Текст книги "Пылающий камень (ч. 1)"

Автор книги: Кейт Эллиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Изменить меня?

– Чтобы ты отказалась от своего предназначения.

– Это какого? – поинтересовался Санглант.

– Математика, – твердо сказала Анна. – Собирай вещи, Лиат, мы отправимся прямо сейчас и к рассвету успеем уйти довольно далеко.

– Кто будет нас сопровождать? – спросил принц.

Она пристально взглянула на него, на секунду в комнате потемнело, и Санглант почувствовал настоящий ужас. Никогда еще ему не доводилось испытывать такого – наверное, так чувствует себя муравей, когда на него опускается нога человека.

Через мгновение он уже снова стоял в своей простой комнате, убранной, правда, с роскошью, доступной лишь богато-му дворянину пол устилали ковры, тонкое белье на кровати, стул вместо простой скамьи, медный кувшин для умывания, украшенный резными фигурками, на столе – поднос с двумя серебряными кубками и золотой чашей с ручками в виде драконов. Волшебный шар освещал все уголки в комнате. Все, что здесь находилось, принадлежало королю. Только доспехи казались тут чужеродными, наверное потому, что они достались Сангланту благодаря его собственным усилиям.

– Ты собираешься отправиться с нами? – наконец спросила Анна.

– Я – сын короля, и кем бы по происхождению вы ни были, вы не можете смотреть на меня свысока.

– Я смотрю свысока лишь на земные грехи и страсти. Стоит ли обрекать на них мою дочь? Или лучше уберечь ее от этих слабостей и оградить от соблазнов?

– Блаженный Дайсан говорил, что и в браке отношения бывают чистыми.

Анна сложила руки, словно собиралась молиться, – в такой позе очень любили изображать святых.

– Вы начитанный человек, принц Санглант.

– Вовсе нет. Но я внимательно слушал, когда клирики читали священные книги. – Он позволил себе насмешливо улыбнуться, но эта улыбка была мимолетна и быстро исчезла с его лица. Он знал, за что боролся, и собирался одержать победу.

– Что вы предлагаете? – спросила Анна.

– Защиту во время путешествия. Я буду защищать вас, а вы согласитесь кормить и одевать меня и дадите подходящую лошадь.

– Мне не нужна такая защита. К тому же у меня только две лошади. Вы не можете предложить мне ничего, принц Санглант. Захотите ли вы стать моим слугой и идти пешком?

Первый удар, который обрушивается на тебя в драке и сбивает с ног, всегда оказывается неожиданным. Но он знал, что нельзя сдаваться.

Лиат же это предложение просто потрясло. Она по-настоящему разозлилась:

– У меня есть то, что ты так хочешь получить, – разъяренно вскричала она.

Ее гнев не произвел на мать ни малейшего впечатления.

– И что же это?

– Я!

– Связи телесные лишь мешают сосредоточенности и вниманию, которые необходимы всякому человеку, решившему изучать искусство.

– У меня есть лошадь, и я поеду с тобой, только если Санглант отправится с нами. Он поедет с нами не как слуга, а как солдат. Как капитан.

– Когда-то он был капитаном «Королевских драконов», – задумчиво заметила Анна и внимательно посмотрела на принца. Так обычно смотрит человек, который еще не определился с дальнейшими действиями. Но Санглант решил пока не вмешиваться. Вероятно, слова Лиат заставят ее мать переменить мнение. Так или иначе, но они с Лиат не расстанутся, а уж каким образом досталась победа – не самое главное. Он ни за что не оставит Лиат.

– Его имя известно по всему Вендару и Варре, – продолжала Лиат. – Так что он нужен нам гораздо больше, чем ты думаешь.

Анна подняла руку, и светящийся шар спикировал прямо ей на ладонь, женщина осветила принца. Сангланту пришлось закрыть глаза от яркого света, но взгляд Анны его не смутил.

– Нет, Лиатано, я не вижу никакой ценности в нем – ребенке Аои и человека.

Санглант вздрогнул.

– Я ожидала совсем другого, – сказала Анна, продолжая рассматривать его. Наверное, орел с высоты так рассматривает землю и всех ее обитателей, выискивая добычу. – Но все же… Мы можем узнать о нем больше, чем знаем сейчас.

– Значит, ты согласна? – упрямо спросила Лиат.

– Согласна.

– Владычица! – Со слезами на глазах Лиат обняла Сангланта. – Молю Господа, чтобы в Берне мы нашли покой, как и мечтали.

Санглант обнял ее и бросил быстрый взгляд на Анну. Та смотрела на них без особого одобрения, но вместе с тем и не выказывала недовольства. Ее взгляд, казалось, устремлен в никуда. Санглант понял, что не доверяет ей, хотя и не считал, что решение Лиат поехать с матерью ошибочно. И объяснить эти противоречивые чувства он не мог.

Лиат довольно вздохнула, приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его, и Санглант тотчас ответил на поцелуй.

Но это не означало, что он забыл обо всем.

– Это совершенно не запланировано, – пробормотала Анна себе под нос. Лиат, конечно же, ничего не услышала, но Санглант с его собачьим слухом отчетливо разобрал каждое слово. – Но нам это пойдет только на пользу.

Когда они выехали, все во дворце еще спали, но на сей раз сон был самым обыкновенным, не магическим. Санглант отчетливо слышал, как храпят придворные и поругиваются во сне солдаты. Пока они собирались, Лиат рассказала ему о ночном нападении Хью, и первым делом Санглант хотел бежать в его покои и задушить этого мерзавца, потом он остыл, понимая, что этим только ухудшит положение. И без того хватало забот. Генрих может помешать им, поэтому они собирались в спешке и молча. К тому же им предстояло еще тихо вывести лошадей из конюшни, а это не так-то просто.

Когда наконец они добрались до ворот, где их ждали три мула и лошадь, Санглант уже сомневался в королевском происхождении Анны – у нее не оказалось никакой свиты. Однако скоро он понял, что ошибся, услышав тихий шепот. Говорили на незнакомом ему языке, который больше напоминал шелест ветра, чем человеческую речь. Он никого не видел, хотя и ощущал чье-то присутствие.

– Кто это? – спросила Лиат так тихо, будто боялась, что от звуков ее голоса проснется весь дворец. Сейчас волшебный шар казался обычным фонарем, хотя его пламя горело слишком ровно, чтобы быть настоящим.

– Мои слуги, – мягко отозвалась Анна.

Санглант вздрогнул, почувствовав, как по его спине пробежали чьи-то ловкие пальцы. Чье-то дыхание пощекотало ему ухо, взъерошенные волосы упали на глаза, а когда он их откинул, возле него уже никого не было. Санглант взвалил свои доспехи на спину одного из мулов, крепко их привязал и протянул Лиат копье.

– Я должен забрать собаку.

– Собаку? – удивилась Анна.

– Моя свита, – усмехнулся он. – Если я оставлю ее, они с ней расправятся. А этот пес неоднократно выручал меня.

– Ужасное животное, – пробормотала Анна, но потом кивнула в знак согласия, словно опускаться до того, чтобы замечать присутствие собаки, было ниже ее достоинства.

Санглант понимал, что должен торопиться. В часовне уже запели Вигилии. Голоса монахов взмыли вверх, потом снова зазвучали ниже. Санглант заслушался и даже замедлил шаг. Возле двери спали «львы», ни один из них не проснулся, когда принц зашел в комнату и с собакой на руках вышел обратно. У ворот он взвалил собаку на спину мула, как мешок с зерном, и крепко привязал ее, потом принялся успокаивать мула, которому запах эйка пришелся не по душе. Но даже несмотря на то что принц торопился, закончить вовремя ему не удалось.

Из предутренних сумерек выступили солдаты – человек двадцать или тридцать, все они вели в поводу лошадей, навьюченных солдатскими пожитками.

– Ваше высочество…

Капитан говорил шепотом, чтобы не разбудить слуг и охранников у ворот.

– Кто это? – спросила Анна.

– Сестра! – Они преклонили колени в знак уважения перед служительницей церкви. Санглант удивленно посмотрел на них. – Лорд принц! – продолжал капитан Фальк. – Прошу прощения, но когда с вами произошли эти события, мы все собрались и принесли клятву, что последуем за вами, если вы оставите королевский двор. Разрешите нам, принц Санглант, поехать с вами. Мы пойдем на смерть, если вы поведете нас.

Господи! Что им ответить? Санглант вспомнил своих «драконов». При мысли о том, что у него снова будут верные солдаты, готовые идти за ним в огонь и в воду, на глаза ему навернулись слезы.

Анна ответила прежде, чем к принцу вернулся дар речи.

– Благородное предложение. Но вы не сможете последовать за нами. Нам не предстоит ни битв, ни схваток, а без дела вам будет скучно. Для вас постижение истины неподходящее занятие.

Мужчины зароптали, но ждали его ответа. К нему были обращены их лица – в основном лица молодых парней, которые еще недавно работали на полях. Только капитан Фальк и еще один ветеран не понаслышке знали, что такое война. Санглант встретился взглядом с каждым, и каждый кивал ему в ответ.

– Сестра Анна права, – произнес он наконец. Сердце у него сжималось от того, что ему предстоит сказать, но выбора не было. Пока он не может командовать. – Я собираюсь уединиться в отдаленной деревне… Пока гнев моего отца не утихнет. Я бы с удовольствием стал вашим командиром, но такая жизнь не для вас. Вам действительно будет скучно, ведь в глуши нет подходящего для солдат дела.

– Но что же нам делать? – спросил капитан Фальк умоляющим голосом.

Санглант понимал, что должен найти какое-то решение, ведь они предложили ему все, что есть у солдата, – свою верность. Он не может просто отослать их.

– Идите к принцессе Теофану. Я доверяю вам позаботиться о ней. Скоро она отправится на юг, в Аосту, и там ей понадобится ваша помощь. А когда ваша помощь потребуется мне, я буду знать, где вас найти. Ни одна битва без вас не обойдется.

– Мы сделаем, как вы сказали, лорд принц. И мы будем ждать от вас вестей.

Тогда он шагнул к ним и пожал каждому руку. Все двадцать семь были широки в плечах, и в каждом чувствовался характер: не всякий решился бы бросить вызов королю и уехать с опальным принцем. Санглант восхищался ими и понимал, что такие люди встречаются редко.

Анна и Лиат уже сели в седла: Анна, как и положено монахине, – на мула, а Лиат – на лошадь, оставив более сильного Ресуэлто для Сангланта. Пора было отправляться в путь.

Только Господь Бог знал, насколько трудно ему было расстаться с прежней жизнью – жизнью принца, лорда и воина.

– Мы будем ждать вас, принц Санглант, – сказал капитан Фальк, остальные солдаты тихо повторили его слова. И поняв, что их присутствие мешает принцу уехать и порвать с прошлым, капитан Фальк приказал людям разойтись, что они и сделали достаточно быстро.

Санглант вскочил на Ресуэлто и поспешил вслед за Лиат и Анной, которые уже выехали за ворота. За ними шли тяжело груженные мулы. Он не заметил никаких слуг Анны. Где-то на дереве ухнула сова, но в темноте ее не было видно.

Анна даже не оглянулась. Лиат бросила прощальный взгляд на стены – дворец остался позади, и неприятности тоже. Но Санглант глотал слезы – он стал чужим для отца. И ему пришлось оставить таких отличных солдат.

КАМЕНЬ ЗА КАМНЕМ

1

Он собирает камни размером не больше кулака, но и не меньше куриного яйца – иначе они не подойдут для того, что он задумал, – и складывает их в кожаную сумку. Их должно быть достаточно много. Здесь, в северных землях, камней много. Говорят, когда-то их принесла с собой снежная лавина.Он слышит шаги, но это всего лишь одна из рабынь, и, выслушав, он отсылает ее. Обладая острым умом, он сумел создать из своих рабов настоящую сеть для поиска соперников. И теперь он направляется в долину, к тому месту, где, по словам рабыни, должны встретиться два его последних врага.

Он находит удобную позицию между двумя валунами – отсюда ему видно все, а его заметить почти невозможно. Он с интересом наблюдает за дуэлью: Первый Сын Первого Колена, сильный и осторожный, спокойно наблюдает, как его противник – Седьмой Сын Второго Колена – кружит вокруг него. Тот слишком зол, а злость – плохой помощник. Оба брата сходятся, награждают друг друга первыми ударами и отступают. Седьмой Сын быстр и безжалостен. У Первого Сына больше сил, но он не растрачивает их попусту – схватка еще только началась. Он позволяет Седьмому Сыну кружить, делать ложные выпады, уворачиваться, наскакивать и отступать, экономя собственные силы.

Еще один выпад, еще один удар. Течет кровь. Первый Сын ранен в плечо, но и Седьмой Сын слабеет. Схватка начинается заново.

Кто станет победителем – вопрос времени. Седьмой Сын свиреп, но злость не поможет ему. Первый Сын умен, иначе бы он не сумел спастись из Гента, выведя большую часть своих солдат. Вот и сейчас он показывает себя с лучшей стороны.

И вот наконец Седьмой Сын лежит в луже крови на земле. Пятый Сын, не дожидаясь, пока Первый Сын отрежет косу брата, что будет означать его победу, выбирается из укрытия и по тропинке идет к фьоллу – гнезду Мудроматерей. Он проходит мимо молодой Мудроматери, которая направляется как раз туда, но не останавливается, чтобы поговорить с ней. Он должен поторопиться, если хочет победить Первого Сына.

Здесь, на высоте, постоянно дуют пронизывающие ветры, поэтому никаким деревьям и кустам тут не удержаться – на камнях растет только мох. Им покрыта вся земля, лишь на склонах видны голые камни – недавно там прошли оползни, и их следы еще не успели зарасти. По склону струится талая вода – чистая, как слеза, и холодная, как лед. Вокруг – только скалы. Их стачивает река, обволакивает мох, но они, словно доспехи, укрывают землю, холмы, берега, скрывая в недрах огонь.

Над фиордом склонилась скала, она похожа на занесенный нож, а с нее вниз, в тихие спокойные воды, маленьким водопадом стекает ручей. Скала, на которой он стоит, отражается далеко внизу, но он видит собственное отражение. Какое-то мгновение он смотрит на него, потом налетает ветер, и рябь на поверхности воды смахивает его прочь. Вот так и смерть когда-нибудь настигнет его. Но не сегодня.

Вдалеке раздается вой собаки. Над скалой на противоположном берегу парит сокол. К нему присоединяется второй, третий…

Ветер бьет его по плечу, и он отходит от края скалы и направляется к кольцу Мудроматерей. Он осторожно ступает по песку – здесь, на фьолле, живут ледяные черви, они раскидывают свои серебристые сети, и каждая крупица песка напоена ядом. Это их тропа.

Сегодня особенно тихий день. В это время года такие тихие дни стоят до самой зимы – долгой ночи. Но на фьолле ветер никогда не ослабевает, неутомимо обрушиваясь на скалы. А сегодня он затих, лишь иногда слабым порывом напоминая о себе, как будто он тоже ожидает решения Мудроматерей.

Неподалеку образовалась лощина – здесь Мудроматери собираются, чтобы обсудить свои дела. Их мысли уносятся прямо в небеса и доходят до Старика – Луны, как зовут его мягтотелые, который в давние времена был изгнан на небесный фьолл в наказание за свои злодеяния. Вот почему среди всех звезд на небе только Луна все время умирает и снова возвращается. Такова судьба всех Детей Скал.

Мудроматери стоят тесным кругом, их огромные тела застыли, окаменели. Серебристый песок под их ногами неподвижен – вездесущий ветер не касается его; не видно ни следа прежних бурь; ничто не тревожит гладкую серебристую поверхность, потому что земли Мудроматерей защищают ледяные черви.

Только сами Мудроматери знают, что таится под землей.

Долго-долго он смотрит на сверкающую лощину. Ее покой не нарушает никакое движение. Все спокойно.

Но это иллюзия.

Даже крошечные существа, обитающие на фьолле, стараются обходить это место стороной.

Он достает из сумки камень и бросает его. В том месте, где камень коснулся земли, на песке появляется рябь, словно это не песок, а вода. Когда песок успокаивается, он делает шаг, проверяя надежность поверхности, и только потом переставляет вторую ногу.

Камень шевелится, из песка вырывается полупрозрачная молния, похожая на лед. Появляется клешня и хватает камень, тот исчезает, словно его и обладателя клешни поглотил песок. Песок в том месте, где лежал камень, выравнивается, и снова все спокойно.

Он замирает на месте.

Он ждет, не смея пошевелиться.

Он не боится ледяных червей. Они очень хрупкие существа и чувствуют себя уютно только глубоко под землей в своих гнездах. Но эти гнезда почти сплошь состоят из сильнейшего яда.

Нет существа, которого Дети Скал боятся больше, чем ледяных червей. Никакая смерть не может сравниться с ужасной участью отравленного гнездом. Яд ледяных червей питает Мудроматерей, которые ухаживают за корнями земли. Только они настолько сильны, что не боятся яда, – земля сама помогает им.

Всем остальным существам этот яд приносит страшные мучения. Именно так Кровавое Сердце отомстил своему брату. Он оживил его, а потом отравил этим ядом. Это привилегия чародея: даже после смерти его кара может настичь врага.

Пятый Сын достает из сумки еще один камень и снова бросает его на песок. По одному камню за раз. Он продвигается к небольшому пригорку посреди песчаной площадки. Поверхность песка переливается перламутром.

На этот короткий путь у него уходит почти половина короткой летней ночи, но когда он добирается до пригорка и делает последний шаг, ступая на каменную поверхность, он может отдохнуть и расслабиться. Наконец-то он в безопасности. Куполообразный холмик греет ноги и пахнет серой. Он в безопасности.

До тех пор, пока не придется отправляться в обратный путь.

Он уже проделывал такое и раньше. Только здесь, в самом центре земель, простой смертный может услышать шепот Мудроматерей. Ни одной земной твари не хватит жизни, чтобы услышать и понять хотя бы одну мысль Мудроматерей, но самые юные из них все еще могут говорить, если у кого-то хватит терпения их слушать. Раньше он спрашивал у них совета и выслушивал все, что они ему говорили.

Но сегодня он не ищет их советов.

На смену ночи приходит утро. Он терпеливо ждет.

Первый Сын еще далеко.

Пятый Сын ждет и слушает.

«Они. Пройдут. По. Мосту. Мимо. Водопада.

Они. Расстанутся. Вода. Огонь. Реки. Потекут. Вспять.

Создать. Пространство. Создать. Пространство».

Проносится вздох. Ветер летит, рассказывая о северных фьоллах, бормочет о восточных и совсем неслышно шепчет о немногих, разбросанных на юге, где земля истощена приливами, отливами и подземными водами, где встречаются реки и океан, а в воздухе пахнет солью и чужими землями.

Для него так и остается загадкой то, о чем говорят Мудроматери. Солнце проходит через зенит и начинает скатываться к горизонту, когда он наконец слышит шаги, а потом и яростный крик Первого Сына, который выскочил из-за камней на край песчаной площадки.

— Трус! – вопит он. – Ты хотел спрятаться от меня! Слабак! Тебе все равно придется выйти – там нет ни питья, ни еды. Выходи и сражайся!

— Иди сюда и забери мои нити, – говорит Пятый Сын. Он показывает три косы, обвязанные вокруг руки. – Если я и умру здесь, тебе все равно придется забрать их, чтобы доказать Мудроматерям свою полезность.

На секунду Первый Сын замирает в удивлении. Он, самый сильный и осторожный из всех, достал пока всего одну косу. Но он не собирается спрашивать, как его сопернику удалось собрать целых три. Он контролирует свои эмоции. Он не глуп.

Он собирает камни с края площадки и, набрав столько, чтобы хватило добраться до брата, бросает первый камень на песок.

Поверхность расходится кругами, он делает первый шаг. Из-под песка появляется клешня и поворачивается, пытаясь схватить добычу. Через мгновение камень и клешня исчезают. Первый Сын бросает следующий камень, Пятый Сын терпеливо ждет. Солнце опускается все ниже. Он ждет до тех пор, пока Первый Сын не проходит примерно половину пути. Затем, выждав момент, когда Первый Сын замер на месте, Пятый Сын достает камень из своей сумки и бросает его под ноги противника.

На мгновение наступает тишина. Ветер шепчет за его спиной. Тени Мудроматерей падают на землю.

Первый Сын понимает, что сейчас произойдет, и прыгает, пытаясь достать до пригорка, но ни одно существо не может двигаться быстрее ледяных червей.

Из песка появляются три клешни, которые хватают камень, а следом за ними на поверхность вылезает длинный хвост, он мечется из стороны в сторону в поисках жертвы. Кожа существа прозрачна, как стекло, и под ней виден бурлящий внутри яд. Острый хвост наносит несколько стремительных ударов, но первые два раза удача спасает Первого Сына. На третий раз удар точен. Существо исчезает в песке. Первый Сын кричит от боли, ярости и страха.

Его выворачивает судорогой, он роняет на землю все собранные для обратного пути камни, и они рассыпаются вокруг него. Маленькие клешни находят камни и увлекают их за собой под землю. Там они будут лежать веками во власти ледяных червей.

Зачем ледяным червям камни? Кто знает?

Первый Сын содрогается в конвульсиях. Кровь начинает течь у него изо рта, носа, ушей и глаз.

Пятый Сын выжидает. Ему нужно срезать с поверженного врага косу до того, как тот навеки исчезнет в песках. Это самая сложная часть, ему придется точно рассчитать время – когда Первый Сын уже не сможет сопротивляться, но ледяные черви еще не схватят его. Пятый Сын ждет. Его соперник медленно погружается в песок.

Маленькие клешни уже обвили его ноги и тащат за собой вниз. Тело Первого Сына – слишком большая добыча для ледяных червей. В глазах лежащего виден страх, это единственный страх, который могут показать Дети Скал, не потеряв чести. Пятый Сын бросает камень на противоположную сторону площадки, чтобы отвлечь внимание червей, и устремляется к парализованному врагу, который видит его, но не может сопротивляться.

Он забирает у брата косы – его собственную и ту, которую он забрал у Седьмого Сына, – и снова бросает камень, перепрыгнув в безопасное место. Краски вокруг становятся тусклыми, заходит солнце, на небе появляются первые звезды. Он смотрит, как пески поглощают Первого Сына – тот теперь абсолютно беспомощен и останется таким еще долгое время. Жрецы говорят, что ледяные черви едят свою добычу или же ее ест то существо, которое они выращивают и охраняют.

Кто знает? Оттуда еще никто не возвращался.

Мудроматери не отвечают на этот вопрос.

Если верить жрецам (а никто не знает, правду ли они говорят: жрецам выгодно делать вид, что им ведомы такие вещи, о которых не знает больше никто), то может пройти тысяча лет, прежде чем живой камень, в который под действием яда превратился Первый Сын, переварится в гигантском желудке под землей. Тысяча лет – это срок жизни всех Детей Скал вместе взятых. Но тысяча лет – ничтожный срок для моря и ветра. Для скал тысяча лет – это одно движение пальца на руке Мудроматери. Звездам же тысячи лет не хватит даже для одной мысли.

Пятый Сын бросает перед собой камень за камнем и к рассвету ступает на твердую почву.

Издалека доносится пение Быстрых Дочерей – они пляшут на площадке для танцев.

Он считает косы: одна, две, три, четыре, пять. И шестая – его собственная – все еще на голове.

Он уходит с фьолла, чтобы возвестить о своей победе.

Когда Алан проснулся, оказалось, что он запутался в простынях и лежит в постели один. Он услышал, как молится Таллия.

Она торопливо произносила слова молитвы, словно боялась, что ей помешают договорить до конца. Начинало светать. Склонив голову, она стояла на коленях перед открытым окном в одной ночной рубашке.

Алан почувствовал, что его переполняет желание обладать этой женщиной. Он перевернулся на живот, но это не помогло. Горе проснулся, сладко зевнул и встал, готовый последовать за хозяином, куда он прикажет. Алан вскочил с кровати и выбежал из комнаты. Таллия не обратила на него внимания или, увлеченная своими молитвами, просто не заметила этого поспешного бегства. Таллия настаивала, чтобы оба они спали в нижнем белье, и сейчас он был даже рад этому. Возле монастырского домика для гостей, где они остановились на ночь, протекал ручей. В рассветном сумраке он добрался до воды и умылся. Холодная вода успокоила и освежила его. Потом Алан перепрыгнул через ручей и скрылся в кустах. Горе тихо зарычал. Он принюхался, потом начал энергично рыть лапами землю – собака очень любила жуков и сейчас поймала одного. В листве зашуршал ветер, начал накрапывать мелкий дождь. Грязный и замерзший Алан вернулся в комнату. Он уже достаточно восстановил душевное равновесие, чтобы сидеть на кровати, но встать на колени рядом с ней он так и не решился. К тому же Таллия могла молиться несколько часов подряд.

Когда рассвело, пришли слуги, омыли ему ноги и принесли одежду. Таллии пришлось прекратить свои молитвы, чтобы они могли приготовиться к отъезду. Граф Лавастин не собирался тратить время впустую. Он хотел попасть домой как можно скорее.

На улице граф приветствовал сына той краткой улыбкой, которая говорила о его глубочайшем расположении. Каждое утро Алан видел у него на лице эту улыбку.

Лавастин постоянно намекал на то, что не прочь стать дедом. У Алана от таких намеков сжималось сердце – как он мог объяснить то, что происходило между ним и Таллией? Разумеется, слуги, спавшие у двери хозяйских покоев, подозревали, что дело нечисто – ведь по ночам из спальни не доносилось ни единого шороха. Таллия пару раз упрекнула Алана за то, что он ворочался во сне и беспокоил ее. Ему снился Пятый Сын. В конце концов слуги могут думать что угодно. Но Единый Господь создал людей по своему образу и подобию и наделил их бессмертием: у них рождаются дети, а их дети рождают своих детей. По таким законам жило все человечество и все сущее на земле, в воде и в воздухе.

По таким законам живет и графство Лавас.

Алан старался не думать об этом. Когда он находился рядом с Таллией, его тело реагировало на присутствие молодой девушки совершенно определенным образом. Неужели она не чувствует ничего подобного? Неужели она действительно отмечена Богом? Иначе почему она может спокойно молиться полночи, в то время как он, Алан, крепко спит? Почему она соблюдает пост, когда он жадно набрасывается на еду? Как можно говорить о единении двух чистых душ, не загрязненных похотью, когда его душа просто полыхает страстным желанием обладать ею?

– Отличное утро, – заметил Лавастин. – Дождь – это божественное благословение. Урожай будет лучше расти.

– И наше состояние увеличится, – сказал лорд Жоффрей, который ехал по левую руку от графа. Алан взглянулна него: ему показалось или в его голосе и вправду прозвучали нотки равнодушия и скуки? Обычно Жоффрей был подчеркнуто вежлив. – Твоим слугам следовало бы лучше выполнять свои обязанности, лучше ухаживать за садами. Их надо больше поливать, – продолжил он.

– Я не вижу в садоводстве особого смысла, тем более что я никогда этим не занимался, – отозвался Лавастин. – Король меня поддерживает, а остальное не так уж важно.

– Король, благослови его Господь, не может жить вечно. Среди подданных ходят слухи, что король собирается объявить наследником своего незаконнорожденного сына. Но у принцессы Сапиентии свои сторонники, и они не станут сидеть сложа руки.

– Король даровал мне награду, которую я хотел получить больше всего. Теперь я могу спокойно трудиться на той ниве, что завещал нам Господь, – буду заботиться о процветании моих земель и подданных.

– Разве это угодно Богу? – спросила Таллия. – Господь хочет, чтобы мы очистились от печати тьмы, которой отмечены все живые существа, кроме блаженного Дайсана.

– Даже блаженный Дайсан возделывал земные поля, леди Таллия. Разве мы не знаем его и как пастыря, который охраняет свое стадо от волков алчущих? Что если бы не было ни женщин, прядущих и ткущих, ни мужчин, пашущих и плотничающих, не было бы никого, кто повелевал бы ими, ибо Господь каждому определил место в этом мире? Что тогда станет со священниками, которые молятся за наши души и получают за это воск, муку и ткани?

– Зачем же тогда они стремятся отбросить бремя земного бытия и уйти в Покои Света? – удивленно спросила она, раздраженно пожав плечами.

Даже граф Лаваса не смел критиковать женщину, которая хоть и стала его невесткой, оставалась особой королевской крови, выше него по роду и положению.

– Вероятно, так и должно быть, – коротко согласился он. Лавастин еще после победы в Генте отослал домой большую часть своих людей, но Таллия привела с собой немалую свиту. Покарав ее мать, мятежную принцессу Сабелу, король великодушно позволил Таллии оставить при себе слуг, без которых она не привыкла обходиться. Поэтому теперь они возвращались в Лавас как маленькая победоносная армия.

– Не прельщайся удовольствиями жизни при дворе, Алан, – добавил Лавастин. – Какой смысл все время проводить в свите придворных, подобострастно ловя каждый взгляд и жест короля? Ради его удовольствия? Чтобы угодить ему?

– В удовольствиях короля нет ничего, над чем стоило бы смеяться, – оскорбленно возмутился Жоффрей. – Нет греха в том, чтобы наслаждаться охотой и прочими радостями жизни при дворе!

– Я успел заметить, – сказал Лавастин самым язвительным тоном, – что с гончими, лошадьми и ястребами ты знакомился гораздо охотнее, чем с производством тканей, кузнечным делом, сельским хозяйством, торговлей и медициной.

– У меня есть жена, а у нее управляющий и слуги. Так что пусть они и занимаются хозяйством.

– И у тебя, и у меня, и у нее есть управляющие. Но это не значит, что командир может рассчитывать на благополучный исход сражения, если сам во время битвы развлекается в шатре. Нет, кузен, Богу угождают настоящими делами, а не развлечениями.

– Господу угодны наши молитвы, – упрямо повторила Таллия.

– Разумеется. – Лавастин постоянно соглашался с ней. Он улыбнулся. – И я молю Бога о том, чтобы он благословил ваш брак.

– Конечно, – поддержал его Алан. – Союзу двух людей необходимо благословение Господа.

Взглянув на него, Таллия покраснела и отвернулась. Среди слуг раздались смешки. Лорд Жоффрей тонко улыбнулся.

Дорога свернула в лес, и некоторое время они ехали молча, любуясь обступающими торную тропу деревьями. Дажетелеги не скрипели, катясь по наезженной колее. Лес кончился неожиданно, и теперь перед путниками расстилался цветущий луг. Вдалеке промелькнула косуля с маленьким детенышем, высоко в небе парил орел.

В полдень они добрались до деревни, и тотчас отовсюду стали сбегаться дети посмотреть на свиту вельможи. Впрочем, испугавшись собак, они быстро исчезли. У деревенского колодца они остановились напоить лошадей. Алан удерживал собак и следил, чтобы они ни на кого не бросились. Понемногу жители деревни подошли оказать уважение господам. Одна старуха угостила Алана таким крепким сидром, что, сделав глоток, он закашлялся и ухватился за скамью, чтобы не упасть. Она рассмеялась, а он смущенно поблагодарил ее за подношение.

Но все же дело было не только в сидре. При виде Таллии у него начинала кружиться голова. Она повязала голову кружевной вуалью, но из-под нее все равно упрямо выбивалось несколько прядок. Он верховой езды она раскраснелась, и у Алана сильно забилось сердце. Он протянул ей чашу, она приняла напиток у него из рук – отказаться значило бы обидеть жителей – и пригубила сидр. Алан позавидовал деревянной чаше, край которой сейчас касался ее губ. Сделав глоток, она передала чашу слуге, а сама села на скамью. Тут же ей принесли пироги, хлеб и острый сыр. Это были скромные приношения, но, казалось, ей они принесли больше удовольствия, чем самые изысканные яства на пиру.