Текст книги "Магия лета"

Автор книги: Кэтрин Коултер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 7

Я был поражен до глубины души.

Ричард Шеридан

Разумеется, Фрэнсис услышала его, но была слишком измучена, чтобы обернуться.

– Что с тобой, Фрэнсис? – повторил Хок, присев рядом с ней на корточки и убирая на спину свисающую косу.

– Мне уже лучше, – прошептала она, стискивая зубы, пытаясь подавить тошноту.

Попытка не удалась, и она снова начала содрогаться в бесполезных рвотных спазмах, напрягая давно опустошенный желудок.

– Подожди минутку, – сказал не на шутку встревоженный Хок. – Я только позову Граньона.

Он столкнулся с камердинером в дверях спальни. На лице Граньона смешались смятение и жалость, ночной колпак на его голове съехал на затылок.

– Ах, милорд!..

– Ей совсем плохо. Придумай что-нибудь!

– Оставьте меня… – простонала Фрэнсис.

Она достаточно собралась с силами, чтобы приподняться и бросить на мужчин умоляющий взгляд, но вскоре последовал новый спазм, и Фрэнсис застонала, схватившись за живот.

– Миледи, миледи! – Граньон опустился на колени рядом с ней. – Вы принимали лекарство? Что-нибудь от головной боли?

Она слабо кивнула.

– Что это было?

– Я думала, что это… настойка опия… но теперь даже и не знаю. Мне уже лучше, правда… нет, я, наверное, умру…

Фрэнсис подняла голову. Хок стоял совсем близко, встревоженно глядя на нее.

– Прошу вас, уходите…

– Не говори глупостей! – отрезал Хок и поднял ее на ноги, поддерживая за талию. – Граньон, принеси-ка воды и достань из баула другую рубашку. Она пропотела, как лошадь после скачки.

Фрэнсис было так плохо, что она пропустила нелестное сравнение мимо ушей. Новый спазм заставил ее согнуться чуть ли не вдвое.

– Потерпи, – уговаривал Хок, – потерпи. Все пройдет. Он помог Фрэнсис улечься и накрыл одеялом, так как ее

Трясло в ознобе. Граньон протянул ему кусок полотна, смоченный в теплой воде, и Хок вытер блестящий от испарины лоб жены. Цвет ее лица являл собой любопытное сочетание нездоровой зелени и землистой бледности. Припухшие веки были плотно смежены, губы сжаты.

– Вот что я подобрал с пола, милорд, – прошептал камердинер, подавая Хоку пузырек. – Уж и не знаю, что там внутри.

Фрэнсис чувствовала, что на нее смотрят, и отчаянно желала оказаться где угодно, хоть в преисподней, только не здесь, выставленной на обозрение этого чужа ка! Она приподняла ресницы, увидела, что Хок принюхивается к содержимому пузырька, и проговорила еле слышно:

– Я знаю, что в нем. Это лекарство от колик в животе.

– У тебя что же, бывают колики? – спросил Хок, уже готовый абсолютно ко всему.

– Это для лошадей. Я сама приготовила лекарство из трав и ягод. Пожалуйста, не оставляйте пузырек на полу – он может затеряться.

Хок думал, что его уже ничто не сможет удивить, но, как оказалось, ошибался. Это еще что за новый сюрприз? Колики у лошадей? Как странно…

– Нужно поскорее вывести эту отраву из твоего организма.

– Из моего организма уже выведено все, что можно вывести, – огрызнулась Фрэнсис, скрипя зубами от нового спазма.

– Лучше всего напоить миледи чаем, – посоветовал Граньон. – Это всегда помогает. Чай должен быть крепкий, горячий, и выпить нужно не меньше чайника…

– О Господи! – взвыла Фрэнсис.

– Принеси пинты три! – приказал Хок.

Камердинер бросился из спальни со всех ног. Хок присел на край постели, время от времени отирая лицо Фрэнсис влажной тряпицей.

– Значит, ты не выдумала свою головную боль, – сказал он задумчиво.

Вспыхнувшее возмущение ненадолго заставило тошноту отступить.

– А вы решили, что выдумала? По-вашему, я лгунья?

– Да, я не поверил тебе, – честно признался Хок, – но лгуньей я тебя не считаю. Я думал, ты готова на все, чтобы не позволить мне улечься с тобой в постель.

– И вы не ошиблись!

Тошнота отступила еще чуточку дальше, и Фрэнсис позволила себе расслабиться. Она знала, что и без очков выглядит ужасно, но на всякий случай продолжала отворачиваться, думая с вялой иронией: в очках она сейчас точно смахивала бы на жабу. Тогда, вместо того чтобы бросаться на помощь, дорогой муженек убежал бы без оглядки, оставив ее 94 корчиться над горшком.

Хок сообразил, что ей становится лучше, и невольно припомнил, как раненые, измученные болью, разговаривали и даже смеялись с возвратившимися после битвы товарищами. Он считал тогда, что такое случается только на войне, но оказалось, что отвлечь можно любого человека и при любых обстоятельствах.

– Но почему ты так странно настроена? – спросил он, частью для того, чтобы отвлечь ее, частью из любопытства.

Он просто не способен понять, до чего у них разные точки зрения на этот вопрос, с горечью подумала Фрэнсис и ничего не ответила.

– Мы женаты, пойми же наконец, Фрэнсис! Мы должны спать в одной постели и заниматься… и иметь близость.

Неожиданно ей показались забавными уговоры Хока, и она прикусила губу, чтобы не вырвался смешок. Он был смущен, она ясно видела это.

– А ведь я уже видела вас голым…

– Что? – изумился он и потрогал ей лоб, очевидно, опасаясь, что это горячечный бред.

– В тот день, когда вы прибыли в «Килбракен», вы мылись в озере, помните? Я случайно оказалась поблизости. Тогда я понятия не имела, кто вы такой.

– Вот оно что, – усмехнулся Хок, живо припомнив ледяные объятия озера Лох-Ломонд. – Значит, ты уже получила первое впечатление и, во всяком случае, не станешь отрицать, что я хорошо сложен.

– Это верно, – рассеянно согласилась Фрэнсис. – Единственное, что мне не понравилось, это изобилие волос. Они у вас растут буквально везде… и везде одинаково черные.

Это не было похоже на насмешку… скорее на комментарий по ходу дела. С точки зрения Хока, разговор пошел в довольно интересном направлении. К тому же он отвлекал Фрэнсис от ее болезненного состояния.

– Я рад, – заметил Хок галантно, – что судьба предоставила тебе шанс заранее оценить будущего мужа. Надеюсь, мне такой шанс выпадет хотя бы после свадьбы.

Она тотчас утратила едва обретенную непринужденность.

– А вот и чай, милорд.

– Самое время, Граньон. Можешь идти. Иди, иди, я заставлю ее выпить все это. Если понадобишься, я позову.

Граньон помедлил, глядя на хозяйку, съежившуюся в центре громадной кровати. Как же ей не везет, подумал он, качая головой. Но, вглядевшись более пристально, увидел – впервые по-настоящему увидел лежащую на постели девушку. Она по-прежнему была очень бледна, но без очков уже не выглядела уродиной. По правде сказать, ее даже можно было назвать симпатичной. Ее волосы сбились, а на лбу взмокли, но коса была шириной в мужское запястье и густо отливала медью. Неужели хозяин не замечает этого?

Хок осторожно приподнял Фрэнсис и поднес к ее бледным губам объемистую чашку, полную доверху. Она попыталась отстраниться.

– Он не горячий. Ну же, пей!

Слишком слабая, чтобы спорить, Фрэнсис покорно опустошила чашку. Хок ненадолго отпустил ее, чтобы налить еще чаю.

– Почему вы не уходите? – жалобно спросила Фрэнсис, стыдясь того, что он видел ее в таком неприглядном состоянии.

– Мне некуда идти. Сегодня у нас одна спальня на двоих. А теперь еще чашечку…

– Я больше не могу!..

Хок пропустил ее лепет мимо ушей. Ей пришлось выпить еще две полные чашки несладкого, очень крепкого чаю. Последние глотки, казалось, наполнили ее до самого горла.

– Вот и умница.

Как раз в этот момент Фрэнсис с ужасом поняла, что должна немедленно опорожнить мочевой пузырь. Если бы можно было выбирать, она предпочла бы новый приступ рвоты, но проклятый чай прошел прямо насквозь.

– Милорд, – взмолилась она, – я прошу вас оставить меня на несколько минут!

– Прекрати называть меня «милорд», Фрэнсис! И потом, за кого ты меня принимаешь? Я не настолько жесток, чтобы бросить тебя одну в таком состоянии.

– Мне придется еще раз воспользоваться ночным горшком, – призналась она, отбросив условности.

– Опять? Впрочем, Граньон уже вымыл его. Давай я тебе помогу.

– Милорд… Филип… Хок, умоляю вас! Уходите, ради Бога!

– Да что с тобой такое, Фрэнсис? – спросил он, начиная раздражаться. – Неужели ты думаешь, что я никогда не видел человека, которого выворачивает наизнанку?

– Но горшок нужен мне совсем для другого! – крикнула Фрэнсис в полном отчаянии.

Хок расхохотался:

– Что же ты сразу не сказала? Может быть, все-таки помочь?

– Да уйдете вы или нет!

– Даю тебе пять минут. Мне бы не хотелось найти тебя в обмороке на полу.

С этими словами Хок вышел из спальни, плотно закрыв за собой дверь.

– Что же вы оставили ее светлость одну, милорд?

– Как, ты еще не в постели, Граньон? Впрочем, было бы странно, если бы ты спокойно спал… Похоже, я совершенно выбит из колеи. Я оставил ее одну, потому что ей снова нужен ночной горшок.

– Как же так, милорд… мало ли что… я пойду помочь ее светлости… – Добрейший Граньон решительно направился к двери.

– Это не очень хорошая идея, Граньон. Ты все не правильно понял – как, впрочем, и я. Сам подумай, что было бы с тобой после того, как ты выпил столько чаю?

– О! – сказал камердинер и залился краской, к немалому удивлению Хока.

– Как ты думаешь, стоит вызвать ей врача? Если, конечно, здесь есть врач, которого можно вызвать к леди.

– Да нет, все обойдется. Если чай остался в желудке, то самое худшее уже позади.

– Остался в желудке? По-моему, как раз в этот момент чай покидает тело моей жены.

– Милорд!

– Ладно, ладно, – отмахнулся Хок, рассеянно взъерошив волосы. – Это были, пожалуй, самые странные два дня в моей жизни. Хм… я был уверен, что она придумала головную боль, чтобы избежать… чтобы не позволить мне…

– Я понял, милорд, я понял! – поспешно перебил сконфуженный камердинер.

– Ну вот, пять минут и прошло. Иди спать, Граньон. Я тоже лягу… черт возьми, для всего в жизни существует первый раз. Например, я сегодня впервые буду находиться в постели с женщиной, не занимаясь с ней любовью.

– Милорд! – вскричал Граньон, шокированный до последней степени.

Хок шлепнул себя ладонью по лбу и вошел в спальню, спрашивая себя, кто сегодня тянет его за язык. Но он чувствовал себя до такой степени не в своей тарелке, что просто обязан был с кем-то поделиться! Он впервые видел сегодня, как леди – настоящую леди! – вырвало, как простолюдинку, и после этого ему приходилось лечь с ней в одну постель!

В спальне царил полумрак, едва подсвеченный единственной свечой, догорающей у кровати. Фрэнсис, укрытая одеялом до самых глаз, повернулась в сторону Хока.

– Надеюсь, тебе лучше?

– Гораздо, – буркнула она, придерживая края одеяла, словно его могли в любую секунду сорвать.

Хок угрюмо подумал, что никогда еще не был так далек от того, чего она боялась. Он охотно покинул бы спальню, но идти ему было некуда (разве что вниз, в зал, чтобы напиться там до бесчувствия).

– Я останусь с тобой на всю ночь, Фрэнсис. Если тебе станет хуже, разбуди меня.

– Мне не станет хуже.

– Ты это точно знаешь, не так ли? Но если ты так умна, как же ты ухитрилась выпить вместо опия лекарство для лошадей?

– Подите вы к дьяволу! – отчетливо произнесла Фрэнсис.

Хок так удивился, что не нашел что ответить на это. Выходит, его жена не так уж и бессловесна? Если ее как следует довести, она может и огрызнуться? Интересно…

– Спи спокойно, – примирительно сказал он. – Сегодня я не собираюсь ничего требовать от тебя.

Он отвернулся и быстро разделся, по-армейски аккуратно развесив одежду на спинке стула. За это время Фрэнсис успела отодвинуться к самому краю кровати. Она повернулась к нему спиной и буквально свисала над полом. Хорошо бы она свалилась и как следует расшибла себе коленки, подумал Хок мстительно, не чувствуя больше ни капли жалости. Что за бестолковое создание! Волос на нем, видите ли, много! Видела бы эта ненавистница волосатых мужчин хотя бы сержанта Дики Хобса. Вот кто даже на спине имел поросль, густую, как ворс ковра!

Фрэнсис почувствовала, как матрац прогнулся под тяжестью Хока. Она затаилась, но тот оставался на своей стороне кровати. Через несколько минут она уверилась в своей полной безопасности и невольно подумала о том, что впервые в жизни проводит ночь в одной постели с мужчиной. Это казалось очень странным и нервировало ее. Прошло довольно много времени, прежде чем Фрэнсис поняла, что ее муж крепко спит.

Он повернулся на живот… потом снова на спину.

Потом он начал похрапывать.

Фрэнсис скрипнула зубами и с головой зарылась под подушку.

Проснувшись, она обнаружила, что находится одна в спальне. Вчерашние спазмы исчезли бесследно, зато тошнота вернулась, стоило только подумать о долгих часах в тряском экипаже. Хорошо хоть, ее достойный супруг проявил галантность и удалился до того, как она проснется!

Фрэнсис посмотрела на часы, стоявшие над камином. Еще не было и шести часов утра. Она со вздохом села в постели: «Хочешь не хочешь, а приходится вставать и одеваться. В конце концов это необходимо, так как его отец болен и, возможно, умирает».

У кровати так и стоял таз с водой, в котором Хок накануне смачивал тряпку, чтобы отереть ей лицо. Не прошло и десяти минут, как Фрэнсис умылась, закрутила волосы все в тот же тугой пучок и нацепила очки. Она была уже на нижних ступеньках лестницы, когда снизу послышался голос Хока, который едва не заставил ее обратиться в бегство.

– С моей стороны было бы бесчеловечно поднимать ее с постели, но как же все-таки жаль терять целый день!

– Раз выбора нет, то нечего и переживать, – рассудительно заметил Граньон в ответ на сетования хозяина.

Да уж, выбор у меня теперь невелик.

«Мог бы проявить хоть немного сочувствия, хотя бы для виду, – подумала Фрэнсис, поджав губы. – Ему совершенно все равно, что со мной и как я себя чувствую!»

Она сошла по лестнице как воплощение оскорбленного достоинства.

– Мне бы хотелось позавтракать, милорд, прежде чем мы выедем.

– Фрэнсис! Какого дьявола ты не осталась в постели?

– Я… э-э… дело в том, что мой желудок… словом, мы можем ехать, милорд.

– Филип, – поправил Хок.

– Да, конечно. Филип.

– Ты уверена, что можешь продолжать путь?

Он смотрел так пристально, что Фрэнсис с трудом подавила желание отступить на несколько шагов. В отместку она сощурилась сильнее обычного.

– Да, я уверена.

Завтрак прошел в полной тишине. Полчаса спустя Фрэнсис уже стояла у распахнутой дверцы экипажа.

Хок заметил тревогу на ее лице и уже решил подойти, когда она решительно повернулась, поднялась на подножку и исчезла в глубине экипажа. Он одобрительно кивнул. Его жена не была неженкой, вовсе нет. В ней не было ни грана сходства с плаксивой и хрупкой леди из общества – наоборот, выдержки у нее хватало. Тем не менее он дал Граньону распоряжение останавливаться каждые два часа.

Фрэнсис оценила его заботу, но так и не смогла выдавить из себя даже несколько слов благодарности.

Когда они достигли Джедбурга и остановились на ночлег, в ее голове не было и намека на боль. Не было никакой веской причины, чтобы еще раз отказать в близости мужу. На секунду ее охватило искушение снова глотнуть лекарства от колик, но она понимала, что второй раз этот номер не пройдет.

За ужином она вложила в свою роль серой мышки все имеющиеся артистические способности.

– Этот бараний рубец меня доконает, – пожаловался Хок.

В ответ Фрэнсис потянулась за добавкой.

– Я вижу, сегодня с твоим здоровьем все в порядке, – заметил он, глядя, с каким аппетитом она поглощает кушанье.

Она уронила вилку, проклиная себя за отсутствие выдержки, за то, что на ее лице против воли отразилось все отвращение, которое она чувствовала при одной только мысли о близости с мужем.

– Это смешно и глупо, Фрэнсис, – сказал Хок со спокойствием, которого не чувствовал. – Я спрашивал о твоем самочувствии, а вовсе не о том, сможем ли мы сегодня переспать.

В эту минуту он не был уверен, что сможет исполнить проклятые супружеские обязанности, даже если она охотно согласится.

– Прошу прощения, милорд, – ответила Фрэнсис, не поднимая глаз от тарелки с недоеденным бараньим рубцом. – Мое здоровье действительно в полном порядке. Благодарю вас за то, что давали мне возможность отдыха по дороге. Я не привыкла путешествовать в закрытом экипаже.

– К чему же ты привыкла?

– Ездить верхом или ходить пешком.

– У меня нет запасной верховой лошади, а пешком до Йоркшира идти слишком долго.

– Разумеется, милорд.

Хок окинул Фрэнсис безнадежным взглядом. Чего ради он вступил с ней в светскую беседу? Но потом ему стало смешно. Стоило только вспомнить, из каких соображений он остановил свой выбор на этом бесцветном создании, и все сразу становилось на свои места. Он не хотел жену-болтушку – и вот перед ним сидело молчаливейшее в мире существо. Он не хотел красавицу – Фрэнсис могла отпугнуть от себя и тролля. Ему стоило только сообщить ей свои требования – и она подчинялась им беспрекословно. Он получил все, чего хотел, и даже в избытке!

– А кроме меня, ты видела мужчин? – вдруг спросил он.

Фрэнсис прекрасно поняла вопрос, но ответила с наигранным простодушием:

– Вы, должно быть, заметили, что «Килбракен» не женский монастырь. Там можно встретить представителей того и другого пола, милорд.

Филип.

Она промолчала, вертя свой бокал.

– Я имел в виду: видела ли ты других мужчин обнаженными?

– Да, конечно.

– Что? – Хок выпрямился на стуле. – Как это могло случиться?

– Я говорю не о мужчинах, а о мальчишках и, конечно, о моем младшем брате Алексе. У мальчиков на теле волос нет.

Хок воспринял это как насмешку, но потом пожал плечами. Фрэнсис не могла его вышучивать – для этого она была слишком тупой и унылой. И слишком уродливой, слишком. Ну не то чтобы уродливой, а… как бы это сказать…

– Тебе придется привыкать к тому, как я выгляжу…

– Я понимаю это.

– …точно так же, как я стараюсь привыкнуть к тому, как выглядишь ты.

Ей захотелось размахнуться и влепить ему пощечину. Но против желания она ответила скучным голосом:

– Надеюсь, вы никогда ко мне не привыкнете.

– На сегодня ты можешь выбросить этот вопрос из головы. У тебя будет отдельная спальня.

– Очень хорошо.

Фрэнсис отчаянно сощурилась, и Хок невольно отшатнулся. Она склонилась над тарелкой, чтобы скрыть торжествующую улыбку.

Через два дня они достигли Йорка. Лошади плелись шагом, и Хок едва держался в седле. До Десборо-Холла оставалось еще пятнадцать миль.

Фрэнсис так изнемогла от скуки, что временами ей хотелось кричать. Кроме того, она умирала с голоду. Ужин состоял из вареной говядины с гарниром из картофеля. То и другое было одинаково безвкусным, но она не оставила на тарелке ни крошки.

К тому моменту Хок решил, что достаточно долго оставлял ее в покое. Чем скорее их брак перестанет быть формальным, тем лучше, думал он, заранее собираясь с духом для предстоящего испытания. Не хватало еще, чтобы через неделю после венчания слуги в Десборо-Холле обнаружили на простынях девственную кровь его жены. Он надеялся, что сумеет заставить Фрэнсис расслабиться и дефлорация пройдет без осложнений.

– Завтра, еще до завтрака, мы будем в моем поместье, Десборо-Холле.

– Хм… – буркнула Фрэнсис, не поднимая головы.

– Раньше оно принадлежало моему брату Невилу. До своей смерти – это случилось около двух лет назад – графом Ротрмором был он.

– Хм…

– Это случилось так неожиданно… – продолжал Хок, не столько обращаясь к жене, сколько размышляя вслух. – Он был на своей яхте, неподалеку от Саутгемптона… и утонул. Я побывал в Десборо-Холле не более трех раз с того дня, как вернулся в Англию.

– Почему?

Немногословная жена – мечта каждого джентльмена, кисло подумал Хок.

– Я даже не знаю, – ответил он, играя бокалом. – Может быть, потому, что Десборо-Холл так долго принадлежал кому-то другому. Я до сих пор не привык чувствовать себя наследником, да и графом Ротрмором тоже. Поместье понравится тебе.

«Очень сомневаюсь в этом. Кому понравится склеп, в котором его собираются замуровать? Правда, еще хуже, если бы мы должны были жить в городе».

. – Иногда лондонские друзья называют меня Ротрмором, а я не откликаюсь. Я чувствую себя узурпатором, вот в чем все дело. К счастью, большинство называет меня Хоком. – Он улыбнулся, показав ровные, очень белые зубы (Фрэнсис предпочла бы, чтобы во рту у мужа торчали гнилые пеньки). – Я рад, что у меня столько друзей.

Фрэнсис поежилась. Нотка человечности, ясно прозвучавшая в голосе Хока, неприятно удивила ее. До тех пор, пока он оставался высокомерным и холодным, ее неприязнь была оправданна.

Она что-то буркнула, показывая, что слушает, и Хок продолжал:

– Я был уверен, что служба в армии – моя единственно возможная судьба. Нелегко было приспособиться к праздной штатской жизни.

«Ему пришлось приспосабливаться, скажите на милость! Но он, конечно, справился с этой нелегкой задачей!» – подумала Фрэнсис, и ей пришлось сделать усилие, чтобы ядовитая реплика не сорвалась с языка.

– Десборо-Холл – великолепное поместье, – сказал Хок, раскрывая жареный каштан одним движением сильных пальцев, – и содержится оно в идеальном порядке.

Он что же, считает ее круглой дурой, которая даже не догадывается о его намерениях? Высказать бы ему в лицо все, что она о нем думает!

– Мы только переночуем там, а утром отправимся в «Чендоз». Так называется поместье отца в Суффолке. Мне бы хотелось дать тебе больше времени на отдых, но…

– Я понимаю, милорд, как вы беспокоитесь за своего

Отца.

– Филип.

– Да, конечно. Если хотите, я согласна сразу ехать в Суффолк, минуя Десборо-Холл.

– Лошади слишком устали и нуждаются в передышке. Да и тебе, Фрэнсис, не помешает отдохнуть от езды в экипаже.

«Ничего себе отдых – одна-единственная ночь!» Хок погрузился в молчание. Минут через пять Фрэнсис решила, что с его исповедью покончено. Она аккуратно сложила салфетку, показывая, что сыта. Никаких комментариев на этот счет не последовало.

– Желаю вам доброй ночи, милорд.

– Филип.

– Да, конечно. Я очень устала. До завтра, ми… Филип. Фрэнсис поднялась. Хок еще раз оглядел ее фигуру и

Вновь нашел, что она неплоха. Он решил не заводить разговора о своих намерениях. Возможно, если застать ее врасплох, обойдется без пререканий.

– Доброй ночи, – ответил он и следил за женой взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду.

К. восторгу Фрэнсис, в спальне ее ожидала ванна с горячей водой. Надо было признать, что в Англии не все так уж дурно. Горничная по имени Маргарет помогла ей раздеться, и Фрэнсис опустилась в воду со стоном удовольствия.

Маргарет вымыла ей голову, болтая как заведенная, но Фрэнсис ничего не слышала, так как испытывала блаженство. До этого ей только однажды вымыла голову Аделаида: в возрасте двенадцати лет, когда она заболела. Мыть самой 104 такие длинные и густые волосы было задачей нелегкой.

Затем, сидя перед горящим камином, Фрэнсис думала о Десборо-Холле, в котором ей предстояло прожить жизнь. Она не знала ни единой души в своем будущем доме. Эта мысль заставила ее содрогнуться.

– Вам холодно, миледи? – забеспокоилась Маргарет, которая в это время расчесывала ей волосы.

– Вовсе нет. Волосы уже высохли?

– Не совсем, миледи. До чего же они у вас красивые!

– Спасибо.

Она снова содрогнулась, подумав: английская служанка, английская жизнь! Все чужое. Муж-чужак. К глазам подступили слезы, но слезы были теперь непозволительной роскошью.

– Я хочу лечь в постель, Маргарет.

Горничная ахнула вполголоса, когда Фрэнсис начала небрежно заплетать волосы в косу.

– Прошу вас, миледи, не нужно! Они не досохли и совсем перепутаются. Утром я расчешу их как следует.

Фрэнсис кивнула. Через несколько минут она лежала в постели, незаплетенные волосы свободно рассыпались по подушке. В комнате царила полнейшая тьма.

В коридоре у двери послышались приглушенные шаги. Фрэнсис насторожилась, но не особенно встревожилась.

Дверь открылась, и вот тогда она села в постели, натянув одеяло чуть ли не на макушку. Ее муж вошел в спальню и закрыл за собой дверь.