Текст книги "Джон Голсуорси"

Автор книги: Кэтрин Дюпре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Мелкие происшествия... Но как много они говорят о Голсуорси, его невозмутимом спокойствии при любых обстоятельствах и в то же время о его чрезмерной щепетильности. Они также объясняют, почему люди, столь отличающиеся от него по характеру и темпераменту, такие, как Конрад, Форд или Гарнет, любили его и восхищались этими, казалось бы, несовместимыми в одном человеке чертами.

Отношения Гарнета с близкими ему писателями редко складывались счастливо. «Друг мой – враг мой», – пишет Форд Стенли Анвину, выражая мнение многих своих коллег. Отношения Голсуорси с Гарнетом не были исключением, наиболее ярким подтверждением тому служит письмо Голсуорси Гарнету по поводу романа «Патриций», написанное в сентябре 1910 года, десять лет спустя после их первой встречи, из которого видно, что Гарнет так полностью и не преодолел первоначального неблагоприятного мнения о манере письма Голсуорси (сложившегося, когда Гарнет делал для Фишера Анвина внутреннюю рецензию на роман «Джослин»).

«Я всегда чувствовал, что Вы ко мне немножко несправедливы, – с того самого дня, когда прочел кусок из Вашего отзыва на «Джослин» (который вообще не следовало мне посылать), о том, что из меня никогда не выйдет художника, что я всегда буду смотреть на жизнь как бы из окна фешенебельного клуба. И от книги к книге мне всегда казалось, что в глубине души Вы досадуете на то, что вынуждены все больше отходить от такой точки зрения, что Вы со своей крепкой, а в те годы еще более нерушимой верой в свою способность правильного суждения (которая у Вас очень сильна) раз и навсегда раскусили меня и не могли ошибиться. Я всегда чувствовал, что я глубже, более изменчив и, может быть, более широк, чем Вам кажется. Будучи от природы немногословен, я никогда этого не говорил, – но Вы, надеюсь, не рассердитесь, что теперь, впервые за десять лет, если не больше, я высказал то, что думаю. Да, я всегда чувствовал, что борюсь с известным предубеждением, которое укрепляется при каждом нашем свидании моей медлительностью в словах и манере. Вы говорите: «Эта книга – не Вы», – но этим как бы даете понять, что в Ваших глазах я – что-то установившееся, определенное, узкое. Вот это я всегда в Вас чувствую. «Джек такой, etvoilatout!» Вероятно, это привычка критического ума, которому приходится составлять суждения об определенных вещах и отрицать возможность изменения или роста до тех пор, пока изменение или рост не станут слишком явны».

Это письмо во многом проливает свет на характеры обоих литераторов, и надо отдать им должное: столь разные люди все же сумели плодотворно и гармонично работать вместе.

Тем не менее Голсуорси так никогда не смог до конца забыть злосчастную рецензию Гарнета на «Джослин». В последнем написанном им материале – черновике речи, подготовленной для получения Нобелевской премии, содержится обстоятельная попытка оправдать себя. «В письме, в котором он (Анвин. – К. Д.) отказывается в дальнейшем иметь со мной дело, содержится цитата из рецензии на мой роман: «Автор этой книги по своей сути человек из фешенебельного клуба». Меня это больно поразило...» И далее он описывает, сколь мало в его жизни значил клуб: «место, куда я приходил, где вешал шляпу и нырял в какое-нибудь кресло с книгой в руках и с верой в душе в справедливость критики».

Во всяком случае, для Голсуорси отношения с Гарнетом были очень напряженными. В феврале 1902 года он послал ему первый вариант «Острова фарисеев» (первоначально роман назывался «Язычник»). «Я не уверен, что поступаю правильно, посылая Вам эту рукопись в таком виде, но не могу не сделать этого, а потому хотел бы верить, что Вы не разгромите ее полностью до тех пор, пока я не закончу работу над ней». На редкость деликатные отношения между писателем и критиком делали свое дело: Голсуорси чувствовал необходимость в критической оценке Гарнета и в то же время тяготился ею. Он отправляет посылку с только что оконченной рукописью, на которой еще не высохли чернила, герои которой еще слишком дороги авторскому сердцу, чтобы легко можно было вынести неблагоприятные отзывы; но именно потому, что все так свежо, так живо для него, он должен показать это кому-нибудь, особенно такому опытному, такому признанному критику, как Эдвард Гарнет.

Их взаимоотношения были очень щепетильными, но взаимопонимание здесь возникло быстро. «В настоящий момент, независимо от всех критических замечаний, позвольте мне сказать, что «Язычник» делает Вас достойным симпатии в человеческом плане и что рукопись имеет огромное значение и для писателя, и для читателя, так как призвана сократить дистанцию между ними, устранить отчужденность и взаимное непонимание».

Закономерно возникает вопрос, насколько плодотворным было для Голсуорси влияние Гарнета в более поздний период его творчества. Были времена, особенно в период завершения работы над «Собственником», когда Голсуорси считал критику Гарнета пагубной и мешающей ему работать. Но в первые годы их знакомства поддержка и помощь Гарнета, несомненно, много значили для Голсуорси; рядом с ним был очень влиятельный человек, который не только давал ему советы и наставления по части книжного рынка, не только влиял на издателей, занимавшихся романами Голсуорси, но и рекомендовал журналам и другим периодическим изданиям его рассказы и стихи. В апреле 1901 года он предложил «Спикеру» и «Манчестер Гардиан» опубликовать два стихотворения Голсуорси – «Мужество» и «Приключения странствующего рыцаря», и 14 июня он писал Голсуорси: «Редактор «Спикера» написал мне, что опубликует Ваши стихотворения, но позднее – сейчас он полон «под завязку»». В письме от 20 мая 1903 года он дает советы, где лучше издать «Фарисеев» – так тогда назывался роман «Остров фарисеев»: «В нем очень сильна критическая сторона, и он великолепно написан. Я вчера повторил это Дакворту. Я также сказал ему, что посоветовал Вам обратиться к Хайнеману и Метьюену, а к нему в случае необходимости вернуться позднее – по Вашей системе половины прибыли».

Каковы бы ни были недостатки Гарнета – критика и наставника, Голсуорси и его окружение считали дружбу с ним неизбежным приложением к серьезной литературной карьере. «Те из нас, кто хочет хорошо работать, рано или поздно придут к нему. Так почему бы не сделать это раньше?» – писал Голсуорси Моттрэму в 1904 году.

Глава 11
ГОЛСУОРСИ И ФОРД МЕДОКС ФОРД

Из этой ранней переписки Голсуорси с Эдвардом Гарнетом ясно, что Голсуорси к тому времени уже стал крупной личностью и имел собственное мнение о своем творчестве; он знал, куда шел и что хотел делать. Профессиональная помощь Гарнета была ему нужна для достижения своих целей, но он не желал, чтобы Гарнет разъяснял ему, что это за цели. Опубликованные им произведения свидетельствовали о том, что появился новый писатель, может быть, даже великий писатель. Он обнаружил в себе талант сатирика: сатира была именно тем оружием, которым он прекрасно владел; его произведения были зеркалом, в котором общество увидело свое истинное лицо, свой эгоизм, пустоту существования, ложные ценности и лицемерие.

Тогда же он пытался найти какой-нибудь компромисс, чтобы решить свои личные проблемы; он уже не был отчаявшимся, сосредоточенным на самом себе Жилем Легаром из романа «Джослин», но в обществе продолжал оставаться изгоем. Ведь из-за связи с Адой большинство представителей его класса не могли принимать Джона у себя или относиться к нему с должным уважением: Моттрэм вспоминает, как однажды, когда Голсуорси взял его с собой в свой клуб «Юниор Карлтон»[43]43
  "Юниор Карлтон", или "Карлтон" – ведущий лондонский клуб консерваторов. Основан в 1832 г. герцогом Веллингтоном в противовес клубу вигов "Реформ".


[Закрыть], один из молодых членов клуба сделал вид, что не заметил Джона. Позже писатель почувствовал, что ему не следует появляться в клубах или в обществе. Изгнанный из общества, он мог теперь легко контактировать с отверженными – бедняками, представителями низших сословий, заключенными, словом, «отбросами общества». О них он собирался писать, они были предметом заботы Ричарда Шелтона, героя «Острова фарисеев», и убедительным обоснованием для атаки Голсуорси на «форсайтизм» – художественное воплощение основных черт привилегированных, самодовольных «сливок» общества.

Но по иронии судьбы именно Ада – причина его остракизма, основной повод крестового похода Голсуорси против общества – в конце концов вернула его в это общество, превратила его из «сердитого молодого человека», каким он был в 1905 году, в значительную общественную фигуру 1920-х годов. Характерно замечание Моттрэма о том, что, когда Голсуорси стал «одной из наиболее известных личностей своего времени, Ада стала аккуратно заменять его имя на «Дж. Г.», оставив «Джека» и иногда «Джона» для личного пользования».

Однако, подвергаемый остракизму определенными слоями общества, именно в это время Голсуорси тесно сошелся со многими писателями, причем некоторые из них сделались его близкими друзьями, что, возможно, также стало одной из причин его гонений. Позднее эти привязанности перешли в обычные знакомства, и у него осталось мало близких друзей вне семейного круга, хотя они с Адой общались с огромным количеством людей. Ада перечисляла их в своем дневнике, а Джон жаловался, что у него болит рука от постоянных рукопожатий.

Дружба Голсуорси с Эдвардом и Констанцией Гарнет поддерживалась и углублялась, он был частым гостем в их доме, а также любил гостить у Конрадов, постоянно менявших место жительства: «С 1895 по 1905 год я часто гостил у них – сперва в Стэнфорде в Эссексе, затем в Стэнфорде в Кенте. Хозяин был неизменно внимателен и добр ко мне, когда мои щенячьи глаза стали открываться и я, находясь еще только на подступах к литературе, начинал борьбу за овладение мастерством». Бывал Голсуорси и в Пенте близ Олдингтона в графстве Кент. «То было уютное жилище, где все время приходилось помнить о низких потолочных балках, где за окнами резвились утки и кошки, а дальше, на лугу, – ягнята».

Джозеф Конрад к тому времени ушел с морской службы и теперь с огромными трудностями пытался прожить с женой на литературные заработки. Джесси была милым домашним существом, но по уровню интеллекта совершенно не подходила своему мужу, и для вдохновения и поддержки в работе ему необходимо было постоянное общение с друзьями. «Я была благодарна, когда кто-нибудь из самых близких его друзей – Джон Голсуорси, Эдвард Гарнет или Е. Л. Сондерсон – могли приехать к нам на весь уикенд. Симпатия и поддержка, исходившие от них во время этих посещений, благотворно влияли на «умственный механизм» Конрада и вселяли в него бодрость», – писала Джесси после смерти мужа. Тем более что Конрад был таким писателем, который нуждался в поддержке, легко приходил в отчаяние, падал духом и терял уверенность в себе: «Все, любой успех кажется таким безнадежно далеким, как будто он находится за пределами времени, отпущенного человеку, как будто это одно крошечное мгновение, ради которого мы должны безумно суетиться, – писал он Голсуорси. – Вы не представляете себе, как поддерживает меня Ваш интерес ко мне. Я невыразимо устал думать и писать, видеть, чувствовать, жить».

Эту дружбу оба писателя пронесли через всю свою жизнь, но больше всего они встречались в то десятилетие перед женитьбой Голсуорси и писали друг другу почти каждую неделю, хотя, к несчастью, все письма Голсуорси утеряны. Удивительно, что Голсуорси ничего не говорил Конраду о своих литературных планах до тех пор, пока они не стали осуществляться и книга «Под четырьмя ветрами» не оказалась в издательстве. «Этот хитрец никогда не говорил мне, что он пишет, – писал Конрад Анвину в марте 1897 года. – Он первоклассный парень, умница, повидал мир». По-видимому, первая литературная проба его друга не произвела на Конрада особого впечатления, так как, прочитав «Человека из Девона», он писал Голсуорси: «То, что человек, написавший когда-то «Под четырьмя ветрами», стал автором такого сборника, как «Человек из Девона», вызывает у меня чувство огромного удовлетворения. Это подтверждает мою проницательность, мою точку зрения, мои суждения и мою привязанность к Вам, в кого я верил и продолжаю верить».

Ада также была вовлечена в эту дружбу, она проявила большую заинтересованность в работе Конрада, а позднее обращалась к нему за помощью при переводе рассказов Мопассана из сборника под названием «Иветта». «В последнее время я часто общаюсь с Джозефом Конрадом, он помогает мне в переводах с французского... это, кажется, для него отдых, ведь он целый день не притронулся к собственной работе». «Конечно, Ада – ангел», – говорил Конрад Голсуорси.

Дружба домами носила очень непринужденный характер: «Борис (маленький сын Конрада. – К. Д.) интересуется, не приходитесь ли Вы родственником Джеку, покорителю великанов? А в остальном у него все прекрасно». В 1906 году Конрад жил в доме Голсуорси в Лондоне: «Не могу сказать, чтобы я много работал в деревянном домике (беседка в саду), но я честно курю там по три с половиной часа каждое утро, положив перед собой лист бумаги и держа в руке американскую вечную ручку. Чего еще можно требовать от добросовестного писателя – право, не знаю». Но более всего Конрад ценил в Голсуорси его уравновешенный характер, цельность натуры и благородство, столь отличные от его собственной импульсивности. Он то был в приподнятом настроении, то вдруг впадал в отчаяние, и на это имелись свои причины: у него было плохо со здоровьем, работа продвигалась с большим трудом и он постоянно испытывал финансовые затруднения. Письма его полны горести: «Я не очень счастлив – мне стало трудно писать. Либо я совсем износился, либо стал идиотом». «Как мне помогает то, что такой человек, как Вы, всегда со мной!»

Должно быть, Голсуорси всегда осознавал разницу в характерах и происхождении между собой и теми писателями, с которыми он теперь сблизился. Он был воспитан как истинный английский джентльмен; его научили быть сдержанным и умеренным в поведении и, главное, ни в коем случае не давать волю чувствам. Он имел также то, чего не имело большинство его новых друзей, – материальную обеспеченность: у него были средства, чтобы вести соответствующий образ жизни, содержать уютный дом, а при желании путешествовать. Более того, он был относительно независим от издателей и даже, как в случае с книгой «Под четырьмя ветрами», мог финансировать публикацию своих книг. Можно возразить, что такая устроенность в те времена имела и негативные стороны, что без трудностей и финансовых забот, которые часто портили настроение Конраду или Форду, жизнь казалась слишком легкой и спокойной. Что талант художника расцветает в нужде, а если ему не с чем бороться, он блекнет. Но в те годы у Голсуорси были свои заботы – его тайная жизнь с Адой, и это дало материал для лучших его произведений.

Через Конрада Голсуорси познакомился с чрезвычайно эксцентричным Фордом Медоксом Фордом, который жил иногда в Пенте близ Олдингтона. (В сентябре 1898 года этот дом снял Конрад, а Форд с женой переехали в деревенский коттедж.) «Хьюффер (Форд) влюбился в книгу «Под четырьмя ветрами», – писал Конрад Голсуорси; после этой книги Форд следил за творчеством Голсуорси с большим интересом. Он писал о рассказе «Спасение Форсайта»: «Это самая прекрасная вещь из написанных Вами». В своих мемуарах Форд описывает, как, будучи в гостях у Конрада в Пенте, он познакомился с Голсуорси: «Я приготовился к чему-то необыкновенному, заметив, с каким сияющим лицом Конрад сообщил: «Джек спрашивает, можно ли ему прийти».

Я правил резвой кобылой. Он (Голсуорси) ухватился сбоку за экипаж, но не сел в него, а сказал, что хочет немного поразмяться...

Я стегнул кобылу. Это было очень хорошее животное, старое, но в его жилах текла кровь настоящего арабского скакуна. Я думал, что увижу этого парня лишь через четверть часа, когда подъеду обратно к дому... Но он был рядом – бежал, держась за коляску, с невозмутимым спокойствием. И пока мы ехали по Пикадилли, он беседовал со мной... о глинистых землях вокруг Пента, которые переходят в известняковые холмы; о том, откуда берутся молодые куропатки; о Шелби Лаундсе, бесстрашном хозяине гончих в Восточном Кенте, который когда-то разводил собак в Кливленде. Англичане должны знать все эти вещи, иначе им не о чем будет болтать. Таким образом он пробежал милю с четвертью. Я чувствовал себя как Мопассан, когда перед его каноэ в Средиземном море вынырнула голова Суинберна[44]44
  Суинберн Алджернон Чарлз (1837—1909) – английский поэт, драматург, критик. Противник викторианской традиции в поэзии, в частности, яростный оппонент А. Теннисона. Современники Суинберна были шокированы смелостью трактовки "запретных тем" в его книгах, апологией чувственности и гедонизма. Требование нравственного освобождения связывалось у Суинберна с призывами к политической свободе. Он автор романов, стихотворных драм, историко-литературоведческих трудов о Марло, Байроне, Шелли, Гюго, Диккенсе, Блейке, Шекспире. Суинберн обновил систему английской просодии, освоил новые ритмы. Его творчеству присуща ораторская страстность, оно полно символов, аллегорий, ярких метафор.


[Закрыть] и поэт поплыл к берегу рядом с лодкой, весело рассуждая об Анакреоне[45]45
  Анакреон, или Анакреонт (ок. 570—478 гг. до н. э.) – древнегреческий поэт; лирика Анакреона, дошедшая до нас в незначительных фрагментах, воспевает чувственную любовь, вино, беззаботную жизнь. Стихи на подобные темы впоследствии получили название анакреонтических.


[Закрыть]«.

Этот анекдот напоминает, что на первых порах Голсуорси, хотя и несколько иначе, был столь же странен для своих новых друзей, как и они для него.

В Лондоне (Форд вернулся туда в 1903 году) у них происходили импровизированные «полухолостяцкие» встречи. Голсуорси приглашал своих друзей к завтраку: «Завтра я буду завтракать с Голсуорси (представь, как рано мне придется встать)», – писал Форд Элси в феврале 1903 года и далее описывал квартиру в Обри-Уок: «Двери и окна были всегда открыты, и солнечный свет лился на посвистывающий серебряный чайник, шипящие на серебряных блюдах кушанья, красный кафель на полу, яркие ковры и яркие ширмы. И мы разговаривали до тех пор, пока для меня не наставало время возвращаться в мои окрашенные акварельными красками стены к бесконечному писательскому труду». По-видимому, и Голсуорси тоже посещал Форда, так как он писал, когда в апреле следующего года Форд уехал из Лондона: «Я буду очень скучать по Вас – как было хорошо, когда можно было запросто «заскочить» к Вам».

Вероятно, в те годы на Кемпден-Хилл царила та особая атмосфера, какая бывает в богемной среде; по плану города видно, как близко друг к другу стояли дома членов этого маленького кружка. Мы уже знаем, что квартира Ады и дом супругов Саутер были расположены в нескольких минутах ходьбы от холостяцкой квартиры Голсуорси в Обри-Уок, Форд жил еще ближе – по его словам, прямо напротив водоема в Эрли-Гарденз; недалеко оттуда – на Гордон-Плейс, 17, устроились и Конрады. Вот так они все вместе и жили почти в буквальном смысле этого слова: Форд жалуется, что Конрад писал «Ностромо» в его кабинете, так что они почти соавторы этой книги.

Позже Форд поселился на Холланд-Парк-авеню, 84, где расположилась штаб-квартира журнала «Инглиш Ревью». Здесь же, на Кемпден-Хилл-роуд, 80, находился Саут-Лодж – дом несчастной Вайолет Хант[46]46
  Хант Вайолет (1866—1942) – английская романистка, поэтесса, новеллистка, видная суфражистка, в 90-е гг. – хозяйка литературного салона. Одна из первых заметила дарование Д. Г. Лоренса. С 1911 г. неофициальная жена Форда Медокса Форда. Кэтрин Дюпре намекает на трудную судьбу, выпавшую на долю Вайолет Хант: в течение долгих лет она ухаживала за матерью-инвалидом. Роман с Фордом также длился недолго. В. Хант – автор воспоминаний о Данте Габриэле Россетти, Конраде, Джеймсе, Форде.


[Закрыть]. Интересно, что на обеде у Голсуорси 21 марта 1907 года Вайолет Хант и Форд Медокс Форд встретились впервые после долгих лет разлуки (они были знакомы в детстве), и эта встреча положила начало одному из самых фантастических романов в истории литературы.

Глава 12
«ОСТРОВ ФАРИСЕЕВ»

Таково было окружение Голсуорси в годы, когда он создавал свои самые смелые и имевшие наибольший успех произведения. В среде писателей и критиков он утвердился как многообещающий автор, но книга, которая привлечет внимание широкой читательской аудитории, была еще впереди, к тому же он пока не зарабатывал литературой себе на жизнь. «За девять, нет, пожалуй, за одиннадцать лет я не заработал ни пенни тем, что я (но никто другой, кроме меня) считал своей профессией. Я в ту пору был серьезным молодым человеком, учеником, которому некая внутренняя сила и вера в себя говорили, что однажды он станет настоящим писателем».

Немного странно, что в этот период Голсуорси решил работать не над одной, а одновременно над двумя книгами – с 1901 по 1905 год он писал романы «Остров фарисеев» и «Собственник». По его словам, он создал обе книги за три года, причем первую из них он переписывал трижды, прежде чем он, или, может быть, Эдвард Гарнет, был удовлетворен. «Я не могу вспомнить начало «Острова фарисеев», но помню, что написал его в августе 1901 года». Наверное, Голсуорси казалось, что первый вариант романа был весьма удачным, так как, вручая его в феврале Гарнету, он очень волновался в ожидании его приговора. Первоначальное название романа было «Язычник», и похоже, именно в этом варианте Гарнет обнаружил массу недостатков. В этот период Голсуорси и Гарнет регулярно обедали вместе – «раз в месяц», сообщает нам Гарнет, и, вероятно, именно во время таких встреч (в их переписке об этом нет ни слова) они тщательно обсуждали новый роман, который волновал обоих.

«И вот наступил переломный момент. Я начал книгу, которая в конце концов стала «Островом фарисеев». Первый ее вариант я назвал «Язычник», это была цепь событий, рассказанных Ферраном от первого лица. Когда роман был почти закончен, я показал его Эдварду Гарнету. «Нет, мой дорогой, – сказал он, – это все очень хорошо, но вы не должны изображать этого парня так субъективно. Вы не можете по-настоящему понять нутро такого бездельника; вы должны изобразить его объективно, через восприятие такого человека, как вы сами». Я стиснул зубы, затем разжал их, представил себе Шелтона и переписал книгу. Я наполовину испек этот пирог. «Так уже лучше, – сказал Эдвард Гарнет, – но переделайте ее еще раз». Я вновь стиснул зубы, вновь разжал их и переписал роман в третий раз. В 1904 году он был опубликован – первая из моих книг, вышедшая под моим собственным именем. Кажется, я заработал на ней пятьдесят фунтов; но это трижды переделывавшееся произведение все еще не было «написано» до конца. Оно прошло еще одну тщательную чистку, прежде чем в 1908 году приобрело законченный вид».

Голсуорси никак не мог окончательно расстаться с романом: последняя чистка весной 1908 года была уже делом ненужным, вызванным требовательностью к себе самого автора. Это была попытка писателя, ставшего старше, заново обдумать и видоизменить произведение, написанное в более молодые годы. Ведь «Остров фарисеев», хотя Голсуорси и было в ту пору, когда он начал работать над ним, тридцать четыре года, принадлежит перу молодого человека.

Если «Джослин» – это откровенный рассказ Голсуорси о его чувствах к Аде и о той травле, которую он перенес, любя замужнюю женщину, то герой «Острова фарисеев» Ричард Шелтон – выразитель самого «неосторожного» и непримиримого выступления Голсуорси против «общественных устоев». Шелтон – молодой человек, который, как и его создатель несколькими годами ранее, не знает, чем заняться после того, как он оставил карьеру адвоката. В издании 1904 года, которое представляется более живым, чем последующие, сказано, что Шелтон обнаруживает, что «быть влюбленным – это занятие, которое отнимает все его время без остатка... Он знал, что ничего не делать не достойно человека. Странным было то, что у него никогда не появлялось ощущения, что он ничего не делает».

Шелтон очень наивен, его постоянно поражает поведение окружающих его людей, и более всего его невесты Антонии. Он с ужасом созерцает бездуховные супружеские отношения его знакомых: «Это было все равно что стучать в дверь, которую никогда не откроют, – наблюдать за людьми своего круга, где все супружеские пары похожи друг на друга, как близнецы. Они ни на сантиметр не сдвигали завесы, окутывавшей их души. Все они утонули в море окружающей их обстановки...» Шелтон бросается в свою комнату, чтобы излить охватившие его чувства в письме к Антонии: «В человеческой природе есть что-то ужасно отталкивающее, и чем здоровее люди, тем более отталкивающими они кажутся...» Он уверен, что она разделяет его взгляды, и обескуражен ее ответом: «Мне кажется, я не поняла, что Вы хотели сказать... Чтобы человек достиг совершенства, он должен быть здоровым, не правда ли? Я не люблю больных. После того, как я прочла Ваше письмо, мне пришлось поиграть на том жутком пианино – я почувствовала себя несчастной». Постепенно это становится привычным для их отношений. Шелтон ищет понимания, на которое она не способна: «Я должна стать всем для Вас. Вы действительно так считаете?» Как и ее мать, миссис Деннант, Антония считает, что Шелтон «в последнее время слишком много думает», и это делает ее несчастной.

Параллельно главной сюжетной линии – Шелтон и Антония – развивается другая тема – дружбы между Шелтоном и обедневшим французом Ферраном. Ферран часто появляется в произведениях Голсуорси – в его рассказах и особенно в пьесе «Простак». Он приобретает значение символической фигуры, изгоя, выразителя интересов отверженных, неимущих. Прототипом этого образа был реальный человек, «умерший много лет назад в какой-то «благотворительной организации» от туберкулеза легких, вызванного обстоятельствами его бездомной жизни. Может, это и не «любимый герой» мой, но это реальный бродяга, с которым я впервые познакомился на Елисейских полях».

В речи, подготовленной к получению Нобелевской премии, Голсуорси еще обстоятельнее говорит о значении для него образа Феррана. Вспоминая встречу в Париже с человеком, ставшим его прототипом, писатель говорит: «Между нами возник антагонизм, аналогичный тому, который возникает между природной склонностью человека к лени и тем лучшим в нем, что я называю силой духа. Передо мной открылся мир неудачников, скрытый мир людей, катящихся по наклонной плоскости. Мне часто говорили, что я несколько преувеличиваю способность моих героев переживать. Смею сказать, что это правда, но, когда я смотрю на лица тех, кто меня окружает, – лица людей, которые хорошо знают, что в то время, когда они наслаждаются своим завтраком, другие молча примиряются с полным отсутствием такового, – когда я смотрю на их лица, мне трудно принимать кормящую этих сытых людей философию, которая гласит: «Бедные всегда с нами».

У меня сохранились старые пожелтевшие письма Клермонта. «Я хочу сказать, что поистине человеку, принадлежащему к обществу людей в цилиндрах, труднее проникнуть в мир неимущих, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко». Мне тяжело это сознавать. Но благодаря той случайной встрече под чириканье воробьев на Елисейских полях родилась моя пятая книга».

Ферран говорил за Голсуорси – в определенном смысле это и есть Голсуорси с его криком боли и протеста против несправедливости и неравенства в обществе. Суть книги состоит в конфликте двух разных Голсуорси, воплотившихся в воспитанном на условностях и влюбленном в Антонию Шелтоне и отверженном Ферране.

История достигает кульминации, когда происходит знакомство Феррана с родителями Антонии и со строгим, полным условностей укладом в Холм-Оксе, их доме. Наблюдая Феррана и Антонию вместе, Шелтон вынужден признать, что Антония так и не сможет понять многого в его характере.

«Она наблюдала за Ферраном, а Шелтон наблюдал за ней. Если бы ему сказали, что он за ней наблюдает, он с полной уверенностью стал бы отрицать это, но он не мог поступить иначе, ибо хотел понять, как же воспринимает Антония этого их гостя, в котором воплотилась вся мятежная сторона жизни, все, чего нет в ней самой».

Третья переработка романа наконец-то была завершена, и оба – и Голсуорси, и Гарнет – были удовлетворены: «Между тем я рад признать, сколь хороши и сильны, на мой взгляд, «Фарисеи», я чувствую, как они оригинальны и что, написав их, Вы создали что-то, что останется, что будет жить, за что можно будет испытывать сдержанную гордость», на что Голсуорси ответил: «Вряд ли я когда-нибудь получал письмо, которое доставило бы мне большее удовольствие, чем это».

Оставалась еще задача найти издателя. В августе 1902 года Конрад предложил второй вариант романа Хэллэму Марри, но в октябре он вынужден был написать своему другу: «Дорогой Джек! Они – звери. Я только что получил от X. М. записку с отказом, сопровождаемым множеством комплиментов. Только что заказной бандеролью отправил Вам Вашу рукопись. В конце концов, мы должны были быть к этому готовы. Ни одно произведение не оценивают по его художественным достоинствам, к тому же нет сомнений, что Ваша книга задела многие больные места общества».

Но даже для третьего варианта романа найти издателя было очень нелегко. Вначале Голсуорси безуспешно предложил его Констеблю, затем снова вмешался Конрад и предложил роман Сиднею Полингу, работавшему у Хайнемана. 2 октября он наконец-то смог сообщить радостную новость о положительном решении. «Я был счастлив узнать, что он (Полинг. – К. Д.) чрезвычайно хорошо расположен к этой книге. Насколько я понял, сам Хайнеман колебался, но не в отношении художественных достоинств книги, а целесообразности ее издания. В то же время подобным образом он воспринимает каждое новое произведение, и в Вашем случае я не вижу препятствий к изданию книги».

Переговоры прошли благополучно, с Хайнеманом был подписан контракт, включающий в себя условие, по которому Голсуорси обязался предоставить издательству право первого опциона на свою следующую книгу, которой стал «Собственник». Конрад поздравил его: «Я считаю, что условия договора с Полингом достаточно выгодные. Очень приличный авторский гонорар, но самое хорошее в нем – сроки представления рукописи. Это действительно большая удача, и я поздравляю Вас с нею. Это убережет Вас от волнений в будущем – в том самом будущем, которое должно открыться перед Вами».

Итак, можно считать, что книга была наконец завершена: она дважды переделывалась, была выгодно продана хорошему издателю, встретила теплый прием у друзей автора. Она вышла в свет 28 января 1904 года под окончательным названием «Остров фарисеев», автор – Джон Голсуорси (Джон Синджон), автор «Человека из Девона», «Виллы Рубейн» и т. д. Отзывы на книгу были разными: из сорока трех рецензий десять были весьма положительными и восемь столь же определенно отрицательными, обвинявшими автора книги в морализаторском тоне. Голсуорси уже тогда был подвержен опасности жертвовать искусством ради донесения своей идеи до читателя.

Первые пять книг Голсуорси были изданы небольшими тиражами (первое английское издание «Острова фарисеев» составило всего 1500 экземпляров, из которых 750 были отправлены в Америку с импринтом «Патнэм»), и лишь после успеха «Собственника» возникла потребность в переиздании книг Голсуорси. Вероятно, именно тогда перед писателем встал вопрос, какие именно свои ранние произведения он хочет сохранить для потомков и в каком виде. «Под четырьмя ветрами» и «Джослин» он отверг: первая была очень слабой книгой и заслуживала забвения, «Джослин» же слишком личный роман, чтобы теперь удовлетворять автора, который стал на десять лет старше, был женатым человеком и достаточно заметной фигурой в обществе. «Это («Джослин») плохой роман, он не был, как говорится, «хорошо написан». Техника письма хромала, образы несколько натянуты; предложения, несущие основную смысловую нагрузку, чересчур многословны и несовершенны». «Вилла Рубейн» и «Человек из Девона» после переработки изданы в одной книге в 1909 году.

«Остров фарисеев», первая книга, предназначенная для переиздания, вызвал у Голсуорси большие затруднения. Он, несомненно, считал ее своим первым значительным произведением, работал над ней три года, отразил в ней основы собственной жизненной философии, но к 1908 году написанное им самим стало казаться Голсуорси чрезмерно прямолинейным и незрелым. К тому моменту его литературная репутация была утверждена двумя романами – «Собственник» и «Усадьба» – и пьесой «Серебряная коробка». Что же было ему делать с таким беспокойным детищем? Подлежал ли роман забвению, как «Джослин», или ему можно было разрешить жить, сохранить его как тень своего былого «я», приглушив тона? Он избрал второй путь: вооружившись красным карандашом, Голсуорси сел «подчищать» свое enfant terrible[47]47
  Ужасный ребенок (франц.).


[Закрыть].