Текст книги "Пепел и экстаз"
Автор книги: Кэтрин Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Кэтлин же была охвачена страхом за Рида и в то же время ощущала явственные уколы ревности. Она завидовала свободе Рида, тому, что ему предстоит пережить волнения морских битв с англичанами. На долю секунды в ней шевельнулась ненависть к нему за то, что он смеет рисковать своей жизнью и их совместным будущим, и за то, что он мужчина и имеет свободу выбора, которой нет у женщин.
Но все же все эти чувства заглушала любовь к мужу. Эта любовь словно раздвоила ее душу. Одна часть была исполнена гордостью за Рида, который, в чем Кэтлин была уверена, будет мужественно отражать все опасности, защищая свою страну и свою семью, и страстно стремилась к тому, чтобы оказаться рядом с ним. Другая была охвачена отчаянием из-за разлуки с ним, заранее томилась без него. И еще Кэтлин терзал страх, что мужа могут ранить или убить. Рид ответил так же тихо, но решительно:
– Я пойду на «Кэт-Энн».
Кэтлин неосознанно потянула за ожерелье на шее, будто оно мешало ей дышать.
– Когда ты отплываешь?
Разрываемый между гордостью и жалостью Рид ответил довольно резко:
– Думаю, на следующей неделе. Мне надо многое успеть – передать дела компании Теду, объяснив что к чему, оставить все в полном порядке здесь на плантации, чтобы ты и мама не испытывали особых затруднений.
– Понятно, – Кэтлин быстро заморгала, едва удерживаясь от слез. – Иными словами, твоя мать и я должны поддерживать огонь в домашнем очаге, дожидаясь твоего возвращения, – не сумела она удержаться от колкости и после минутного колебания, придавшего ее словам особую значимость, добавила: – Если ты вернешься.
Мэри Тейлор сильно побледнела, и ее судорожный вздох был явственно слышен в тишине, наступившей вслед за этими словам Кэтлин. Она беспомощно переводила глаза с Рида на Кэтлин и обратно, пока оба они сидели, скрестив взгляды в безмолвном поединке. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Рид заговорил:
– Я должен.
Кэтлин с трудом сглотнула комок в горле. Отбросив гордость, она взмолилась:
– Возьми меня с собой.
– Я не могу, – его глаза умоляли ее понять.
– Ты не хочешь, – сердито возразила она. Две крупные слезы покатились по щекам, но она упрямо вздернула подбородок.
– Пусть будет не хочу, – согласился Рид, слегка кивнув головой. Он подождал, но Кэтлин никак не откликнулась и выражение ее лица не смягчилось. Тогда он встал и оттолкнул стул. – Ты что же, хочешь, чтобы я оказался трусом, Кэт?
– Нет, но я хочу быть с тобой.
– А я хочу, чтобы ты осталась здесь, – с этими словами он вышел из комнаты.
В последующие дни Кэтлин поочередно проклинала войну, англичан, Рида и вообще весь мир. Стоило ей замолчать, как ее сменял Рид. Он был очень рассержен на Кэтлин за ее поведение и в раздражении наговорил ей много резких слов, о которых потом не раз про себя сожалел.
Мэри и Изабел приходилось то и дело вмешиваться, пытаясь пригладить распущенные перья и успокоить натянутые нервы. Кейт О'Рейли, которую тоже призвали на роль миротворца, готова была стукнуть Рида и Кэтлин головами друг о дружку.
– Два упрямых дурака, вот они кто, – жаловалась она Мэри. – Вместо того чтобы наслаждаться последними днями, которые они проводят вместе, они царапаются и шипят друг на друга.
Мэри тяжело вздохнула, положив на колени стиснутые руки.
– Это у них пройдет, – с надеждой предсказала она. – К счастью, большую часть времени Рид будет находиться в нескольких днях пути от Саванны. Он хочет сконцентрировать усилия на прорыве морской блокады на участке от Чарлстона до Флориды. Он сможет часто приезжать домой, а если англичане атакуют Саванну, сумеет вовремя предупредить Кэтлин, и она успеет уехать из Чимеры и укрыться с детьми в безопасном месте. Это в какой-то мере снимает тяжесть с моей души. Я так переживала из-за того, что вы с Кэтлин останетесь здесь одни. Я ведь понимаю, что если англичане начнут наступать, то до Чимеры и Эмералд-Хилла они доберутся раньше, чем до Саванны.
Кейт усмехнулась:
– Кэтлин сказала мне, что она отказалась уехать отсюда в Саванну, и я с ней согласилась. Я тоже уеду из Эмералд-Хилла только в том случае, когда не останется другого выхода.
Мэри в отчаянии посмотрела на старую женщину.
– Я знаю, в кого Кэтлин такая упрямая, Кейт. От вас она унаследовала не только внешность. Могу вам процитировать слова вашей внучки, заявившей: «Пусть меня повесят, если я позволю этим проклятым англичанам выгнать меня из моего второго дома».
– Да, – согласилась Кейт, – она все еще переживает потерю своих ирландских земель.
– И то, что остается здесь без Рида, – добавила Мэри. – Почему-то с этим ей труднее всего смириться.
Кейт могла бы объяснить Мэри почему, но промолчала. Из всех друзей и родственников в Саванне одна Кейт знала о похождениях Кэтлин, бывшей пиратки Эмералд. Никто, кроме подруги Кэтлин Элеоноры и братьев Лафитт, не знал о ее двойной жизни, а они все были в Новом Орлеане. Если Кэтлин и открыла свой секрет Изабел, то та никогда и никому об этом не рассказывала.
ГЛАВА 5
В тот день, когда Рид объявил о своем решении, Кэтлин была так расстроена и рассержена, что вечером закрыла дверь спальни. Впервые за три последних года она отказывала Риду в его супружеских правах.
Черт побери, Кэт, открой дверь! – Рид изо всех
сил стукнул кулаком по массивной двери.
В спальне в это время Кэтлин сидела в середине их огромной кровати, скрестив ноги. Она уставилась на дверь, ясно представляя Рида по другую ее сторону. Она положила ему простыни и подушку на кушетку в их личной гостиной. Поскольку Рид стоял сейчас футах в трех от кушетки, она не сомневалась, что он их заметил. Закрытая дверь и постельные принадлежности на кушетке говорили сами за себя. Кэтлин не считала нужным отвечать на стук Рида. «Упрямый осел», – с чувством, хотя и несправедливо, про себя обругала она мужа.
В конце концов Рид перестал колотить в дверь, хотя еще какое-то время из соседней комнаты доносилось его бормотание. Наконец все затихло, и Кэтлин надеялась, что он сдался и лег спать. Она даже несколько удивилась, поскольку никогда раньше закрытая дверь не могла остановить Рида. Она решила, что Рид не хочет, чтобы домашние слышали их перебранку.
На следующее утро Кэтлин дождалась, пока Рид уйдет из дома, и только тогда спустилась к завтраку. К обеду он не явился, и она поняла, что он тоже избегает ненужных столкновений. Весь день Кэтлин провела, разрываясь между двумя противоположными чувствами: то она хотела помириться с Ридом, то подогревала свой гнев. Конечно же, она понимала, что ведет себя неразумно, вымещая на нем свое разочарование, но ничего не могла с собой поделать. Рид не был виноват в том, что началась война, что Кэтлин женщина и потому должна сидеть дома и ждать возвращения мужа. Но несправедливость такого положения вещей выводила ее из себя. Она была молода и сильна и хотела сражаться. Никто лучше нее не умел владеть шпагой. Никто, кроме самого Рида, не мог сравниться с ней в искусстве судовождения. Если уж у было необходимо ввязаться в опасное предприятие, она хотела быть рядом с ним, смотреть в лицо опасности, стоя плечом к плечу, а не сидеть дома сходя с ума от беспокойства в ожидании вестей о не или о его смерти.
И кому как не ему было знать, что она должна чувствовать. Ведь в течение первого года их совместной жизни она не раз доказывала свое превосходство над ним и в управлении кораблем, и во владений шпагой. И не только над ним, но и над многими другими, в том числе и над пресловутым Жано Лафиттом. Ее приводило в ярость то, что она не может принять участие в войне с англичанами, хотя и обладает всеми необходимыми для этого качествами. Увы, общество не признавало за женщинам права участвовать в войнах. Возможно, женщины никогда не обретут той свободы, какой они заслуживали. И Кэтлин стремилась порвать путы, делавшие ее пленницей дома и детей.
Рид прекрасно понимал и настроение, и желание Кэтлин, но никак не мог позволить ей ехать вместе с ним. Вдруг ее ранят или убьют; он же никогда нет простит себе, что подверг ее такой опасности. В то же время, если что-то случится с ним самим, будет кому позаботиться о детях. Рид не собирался уступать в этом вопросе. Кэтлин нужно смириться. Он надеялся что она сумеет обуздать свой взрывчатый темперамент и прислушается к голосу разума. Ему была ненавистна мысль о предстоящей разлуке, и он не хотел чтобы их вынужденное расставание было вдобавок омрачено взаимными упреками и обидами.
На следующий вечер он взял дело в свои руки Кэтлин не стала засиживаться за ужином, а, извинившись, встала из-за стола с намерением удалиться в свою комнату. Она обнаружила, что Рид перешел в наступление, при попытке закрыть дверь спальни: все замки на дверях в их личных апартаментах были сняты,
От злости она почти лишилась дара речи, хотя сумела все-таки пробормотать про себя несколько сочных эпитетов в адрес мужа. Вне себя от ярости она подошла к комоду, вытащила первую попавшуюся под руки ночную сорочку, затем промаршировала к кровати и, стащив с нее простыни и подушку, отправилась к двери.
В своем гневе, да к тому же с ворохом постельных принадлежностей в руках она не видела ничего вокруг, так что Рида заметила только наткнувшись на него. Кэтлин яростно уставилась на мужа, стоявшего в дверях со скрещенными на груди руками и довольной ухмылкой на лице.
И куда это ты, интересно знать, направляешься? насмешливо спросил он.
По-моему, это должно быть ясно даже такому тупоголовому человеку, как ты, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Я собираюсь найти место, где могла бы лечь спать одна. – Она хотела было пройти мимо, но он преградил ей путь.
Иронично приподняв одну бровь, он медленно покачал головой.
– Ну нет, моя очаровательная маленькая злючка. Ты останешься здесь, и мы раз и навсегда во всем разберемся. – Жесткий тон и грозный взгляд голубых глаз противоречили игравшей на губах улыбке.
Любой, кто хорошо знал Рида, сразу же насторожился бы, но Кэтлин была слишком поглощена собственными эмоциями и не обратила внимания на эти признаки надвигающейся бури.
– Уйди с дороги, клоун проклятый! Мне не о чем с тобой разговаривать. – Она ударила по руке, преграждавшей ей путь.
Он отвел руку, но не для того, чтобы дать ей пройти. Железной хваткой он сжал ей запястье и, легко втащив назад в спальню, толкнул на кровать. Простыни выпали у нее из рук и накрыли ее с головой. Прежде чем Кэтлин успела выбраться из-под простыней, Рид навис над ней.
– Не хочешь разговаривать, что ж, тем лучше. Можешь для разнообразия посидеть и послушать, что я скажу, – произнес он тихо, но твердо.
Кэтлин открыла было рот, собираясь огрызнуться, но тут же его закрыла, увидев потемневший взгляд мужа.
Рид коротко, безрадостно усмехнулся:
– Вот так-то лучше, Кэтлин.
Одно то, что Рид назвал ее полным именем, показывало, насколько он рассержен. Его взгляд словно пригвождал ее к месту.
И заговорил он решительным тоном, четко выговаривая каждое слово:
– Последние два дня ты сама в себе разжигала злость по поводу ситуации, изменить которую бессильны и ты и я. Факты таковы: через два дня я ухожу в море на «Кэт-Энн». Я буду, не щадя себя, сражаться с англичанами. А ты, моя премудрая жена, останешься здесь и будешь выполнять свои обязанности по отношению ко мне, к детям и Чимере. Больше мы к этому вопросу возвращаться не будем.
Кэтлин смотрела на него, внутренне кипя от гнева, а он спокойно продолжал:
– В эти два дня, оставшиеся до моего отъезда, ты прекратив свой бунт, будешь вести себя как положено хозяйке этого дома. Ты будешь выполнять свои супружеские обязанности покорно и с радостью, а иначе я изобью тебя до синяков.
При этих словах Кэтлин вскочила с кровати, будто подброшенная пружиной, но Рид тут же толкну ее обратно.
– Посмей только, – прошипела она, сузив глаза. Я
– Хочешь проверить? – Рид был неумолим, его глаза сверкали холодным блеском, как два голубых алмаза.
Вздернув подбородок чуть ли не к потолку, Кэтлин смерила его таким же холодным взглядом. Она сидела на кровати, сжавшись, золотисто-рыжие волосы pрассыпались по плечам, зеленые глаза, казалось, метали молнии. Сейчас она напоминала разъяренную оранжевую кошку. От злости она бессознательно вцепилась в простыни пальцами.
Рид отошел от кровати, закрыл глаза, затем открыл их, оценивающе посмотрел на Кэтлин и начал снимать рубашку.
– Постели постель и раздевайся, – скомандовал он.
Спрыгнув с кровати так стремительно, будто та вдруг загорелась под ней, Кэтлин набросилась на мужа.
– Твои дикарские выходки не впечатляют меня, Рид. Я не лягу с мужчиной в постель, если не хочу этого.
– Мне казалось, мы давным-давно разобрались
с этим вопросом, Кэтлин, – коротко ответил Рид.
– Я не припоминаю случая, чтобы ты одерживала веря постели. – Он насмешливо улыбнулся. – Стоит мне прикоснуться к тебе, ты таешь как воск. Твоя собственная чувственная натура берет над тобой верх даже раньше, чем я.
Это справедливое замечание задело Кэтлин за живое. На секунду на ее лице появилось обиженное выражение, но она тут же справилась с собой и упрямо прикусила нижнюю губу. Про себя она задавалась вопросом, как далеко может зайти в своей непокорности насколько в действительности рассержен Рид. Она вдруг утратила уверенность в себе; ей захотелось вычеркнуть последние два дня и вернуться к обычным для них с Ридом любви и взаимопониманию.
Рид кончил раздеваться и подошел к кровати. Хорошо зная Кэтлин, он заметил выражение боли и обиды на ее лице и мысленно выругал себя за то, что стал причиной этого. Однако усилием воли он заставил себя не смягчаться.
– Не хмурься, Кэт, – проговорил он, изогнув губы в дьявольской улыбке. – Обещаю, что ты будешь наслаждаться каждым моментом нашей близости. Знаешь, я нисколько не удивлюсь, если под конец ты будешь умолять меня дать тебе желанную разрядку, – вытянув руку, он сжал ей грудь.
Кэтлин ударила его по руке.
– Твое самомнение переходит все границы! – горячо воскликнула она.
Она ни за что не призналась бы, что Рид, скорее всего, прав, хотя давно пришла к выводу, что он оказывает на нее какое-то колдовское воздействие.
Его пальцы нашли пуговицы на ее корсаже и расстегнули первые три, прежде чем она как-то отреагировала. Она отпрянула, и ткань порвалась.
– Черт побери, Рид! Прекрати это! Я не хочу, чтобы у нас с тобой было так. – Голос у нее сорвался, и глаза наполнились слезами.
– А как ты хочешь, чтобы было? – прямо спросил он
– Прошлой ночью ты не пустила меня в спальню. На два дня ты изгнала меня из своей жизни, своих мыслей. Как же ты хочешь, чтобы я реагировал?
Она в отчаянии уставилась на него. Потом набралась мужества и, облизнув губы, прошептала:
– Я люблю тебя, Рид. Я хочу быть рядом с тобой, хочу знать, что ты в безопасности.
Обхватив ее за плечи, он посмотрел в ее серьезное лицо.
– Я тоже люблю тебя, Кэт, – хрипловато проговорил он, – и тоже хочу знать, что ты в безопасности! Вот почему я не могу позволить тебе рисковать своей; жизнью в сражениях.
Лицо Кэтлин снова приняло упрямое выражение, и она стряхнула его руки.
– А как, по-твоему, назвать то, чем я занималась, когда была Эмералдой? Воскресным пикником? Дружеским чаепитием? Раз за разом я скрещивала с тобой шпаги. Что еще я должна сделать, чтобы доказать, что могу постоять за себя? Ты видел меня в поединках, видел, как я побеждала. Мы сражались с тобой и рядом, и друг против друга.
– Верно, – резко перебил он, – но я никогда не видел, чтобы пролилась твоя кровь, и не хочу этого видеть. Ты бессильна против пули или пушечного ядра, Кэт. Я и сам не уверен, что вернусь домой целым и невредимым, если вообще вернусь, но, по крайней мере, я хочу быть уверенным, что если случится самое худшее, у моих детей останется мать.
В комнате воцарилось напряженное молчание. Рид ждал, как прореагирует на его слова Кэтлин. Ни один из них не двигался, но вот Кэтлин бросилась ему на шею и спрятала лицо у него на груди.
– Прости меня, Рид, – задыхаясь, проговорила она, и ему на грудь закапали слезы. – Я так люблю тебя и ненавижу то, что тебе приходится уезжать.
Обхватив ее лицо ладонями, он поцелуями осушил слезы.
– Дай же мне уехать счастливым, киска. Позволь увезти с собой память о тебе в моих объятиях. Пусть я буду вспоминать твое чудесное лицо в часы нашей близости. Пусть твоя улыбка и твоя любовь будут согревать меня и звать поскорее вернуться домой.
От этих нежных слов растаяли остатки ее гнева. Она прижалась к нему всем телом. Они подходили друг другу как две половинки одного целого; изящные изгибы женского тела прекрасно дополняли мускулистые контуры мужского. Его губы властно завладели ее ртом, а руки тем временем быстро снимали с нее одежду. И вот она, уже обнаженная, стояла в кольце его рук. Платье шелковым комом лежало у ее ног покорные кудри накрыли плечи как огненная накидка Такая гордая, страстная и вся его.
Она прильнула к нему; ее груди коснулись темных, схожих на мех волос на его груди, и розовые соски отвердели и набухли. Она потерлась о него как довольная кошка: бедро о бедро, грудь о грудь. Она была его падшим ангелом, страстным и бесстыдным, какой сделала ее природа и его любовь; экзотическим цветком, словно говорящим, чтобы его сорвали.
Рид поднял ее на руки и положил на кровать, так и оставшуюся незастеленной. Но ни он, ни она не замечали скомканных простыней. Он лег рядом с ней, положив на нее ногу, словно желая подчеркнуть, что она принадлежит ему. Ее длинные черные ресницы опустились и густой бахромой легли на пылающие щеки, когда он, наклонившись, стал целовать ее лоб и виски. Потом его теплые губы легонько коснулись ее губ, их дыхание смешалось. Ее губы дрогнули под его губами, будто приглашая к более страстному поцелую. Но он какое-то время дразнил ее, водя языком по ее губам и легонько их покусывая, прежде чем горячий язык вошел во влажные глубины ее рта.
С удовлетворенным вздохом Кэтлин подставила губы его все более страстным поцелуям. Она запустила пальцы в его густые черные волосы и, надавив на затылок, прижала его рот к своему.
Руки Рида гладили ее тело – плечи, тонкую талию, изящный изгиб стройных бедер. Ее никогда не переставало удивлять, как руки, огрубевшие от физического труда, могут ласкать ее с такой нежностью, доставляя несказанное удовольствие. Длинные сильные пальцы находили все чувствительные точки на ее теле, заставляя каждый ее нерв вибрировать от наслаждения. Мозолистые ладони и успокаивали, и возбуждали ее. Подобно великому художнику Рид своими руками создавал полотно с бесподобной гаммой цветов и ощущений.
Затем его губы оторвались от ее теплых, припухших от его жарких поцелуев губ и скользнули по щеке к шее; его теплое дыхание щекотало ей ухо, губы медленно, словно пробуя ее нежную кожу на вкус, переместились к плечу и пульсирующей жилке у основания шеи.
Кэтлин нежно гладила его плечи, слегка царапая их длинными ногтями. Опустив голову, Рид захватил ее сосок теплыми влажными губами, и их закружила в причудливом огненном хороводе наслаждения. Erg черные как смоль волосы создавали удивительные контраст с ее белой кожей, прорезанной кое-где голубыми жилками. Он долго сосал, прихватывая губами сначала один ее сосок, потом другой.
На секунду тело ее напряглось и снова расслабилось, когда его пальцы нашли и стали любовно ласкать крошечную точку – средоточие чувственности – между ее бедер. Казалось, по жилам у нее разлился жидкий огонь, и она изогнулась всем телом в молчаливой мольбе об окончательном свершении. Бедром она ощущала его горячий и твердый член – доказательство его страсти.
Его рот скользнул по ее животу, а потом он жадно, как измученный жаждой путник к колодцу, приник к ее рту. Не желая продлевать сладкую муку, Кэтлин обхватила дрожащей рукой его член и ввела его туда, где все давно ждало этого гостя.
Их тела сплелись и задвигались в ритуальном танце любви. Она отвечала на каждое его движение, чувствуя, что он проникает ей в самую душу, ставя на ней отметку, как на своей собственности. Их движения становились все более бурными, слова любви перемежались вздохами и стонами наслаждения.
И вот наступил момент, когда им показалось, будто земля разверзлась под ними, и их затянуло в горячую, но не сжигающую сердцевину вулкана. Волны наслаждения накатывали на них, накрывая с головой. Потом они лежали обессиленные и довольные в объятиях друг друга.
– Кажется, у меня нет сил сделать даже одни движение, – шепнул Рид ей в ухо, когда обрел способность говорить.
Кэтлин вздохнула:
– У меня тоже. Но ведь постель не постелена, простыни валяются на полу.
– Потом постелем, – лениво предложил он.
– М-м-м, – протянула она, уже наполовину погрузившись в сон.
– Я люблю тебя, – тихо сказал он, положив голову ей на плечо.
80
Припухшие от любовных ласк губы изогнулись в улыбке.
– Я тоже люблю тебя, – и она крепче прижала его к себе, не желая расставаться с ним даже во сне.
Кэтлин не поехала в Саванну провожать Рида. Их прощание прошло в уединении их спальни, где они в последний раз занялись любовью. В ушах у нее звучало его обещание скоро вернуться, а на губах горел прощальный поцелуй, когда она одна поднялась по лестнице на третий этаж и стала у окна, вглядываясь в даль в надежде увидеть «Кэт-Энн», когда тот будет проплывать мимо Чимеры вниз по реке Саванне к океану. Но вот фрегат скрылся из виду на изгибе реки, и она поняла, что в последующие несколько месяцев ей предстоит близко познакомиться с одиночеством.
Дни Кэтлин были заполнены до краев; она постоянно была чем-то занята, поскольку только устав до смерти, могла заснуть в своей, ставшей теперь одинокой, спальне. По вечерам она без сил падала на их огромную кровать и мгновенно проваливалась в сон. Это был единственный способ, позволявший бороться со слезами. Но и при этом она часто просыпалась среди ночи, прислушивалась, словно надеялась услышать рядом дыхание Рида, протягивала руки, которые обнимали только пустоту.
Осень в Чимере была напряженным временем – убирали урожай, закладывали в кладовые подготовленные для длительного хранения фрукты и овощи. Коптильня заполнялась окороками, вырезками, ростбифами, отбивными, бараньими боками, тушками индеек и цыплят, тоже прошедшими специальную обработку. Фрукты сушили на огромных решетках или складывали в специально отведенное для них место в погребах, вместе с картофелем и луком.
В дни, когда дел было немного, Кэтлин ездила в Эмералд-Хилл, где Кейт продолжала обучать ее искусству выращивания лошадей. Кэтлин была способной ученицей; от природы наделенная любовью к лошадям, она с удовольствием и интересом слушала наставления бабушки. Кроме того, они с бабушкой помогали вновь прибывшим ирландским иммигрантам освоиться на новом месте, обучали работе на плантации.
Частенько Кэтлин можно было увидеть работающей рядом с ними в поле – длинные стройные ноги обтянутые бриджами, медно-рыжие волосы завязаны в узел или убраны под широкополую соломенную шляпу. Кэтлин и раньше не боялась тяжелого физического труда, а теперь работала до полного изнеможения.
Вечера она нередко проводила за письменным столом Рида, прилежно приводя в порядок все счета и бумаги – занятие, которому не было конца. Часто она опаздывала к ужну, а иногда и вовсе не ужинала, хотя всегда старалась пообедать вместе с Изабел и уделить какое-то время Катлину и Андреа, перед тем как их укладывали спать, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие отца. Она часто брала детей с собой к Кейт или возила в Саванну в гости к кузену Тедди. Находила она время и для совместных вылазок в лес за ягодами, и для прогулок вдоль ручьев и по полям Чимеры, и для посещения конюшен, где дети могли посмотреть на лошадей и поиграть со щенками и котятами.
Кэтлин старалась уделять побольше времени и Изабел, помогая этой нежной девушке привыкнуть к ее новому дому в Чимере. Спустя две недели после отъезда Рида Мэри уехала в Саванну к Сьюзен, и теперь две подруги могли вести долгие разговоры наедине, чем они и не преминули воспользоваться.
Физически Изабел полностью оправилась от того, что пришлось пережить. Она набрала свой прежний вес и стала вновь похожа на ту юную девушку, которую когда-то знала Кэтлин. Но Кэтлин понимала, что глубокие душевные раны подруги еще не зажили. Лицо ее часто принимало печальное выражение, на лбу появлялись морщины. Она редко улыбалась, а когда это случалось, улыбка всегда получалась грустной. Кэтлин неоднократно заставала Изабел погруженной в мрачные и тяжелые, судя по всему, мысли, с отсутствующим выражением лица и глазами, полными боли. Подчас тонкие черты ее лица искажала гримаса страха, а хрупкое тело начинало непроизвольно дрожать.
Изабел избегала говорить о своем муже, и Кэтлин не заводила разговоров на эту тему. Зато они часто говорили о годах учебы в пансионе для молодых барышень миссис Босли. Они смеялись, вспоминая о своих розыгрышах, жертвами которых становились школьные подруги и сама миссис Босли. Обе получали удовольствие, вновь переживая то счастливое время.
– Помнишь, как Фрэн Каррингтон решила, что она беременна, потому что кавалер поцеловал ее во время рождественских каникул? – со смехом спросила Кэтлин во время одного из таких разговоров. – Как же она переживала!
Изабел улыбнулась:
– Да, а потом, когда она слегла с простудой, она чуть не умерла от страху, узнав, что старая миссис Босли собирается вызвать к ней доктора Фробишера.
Кэтлин покачала головой с выражением комического отчаяния на лице.
– Господи, какими наивными и молодым мы тогда были!
– Глупыми и благостно невинными, – согласилась Изабел со вздохом сожаления.
Кэтлин озорно улыбнулась, и ее глаза заискрились, как хрусталь в лучах света.
– А помнишь, как мы стащили панталоны Босли и вывесили их в окне башни? – задыхаясь от смеха, проговорила она.
Изабел тоже расхохоталась:
– А я и забыла об этом. Никогда не видела, чтобы кто-то краснел так, как тогда бедняжка Босли. У нее лицо приобретало все оттенки красного цвета поочередно. Я думала, у нее будет разрыв сердца.
– Ну, когда она узнала, кто сыграл эту шутку, я все же пожалела, что этого не случилось! – воскликнула Кэтлин. – Клянусь, у меня на коленях до сих пор остались отметины после того, как она в наказание заставила нас три недели подряд каждый день отскребать полы.
Изабел нахмурилась, но потом снова заулыбалась:
– Да, но ты отомстила Синтии Оберли за то, что она наябедничала про нас, помнишь?
Кэтлин громко засмеялась:
– О Господи, да! Жаль, что я не видела ее лица, когда она, проснувшись, обнаружила, что ее длинные белокурые волосы выстрижены на макушке, – от смеха слезы потекли у нее по щекам.
Изабел раскачивалась взад и вперед, тоже заходясь от смеха.
– Да нам и не нужно было ее видеть. Ее визг раздавался по всей школе. Я была только рада, что Босли не смогла обвинить в этом нас.
Кэтлин кивнула.
– Все знали, что это мы сделали. Босли просто не смогла этого доказать.
– Так же, как она не смогла доказать, что мы подмешали синей краски в ее крем для лица, – захихикала Изабел.
Кэтлин схватилась за бока от смеха.
– Целую неделю она ходила с голубыми морщинами, – еле выговорила она. – Это было даже лучше, чем когда мы пробрались в прачечную и подсыпали в крахмал порошок, вызывающий зуд.
Теперь и Изабел буквально плакала от смеха.
– Я чуть не умерла со смеху, глядя, как все чешутся, стараясь делать это как можно незаметнее.
– Как и подобает леди, – добавила Кэтлин, подражая манерному выговору миссис Босли.
– Ты была неисправима! – сказала Изабел.
– Я! – взвизгнула Кэтлин. – А кто придумал намазать дверные ручки маслом, а в день экзамена склеить страницы в книге миссис Босли и вылить чернила из чернильницы и налить туда лимонный сок?
– Ты вдохновила меня, – защищалась Изабел, – засунув лимбургский сыну в кровать Одри Халлори.
– И поэтому ты заменила гигиеническую пудру Дотти Сандерс птичьим пометом? – укорила ее Кэтлин.
Насмеявшись до икоты, они наконец угомонились.
– И как это только мы пережили эти годы? – удивленно улыбнулась Изабел.
– Нет, странно не это, а то, как их пережили другие, – поправила ее Кэтлин. – Все наши проказы не давали мне сойти с ума в этой школе.
– Может, нам написать миссис Босли, признаться во всем и извиниться? – предложила Изабел.
– Типун тебе на язык, – возмутилась Кэтлин и с преувеличенным ужасом добавила: – Она пошлет английских шпионов, они нас похитят и привезут к ней, чтобы она, хотя и с опозданием, могла примерно нас наказать. У меня внуки успеют вырасти, прежде чем она нас отпустит. Мы сгорбимся и начисто лишимся коленных чашечек, годами отскребая ее полы.
В темных глазах Изабел промелькнул насмешливый огонек.
– Значит, это плохая идея? Кэтлин энергично закивала.
– Очень плохая идея, Изабел. Такая плохая, что хуже и быть не может.
Так понемногу Изабел поправлялась и душевно. Чаще стал слышен ее звонкий смех, чаще видна очаровательная улыбка. В ответ на искреннюю, бескорыстную любовь Кэтлин она постепенно вылезала из своей раковины. Кэтлин с радостью наблюдала за этим процессом, но про себя задавалась вопросом, сможет ли Изабел когда-нибудь полностью преодолеть последствия того ужаса, который ей довелось пережить. Больно было смотреть, как она замыкается в присутствии других людей, испуганно озирается по сторонам, словно ожидая, что ее вот-вот схватят и отправят назад в Испанию.
У нее была привычка вздрагивать, если до нее неожиданно дотрагивались, особенно в присутствии мужчин. Она ненавидела встречи с незнакомыми людьми, ненавидела разъезжать по Саванне в открытой карете. В такие моменты Кэтлин чуть ли не физически ощущала охватывавший девушку страх и с отчаянием думала, что никогда ее подруга не будет чувствовать себя полностью в безопасности. Пытаться убедить в чем-то Изабел было бесполезным занятием. Только любовь и время, понимала Кэтлин, смогут совершить это чудо, если такое вообще окажется возможным. Ей оставалось лишь молиться, чтобы настал день, когда Изабел полностью освободится от кошмарных воспоминаний и гнетущего страха.
А тем временем она довольствовалась мелкими победами: улыбкой, смехом, явной привязанностью Изабел к Катлину и Андреа, ее желанием помогать Кэтлин всем, чем можно. Изабел сразу же полюбила Кейт, и Кэтлин была уверена, что и бабушка по-своему, ненавязчиво, помогает Изабел обрести душевное здоровье. Если дружбу, предложенную Мэри, Тедом и Сьюзен Бейкерами, дядей Вильямом и тетей Барбарой, Изабел приняла с некоторой настороженностью, то Кейт сразу же завоевала ее полное доверие: Изабел увидела в старой женщине те же честность и благородство души, что и в Кэтлин.
