Текст книги "Золотая страна. Нью-Йорк, 1903. Дневник американской девочки Зиппоры Фельдман"
Автор книги: Кэтрин Ласки
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
P.S. Мне в голову пришла забавная мысль. Интересно, папа заметил, что Шон и Мириам сидели рядом в кафе «Ройял»? Когда папа пришел, они касались плечами, и я точно знаю, что под столом они держались за руки. Я видела.
30 июня 1904 года
Папа очень много репетирует перед концертом, который состоится четвертого июля. Будут исполнять симфонию Дворжака «Из Нового Света». Я хожу с папой на репетиции всегда, когда у меня есть время. Это самая прекрасная музыка. Дворжак приехал в Америку около десяти лет назад и написал это музыкальное письмо своим оставшимся в Европе друзьям, музыкой рассказал им об Америке. В симфонии звучат элементы негритянских духовных песнопений и американская народная музыка. Одни части гремят и грохочут, как могучие реки, а другие так нежны и изящны.
1 июля 1904 года
Придется писать на идише. Я так рада. Мое письмо о мистере Вулфе и ответ на него напечатали в рубрике «Бинтел Бриф» в сегодняшнем номере «Джуиш дейли форвард».
Я рассказала всю историю мистера Вулфа до того момента, как увидела его в Верхнем городе. И написала, что у меня не хватает духа рассказать своей любимой подруге, что я видела ее вероломного отца, но все это терзает меня день и ночь. Я спрашивала, что мне делать.
Вот ответ:
«Мы считаем, что вы сами ответили на собственный вопрос, когда сказали, что у вас не хватает духа рассказать обо всем подруге. Какая польза была бы от такого рассказа? Он только причинил бы еще большую боль вашей подруге и ее семье. Этот предатель не собирается возвращаться. Вы говорите, что семья справляется, как может. Похоже, жена уже оставила все это позади и стремится жить дальше, последуйте ее примеру».
2 июля 1904 года
Обещаю, что отныне буду писать только по-английски. Я не хочу за лето забыть язык. Мама по-прежнему плохо себя чувствует. Интересно, что же с ней такое? По утрам у нее часто болит желудок. Сегодня я снова ходила с папой на репетицию. Хорошая новость: какая-то важная дама подошла к папе и заговорила с ним. Потом он сказал, что это дама из Национальной консерватории Нью-Йорка. Она хочет, чтобы папа участвовал в специальном концерте. Как бы я хотела, чтобы папа оставил свою работу и просто был скрипачом.
3 июля 1904 года
Угадайте, что случилось? Никогда не поверите. Блю думает, что ее мать и дядя Шмуль, как говорят американцы, «неравнодушны друг к другу». Этот месяц они оба работали у отца Итци над большим заказом, шили плащи. Потрясающе, да? Я рада, что не сказала Блю про ее отца, но если дядя Шмуль и миссис Вулф действительно любят друг друга, то как они смогут пожениться, если мистер Вулф до сих пор здесь и до сих пор жив? Не станет ли миссис Вулф двумужницей? Возможно, мне придется еще раз написать в «Бинтел Бриф».
4 июля 1904 года
Мы все ездили на концерт в Карнеги-Холл, в Верхний город. Все было чудесно, и, слава Богу, мама чувствует себя лучше. Потом мы пошли в Центральный парк, смотрели фейерверк, и папа купил нам лимонада. Было так жарко, что Това, Мириам и даже дядя Шмуль спали на крыше. Ночное небо было таким ясным, а звезды такими прекрасными. Мелодии из произведения Дворжака крутились у меня в голове, когда я смотрела в ночное небо. А потом я увидела падающую звезду! И она так сильно напомнила мне быстрое, энергичное начало симфонии «Из Нового Света». Сегодня четвертое июля, День независимости. Все эти мысли вызывают радость и заставляют сердце быстрее биться. Я не могла заснуть, встала и подошла к краю крыши. Дома стоят близко, с одной крыши легко перейти на другую. Вдруг вижу двух людей, они страстно обнимаются и целуются. Я знаю, что это Мириам и Шон. Я рада за них, но мне страшно.
1 июля 1904 года
Я выполняю небольшую работу, но мне за нее не платят. Я работаю в Еврейском обществе помощи иммигрантам, упаковываю одежду в свертки для новых иммигрантов. Сейчас многие приезжают. Погромы в России стали еще страшнее, чем раньше. Люди уезжают оттуда тысячами. И мы должны им помогать. Кстати, Блю действительно делает успехи в школе. Я дала ей книгу стихов Лонгфелло, которую мне купил папа, она читает и все понимает. Особенно нам нравится «Песнь о Гайавате». Когда я ночью сплю на крыше, шепчу эти чудесные строки, которые пишу сейчас по памяти:
10 июля 1904 года
Я знаю, что обещала писать по-английски, но сейчас не могу. Случилось невероятное. Мириам и Шон поженились. Никто и представить не мог, что они решатся сбежать и пожениться. Но они решились. Мама с папой в шоке. Они ходят, как в тумане. Невозможно поверить, что в нашей собственной семье кто-то вышел замуж за нееврея. Иногда люди рассказывают, что это случается в других семьях, но у знакомых – никогда. Теперь мама занавешивает зеркала. Выдвигает низкие табуретки и коробки, на которых мы сидели, когда умер реб Симха. Да, она настаивает, чтобы мы сидели «шиву» по Мириам и оплакивали ее, будто она умерла. Мне все это не нравится. Но объяснить не могу. Думаю, с папой происходит то же самое. Не хочу больше ничего писать.
18 июля 1904 года
Неделю не писала. Семь кошмарных дней. Я зла на маму. По-моему, сидеть «шиву» за Мириам глупо. Я не одобряю поступок Мириам, но она не умерла. Она влюблена, и, хотя ее свадьба принесла нашей семье несчастье, она принесла счастье Шону, а Шон принес счастье Мириам. Я не могу делать вид, что Мириам мертва. Мама запрещает нам произносить ее имя. Мама запретила мне разговаривать с Мириам, если я встречу ее на улице. Она пыталась заставить меня дать такое обещание. Я не хотела такого обещать. Папа пытался заставить маму не заставлять меня обещать. После этого мама разозлилась на нас обоих. Была большая ссора. Папа пытается успокоить маму. Он говорит, что она навредит себе и ей снова станет плохо. Дядя Шмуль тоже пытается успокоить маму, но у него не получается. Я ненавижу мамины старомодные взгляды. Я ненавижу ее традиционные деревенские привычки. Я хочу, чтобы она прекратила носить свой уродливый парик. Я хочу, чтобы она вела себя более по-американски. Ее английский отвратителен.
19 июля 1904 года
Мне надоело лето. Скорее бы в школу. Мы с Блю ходили к отцу Итци на Четвертую улицу и вытягивали нитки из сметанных швов. Заработали пятьдесят центов. Купили сельтерской воды и маленьких пирожков, сидели на углу Хестер-стрит и ели их.
22 июля 1904 года
Второй шабат с тех пор, как Мириам вышла замуж. Теперь я ненавижу шабат, потому что Шон, конечно, больше не приходит к нам гасить свет. И все напоминает о том, как было раньше, и о том, что больше так никогда не будет. У нас новый «шабес гой» – Мэлэки Шиэн, старший сын миссис Шиэн. Ему восемь лет.
23 июля 1904 года
Сегодня ночью опять спала на крыше. Крыша определенно создана для влюбленных. Угадайте, кого я там видела? Кто крался через нашу крышу к крыше дома 20 по Орчад-стрит, где живут Вулфы, – дядя Шмуль! Блю кажется, что ее мать куда-то ходит по ночам, когда все дети засыпают. Теперь я могла бы ей сказать, что ее мать ходит на крышу.
26 июля 1904 года
Теперь я начинаю многое понимать. Я знаю, почему папа постоянно волнуется: «Сара, будь осторожнее, а то тебе станет плохо», «Сара, не волнуйся, это вредно в твоем положении». И теперь я знаю, почему он так старательно следит за тем, чтобы не пропустить ни одной утренней молитвы. У мамы будет ребенок. Не знаю, как я к этому отношусь. Не уверена, что с радостью жду рождения этого ребенка. Я хочу, чтобы вернулась моя взрослая сестра. Мне так не хватает ее. Товы мне бы тоже не хватало, но с Товой все совсем по-другому. Она такая серьезная, постоянно думает о своем профсоюзе. А Мириам всегда слушала, как я мечтаю стать актрисой. Мириам не очень стремилась узнать, в отличие от Товы, как изменить мир. Мириам стремилась узнать, как может отдельный человек изменить себя. Она изменила себя. Она замужняя женщина, она замужем за неевреем. Я тоже хочу изменить себя. Я хочу стать актрисой. И как я буду все это рассказывать грудному младенцу? Объясните мне.
5 августа 1904 года
Ровно двадцать семь дней назад Мириам убежала с Шоном. Никто не видел ее. Това говорит, она слышала, что Мириам живет на Сто Десятой улице. Думаю, Това знает, но не говорит. Может быть, Това даже видела ее. С каждым днем мне все больше не хватает Мириам. Я не могу к этому привыкнуть. По-моему, мама совсем по ней не скучает. Для мамы она мертва, а думать о пропавшем или мертвом человеке – пустая трата времени. Мама постоянно говорит о своем будущем ребенке. Неужели она действительно думает, что другой ребенок сможет заменить ей Мириам?
10 августа 1904 года
Двадцать четыре дня до начала школьных занятий. Скорее бы. Двадцать два дня до первой годовщины нашего приезда в Америку. Я действительно думаю, что это еще один день рождения – день, когда мы приехали в Америку. Тридцать два дня без Мириам.
12 августа 1904 года
Иногда люди удивительно себя ведут. Например, Итци. Мне всегда казалось, что Итци думает только об одном – как добиться успеха. Скорее закончить школу, заработать побольше денег для своего отца, сделать это, сделать то, но угадайте, что случилось? Итци принес мне билеты на пьесу «Миреле Эфрос», или «Королева Лир». Главную роль исполняет Кени Липцен. Очень мило со стороны Итци, что он подумал обо мне. Он говорит, что заметил, как сильно я скучаю по своей сестре, как мне грустно.
14 августа 1904 года
Сегодня ночью я поссорилась с Товой. Я знаю, что сама виновата, но не очень-то раскаиваюсь. Я все думала о том, какой Итци внимательный, как хорошо, что он отвел меня в театр и сказал, что знает, как сильно я скучаю по сестре. Это навело меня на мысли о Тове и о том, что она, похоже, совсем не скучает по Мириам и ей все равно, что я по ней скучаю. И ночью, когда мы вышли спать на крышу, я спросила Тову: «Това, мне кажется, ты совсем не думаешь о Мириам. По-моему, ты не скучаешь по ней. А мне так ее не хватает». Това отвечает: «Я стараюсь не думать о том, чего не могу изменить». Это меня разозлило, ведь я уверена, что она опять о своем профсоюзе. Больше она ни о чем не думает. И я взорвалась. Я сказала: «Я не говорю о профсоюзе, Това. Я говорю о людях, о живых людях – о себе, о Мириам, о том, как мне плохо. Я говорю о чувствах, а не о мыслях. Ты никогда ничего не чувствуешь, Това?» Она молча встала, взяла свое одеяло и подушку и ушла с крыши. Пошла спать домой. Всю оставшуюся ночь я проплакала. Я даже звезд не видела. Из-за Товы они все слились в размытое пятно. Я так зла на нее.
15 августа 1904 года
Сначала Итци удивил меня, а теперь угадайте кто? Това. Сегодня на нашей кровати я нашла большую коробку конфет и записку, написанную Товиным почерком с завитушками. Вот что она написала: «Милая Зиппи, извини меня. Ты была права, когда говорила о чувствах, а не о мыслях. Часто я не умею понять своих чувств. Но я скучаю по Мириам, и мне не безразлична твоя боль. Ты знаешь о чувствах больше меня, поэтому я уверена, что ты станешь великой актрисой. С любовью, Това».
Я снова расплакалась.
18 августа 1904 года
Никогда не угадаете, что случилось. Итци узнал, где живет Мириам. Через своих знакомых в Верхнем городе. Он спросил, хочу ли я пойти к ней. Может, это смешно, но теперь я боюсь идти. Это было бы самым большим ослушанием в моей жизни. Мне нужно подумать.
25 августа 1904 года
Каждый день думаю, нужно ли мне идти к Мириам. Эта мысль меня преследует. Так хочется ее увидеть. Блю говорит, что надо идти. Она пойдет со мной. Я просто не знаю.
26 августа 1904 года
Решила пойти. Я должна хотя бы увидеть ее, пусть даже и не поговорю с ней. Итци говорит, что отведет меня.
27 августа 1904 года
Ходила туда. Мы целую вечность прождали возле ее дома. Но так и не увидели ее. Я почувствовала себя такой несчастной, что расплакалась. Итци был очень добр. Он сказал, чтобы я не плакала. Мы должны попытаться еще раз. Надо прийти рано утром, потому что в это время она, наверное, выходит из дома, чтобы идти на рынок.
28 августа 1904 года
Снова ходили. Мириам не видели.
30 августа 1904 года
Мириам не было. Я в отчаянии. Скоро в школу.
1 сентября 1904 года
Видела ее!! Но так испугалась, что спряталась в тени в переулке. Мириам очень красива, но она так изменилась. Теперь она действительно выглядит, как взрослая замужняя дама. И какой-то особый покой в выражении ее лица. Очень умиротворенное лицо. Вряд ли ей нас не хватает.
Теперь я еще печальнее, хотя знаю, что с ней все в порядке. Внутри такая пустота. И – это годовщина нашего приезда в Америку.
2 сентября 1904 года
Снова видела ее. В этот раз я ходила без Итци. Я выдергивала нитки из сметанных швов, чтобы накопить денег и поехать по надземной железной дороге, одна поехала в Верхний город. Когда-нибудь я наберусь смелости и заговорю с ней. Но сейчас мне просто хочется смотреть на нее. Я шла за ней, и мы оказались на фруктовом рынке на Бродвее и Сто Двенадцатой улице. Я смотрела, как она говорит с продавщицей. Она была такая веселая и очаровательная, и я услышала, как продавщица спросила: «Как дела у мистера О'Мэлли?» Так странно было услышать это. Я подумала: неужели это моя сестра? Интересно, думает ли она когда-нибудь о нас, обо мне? Помнит ли она, что у меня тоже есть мечта?
6 сентября 1904 года
Последние пять дней я ходила по пятам за Мириам, и с каждым днем мне все труднее представить, что я подойду и заговорю с ней. Сегодня случилось нечто. Она меня увидела. Понимаете, я стояла за тележкой на фруктовом рынке, а тележка неожиданно отъехала на несколько футов. Мириам просто увидела меня. Она как раз выбирала фрукты, нюхала их, совсем как мама. Потом она подняла взгляд. Она смотрела прямо на меня, и ее рот начал медленно открываться. Но я так испугалась. Я просто развернулась и убежала. Не знаю, почему я так поступила. Я просто знала, что пока не могу с ней говорить. Теперь мне чуть ли не стыдно. Не знаю почему. Наверно, она подумала, что со мной невозможно иметь дело. Но в последнее время, когда я смотрела на нее, она казалась мне такой довольной своей жизнью, погруженной в свой собственный мир, что, может быть, я не должна мешать ей. Возможно, мама была права. Мне лучше думать, что она мертва. Но я не могу так думать. И не могу перестать преследовать ее. Завтра в школу. Больше я не смогу ходить за Мириам. И слишком дорого каждый день ездить в Верхний город по надземной железной дороге.
7 сентября 1904 года
Первый день школы. Похоже, учительнице я понравилась. Она назначила меня старостой класса. Я помогала раздавать книги. Я открывала окна длинным шестом. Я вытирала доску. Учительница очень любит поэзию, и за чтение стихов нам ставят отдельные оценки. Я хочу попытаться выучить наизусть первую часть «Песни о Гайавате». По истории мы будем проходить американскую революцию, учительница даст каждому из нас задание изучить биографию одного из знаменитых патриотов Америки и написать о нем доклад. По арифметике проходим десятичные дроби и проценты. Итци все об этом знает. Он говорит, что поможет мне. Сегодня я заметила, что мама полнеет – по крайней мере, живот у нее растет. Я пытаюсь радоваться тому, что у мамы родится малыш, но у меня это плохо получается.
10 сентября 1904 года
Настал праздник Рош-Хашана. Теперь я скучаю по Мириам больше, чем когда-либо. Вспоминаю, как в прошлом году мы ходили в синагогу и боролись с приступами смеха, глядя на то, как реб Симха краснеет и становится похожим на помидор. Теперь реб Симха мертв, а Мириам – замужняя дама из Верхнего города. Все меняется так быстро. Могла ли я тогда представить себе такое? У меня была мечта – писать по-английски. Пожалуйста, я пишу по-английски.
11 сентября 1904 года
Сегодня вечером мама с папой поссорились. Мама считает, что папа слишком много времени проводит на репетициях. Она говорит, что с рождением малыша нам потребуется больше денег. Мама снова начинает говорить о том, как бы ей хотелось, чтобы папа работал у отца Итци. Отец Итци продолжает получать новые заказы. Итци учится в средней школе, но часто пропускает занятия и уходит помогать своему отцу. Мама говорит, что скоро они разбогатеют. Я смотрю на маму, когда она все это говорит. Она сидит очень прямо, ее живот уже начинает выпирать. Папа продолжает говорить о том, что он приехал в Америку не для того, чтобы научиться эксплуатировать других людей. Тогда мама тихонько бормочет одно из высказываний тети Фрумы: «Чужой дурак вызывает смех, свой собственный дурак вызывает стыд». Она слегка поправляет парик. Какая она странная женщина. Одна ее часть все еще в Заричке, все в той же еврейской деревне с ее старыми укладами, но другая мамина часть живет очень по-американски. Она хочет денег. Она хочет, чтобы Новый Свет сдержал свои обещания. Я думаю, что, может быть, в чем-то мама менее чужда Америке, чем папа, верьте или не верьте. С мамой бывает очень сложно, потому что она хочет совместить оба жизненных стиля.
12 сентября 1904 года
Помните, я говорила, что мама хочет совместить оба жизненных стиля? Вот отличный пример. Това пришла домой и стала рассказывать о речи бывшего Президента Гровера Кливленда, напечатанной в газете. Он сказал, что «разумные и ответственные женщины не хотят голосовать». Това спросила: «Разве это не глупейшая мысль из всех, какие вы встречали?» Но мама покачала головой и ответила, что мистер Кливленд абсолютно прав. Она спросила: «Он еврей? Говорит такие умные вещи». Това чуть не взорвалась. Она закричала: «Мама! Как можно приехать в Америку и думать подобным образом? Мы должны иметь право голоса. Вот что разумно». Но мама только покачала головой. Понимаете, что я имею в виду, когда говорю, что мама одной ногой в еврейской деревне, другой в Америке? Она всех нас сведет с ума.
15 сентября 1904 года
Това не говорит ни о чем другом, только о президентских выборах, которые состоятся в ноябре, и о том, как это ужасно, что женщины не могут голосовать. Она за Элтона Паркера, кандидата от демократов, а не за Тедди Рузвельта от республиканцев. Мне нравится мистер Рузвельт. Это он помог пеликанам во Флориде. Фотографии мистера Рузвельта висят у меня на стене. Рядом с портретом мадам Кюри. Сегодня папа принес мне еще одну его фотографию. Това говорит, что глава избирательного участка демократов придет к нам и расскажет о Паркере и нам нужно хотя бы снять со стен фотографии Тедди Рузвельта. Вряд ли глава избирательного участка знает, что папа не может голосовать, потому что не имеет американского гражданства.
Сегодня я снова видела Мириам, но она меня не заметила. Странно, но теперь мне не хочется говорить с ней. Она кажется совсем другой. Мне просто нравится видеть ее и знать, что с ней все в порядке. Думала рассказать об этом Тове, но боюсь. Това так занята выборами и профсоюзом.
20 сентября 1904 года
Вчера был Йом-Кипур. Без Мириам все праздники грустные. Хуже всего будет Суккот, потому что я буду вспоминать, как Шон помогал нам строить шалаш, как мы все вместе ели внутри, и это было до того, как кто-то узнал или начал подозревать про Шона и Мириам. Зачем они влюбились, поженились и все испортили?
22 сентября 1904 года
Суккот был веселее, чем я ожидала, в основном благодаря дяде Шмулю. Он очень веселый и умный, и в этом году он построил нам прекрасный шалаш. Он гвоздем продавил консервные банки, мы поставили туда свечи, и они очень красиво освещали наш стол. Мы ели наверху в шалаше, было довольно тепло. Дядя Шмуль сказал, что выкурит свою вечернюю сигару на улице, на пожарном выходе у шалаша. Не знаю, почему мне вдруг захотелось поговорить обо всем с дядей Шмулем, но я описала ему свои поездки в Верхний город, рассказала, как видела Мириам, как боялась заговорить с ней. Он взял мою руку, погладил ее и сказал: «Не бойся, Зиппора. Никогда не бойся любить». Это удивило меня. И тогда я рассказала ему, как невыносимо для меня было мамино решение о том, что нужно сидеть «шиву». Как мне больно, что мама считает Мириам мертвой, и как на Йом-Кипур я пыталась спросить об этом Бога. И почувствовала, что даже Бог не помог мне понять этого. Я рассказала дяде Шмулю, что спросила Бога: что хорошего в том, что женщина относится к своему живому ребенку, как к мертвому? И что теперь все эти вопросы кажутся мне смешными.
25 сентября 1904 года
Потрясающая новость. И всего через пятнадцать минут зажгут субботние свечи. Но все равно я попробую писать на английском, а не на идише. Сегодня Борис отвел меня в театр. Он работал за сценой в театре «Талия». Я сидела за кулисами тихо, как обычно, когда он работает, и смотрела пьесу. Это была постановка «Рабби Акиба и двадцать четыре тысячи его учеников» с Йоклом u Минни Лейбовиц. Начальник рабочих сцены говорит Борису, что девушка – помощница по реквизиту – всегда такая рассеянная, половину рабочего времени не показывается вовсе, и ему нужен кто-то другой вместо нее. Борис смотрит прямо на меня и говорит: «Ну как, Зиппи? Хочешь быть помощницей? Эта пьеса идет всего три раза в неделю – по субботам (после захода солнца), воскресеньям и четвергам». Это сон? Я думаю: «Твои бы слова да Богу в уши!» И отвечаю: «Конечно!» Я боялась, что мама запретит. Но она не запретила, когда услышала, что Борис сам будет приводить меня домой из театра по вечерам. Единственный плюс в том, что Мириам и Шон поженились, это то, что по сравнению с их свадьбой все остальное кажется маме не таким ужасным. Начинаю работать всего через несколько дней. Я так рада, не могу дождаться.
26 сентября 1904 года
Наверно, через неделю смогу наизусть прочитать отрывок из «Гайаваты». Все думаю, что из «Гайаваты» получилась бы чудесная пьеса на идише. Если в еврейском театре ставят пьесы Шекспира, почему бы не поставить Лонгфелло? Дядя Шмуль помогает мне делать задания по арифметике. Он отлично разбирается в десятичных дробях и хорошо знает проценты. Итци тоже все это знает, но Итци считает в уме и постоянно повторяет: «Ты что, не понимаешь? Ты что, не понимаешь?» Хотя Итци говорит по-английски гораздо лучше, но дядя Шмуль все объясняет намного понятнее.
27 сентября 1904 года
Я так рада, что дядя Шмуль к нам переехал. Он единственный, кто действительно обращается со мной, как с равной, и похоже, что у него всегда есть для меня время. Папа постоянно занят на репетициях. Мама просто не обращает внимания ни на что, кроме работы – у нее новые заказы, а Това постоянно в заботах о профсоюзе. Дядя Шмуль не только объясняет десятичные дроби, он еще рассказывает мне о тех ужасных вещах, которые происходят в России. Дядя Шмуль много знает. В России он был членом организации «Бунд». Они устраивали тайные собрания в лесах, в крестьянских сараях, в тихих деревнях.
Царское правительство ненавидело «Бунд», но «Бунд» продолжал работу и начал печатать листовки, рассказывающие о правах человека, а многие лидеры организации устраивали демонстрации. Скоро царь начал сажать членов организации в тюрьмы, убивать и пытать. Царь издавал все более жестокие постановления и законы. Дядя Шмуль говорит, что царская власть для еврейского народа – как веревка палача, затягивающаяся на шее. Дядя Шмуль рассказывает, что, когда царские солдаты хотят убить евреев быстро, они устраивают погромы. Я спросила дядю Шмуля: «Вы считаете, что царь Николай по-настоящему злой? Папа говорит, что он просто очень глупый». А дядя Шмуль ответил очень интересно: «Думаю, существует грань, за которой глупость превращается в зло, и царь переступил эту грань много лет назад. Да, он злой». Я думала об этом всю ночь. Понимаете, что я имею в виду, дядя Шмуль обсуждает со мной разные проблемы, как с равной.
30 сентября 1904 года
Вчера вечером я впервые выполняла работу помощницы по реквизиту. В театр я пришла очень рано. За кулисами много реквизита, который нужно выдавать рабочим и актерам, когда они заходят за сцену во время представления. Они называют этот реквизит «раздачами». Раздачи должны быть очень хорошо организованы, всегда быть наготове. В сценарии четко обозначено, когда что потребуется. Борис заранее дал мне сценарий, и я очень хорошо его изучила. Я справилась великолепно! Это было так здорово. Все актеры хвалили меня, а начальник рабочих сцены сказал, что я просто золото!
2 октября 1904 года
Я люблю свою работу. Сегодня был третий вечер, когда я работала в театре «Талия». Теперь я всех актеров знаю по именам. Они зовут меня Зиппи. После работы Борис и Мэми отвели меня в кафе, мы ели пирожные. Они очень любят друг друга. Они сказали, что хотят пожениться, когда накопят достаточно денег. У них будут очень красивые дети. У Мэми красивейшие рыжие волосы, и я попросила ее никогда не носить парик. Она ответила: «Зачем мне парик? Я теперь американка!»
8 октября 1904 года
Угадайте, что случилось? Я теперь восьмиклассница. Я догнала детей своего возраста. Я так рада. На прошлой неделе я читала наизусть отрывок из «Гайаваты», и учительница очень хвалила меня, но все равно перевод в восьмой класс стал сюрпризом. Учительница сказала, что с математикой в восьмом классе я справлюсь, а читаю и пишу так хорошо, что трудностей у меня не будет. Блю тоже перевели в следующий класс. Она семиклассница, но думаю, что к Пуриму она перейдет в восьмой класс. Мне так хочется рассказать Мириам, что я уже в восьмом классе.
15 октября 1904 года
У меня очень много дел. Мы с Мэми ходили смотреть зал, где они с Борисом, возможно, отпразднуют свадьбу весной. Потом Мэми повела меня в магазин на Кэнэл-стрит выбирать красивую ткань для ее платья. Она сказала, что, поскольку у нее нет ни матери, ни сестер, она просит меня быть ее свадебной советницей. Кроме этого, у меня много заданий в школе. В восьмом классе учиться не так легко. Самое простое – правописание. В тестах по орфографии я не делаю ни одной ошибки. География сложнее. Многое надо запоминать – все штаты и их столицы, перечень природных ресурсов и сельскохозяйственную продукцию, производимую в каждой части страны. Еще я должна написать доклад про президента. Мы тянули имена президентов из шапки. Мне достался Миллард Филмор. Я даже никогда не слышала о таком президенте! И конечно, я продолжаю работать помощницей по реквизиту. Скоро эта пьеса уйдет со сцены. Надеюсь получить работу в другой пьесе.
18 октября 1904 года
Мама толстеет с каждым днем. Это будет большой ребенок. Она счастлива, это точно. Она хочет мальчика, хотя говорит, что ей все равно, лишь бы ребенок был здоров. Надеюсь, этот ребенок не будет отнимать слишком много времени. Вдруг мне придется за ним ухаживать или помогать так, как Блю помогает своей матери? Вдруг мне придется отказаться от работы в театре? Эта работа – начало моей карьеры. Слово «карьера» я выучила на этой неделе. Мне оно нравится. Карьера! Это больше, чем работа. Это жизнь.
21 октября 1904 года
Отличная новость! Великолепная новость! Может быть, самая лучшая новость. Папе предложили работать на полную ставку преподавателем игры на скрипке в консерватории Нью-Йорка! Там он будет зарабатывать столько же, сколько в мастерской. Но папа совершил еще один поступок, который очень обрадовал маму. Об этом он сообщил нам раньше, чем о работе в консерватории. Три вечера в неделю он будет помогать в мастерской отцу Итци. Мама счастлива. Папа поступил умно. Понимаете, я думаю, что на самом деле мама не понимает искусства. Мама думает, что обеспечивать себе хорошую жизнь – это значит создавать что-то такое, что можно подержать в руках, а потом продать. Как плащ или блузку. А музыка растворяется в воздухе. Музыка звучит в ушах, а потом исчезает. Созданные музыкой образы, по крайней мере у мамы, тают, как облака, развеянные ветром. Так что теперь папа работает на двух работах – одна нравится ему, другая маме. Похоже, они очень счастливы.
23 октября 1904 года
Минни Лейбовиц, исполнительнице главной роли, сегодня стало плохо после второго акта. Продолжать пришлось ее дублерше. У меня получилось бы лучше. Я лучше знаю текст. Я выучила наизусть тексты всех актеров – по крайней мере девушек-актрис, как раз на такой случай. Конечно, Минни играет совершенно взрослую женщину. Поэтому меня на эту роль нельзя было взять, но все же однажды кому-нибудь моего возраста и роста станет плохо, и я смогу оказаться на их месте.
24 октября 1904 года
Кто же такой этот Миллард Филмор? Я знаю, что он был президентом, но это все, что я о нем знаю. Многие не знают даже того, что он был президентом. Мне нужно поскорее что-нибудь найти про него. Через неделю надо сдавать доклад.
25 октября 1904 года
Борис снова меня спас. Он отвел меня в Верхний город, туда же, куда Мэнди водил меня за информацией о мадам Кюри, в Городской колледж. Мы нашли много сведений о мистере Филморе. Но все равно он кажется очень скучным. Жаль, что мне не достался Авраам Линкольн. Йетте Гринберг достался Авраам Линкольн, и поверьте мне. Линкольн пропал впустую, попав к Йетте Гринберг. Она тугодум. Замечательное английское слово, правда? Такое хорошее, что могло бы оказаться еврейским.
30 октября 1904 года
Сегодня ходила в Верхний город и смотрела на Мириам. Мне все труднее и труднее представить, как я заговорю с ней. Не могу понять этого. Дело не только в том, что мама на меня рассердится.
1 ноября 1904 года
Сегодня вечером поговорила с дядей Шмулем о Мириам. Он сказал мне интересную вещь. Он говорит, что совершенно уверен, что папа навещает Мириам и, может быть, даже дает ей денег, он ведь теперь больше зарабатывает. Дядя Шмуль говорит, что папа молчит об этом, чтобы не огорчать маму. Что за сумасшедшая семья. Никто никому не говорит, что на самом деле думает и делает. Мы все делаем украдкой. Дядя Шмуль считает, что все семьи такие. Половину жизни они ссорятся друг с другом, а вторую половину пытаются украдкой защитить друг друга, избавить от страха, не причинить боль.
Все это кажется мне слишком сложным.
2 ноября 1904 года
Я получила четверку за доклад о Милларде Филморе. Учительница написала на моей работе: «Отличная орфография. Правильное построение предложений, доклад хорошо структурированный, но слишком короткий». Мне захотелось написать ответ: «Несмотря на то что Миллард Филмор прожил 74 года, его жизнь была очень скучной, и он мог бы уложиться в половину этого времени». Но я не стала этого писать.
7 ноября 1904 года
Ну вот, только что к нам приходил руководитель избирательного участка демократов. Он такой жирный, что, когда поднимался по лестнице, скрипели ступеньки, и он так тяжело дышит, что мы его услышали задолго до того, как он вошел. Конечно, приходил он впустую, потому что папа все равно не может голосовать, но папа говорит, что, если бы и мог, голосовал бы только за мистера Рузвельта. Папа и Това бесконечно спорят об этом, потому что Това и ее друзья по профсоюзу – демократы. И вот папа с Товой ходят и ходят по кругу. Это совершенно бесполезно, потому что ни один, ни другая не могут голосовать. Но, глядя на Тову, можно подумать, что у нее есть право голоса. Мама в ужасе, что молодая девушка спорит о политике. Но это, конечно, Тову не останавливает.
