Текст книги "Коготь дракона"

Автор книги: Кейт Форсит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

– Не могу же я ничего не есть, – сказала она себе, отправляясь на поиски деревни. Она выяснила, что если подстелить на конскую спину плед, ехать будет гораздо удобнее, хотя плед скоро пропахнет конским потом. Но пропахший лошадью плед казался куда меньшим злом, чем отбитое седалище, поэтому дальше она поехала в этом импровизированном седле.

Луг находился на возвышенности, поэтому Изабо повернулась спиной к горам и поехала вниз. Наткнувшись на маленький ручеек, Изабо поскакала вдоль него; когда солнце скрылось за горами, ручеек вывел ее к убогой деревушке. У деревенского пруда стояло несколько женщин с ведрами, босоногие ребятишки носились по грязной площади. Пруд окружали кособокие домишки, в грязи копошились тощие куры. Изабо показалось, что она никогда не видела этой деревни, они с Мегэн обычно посещали города, ибо их обитатели обращали меньше внимания на чужаков, к тому же там можно было узнать новости. Но все горные деревеньки с их серыми каменными стенами и высокими соломенными крышами были на одно лицо. Эта казалась очень бедной, многие стены были повреждены и кое-как замазаны глиной, а женщины вместо пледов носили на плечах какую-то дерюгу. Их босые ноги были заляпаны грязью, на изнуренных лицах лежала печать вековечной покорности. Одна из них была на сносях. Поднимая тяжелое ведро, она схватилась рукой за поясницу.

Подъезжая, Изабо лихорадочно соображала, чем она может заплатить за еду. У нее были только травы, а многие из этих женщин, несомненно, разбирались в травах не хуже нее. Тем не менее, разложив на земле кое-какие травы и корешки, она непринужденно затараторила.

– А еще у меня есть пустырник, который, как вам известно, лучшее средство от больного сердца.

– Если бы мне был нужен пустырник, я бы пошла и попросила знахарку, – неприветливо сказала беременная женщина.

У Изабо заблестели глаза при мысли, что в ее мешке может оказаться что-нибудь редкое, что пригодится знахарке, впрочем, одна знахарка всегда приютит другую.

– Как найти вашу знахарку? – спросила она и услышала, что та живет в маленьком домике за околицей.

– Знахарка поможет тебе, девушка, – несколько раз повторили женщины. Поблагодарив их, Изабо поехала по грязной улице, думая о том, какими тощими кажутся здешние дети и насколько ветхие в этой деревне дома. Здесь, у самых гор, зима должна была быть суровой.

Домишко знахарки стоял в небольшой роще, позади него журчал ручей. Несмотря на то, что дом был небольшим, крыльцо было чисто вымыто, как ни в одном из деревенских домов. Изабо осторожно спешилась и оставила Лазаря пастись на свободе. Прежде чем распахнуть калитку и подойти к дому, она опытным взглядом окинула сад и подивилась разнообразию растущих в нем трав. Знахарка могла лечить односельчан, пользуясь только растениями из своего садика. Изабо заметила даже грядку, засеянную льном – должно быть, его не так-то просто вырастить в таком холодном климате. Она усмехнулась, вспомнив, что надеялась продать знахарке какую-нибудь траву.

Дверь распахнулась прежде, чем она успела постучать. Изабо осталась стоять на пороге с повисшей в воздухе рукой.

– Входи, входи, – запыхавшись, проговорила пожилая женщина. – Чем я могу тебе помочь? У тебя задержались месячные, девочка? У меня есть чай из девясила, который поможет.

– Почему же не из душицы? – удивилась Изабо. – Я вижу, у вас прямо под дверью замечательный сад, а за девясилом придется тащиться в горы.

– Верно, – сказала пожилая женщина, метнув проницательный взгляд. – Но у меня большой запас девясила, еще с прошлого лета. Но я думаю, ты пришла сюда не за этим. Ты голодна? Похоже, ты несколько дней не ела досыта. А у меня как раз поспела похлебка.

От облегчения у Изабо закружилась голова. Она, не колеблясь, шагнула вперед.

– А твой конь не убежит, если его не привязать? – спросила знахарка.

Изабо покачала головой.

– О нет, он очень хорошо выучен, – ответила она, садясь в одно из кресел, стоявших перед очагом, и протягивая озябшие руки к огню.

Знахарка проворно сновала по крохотной кухоньке, ставя на огонь чайник, доставая чашки и миски, протирая ложки тряпочкой, и, не переставая болтала, что-то о тяжелой зиме, поздних заморозках и о том, как трудно ей стало собирать редкие травы и коренья.

Изабо позволила себе расслабиться, внезапно осознав, как она устала и проголодалась. Когда знахарка протянула ей чашку с чаем, она взяла ее и сделала осторожный глоток. Вкус чая был ей незнаком. Казалось, в ее теле не осталось ни одной кости. Знахарка подала ей миску, наполненную густой ароматной похлебкой. Изабо накинулась на еду.

– Так что же такая хорошенькая девушка делает в этих горах одна? – спросила знахарка, устраиваясь у очага. Отсветы огня заиграли на ее морщинистом лице.

– Иду на юг, – с набитым ртом пробормотала Изабо.

– Идешь на юг? И почему молодые люди так стремятся на юг – там нет ничего, кроме грязного города, сурового моря да пиратов. Должно быть, ты идешь в город на заработки? – Изабо кивнула. – Одна, с лошадью, на юг. – Изабо снова кивнула, вытирая миску кусочком хлеба и пытаясь отвести голодные глаза от котелка, все еще висевшего над огнем. – Разве у тебя нет родственников, которые о тебе беспокоятся? – спросила знахарка, забирая у Изабо опустевшую миску и вновь наполняя ее.

Теперь пришло время рассказать историю о старой бабушке, которая живет в горах. Она открыла было рот, но к собственному удивлению ответила:

– Нет, я никогда не знала своих родных.

– Они умерли, когда ты была маленькой?

– Нет, то есть… я не знаю. Я найденыш.

Изабо очень удивилась, что рассказала все это с такой легкостью. Она взглянула на знахарку, но ее морщинистое лицо было спокойно, черные глаза смотрели мимо Изабо – казалось, женщину гораздо больше интересует содержимое котелка. Тревога девушки рассеялась.

– Найденыш! Как интересно. Никогда еще не встречала человека, которого бы нашли. И кто же тебя нашел?

– Моя опекунша. Я называю ее бабушкой, но на самом деле она мне не родная.

– А где она живет? И как ее зовут?

– M-м… М-м… M-м…– попытавшись ответить, Изабо обнаружила, что язык ей не повинуется. Она снова попыталась. – Она живет…– и опять обнаружила, что не может говорить, а ее рука, поднявшаяся с колен, чтобы указать на горы, застыла в воздухе. Изабо попробовала еще раз, но ее губы почему-то никак не могли выговорить «Драконий Коготь». Через миг ее рука упала на колени. Она продолжила есть, изредка встряхивая головой, словно для того, чтобы избавиться от комариного звона в ухе.

– Ты живешь на торфяниках?

Изабо открыла рот, чтобы ответить «да», но услышала собственный голос:

– Нет, в горах, – теперь ее охватила настоящая паника от того, что она с такой легкостью выбалтывает все, что намеревалась скрыть.

– В горах! – воскликнула знахарка. – Должно быть, у вас была суровая зима – нас завалило снегом, многие поумирали от холода. В основном, конечно, старики да малые дети. Я ничего не могла сделать – мой сад замерз, а дом замело снегом. А в горах, должно быть, было еще хуже.

– Мы почти никогда не чувствуем холода, – сказала Изабо, вспомнив о том, как однажды снег лежал островками на склонах их долины. Даже в середине зимы в их долине не было холодно. Только сейчас Изабо впервые задумалась об этом и вспомнила, что, когда они покидали долину, пришлось пробиваться сквозь глубокие снега.

– Должно быть, вы жили в каком-нибудь укромном местечке, – заметила знахарка, забирая у Изабо пустую миску.

– Да, – согласилась Изабо.

– И все-таки я слышала, что это очень суровые горы. – Должно быть, молодой девушке нелегко там жить.

– Ну, не знаю, – протянула Изабо, задумавшись. Жизнь никогда не казалась ей трудной; все, что ей приходилось делать, это прясть и шить, собирать травы и слушать поучения Мегэн. Вспомнив тощих ребятишек и изможденных деревенских женщин, она подумала, что ей, возможно, жилось гораздо легче, чем им. Она никогда не голодала и не испытывала недостатка в теплой одежде или обуви.

– Должно быть, твоя опекунша очень мудрая женщина, если вы живете в горах, среди бурь и холодов, и не терпите нужды.

– О да, она мудрее всех. Она знает все о растениях, зверях и погоде, – пролепетала Изабо. – Она по запаху ветра может сказать, когда пойдет снег, и она…– Внезапно девушка снова обнаружила, что не может говорить. Ее мысли разбегались, и она никак не могла вспомнить, что собиралась сказать. – Она очень мудрая женщина, – закончила она сбивчиво.

– Так как, ты говоришь, ее зовут? – спросила знахарка, но Изабо опять не смогла ответить – имя Мегэн застряло у нее в горле. Откинувшись на спинку кресла, она обнаружила, что не может даже поднять руку, чтобы потереть ноющий лоб. Тени в маленьком домике сгустились, нависая над двумя креслами у очага, будто живые. Изабо почувствовала страх, вяло, как сквозь вату. Язык казался распухшим и неповоротливым, во рту появился неприятный привкус.

Знахарка наклонилась вперед.

– Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своем детстве, – приказала она сильным чистым голосом, совершенно непохожим на прежний.

К великому своему смятению, Изабо подчинилась. Слова хлынули из нее потоком: Испытание, которое устроила Мегэн в ее восьмой день рождения, рассказы о том, как приходилось прясть долгими зимними вечерами, о том, какую скуку нагоняли на нее бесконечные уроки. Но порой что-то перекрывало этот поток, и она не могла вспомнить, что собиралась сказать. Тени сгустились и стали почти ощутимыми, комната – там, куда не попадал свет от очага – утонула во мгле, а знахарка настойчиво вытягивала из нее все новые и новые сведения. Изабо попыталась сопротивляться, но с ужасом обнаружила, что ничего не может сделать.

Она рассказала этой странной пожилой женщине множество вещей, о которых никогда никому не говорила, но не обмолвилась ни единым словом о колдовстве и не назвала имени Мегэн. Ей как-то удавалось обходить главные тайны в их жизни, но чем больше она сопротивлялась, тем настойчивее становилась знахарка. Изабо стало ясно, что пожилая женщина, должно быть, воспользовалась какими-то чарами, наложенными так умело, что Изабо ничего не заметила. Как только Изабо поняла это, она позволила себе болтать обо всех мелочах их повседневной жизни. Наконец, знахарка наклонилась вперед и уставилась в лицо девушки колючими черными глазами. Она произнесла что-то непонятное. Изабо почувствовала, как что-то тянет ее вперед, губы зашевелились, но язык отказался ей повиноваться. Почти минуту слова метались в ее мозгу, проклятые слова, за которые они с опекуншей предстали бы перед судом и были бы приговорены к смерти. Но ни одно из этих слов так и не сорвалось с ее губ. Наконец, знахарка отодвинулась.

– Понятно, – пробормотала она. – Очень сильное охранное заклинание.

Довольно долго она, не отрываясь, глядела в огонь, сложив узловатые руки на коленях, потом откинулась назад и сказала все тем же задыхающимся голосом:

– Батюшки, что же я за хозяйка такая, надоедаю тебе вопросами, когда у тебя глаза слипаются. Прости меня, здесь, на пустошах, порой бывает так одиноко, не часто случается встретить умного собеседника. Пойдем, пойдем, я уложу тебя в постель, утро вечера мудренее.

Изабо могла лишь повиноваться. Она так устала, что несколько раз споткнулась, прежде чем дошла до постели, расстеленной знахаркой в углу комнаты, в просторной нише. Постель была жесткой, но теплой. На потолке плясали отблески пламени. Изабо заснула, как только ее щека коснулась подушки.

Проснувшись на следующее утро под монотонный стук дождя по крыше, она почти не помнила прошлого вечера. В памяти осталась вкусная похлебка и то, что она рассказывала о своем детстве, как не рассказывала никому раньше, странное ощущение сна наяву. Ей было трудно отличить сон от того, что произошло на самом деле. Однако, смутное чувство тревоги никуда не делось – и первой ее мыслью было выменять у знахарки на что-нибудь немного еды и как можно скорее отправиться в путь. Но у старухи были свои планы.

– Подожди чуть-чуть, девочка, я сварю кашу и налью тебе молока. Я собираюсь сегодня печь хлеб, может быть, испечь и для тебя?

Потом она попросила Изабо помочь приготовить мази и та не смогла отказать. Знахарка права, лучше подождать, пока кончится дождь, пока она найдет время напечь для Изабо орехового печенья. В маленьком домике было так уютно, и она еще никогда не пробовала такой вкусной еды. Знахарка была чудесной женщиной, она с таким интересом слушала Изабо. Да, некоторые ее вопросы вызывали у Изабо смущение и тревогу, но эти чувства быстро проходили, а знахарка могла рассказать о растениях то, чего не знала даже Мегэн. Женщина приготовила вкусный обед, от которого Изабо никак не могла отказаться, и прежде чем они встали из-за стола, наступила ночь. Отправляться в путь было поздно. Каждый раз казалось, что уход задерживается по совершенно естественным причинам, но Изабо чувствовала смутную тревогу и нетерпение. В эту ночь, уснув в своей нише, она видела во сне лето и вересковые пустоши.

Изабо тихонько напевала себе под нос, сидя на корточках. Воздух был свежим и теплым, вокруг деловито жужжали пчелы и порхали многочисленные бабочки. После шестидневного проливного дождя было так приятно видеть голубое небо и ощущать на Коже солнечное тепло.

Маниссия – так звали знахарку – послала ее в сад с корзиной и ножницами. Сегодня они собирались заняться сборами и настоями, которыми знахарка пользовала жителей окрестных деревень и продавала на рынке. Изабо всегда нравилось возиться с душистыми листьями и травами, и она с нетерпением ждала, когда сможет увидеть работу Маниссии.

На миг ее кольнуло странное беспокойство, но запах весенней земли и пряный аромат розмарина и тимьяна заставили забыть о нем. Солнце ласково касалось ее рыжих волос. Маниссия обещала показать ей старинные книги, повествующие о путях звезд и планет, лун и солнца. Мегэн никогда не интересовалась небом, только землей, ее животными и растениями. И снова Изабо почувствовала тревогу и на миг нахмурилась. Почувствовав непонятный озноб, девушка обхватила себя руками и начала растирать руки, пытаясь унять дрожь. Беспокойство почти сразу испарилось, и она вернулась к мысли о книгах знахарки.

Корзина Изабо была почти полна, а спина начала ныть, когда до нее донеслось пронзительное ржание. Изабо подняла голову и оглянулась. Домик был построен в небольшой роще, а через сад бежал ручеек. За домом вздымался крутой склон, покрытый вереском. За этим склоном громоздились все новые и новые холмы, постепенно сливавшиеся с горами на горизонте. Вдоль гребня холма несся крупный гнедой конь. Он снова заржал и взвился на дыбы, потом начал бить копытами землю. Конь звал ее. Даже с такого расстояния она слышала его голос.

– Изабо! – кричал он. – Изабо!

Изабо застыла на месте. Конь снова заржал. Внезапно она узнала его. Лазарь! У нее на глазах конь развернулся и поскакал обратно, с пронзительным ржанием. Бросив корзину, Изабо обежала вокруг дома. В конце длинного сада была калитка. Она позвала Лазаря, но конь не подошел к ней. Он продолжал носиться вдоль изгороди, мотая головой и время от времени издавая тревожное ржание. Изабо бросилась к калитке, чтобы открыть ее, но стоило ее руке коснуться деревянной щеколды, желание уйти испарилось – она остановилась, мечтательно глядя на горы и теребя носком башмака пучок травы.

Лазарь снова заржал. Изабо вспомнила, зачем шла к калитке, и почувствовала беспокойство. Как она могла забыть про Лазаря? И про Мегэн, ее любимую наставницу, и про путешествие на юг? Все, что она могла вспомнить, – отблески огня на беленых стенах, стук дождя в окна, задыхающийся голос знахарки и ее собственный голос. Она помнила, что много говорила. Что она успела рассказать? Изабо обмерла от страха. Должно быть, ее околдовали. Но как? Она не чувствовала того озноба, который обычно появлялся, когда кто-то поблизости черпал силу из земли или воздуха. Она вообще ничего не чувствовала, кроме странной расслабленности и забывчивости. Если бы Лазарь не разбудил ее, она продолжала бы мечтать только об еще одном дне с мудрой знахаркой, не замечая, как проходит время.

Лазарь снова пронзительно заржал. Изабо заржала ему в ответ и попыталась что-нибудь придумать. Подняв с земли палку, она отодвинула ей щеколду. Она миновала калитку, стараясь не коснуться забора, и побежала вверх по склону. Это оказалось нелегкой задачей: белые бабочки порхали в солнечных лучах и трудно было не заглядеться на их причудливый полет и красоту суровых склонов. Она заставила себя продолжить подъем, а гнедой жеребец носился по гребню холма.

Добравшись до вершины, Изабо почувствовала, что сонливость и рассеянность исчезли бесследно. Она не могла надышаться свежим воздухом, напоенным запахами весны. Лазарь ласково ткнулся головой в ее плечо.

– Она, должно быть, ведьма, – сказала Изабо. – Кто бы мог подумать.

Лазарь заржал и тряхнул гривой. Изабо провела по ней рукой, ругая себя последними словами. Все ее вещи: сумка, ее драгоценные кольца, талисман, который дала ей Мегэн – все осталось в доме.

– Придется возвращаться, – сказала она.

Лазарь принялся бить копытом землю, тряся головой и издавая жалобное ржание, но Изабо понимала, что другого выхода нет. Как она могла оставить талисман без присмотра? Мегэн доверилась ей, а она за какой-то месяц ухитрилась наделать столько ошибок!

Она развернулась и побежала вниз, твердя про себя:

Я должна быть сильной. Я должна сохранить ясную голову. Я должна быть сильной, смелой и осторожной, какой хотела видеть меня Мегэн.

Когда она распахнула дверь, пожилая женщина с улыбкой разогнула спину.

– Поставь корзину на стол, милая, и садись за стол. У меня как раз поспел картофельный суп.

Изабо забыла про корзину. Она уже готова была идти за ней во двор, потом вспомнила, что привело ее в дом.

– Ты ведьма, – сказала она.

– Как и ты, – ответила знахарка, наливая суп в глиняную миску.

На миг Изабо была обескуражена.

– Ты навела на меня чары. Ты заставила меня забыть, что я собиралась делать и куда шла.

– Неужели? Все эти дни шел дождь. В такую погоду тебе пришлось бы несладко без крова. – Знахарка поставила миски на стол. – Ешь, девочка, на тебя до сих пор смотреть больно – кожа да кости.

– Нет, мне нужно идти.

– Пожалуйста, если ты так спешишь, но не лучше ли сначала поесть?

Разумеется, следовало поесть перед дорогой. Изабо обнаружила, что с жадностью смотрит на миски, над которыми поднимался чудесный запах. Разозлившись, она взмахнула рукой – миски слетели на пол, а их содержимое разлилось по половику.

– Вот это уж совсем не дело. Хорошо же ты мне отплатила за гостеприимство! Мне стыдно за тебя.

– Прости, – пробормотала Изабо, чувствуя жгучий стыд. – Я все уберу. – Она начала собирать осколки. Знахарка взяла бадейку и, налив в нее воды из ведра, подала ее девушке вместе с тряпкой. Изабо встала на четвереньки и принялась оттирать половик, потом медленно подняла взгляд.

– Ты опять! Я же сказала, что ухожу.

– Конечно, конечно, ты уйдешь, когда захочешь, хотя я думаю, сначала надо закончить уборку.

Этот выговор заставил Изабо вспыхнуть, поспешно вернуться к работе. Я закончу это и сразу уйду, сказала она себе.

Но знахарка налила еще супа, продолжая говорить что-то своим надтреснутым старческим голосом. Убрав разбитые миски, Изабо снова почувствовала, что не может отказать старой женщине. Я уже не забуду , поклялась она себе, торопливо заглатывая суп.

– Спокойно, Изабо, спокойно, – сказала знахарка. – Если будешь глотать, не жуя, у тебя будут ветры. Чему только тебя учила твоя опекунша?

Изабо почувствовала панику. Очевидно, она рассказала знахарке про Мегэн. Откуда еще та могла узнать, что у Изабо была опекунша, а не бабушка? Она попыталась вспомнить последнюю неделю, но большая часть воспоминаний была тусклой и нечеткой.

Прежде чем она успела выговорить хотя бы слово, Маниссия резко подняла голову.

– Охранное заклинание разрушено, – сказала она. – Изабо, я их не знаю. – Быстро в постель!

Изабо собиралась выразить старой ведьме свое презрение, но та повернулась к ней, мягко сказав:

– Изабо, ложись в постель.

Прежде чем она поняла, что подчиняется, Изабо уже лежала в своей нише и хозяйка прикрыла дверцу. Девушка оказалась заперта внутри. Изабо открыла рот, чтобы завопить, но обнаружила, что не может издать ни звука – голос отказался ей повиноваться. Однако, у нее тут же пропало желание протестовать: сквозь щелку она увидела двух Красных Стражей, стоящих на пороге. Это были кавалеристы в развевающихся красных плащах. Шлемы они держали под мышками.

– Чем я могу вам помочь? – своим задыхающимся голосом начала Маниссия. – Вы заблудились? Деревню найти совсем нетрудно.

– До нас дошли слухи, что здесь творится колдовство, – грубо сказал один из Стражей.

– Колдовство? В этой деревушке? О нет, я думаю, вас ввели в заблуждение, молодые господа, здесь нет никого, кроме овец да ребятишек. Входите, входите. Может, вы хотите чаю? Кто вам сказал такую ерунду? Что делать здесь колдуну? Денег в этих краях не заработаешь, а народ в Квотиле, скажу я вам, честный, не станет якшаться с кем попало.

– Мы слышали, здесь видели девушку на лошади, – умудрился перебить ее говорок второй солдат.

– Девчушку? Ну да, появлялась тут одна, за мятным чаем приходила. Так у нее была лошадь? – Красные Стражи вошли в дом.

Хозяйка разливала чай и выкладывала на блюдце ореховое печенье, при этом не переставая болтать.

– Да, нелегко в этих краях бедной старой женщине. Прошу вас, берите печенье. Я уж стара стала, больше ни на что не гожусь; но крестьяне не обижают старую Маниссию, покупают мой мятный чай.

– Она всего лишь бедная старая женщина, – сказал один из Стражей.

– Да и что делать ведьме в этих пустынных краях? – поддакнул другой.

Они направились к выходу, прихватив по пригоршне печений, но не успела знахарка перевести дух, как они вернулись, ведя за собой женщину в красном платье. Изабо, подглядывающая в щелочку, сжалась от страха.

– Вы оба – болваны, – объявила искательница ведьм. – Вас даже ребенок сумеет обвести вокруг пальца.

Из уст Маниссии потоком хлынули ласковые слова, но искательница ведьм не обратила на них внимания, пристально разглядывая маленькую комнату.

– Я чувствую колдовство, – произнесла леди Глинельда. – Оно висит в воздухе, как дым.

– Должно быть, вы унюхали мой черничный пирог, – сказала знахарка. – Славно пахнет, верно? Некоторые считают чернику чересчур сладкой, но лично я…

– Заткнись, старая перечница, – раздраженно бросила Искательница и, потянув носом, нахмурилась. – Какие-то чары, вне всякого сомнения. С этим следует разобраться.

Она дала солдатам знак приступить к обыску. До Изабо донесся грохот и звон – стражи вывалили на пол посуду. Маниссия продолжала болтать, время от времени предлагая Искательнице попить чаю или перекусить, чем вызывала у той сильнейшее раздражение. Прильнув к щелке, Изабо не могла разглядеть почти ничего, кроме ее алой юбки – охотница за ведьмами стояла у самой дверцы. Маниссия ухитрилась всучить ей кружку с чаем.

Внезапно раздался какой-то шум. Маниссия закричала тонким пронзительным голосом, запричитала:

– Моя валериана! Скорее, она сгорит! Это весь мой запас! Что я буду делать, если кто-нибудь придет ко мне за помощью?

Из очага густыми клубами повалил сладковатый дым. Изабо прикрыла лицо руками, когда он просочился в ее убежище. До нее донеслись команды, которые искательница ведьм отдавала солдатам, звон металла и топот подкованных башмаков. Постепенно шум стих. Дверь внезапно распахнулась, и Изабо, вздрогнув, подняла взгляд. Она чувствовала странное оцепенение и некоторое время лишь моргала, не предпринимая никаких попыток к бегству. Но это была всего лишь Маниссия. Выбравшись из шкафа, Изабо с изумлением увидела, что Красные Стражи дремлют в креслах у очага, выводя носами затейливые рулады. Искательница Глинельда лежала на диванчике у входа с аккуратно скрещенными на груди руками и благопристойно расправленной красной юбкой.

– Что случилось? – глупо спросила Изабо и принялась тереть ладонями глаза.

– Я угостила их успокаивающим чаем, – сказала Маниссия, быстро завязывая в тряпицу каравай хлеба и немного сыра и укладывая их в мешок Изабо. – А потом – вот ведь неуклюжая глупая старуха! – я уронила в огонь связку валериановых корней, а ведь мало кто не заснет, глотнув валерианового дыма.

– А почему же вы сами не спите? – спросила Изабо, изо всех сил стараясь не зевать.

– О, я накинула на голову свой фартук, – пожала плечами Маниссия. – Изабо, ты должна уходить очень быстро. Я не знаю, почему за тобой гонятся Красные Стражи, но точно знаю, что и врагу не пожелала бы попасть в лапы к этой стерве. – Она кивнула в сторону искательницы ведьм. – Никогда не видела такого жестокого лица.

– А как же вы?

– О, не могут же они тронуть знахарку, – весело сказала Маниссия. – Теперь, когда они наглотались моего чая, они будут кроткими, как ягнята. Сегодня вечером они расскажут в местном кабаке о скромной старой леди, живущей в роще. Бедная старушка, будут говорить они, она немного не в себе, но вполне безобидна.

– Как вы это делаете? – спросила Изабо, закидывая на плечо свой мешок.

– Это Воля и Слово, – ответила знахарка, глядя на Изабо сверкающими глазами. – Тебя что, ничему не учили?

– Вы хотите сказать принуждение? Разве это не запрещено?

– О, ведьмам из Башни, у которых ты учишься, действительно запрещено, – сказала Маниссия. – Очень интересно. Я думала, они все погибли. – Изабо молчала, пытаясь вспомнить, что она выболтала Маниссии. – Старуха фыркнула, пытаясь сдержать смех. – Даже ведьмы из Башни не прочь навязать свою волю другим, когда им это выгодно. Вот так то, моя милая. Кроме того, Башен больше нет, а времена сейчас тяжелые. Бедной старой знахарке приходится пускаться во все тяжкие, чтобы прожить сыто и спокойно. А теперь иди!

Искательница ведьм уже начала ворочаться, хотя Красные Стражи крепко спали.

– Теперь шутка в том, – пробормотала Маниссия, выпуская Изабо через заднюю дверь, – чтобы они вообще не поняли, что спали. Желаю тебе удачи, девочка. Загляни как-нибудь ко мне, если получится.

Лазарь с тревожным ржанием бегал по высокому зеленому холму за домом. Изабо бросилась к нему, боясь, что их могут увидеть из окна. Вскочив жеребцу на спину, она погнала его бешеным галопом – прочь из деревушки Квотил, прочь от старой знахарки. Увидев свою прежнюю хозяйку, Лазарь испугался, что его снова заставят ходить под седлом, будут тревожить его атласные бока хлыстом и шпорами. Он несся, точно вихрь, не нуждаясь в понуканиях. Изабо была счастлива, что в лицо ей снова веет свежий ветер вересковых пустошей.

Конь несся галопом весь день. Теперь они направлялись на юг, старательно огибая редкие деревушки, жмущиеся к склонам холмов.

Когда солнце скрылось за горизонтом, они миновали высокий крутой холм. Перед ними блестела широкая излучина Риллстера, сияющая среди лесистых берегов. Начинаясь с крошечного ручейка в сердце Сичианских гор, Риллстер бежал по зеленым долинам Рионнагана к морю. Это была главная водная дорога страны, по ней продукты, лес, руда попадали в города, расположенные на побережье, а ремесленные изделия доставлялись в горную часть страны.

Перед холмом, на котором стояла Изабо, река разливалась, превращаясь в озеро, над которым сгущался туман, скрывающий темную воду. На берегу раскинулся большой город, в котором уже загорались огни – быстро смеркалось. Это зрелище заставило Изабо вздохнуть с облегчением. Благодаря чарам Маниссии путешествие из Сичианских гор в Карилу заняло целый месяц, гораздо дольше, чем она рассчитывала. Талисман, спрятанный в заплечном мешке, накладывал на нее ответственность, которую Изабо охотно переложила бы на плечи более опытной ведьмы. Весь день он жег сквозь кожу и ткань, и чем ближе она подходила к озеру, тем сильнее становилась боль. Теперь талисман так раскалился, что ей пришлось замотать его в несколько слоев ткани. Но даже тогда он, казалось, продолжал пульсировать, и девушка с нетерпением ждала того часа, когда передаст его подруге Мегэн. Изабо подумала о том, будут ли ее ждать на Тулахна-Селесте спустя месяц после того, как Мегэн отправила сообщение. Однако, она успеет подумать об этом, когда спустится на равнины. Сначала ей предстояло выбраться из Карилы.

Вид домов, сгрудившихся под прикрытием каменных стен, точно детские деревянные кубики, напомнил Изабо о том, что она была здесь восемь лет назад. Тогда Карила показалась ей ярким и веселым городом, увешанным фонарями и вымпелами, с улицами, заполненными возбужденной толпой, с озером, ярко блестевшим на солнце. Ударив пятками в бока Лазаря, она двинулась вниз по склону холма к воде, мечтая о миске супа и мягкой постели.

Каково же было ее разочарование, когда, подъехав к воротам, она обнаружила лежащие за ними улицы грязными и пустынными. Она немного поколебалась, прежде чем въехать в город, так как рассчитывала затеряться в толпе. Однако им с Лазарем были необходимы кров и пища и она направила коня в ворота. Из мрака немедленно вынырнул стражник, махавший ей рукой. Изабо почувствовала, что ее сердце испуганно забилось, но остановила жеребца.

– Имя?

– Мэри Колин, господин, – ответила Изабо.

– Занятие?

– Собираю травы, господин. Моя бабушка знахарка, она послала меня сюда, чтобы купить кое-какие лекарства.

– А не врешь, девушка? Из какой ты деревни?

– Из Билларса, – Изабо ответила так, как всегда отвечала Мегэн.

– Из Билларса, говоришь? Далехонько забралась. – Часовой, подойдя поближе, уставился в лицо Изабо. Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ, демонстрируя редкие щербатые зубы. – Ну что ж, замечательно.

Изабо уже собиралась дать лошади шенкеля, когда он стиснул рукой ее колено.

– Погоди-ка, откуда у тебя эта лошадь? У внучки деревенской знахарки не может быть такой лошади.

– Это жеребец моего отца, – быстро нашлась Изабо. – Он оказал важную услугу лорду, и когда его спросили, что он за это хочет, попросил жеребенка из хозяйской конюшни.

На миг ей показалось, что часовой поверил, но он резко шагнул вперед.

– Дай-ка взглянуть на твои волосы.

И, прежде чем она успела придумать, что сказать, он стащил с ее головы берет. Рыжая коса упала на спину.

– Ага, так я и думал, – сказал часовой. – Рыжая, как она и говорила.

Изабо рванулась, отчаянно пихнув Лазаря под ребра, но часовой ударил ее в висок. Кулак у него был размером с кувалду. Мгновенно обмякнув, Изабо свалилась под копыта.

Очнувшись, она обнаружила, что лежит на куче содомы, провонявшей мочой и плесенью. К горлу подкатила тошнота. Попытавшись сесть, она обнаружила, что руки скручены у нее за спиной. Сделав несколько медленных вдохов, девушка попыталась понять, где она находится. Было холодно и сыро, а за спиной была каменная стена, скользкая от плесени. Через несколько минут ее глаза привыкли к темноте, и она разглядела высоко над головой окошко, в котором мерцали несколько звезд. Окно было загорожено толстой решеткой. Значит, она находилась в тюрьме. Изабо скрипнула зубами. Так быстро попасться! Ей следовало бы подумать о том, что из-за кражи лошади могут поднять тревогу! Она припомнила, что конокрада ждет смерть на виселице, и почувствовала, что сердце сжимается от страха.