Текст книги "Магия лета"
Автор книги: Кэтрин Коултер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 10
Человек с трудом отказывается от своих заблуждений.
Эдмонд Берк
– У тебя не больше мозгов, чем у черепахи! Нет, ни к чему обижать бедное создание – черепаха умней, гораздо умней тебя! Ни к чему гордо высовывать голову из воротника, если внутри черепа не найдется и унции серого вещества!
Хок так и остался стоять на пороге, с недоумением глядя на рассерженного отца.
– Ты – позор семьи, Филип Хоксбери! О Боже, я дал жизнь деревенскому дурачку!
– Что на тебя нашло, отец? Я собираюсь мирно выехать верхом, и вдруг ты набрасываешься на меня с оскорблениями…
– Лучше скажи, что ты с ней сделал, негодяй!
Хок устремил на отца непроницаемый взгляд, который усвоил в юности и отточил за время службы в армии. В случае неповиновения нижних чинов это средство всегда оказывалось наиболее действенным.
– Я не сделал с моей женой ничего из ряда вон выходящего, – ответил он голосом, ледяным, как воды озера Лох-Ломонд (черт бы их побрал!).
– Нет, ты сделал! – внятно произнес маркиз, шевеля от гнева седыми бровями. – Горничная Фрэнсис проболталась миссис Дженкинс, та – Граньону, а уж он не замедлил довести до моего сведения, что простыня твоей жены была в крови. Говорят, утром Фрэнсис была бледна как смерть!
Хок выругался.
– Ты же не будешь утверждать, что до сегодняшней ночи твоя жена оставалась девственницей?
Хок молчал.
– Я мог бы и не спрашивать. Само собой, ты не утерпел,
Козел ты эдакий!
– Да, не утерпел! – огрызнулся Хок, который был сыт нелестными сравнениями по горло.
– Откуда в таком случае эта кровь? Признавайся, что натворил, распоследний ты недоумок? Что ты сделал?
– Скорее не сделал, – вздохнул Хок, раздумывая над тем, что обиднее: называться деревенским дурачком или недоумком.
– И чего же ты не сделал?
Хок наконец покинул порог, на котором топтался в нерешительности, и подошел к одному из стрельчатых окон элегантной гостиной.
– Я не воспользовался кремом, – бросил он через плечо. – Я забыл его в своей спальне.
Маркиз опешил. Зачем, черт возьми, мужу крем с его собственной женой? Это нелепо! Разве что… разве что он с ней груб. и небрежен.
Он оглядел своего красавца сына, такого высокого и стройного. Тот не отрываясь смотрел на могучий вяз за окном. Свеженачищенные ботфорты отливали глянцем в солнечных лучах, струящихся сквозь стекла. Он выглядел очень эффектно в узких брюках для верховой езды и сером замшевом жакете.
– Хороший муж следит за тем, чтобы не сделать жене больно, – заметил маркиз негромко.
– Я знаю, знаю! Но я подумал тогда, что она убежит и спрячется где-нибудь в недрах этого мавзолея, если я вернусь к себе за кремом.
– Вот теперь мне кое-что ясно… и что же ты собираешься делать по этому поводу?
– Сейчас я еду на прогулку.
Маркиз свирепо нахмурился, и Хок вдруг понял, откуда у него самого эта грозная мина. Он, конечно, много над ней работал, но в своем изначальном виде она была не чем иным, как фамильной чертой. Ему стало любопытно, получит ли его сын в наследство такое вот выражение лица.
– Напрасно ты так ведешь себя, Хок.
– Послушай, отец, я до смерти устал от всех этих сложностей! Если тебя так заботит каждая мелочь в моих отношениях с Фрэнсис, почему ты сам на ней не женился?
– Эта мысль приходила мне в голову, – невозмутимо ответил маркиз.
Хок удивленно заморгал.
– Меня остановило такое соображение: быть связанной узами брака со стариком – не самая лучшая судьба для молодой леди.
– С богатым стариком, – насмешливо уточнил Хок. – Полагаю, граф Рутвен приветствовал бы такого жениха с распростертыми объятиями.
– Вот что я скажу тебе, сынок: до сегодняшнего дня я был уверен, что ты унаследовал мой ум, а не куриные мозги твоей матери.
С этими словами маркиз круто повернулся и вышел из гостиной.
Хок вернулся к вечеру и сразу прошел в кабинет нового управляющего имением, Маркуса Карутерса, честолюбивого неглупого молодого человека, сына викария. Его воображение так и бурлило от идей, касающихся преобразований в Десборо-Холле.
– Итак? – поощрил Хок, усаживаясь за необъятный стол красного дерева, занимавший весь угол кабинета.
Маркус смущенно кашлянул. Он уже успел наслушаться сплетен, связанных с загадочной женитьбой графа на некрасивой шотландке, и чувствовал себя очень неловко. К тому же он совершенно не предполагал, что владелец имения, еще совсем молодой, окажется таким суровым на вид. Несколько минут он собирался с духом, нервно перебирая бумаги.
– Милорд, у меня есть соображения насчет племенного завода, – начал он.
– Да? И какие же?
– Он приходит в упадок, и поместье теряет важный источник доходов. В конюшнях до сих пор содержатся великолепные производители с поистине королевской генеалогией. Какая жалость, что эти благородные животные пропадают зря! Из них два жеребца чистейших кровей, милорд, и один даже арабской породы. Мы могли бы запросить за случку солидную сумму…
– Будет лучше, если вы поговорите об этом с Белвисом, – перебил Хок, которому было все равно.
– Я так и поступлю, милорд, – коротко ответил управляющий, заметив равнодушие хозяина.
Он решил, что не имеет смысла рассказывать графу о том, что три месяца назад Белвис покинул поместье, ворча, что тут ему больше нечего делать. Маркус готов был кусать себе локти, вспоминая, каким редкостным тренером был этот грубоватый, порой сварливый старик.
Неожиданно Хок саркастически расхохотался.
– Милорд?
– Мне пришло в голову, Карутерс, что племенной завод – это, в сущности, бордель, только с жеребцами вместо проституток! Владелец выставляет их на обозрение, назначает цену за их услуги, а клиентка (в данном случае какая-нибудь местная кобылка) трусит вдоль строя, выбирая себе партнера по вкусу!
Управляющий не нашел что ответить на это. «Совещание» продолжалось недолго, но к концу его Маркусу хотелось оглоушить хозяина массивным пресс-папье. Этот человек не выказал ни на йоту интереса к делам поместья, которым владел! А вел себя так, словно его мысли блуждали Бог знает как далеко от Десборо-Холла. Даже наиболее насущные вопросы не заставили его равнодушные глаза проясниться. Это раздражало, это выводило из себя!
– Время пить чай, – наконец сказал граф, прервав управляющего на полуслове. – Продолжим завтра, Карутерс… как-нибудь на досуге, а сейчас меня ждет сомнительное удовольствие сесть за стол с моей… семьей.
Он вышел из кабинета, оставив Маркуса растерянно стоять, глядя ему вслед.
Маркиз и Фрэнсис уже расположились за столом в уютной комнате со странным названием «двойной куб». Хок впервые задался вопросом, откуда оно взялось, но счел момент неподходящим для того, чтобы просить разъяснений.
Фрэнсис выглядела в точности так же, как и всегда, но стоило мужу появиться в дверях, как она побледнела, точно мрамор колоннады Десборо-Холла.
– Добрый вечер, – бесстрастно поздоровался Хок, глядя в пространство между отцом и женой, и остановился у небольшого камина, опершись плечом о каминную доску.
– Чаю, милорд?
– Филип! – поправил он громко.
– С молоком или без?
– Наш Хок любит крепкий чай без каких-либо добавок, – объяснил маркиз. – Он отвык от молока в Португалии, где не часто встретишь дойного козла.
– Ты сегодня в ударе, отец, – заметил Хок, кисло улыбаясь.
– Мы с Фрэнсис обсуждали предстоящие вам свадебные визиты. Соседи сгорают от нетерпения познакомиться с ней.
Ужаснувшийся Хок не сумел сохранить на лице любезную маску. Фрэнсис заметила его шок и тотчас выставила подбородок:
– Я тоже умираю от желания завести новые знакомства.
– Этому не бывать! – отрезал Хок, повышая голос. – Не бывать до тех пор, пока ты не согласишься привести себя в человеческий вид.
Фрэнсис поднялась, прищурилась на мужа и вышла из комнаты с высоко поднятой головой.
– Она так и ходит в этом жутком тряпье… – проворчал Хок, ни к кому конкретно не обращаясь, – в обносках, которые вышли из моды лет двадцать назад! А ее чепчик! В лавке под таким должна быть надпись: «Советуем сжечь, перед тем как надеть».
Маркизу захотелось влепить сыну пощечину. Вот ведь недоумок! Слепой болван! Ну что с таким делать?
Он уже пробовал вызвать Фрэнсис на разговор, пользуясь тем, что Хок задерживался, но мало чего добился. По правде сказать, он не сумел вытянуть из нее ни слова, потому что не знал, как подступиться к невестке.
– Что ты намерен делать, Хок? – спросил он, протягивая сыну чашку чаю.
Тот опустошил ее одним глотком и сразу налил вторую. На его лице так и оставалась гримаса неудовольствия.
– Тебя интересуют мои планы? Что ж, я не собираюсь их скрывать. Я буду проводить с женой каждую ночь, пока она не забеременеет.
– Так. Дальше!
– Как только это случится, я вернусь в Лондон, чтобы продолжать жить по-человечески.
– Я припоминаю, что уже слышал вчера нечто подобное.
– Ни сегодня, ни завтра, ни когда бы то ни было мои планы не изменятся, отец.
– А ты знаешь, что Белвиса больше нет здесь – он уехал три месяца назад.
– Маркус ничего мне об этом не сказал, – удивился Хок.
– Это потому, что час в твоем обществе, без сомнения, довел молодого человека до полуобморока. Со мной этот номер не пройдет, дорогой сын.
– Да уж! – буркнул Хок.
– Терять таких людей, как Белвис, – непростительная расточительность.
– Я предложил Маркусу поступать с племенным заводом, как он считает нужным. Белвис, конечно, вернется, если его как следует попросить.
Маркиз почувствовал, что с него довольно, и поднялся. В глубине души он считал себя старым занудой. Может быть, предоставить молодоженам самим разобраться со своими проблемами? Может быть, вернуться в «Чендоз»?
Нет, он не мог так поступить. Сначала нужно было добиться от Фрэнсис правды.
Фрэнсис плотнее закуталась в шаль. Она спаслась бегством в залитый солнцем сад из библиотеки, необъятной до жути. Чтобы прочесть все книги, хранящиеся в мрачноватом помещении с сотнями полок, ей потребовалось бы несколько жизней.
А снаружи царила весна. Ее свежесть и сладость чувствовались и в чистом, словно промытом воздухе, и в ласковых порывах теплого ветра. На деревьях набухли почки, некоторые из цветочных кустов торопились зазеленеть в предвкушении раннего цветения. Должно быть, летом сад выглядел чудесно.
Минут десять Фрэнсис перебирала достоинства Десбо-ро-Холла, стараясь приучить себя к мысли о том, что отныне и навеки это ее дом. Кончилось тем, что ее охватила невыносимая тоска по «Килбракену». Фрэнсис присела под старым замшелым дубом, прислонившись к грубой коре комля. Она думала, что увидит Лох-Ломонд, стоит толь ко закрыть глаза, но вместо этого ей явилось лицо мужа и в памяти зазвучали слова, сказанные за чаем.
«Чего же ждать? То, что он сказал, – правда от первого до последнего слова. Ее вид достаточно ужасен. Поэтому он вряд ли изнывает от желания выставить себя на осмеяние».
Фрэнсис совсем уже решила ненадолго избавиться от своего маскарадного костюма, но тут на горизонте появился Хок. Он шел к миниатюрному озеру с берегами, выложенными мозаикой, – шел медленно, с низко опущенной головой и, казалось, был погружен в глубокую задумчивость. Его густые черные волосы блестели в лучах вечернего солнца.
Фрэнсис воспользовалась тем, что ее не замечают, чтобы окинуть мужа беспристрастным взглядом стороннего наблюдателя. Военная выправка позволяла его широкоплечей, несколько массивной фигуре выглядеть статной. Он был красив, даже с избытком наделен мужской красотой, этот Филип Десборо, граф Ротрмор. Но и только.
Словно услышав эти мысли, Хок повернулся в ее сторону.
– Фрэнсис, – сказал он без удивления, направляясь к
Дубу, под которым она сидела.
– Да, милорд.
– Филип.
– Да, конечно. Отсюда прекрасный вид, не правда ли? Может быть, вы знаете, кто и когда устроил это озеро?
– Оно здесь с начала прошлого века. Воплощенный проект одного из моих предков, у которого голова была забита всякой чепухой… – Он помолчал, ероша волосы. – Э-э… Фрэнсис, я хочу попросить прощения за то, что сказал за чаем. Это было жестоко и несправедливо с моей стороны. Не твоя вина, что…
– Что? – спросила она с самым простодушным видом.
– Нет, лицемерить я не стану. Твоей вины тут тоже хватает.
– Я бы сказала: только моя вина тут и есть, – но это совершенно не важно, по крайней мере теперь.
– Не понимаю, о чем ты, – сказал Хок медленно. Фрэнсис пожала плечами, не глядя ему в лицо.
– Еще я хочу извиниться за прошлую ночь. Больше такое не повторится.
– Вы больше никогда не прикоснетесь ко мне? – воскликнула она, не помня себя от облегчения. – Это значит, вы покидаете Десборо-Холл?
– Не совсем так. Я имел в виду, что впредь не буду забывать про крем. Ты можешь больше не бояться, что будет больно.
Так, значит, речь идет о креме, подумала Фрэнсис с упавшим сердцем. Она заметила, что смотрит на губы мужа. Он ни разу не поцеловал ее, даже из чистой любезности
– Может быть, завтра утром вместе поедем на прогулку верхом? – спросил Хок.
– Я бы с удовольствием, милорд, – ответила Фрэнсис. принимая это предложение как знак примирения – оливковую ветвь.
– Ты когда-нибудь научишься называть меня Филипом и на «ты»?
– Э-э… Филип… у меня нет амазонки.
Хок нашел эту новость в высшей степени многообещающей.
– На завтрашний ужин к нам приглашены лорд и леди Буршье. Насколько я помню, у Алисии примерно та же фигура, что и у тебя. Думаю, она не откажется одолжить тебе амазонку на время, пока будет готов заказ. Нашу с тобой совместную прогулку придется отложить на пару днем, зато потом мы закажем модистке сразу несколько амазонок по самой последней моде.
– Значит, завтра к ужину будут гости? – встревожилась Фрэнсис.
– А что в этом странного? Джон и Алисия – мои друзья еще с детских лет, и мы до сих пор поддерживаем самые тесные отношения. Наверное, тебе стоит обсудить с миссис Дженкинс меню.
Хок ничего не сказал о том, что предстоящий ужин был для него точно таким же сюрпризом, как и для Фрэнсис. Маркиз довел новость до его сведения только тогда, когда приглашение было уже отправлено.
– Я так и сделаю, – кивнула Фрэнсис, легко поднимаясь на ноги. – Меню званого ужина… еще одна из обязанностей жены.
– А как насчет сегодняшнего вечера? Ты выйдешь к ужину?
– Я еще не решила, – бросила Фрэнсис через плечо. Хок следил за тем, как она быстро удаляется в сторону дома. Она шла широким мужским шагом – ни следа грации, словно во всем ее теле не было ни единой женской косточки, даже самой крохотной. И все же… все же ее кожа была атласной, приятной на ощупь и пахла нежно, женственно. Он вспомнил округлую стройность ее бедер, ее длинные, красивой формы ноги и то, как пушисто, как мягко было между ними. Он до сих пор так и не видел ее грудей, но рано или поздно этот пробел должен был заполниться. Сегодня, например. Да-да, сегодня самое время удовлетворить свое любопытство на этот счет.
Фрэнсис понимала, что выбора нет, и потому сразу позвонила миссис Дженкинс. Экономка явилась немедленно, воздвигнувшись в дверях суровой и неприступной крепостью из черного шелка.
– Чем могу служить, миледи?
– Миссис Дженкинс, муж только что сообщил мне, что ждет гостей к завтрашнему ужину.
– Да, миледи. Его светлость – я имею в виду маркиза – поставил меня в известность. Меню ужина уже составлено – вот оно.
Так, значит, это была идея маркиза, подумала Фрэнсис, невольно качая головой. Ей показалось странным, что муж не притворился больным, чтобы избежать появления друзей его детства в Десборо-Холле.
Она склонилась над листком, протянутым экономкой. До сих пор ей не приходилось читать в очках, но на сей раз ничего не оставалось, кроме как поддержать миф о своем слабом зрении. Миссис Дженкинс нашла бы в высшей степени подозрительным, если бы она вдруг сняла очки, чтобы ознакомиться с меню. Фрэнсис выждала несколько минут, впустую тараща глаза на сливающиеся строчки, и протянула листок экономке со словами:
– Мне нечего добавить, миссис Дженкинс. Меню составлено прекрасно.
Кивнув, Агата Дженкинс покинула молодую хозяйку. Трудно сказать, что заставило ее в коридоре взглянуть на листок, но только она обнаружила, что подавала для чтения список постельного белья, которое требовалось обновить.
– Я не знаю, что и думать, – чуть позже обратилась она к Отису. – Похоже, в Шотландии не умеют читать не только крестьяне, но и знать.
– Дикая, отсталая страна, – заметил дворецкий.
– Бедный, бедный хозяин! Связать свою жизнь с эдакой.
Миссис Дженкинс покачала безукоризненно причесанной седой головой. Она не решилась высказаться до конца. так как привыкла проявлять лояльность по отношению к хозяевам, кроме того, Отис, старый упрямый осел, мог случайно обмолвиться о ее сетованиях маркизу.
«Ничего, я привыкла действовать самостоятельно», – подумала она и поспешила прочь.
Фрэнсис присоединилась к мужу и свекру за ужином, но за весь вечер не проронила ни слова. Маркиз распространялся о делах давно минувших дней: о скандалах, в которых было замешано то или иное громкое имя, и состояниях, обретенных или утраченных за карточным столом, – и она слушала его затаив дыхание.
Хок тоже впал в молчание, стоило ей появиться в столо-вой. За весь ужин он едва ли бросил взгляд на жену. Маркизу ничего не оставалось, кроме как болтать за троих сразу. И отличие от сына он никогда не служил в армии, но это не мешало ему иметь чутье на заранее обреченное мероприятие (как генералу – на возможное поражение). Он начал бояться, что завтрашний званый ужин провалится с треском.
Как только представился удобный случай, Фрэнсис ускользнула из-за стола. Горничная сидела у камина, с аккуратностью зашивая разошедшийся шов на одном из жутких платьев Фрэнсис.
– Не стоит так стараться, Агнес. Оставьте все как есть и идите.
– Вы ожидаете новые туалеты, миледи! – просияла горничная.
– Нет. Ради Бога, уходите, Агнес!
Некоторое время она лежала без сна в ожидании звука открывающейся двери и сумела даже не вздрогнуть, когда он наконец раздался.
– Фрэнсис?
– Я здесь. Одну минуту, милорд, сейчас я подниму для вас рубашку, – сказала она пустым, монотонным голосом.
– Фрэнсис… хм… дело в том… – виновато начал Хок, которого словно окатили ушатом ледяной воды.
– Я все понимаю, милорд: вы хотите, чтобы я забеременела. Я готова. Прошу вас, постарайтесь поскорее покончить с этим.
Так он и поступил. На этот раз он не забыл про крем и больно ей не было. Она ни разу не шевельнулась и не сказала больше ни слова. Как только все кончилось, Хок поспешил вернуться в свою спальню.
Только позже, лежа в постели, он понял, что так и не коснулся груди жены.
Званый вечер не провалился, как того ожидал маркиз. Лорд и леди Буршье прибыли из Сэндбери-Холла немного раньше назначенного времени, и Алисия (добрейшая из жен-шин, благослови ее Бог!), преодолев первый шок, сделала все от нее зависящее, чтобы подружиться с Фрэнсис. Что касается Джона, если бы обстоятельства потребовали, он взялся бы очаровать и гремучую змею. Маркиз тоже был в ударе.
Фрэнсис держалась так незаметно, что порой казалось, что ее просто-напросто нет за столом. Во время протяженного ужина Хок невольно представлял на ее месте Виолу или Клер. Уж они-то не посрамили бы чести хозяйки дома. Каждая из них воспользовалась бы случаем разодеться в пух и прах, каждая лезла бы вон из кожи, чтобы завязать с соседями дружбу.
Что ж, он упустил этот шанс. Оба шанса. Он предпочел жениться на Фрэнсис, которая ничего не чувствовала к нему, кроме отвращения.
Гости отбыли, и он, пожелав отцу доброй ночи, угрюмо поднялся по лестнице. Очевидно, жена хотела поскорее спровадить его из Десборо-Холла. Что ж, в этом их желания совпадали.
Но почему ей было не приложить усилий к тому, чтобы выглядеть более презентабельно? Когда все они перешли после ужина в гостиную и маркиз попросил Алисию спеть что-нибудь, Хок, затаив дыхание от страха, ждал, что отец обратится с той же просьбой к Фрэнсис. После Алисии, которую Бог наградил чистым музыкальным голосом и прекрасным слухом, выступление Фрэнсис напомнило бы визг перееханной колесом собаки. Он послал горячую мольбу небесам, когда маркиз расшаркался перед невесткой, и мольба эта была услышана. Фрэнсис отказалась петь все тем же монотонным голосом, к которому он начал привыкать
Похоже, она была полностью лишена чувства собственного достоинства. Хок с самого начала считал ее застенчивой и неловкой, но постепенно склонился к мысли, что серьезно недооценил недостатки жены. Она была застенчивой до такой степени, что казалась совершенно неотесанной.
Хок тяжело вздохнул, отпустил Граньона и разделся
– Вы снова здесь, милорд? – равнодушно спросила Фрэнсис, когда он прошел в ее спальню. – Разве ужин не утомил вас?
– Не настолько! – огрызнулся Хок.
– Очень хорошо, – сказала она голосом до того унылым, что он не выдержал.
– Неужели тебе было трудно вести себя хоть, немного любезнее? Это ведь были мои друзья! И они оба так старались понравиться тебе!
– Да, они очень приятные люди.
И это было все. Хок присел на кровать, чувствуя. как матрац легонько колеблется: Фрэнсис поднимала подол ночной рубашки. Внезапно он почувствовал себя очень несчастным. Это в конце концов несправедливо! Жизнь не может быть такой унылой, такой безотрадной! Он сгорбился, зажан ладони между колен.
– Я бы предпочел, чтобы наши отношения были получше…
– А я бы предпочла, чтобы между нами не было вообще никаких отношений, – ровно ответила Фрэнсис.
– Тебе недостает «Килбракена»? —Да.
– Прости, но…
– Да, – перебила она с глубоким, невыразимо печальным вздохом, – всегда есть какое-нибудь «но». Я очень устала, милорд. Нельзя ли поскорее покончить с тем, за чем вы пришли?
– Разумеется.
Желание войти в нее немедленно наполнило Хока, он вздохнул с облегчением: в нем начал развиваться страх перед импотенцией. Если бы это случилось, он был бы полностью уничтожен. В момент семяизвержения он как будто расслышал приглушенное рыдание и замер, почти забыв про облегчение, которое испытал. Ей что же, все-таки больно? Невозможно было определить это в полнейшей темноте. Зачем только он позволил себе забыться, погрузиться поглубже – ведь она была такой узкой! Но он не сумел выдавить из себя вопрос, все ли в порядке, боясь услышать равнодушный, лишенный всякой эмоциональной окраски голос, произносящий очевидную ложь.
Когда он отстранялся, она вновь передернулась.
Фрэнсис не шевельнулась до тех пор, пока муж не вышел из спальни. Дверь захлопнулась с мягким стуком, словно на свежую могилу упала надгробная плита.
На этот раз ей совсем не было больно. Она могла бы встать и вымыться, но осталась в постели, чувствуя глубочайшее безразличие ко всему. Ей не было больно, но в том, что только что случилось, не было ничего человеческого.
Фрэнсис заглянула в будущее – и отшатнулась. Перед ней простиралась вдаль дорога пустоты и одиночества. Мужчина, с которым ее связала судьба, мог время от времени приходить к ней в спальню, чтобы зачать очередного ребенка. Ничего более волнующего ее не ожидало.
Она повернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Как она хотела вернуться в «Килбракен»! Только там она могла быть собой, могла смеяться, шутить, лечить домашний скот, плавать в озере, лежать голышом под горячим солнцем где-нибудь в чаще вереска. Она могла быть свободной в Шотландии!
«Что же ты ноешь теперь, когда твоя затея принесла плоды? Скоро твой муж в спешке покинет поместье, потому что не может видеть тебя, не говоря уже о том, чтобы проводить время в твоем обществе. Разве не этого ты хотела?»
Он был прав, этот въедливый голос рассудка: свобода была близка. Вот только… что с ней делать, с этой свободой?
Наступившее утро не улучшило настроения и не принесло ответа. Надежда на верховую прогулку и та померкла, как только Фрэнсис вспомнила, что накануне за ужином муж не обратился к леди Буршье с просьбой одолжить амазонку.
