Текст книги "Последнее обещание"

Автор книги: Кэтрин Хьюз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

10

Его нашла Габриэла. Кто бы мог подумать, что девушка с таким мелодичным и нежным голосом способна так пронзительно визжать.

– Леееееееееооооооооо! – кричала она, задыхаясь.

Парень был на сеновале. Переворачивал тюки и встряхивал конские попоны. Младший брат любил приходить туда и, свернувшись калачиком, дремать вместе с кошками. Кроме того, его дымчато-серая любимица совсем недавно произвела на свет очередной помет котят. Услышав крик, Лео бросился во двор и едва не налетел на Габриэлу.

– Он… Он в конюшне, – выдохнула она. – Мне кажется, он не дышит.

Оттеснив ее в сторону, Лео бросился в стойло, отведенное Дьябло, и увидел там Матео со склеенными кровью темными волосами и разбитой переносицей. Он лежал на соломе с закрытыми глазами. Одна рука была согнута под таким неестественным углом, что сомнений не оставалось – она сломана. Лео рывком опустился на колени рядом с братом и прижал пальцы к его шее.

– Слава богу, Матео жив, – сообщил он, обернувшись к Габриэле, которая тихо стояла, прижав серебряный крестик к губам. – Скорее найди папу и маму, они пошли к пруду.

Склонившись над братом, Лео застыл, не решаясь к нему прикоснуться.

– Матео, ты слышишь меня? – Он осторожно погладил мальчика по лбу, а затем поцеловал туда же. – Ну, пожалуйста.

Он снял рубашку и прикрыл ей брата. Тот дышал, все остальное просто не имело значения. Вокруг на соломе были разбросаны кусочки яблок, раздавленные и потемневшие. Лео покачал головой.

– Малыш, неужели ты пришел сюда покормить Дьябло?

В эту секунду на пороге появилась мать. Взмокшие от пота волосы липли к ее лицу.

– О, Матео, мой маленький сынок! – Отодвинув Лео в сторону, она села на колени в солому. – Он жив?

Марисса просунула руки под его обмякшее тело и пыталась приподнять мальчика с пола, чтобы он оказался в ее надежных объятиях.

– Жив, но я думаю, у него сломана рука.

Ребенок лежал на коленях у матери. Одна его рука безжизненно повисла.

Фелипе подошел к жене и положил ладони ей на плечи.

– Я побегу за доктором, – сказал он, стараясь скрыть дрожь в голосе, – а вы пока его согрейте.

Габриэла скинула с плеч шаль и протянула ее Мариссе:

– Вот, укутайте его скорее.

Мать отерла слезы тыльной стороной ладони. Голос ее казался сдержанным, но старший сын без труда различил в нем затаенный гнев.

– Иди и разыщи эту проклятую лошадь, Лео. Ты обязан его найти. А когда найдешь, возьмешь пистолет отца и выстрелишь ей вот сюда, – она указала на центр своего лба. – Слышишь меня? Это чудовище никогда не вернется в наш двор.

– Мне очень жаль, мам.

Парень поднялся на ноги, все еще ощущая в спине боль от недавнего падения, протиснулся в дверной проем мимо Габриэлы и отправился на теплую кухню, где на столе все еще лежали остатки их недавнего ужина. Там он схватил бутылку кальвадоса и сделал большой глоток. От жгучего привкуса на глазах выступили слезы. Лео открыл крышку деревянного бюро, извлек из-под груды старых квитанций крошечный медный ключик и положил на свою ладонь. Несмотря на скромные размеры, ключ казался неподъемным в его руке, будто в нем сосредоточилась вся тяжесть того, что предстояло сделать его обладателю. Он поднялся в спальню родителей и достал из-под массивной чугунной кровати запертый сундук розового дерева, в котором отец хранил оружие.

Лео бродил по окрестностям уже много часов. На востоке небо уже стало розоветь. Его разношенные кожаные сапоги, которые всегда идеально садились по ноге, начали натирать пальцы. С каждым мучительным шагом игнорировать этот факт становилось все сложнее. Остановившись у ручья, парень бросил сумку на траву и погрузил ступни в ледяную воду, которая принесла временное облегчение. В его вещах нашелся кусок хлеба, но, оказалось, он уже зачерствел. Твердокаменная краюха полетела в реку на корм рыбам.

Ни единого признака присутствия Дьябло. После того как ночью он вырвался в сад и перепрыгнул через ограду, следы жеребца затерялись среди множества подобных. Конь мог понестись куда угодно, но Лео надеялся, что тот не менял направления. Освободившись от своих кандалов, он скакал быстро и легко перемахивал любые препятствия, что встречались на пути. Знал бы, что придется столько топать, Лео поехал бы на лошади. С другой стороны, эта прогулка была необходима для того, чтобы проветрить голову и понять, как быть дальше. Когда навалилась усталость, он прилег на траву, положил сумку под голову и неохотно закрыл глаза, решив позволить себе немного отдохнуть, и через пять минут продолжить поиски.

Лео очнулся через час. Вокруг царила тишина, даже воздух был неподвижен. Ни птичьих криков, ни шелеста травы, ни монотонного жужжания тракторов. Его разбудил не звук, а теплое прикосновение солнечных лучей к лицу. Приподнявшись на локтях, он взглянул в темное небо с тяжелыми грозовыми облаками, и вдруг услышал это. Тихое сопение. Совсем рядом. И ощутил теплое дыхание. Чистопородный черный жеребец стоял всего в шаге от хозяина, наклонив морду к самой земле.

– Дьябло! – воскликнул Лео, стряхнув с себя оцепенение, вскочил и поморщился, когда ощутил босыми ногами острые остатки стеблей. – Привет, мальчик. Где же ты был?

Не сводя глаз с лошади, он извлек из сумки уздечку и поводья и, вытянув вперед одну руку, стал медленно приближаться, готовый к тому, что в любую секунду беглец может броситься на него. Дьябло поднял голову и, тряхнув гривой, замер. Затаив дыхание, хозяин осторожно прикоснулся к его морде и позволил понюхать ладонь. Другой рукой он осторожно почесал у коня за ухом. Шерсть у него там была мягкой, словно у щенка. Не переставая ласково и успокоительно бормотать, Лео накинул уздечку, приладил повод, и только тут позволил себе нормально дышать.

– Хороший мальчик.

Хозяин потянул за веревку, и Дьябло с покрытыми грязью боками и пеной у рта покорно последовал за ним к ближайшему дереву, где был привязан двойным узлом.

Парень отступил назад и долго смотрел на жеребца. Тот остался без подковы на одном из передних копыт. Рана снова кровоточила. Но могло быть и хуже.

– Пить хочешь, мальчик? – Лео открыл свою флягу и, наливая воду струйкой в ладонь, позволил коню сделать пару глотков. – Ох, Дьябло, что же ты натворил?

Он вспомнил своего маленького брата, лежащего в соломе среди навоза и огрызков яблок. Вспомнил сломанную дверь конюшни и как вставший на дыбы черный жеребец сбил его с ног. Но лучше всего он вспомнил дикий крик матери, испугавшейся, что жизнь может покинуть ее сына. Лео вытер руки о джинсы и отступил на пару шагов, не спуская с жеребца глаз, но, когда его рука сомкнулась на холодном твердом металле, он не выдержал и отвел взгляд. Закрыв глаза, парень вытащил из сумки пистолет. Много раз он видел, как это делал его отец. Вряд ли от этого зрелища возможно было получить удовольствие, но, когда животное наконец спокойно лежало, расслабив мускулы и прикрыв глаза, освободившись от боли, которая в последние недели делала ее жизнь невыносимой, приходило ощущение легкости и покоя. Да, вместе с сильнейшей грустью. Но без всяких сожалений. Всем лошадям семьи Перес жилось легко, но, что еще важнее, их всегда ожидала легкая смерть.

Дьябло стоял неподвижно, только мышцы на его боку подрагивали, отгоняя назойливых насекомых. Лео заткнул пистолет за пояс и снял рубашку. Погладил коня по шее. Его спокойный тон противоречил внутреннему смятению.

– Прости, мальчик. Надеюсь, в следующей жизни тебе повезет больше. Ты не злой, просто тебе все время попадались недобрые люди. Скоро все закончится. Тебе не придется больше испытывать боль и унижения, когда твои ноги связывают. Ты будешь свободно летать, Дьябло. Станешь той великолепной лошадью, которой должен был стать.

Лео обвязал своей рубашкой морду животного, ведь он не мог допустить, чтобы Дьябло видел то, что он собирался сделать. Парень вытащил оружие из-за пояса и сделал пару шагов назад и прикрыл ладонью один глаз. Смерть будет мгновенной. Ноги жеребца подогнутся, и он рухнет на землю. Жеребец все еще стоял неподвижно, словно пытался облегчить своему хозяину его отвратительную задачу. Рука болела, бицепс дрожал, ладони взмокли. Лео закрыл глаза и слегка нажал на курок, ровно до того момента, когда почувствовал сопротивление. Почувствовал отдачу, когда пуля со свистом вылетела из ствола. В небо. Куда стрелок и направил пистолет. Он не мог этого сделать. Просто был не способен. Даже если бы от этого зависела его собственная жизнь, не отнял бы жизнь у невинной лошади, не сделавшей ничего дурного. Парень бросил пистолет и сорвал рубашку с морды Дьябло, который так и не издал ни звука, даже услышав выстрел.

– Мальчик, ты когда-нибудь сможешь простить меня? Мой разум помутился. Я думал только о Матео, но я знаю, что сам он не хотел бы этого.

Лео отвязал повод и подвел лошадь к ручью. Пока он натягивал рубашку и прятал в сумку оружие, Дьябло жадно пил. Когда он поднял голову, с морды капала вода.

– Пойдем, – позвал его хозяин. – Пора домой.

Когда Лео и Дьябло въехали во двор, было уже далеко за полдень. Несколько часов парень шел, превозмогая боль в растертых в кровь ногах, но все же сдался и осторожно забрался на спину черному жеребцу. Тот вскинул голову и заплясал на месте, но под умелым руководством вскоре вполне освоился в новой роли. Они словно достигли взаимопонимания, и конь безропотно вез домой человека, который сохранил ему жизнь.

Оставив лошадь в ближайшем к дому загоне, парень поспешил на кухню. Всюду было тихо. Огонь едва тлел.

– Эй? Есть кто-нибудь дома?

Не в силах выкинуть из головы образ маленького брата, безжизненно лежащего на пропитанной мочой соломе, он с замиранием сердца поднялся наверх и открыл дверь в комнату Матео. Тот сидел в кровати, пристроив на коленях книгу о лошадях.

– Малыш, – Лео бросился к брату, – как ты?

От ребенка пахло сном и антисептиками. Насупившись, он почесал бинт на голове.

– Доктор сказал, что мне нужно оставаться в постели и отдыхать, но я в порядке. Так что, думаю, ничего он не понимает. Ты нашел Дьябло?

– Да. Он ускакал далеко, но с ним все хорошо.

– Он ни в чем не виноват, – заявил Матео. – Я пришел к нему в стойло, чтобы угостить яблоками, но уронил их и испугал его. Он стал брыкаться и встал на дыбы, но это только от страха. Он боялся, что попал в ловушку.

Лео кивнул на перевязанную руку мальчика.

– А с ней что? И как твой нос?

Ссадина на лице уже затянулась корочкой.

– Вых… Выпх… Вывихнута. Было немного больно, но мне дали таблетки, и врач в больнице поставил ее на место. С носом все прекрасно. Болит, только если вот так делать, – он наморщился, чтобы продемонстрировать старшему брату нужное движение.

Лео поморщился.

– Какой же ты храбрый, малыш.

Матео нахмурился.

– Но я же говорил тебе, я не…

– Да-да, прости. Конечно. Думаю, теперь ты совсем большой. Большой и храбрый. А где мама? – спросил он, понизив голос.

– Я здесь, – отозвалась Марисса, которая стояла в дверях. Она кивком велела старшему сыну следовать за ней.

– Я скоро вернусь, Матео.

Они вышли в коридор, и мать тут же затолкала его в соседнюю спальню.

– Ты взял пистолет отца?

– Да, мам, взял. Но…

– Ты нашел лошадь?

Лео кивнул.

– И пристрелил, как я тебе приказала?

Он взял мать за руки и стиснул их, надеясь, что она поймет.

– Прости, мама. Я не смог.

Услышав это, она выдохнула весь воздух, что был в легких. Ее плечи ссутулились, а голова упала на грудь. Когда она подняла на сына глаза, в них стояли слезы.

– Спасибо, родной.

– Но ты же сказала…

Она прижала палец к его губам.

– Я знаю, что я сказала, но я была не в себе. Волновалась за Матео. Я боялась, он умрет, понимаешь? Боялась навсегда потерять нашего малыша.

Лео крепко обнял мать.

– Это была случайность, мам, и мне очень жаль, правда.

– Как и мне, – ответила она, шмыгая носом. – Я так испугалась, когда увидела, что ты взял пистолет. Я не должна была тебя просить о таком. Матео никогда не простил бы меня, – она взяла лицо сына в ладони. – Где он сейчас?

– Дьябло? Я оставил его в загоне.

Марисса кивнула.

– Отведи меня к нему, ладно?

– Уверена?

– Да.

Он взял Мариссу за руку и провел к нужному загону. Облака немного рассеялись, и под лучами солнца шкура Дьябло сияла глянцем. Лео щелкнул языком. Уши жеребца дрогнули, но он продолжил щипать коротенькую траву, не поднимая головы.

– Иди сюда, мальчик.

– Почему он не идет?

– Он придет, мам. Придет. Дьябло, мальчик, сюда.

В этот раз конь поднял голову и посмотрел в их сторону. Мать перекрестилась.

– Он не бросится на нас?

– Нет, мам, он же не бык, – рассмеялся Лео.

Дьябло подошел к ограде загона и фыркнул. Марисса быстро отшагнула назад.

– Почему он так фыркает?

– Он так здоровается. Ну, правда, мам. Ты живешь среди лошадей с тех самых пор, как замуж вышла. Не знаю, чего ты так боишься.

Парень погладил лошадь по длинной морде, задержав руку на белоснежной звезде между глаз, том самом месте, куда предназначалась пуля. Лео тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Теперь он будет смотреть только вперед.

11

2018

Выйдя на улицу, я нащупала в сумке телефон и автоматически набрала рабочий номер Ральфа. Девушка из приемной ответила, что он снова работает из дома, и предложила переключить меня на его пожилую секретаршу, но я отказалась, потому что немного побаивалась этой дамы с голубыми волосами. На мобильном телефоне Ральфа сразу включилась голосовая почта, но подобрать слова, чтобы подвести итоги сегодняшней встречи, было очень непросто.

– Ммм… Ральф, кое-что… ладно… забудь.

Я позвонила ему домой и, само собой, трубку взяла Сюзи.

– Ральф дома?

Соблюдать нормы вежливости не было смысла, ведь мы обе прекрасно знали, что ненавидим друг друга.

– Он повез Лили и Жасмин на детскую аэробику.

Целый ворох мыслей вихрем пронесся в моей голове.

То есть он болтается по городу с близнецами среди рабочего дня? Почему же он никогда не находил время для Дилана, когда наш мальчик был в том же возрасте? И что еще за детская аэробика, мать ее? Я отключилась, не удосужившись попрощаться.

Я набрала Дилана, но у того тоже включилась голосовая почта. Ладно, не надо злиться, он ведь выключает телефон во время лекций. Та же самая история повторилась и с бабушкой, что было ожидаемо, ведь ей требовалось очень много времени, чтобы найти нужную кнопку и принять звонок. Мимо, извергая клубы отвратительных выхлопов, проехал двухэтажный автобус. На остановке он высадил толпу усталых пассажиров. Да уж, разговаривать на улице совсем неудобно.

В ближайшем баре я заняла угловой столик, заказала бокал белого вина и набрала еще один номер. К счастью, Мойра ответила на первом же гудке.

– Мойра, слава богу, ты ответила!

– Тара, что случилось? – в ее голосе слышалась паника.

В голове у меня воцарилась странная пустота. Трудно было решить, с чего начать, и подобрать слова.

– Я в Лондоне.

– Знаю, ты мне говорила.

Конечно, она знает, я ведь все ей рассказываю.

– То письмо… Оказалось, кто-то оставил мне ключ от банковской ячейки.

– Что? Кто это мог быть?

– Пока не знаю. Все ответы в той самой ячейке.

– А может, только еще больше вопросов.

Вот за что я люблю Мойру. Она такая прагматичная и мудрая. Жаль, что ей приходилось зарабатывать на жизнь, посвящая время чужим неглаженным рубашкам и чистке туалетов. Я постучала локстонской визиткой по столу.

– У меня встреча с представителями банка сегодня в обед.

До обратного поезда времени было полно, но я-то надеялась провести день на Оксфорд-стрит.

– Хорошо, – отозвалась Мойра, позвякивая посудой на кухне. Эта женщина никогда не сидела без дела. – Позвони мне после. Я умираю от любопытства.

Я пообещала связаться с ней, как только смогу, и взглядом указала бармену на свой пустой стакан. Он понял мой жест и тут же поспешил его наполнить. Раскрыв небольшую карту подземки, врученную мне Джейми, я попыталась запомнить маршрут до Локстона. Принципиально не стану просить о помощи, чтобы меня не сочли за невежественную дикую северянку. Тем более, все не так плохо. Четыре остановки по линии Бекерлоо, все время на юг, так что без проблем. Я снова набрала Ральфа, но телефон все так же не отвечал. Аэробика ведь дело серьезное.

В метро было немноголюдно, так что я легко нашла свободное место. Усталость и два бокала вина брали свое: веки налились тяжестью. Можно и закрыть глаза. Никакого риска проспать свою остановку, слишком сильно волнуюсь. Тридцать семь лет назад кто-то оставил для меня некую вещь в сейфовой ячейке. Несложно посчитать, в 1981-м мне было восемнадцать. К счастью, вино не повлияло на мои способности к ментальной арифметике. В тот год я жила у бабушки. Мы приехали в Лондон, чтобы посмотреть на свадьбу принца Чарльза и Леди Ди. Благодаря упорству и острым локтям моей бабули нам удалось занять наблюдательную позицию рядом с собором Святого Павла. Многочасовое ожидание скрашивали лишь яичные сэндвичи и мятное печенье. Стоило приоткрыть контейнер с задохнувшимися бутербродами, к неудовольствию соседей вокруг распространялся характерный запах. Когда будущая принцесса выбралась из кареты, по толпе прокатился коллективный вздох, но голос бабушки перекрывал все остальные:

– Ой, она, кажется, забыла погладить свадебное платье.

Бедная Леди Ди. Мятое платье оказалось меньшей из ее печалей.

Локстон оказался простеньким на вид зданием без блестящей латунной таблички и вращающихся дверей, как у Ирвина Фортиса. Практично и без претензий на роскошь. Чтобы войти внутрь, требовалось соблюсти кое-какие формальности и снова извлечь на свет свой паспорт. Меня препроводили в комнату, где из мебели имелись только стол и стул. Не было даже окон. Через десять минут в дверь вошла молодая женщина в узкой юбке-карандаше и на умопомрачительных каблуках. Ее красная шелковая блузка облегала пышную грудь и демонстрировала сливочную кожу. На ее шее висела длинная серебряная цепочка, но кулон, если он имелся, утонул в изгибах ее пышных форм и был скрыт от глаз. Она положила на стол металлический ящик.

– Я оставлю вас с этим. Когда закончите, просто нажмите на звонок, – сказала она, указывая на нужную кнопку.

Затем женщина вышла, щелкнув замком закрывшейся двери. Похоже, она меня заперла.

Я снова переключилась на ящичек. Не возьмусь назвать точные размеры, но, скажем, он был намного меньше, чем стандартная обувная коробка. Неуклюжими пальцами я вставила ключ в замочную скважину и ожидала, что придется приложить усилие, чтобы открыть то, к чему не прикасались столько лет. Но ошиблась. Осталось только поднять крышку. Голос Мойры в моей голове велел собраться с силами и покончить с этим. Я узнала его сразу, как только увидела. Даже доставать не пришлось. Вскочив так резко, что стул с грохотом упал на пол, я зажала себе рот рукой, чтобы заглушить крик изумления. Положив руки на бедра, отвернулась от стола, огромными глотками вдыхая спертый воздух.

– Как такое возможно? – спросила я вслух, но ответить было некому.

12

1978

– Значит, сегодня великая ночь, так? – Альф потянулся к трубке, чтобы набить ее табаком.

Они только что управились с жареной картошкой и яйцами, собрав с тарелок последние крохи корочками хлеба. Теперь Тара силилась открыть заржавевшую банку с консервированными ананасами.

– Сколько ты хранишь эту банку, Альф? С первой мировой?

– Не переживай, моя хорошая, не отравлюсь. В этих банках продукты могут вечно храниться. Я говорю, твоя мама, должно быть, очень талантлива, если ее позвали выступать в «Аметист Лаундж».

– Так и есть, – просияла Тара. – Однажды она станет настоящей звездой. И тогда мы сможем позволить себе собственное жилье и попрощаться со всем этим… этим… – девушка обвела рукой захламленную кухню, но не решилась закончить свою мысль, боясь ранить чувства Альфа.

Она передала ему банку и плюхнулась в кресло напротив, вытянув ноги, так что пальцы едва не касались решетки электрообогревателя.

– Все в порядке, малышка, – улыбнулся Альф. – Я знаю, что этот дом тебе не подходит. Ты заслуживаешь лучшего, но мне все же приятно, что вы немного поживете здесь в ожидании лучших времен.

– Не пойми меня неправильно, Альф. Мы здесь счастливы. Я много лет не чувствовала себя в такой безопасности. Теперь мама может спокойно уходить на работу, оставляя меня с тобой.

Он протянул руку и похлопал ее по колену.

– Составляем друг другу компанию.

Вытащив из кармана носовой платок, старик протер им очки, а затем достал с каминной полки фотографию и передал ее Таре:

– Это наша Джудит.

На фото молодая женщина, облаченная в традиционную мантию и шапочку выпускника, сжимала в руках свернутый в рулон и перевязанный красной лентой лист бумаги. Вздернув подбородок, она смотрела прямо в камеру с легкой усмешкой на губах. Но она не принадлежала к тому типу людей, которые с первого взгляда вызывают симпатию.

– Должно быть, ты ей очень гордишься.

– Еще бы, милая. Очень. Она вкалывала, пожертвовала возможностью иметь семью. Все ради карьеры. Мы с Этель очень хотели внуков, но нельзя же быть такими эгоистичными, правда?

Тара утвердительно кивнула.

– Конечно, нельзя. Где она живет?

– В Лондоне. У нее прекрасная квартира с видом на Темзу, которую она, впрочем, называет апартаментами или как-то так.

– Чем она занимается?

Альф выпрямил спину и слегка выпятил грудь:

– Она политический советник. Это очень серьезно. Работает на Тори[13]13
  Тори – консервативная партия Великобритании.


[Закрыть] и частенько встречается с миссис Тэтчер.

Альф поджал губы и вздрогнул.

– Ты не ее фанат, да?

– Неа, – он покачал головой. – Не может женщина руководить целой партией. Работать за кулисами, как наша Джудит, это пожалуйста, – он ударил кулаком по воздуху. – Но лидером должен быть мужчина.

– Только при маме так не говори, – предупредили Тара. – Она считает, что Мэгги должна быть следующим премьер-министром.

Альф загоготал так, что вставные зубы едва не выпали изо рта. Он привычным движением водворил их на место.

– Ууу, ну и фантазии, – хохотал он. – Слыхал я про такое. Этому никогда не бывать. Провалиться мне на месте, если я не прав.

– Часто видишь ее? Джудит, я имею в виду. Не миссис Т.

– Ну, она очень занята, – пожал плечами старик. – Старается выбираться ко мне, когда может. Иногда остается на пару дней, если время позволяет. Но мы довольно часто болтаем по телефону.

– Понятно, значит, нечасто.

– Нууу, я стараюсь не доставлять ей лишних хлопот. Я отлично справляюсь со всем сам. К тому же я не один. Часто заходят покупатели. Некоторым старикам и поговорить-то не с кем, так что, считай, мне повезло, – его лицо просветлело. – А теперь у меня есть ты и твоя мама.

Словно по сигналу, кухонная дверь открылась, впуская Вайолет. Ее короткое красное платье искрилось блестками, а вишневые губы широко улыбались.

– Та-дам! – воскликнула она, подняв вверх руки и покачивая бедрами.

– Вайолет Добс, ты просто услада для глаз, – заключил Альф, обернувшись в кресле.

– Скай, – поправила его женщина. – Вайолет Скай, с «й» на конце. Когда я одета в это, используй мое сценическое имя.

– Вайолет Скай, – медленно повторил старик. – Тебе идет.

– Ммм… я зовусь так с пяти лет. Когда участвовала в конкурсе талантов в Батлине, ведущий сказал, что такой милашке нельзя выходить на сцену под такой дурацкой фамилией. Нужно было придумать что-то очень быстро, стоя за кулисами. Скай – первое, что пришло мне в голову и понравилось. Я бы и имя сменила, но не разрешили, – объяснила она. – Тара, можешь мне вот тут ресницы подклеить? Все время отваливаются.

Вайолет села в кресло, которое освободила ее дочь, и принялась нервно постукивать пальцами, пока нависшая на ней Тара прижимала отклеивающиеся ресницы к веку.

– Смотри, не размажь мне подводку.

– Так мне приклеивать или нет, мам?

– Прости, родная. Просто хочу, чтобы сегодня все было безупречно.

– Так и будет, – заверила ее дочь, выпрямившись.

– Ты очень красивая, – сказал Альф. – Напоминаешь мне молодую Вивьен Ли.

– В самом деле? Как же приятно это слышать, – ответила Вайолет, изо всех сил моргая, чтобы проверить, хорошо ли держатся ресницы. – Тара, подай мне, пожалуйста, пальто с вешалки.

– Поможешь мне встать? – попросил Альф, протягивая руку.

Девушка помогла ему подняться с места, и старик направился к угловому шкафу.

– Ты не можешь пойти туда в этом старье, Вайолет, – заявил он. – Это «Аметист Лаундж», а не какая-нибудь пивнушка для забулдыг.

Он извлек из гардероба длинную шубу из искрящегося меха в оттенках бежевого и орехового.

– Примерь-ка вот это.

Женщина сделала шаг вперед и погладила ворс.

– Настоящий? – изумленно спросила она.

– А как же. Норка. Ее носила моя Этель, а до нее ее мать.

– Альф, я не могу это надеть, но спасибо за предложение.

– Возьми, – настаивал старик. – Что толку вещи без дела висеть в шкафу. Такую шубу нужно носить.

– Надень это, мам, – уговаривала Тара.

– Ну, не знаю, – отозвалась Вайолет. – Я всегда осуждала тех, кто носит натуральный мех. Это ведь жестоко, разве не так?

– Мелкие злобные твари, – заявил Альф.

– Те, кто носят мех? – в недоумении переспросила женщина.

– Нет же. Эти самые норки. Злобные мелкие твари. Не успеешь оглянуться, как откусят палец.

– Разве это означает, что можно сдирать с них шкуру?

Тара коснулась меха щекой.

– Она такая мягкая, мам. И такая элегантная. В любом случае, эту норку давным-давно убили. Почему бы тебе не надеть эту шубу?

Вайолет переводила взгляд с Альфа на дочь и обратно. На их лицах замерло ожидание.

– Ладно, Альф, раз ты так уверен. Обещаю за ней присматривать, – она поцеловала старика в щеку. – Пожелайте мне удачи.

Вайолет рассматривала свое отражение в зеркале гримерки. Яркий свет был беспощаден к любым недостаткам. Она достала пудру и нанесла немного на нос и лоб. Раздался громкий стук в дверь.

– Кто там?

Мужчина просунул голову в приоткрытую дверь.

– Йен Черри, «Вечерние новости».

– Вечерние новости? Мне некогда читать газету, я тороплюсь на сцену.

Он рассмеялся и шагнул ближе.

– Я не продаю газеты, глупая. Я хочу интервью. Видела мою колонку в газете? «Йен Черри о событиях в городе».

– Вы хотите взять у меня интервью? – переспросила Вайолет.

Журналист огляделся по сторонам.

– Здесь вроде больше никого нет.

Он пододвинул к себе стул и достал блокнот с карандашом.

– Не стоит переживать. Я пишу про лучших из лучших. Втиснем и про тебя пару слов куда-нибудь.

Бархатный занавес опустился, обозначая конец первой части. Значит, Вайолет была следующей. В небольшую щелку между полотнами она смотрела на зрителей, примостившихся за маленькими столиками. Официанты и официантки сновали вокруг с подносами, искусно лавируя, чтобы не разлить ни капли алкоголя. Зал переполняло веселье. Разношерстная публика явно настроилась получить от этого вечера максимум удовольствия. Она сделал глубокий вдох. В горле пересохло так, что она не могла говорить, не то что петь. К счастью, ее блестящее сценическое платье имело высокий ворот, иначе все вокруг смогли бы увидеть, как покраснела от волнения ее грудь. Микрофон скользил в мокрых ладонях, и женщина обернулась, надеясь их обо что-нибудь вытереть.

– Две минуты до выхода, мисс Скай, – сказал администратор, заглянув в программу. – Вы готовы?

– Думаю, да, – кивнула Вайолет. – У вас есть полотенце или что-то подобное? У меня руки, кажется, немного… ну, знаете…

Он вытащил из кармана платок.

– Вот, возьмите.

На секунду он сжал ее предплечье и подмигнул.

– Ни пуха, ни пера!

Она слышала, как по ту сторону кулис конферансье рассказывает о какой-то молодой талантливой певице, чей безупречный голос одновременно волнует и завораживает. Никогда прежде «Аметист Лаундж» не слышал таких чистых нот. И пока он не попросил публику любить и жаловать мисс Вайолет Скай, ей и в голову не приходило, что речь идет о ней. Занавес поднимался мучительно медленно, но вот она уже застыла в свете софитов с прижатым к груди микрофоном. Публика вежливо хлопала, выжидательно глядя на артистку. Сейчас, более чем когда-либо в ее жизни, Вайолет должна была показать себя во всем блеске. Двадцать минут пролетели, как один миг, и, когда она поклонилась в последний раз, зрители аплодировали стоя и требовали ее на бис.

– Спасибо, вы все так добры ко мне, – сказала она, обращаясь к публике. Всего в паре метров от ее ног располагались первые ряды. – Спасибо.

Но крики «еще» и «на бис» не замолкали, так что у певицы даже голова закружилась от радости. Она сфокусировала взгляд на огромном блестящем шаре в центре зала, чтобы удержать равновесие. К счастью, на ее плечо легла твердая рука конферансье, который помог ей вернуться за кулисы. Позже, сидя на барном стуле в глубине театра и потягивая свой напиток, она вызывала в памяти эти чудесные двадцать минут славы. Никогда прежде ее не принимали так тепло. Вайолет не терпелось рассказать об этом дочери.

– Здесь занято?

Она подняла глаза и увидела перед собой мужчину с пышными бакенбардами и золотым зубом.

– Ммм… Нет. Садитесь, – ответила она, указывая на соседний стул.

– Могу я угостить вас выпивкой? – предложил мужчина.

Она бросила взгляд на свой пустой бокал и, чтобы не показаться грубой, неохотно согласилась.

– Спасибо. Мне «снежок», пожалуйста.

Незнакомец щелкнул пальцами, привлекая внимание бармена.

– «Снежок» для дамы и «кузнечик» для меня, дружище.

Он достал пачку сигарет и предложил Вайолет.

– Я не курю, спасибо, – отказалась она.

– Ясно, вредно для голоса. – Он раскурил сигарету и выпустил безупречное колечко дыма. – Кстати, вы были просто великолепны.

Веки мужчины набухли, а по лицу блуждала ухмылка.

– Вы правда так думаете?

Он наклонился к ней и прошептал:

– Самая пленительная женщина.

Вайолет вздрогнула, когда его горячее дыхание обожгло ее ухо.

– Я… ммм… – Она не знала, что ответить.

Бармен подал напитки.

– Записать на твой счет, Стю?

Мужчина кивнул и поднял свой бокал.

– За вас, – провозгласил он. В дыхании незнакомца запах мятного ликера смешивался с ароматом его лосьона после бритья.

– За вас, – эхом отозвалась Вайолет. – И спасибо… ммм… Стю.

Они чокнулись бокалами и отпили по глотку. Стю соскользнул со своего стула и передвинул его вплотную к певице. Их колени соприкоснулись. Вайолет посмотрела на его грязные волосы и завитые усы, едва не достающие до воротника рубашки. Золотой зуб поблескивал на свету. Ему бы еще повязку на глаз. Вышел бы настоящий пират.

– Ты первый раз здесь выступала? – спросил он, раскачиваясь на стуле. Женщина едва сдерживалась, чтобы не протянуть руки и подстраховать его, если будет падать.

Она кивнула.

– Первый, но до этого я много лет выступала в одном клубе, захудалом, конечно. Не то что этот.

Вайолет выудила вишенку из коктейля и отправила себе в рот. Стю опрокинул в глотку содержимое своего стакана и вытер рот рукой.