Текст книги "Как слониха упала с неба"

Автор книги: Кейт ДиКамилло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 15

Мадам ЛеВон часто не спала по ночам, потому что её мучили боли в ногах. Вот и сегодня у неё случился такой приступ, поэтому она бодрствовала, и все в доме по её настоянию бодрствовали вместе с несчастной.

Более того, они были принуждены в сотый раз выслушивать во всех подробностях, как мадам ЛеВон собиралась в тот злополучный вечер в оперу, как вошла – на своих собственных ногах! – в здание театра, даже не представляя, какой ужасный удел ей уготован. Благородная дама требовала, чтобы вся прислуга слушала ее пусть с напускным, но все – таки интересом. Теперь она как раз описывала, как фокусник выбрал из всех желающих именно её.

Он сказал: «Кто хочет получить от меня волшебный подарок?» Так и сказал, слово в слово.

Собравшиеся вокруг служанки, горничные, садовник и кухарка слушали – или притворялись, будто слушают, – как слониха свалилась с неба, как – вот только что! – такого и представить никто не мог, а в следующий миг это уже стало непреложным фактом. Слониха свалилась прямо к ней на колени.

– Так я стала калекой, – закончила свою историю мадам ЛеВон. – А покалечила меня слониха. Она пробила крышу и упала прямо на меня.

Слуги знали все слова до единого, знали наизусть, как песню, как молитву, поэтому говорили их вместе с хозяйкой, не вслух, а одними губами, и всё это походило на тайный религиозный ритуал.

В эту минуту в особняке мадам ЛеВон как раз и раздался стук в дверь и привратник доложил Хансу Икману, что пришёл полицейский и что он непременно желает поговорить с госпожой.

– В такое время? – удивился доверенный слуга мадам ЛеВон.

Тем не менее, он последовал за привратником. У парадных дверей особняка действительно оказался полицейский – маленького роста, с непомерно большими усами.

Полицейский сделал шаг навстречу Хансу Икману и с поклоном сказал:

– Добрый вечер. Я – Лео Матьен. Я служу в полиции Её Bеличества. Однако я пришёл сюда не по делам службы. У меня к мадам ЛеВон есть несколько необычная личная просьба.

– Мадам ЛеВон нельзя сейчас беспокоить, – ответил Ханс Икман. – Час уже поздний, а у неё как раз приступ.

– Ну, пожалуйста! – раздался вдруг тихий голосок. За спиной полицейского оказался мальчик, мявший в руках солдатскую шапку. – Это важно! – добавил он умоляюще.

Слуга мадам ЛеВон заглянул мальчишке в глаза… и узнал себя, совсем ещё юного, верящего в чудеса. Вот он – стоит на берегу речки вместе с братьями, а белая собачонка взвивается ввысь и летит, перебирая лапками, на другой берег.

– Пожалуйста, – повторил мальчик.

Внезапно Ханс Икман вспомнил, как звали собаку. Роза. Имя всплыло в памяти, как будто последний фрагмент картинки встал наконец на место. Ханс обрадовался. «Невозможное скоро сбудется», – уверенно подумал он.

Взгляд его скользнул за дверь – мимо полицейского, мимо мальчика, в кромешную тьму. И Ханс увидел, что в воздухе что – то кружится. Снежинка. Ещё одна. И ещё.

– Заходите, – сказал Ханс Икман и распахнул дверь. – Заходите в дом. Снег пошёл.

Снег и в самом деле пошёл. Над всем городом Балтизом. Он падал на землю, забеляя тёмные улицы и переулки, на новую черепицу оперного театра, на тюремные башни и крышу доходного дома, где располагались меблированные комнаты «Полонез». Он красиво лёг на изогнутую ручку огромных ворот, которые прорубили для слонихи во дворце графини Квинтет, а на кафедральном соборе он прикрыл головы горгулий причудливыми, но довольно забавными белыми шляпками. Сами же горгульи, казалось, сбились вместе потеснее, глядя на город сверху вниз с отвращением и завистью.

Снег кружился под фонарями, которые каждый вечер горели на широких балтизских бульварах. А невзрачное и унылое здание, где находился «Приют сестёр вечного света», он окутал такой плотной белой пеленой, точно стремился скрыть его от людских глаз.

Снег, наконец, пошёл.

Он шёл, а Барток Уинн спал и видел сон. Ему снилось, как он обтёсывает камень. В руке у него был резец. Ему снилась работа, которую он знал и любил: он делал фигурки из камня. Только во сне это были не горгульи, а люди. Одна фигурка – мальчик в зимней шапке, другая – маленький мужчина с большими усами, третья – сидящая женщина, а рядом явно её слуга. Он вытёсывал всё новых и новых человечков и не уставал им удивляться.

– Вот ты какой, – говорил он во сне. – И ты! А ты кто?

Он улыбался. Поскольку дело было во сне, человечки, которых он сделал из камня, улыбались ему в ответ. Снег шёл, а сестра Мари, сидевшая у входа в «Приют сестёр вечного света», тоже видела сон.

Ей снилось, будто она летит высоко над миром и широкие монашеские одежды развеваются позади нее, точно пара черных крыльев. В глубине души сестра Мари всегда верила, что умеет летать, поэтому сейчас она безумно обрадовалась такой удаче. Как приятно, что мечты воплощаются в жизнь!

Сестра Мари посмотрела вниз, на мир под собой, увидела миллионы звёзд и подумала: «Значит, я лечу вовсе не над Землёй? Я лечу гораздо выше! Я лечу по – над звёздами и внизу вижу небо!»

Но потом её осенило. Нет – нет, это всё – таки Земля, а звёзды – вовсе не звёзды, а живые существа, твари божьи. И все они – и нищие, и собаки, и сироты, и короли, и слоны, и солдаты – излучают свет: то погаснут, то загорятся, точно маленькие маяки. Всё, что Бог создал за дни творения, сейчас сияло и переливалось.

Сердце монашки раздулось в груди, точно воздушный шар, и подняло её ещё выше, а потом ещё выше. Но как бы высоко ни летела сестра Мари, она не теряла из виду маленькую сияющую Землю.

– Ох, – громко произнесла во сне сестра Мари, сидя на стуле у дверей приюта. – Какое удивительное ощущение. Но разве я этого не ожидала? Напротив, ожидала. Я ожидала, что всё будет именно так.

Глава 16

Ханс Икман толкал кресло с мадам ЛеВон, а Лео Матьен крепко держал за руку Питера. Все четверо быстро двигались по заснеженным улицам в гору, к дворцу графини Квинтет.

– Что происходит? – встревоженно повторяла мадам ЛеВон. – Куда вы меня везёте? Ничего не понимаю!

– Думаю, время пришло, – сказал Ханс Икман.

– Время? Какое время? Куда пришло? – ещё больше забеспокоилась мадам ЛеВон. – Не смейте говорить загадками.

– Время вернуться в тюрьму.

– Но сейчас середина ночи, а тюрьма совсем в другой стороне! – запротестовала мадам ЛеВон. Она махнула рукой с браслетами на запястье и кольцами на каждом пальце. – Тюрьма вон там! В противоположном направлении!

– До тюрьмы у нас есть ещё одно дело, – сказал Лео Матьен.

– Какое? – спросила мадам ЛеВон.

– Забрать слониху из дворца графини Квинтет, – ответил Питер. – Её надо отвести к фокуснику.

– Забрать слониху? – Мадам ЛеВон заёрзала на каталке. – Как это – забрать слониху? Зачем вести её к фокуснику? Он что, спятил? Мальчик, ты спятил? И полицейский тоже спятил? Да вы что, все с ума посходили?

Ханс Икман ответил не сразу.

– Да, – помолчав, сказал он. – Думаю, в этом дело. Все чуть – чуть сошли с ума.

– Вот как? Тогда понятно. Тогда мне хоть что – то понятно, – сказала мадам ЛеВон.

Они молча двинулись дальше – знатная дама со своим слугой и полицейский с мальчиком. Только поскрипывали колёса каталки да топали три пары ног, но все эти звуки приглушал устилавший мостовую снег.

Однако мадам ЛеВон всё – таки нарушила тишину.

– Ничего не понимаю, – сказала она, – но всё это очень интересно, крайне интересно. Мне кажется, что может произойти что угодно. Всё что угодно!

– Именно так, – отозвался Ханс Икман.

Меж тем фокусник мерил шагами свою крошечную тюремную камеру.

– А что делать, если у них всё получится? Если они и вправду приведут сюда слониху? Тогда мне уже не отвертеться. Придётся произнести заклинание. Придётся всё – таки с ней расстаться. Увы, увы…

Внезапно фокусник перестал метаться по камере. Подняв голову, он поглядел в крошечное окошко под потолком и с изумлением увидел, что в воздухе танцуют снежинки.

– Надо же! – сказал он вслух, хотя рядом никого не было. – Снег пошёл. Как красиво…

Он замер под окошком – просто смотрел, как падает снег. И боль от предстоящего расставания с самым великим чудом, которое ему довелось совершить в жизни, вдруг утихла.

– Что ж, – сказал фокусник. – Чему быть, того не миновать.

Он так одинок, так давно, так отчаянно и безнадёжно одинок. Возможно, он и остаток дней проведёт в одиночестве – здесь, в тюрьме. Неожиданно он понял, что сейчас важны не фокусы, не заклинания, а нечто куда более простое и одновременно куда более сложное, чем вся его магическая наука. Ему захотелось, чтобы рядом с ним была живая душа. Чтобы можно было взять близкого человека за руку, подвести к окну, чтобы смотреть вместе на падающий снег, – чтобы любить и быть любимым.

– Видишь? – сказал бы он, глядя на снег. – Ты это видишь?

Питер, Лео Матьен, Ханс Икман и мадам ЛеВон остановились перед внушительными двустворчатыми воротами, прорубленными для слонихи в стене дворца графини Квинтет.

Питер вздохнул.

– Для начала постучим, – сказал Лео Матьен. – Да – да, сначала надо постучать.

– Верно, – согласился Ханс Икман. – Давайте постучим.

Все четверо подошли к воротам, постучали, а потом принялись дубасить по ним кулаками.

Время остановилось.

У Питера возникло ужасное чувство, будто он делает это всю жизнь: стоит, и барабанит в наглухо запертую дверь, и просит, чтобы его впустили в неизвестность, в такое место, про которое ему ничего не ведомо. Да и есть ли оно вообще? Пальцы у него заломило от холода. Снег колол лицо и валил все сильнее.

– Может, это сон? – сказала из своей каталки мадам ЛеВон. – Может, нам всё это просто снится?

Питеру вспомнилось, как открылась дверца в пшеничном поле и как он держал на руках Адель. А потом он вспомнил, какими глазами смотрела на него слониха. Сколько в них было отчаяния.

– Пожалуйста! – закричал он. – Впустите нас!

– Впустите! Прошу вас! – подхватил Лео Матьен.

– Мы очень просим! – вторил им Ханс Икман.

Наконец со скрежетом отодвинулся засов, откинулся крюк, повернулся ключ в замке и медленно, словно нехотя, створки начали открываться. На пороге стоял маленький горбатый человечек. Он шагнул на улицу, поочерёдно подставил щёки – сначала левую, потом правую – падающему снегу и рассмеялся.

– Вы стучали? Что вы хотите? – спросил он и опять засмеялся.

Когда Питер объяснил ему, зачем они пришли, Барток Уинн захохотал.

– Значит вы, ха – ха – ха, хотите отвести слониху, хи – хи – хи, в тюрьму, к фокуснику? Ой, не могу, смешно! Чтобы он там поколдовал и отправил её, уах – ха – ха, домой?

Он так хохотал, что даже потерял равновесие и плюхнулся прямо на снег.

– Что тут смешного? – спросила мадам ЛеВон. – Скажите же нам, мы тоже хотим посмеяться вместе с вами!

– Вместе со мной? Что ж, смейтесь! Ведь завтра я превращусь в хладный труп. Ха – ха – ха! Правда смешно? Вы только представьте: просыпается графиня поутру, а слонихи – то и нету! Хаха – ха! Кто позволил украсть ее? Не кто иной, как Барток Уинн! А подать сюда этого, хи – хи – хи, Бартока Уинна!

Человечек буквально сотрясался от хохота, а потом он уже не успевал делать вдох, и смех его стал беззвучным – горбун только раскачивался, открыв рот.

– Ну а если вас тут поутру тоже не будет? – спросил Лео Матьен. – Вы ведь можете исчезнуть вместе со слонихой?

– Что? Ха – ха – ха, – заливался смехом Барток Уинн. – Что вы сказали? Уха – ха – ха!

– Я сказал, что вы тоже можете исчезнуть, – ответил Лео Матьен. – Вы можете, как и слониха, попасть в то место, где вам на самом деле надлежит быть.

Барток Уинн замер, глядя то на Лео Матьена, то на Ханса Икмана, то на Питера, то на мадам ЛеВон. Они тоже замерли в ожидании.

А с неба падал снег. И в наступившей тишине Барток Уинн узнал этих людей. Это были люди из его сна.

В ту ночь в бальном зале дворца графини Квинтет, когда слониха открыла глаза и увидела мальчика, она ничуть не удивилась. Она просто подумала: «Это ты? Я знала, что ты за мной придешь»

Глава 17

Пса разбудил снег. Иддо поднял голову, принюхался – точно, снег. Но пахнет ещё чем – то, чем – то большим и диким. Иддо вскочил и замер в стойке, чуть пошевеливая хвостом. Гавкнул. Гавкнул ещё громче.

– Тсс, – произнёс Томас.

Но пёс лаял без умолку.

Приближается что – то невероятное. Он в этом не сомневался, он знал это совершенно точно. Сейчас что – то случится, и он, служебный пёс Иддо, объявит об этом первым. И он лаял, лаял, лаял.

Главное сейчас – сообщить миру о самом важном.

Наверху, в спальне «Приюта сестёр вечного света», Адель услышала собачий лай. Она вылезла из кровати и подошла к окну. За окном шёл снег – снежинки кружились, словно в танце, поблёскивая под уличным фонарём.

– Снег, – прошептала Адель. – Прямо как в моём сне.

Опершись локтями на подоконник, девочка смотрела на мир, который становился всё белее. И вдруг сквозь пелену снега Адель увидела слониху. Слониха шла по улице, а впереди шёл мальчик. Рядом со слонихой шагал полицейский, следом слуга вёз кресло – каталку с какой – то женщиной, а за ними семенил маленький горбун. На глазах у Адели к процессии присоединился ее знакомый нищий с черной собакой.

– Ой! – воскликнула Адель.

Она не сомневалась, не щипала себя, чтобы проверить, сон это или явь. Она просто побежала, босиком, как была, вниз по тёмной лестнице, в прихожую, мимо спящей сестры Мари – скорее, скорее! Адель распахнула двери приюта.

– Я здесь! – крикнула она. – Я здесь!

Чёрный пёс бросился к девочке и принялся кружить вокруг неё по белому снегу. Иддо лаял, лаял, не переставая, точно говорил: «Ну вот наконец и ты. Ты нашлась. Мы так тебя ждали. А ты тут».

– Да, – сказала псу Адель. – Я тут.

Сестра Мари проснулась от сквозняка.

– Двери не заперты, – крикнула она по привычке. – Мы никогда их не запираем. Стучите и входите.

Окончательно пробудившись, сестра Мари убедилась, что двери не просто не заперты, а открыты настежь. А за ними, в ночном мраке, идёт снег. Монахиня поднялась со своего стула и вдруг увидела на улице слониху.

– Спаси и помилуй! – прошептала сестра Мари.

И тут она увидела Адель – в одной ночной рубашонке, босую, на снегу.

– Адель, – позвала сестра Мари. – Адель!

Но девочка её не слышала. Зато её услышал мальчик. Тот, что шёл впереди слонихи и мял в руках шапку.

– Адель? – повторил он.

В том, как он произнёс «Адель», были разом и вопрос и ответ. А в глазах мальчика была готовность к чуду. В сущности, он весь светился, как звёзды – маяки из сна сестры Мари.

Он подхватил Адель на руки, потому что шёл снег, было холодно, а она стояла босиком. А ещё потому, что когда – то давно он обещал, что всегда будет о ней заботиться. Он обещал это маме.

– Адель, – повторял он. – Адель.

– Ты кто? – спросила девочка.

– Я твой брат.

– Брат?

– Да, брат.

Она улыбнулась ему – сначала недоверчиво, а потом с полным доверием. И с радостью.

– Ты мой брат. А как тебя зовут?

– Питер.

– Питер… Питер… – произнесла Адель вслед за ним. – Питер, это ты привёл слониху?

– Да. Или нет, всё – таки наоборот. Это она привела меня к тебе. В любом случае всё вышло так, как обещала гадалка.

Мальчик засмеялся и, обернувшись, крикнул:

– Лео Матьен! Это моя сестра!

– Я понял! – отозвался Лео. – Я уже понял.

– Кто это? – забеспокоилась мадам ЛеВон. – Кто она такая?

– Сестра этого мальчика, – ответил Ханс Икман.

– Ничего не понимаю! – возмутилась мадам ЛеВон.

– Случилось невозможное, – пояснил Ханс Икман. – Снова случилось невозможное.

Монашка – привратница вышла из «Приюта сестёр вечного света» на заснеженную мостовую и, остановившись возле Лео Матьена, сказала:

– Как же замечательно всё складывается! Она увидела во сне слониху, а теперь её сон сбылся.

– Да, – согласился Лео Матьен. – Настоящее чудо!

Барток Уинн, стоявший рядом с монахиней и полицейским, решил было засмеяться и уже открыл рот – но не смог.

– Я должен… Должен вам… – начал он, но не договорил.

Слониха тем временем ждала. А снег падал.

Первой спохватилась Адель.

– Ей же холодно! – сказала она брату. – Куда она идёт? Куда ты её ведёшь?

– Домой, – ответил Питер. – Я, то есть мы, ведём её домой.

Глава 18

Питер вёл за собой слониху. Адель он нёс на руках. Рядом с ним шагал Лео Матьен. Вслед за слонихой Ханс Икман катил кресло – каталку с мадам ЛеВон, за ними ковылял Барток Уинн, следом шёл нищий Томас с чёрным псом Иддо, а позади всех – сестра Мари, которая впервые за последние пятьдесят лет покинула свой пост у дверей «Приюта сестёр вечного света».

Питер вёл их всех за собой по заснеженным улицам, и каждый фонарный столб, каждый подъезд, каждое дерево, каждая калитка и даже кирпич словно делали шаг ему навстречу и говорили одни и те же заветные слова. Весь мир, все предметы в этом мире сделались чудесными и нашёптывали ему те слова, которые однажды сказала гадалка, которые превратились в его мечту и которые наконец сбылись: она жива, она жива, она жива.

Она была ещё как жива! Её дыхание грело ему щёку. И она совсем ничего не весила.

Питер был бы счастлив носить её на руках, даже не опуская на землю. Всегда, всю жизнь.

Часы на кафедральном соборе пробили полночь. А через несколько минут фокусник услышал, как заскрежетала огромная наружная дверь тюрьмы – сначала открылась, потом закрылась.

По коридору затопали – зацокали шаги, подхваченные гулким эхом. Забрякала связка ключей.

– Кто идёт? – крикнул фокусник. – Отзовитесь! Кто идёт?

Ответа не последовало, но шаги приближались вместе со светом фонаря. Наконец показался уже знакомый ему полицейский. Он остановился возле камеры фокусника и, показав ему ключ, сказал:

– Вас ждут на улице.

– Кто? – спросил фокусник с замирающим сердцем. – Кто меня ждёт?

– Все, – ответил Лео Матьен.

– Вам удалось? Вы привели слониху? И мадам ЛеВон?

– Да, они здесь, – ответил полицейский.

– Боже милосердный! – воскликнул фокусник. – Значит, час пробил. Час для обратного заклинания.

– Теперь все зависит от вас, – подтвердил Лео.

Он вставил ключ в замочную скважину, повернул его и открыл дверь.

– Пойдёмте, – сказал он. – Вас ждут.

– Заставить предмет исчезнуть почти всегда сложнее, чем сделать так, чтобы он появился. Тут нужно не меньше, а, возможно, больше магии. Обратное заклинание – непростое дело даже для бывалых магов.

Фокусник прекрасно об этом знал. Поэтому, оказавшись, впервые за много месяцев! – в эту холодную снежную ночь на улице, он особой радости не испытывал. Напротив, его снедал страх. Вдруг у него опять ничего не получится?

А потом он увидел слониху. Его великолепное, совершенно реальное произведение. Она стояла на снегу с низко опущенной головой. Такая невероятная, такая прекрасная, такая волшебная.

Но – делать нечего. Пора приступить к обратному заклинанию. Во всяком случае, надо попробовать.

– Видишь, он идёт? – сказала мадам ЛеВон Адели, которая сидела теперь у нее на коленях, закутанная в меха этой знатной дамы. – Он – то всё и натворил.

– Не похоже, что он злой, – заметила девочка. – Просто грустный очень.

– Но он оставил меня калекой! – воскликнула мадам ЛеВон. – Разве просто грустные люди так поступают?

– Мадам! – Фокусник отвёл взгляд от слонихи и поклонился мадам ЛеВон.

– Что скажете? – спросила дама.

– Я намеревался сделать лилии.

– Вы, вероятно, не понимаете… – начала мадам ЛеВон.

– Перестаньте, умоляю вас! – воскликнул Ханс Икман. – Говорите от сердца.

– Я хотел сделать лилии, – повторил фокусник. – Но одновременно я мечтал сделать что – то значительное, великое. Я призвал серьёзные магические силы и сделал это, но вы в результате остались калекой. Это получилось неумышленно, уверяю вас. Я сейчас попробую всё исправить.

– И я снова смогу ходить? – спросила мадам ЛеВон.

– Боюсь, что нет, – ответил фокусник. – И прошу меня простить. Я очень надеюсь, что вы меня простите.

Дама смотрела на него в упор.

– Я не желал вам зла! – воскликнул фокусник. – Честное слово!

Мадам ЛеВон фыркнула и отвернулась.

– Пожалуйста, – взмолился Питер, – не забывайте о слонихе. Тут так холодно, а ей надо домой, в жаркие страны. Вы уже можете начать колдовать?

– Что ж, приступим, – сказал фокусник и, поклонившись напоследок мадам ЛеВон, снова повернулся к слонихе. – Прошу всех отойти на шаг. Подальше. Ещё чуть дальше.

Питер медленно провёл рукой по шершавому боку слонихи.

– Мне не хочется прощаться. – Он вздохнул. – Спасибо тебе за всё, что ты сделала. Спасибо и до свидания.

И он тоже сделал шаг назад.

Бормоча что – то себе под нос, фокусник принялся отмерять круг за кругом вокруг слонихи. Он думал при этом о звезде, которую видел обычно в окошко тюремной камеры. Ещё он думал о том, что снег наконец пошёл и как ему хочется, больше всего на свете хочется кому – нибудь этот снег показать. Потом ему вдруг представилось лицо мадам ЛеВон – она вопрошающе смотрела на него снизу вверх, смотрела с надеждой.

И вот он начал произносить слова обратного заклинания. Как и подобает, он говорил их задом наперёд: сначала каждое слово с конца, а потом все слова – с последнего до первого. Он произносил их тихо, на одном дыхании, искренне надеясь, что заклинание сработает. Однако он отдавал себе отчёт, что магия тоже не всевластна и не все события в этой жизни обратимы.

Он договорил.

Снег кончился.

Небо внезапно, чудесным образом, расчистилось, и на нём засияли мириады звёзд, а среди них – планета Венера, самая яркая и величественная звезда на земном небосклоне.

Эти звёзды сразу заметила сестра Мари.

– Смотрите! – воскликнула она, указывая пальцем вверх. – Смотрите скорее!

Все подняли головы – и Барток Уинн, и Томас, и Ханс Икман, и мадам ЛеВон, и Лео Матьен, и Адель, даже Иддо задрал голову.

Только Питер не сводил глаз со слонихи и с фокусника, который опять принялся накручивать круги вокруг слонихи и повторять обратное заклинание. Поэтому только Питер стал настоящим свидетелем сотворенного фокусником чуда. Только Питер увидел, как слониха исчезла.

Она стояла вот тут, а в следующий миг её уже не было.

Как только она исчезла, погасли и звёзды, потому что небо снова затянуло облаками. И снова пошёл снег.

Удивительно, что слониха, явившаяся в город Балтиз с таким грохотом, покинула его так бесшумно. Тишина стояла абсолютная, слышен был только шорох падающего снега.

Иддо принюхался и тихо вопросительно тявкнул.

– Ты прав, – сказал ему Томас. – Была да сплыла.

– Вот и хорошо, – сказал Лео Матьен.

Питер наклонился и осмотрел четыре круглых отпечатка слоновьих ног на снегу.

– Исчезла, – прошептал он. – Надеюсь, она уже дома.

Подняв голову, он встретился взглядом с сестрой. Потрясённая Адель смотрела на него круглыми, непонимающими глазами.

Питер улыбнулся.

– Слониха у себя дома, – пояснил он.

Девочка заулыбалась в ответ. И снова в её улыбке недоверие сменилось безраздельной верой, а потом и радостью.

Фокусник упал на колени и обхватил голову дрожащими руками.

– Получилось! У меня получилось. Я всё отменил. Простите меня все. За всё.

Лео Матьен протянул фокуснику руку и помог ему встать.

– Вы снова отведёте его в тюрьму? – спросила Адель.

– Это мой долг, – ответил Лео Матьен.

Но тут заговорила мадам ЛеВон:

– Ведь это бессмысленно. Ведь правда бессмысленно?

– Вы о чём? – не понял Ханс Икман.

Бессмысленно держать его в тюрьме, – объяснила мадам ЛеВон. – То, что со мной случилось, уже случилось. Это необратимо. Но я снимаю с него все обвинения. Я готова подписать любые бумаги. Пусть его освободят. Пусть отпустят.

Лео Матьен отпустил руку фокусника, и тот повернулся к мадам ЛеВон.

– Мадам! – произнёс он.

– Сэр! – отозвалась она.

И фокусник ушёл.

Они стояли и смотрели, как его чёрный плащ постепенно превращается в чёрную точку на фоне белого снега. А потом закружило, замело, и фокусник скрылся из виду.

В этот миг мадам ЛеВон почувствовала неимоверное облегчение, точно огромная птица, давившая своим весом ей на плечи, вдруг захлопала крыльями и улетела. Мадам ЛеВон громко засмеялась, обхватила Адель и прижала её к себе.

– Ребёнок совсем замёрз! – сказала она. – Пойдёмте скорее греться.

Так эта история и закончилась. Очень тихо закончилась. Потому что всё в этом мире забелила и загладила нежная, всепрощающая рука – та, что разбрасывает с неба белый снег.