Текст книги "Единственная моя"

Автор книги: Кэтрин Сатклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 3

Когда Оливия покидала Девонсуик, туман угрожающе сгущался, делая узкую, извилистую дорогу еще более опасной. Время от времени до Оливии доносился голос возницы, понукающего испуганных лошадей. Пока Беатрис клевала носом, Оливия смотрела в темноту, то и дело спрашивая себя, зачем она рискует их жизнями, чтобы увидеться с Майлзом Уорвиком.

Унижение смешивалось в ее душе с гневом. То она представляла себе, как падает к его ногам и умоляет простить за отцовскую бестактность, то ей хотелось просто залепить пощечину, ударить в это снисходительное, красивое лицо за то, что он имел наглость подумать, что слишком хорош для нее или Брайана.

Потом она спрашивала себя, почему собственно ее волнует, что он думает о ней, ее отце или Брайане. Она уже давным-давно перестала прислушиваться к сплетням и домыслам, которые, порой, доходили до нее, смеясь над большинством из них или лукаво улыбаясь тем, которые были правдой. Однажды ей пришла в голову мысль, что раз уж сплетники вознамерились обвинить ее в безнравственности, почему бы не извлечь из этого удовольствие. В конце концов, женщине ее репутации не пристало заботиться о морали и этикете. Быть обвиненным в преступлении, не пожиная его плодов, просто глупо.

И все же, она не должна забывать об отце и сестре...

Девушка почувствовала, что карета повернула на дорогу, ведущую к Брайтуайту. Позади остались более гостеприимные лесистые равнины отца, а они углубились в самое сердце пустоши – бесконечных голых полей, поросших вереском и дроком, где буйные ветры воют и стонут, словно грешные души, затерявшиеся в ночи.

Вид за бархатной занавеской подтверждал их местонахождение. Старинные каменные ограды и живые изгороди, тянущиеся вдоль дороги на расстоянии почти полумили, вели к внушительным воротам Брайтуайта. Они были реставрированы вскоре после того, как Майлз поселился в доме... Прежде, чем он растратил деньги на игры и женщин. Огромные железные медведи, вызывающе вставшие на задние лапы и охраняющие вход испокон веков, были гербовым щитом Уорвиков. Еще с тех времен, когда первый из рода сражался на стороне короля Ричарда.

Наконец они свернули на широкую подъездную аллею, заросшую за годы запустения. Единственное пятно света пробивалось сквозь ветви деревьев, и лошади, почуяв тепло конюшни, припустили во весь опор, так что кучеру пришлось приложить немало усилий, чтобы остановить бьющих копытами и фыркающих животных.

Поплотнее закутавшись в накидку скорее из-за боязни замерзнуть, чем от холода, Оливия подождала, когда кучер откроет дверь и подаст ей руку. Оставив спящую Беатрис в карете, Оливия сошла в холодную ночь, взглянув на возвышающуюся громаду дома. Это был наполовину обычный особняк, наполовину замок с флигелями и остроконечными крышами, с черными окнами, которые, словно пустые глазницы, бессмысленно смотрели на свои бескрайние владения.

Оливия немного постояла на нижних ступенях особняка, взирая на серые каменные стены, исчезающие в низко нависшей мгле. Ивовая лоза потрудилась на славу, заполняя расширяющиеся трещины между камнями, но с наступлением холодов растения почернели и большей частью погибли. Они пощелкивали, словно игральные кости в чашке, когда холодный ветер яростно трепал их, ударяя о стену.

Она сделала глубокий, успокаивающий вдох и постучала в дверь.

Тишина.

Оливия снова постучала тыльной стороной ладони, на этот раз громче и решительнее. С упавшим сердцем она подумала, что, возможно, совершила ошибку, приехав сюда. Даже не «возможно», а совершенно определенно.

После довольно долгого промежутка времени, показавшегося ей вечностью, дверь неожиданно отворилась.

Отступив на шаг, Оливия разглядела неопрятную служанку в грязноватом перекосившемся чепце. Свисающие пряди волос, демонстрировали тщетную попытку скрыть слишком большие уши. Женщина изумленно уставилась на Оливию.

– Я хотела бы видеть мистера Уорвика, – сказала девушка.

Костлявая женщина, продолжая таращиться, вытерла руки о фартук.

– Я Оливия Девоншир, – подчеркнула она, – хотела бы повидаться с мистером Уорвиком, с вашего позволения.

– Он вас ждет? – последовал нахальный вопрос.

– Нет, не ждет. Однако...

Дверь начала закрываться. Оливия привалилась к ней плечом.

– Мистер Уорвик дома?

– Ему сегодня не до гостей.

Женщина налегла на дверь. Оливия толкнула ее назад.

– Он нездоров?

– Можно сказать и так.

– Возможно, я могла бы помочь.

– Никто не может помочь ему.

– Просто скажите ему, что я здесь.

– А я говорю он не станет...

– Я проделала долгий путь... и мне обязательно нужно поговорить с... ним...

Упершись одним плечом в дверь, другим – в дверной косяк, Оливия заявила:

– Если вы не доложите ему обо мне, я сделаю это сама! – с этими словами она ворвалась внутрь, отпихнув воинственную служанку в сторону.

– Эй, кто вы такая, чтоб вламываться в дом мужчины, как какой-нибудь королевский стражник?

Глядя на раскрасневшуюся от негодования женщину сквозь запотевшие очки, Оливия сунула руку в сумочку и вытащила визитную карточку, подавая ее настолько вежливо, насколько это было возможно, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Можете доложить ему обо мне.

Служанка ошеломленно наблюдала, как Беатрис проковыляла в двери, закутанная по самые глаза в шерстяные шарфы.

– Кис-кис! – громко позвала Беатрис. – Сюда, кисонька!

Повернувшись к Оливии, она воскликнула:

– О Господи, я потеряла его!

Оливия улыбнулась, глядя в обеспокоенные глаза старой женщины.

– Послушайте, милая. Мы приехали в Брайтуайт повидаться с мистером Уорвиком. Помнишь?

Беатрис непонимающе воззрилась на нее. У ближайшей стены стояло старое, потертое кресло. Оливия, мягко взяв Беатрис за плечи, подвела ее к креслу и усадила в него.

– Посиди здесь, – приказала она тихо, но твердо. – Не вставай с этого места, пока я не вернусь. Обещаешь мне? Я ненадолго. А тем временем, эта добрая женщина, может быть, принесет тебе чашку горячего чая.

– Нету у нас чая! – Огрызнулась служанка.

Изо всех сил стараясь скрыть свое отчаяние и нервозность, Оливия повернулась и окинула взглядом огромную галерею, уходящую в темноту.

Так вот какой он, Брайтуайт, – величественный господин пустынных полей. Когда-то это место называлось жемчужиной всего Йоркшира. Уже одно его наследие могло бы посрамить более скромные особняки, такие, например, как дом ее отца.

О, как она мечтала побывать здесь – об руку с Майлзом, конечно. Вместе они могли бы придать друг другу достаточно достоинства, чтобы держать головы высоко в подобии самоуважения перед неприятием света.

Милостивый Боже, дом именно такой, каким она себе его представляла. Величественный холл простирается вверх, и в сумрачных тенях над головой можно разглядеть изумительные лепные потолки, выполненные настолько искусно и замысловато, что они упоминались в исторических хрониках как одно из самых прекрасных произведений искусства Англии. Она рассматривала бледные, овальные лица танцующих херувимов, и у нее возникло ощущение, словно она увидела частичку небесного рая.

А широкая лестница – шедевр архитектурного мастерства эпохи короля Якова I [3]3
  Яков I – английский король, правящий страной с 1603 по 1625 гг.


[Закрыть], увитая и украшенная лепными изображениями плюща и животных! Она вела на верхние этажи комнат, в которых когда-то размещались короли и королевы во время своих визитов в Йоркшир. Сами эти стены были воздвигнуты из каменных глыб Мидлхэмского замка, где рыцари в сверкающих доспехах галантно ухаживали за своими дамами сердца.

Все здесь было именно так, как она и представляла, и даже еще более прекрасно. И все же, когда ее детские мечты и фантазии улеглись, уступив место реальности, образы обозначились еще резче. Она удивленно осмотрелась. На этих внушительных, обшитых деревянными панелями стенах можно было ожидать увидеть бесценные произведения искусства или, по меньшей мере, один-два семейных портрета. Но не было ничего, кроме пустоты и теней, которые подрагивали от сквозняка, врывающегося через открытую дверь и заигрывающего с пламенем двух свечей, являвшимися единственным освещением холла.

– Вы всегда так врываетесь в чужие дома? – послышался сзади раздраженный голос служанки.

– Нет, не всегда, – рассеянно ответила Оливия, все еще оглядывая каждый уголок дома. – Где он?

– Вы ведете себя так, будто имеете на это право... Тонкая полоска тусклого света пробивалась из-под двери дальше по коридору. Оливия направилась туда, не обращая внимания на возмущенные возгласы служанки.

Девушка слегка приоткрыла дверь, быстро-быстро окидывая взглядом комнату. Жаркий огонь пылал в камине. Напротив него стояло кресло с высокой спинкой, у камина, по одну сторону от кресла была сложена кучка дров. Приглядевшись, Оливия увидела, что поленья – не что иное, как ножки и подлокотники столов и кресел. Обитые тканью сиденья и спинка валялись возле двери.

Движение за спинкой кресла напугало ее, затем чья-то рука опустилась, схватила ножку кресла и швырнула ее в огонь, разметав ворох трескучих искр.

Она тихонько вошла, не сводя взгляда со спинки кресла и приостановилась, когда, наконец, показалась чья-то голова, а затем и плечи.

Опершись локтями о колени, опустив голову, Майлз Уорвик нетвердо держал бутылку виски в одной руке. Одежда его была мокрой и грязной. Рубашка из тонкого, дорогого полотна, казалась почти прозрачной и облепляла тело.

Он поднял глаза.

Ее сердце упало.

Он не проявил признаков удивления неожиданному появлению. Лицо его выглядело еще более изможденным и осунувшимся, чем днем. Эти чудные глаза изменчивого орехового оттенка прежде казавшиеся такими устрашающими, теперь были полны грусти.

– Вы больны? – спросила она. – Или просто пьяны?

Он отвел глаза и испустил стон. Ни секунды не раздумывая и не мешкая, Оливия охватила с каминной полки треснувшую вазу и сунула ему под подбородок.

Минуту спустя она повернулась к изумленной служанке, неуклюже топтавшейся в дверях.

– Я бы попросила вас принести вашему хозяину одеяло – он явно простужен – и какую-нибудь сухую одежду. И еще, у вас есть хлеб?

– Это все, что у нас есть, – последовал угрюмый ответ.

– Хорошо. Принесите мистеру Уорвику чашку горячей воды и хлеба. Поскорее, если можно, – подчеркнула она.

Служанка еще с минуту помедлила, но подчинилась.

Когда женщина ушла, Оливия вынула бутылку виски из руки Майлза и поставила ее вместе с вазой на стол. Затем встала немного поодаль, в то время как Уорвик продолжал держаться за голову.

Минута шла за минутой, Оливия уже начала думать, что он позабыл о ее присутствии или, возможно, уснул с открытыми глазами. Он не говорил и не шевелился, а просто продолжал неотрывно смотреть на пол между своих сапог, в то время как комната, казалось, становилась все холоднее, а тишина – напряженнее.

Где эта чертова служанка?

Наконец его голова поднялась. Уорвик еще раз оглядел свою гостью. Он рассматривал ее пристально и бесстрастно, и она почувствовала прилив краски к лицу.

Похоже, он был готов заговорить, когда появилась горничная с ворохом помятой одежды и одеялом. Беатрис семенила следом, неся поднос с хлебом и водой.

Женщина бросила одежду и одеяло на пол возле ног Уорвика, круто развернулась и вышла из комнаты. Беатрис, явно не зная что делать со своей ношей, в отчаянии воззрилась на Оливию. Та поспешила забрать у нее поднос и мягко приказала старой няне вернуться в холл и никуда не уходить. Беатрис послушно поплелась к двери, задержавшись только, чтобы сказать:

– Я еще не настолько глупа, чтобы не понять, что он пьян.

Оливия обернулась и обнаружила, что Майлз снова смотрит на нее. Она попыталась улыбнуться.

– Случается, на нее находит временное затмение, пояснила она, удивив саму себя.

– Кис-кис! – послышался голос Беатрис из холла. -Где ты, котик?

– Вам станет намного лучше, если вы что-нибудь съедите, – продолжила Оливия, чувствуя себя глупо оттого, что пыталась заглушить голос Беатрис, которая явно не собиралась тихо сидеть в коридоре.

– Эй! – закричала служанка Уорвика. – Туда нельзя!

Поставив поднос на стол возле кресла, Оливия старалась не думать о том, что ее лицо пылает. Хотелось бы снять с себя шерстяной плащ, но, с другой стороны, она не собиралась оставаться здесь дольше, чем необходимо, особенно учитывая то, как пугающе пристально разглядывал ее Уорвик.

– Хлеб впитает в себя виски, оставшееся у вас в желудке, – объяснила она и налила в чашку горячей воды. -А горячая вода поможет разбавить спиртное и согреет вас. Встретившись с его напряженным взглядом, она протянула ему чашку и блюдце, радуясь, что ее рука не дрожит.

Он проигнорировал и то, и другое. Девушка осторожно вернула чашку с блюдцем на поднос и спрятала руки в складках плаща. Возникло такое ощущение, будто у нее вместо позвоночника молния. Каждый нерв в теле, казалось, был наэлектризован. Наконец он заговорил.

– Кто вы, черт возьми? – спросил он хриплым, невнятным голосом.

Она ожидала чего угодно, но только не этого.

– Прошу прощения... – неуверенно отозвалась Оливия.

– Я говорю, кто вы такая, черт возьми? И что делаете в моем доме?

– Оливия Девоншир. Мы встречались сегодня.

– Вы не Оливия Девоншир, – прервал он. – Я встречал мисс Девоншир раньше и... – Нахмурившись, Майлз побледнел, нервно взглянул на вазу и сделал медленный, осторожный вдох. Прошла минута и он, казалось, расслабился. Лишь тогда его черные глаза вернулись к ней. Усталость тенью легла на его лицо.

– Днем вы выглядели куда симпатичнее, – равнодушно заметил он.

Почувствовав, что ее спина окаменела, девушка слегка вздернула подбородок и постаралась взять себя в руки.

– А вы – трезвее, – сухо ответила она.

Промолчав, он откинулся на спинку кресла, вытянув вперед свои длинные ноги. С сапог на когда-то великолепный ковер с замысловатыми турецкими узорами потекла грязь. Но несмотря на все это, было в его облике что-то царственное, заставляющее ее чувствовать себя рядом с ним невзрачной серой мышкой.

– Дело в очках, – наконец сказал он. – Это весьма нелестно для вас, мисс Девоншир, но они совсем не идут вам.

Ее первым побуждением было сдернуть очки с носа. Но она сдержала этот порыв.

Лицо Уорвика, повернутое в профиль к пылающему в камине огню, оставалось недвижимым в своей задумчивой сосредоточенности. Похоже, что он намеренно распаляет ее гнев, как сегодня днем.

– Если вы приехали сюда по поводу моей женитьбы на вас.., – начал он.

У Оливии отнялся язык.

– Не хотел бы показаться бессердечным, но я не женюсь на вас. Так что можете возвращаться к вашему отцу и передать ему это.

– Вы так подумали, сэр? Что я приехала сюда умолять вас жениться на мне? О, ну, разумеется, с вашим высокомерием меня это не удивляет. – Она рассмеялась настолько непринужденно, насколько позволил ее скрытый гнев. – Я приехала только для того, чтобы извиниться за поведение отца. Знай я, что он вынашивает мысль о нашем браке, я бы немедленно заставила его выбросить этот бред из головы. Это же просто смешно. Я вполне довольна своей жизнью. Просить вас жениться на мне, сэр? Когда я живу в теплом и сухом доме? Когда мой дом изобилует всяческой снедью? Не говоря уже о слугах, которые опрятны, уважительны и расторопны. Скажите, зачем мне отказываться от всего этого, чтобы выйти за какого-то нищего пьяницу, которого вся Англия называет аморальным типом, развратником и беспринципным негодяем?

Майлз пожал плечами.

– Чтобы спасти свое лицо, полагаю. Почему вообще женщины делают то, что они делают?

Взгляд его скользнул к огню, и долгое время Оливия любовалась пляской отраженного в его глазах пламени. Она чувствовала себя какой-то зачарованной и опустошенной. В его словах была доля правды. Причины, по которым она решилась на эту поездку, могли быть замаскированы под извинения за отца или даже под гнев на Уорвика за то, что он так надменно отверг его предложение. На самом деле она втайне надеялась, что он передумает. Даже если потом сама с презрением отвергнет его.

– Что ж, – заявила она решительным тоном, – я сказала то, что собиралась сказать. Оставляю вас один на один с вашим одиночеством.

– Но почему, мисс Девоншир? Вы же только приехали. – Улыбка на его красивых губах не затронула глаз. -Подозреваю, что последнее, чего бы вам хотелось, это снова пускаться в путь в такую погоду. Может, выпьете со мной?

Не давая ей возможности ответить, он поднялся с кресла. В его изящных, быстрых движениях не было и намека на недавнюю слабость. Это снова был беззаботным весельчаком.

Выплеснув воду из чашки в огонь, Майлз наполнил ее виски и подал ей.

Решится ли она?

– Почему бы и нет? – сказал он, словно читая ее мысли. – Едва ли ваша репутация пострадает от этого еще больше.

Она нехотя протянула руку за чашкой. Почти игриво он убрал ее.

– Одно условие, – сказал он. – Снимите плащ. Она покачала головой.

– Я не могу здесь больше оставаться.

– Ненадолго. Можете выпить и ехать.

– Хорошо.

Она сняла плащ. Он взял его и швырнул на спинку дивана. Внезапно она почувствовала себя слабой, незащищенной и уязвимой. Девушка неосознанно пробежала руками по своим темным, тщательно уложенным волосам, гадая, сравнивает ли он ее с Эмили, чьи волосы белокуры и полны солнечного света. Ну разумеется. Они все так делают. Мужчины, подобные Майлзу Уорвику, всегда предпочитают женщин изящных, светловолосых и белокожих. Таких, как Эмили. Таких, как ее мать.

Он молчал, стоя перед ней с чашкой в руке. Однако его глаза были красноречивее слов, лениво скользя от ее макушки до пальцев ног. Молчание затянулось, постепенно наполняясь незначительными звуками – потрескиванием огня в камине, тиканьем часов и едва слышным шуршанием снежной крупы о стекло.

Наконец он протянул ей чашку. Пожалуй, она приняла ее с чрезмерной готовностью.

– Предлагаю тост, – произнес Майлз, поднимая бутылку. – За двух неудачников, застигнутых бурей.

– Какой бурей? – поинтересовалась Оливия. – Той, что там? – Девушка махнула в сторону окна. – Или той, что внутри?

Он удивленно поднял брови. В его глазах что-то промелькнуло. Насмешка? Что бы это ни было, ее слова вызвали у него улыбку, хотя и ненадолго. Пальцы Оливии сжимали чашку с виски, как спасательный круг.

– Садитесь, – сказал он ей, указав на небольшое кресло у камина. – О, ради Бога, извините, – поспешил добавить он с ноткой сарказма. – Не изволите ли присесть, сударыня? Молю простить меня за нарушение этикета: у меня не часто бывают гости. Мало-помалу привыкаешь иметь дело с несговорчивыми слугами.

– По-моему, любая несговорчивость со стороны слуги требует немедленного увольнения, – отозвалась она, многозначительно взглянув в сторону двери, где за порогом все так же топталась горничная.

– Вы хозяин Брайтуайта?

Он ничего не ответил, а просто откинул голову на спинку обитого парчой кресла и уставился в пространство.

– Хозяин этого дома? Позвольте с вами не согласиться, мисс Девоншир. Никто не властен над Брайтуайтом. Кроме того, как можно быть хозяином пустоты?

– Вы хотели сказать одиночества, мистер Уорвик.

– Разве я похож на одинокого человека, мисс Девоншир?

– Думаю, если б я жила здесь одна, то стала бы бояться за свой рассудок.

Он издал какой-то тихий звук, а затем позволил мыслям раствориться в лучах пламени, где они и пребывали некоторое время, между тем как Оливия делала глоток за глотком из своей чашки и любовалась отсветом пламени, отражающимся на его словно высеченных из гранита чертах лица. Внезапно он поднял глаза и поймал ее взгляд.

– Что такого привлекательного вы находите во мне? – спросил Уорвик. – Только не говорите, что никогда раньше не имели сердечных дел с аморальным типом.

– Нет, – ответила она. – Полагаю, не имела.

– А-а. Стало быть только с цыганами и татуировщиками?

Он отхлебнул виски и ненадолго прикрыл глаза, потом махнул на кресло у камина.

– Пожалуйста, садитесь.

Помедлив, она все же села и почувствовала облегчение. Сколько она простояла, неподвижная, как статуя, сказать трудно.

– Итак, скажите мне, мисс Девоншир, это ваш первый визит в Брайтуайт?

– Да.

– Он таков, как вы ожидали? – Да.

Мужчина поднял голову и удивленно поглядел на нее.

– Как так?

– Он такой величественный.

– Это и дураку понятно. Лучше скажите, что вы думаете об этом? – Он обвел рукой комнату. – Как вы находите моих собеседников?

– Они мертвы, – ответила она, переводя взгляд с одного чучела животного на другое.

– А остальной дом?

– Холодный и темный.

– Что ж, вы попали в точку. Холодный, темный и полный мертвецов. Какое из живых существ обрекло бы себя на жизнь в подобном окружении, спрашиваю я вас?

Допив содержимое чашки, Оливия протянула ее Майлзу, чтобы наполнить вновь. Он сделал это и встретился с ее глазами, когда возвращал чашку.

– Личинка, – ответила она, дерзко вздернув подбородок. – Летучая мышь. Вампир. Даже хуже того. Слизняк. Жук. Червяк.

Он поднял руку, словно отклонял слова.

– Довольно. Личинка и червяк? Бог мой. Полагаю, мне следует сказать спасибо, что вы не назвали меня грибковой плесенью.

– Но у плесени нет ни сердца, ни разума, ни души, сэр.

Он рассмеялся хрипловатым смехом. От музыки этих звуков у нее перехватило дыхание.

– Ни сердца? Ни души? – Уорвик неубедительно нахмурился, что отнюдь не погасило веселых искорок в его черных глазах. – Если учесть, что меня всю жизнь называли бессердечным и бездушным негодяем, мисс Девоншир, пожалуй, я бы склонился скорее к плесени.

– Но ведь вы живы. Вы дышите. И даже смеетесь. Поэтому у вас должно быть сердце.

– Признаюсь, никогда не видел смеющейся плесени.

– Или личинки, или червя!

– Продолжайте. Ради Бога, продолжайте. Мое самоуважение растет с каждой секундой.

– Вы ходите на двух ногах?

– Как правило.

– А поскольку я не знаю четырехногого животного, которое предпочитает в одиночестве жить в темном, сыром и холодном доме, то остаются только люди. – Она помолчала, как бы размышляя. – Так что вы либо монах, либо отшельник.

– Кем бы я ни был, – ответил он, озорно вскинув бровь, – но монахом меня никак не назовешь, дорогая.

Оливия засмеялась. Вернее, захихикала. Это прозвучало довольно странно для нее самой, и девушка в изумлении взглянула на свою пустую чашку. Лицо горело. От огня камина ей стало жарко. Или, быть может, это из-за того, что Уорвик сидел в своем кресле, небрежно вытянув вперед, длинные, но изящной формы ноги. Рубашка его начала высыхать, но еще оставались места, где влажная ткань липла к коже, предлагая взору тончайшие очертания и движения тела под ней. Она поймала себя на том, что неотрывно смотрит на темное пятнышко в форме монеты на его груди и скоро осознала, что это сосок.

Взгляд девушки метнулся назад, к его лицу и обнаружил, что он наблюдает за ней с такой напряженностью, от которой искра благоразумия тут же словно молния ударила прямо из мозга в сердце. Что она делает, сидя в компании Майлза Уорвика в такой поздний час?

И почему он на нее так смотрит? С таким любопытством? С такой сосредоточенностью? Все опасности, которые она временно предала забвению, нахлынули на нее с новой силой, едва только слабая улыбка заиграла на его губах. Девушка моментально протрезвела, и у нее возникло желание немедленно убежать отсюда.

– Не беспокойтесь, – сказал Уорвик, – ваша прическа в полном порядке.

Не сознавая, что ее рука бессознательно приглаживает волосы, Оливия застыла.

– Очки сидят ровно.

Она все равно поправила их.

– Зачем вы носите их? – полюбопытствовал он.

– Потому что плохо вижу, – ответила Оливия.

– Черта с два. Сегодня днем вы были без них и отлично меня видели.

Сегодня днем? Сейчас, когда она сидела здесь у камина, а в окно стучал ветер, эта дневная встреча казалась такой далекой.

– Снимите их, – потребовал Майлз. – Они мне не нравятся.

– Меня это мало волнует, – отозвалась она.

– Они так искажают ваши глаза, что кажется, будто вы смотрите на меня из аквариума.

– Я не могу читать без них.

– Но сейчас же вы не читаете?

– Нет. – Она покачала головой. – Я не сниму их.

– Прекрасно. Тогда скажите мне, почему вы носите такую прическу?

– Прошу прощения?

– Она отвратительна.

– Я...

– И это платье на вас. Оно ужасно. Серый цвет вам не идет. Вы как будто в трауре. Или вы в трауре, мисс Девоншир?

– Не думаю, сэр, что вы имеете право оскорблять меня, когда сами сидите в грязных сапогах, мокрой одежде, с подозрительного происхождения пятном на рубашке.

Он молча глядел на нее. К своему ужасу, Оливия почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Она действительно слишком много выпила. Бели моргнуть, слезы потекут в два ручья. Но Оливия давно знала, что если продолжать смотреть прямо перед собой – не шевелить головой и не моргать, – то можно вполне успешно скрыть свои эмоции. Если она поспешит извиниться, то, может успеть добежать до кареты, прежде чем разревется.