Текст книги "Французские дети не капризничают. Уникальный опыт парижского воспитания"
Автор книги: Кэтрин Кроуфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Однажды я стала свидетельницей великолепного примера различий в подходе к воспитанию французов и американцев. Было около трех часов, поэтому детей в парке было очень мало. На карусели катались только двое – один американец и один француз. Как оказалось, настоящий француз. Обоим мальчикам было четыре-пять лет. Американские родители очень внимательно следили за ребенком. Каждый раз, когда их маленький принц приближался к кольцу, они начинали подбадривать его криками: «Ты сможешь, Тоби!», «Ты поймал еще одно!», «Отличная работа, парень!»
В какой-то момент Тоби попытался плюнуть на лошадку без наездника рядом с собой. Восторженные родители не одобрили такое поведение, но и замечания не сделали. Многие французы говорили мне, что, по их мнению, плохое поведение ребенка бросает тень на родителей. Вот почему бабушка и дедушка французского ребенка на карусели сразу же весьма неодобрительно посмотрели на родителей Тоби. Пожилые французы явно испытывали отвращение к подобному поведению.
Со своим же внуком во время катания они почти не общались. Лишь раз бабушка поднялась и шлепнула его по руке за непослушание (по ее оценке, потому что лично я не заметила ничего неправильного).
Наблюдая за этой картиной, я громко рассмеялась. Не слишком вежливо, я знаю, но настолько комично выглядела вся сцена в свете моего изучения различных методов воспитания.
С одной стороны (к этому времени я уже провела во Франции довольно много времени), меня раздражал чрезмерный энтузиазм американских родителей. Мне было жаль Тоби, который наверняка начал плеваться, чтобы отвлечь внимание родителей от этого чертова кольца. Мне было жаль и французского ребенка, который в разгар катания на чудесной карусели получил выговор неизвестно за что. Его страдания усиливались еще и тем, что его бабушка не могла наказать янки-плевателя, но чувствовала, что нужно что-то сделать. Такое откровенное нарушение правил поведения оскорбляло ее упорядоченную французскую душу.
Эта небольшая сценка очень явно показала, насколько по-разному французы и американцы относятся к воспитанию детей. Я много раз спрашивала, но так и не нашла французского аналога английскому слову «воспитание». Во французском языке просто нет слова такой же силы и напряженности.
Заходя в магазины Fnac(сетевые магазины электроники и развлечений, где всегда есть большой книжный отдел), я твердо уверена, что раздел с философскими книжками для детей будет гораздо больше, чем раздел с книгами по воспитанию. Чаще всего книгам по воспитанию отводится даже не полка, а небольшой столик. Французы предпочитают говорить не о воспитании, а об образовании и обучении. Французы обучают своих детей жизни во взрослом мире, а американские родители всегда ищут способы выжить в мире детей.
Лично мне жизнь во «взрослом мире» после рождения детей стала казаться чем-то сказочным и недостижимым. Как только я стала матерью, эта жизнь превратилась в волшебный Элизиум: я его видела, но попасть туда не могла. (И не попала бы, если бы не французские методы воспитания!)
Я постоянно испытывала некое чувство, которое впервые посетило меня в ту пятницу, когда я вышла на работу после рождения Уны. Я неслась домой к моей крошке. В руках у меня был большой кейс с молокоотсосом. На оживленном перекрестке я остановилась на светофоре. Я ждала, когда загорится зеленый свет, и вдруг меня поразила мысль: никогда больше я не буду встречаться с друзьями по пятницам, чтобы немного выпить и расслабиться после работы.
Французы обучают своих детей жизни во взрослом мире, а американские родители всегда ищут способы выжить в мире детей.
Мысль была настолько мрачной и пугающей, что я замерла на месте, как столб, а меня обтекала толпа спешащих по своим делам ньюйоркцев. Я печально прощалась с самой собой, какой была совсем недавно. И образ бокала с «Маргаритой» медленно мерк в моем воображении.
Впрочем, моя тоска очень быстро сменилась чувством вины (регулярное состояние!), стоило лишь мне подумать о том, что дома меня ожидает беспомощная малышка. Как я могу думать о чем-то другом! Я стою и трачу драгоценное время на мысли о себе, хотя могла бы уже бежать домой к дочери! Чувство вины оказалось таким сильным, что оставшиеся два квартала до станции метро я пробежала почти бегом (насколько это было в моих силах).
Это воспоминание знаменует собой начало некоего химического сдвига в моем мозгу. В тот момент я осознала, что обязанапроводить с собственными детьми как можно больше времени. Я так и поступила. И никому этого не советую!
Во Франции я ходила на танцы с моей подругой Сильви. Тот факт, что Сильви, мать десятимесячного ребенка, может по выходным ходить на дискотеку, произвел на меня глубочайшее впечатление. Еще больше поразило меня то, что ее муж, Карим, забрал ребенка с собой на родину, в Марокко, на целых две недели. Две недели! Я спрашивала Сильви, боится ли она, переживает ли за ребенка. «Да нет, не очень, – ответила она. – А ты думаешь, я должна?»
Наверное, нет. Но моя американская душа по-другому просто не умеет.
Я провела слишком много времени рядом с дочерями и потратила на них слишком много душевных сил. Уверена, что я – не единственная американская мать, постоянно терзающаяся чувством вины. Журналистка Джудит Уорнер написала превосходную книгу «Идеальное безумие», в которой проанализировала корни этой проблемы. Она назвала ее «материнской мистикой». В сравнении со своими американскими сверстниками мои дочери – еще не худший вариант. Но в сравнении с детьми французскими они напоминают Гленн Клоуз в фильме «Роковое влечение»– разве что без мясницкого ножа.
Хотя мне часто приходилось проводить время вдали от Уны и Дафны, я каждый раз терзалась чувством вины. И это чувство влияло не только на мою психику, но еще и на карьеру, социальную жизнь и даже на мой брак. Впервые мы с мужем решились оставить детей больше чем на пару часов в десятую годовщину нашей свадьбы. Довольно печально, если учесть, что дети у нас появились через пять лет после знакомства.
Мы всегда мечтали провести неделю в Париже (моя «франкофилия» дала плоды), но, когда приближалась очередная годовщина, все заканчивалось поездкой разве что в Новый Орлеан – около тридцати восьми часов, включая перелет. И все же я терзалась колоссальным чувством вины, перечитывая электронное письмо, написанное брату Бену и его жене Пенни, с просьбой побыть с девочками, пока мы будем в отъезде. Я хотела привести здесь это письмо, но поняла, что оно увеличит объем книги примерно вдвое. Ну хорошо, не вдвое, но оно было очень, очень длинным.
Моим девочкам было четыре года и шесть лет. Они умели говорить и всегда могли сказать тем, кто за ними присматривал, где лежат запасные трусики. Полагаю, Бену и Пенни не нужно было знать, что воспитательница из детского сада отбирает у детей наклейки. Я составила для них целый роман, посвященный уходу за детьми, стараясь предусмотреть абсолютно все. Может быть, это мне и удалось, но собственные туалетные принадлежности и косметику взять с собой я забыла. А самое ужасное заключалось в том, что Бен и Пенни частенько жили у нас и все прекрасно знали и без моих напоминаний.
Причиной моего маниакального поведение было ужасное чувство вины за то, что я оставляю моих милых крошек (которые, кстати, к тому времени были уже совсем не крошками).
Все-таки приведу небольшой фрагмент того письма, чтобы показать, как тяжело было уложить Дафну спать:
2) Сон. Поскольку Дафна не спит днем в школе, она должна ложиться в 7.30 (или раньше). Обычно она спит до 7.15. Если все так и получается, с ней все в порядке. Если она ложится слишком поздно или встает слишком рано, то, боюсь, у вас будут проблемы. На следующий день она превратится в настоящего маньяка-убийцу. Мы начинаем укладываться с семи вечера, чтобы к половине восьмого она угомонилась. Уна захочет, чтобы вы почитали ей «Рамону», а Дафна наверняка выберет что-нибудь другое. Ну да, я уже говорила, что Даф – это нечто невыносимое! Сон – это главная проблема. Я пытаюсь приучить их к тому, что ухожу, когда они еще не спят. Обычно мы читаем, ложимся в постель и включаем свет (и включаем ночник в форме цветка, который стоит на книжной полке). Я ложусь на пол (у меня есть большая подушка и еще одна, розовенькая), пою им песенку или две и остаюсь с ними еще три минуты (которые всегда выливаются в десять и больше, потому что мне удобно и подниматься совсем не хочется). Потом я поднимаюсь, целую и обнимаю каждую по три раза. Уходя, я оставляю дверь открытой. Дафна часто выходит. Если днем она не спала, то может заснуть немедленно. В любом случае, с ней вам придется нелегко. Если она выйдет из комнаты, делайте все, что захотите. Я обычно строго говорю, что она должна вернуться в постель. Но если вы прикрикнете на нее, она может испугаться, поэтому я просто полагаюсь на ваш здравый смысл.
И еще одно – КАЖДУЮ НОЧЬ (обычно между часом и тремя) Дафна перебирается в нашу постель. Мне приходится уходить на ее постель, и Дафна спит остаток ночи в нашей с Маком комнате. Не осуждайте нас – мы так устаем, а Дафна так НЕВЫНОСИМА (см. выше). Так что учитывайте это. Хочу утешить – кровать Дафны очень удобная.
Ох уж это чувство вины! Это настоящее проклятие родителей (особенно матерей!) моего поколения. Как многие мои подруги, я бросила работу, когда моей первой дочери было полгода. Четыре месяца я пыталась работать, но меня терзало невыносимое чувство вины за то, что я оставляю ребенка с няней – в моем случае «няней» были Бен и Пенни. В моих ушах постоянно звучали слова: «Зачем заводить ребенка, если собираешься платить чужим людям за его воспитание?»
Отправляясь на работу, я чувствовала себя ужасной матерью. Поскольку в то время я зарабатывала намного меньше мужа, то в финансовом отношении мое решение остаться дома, а не платить няне было более чем разумным. Но у многих американских женщин ситуация иная – и они все равно терзаются ужасным чувством вины. Вместе с работой я бросила занятия в спортивном зале и походы в химчистку. На мысли о книгах и искусстве в моем мозгу просто не осталось места. Да там вообще ни на что не было места, кроме паники по поводу того, все ли я сделала вовремя и правильно ли обработала кожу Уны перед пеленанием.
Сама не понимаю, почему я стремилась проводить с детьми абсолютно все свое время. Не думаю, что это было очень полезно, и я не хочу, чтобы мои девочки, став матерями, вели себя подобным образом. Но куда бы я ни заглянула – от женских журналов до мамочкиных блогов, – все нагружало меня невыносимым чувством вины, от которого невозможно было избавиться. Какой радостью для меня стало освобождение от этого давления! Теперь у меня появился новый лозунг, который я несла миру: «Почему родители должны полностью отказываться от собственных интересов только потому, что решили иметь детей?»
Теперь я понимаю, почему французской матери гораздо проще не терзаться беспокойством, чувством вины и скуки, даже если им приходится оставлять детей больше чем на день. Сначала я думала, что их мозг устроен по-другому – поэтому они и не боятся оставлять детей, чтобы заниматься карьерой, отдыхать, пить вино, ужинать вдвоем с мужем, устраивать себе периоды отдыха с вином (да-да, я сознательно повторила еще раз слово «вино»).
Оказавшись во Франции, я поняла, что дело не в мозге, а в самом французском обществе – от французских акушеров до священников и всех остальных. Именно общество посылает женщинам такой сигнал. Никакого сомнения в том, что сигнал французский и сигнал американский резко отличаются друг от друга. Французам твердят, что их долг – посвящать время браку, а не уходить с головой в жизнь собственных детей.Я же всегда считала, что мой единственный долг и цель моей жизни – дать детям все.
Неудивительно, что в моей психике укоренилась подобная идея. Достаточно настроиться на определенную волну (а во время беременности большинство из нас настраивается именно на нее), и тут же услышишь гул родительской жертвенности. Молодые матери и беременные женщины постоянно слышат одно и то же: «Твой ребенок заслуживает самого лучшего!»
Теперь у меня появился новый лозунг, который я несла миру: «Почему родители должны полностью отказываться от собственных интересов только потому, что решили иметь детей?»
Похоже, маркетологов специально обучают воздействию на податливый родительский разум. Это относится к продаже всего – от пеленальных столиков до сумок для подгузников, очистителей воздуха и уже упоминавшихся ранее обогревателей для влажных салфеток. Войдите в Google, и вы увидите, что реклама абсолютно всех детских товаров основана на том, чтобы вселить в душу родителей чувство вины.
Но действительно ли мой ребенок заслуживаетлучшего пеленального столика? У моего первого ребенка такой столик был (потому что я очень внушаема!), но я отдала его еще до рождения второй дочери. А после рождения Дафны я обнаружила, что коврик на постели столь же эффективен и пользоваться им гораздо проще.
Оглядываясь назад, я понимаю, что безопасный и удобный столик вовсе не плох. Я готова смириться даже с очистителем воздуха, особенно если у ребенка астма. Но что такое лучшая сумка для подгузников? А лучший ночник? Торговцам нужно продать свои товары, поэтому для них совершенно естественно воздействовать на чувство вины (вспомните хотя бы ситуацию с хранением пуповинной крови, о которой мы говорили раньше). В свете всей той информации, какую молодые родители получают в Соединенных Штатах, нам нужно создать для них специальную психологическую службу поддержки.
Мои подруги, молодые французские матери, рассказывали мне, что не испытывают ничего подобного. С американским маркетингом я поделать ничего не могу. Но я могу напомнить вам, что если вы не купили «лучшие!» экологические чистые пеленки и полотенца, изготовленные из конопли, выращенной в горах Трансильвании и собранной вручную, то это вовсе не означает, что вы – плохие родители.
Вам кажется, что я заговорила, как Элизабет Бадинтер? Это совсем не так – у нее совершенно другой акцент.
Чаще всего беспокойство – это пустая трата энергии. Сколько времени я бичевала себя за то, что не нашла достаточно времени, чтобы научить Уну завязывать шнурки на ботинках. Я переживала, что ее будут дразнить и преследовать из-за ее неумения. Но, вспомнив собственную борьбу со шнурками, я все же решила выждать и запастись терпением. И вот в один прекрасный день я услышала, как она с гордостью говорит отцу, что воспитательница назвала ее «лучшей завязывательницей шнурков» во всей группе. Когда детям нужна была помощь, их отправляли к Уне. Пока я терзалась чувством вины и считала себя плохой матерью, моя дочь сама научилась завязывать шнурки. Я получила прекрасный урок.
Войдите в Google, и вы увидите, что реклама абсолютно всех детских товаров основана на том, чтобы вселить в душу родителей чувство вины.
Признаюсь, перспектива возвращения в мир взрослых в связи с внедрением французского стиля воспитания в моей семье меня радовала. Я смогу чаще бывать в ресторанах, больше времени проводить с мужем и друзьями, сама ходить за покупками, читать взрослые книги – и все во имя оздоровления семейной атмосферы. Но все же для этого пришлось приложить немало самых серьезных и часто неприятных для меня усилий.
Избавиться от чувства вины, которое стало для меня столь же привычным, как собственные дети, оказалось довольно сложно. Тяжелее всего не воспринимать себя как мать, которая преследует собственные интересы и ведет социальный образ жизни в ущерб детям.
Уна и Дафна были в ярости из-за того, что субботними вечерами им приходилось оставаться с няней. Они злились, потому что на игровой площадке я начала читать романы, а не следила за каждой их проделкой. Но смирились они с этим довольно быстро: ситуация такова, и ничего тут не поделаешь. Моему мужу новый подход понравился гораздо больше: у нас появились новые темы для разговора, и ему больше не приходилось выслушивать бесконечные рассказы о том, что Уна съела на обед и кто в классе Дафны умеет кататься на двухколесном велосипеде.
Но мне приходилось вести постоянную борьбу с самой собой. Мне было нелегко отказаться от американской модели воспитания и победить неврозы, преследующие несчастных американских матерей. Я ложилась на диван с новым популярным романом и тут же ощущала приступ вины – это время я должна была потратить на игры с детьми или изучение условий в разных летних лагерях. Но потом я вспоминала о легионах французских матерей и отцов, которые не тратят целые дни на то, чтобы сделать жизнь своих детей идеальной во всех отношениях. И это оказывалось полезно для самих детей – если, конечно, вы считаете общение с довольной жизнью, а не измотанной постоянными терзаниями матерью плюсом.
За время пребывания во Франции я многому научилась.
Начать с того, что французы совершенно по-другому относятся к спортивным игровым площадкам. В Америке напуганные родители с вытаращенными глазами следуют за детьми, пытаясь как-то их подстраховать, или превращаются в массовиков-затейников (по совместительству фотографов). Во Франции дети спокойно играют, а взрослые сидят на скамейках, читая книги или болтая друг с другом (интересно, что здесь люди не так одержимы своими смартфонами, как в Америке). Французские родители не считают необходимым следить за каждым шагом, прыжком и потенциальным падением своих детей.
В прошлом году я отправилась во Францию, чтобы изучить игровые площадки. Я немного беспокоилась. Как родители и няни отнесутся к бездетной даме на скамейке? Не напугаю ли я их? В Штатах определить, кто чей родитель, очень просто. Если родитель или няня не следуют за ребенком повсюду, он сам постоянно кричит: «Посмотри на меня!», «Ты видела, как хорошо у меня получилось?», «Посмотри, как я сделаю это снова!», «Давай поиграем в чудовище!»
Мне казалось, что если французы увидят на площадке женщину без детей, то сочтут мои намерения несколько странными. Впрочем, в этой стране никто и понять не мог, что я пришла на площадку без детей. Французским родителям казалось, что мой ребенок благополучно включился в игру и спокойно играет с их собственными отпрысками. Нет, они не беззаботные и не легкомысленные люди. Просто они совершенно по-другому относятся к опасности – французы не считают, что опасности подстерегают детей повсюду.
Памятуя обо всем этом, я попыталась умерить собственную материнскую паранойю. Еще одна нелегкая задача. Пообщавшись с французскими матерями, я начала беспокоиться – смешно, правда? – что мои материнские тревоги пагубно сказываются на развитии девочек. Прошлым летом, к примеру, Уна отказывалась выходить на улицу, потому что ей казалось, что она слишком много времени проводит на солнце. Шестилетняя девочка бояться этого не должна. Но совершенно понятно, откуда взялся этот страх: я была буквально одержима солнцезащитными кремами!
Запишите для себя: умерьте свою паранойю.
Вспоминаю свою первую беременность. Я узнала, что у меня будет девочка. Мы с Маком были буквально одержимы собственным будущим, мы постоянно говорили о детях наших друзей – нас страшно пугало то, что современные дети, говоря об анатомии, совершенно свободно пользуются словом «вагина». Оно звучало для нас слишком по-медицински и чересчур по-взрослому.
Мы решили придумать для своих детей более «детский» словарь. Я предложила выражение «шланг», которым пользовались мои собственные родители (может, они и до сих пор им пользуются?). Маку это не очень понравилось. Как-то раз мы разговорились об этом с нашей подругой, социальным работником. Она была АБСОЛЮТНО убеждена в том, что мы должны сразу же знакомить нашего ребенка (еще неродившегося) с правильной, научной терминологией. Почему же? Потому что если, не дай бог, она подвергнется сексуальному насилию и с ней будут беседовать полицейские или психологи, невозможно будет вести расследование, так как ее показания будут недостоверными. Она даже предложила нам пользоваться словом «вульва».
Я мгновенно прониклась всей серьезностью момента, и мои девочки совершенно спокойно используют подобные анатомические термины (полагаю, гораздо спокойнее, чем я). Когда я рассказала об этом одной французской матери, она воздела руки к небу и расхохоталась: «Боже мой, какие же мы разные! Если французская девочка скажет полицейскому нечто подобное, тот сразу же решит, что дома она подвергается насилию. Нет-нет, наши малыши говорят «кики» и «зизи»!»
Этот случай заставил меня задуматься не над тем, какими словами пользуются мои дети, но о нашем инстинкте, заставляющем предполагать наихудшее и исходить из этого. В конце концов, мы вырастим бесхарактерное поколение.
Я изо всех сил старалась избавиться от чрезмерной тревоги и одержимости собственными детьми. Такое поведение вполне соответствовало французскому подходу. (Если вам это удается, можете вознаградить себя круассаном с шоколадной начинкой!)
Конечно, у французов есть собственные тревоги. Иногда они тоже становятся одержимыми собственными детьми, но обычно такое поведение не является внутренне обоснованным и естественным для родителей.
«Я видел родителей, которые из кожи вон лезли, пытаясь добиться от детей улыбок. Они хотели сделать своих детей популярными в среде сверстников. Но детям нужно учиться делать это самостоятельно. А они никогда не научатся, если родители будут все делать за них».
Гуляя с отцом троих детей, я поделилась с ним своими соображениями. «Катрин, – сказал он, – вы должны понимать, что дети ненасытны. Я видел родителей, которые из кожи вон лезли, пытаясь добиться от детей улыбок. Они хотели сделать своих детей популярными в среде сверстников. Но детям нужно учиться делать это самостоятельно. А они никогда не научатся, если родители будут все делать за них. Что бы вы им ни дали, они всегда захотят больше. Такова их природа. Это относится к игрушкам и конфетам, но и к родительскому вниманию тоже».
Нелегко вернуться домой и мгновенно прекратить поток внимания. Мы с мужем решили действовать постепенно. Девочки все еще часто упрашивают нас любоваться каждой их проделкой на игровой площадке, и мы действительно наблюдаем за парой трюков, но на этом все. Вот ответ, которому научили меня французские подруги: «Я посмотрю, как ты сделаешь это два раза, но потом пойду на скамейку под дерево и почитаю. Потренируйся как следует, и в следующий раз я посмотрю и оценю твои успехи. Смотри не упади». Господи, как же я соскучилась по хорошим романам!
Если подобная реакция кажется вам холодной и бессердечной, то вспомните о достоинствах самостоятельных игр. В своей книге для домашних врачей доктор Эдвард Р. Кристоферсен объясняет, что «детей можно научить навыкам самостоятельных игр точно так же, как всему остальному… Когда ребенок способен самостоятельно развлекаться в течение достаточно длительного времени – а мы рассчитываем на то, что к четырем годам он сможет играть час-два, – потребность в наказаниях значительно снижается».
Ну слава богу, хоть что-то может меня успокоить. Начать хотя бы со снижения потребности в наказании.
То, что ребенка можно научить играть самостоятельно, – это отличная новость для родителей, похожих на меня. Доктор Кристоферсен указывает, что у большинства малышей подобные навыки имеются, но родители не предпринимают нужных шагов к тому, чтобы развить их. А по моему мнению, так мы делаем все, чтобы эти навыки подавить.
«Если ребенок умеет занимать себя сам и играть самостоятельно, проблемы поведения значительно облегчаются. Когда родители пытаются избавить ребенка от проблемы с помощью наказаний, а не с помощью увлекательных занятий, то им приходится сохранять очень высокий уровень бдительности. Гораздо проще развивать навык самостоятельных игр, чем следить за каждым шагом ребенка».
Чем больше я читала книгу доктора Кристоферсена, тем более французским казался мне его подход. Он пишет: «Если ребенок умеет занимать себя сам и играть самостоятельно, проблемы поведения значительно облегчаются. Когда родители пытаются избавить ребенка от проблемы с помощью наказаний, а не с помощью увлекательных занятий, доставляющих ребенку удовольствие, то им приходится сохранять очень высокий уровень бдительности. Гораздо проще развивать навык самостоятельных игр, чем следить за каждым шагом ребенка». Как же он прав! Как легко в такой обстановке становится беседовать по телефону, готовить обед и даже принимать душ!
Но все может быть еще лучше. В своей следующей книге, написанной в соавторстве с детским психологом Сьюзен Мортвит, доктор Кристоферсен утверждает, что дети, овладевшие навыками самостоятельной игры, получают достаточно удовольствия от собственных занятий и меньше нуждаютсяв родительском участии в своих играх и в каких-то вознаграждениях. Психологи установили, что такие навыки помогают детям спокойно сидеть и заниматься новым хобби, читать или делать домашние задания.
После этого я взглянула на спокойных французских родителей по-новому. Когда через десять минут после возвращения из школы Дафна заявляет: «Ты должна со мной поиграть, потому что мне не с кем играть!», я теперь поступаю по-другому. Ну, по крайней мере, пытаюсь поступать. Я обещаю, что поиграю лишь немножко, и мы устанавливаем таймер на пятнадцать минут. Когда раздается сигнал, Дафна продолжает играть самостоятельно.
В последний раз мы играли в куклы – взяли двух ее любимых кукол и носились по всему дому. Когда мое время истекло (благодарю тебя, о великий таймер!), Дафна забрала обеих кукол и продолжила игру. На два часа самостоятельной игры ее, разумеется, не хватило, но постепенно ситуация улучшается. Она даже частенько начинает играть сама, без моей помощи.
Французские родители, за которыми я наблюдала, не тратят много времени на то, чтобы собирать космические корабли из конструктора «Лего» со своими детьми или устраивать для них чайные вечеринки. Они заняты собственными делами. Сначала это казалось мне печальным и неправильным. Но, прочитав книги доктора Кристоферсена, я поняла, что нужно искать золотую середину. Ребенок, который может занять сам себя, – это настоящее благословение для семьи. Но порой мне так хочется присоединиться к детским играм – и тогда я это делаю.
А вот сидеть возле теннисного корта, в танцевальном зале, кулинарном клубе, кружке кройки и шитья и так далее и тому подобное мне совершенно не хочется. Но мои дочери настолько привыкли держать меня за руку, что победить эту привычку очень трудно.
Когда я узнала, из чего состоит внеклассное образование французского ребенка, моя решимость приучать детей к самостоятельности еще больше окрепла. Если ребенок занимается спортом помимо школьных уроков (кстати, подобные занятия здесь далеко не так популярны, как в Америке), родители не спешат присутствовать на каждой его тренировке. Они могут вообще не посещать тренировки. Они редко присутствуют на играх в выходные – разве что на финальных матчах или чемпионатах. Лишь немногие родители болеют за своих детей до хрипоты и спорят с судьями. Тем не менее французские дети не чувствуют себя обделенными или заброшенными.
В Соединенных Штатах жизненно важно страстно и громогласно поддерживать детей во всех их начинаниях, чтобы они смогли найти «что-то свое». Каждые несколько месяцев мы искали это свое – и для этого требовалось новое оборудование, новое расписание и новые траты. Неудивительно, что у нас не оставалось сил – и средств тоже! – для романтических ужинов.
Новое, неспешное течение нашей жизни сделало всех нас гораздо счастливее. Мы медленно и постепенно превращались в слаженный и отлично смазанный механизм. Если раньше я считала, что Дафна от природы неспособна спокойно заниматься домашними заданиями или укладываться спать, то теперь смогла убедиться в обратном.
Во Франции все по-другому. По средам в школах нет занятий, и дети обычно занимаются в кружках и секциях по интересам. Таким образом, выходные освобождаются для настоящего отдыха – и сна! Свободная среда для нас не выход, но под влиянием французов я решила несколько замедлить темп нашей жизни. И это решение тоже далось мне нелегко.
В начале года Дафна заявила, что она хочет заниматься пением, современными танцами и лепкой. Откуда она все это взяла? От любой из своих подружек, которые каждую неделю носились с одного урока на другой. Поскольку это совершенно не соответствовало французскому духу воспитания, я свела внеклассные занятия практически к нулю. Я помнила, как это было с Уной. В детском саду она занималась балетом, драматическим искусством и футболом, а я буквально валилась с ног. Теперь же я с радостью думала, как повезло Дафне, которую ждет совершенно иная, спокойная и приятная жизнь.
И я угадала! Новое, неспешное течение нашей жизни сделало всех нас гораздо счастливее. Мы медленно и постепенно превращались в слаженный и отлично смазанный механизм. Если раньше я считала, что Дафна просто от природы неспособна спокойно заниматься домашними заданиями или укладываться спать, то теперь смогла убедиться в обратном. А овладеть разными полезными навыками она еще успеет в свое время.
Кстати, то, что французы отдают предпочтение спокойному ничегонеделанию и не стремятся получить от жизни все, оказывает самое благоприятное влияние на мальчиков. Французские мальчики гораздо более спокойные и домашние.
Американские родители маленьких, практически диких мальчиков с завистью смотрят на меня и моих довольно спокойных девочек. Около сорока процентов знакомых мне мальчиков – это настоящие вечные двигатели, а их несчастные родители постоянно находятся настороже – им же вечно приходится спасать других детей от своих неуправляемых отпрысков. А во Франции таких детей меньше десяти процентов!
Как вы уже убедились, французы не стремятся занять каждую свободную минуту своих детей какими-то уроками или курсами. Они не тратят все свое свободное время на выявление талантов и увлечений своих пятилетних малышей. Они живут более открыто и гибко. Чаще всего родители вообще не участвуют в спортивных увлечениях и хобби своих детей.
Я оказалась во Франции в тот самый день, когда восьмилетняя дочь моей подруги впервые шла на занятия танцами. Эта маленькая девочка, наполовину американка, безумно хотела научиться хип-хопу, но таких курсов для детей поблизости не оказалось. Никаких проблем – она пошла заниматься во взрослую группу. Мать перевела ее через оживленный перекресток, подвела к зданию, где проходили занятия, а дальше девочка была предоставлена самой себе.
