей было все равно, почему парни не могут оторвать от нее глаз. Ее куда больше интересовали другие вещи. Например, ее занимали звуки, которые вчера ночью она слушала в ванне, с головой погрузившись в воду. Такие красивые звуки. Ей было интересно, откуда могли исходить эти звуки, очаровавшие ее. Она задержала дыхание и, пока хватало воздуха, оставалась под водой в горячей ванне. Потом она вынырнула, вылезла из ванны, оделась и вышла из номера. В коридоре не было ни души, где-то еле слышно жужжал телевизор. С мокрых волос стекали капли воды и беззвучно падали на ковер.

Девушка постояла в холле отеля, наблюдая, как дрожат на ветру листья кустов бересклета. Потом через вращающуюся дверь вышла на улицу. Сильный ветер сносил капли дождя в сторону. Вокруг ничего не было видно, кроме отелей и съемных коттеджей, и девушка никак не могла понять, далеко ли было море. Она зашла обратно в отель и спросила у посыльного, как ей дойти до берега.

– Через сад направо, там будет деревянная лестница, ведущая к морю, – объяснил молодой человек. – Это самое красивое побережье во всей Корее. Только ночью вы вряд ли это увидите. Темно. Лестницу освещают фонари, но все равно спускайтесь осторожно. – Посыльный смотрел ей прямо в глаза.

– Что, правда совсем ничего не видно на берегу?

– Ну, трудно сказать. Я давно не ходил к морю в такую погоду.

– Когда в последний раз?

– Да еще в школе, наверное. Трудно собраться с силами и пойти к морю в такой-то ливень.

– Что ж, значит, сейчас там никого не будет.

Посыльный лишь улыбнулся в ответ. Его слова о море только больше раззадорили девушку. Она поблагодарила его и, едва выйдя из отеля, вспомнила, что возвращалась туда за зонтом. Она снова зашла внутрь и обратилась к молодому человеку. Тот сходил в служебную комнату и принес ей черный зонт с эмблемой отеля. Девушка взяла его и вышла под дождь. Посыльный последовал за ней.

– Я провожу вас. Покажу дорогу до лестницы, – сказал он с профессиональной вежливостью.

Она кивнула. Все лучше, чем идти одной.

– Вы местный?

– Да. Прожил здесь всю жизнь, если не считать службы на материке. Здесь, конечно, скучно.

– Почему скучно?

– Да здесь почти ничего не происходит. Вот пройдет такой шторм, на следующий день погода просто сказочная, а все равно никто не радуется, не веселится. На острове все черствеют. Иногда, правда, кто-нибудь кончает с собой. Прыгают со скалы. Или, бывает, кто-нибудь утонет, заигравшись в воде.

– Вас забавляет смерть?

– Нет. Дело не в этом. Мы живем за счет приезжающих туристов, поэтому нам нельзя, чтобы такое происходило. Вот этим летом, например, никто не погиб. Полиция тщательно за всем следит, да и деревенские ребята пообещали, что это лето обойдется без происшествий. Сезон уже заканчивается, так что, видимо, так оно и пройдет, это лето. А послезавтра в местном развлекательном центре будет выступать рок-группа. Конечно, в Сеуле никого не удивишь таким концертом, но вы приходите. Должно быть интересно.

– Не люблю концерты. Где море?

– Вон там.

В той стороне, куда указал посыльный, девушка увидела только сосны, освещенные светом фонарей, все остальное тонуло во мраке. Она пошла к морю, слушая, как капли дождя падают на мокрую землю, как вода стекает в канализацию, как ветер шевелит хвоинки на деревьях и исчезает в темноте, как волны накатывают на берег и снова отходят в море, которое словно играло арпеджио, где самые низкие ноты ночного аккорда сменялись высокими и обратно. И, слушая ритмичные звуки волн, она вспомнила про страдания. Их вполне можно было бы назвать сладкими. Она все чаще и чаще находила некоторое очарование в своих страданиях, поэтому не исключала, что со временем так же, как мать, станет считать свою жизнь неудавшейся. Она была уверена, что на самом деле мать разочаровалась в жизни не оттого, что была доброй, но оттого, что в этом было какое-то очарование. Куда важнее всех взлетов и падений было ее пристрастие к страданиям, которое постепенно укреплялось в ней. Хотя, по сути, сами страдания были ей незнакомы. Если бы, как того хотела мать, девушка вышла замуж за кого-нибудь типа Хёна, она могла бы оказаться в мире, лишенном страданий. Они с Хёном прекрасно подходили друг другу, и к тому же он был ей небезразличен. Но ведь не было никаких душевных терзаний в том, чтобы любить Хёна и быть с ним. Она не могла это объяснить, но ей хотелось страдать. Пока она слушала шум волн, потихоньку начало светать. Когда она сделал еще один шаг в сторону моря, посыльный окликнул ее:

– Пожалуйста, остановитесь! Никаких происшествий до конца сезона!

О чудесном летнем дне можно было судить по ее сияющим глазам, когда следующим утром она в легком полосатом платье поверх купальника стояла на лестнице, ведущей к пляжу, и смотрела на море. Ее взгляд, полный любопытства, был подобен солнечному свету, озаряющему без разбора все вокруг. В первый погожий денек после затяжных дождей все отдыхающие выбрались на пляж, и на дороге, ведущей к морю, было не протолкнуться в толпе отпускников и торговцев. Везде, где только это было возможно, на песке были установлены зонты от солнца и шатры, кромка моря пестрела людьми в купальниках. Все утро она провела в большом гостиничном шатре за чтением книги, которая давно ждала своего часа. Хён и родители не вылезали из моря. Девушка была поглощена чтением, лишь изредка отрывая глаза от книги, чтобы ответить на СМС друзей, оставшихся в Сеуле. Чтение было ее самым любимым занятием, которому она с радостью посвящала бы все свободное время. В этом романе речь шла о женщине в самом расцвете сил, которую все больше интересовали чувственность и эротизм и все меньше – здравый смысл. Героиня не понимала, что страхи и опасения, с которыми она пыталась бороться, только больше загоняли ее в ловушку желаний и страдала. В книге упоминался стих, однажды прочитанный героиней. Он начинался словами: «Я случайно проходила мимо / по мрачной дороге, засыпанной снегом». Дальше рассказывалось, как женщина шла по улице и в одном окне увидела плачущего мужчину. Она ничем не могла ему помочь, но, тем не менее, не отрывала взгляда от окна, пока слезы не перестали течь по его лицу. Заканчивался стих словами: «Сейчас я случайно вспомнила этого человека / в пустом офисе глядя на падающий снег / и слезы его мне вовсе не кажутся глупыми». Особенно девушке запомнились последние строчки стихотворения, потому что ей точно так же не казалось, что героиня романа ведет себя глупо.

Солнце поднималось все выше, и как-то вдруг ей стало жарко. Дочитав до середины книги, она отправилась к воде. Море оказалось неожиданно холодным и глубоким. Она вытянула руки перед собой и нырнула. Избегая толпы купальщиков, девушка поплыла в сторону открытого моря. Бесформенная вода обтекала ее тело и расходилась в такт гребкам. Дыхание сбилось, и понемногу она начала уставать. Тогда она перевернулась и поплыла на спине. На ее груди играли лучи горячего полуденного солнца. Пока она плыла и смотрела на неустанно движущееся солнце, она задумалась о следующем лете и тут же почувствовала легкий укол грусти. Она подумала, что, после того как окончит школу, уже никогда не сможет так самозабвенно наслаждаться солнечными днями, как в это лето. Не то что ей кто-то помешает или она сама этого не захочет, просто из-за того, что она станет взрослой, она уже не сможет смотреть на солнце так, как сейчас. Она подумала, что не хочет взрослеть. Пока она была погружена в свои мысли, кто-то неожиданно дернул ее за ногу. Не удержавшись на волнах, девушка ушла под воду и сразу догадалась, что это Хён незаметно подплыл к ней. Хён, крепко державший ее за ногу обеими руками, нырнул следом. В нем было много бесполезной силы. Если бы она была такой сильной, то тратила бы ее всю без остатка. Ничего бы не оставляла внутри себя. Она вынырнула на поверхность и попыталась отдышаться: мало того, что она уже довольно давно плавала, так теперь ей еще пришлось нырять. Когда вынырнул Хён, он увидел, что к девушке подошел оранжевый катер. В нем сидели загорелые парни лет по двадцать, телосложением выгодно отличавшиеся от него. Спасатели прокричали, что там, куда заплыли Хён с девушкой, было опасно и что им следует вернуться к берегу. Хён развернулся в обратную сторону, но увидел, что девушка махнула рукой спасателям. Сказав, что совсем выбилась из сил, она попросила отвезти ее на берег. Молодые люди подняли ее на борт.

Когда совершенно измотанный Хён доплыл наконец-то до берега, он увидел, что девушка уже давно оделась, поднялась по лестнице и, облокотившись на перила, смотрела на море. Платье обтягивало ее мокрое тело, а с волос все еще скатывались капельки морской воды. Он побежал в ее сторону, обогнал какого-то мужчину и начал поднимать по деревянным ступенькам. Девушка не отрывала взгляд от моря, так ни разу не посмотрев в сторону своего друга.

– На первом этаже отеля есть ботанический сад, ходила уже туда? – спросил Хён, подойдя к ней.

Она помотала головой.

– Там есть самая большая голубая агава на острове. Хотел тебе показать.

Хён взял ее за руку. Его рука был горячей, несмотря на то что он только что вылез из холодного моря. Она прекрасно знала, что Хён хотел ей показать вовсе не растение с таким странным названием, а животное, затаившееся в нем самом. От этой мысли ее бросило в жар. В этот момент она встретилась глазами с мужчиной, поднимавшимся по лестнице, и сразу узнала его.

– Отпусти мою руку. Я следом пойду.

Она отдернула свою руку, но Хён снова схватил девушку и силой потащил за собой. Хотя он и сказал, что ботанический сад находился на первом этаже гостиницы, когда они зашли в холл, оказалось, что сад был в подвальном помещении. Как она и предполагала, Хён не так уж сильно интересовался тропическими растениями. Стоило им только войти в сад, он потащил ее в угол, где росли бананы, и, укрывшись под их листьями, притянул девушку к себе и поцеловал в губы. Она позволила его языку проникнуть в ее рот. Она слышала, как на пляже разговаривали люди, как работала оросительная установка где-то на газоне; слышала музыку, доносившуюся из динамиков в отеле; слышала, как бежала кровь по жилам. На Хёне не было ничего, кроме черных плавок. «Вот, значит, какое у мужчин тело», – подумала она и, не в силах преодолеть любопытство, засунула правую руку ему в плавки. От удивления Хён оторвался от поцелуя, но вскоре снова впился в ее губы. Он попытался дотронуться до ее груди, но девушка отпихнула его руку. Тем не менее парня это не остановило.

– Я женюсь на тебе, – сказал Хён.

На этот раз она постаралась отпихнуть не только его руку, но и его самого. Внутри все похолодело.

– Ну, и где эта агава? – спросила девушка.

Хён, словно бы происходящее ничуть не смущало его, веселым жестом поманил ее за собой. Растение росло у окна, в которое задувал сильный теплый ветер и из которого было видно море. Она наклонила голову и стала рассматривать длинные листья, напоминавшие язык диковинного животного.

– Оно питается солнечным светом и превращается в текилу, – сказал Хён.

– Из него готовят алкоголь?

– Самый жгучий из всех алкогольных напитков.

– Пробовал?

– Да. Когда пьешь, ощущение, будто огонь глотаешь.

– Думаешь, если проглотить огонь, будет такое же ощущение? По-моему, все просто сгорит.

– Да ты ничего не знаешь. Про алкоголь-то уж тем более, – ответил Хён и погрозил ей пальцем.

В этот момент со стороны моря послышался вой сирены. Девушка выпрямилась. Ее платье и волосы развевались на ветру. Она высунула голову в окно и увидела, что все люди вылезают из воды. По зелено-синему морю мчался, разбрызгивая белую пену, оранжевый катер спасателей.

– Это те самые спасатели. Похоже, что-то случилось, – сказала девушка Хёну, который также уставился в сторону моря.

Катер, наматывавший круги по воде, остановился, и из него выпрыгнули спасатели. Они не переставая ныряли в воду в поисках тонувшего. Чем-то спасатели напоминали водомерок. Девушка с Хёном заслонили ладонями глаза от солнца и смотрели, что будет дальше. Ветер неустанно трепал волосы.

Когда потом она вспоминала о тех летних днях, о пропавшем в море человеке, о волосах, без устали развевающихся на ветру, она всегда ощущала что-то похожее на смущение, подобное тому чувству, которое испытывают девочки, когда первый раз видят кровь на нижнем белье или замечают в зеркале только-только появляющиеся округлые формы груди, – чувство, что входишь в новый неизведанный мир. Простое очарование, детское, незрелое и непонятное. Матери сразу замечают такие изменения в дочерях. А девочки начинают стесняться. Они больше молчат, становятся чувствительней к словам и действиям и понемногу начинают отдаляться. Если, например, им приходится куда-то идти в одежде, которая им не по душе, они начинают все чаще и чаще выказывать свое недовольство в словах или поступках. И ее мама скоро начнет все это замечать. Увидит, что дочка входит в мир, где родители уже мало что могут сделать. Поведение всех девочек меняется из-за того, что они начинают стесняться всяких разных вещей, но матери никак не могут этого понять. Кажется, они совершенно забывают, что сами взрослели точно так же.

Позже тем вечером обе семьи собрались на барбекю в ресторане, расположенном в саду отеля. Там она сказала матери, что не сможет больше купаться. Озадаченная этим заявлением мама попыталась выяснить причину, на что девушка ответила, что у нее начались месячные.

– С какой стати они вдруг начались именно сейчас? – удивилась мать.

Конечно, она знала, что у дочери в принципе менструации были нерегулярными, а тут еще столько нервов с выпуском из школы – немудрено, что цикл сбился. Однако мать, специально планировавшая этот отпуск так, чтобы он не совпал с месячными дочки, смотрела на нее с явным подозрением. Если бы захотела, она не постеснялась бы проверить, правду ли говорит девушка, но, будучи воспитанной женщиной среднего класса, она посчитала это неуместным. Девушка не стала ничего отвечать, и это было правильно. В любом случае мать не смогла бы понять, что ее дочь настолько стеснительна, что не сможет теперь войти в море, после того как в нем кто-то утонул.

– А что у тебя с шеей? – спросила женщина.

– А что такое? – ничуть не изменившись в лице, переспросила девушка и потрогала шею, на которой начал проявляться след от слишком страстного поцелуя Хёна.

– Нет, не там. Вот тут, слева.

Мать огляделась по сторонам. Кроме них двоих, все остальные были настолько поглощены готовкой мяса, будто это могло решить все мировые проблемы.

– А разве не этого ты хотела? Это же мои последние каникулы.

– Иди-ка в отель, посиди там немножко, потом увидимся. В моем номере возьмешь шарф. Каникулы каникулами, а меру знать стоит.

– Я тебе не собачка, чтоб меня прогонять. – С этими словами девушка поднялась и отправилась в отель. «Дураки. Все вы лицемеры. Только и знаете, как мясо жарить», – думала она по дороге.

У гостиницы группа панков вытаскивала из машины музыкальные инструменты. Посыльный поприветствовал ее как хорошую знакомую:

– Понравилось море?

– Ночью больше. Мне больше нравится, когда его не видно и можно воображать его каким угодно.

– Жаль.

– Почему?

– Кажется, море вас не особо впечатлило. А лицо у вас загорело. Щечки порозовели. Вы только посмотрите на этих музыкантов. Первый раз вижу такие прически. Интересно, они только с ирокезами могут нормально выступать?

– Дураки они. Кстати, где тут можно выпить текилу?

– А разве в баре ее не продают?

По пути в бар она еще раз взглянула на музыкантов. Среди панков с сумасшедшими прическами стоял один человек с совершенно обычной стрижкой, хотя он тоже походил на бывшего музыканта. Ему было за тридцать, и он смотрел на нее. Она привыкла к тому, что на нее все время смотрят. Она как будто становилась хрустальной статуэткой и не замечала всех этих взглядов. Она всегда с радостью становилась хрустальной и наслаждалась чужим вниманием. Но взгляд этого мужчины отличался от других, его вполне можно было назвать наглым. Стоило мужчине убедиться, что девушка заметила его, он, не мешкая, подошел.

– Там, на лестнице, это был твой парень? – спросил он.

Девушка подумала, что вопрос мог бы быть и не таким банальным. Она посмотрела на часы, потом ответила:

– Если быть точной, то прошло ровно пять часов и шестнадцать минут с тех пор, как он сделал мне предложение.

– Тебе бы еще развлекаться и развлекаться, а ты уже замуж собралась.

Ей не понравилось, что он говорит с ней как с маленькой.

– Тогда я подумаю о том, чтобы уйти в монастырь. Как я погляжу, это все едино.

– Что едино?

– Все одинаково скучно. Ну да ладно. Вы приехали на завтрашний концерт? Будете выступать? А я видела вас по телевизору. Давно еще, но все равно узнала сегодня на лестнице.

– Нет, концерт мне неинтересен. По правде говоря, со вчерашнего вечера я только за тобой и наблюдаю. На что ты всегда так увлеченно смотришь? Собственно, я и подошел к тебе просто потому, что хотел задать этот вопрос.

– Конечно на море.

– Море? И все? И что же такого интересного в море? Сколько тебе лет? Ты моря, что ли, раньше никогда не видела?

– А вы до сих пор поете?

– Не меняй тему. Я задал тебе вопрос. Правда, что ли, только на море и смотришь?

Он пристально посмотрел на нее, но ей нечего было ответить.

– Ладно. Вот что тебе надо знать. Ты на море смотрела, а я совсем другое видел. Поняла?

– И что вы видели?

– Как умер человек. Он барахтался в воде, то выныривая, то снова уходя под воду, а я кричал что есть мочи, только спасатели на суше ни его не видели, ни меня не слышали. Вот когда я с ним играл так в прятки, я на тебя не смотрел, только на него. Хотел тебе рассказать, что еще видел помимо тебя.

Мужчина замолчал. Внезапно она почувствовала, что готова умолять его, чтобы он продолжал рассказывать о том, что видел помимо нее. Это ее желание было совершенно неожиданным, но оно полностью захватило девушку. Она чувствовала себя чудовищем оттого, что хотела услышать подробности случившейся трагедии. Вот, например, совсем недалеко, в саду отеля, ее родители и родители Хёна ели мясо и вели бесконечные разговоры о ценах на жилье, или о гольфе, или о скором поступлении детей в университет. Она знала, что не может вписаться в общество, где только об этом и говорят, а главное, у нее смелости не хватило бы хоть на шаг приблизиться к этим людям. Именно поэтому море было единственным, на что она могла смотреть. Этот мужчина очаровал ее, но к этому чувству примешивалось еще другое, похожее на тайное желание просить его помощи. Это не было связано ни с ее семьей, живущей в мире, который ей не нравился, ни с миром ее фантазий – она понимала, что многие позавидовали бы ее жизни. Но у всех вокруг было одно простое желание, исходившее ли из обычного сексуального влечения или обусловленное обществом. Например, Хён искренне хотел ее. Именно поэтому он вчера и пришел к ней под дверь. А вот она не чувствовала такого сильного желания. Хуже было то, что ко всему прочему она еще и стеснялась.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю