Текст книги "Магия лета"

Автор книги: Кэтрин Коултер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 9

Человеческие пороки так разнообразны,

Что не стоит удивляться,

Встретив лукавство в человеке почтенного возраста.

Сэмюэл Джонсон

– Что ты здесь делаешь, отец? Ты же болен! Тебе нужно оставаться в постели!

Хок осекся, сообразив, как нелепо это звучит. Его умирающий отец, широко улыбаясь, спускался по ступеням Десборо-Холла с распростертыми объятиями.

– Наконец-то ты дома, мой мальчик! – воскликнул он, подходя к сыну. Спешившийся Хок стоял с открытым от удивления ртом.

– У тебя поразительно цветущий вид, отец! – процедил он сквозь зубы.

– А ты, я вижу, разочарован, этим, – заметил маркиз, приподнимая седые брови. – Неужели ты думал, что я сыграю в ящик, не дождавшись твоего возвраще ния? Это совершенно не входило в мои планы. Столько всего предстоит сделать – тут уж не до могилы!

– Я ничуть не разочарован. Просто я удивлен и… и очень счастлив!

– Вот и славно, сынок, вот и славно! Познакомь меня поскорее со своей молодой женой.

Граньон между тем успел открыть дверцу экипажа. Фрэнсис спустилась на гравий дорожки и оказалась перед точной копией своего мужа, разве что постаревшей и поседевшей. Впрочем, нос маркиза очень напоминал клюв хищной птицы, и прозвище Ястреб больше подходило ему. Она вдруг подумала о том, что волосы мужа с годами превратятся в такую же белоснежную шапку. Пронзительный взгляд зеленых глаз, неожиданная мальчишеская ловкость – все роднило их, разве что рядом с довольно хрупким маркизом Чендозом Хок выглядел более крупным.

– Фрэнсис, не так ли? – И маркиз, не спрашивая разрешения, крепко обнял невестку.

– Да, меня зовут Фрэнсис Килбракен, – ответила она, оказавшись наконец на свободе.

– Ну да, как же! – хмыкнул маркиз, на секунду переходя на шотландский простонародный говор и тотчас обратно на безупречный английский. – Вы графиня Ротрмор, Фрэнсис Хоксбери. Надеюсь, ваш отец – этот мерзавец! – пребывает в добром здравии?

– По крайней мере пребывал, когда мы прощались, – ответила она осторожно.

Откуда он знает ее, этот веселый старик? И что у него на уме? Хок всю дорогу твердил ей, как тяжело болен его отец. Не далее как час назад, когда они останавливались на несколько минут, он снова напомнил ей, что рано поутру они выедут в замок «Чендоз». Он выглядел тогда очень встревоженным…

– Что происходит, милорд? Я ничего не понимаю.

– Зато я понимаю, – угрюмо сказал Хок. – О да, я понимаю буквально все!

Фрэнсис покосилась на мужа. Он выглядел так, словно кипел от ярости. Более того, что-то в его голосе дало ей понять, что он смертельно обижен.

Маркиз принял замечание сына с полной безмятежностью.

– Слуги умирают от нетерпения познакомиться с молодой хозяйкой, – заявил он, снова заключая Фрэнсис в объятия. – Идемте, дорогая моя. Хок, присоединяйся к нам. Надеюсь, слуги еще помнят тебя в лицо. Представьте себе, дорогая, он был здесь не более трех раз! Граньон, ни к чему надрывать пуп, перетаскивая багаж, для этого есть Ральф.

Сердце Фрэнсис упало, когда она увидела не менее двадцати слуг, выстроившихся перед высокими двойными дверями Десборо-Холла. С одной стороны стояла женская прислуга, с другой – мужская. Она заметила над входом фамильный герб Хоксбери, вспомнила девиз «Наша рука сильна» и свое ехидное замечание насчет сильного кулака. Она спросила себя, чей же кулак здесь сильнее, украдкой переводя взгляд с мужа на свекра. Интересно, откуда маркиз узнал, какую из дочерей выбрал его сын? Они медленно шествовали вдоль ряда горничных, каждая из которых была одета аккуратно и не без щегольства. Фрэнсис казалось, что она ловит их пренебрежительные взгляды. Ее наряд! Что, если они разом возненавидят ее?

Но самым удивительным казалось то, что маркиз не обращал на ее внешность ни малейшего внимания. Он как будто не замечал того, как ужасно она выглядит. Фрэнсис невольно потянулась к очкам, готовая стащить их и сунуть в карман.

– Служанки все до одной одеты лучше тебя! – прошипел Хок ей на ухо. – Стыд и позор!

Фрэнсис отдернула руку, оставив очки на месте, и вызывающе выпятила подбородок.

Что это его так разбирает, думала она о муже. Разве он не рад, что отец жив-здоров и приехал встретить их? Он вел себя как неотесанный увалень, особенно в сравнении с маркизом.

– Перед вами преданнейший из смертных, Отис, дворецкий Десборо-Холла, – объявил маркиз, сияя любезной улыбкой. – А это, дружище Отис, твоя новая хозяйка, леди Фрэнсис.

В лице дворецкого, прорезанном суровыми морщинами, ничто не изменилось, однако восприятие Фрэнсис было так обострено, что она заметила легкую тень неудовольствия, коснувшуюся губ Отиса. «Вот английский дворецкий, самое пугающее из земных созданий», – подумала она.

– Добрый вечер, Отис, – произнесла она раздельно.

– Добро пожаловать в Десборо-Холл, миледи, – ответствовал тот, поклонившись ей в пояс.

– А это миссис Дженкинс – не экономка, а клад! Мы с ней наперегонки впадаем в старческий маразм.

Миссис Дженкинс присела в реверансе, шурша черным шелком. Вид у нее был энергичный и весьма далекий от слабоумия (как, впрочем, и у новообретенного свекра).

– Миледи! – сказала она низким, довольно грубым голосом.

– Очень приятно! – пролепетала Фрэнсис, сердце которой к тому времени совсем ушло в пятки.

Такая особа, как миссис Дженкинс, могла бы готовить самому Веллингтону, прямо на поле боя, даже не наклоняя головы перед пролетающими снарядами. Должно быть, она и впрямь служила в армии – до того грозный и несгибаемый был у нее вид.

– Миледи, со слугами я познакомлю вас завтра.

Экономка хлопнула в ладоши, и шеренга горничных растаяла, словно по волшебству. Следуя этому примеру, Отис отпустил мужскую прислугу щелчком пальцев.

– Уж и не знаю, почему мы называем ее миссис, – прошептал маркиз на ухо Фрэнсис, – она ведь никогда не была замужем. Добавила, наверное, для престижа… лет эдак тридцать назад.

Внезапно за своими спинами они услышали кашель Хока. Он был так взбешен, что, казалось, мог, как дракон, изрыгать пламя. Обманщик-отец знакомил Фрэнсис со слугами, словно был в Десборо-Холле полновластным хозяином!

– Отис, – приказал он неестественно громким голосом, – пошлите кого-нибудь на помощь Ральфу. Он не справится с багажом в одиночку.

– Будет исполнено, милорд. – И дворецкий вновь щелкнул пальцами.

– Он ничего не сказал мне о том, – заметила Фрэнсис, кивнув в сторону мужа, – что в Десборо-Холле занимаются коневодством. Вы разводите скаковых лошадей, милорд?

– Их разводили при жизни Невила. К сожалению, Хок не захотел этим заниматься. Он, знаете ли, не имеет расположения к коневодству, и здешний племенной завод постепенно приходит в упадок. Но скажите же наконец, дорогая, что вы думаете о своем новом доме? Прежний особняк – Гранд-Холл – был разграблен и сожжен во времена королевы Анны, а нынешний построен в 1715 году (совсем еще не старый, не так ли?) милордом Джоном Ванбрю. Сами видите – истинный классицизм, а по мне, так полная бессмыслица! Насколько я помню, этот стиль называется «палладиум». Знать бы еще, что же значит…

– Стиль палладиум, – объяснил Хок неприятным голосом, – называется так по имени архитектора, создавшего этот стиль.

– Вот я и говорю: полная бессмыслица! – добродушно повторил маркиз, подмигивая Фрэнсис.

– Кто такой этот Палладио? – спросила она.

– Итальянский архитектор, – коротко ответил Хок.

– Жил в шестнадцатом веке, – добавил Граньон, пыхтя под тяжестью одного из чемоданов.

Невозможно поверить, что все это наяву, думала Фрэнсис. Она была до такой степени не в своей тарелке, что впервые в жизни боялась забиться в истерике. Ощущение было в точности такое, словно она сидела на шатком заборе, с обеих сторон которого вовсю кипело сражение.

– Если он жил двести лет назад, то и помнить о нем нечего, – отмахнулся маркиз. – Пусть земля ему будет пухом, но забивать голову его деяниями я не намерен. Идемте со мной, Фрэнсис, я проведу вас по Десборо-Холлу, а потом можете всласть отдохнуть с дороги. – Он послал мрачному, как осеннее кладбище, сыну укоризненный взгляд. – Бьюсь об заклад, он не давал вам толком ноги размять.

– Очень жаль, но я по натуре доверчив, – огрызнулся. Хок. – Подумать только: бегом до Шотландии, бегом назад!

– Название «Десборо-Холл» тоже идет со времен королевы Анны, – сообщил маркиз с лучезарным видом, пропустив реплику сына мимо ушей. – Шарлотта Десборо была наследницей огромного состояния и на эти деньги выстроила сей величественный дворец, н-да…

«А за мной не дали даже медной монеты», – невольно подумала Фрэнсис, обводя взглядом внушительное двухэтажное здание.

– Десборо-Холл по традиции передается во владение старшему сыну. Уже во втором поколении здесь был заведен племенной завод и конюшни для скаковых лошадей. В течение многих лет это был почитаемый знатоками конный завод, не говоря уже о том, что некоторые из рысаков Дес-боро-Холла прославились на всю Англию. Чего стоил один Счастливец – рысак, который опережал своих соперников на целый круг! Это было в 1785 году, и я никогда не забуду скачек в Ньюмаркете. Какие страсти кипели тогда на ипподроме! Я не буду сравнивать его со знаменитой Эклиптикой, но среди жеребцов ему не было равных. Это был жеребенок от чистокровной кобылы и берберийского жеребца. Выносливый, как сам дьявол.

На сей раз слух не обманул Фрэнсис: Хок действительно скрежетал зубами.

Маркиз галантно провел ее в величественный холл, представлявший собой вычурную гостиную высотой в оба этажа здания. Камин и круговой балкон ограждала витая железная решетка. Белые мраморные колонны вздымались вверх, создавая впечатление необъятного пространства над головой.

Рука об руку с Фрэнсис маркиз проследовал по коридору западного крыла особняка, через курительную комнату в Западную гостиную. Повсюду были развешаны полотна Джорджа Стабса, изображающие лошадей, а открытое пространство стен было таким белым, что слепило глаза. Мебель показалась Фрэнсис сказочно – даже пугающе – элегантной.

– Взгляните на пилястры! – воскликнул маркиз. Благодарная за то, что ее внимание наконец обратили на что-то конкретное, Фрэнсис завертела головой. Оказалось, речь идет о бесчисленных колоннах Десборо-Холла.

– Здешние аркады славятся на всю Англию. («Это всего-навсего арки, дурочка, и не стоит так трепетать!»)

Каждую из колонн венчали лепные карнизы (на этот раз она знала, что это такое, знала хоть что-то из архитектуры, и то слава Богу!), органично вплетающиеся в сплошную лепнину потолка. Маркиз так и сыпал терминами – довольно неожиданно для человека, только что назвавшего стиль палладиум полной бессмыслицей.

– Как здесь элегантно, милорд… как изысканно… как чудесно… – повторяла Фрэнсис снова и снова, постепенно впадая в зачарованное состояние и не принимая всерьез угрожающее молчание мужа.

– Вам пора отдохнуть, дорогая, – вдруг сказал маркиз, остановившись на полушаге. – Миссис Дженкинс подобрала для вас горничную помоложе.

Он дернул ближайший шнур, и откуда-то (ошеломленная Фрэнсис не заметила, откуда именно) выпорхнула застенчивая и очень юная девушка. Она присела в глубочайшем реверансе:

– Меня зовут Агнес, миледи.

Этот старый мошенник обо всем позаботился, угрюмо подумал Хок. Он так и кипел от возмущения и очень сомневался, что сможет сдерживать себя много дольше.

– Благодарю вас, милорд! – искренне сказала Фрэнсис маркизу, который улыбнулся в ответ на эту пылкую благодарность и ласково потрепал невестку по щеке.

– Отдыхайте до ужина, дорогая.

Фрэнсис посмотрела на мужа. Его лицо не выражало ничего, кроме едва сдерживаемого бешенства. Она с тяжелым чувством последовала за горничной к холлу.

– Старый интриган! – взорвался Хок, стоило только женщинам исчезнуть за поворотом. – Ты все это подстроил, чтобы вынудить меня жениться! Подумать только, притвориться умирающим! Уму непостижимо!

– Но ведь ты простишь эту невинную шалость старику отцу?

К несчастью, Фрэнсис все еще была достаточно близка к спорящим и могла разобрать каждое слово. Непроизвольно она ускорила шаг.

– Ваши комнаты – все называют их «комнатами леди Дауни» – смежные с комнатами графа, – говорила Агнес, поднимаясь по широкой лестнице в восточное крыло особняка.

– Прекрасно, – не слушая, ответила Фрэнсис. Ей казалось, что она нечаянно забрела в сумасшедший дом и волей-неволей присоединилась к его обитателям. Слава Богу, хоть Агнес не читала ей лекций об аркадах и пилястрах.

А в курительной Хок продолжал бесноваться:

– Так, выходит, я прав?! Твои актерские способности, отец, могли бы прославить тебя в веках! А я-то, стреляный воробей, попался на приманку!

– Глуп тот сын, который недооценивает своего отца, – безмятежно заметил маркиз, тем самым подливая масла в огонь.

– Теперь я еще и мишень для идиотских поговорок!

– Это не поговорка, а экспромт. Впрочем, я не претендую на авторство: глупых сыновей, должно быть, всегда хватало. Не понимаю, Хок, почему ты так сердишься? Ну же, мой мальчик…

– Почему? – вскричал Хок, начиная мерить комнату быстрыми гневными шагами. – Хорошенькое дело, почему!

Маркиз с интересом следил за тем, как он носится, огибая курительный столик то с одной стороны, то с другой.

– Ты бессовестно манипулировал мной!

– Этого я не стану отрицать. Но даже если и манипулировал, то не без пользы для тебя. Всему свое время, Хок, и тебе пора остепениться. Брак, жена, детская, полная непоседливых детишек, – вот то, что нужно мужчине твоих лет. Или ты по-прежнему считаешь себя мальчишкой?

– Мне всего двадцать шесть! По-твоему, мне уже пора присоединиться к тебе и миссис Дженкинс, чтобы вместе впадать в старческое слабоумие?

– Не двадцать шесть, а почти двадцать семь.

– Это, конечно, большая разница! Позволь спросить, откуда тебе известно, что ее зовут Фрэнсис? У графа Рутвена не одна дочь, а три. Я мог выбрать любую из них… по крайней мере мне так казалось!

Маркиз не мог не признать, глядя в разгоряченное лицо сына, что создал себе проблему слишком теплым приемом, оказанным невестке.

– Я всегда знал, что граф Рутвен любит Фрэнсис больше других дочерей, и естественным образом предположил, что он будет склонять тебя к браку именно с ней.

– Граф Рутвен пока еще в своем уме! Ты что, не разглядел ее? Да это какой-то страх Божий, а не де-

Вушка! Кикимора, пугало, ведьма! Я всю дорогу боялся, что. когда ты увидишь ее – со своего смертного одра, разумеется, – у тебя случится удар! Я даже собирался – ради тебя – заставить ее снять эти проклятые очки!

Маркиз хранил у себя миниатюру с изображением Фрэнсис, сделанную год назад, и от души надеялся, что именно эту девушку Хок выберет в жены. Интересно, что заставило ее прикидываться огородным пугалом… Увы, сын не замечал, что это всего лишь маскарад. Ситуация впервые показалась маркизу затруднительной и странной.

– Зачем же ты женился, если она тебе противна? – спросил он, надеясь, что ответ прольет хоть какой-то свет на происходящее.

Хок начал чересчур тщательно отчищать рукав. Он почувствовал, что краснеет, и разозлился на себя чуть ли не сильнее, чем на отца, который был ко всему прочему проницательнейшим из людей, которых он знал.

– Что все это значит, Хок?

– Ладно, я выскажу все как на духу! – Хок смущенно развел руками. – Ее сестры, Виола и Клер, были по-настоящему красивы, бойки на язык и вдобавок очаровательны. Каждая из них прямо дала мне понять, что желает вращаться в высших лондонских кругах, каждая собиралась не отходить от меня ни на шаг. А мне, отец, нравится холостяцкая жизнь! Так уж вышло, что Фрэнсис, при всей ее невзрачной внешности, оказалась куда предпочтительнее своих сестер. Она застенчива и послушна. Из нее почти клещами приходится вытягивать каждое слово. Если бы ты только знал, как прекрасно сидеть с ней за завтраком! Тишина, благословенная тишина. Развлечения, всякие там ликующие толпы ей безразличны. Кроме того, она хорошо воспитана и не потребует от меня… не потребует…

– Ты собираешься поселить ее в поместье и продолжать свою вольную лондонскую жизнь, не так ли? – спросил маркиз голосом сухим, как листья поздней осенью.

Хок что-то пробормотал не слишком внятно.

Маркиз мог бы сказать сыну, что тот ведет себя точь-в-точь как какой-нибудь лицемерный буржуа, но он не сделал этого по очень простой причине: Фрэнсис не нуждалась в его защите. Судя по словам графа Рутвена, она была наделена всеми возможными достоинствами: красотой, обаянием, остротой ума, рассудительностью… и своенравием. Каковы бы ни были причины, по которым Хок выбрал ее, его выбор был единственно правильным.

Однако проблема с внешностью невестки оставалась. Маркиз решил, что в свое время позаботится об этом, но для начала следовало выяснить причины, толкнувшие Фрэнсис на столь странный поступок. А когда это будет сделано, он разберется и со своим сыном.

Впрочем, его надеждам на скорейший разговор с невесткой не суждено было осуществиться. Вечером Фрэнсис послала Агнес к миссис Дженкинс, которая, в свою очередь, пересказала послание Отису, а дворецкий наконец передал его слово в слово Хоку:

– Ее светлости нездоровится, милорд. Она не сможет выйти к столу.

– Тем лучше, – заметил Хок.

Он сразу воспрянул духом, рисуя себе ужин, за которым не придется то и дело поднимать глаза на жену и при этом давиться куском.

– Как жаль! – сказал маркиз, нахмурившись. – Надеюсь, она не слабого здоровья?

– Ничуть. Правда, во время путешествия она как-то раз задала нам с Граньоном хлопот. Приняла вместо настойки опия какое-то варево от лошадиных колик. Ее так тошнило, что Граньон только успевал выносить горшок!

Ужин прошел в довольно напряженной обстановке, так как маркиз был погружен в размышления, а Хок, все еще обиженный, был слишком угрюм для легкой болтовни. К его недовольству прибавилось раздражение. По его мнению, Фрэнсис нисколечко не была больна. Она просто забилась в нору, как перепуганная мышь.

После трех порций бренди, выпитых в благословенной тишине курительной комнаты, он созрел для того, чтобы обвинить жену во всех своих неудачах.

– Я хочу одного – поскорее сбежать отсюда, – громко обратился он к пустой комнате, вслушиваясь в эхо, откликающееся под высоким потолком. – Но до тех пор,

Пока она не забеременеет, мне не видать свободы.

Это означало, что его тяжкие труды на ниве супружеской жизни не закончились с приездом в Десборо-Холл. Хок поднялся, задул свечи и направился в восточное крыло. В спальне он переоделся в роскошный бархатный халат и прошел к двери, отделявшей его спальню от спальни Фрэнсис. Он думал: «Если бы не она, ноги бы моей не было в этом захолустье!»

Открыв дверь, Хок решительно вошел в темноту смежного помещения.

– Кто здесь? Кто?

Шелковые простыни зашуршали, давая понять, что Фрэнсис села в постели. Ее голос вибрировал от страха.

– Это всего лишь я, – сообщил Хок с ноткой нетрезвой игривости.

– Что вам нужно?!

Сердце Фрэнсис заколотилось с истерической поспешностью, испарина в одно мгновение покрыла кожу.

– Тебе, как и в тот раз, ничего не придется делать, Фрэнсис! Ты и не заметишь, как все кончится.

– Нет!

– Ты совсем не так вела себя с отцом! Слушалась его, как родного, и даже не думала оспаривать то, что он предлагал.

– Милорд…

– Филип.

– Я прошу вас оставить меня… ради Бога! – Она была противна сама себе за эту униженную мольбу, но что оставалось делать? – Уходите, умоляю!

В ответ он вплотную подошел к постели. Его дыхание было неровным и шумным, от него безбожно несло бренди.

– Ложись на спину! И лучше будет, если ты сразу поднимешь рубашку до пояса.

Ублюдок! Бесчувственный, эгоистичный ублюдок!

– Нет! – крикнула Фрэнсис, на четвереньках переползая на противоположный край необъятной кровати.

– Не выводи меня из терпения, Фрэнсис! – Хок повысил голос, и его намерение обойтись с ней мягко рассыпалось в прах. – Это должно случиться – и это случится! Ложись на спину!

– Как же я ненавижу тебя! – прошептала она сквозь беспомощные, злые слезы.

Он фыркнул. Непонятно было, то ли он слышал ее и хотел показать, что ему все равно, то ли это был просто один из мужских звуков в подобной ситуации.

Постель прогнулась, Фрэнсис обхватили за талию и поволокли прочь от края. Сразу же сверху навалилась уже знакомая давящая тяжесть.

– Проклятие! – прошипел Хок, который совсем забыл про крем.

Он было собрался сходить за ним в свою спальню, но потом раздражение заглушило голос рассудка. Чего ради утруждаться ради нее, если она назло усложняет ему задачу?

Не говоря ни слова, он рванул подол ночной рубашки кверху и с силой раздвинул Фрэнсис ноги. Ее снова била мелкая дрожь, это несколько его отрезвило.

– Не шевелись, – прохрипел он, внезапно ощутив стыд за свою грубость.

Между ее ног было холодно и сухо, не было никакой возможности проникнуть внутрь без крема. Наплевав на условности и на всех настоящих леди в мире, Хок осторожно ввел палец в теплую глубину и начал легонько двигать им взад-вперед. К его удивлению, вскоре Фрэнсис шевельнулась, едва заметно покачиваясь в такт с ним, робко наполняясь теплой влагой, в которой он так нуждался.

– Не шевелись, – повторил он и вошел в нее с размаху, как привык.

Фрэнсис закричала, царапая его шею и грудь. Только тут он понял, что натворил. Она была такой узкой, такой неопытной и непривычной, что он вполне мог повредить ей. Хок угрюмо приказал себе идти до конца, раз дело все равно сделано. Он помедлил, виновато наслаждаясь тесными объятиями, в которых оказалось его естество.

Фрэнсис сжала зубы до хруста, чтобы не застонать от горячего, распирающего, болезненного ощущения.

– Как же я ненавижу тебя! – прошептала она, смаргивая слезы.

Он пропустил ее слова мимо ушей, сосредоточенно двигаясь, стараясь поскорее покончить с этим.

– Животное!

Хок выгнулся с хриплым стоном, чувствуя, как и в первый раз, не сладость оргазма, а незатейливое облегчение от семяизвержения. Он мог бы тотчас отпустить жену, но продолжал сжимать ее поникшие плечи ладонями, не столько зная, сколько чувствуя, что для зачатия всегда нужно время. Фрэнсис не пыталась вырваться. Единственным признаком жизни в ней было частое неровное дыхание.

Наконец Хок решил, что прошло достаточно времени. Он отодвинулся (жена при этом дернулась от боли) и спустился с кровати.

– Полежи так, не мойся сразу. До завтра, Фрэнсис. Однако не успел он закрыть за собой дверь, как зашуршали простыни и послышался торопливый звук шагов. Он не удивился, зная, что она устремилась к тазу с водой.

Вот оно, послушание молодой жены, только и подумал Хок с кривой улыбкой.

Он вдруг почувствовал, что устал, устал буквально до полусмерти. Неостывшая обида на отца снедала его, как и прежде, а расплатиться за это пришлось Фрэнсис.

Чуть позже Хок со вздохом облегчения вытянулся между прохладными простынями своей постели. Постепенно он пришел к выводу, что жена ничего не сделала, чтобы спровоцировать его на грубость. Наоборот, это он поступил как последний ублюдок, как подвыпивший простолюдин. Он дал себе слово никогда больше не забывать про крем, собираясь ночью к Фрэнсис. Это будет залогом того, что он больше не причинит ей боли.

«Как же я ненавижу тебя!»

Эти слова – она сказала это от обиды, импульсивно, и все же мысли его возвращались к ним, беспокоя Хока. Даже если жена на самом деле не думает так, она не имеет права говорить такое своему мужу. Жена обязана уважать мужа и повиноваться ему.

Жизнь определенно становилась все более сложной и безрадостной. Когда Хок наконец уснул, ему снились неясные женские образы, которые кружились вокруг него, но стоило только протянуть к ним руки, как они ускользали и таяли. Он не различал их лиц, но все они боялись его и ненавидели, и он об этом прекрасно знал.