Текст книги "Девушка в башне (СИ)"
Автор книги: Кэтрин Арден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
солнцем зале. Лучше, чем на грязном полу на Руси, Василий Петрович. Не все рождаются
сыновьями владык.
Голос великого князя нарушил тишину, что затянулась между ними.
– Отдыхайте, пока можете, – сказал Дмитрий своим людям. – С восходом луны
отправимся в путь.
* * *
Люди Дмитрия сожгли лагерь и вернулись в Лавру в темноте. Несмотря на время,
многие жители собрались в тени ворот монастыря. Они кричали всадникам:
– Благослови бог государя! – вопили они. – Александр Пересвет! Василий Петрович!
Вася слышала, как ее имя кричали с остальными, и даже в тумане усталости она
смотрела ехать с прямой спиной.
– Оставьте лошадей, – сказал им Родион. – За ними присмотрят, – юный священник
не смотрел на Васю. – Баня растоплена, – добавил он тревожно.
Дмитрий и Касьян слезли с лошадей, беспечно шутя. Их мужчины последовали
примеру. Вася занялась Соловьем, чтобы никто не задумался, почему она не пошла
мыться со всеми.
Отца Сергея нигде не было. Вася чистила коня и увидела, как Саша пошел искать его.
* * *
В Лавре было две купальни. Они грели одну для жизни. В другой уже вымыли и
перевязали погибших в бою днем, там Саша и нашел Сергея.
– Святой отец, – сказал Саша, войдя во тьму купальни. В упорядоченном мире воды
и тепла люди Руси рождались и попадали туда, умирая.
– Бог благословит тебя, – Сергей обнял его. На миг Саша снова был мальчиком, он
прижался лицом к хрупкому плечу священника.
– У нас получилось, – сказал Саша, собравшись. – С божьей помощью.
– Получилось, – повторил Сергей, глядя на лица мертвых. Он медленно начертил
крест. – Благодаря этим братьям.
Старые глаза посмотрели в глаза ученика.
– Да, – сказал Саша, отвечая на тихий вопрос. – Она моя сестра, Василиса. Но она
вела себя храбро сегодня.
Сергей фыркнул.
– Конечно. Только мальчишки и дураки думают, что мужчины храбрее. Мы не
рожаем детей. Но вы с ней выбрали опасный путь.
– Я не вижу безопаснее, – сказал Саша. – Но больше сражений не будет. И будет
скандал, если ее раскроют, а некоторые люди Дмитрия радостно используют ее темной
ночью, узнав ее секрет.
– Возможно, – тяжко сказал Сергей. – Но Дмитрий так верит в тебя. Он не будет рад
обману.
Саша молчал. Сергей вздохнул.
– Делай, что должен, я за тебя помолюсь, – игумен поцеловал Сашу в обе щеки. –
Родион ведь знает? Я с ним поговорю. Теперь иди. Живым ты нужен больше, чем
мертвым. И их сложнее утешить.
* * *
Тьма превратила святые земли Лавры в языческие, полные теней и странных голосов.
Колокол прозвонил повечерье, и даже он не мог отогнать темное ощущение после боя или
тревожные мысли Саши.
Вне бани люди усеивали снег: жители пали там, оставшись воле Бога. Женщина у
купальни рыдала, раскрыв рот.
– У меня была лишь одна, – шептала она. – Одна, первенец, сокровище. И вы не
нашли ее? Ни следа, господин?
Вася, что поразительно, была там, еще стояла. Она стояла, как призрак, слабая перед
горем женщины.
– Ваша дочь в безопасности, – ответила Вася. – Она с Богом.
Женщина прижала руки к лицу. Вася с болью посмотрела на брата.
Рука Саши болела.
– Идемте, – сказал он женщине. – Идемте в церковь. Помолимся за вашу дочь.
Попросим Богоматерь, заботящуюся обо всех, принять вашу дочь как свою.
Женщина подняла голову, глаза были в слезах, лицо было опухшим и в пятнах.
– Александр Пересвет. – прошептала она, голос прерывался от слез.
Он медленно перекрестил ее.
Он долго с ней молился, как и с другими, кто пришел за утешением, молился, пока
все не утихло. Он считал своим долгом бороться за христиан и разбираться с
последствиями.
Вася оставалась в церкви до последнего. Она тоже молилась, но не вслух. Когда они
ушли, рассвет был близко. Луна скрылась, и Лавру озарял свет звезд.
– Ты можешь спать? – спросил ее Саша.
Она тряхнула головой. Он видел таких воинов раньше, что перегнули с усталостью,
не могли потом уснуть. Так было, когда он убил первого.
– В моей келье есть койка, – сказал он. – Если не можешь спать, мы отблагодарим
Бога, и ты расскажешь, как оказалась здесь.
Она кивнула. Их ноги хрустели по снегу, они бок о бок шли по монастырю. Вася
набралась сил.
– Я еще никогда не была так рада, как когда узнала тебя, брат, – тихо сказала она по
пути. – Прочти, что не смогла показать это раньше.
– Я тоже был рад тебя видеть, лягушонок, – ответил он.
Она замерла, словно пораженная. Вдруг она бросилась к нему, и он сжал рыдающую
сестру.
– Саша, – сказала она. – Саша, я так скучала.
– Тише, – он неловко гладил ее спину. – Тише.
Через миг она взяла себя в руки.
– Не похоже на смелого брата Василия, да? – сказала она, вытирая нос. Они пошли
снова. – Почему ты не вернулся?
– Не важно, – ответил Саша. – Что ты делала в пути? Где взяла коня? Ты убежала из
дома? От мужа? Правду, сестра.
Они пришли к его келье, неуютной в свете луны, маленькой хижине среди других.
Он открыл дверь и зажег свечу.
Расправив плечи, она сказала:
– Отец мертв.
Саша застыл, свеча была в его руке. Он обещал вернуться домой, став священником,
но не сделал этого. Не успел.
– Ты мне не сын, – сказал Петр в гневе, уходя.
«Отец».
– Когда? – осведомился Саша, голос звучал странно даже для него. – Как?
– Медведь убил его.
Он не мог прочитать ее лицо в темноте.
– Заходи, – сказал Саша. – Расскажи все по порядку. Все.
* * *
Это не было правдой, конечно. Не могло быть. Вася любила брата, скучала по нему,
но не знала этого широкоплечего монаха с тонзурой и черной бородой. И она рассказала
часть истории.
Она рассказала, как светловолосый священник запугал народ Лесной земли. Какой
холодной была зима, как был пожар. Рассказала, посмеиваясь, как к ней приходили
свататься, но уехали ни с чем, и как их отец захотел отослать ее в монастырь. Она
рассказала о смерти няни (не сказав, что было потом), о медведе. Она сказала, что
Соловей был из коней отца, но Саша явно не поверил. Она не рассказала, что мачеха
отправила ее искать подснежники зимой, или о домике в роще, как и не поведала о демоне
мороза, холодном, своенравном и порой нежном.
Она закончила и замолчала. Саша хмурился. Она отвечала таким же взглядом.
– Нет, отец не пошел бы в лес, если бы не я, – прошептала она. – Это была я, брат.
– Потому ты убежала? – спросил Саша. Его голос (любимый, почти забытый) был
ровным, лицо – спокойными, и она не знала, что он думает. – Потому что убила отца?
Она вздрогнула и опустила голову.
– Да. Это. И люди… боялись, что я – ведьма. Священник сказал им бояться ведьм, и
они послушали. Отец уже не защитил бы меня, и я убежала.
Саша молчал. Она не видела его лица, а потом выпалила:
– Ради Бога, скажи что–нибудь!
Он вздохнул.
– Ты ведьма, Вася?
Ее язык стал тяжелым, смерти мужчин все еще отдавались дрожью в ее теле. В ней
не осталось лжи, выдумок.
– Не знаю, братишка, – сказала она. – Я даже не знаю, какие ведьмы. Но я никому не
хотела зла.
После паузы он сказал:
– Не думаю, что ты поступила верно, Вася. Греховно женщине так одеваться, и ты
зря перечила отцу.
Он снова замолчал. Васе казалось, что он думает о том, как сам перечил отцу.
– Но, – медленно добавил он, – ты была смелой, далеко забралась. Я не виню тебя,
дитя. Правда.
Слезы подступили к горлу, но она сглотнула их.
– Давай, – сказал Саша. – Попытайся уснуть, Вася. Ты поедешь с нами в Москву. Оля
скажет, что с тобой сделать.
«Оля», – Вася взбодрилась. Она увидит Олю. Она помнила добрые руки и смех
сестры.
Вася сидела напротив брата на койке рядом с глиняной печью. Саша развел огонь, и
комната медленно нагревалась. Вдруг Вася захотела укутаться в меха и уснуть.
Но она задала последний вопрос:
– Отец любил тебя. Он хотел, чтобы ты вернулся. Ты обещал мне вернуться. Почему
не сделал этого?
Ответа не было. Он занялся огнем, может, не услышал. Но для Васи тишина казалась
густой от сожалений брата, что он не высказал.
* * *
Она спала, и сон был зимой, был болезнью. Во сне снова умирали люди, кричали или
терпели, их внутренности были темными камнями на снегу. Фигура в черном плаще
стояла рядом, спокойная, знающая, отмечающая смерти.
Но в этот раз знакомый жуткий голос заговорил в ее ухо:
– Бедный король зимы пытается сохранить порядок. Но поле боя – мое царство, он
приходит лишь собрать, что осталось.
Вася развернулась, за ее плечом лениво улыбался одноглазый Медведь.
– Здравствуй, – сказал он. – Нравится моя работа?
– Нет, – охнула она. – Нет…
Она побежала, безумно скользя на снегу, спотыкаясь на ровном месте, падая в
бесконечную белизну. Она не знала, кричит или нет.
– Вася, – сказал голос.
Рука поймала ее и остановила падение. Она знала форму ладони с длинными
пальцами, с цепкими пальцами. Она подумала:
«Он пришел за мной. Мой черед», – и начала извиваться.
– Вася, – сказал он ей в ухо. – Вася, – в том голосе была жестокость, зимний ветер и
старый свет луны. И грубая нотка нежности.
«Нет, – подумала она. – Нет, не нужно добра ко мне».
Но, хоть она так думала, пыл угас. Она не знала, спит или нет, прижалась лицом к
его плечу и разрыдалась.
Во сне рука робко обвила ее, и его ладонь прижалась к ее голове. Ее слезы сочились
ядом из раны от воспоминаний. Она притихла и подняла голову.
Они стояли вместе в тесном пространстве, озаренном луной, деревья спали вокруг.
Тут не было Медведя, он был скован и далеко. Мороз сделал воздух серебряным. Она
спала? Морозко был частью ночи, его ноги были босыми, его бледные глаза были
встревоженными. Живой мир колоколов и икон, меняющихся времен года казался сном, а
демон холода – настоящим.
– Я сплю? – спросила она.
– Да, – сказал он.
– Ты правда здесь?
Он промолчал.
– Сегодня… сегодня я видела… – пролепетала она. – И ты…
Он вздохнул, деревья дрогнули.
– Я знаю, что ты видела, – сказал он.
Ее ладони сжимались и разжимались.
– Ты был там? Только ради мертвых?
Он молчал. Она отпрянула.
– Они хотят взять меня в Москву, – сказала она.
– Ты хочешь туда?
Она кивнула.
– Я хочу увидеть сестру. Хочу узнать лучше брата. Но я не могу все время быть
мальчиком, и я не хочу быть девочкой в Москве. Они найдут мне мужа.
Он молчал мгновение, но глаза потемнели.
– Москва полна церквей. Много церквей. Я не могу… черти уже не так сильны в
Москве.
Она скрестила руки на груди, отступив.
– Это важно? Я не буду там вечно. И я не прошу твоей помощи.
– Да, – согласился он. – Не просишь.
– Ночью под елью… – начала она. Снег падал вокруг них туманом.
Морозко собрался и улыбнулся. Это была улыбка зимнего короля, старая, светлая и
незнакомая. Глубокие чувства пропали с его лица.
– Ну, безумная? – спросил он. – Что спросишь? Или ты боишься?
– Я не боюсь, – ощетинилась Вася.
Это было и правдой, и ложью. Сапфир грел ее под одеждой, сиял, хоть она не видела.
– Я не боюсь, – повторила она.
Его дыхание холодило ее щеку. Она осмелилась мечтать, что не проснется. Она
сжала его плащ и притянула его ближе.
Она снова удивила его. Он задержал дыхание. Он поймал ее руку, но не отцепил от
плаща.
– Почему ты здесь? – спросила она.
На миг ей показалось, что он не ответит, но он робко сказал:
– Я услышал, как ты плакала.
– Я… ты… ты не можешь все время приходить ко мне, – сказала она. – Спасать
меня? Бросать с тремя детьми в темноте? Спасать снова? Чего ты хочешь? И как…
поцеловать и уйти… я не… она не могла подобрать слова, но пальцы говорили за нее,
впивались в сияющий мех его плаща. – Ты бессмертный, и, может, для тебя я мала, –
яростно сказала она. – Но моя жизнь – не твоя игра.
Он сдавил ее руку в ответ, на грани боли. А потом отцепил ее пальцы по одному. Но
не отпустил. На миг он прожег ее глаза взглядом, так горели его глаза.
Ветер тряхнул древние деревья.
– Ты права. Больше никогда, – просто сказал он, и это снова звучало как обещание. –
Прощай.
«Нет, – подумала она. – Не так…».
Но он ушел.
12
Василий Храбрый
Колокола звонили утреню, и Вася проснулась, ошеломленная снами. Тяжелые одеяла
душили ее. Как создание в ловушке, Вася быстро вскочила на ноги, и утренний холод
привел ее в чувство.
Она вышла из домика Саши в шапке и капюшоне, желая искупаться. Все вокруг
кипело активностью. Мужчины и женщины бегали, кричали, спорили – собирались, как
она поняла. Опасность прекратилась, крестьяне собирались домой. Куриц собрали в
ящики, коров согнали в стадо, детей шлепали, огни тушили.
Конечно, они шли домой. Бандитов прогнали. Их убили, да? Вася отогнала мысль о
пропавшем капитане.
Она пыталась выбрать, нужно ли ей сильнее позавтракать или облегчиться, когда
прибежала Катя, бледная и со сбившимся платком.
– Тише, – Вася поймала ее раньше, чем девушки упали в снег. – Рано еще бегать,
Катюша. Ты чудище увидала?
Катя густо покраснела, шмыгая носом.
– Простите, я вас искала, – охнула она. – Прошу, господин… Василий Петрович.
– Что такое? – встревожилась Вася. – Что случилось?
Катя тряхнула головой, сглотнув.
– Мужчина… Игорь… Игорь Михайлович… попросил меня выйти за него.
Вася окинула Катю взглядом. Девочка была скорее ошеломлена, чем напугана.
– Да? – осторожно спросила Вася. – А кто такой Игорь Михайлович?
– Он кузнец… в кузне, – лепетала Катя. – Он и его мать были… добры ко мне и
девочками… и сегодня он сказал мне, то любит меня и… о! – она закрыла лицо руками.
– И, – ответила Вася, – ты хочешь выйти за него?
Катя точно не ожидала от сына боярина, Василия Петровича, такой мягкий вопрос.
Девушка раскрывала рот, как рыба на суше. А потом сказала слабым голоском:
– Он мне нравится. Или нравился. Но утром он спросил, и… я не знаю, что сказать…
– она была на грани слез.
Вася нахмурилась. Катя увидела, сглотнула слезы и сдавленно закончила:
– Я… хотела бы помолвку с ним. Наверное. Позже. Весной. Но я хочу домой к
матери, ее совет, и чтобы свадьба прошла как должна. Я обещала Аннушке и Леночке
отвести их домой. Но я не могу отвести их одна, так что не знаю, что делать…
Вася отметила с раздражением, что не может больше терпеть слезы Кати, как было и
с ее младшей сестрой. Что бы сделал Василий Петрович?
– Я поговорю с ним насчет тебя, – сказала тихо Вася. – А потом отведу вас домой, –
она задумалась на миг. – Я и мой брат, монах, – Вася надеялась, что присутствие Саши
убедит маму Кати.
Катя замерла.
– Да? Просто… Да?
– Честное слово, – заявила Вася. – А теперь мне нужно позавтракать.
* * *
Вася нашла отдаленный туалет, быстро использовала его в страхе и поспешила к
трапезной. Она шла увереннее, чем себя ощущала. Длинная низкая комната была
относительно тихой, Дмитрий и Касьян ели хлеб, макая его во что–то горячее. Вася
учуяла запахи и сглотнула.
– Вася! – завопил Дмитрий при виде нее. – Садись и поешь. Нам нужно послушать
службу, поблагодарить бога за победу, а потом… Москва!
– Слышал крестьян утром? – спросил у нее Касьян, пока она получала миску. – Они
зовут тебя Василием Храбрым, говорят, что ты избавил их всех от дьяволов.
Вася чуть не подавилась супом.
Дмитрий, смеясь, похлопал ее между лопаток.
– Ты это заслужил! – воскликнул он. – Напасть на лагерь бандитов, сражаться на том
коне… хотя тебе нужно научиться владеть копьем, Вася, и скоро ты будешь легендой, как
твой брат.
– Господь с вами, – Саша услышал это. Он шел, сунув ладони в рукава, как монах.
Он ходил рано молиться с братьями. А теперь он строго сказал. – Надеюсь, нет. Василий
Храбрый. Тяжелое имя для такого юного создания, – но его серые глаза сияли. Вася
поняла, что он может невольно радоваться, хоть они и рисковали с обманом. Она точно
это ощущала, и это немного удивляло. Опасность в каждом ее слове среди этих великих
людей была вином в ее венах, водой в жаркой стране.
«Может, – подумала она, – потому Саша и оставил дом. Не ради бога, не чтобы
ранить отца, а потому что хотел сюрпризов на каждом углу, и он не получил бы этого в
Лесной земле», – она удивленно смотрела на брата.
А потом сделала глоток супа и сказала:
– Мне нужно вернуть трех девочек в их деревне перед Москвой. Я обещал.
Дмитрий фыркнул, выпил залпом пива.
– Зачем? Люди будут идти сегодня, девочки могут пойти с ними. Не нужно зря
беспокоиться.
Вася промолчала.
Дмитрий резко улыбнулся, прочитав ее лицо.
– Нет? Ты выглядишь как твой брат, когда он что–то задумал и остается вежливым.
Ты хочешь старшую девочку – как ее там? Не надо смущаться, Саша, сколько тебе было
лет, когда ты начал заигрывать с крестьянками? Я в долгу перед тобой, Вася. Я могу
позволить тебе поиграть в героя перед красивой девочкой. Все равно недалеко ехать. Ешь.
Мы поедем завтра.
* * *
В ночь перед тем, как покинуть Лавру, брат Александр постучал в дверь наставника.
– Заходи, – сказал Сергей.
Саша вошел и увидел старого игумена сидящим у печи и глядящим на огонь.
Нетронутая чашка стояла рядом с ним, краюшку хлеба чуть погрызли крысы.
– Святой отец, – сказал Саша, наступив на хвост крысы, торчащий из–под кровати.
Он схватил зверька, сломал ему шею и выбросил в снег снаружи.
– Господь с тобой, – улыбнулся Сергей.
Саша пересек комнату и опустился на колени у ног игумена.
– Мой отец мертв, – сказал он без церемоний.
Сергей вздохнул.
– Бог упокоит его душу, – сказал он, начертив крест. – Не знаю, что произошло, что
твоя сестра отправилась в глушь.
Саша молчал.
– Расскажи, сын мой, – сказал Сергей.
Саша медленно повторил историю Вася, глядя все время на огонь. Когда он закончил,
Сергей хмурился.
– Я стар, – сказал он. – И, может, голова меня подводит. Но…
– Это все маловероятно, – закончил Саша. – Я не могу из нее выведать больше. Но
Петр Владимирович никогда бы…
Сергей сел прямее на стуле.
– Зови его отцом, сын мой. Бог не будет оскорблен, как и я. Петр был хорошим
человеком. Я редко видел, как кто–то так горюет от расставания с сыном, но он не сказал
мне ни одного злого слова после этого. И он не казался мне дураком. Что ты собираешься
делать со своей сестрой?
Саша сидел у ног наставника, как мальчик, обвив руками колени. Огонь стер часть
следов войны, пути и долгой одинокой молитвы. Саша вздохнул.
– Заберу ее в Москву. Что еще? Моя сестра Ольга может тихо забрать ее в терем, и
Василий Петрович пропадет. Может, Вася расскажет мне правду по пути.
– Дмитрию это не понравится, если он узнает, – сказал Сергей. – И если твоя… если
Вася откажется скрыться?
Саша вскинул голову, хмурясь. Снаружи было тихо, кроме одного голоса монаха,
который пел. Жители ушли, кроме трех девочек, которые отправятся завтра с отрядом
Дмитрия.
– Она похожа на тебя, как сестра, – продолжил Сергей. – Я сразу это увидел. Ты бы
ушел тихо в терем? После дорог, спасения девочек и боя с бандитами?
Саша рассмеялся от представленного.
– Она – девочка, – сказал он. – Это другое.
Сергей вскинул бровь.
– Все мы дети Бога, – отметил он.
Саша хмурился и молчал. А потом сменил тему:
– Что вы думаете насчет слов Васи… о главаре бандитов, которого мы не нашли?
– Или он мертв, или нет, – сказал Сергей. – Если он мертв, его душу упокоит Бог.
Если нет, мы это узнаем, – спокойно говорил священник, но его глаза сияли в свете огня.
Сергей умудрялся многое слышать в своем отдаленном монастыре. До своей смерти
святой Алексей хотел, чтобы Сергей был его преемником, митрополитом Москвы.
– Я прошу отправить Родиона в Москву, если будет весть о главаре бандитов, когда
мы уедем, – сказал робко Саша. – И…
Сергей улыбнулся. У него было всего четыре зуба.
– А теперь тебе интересно, кто этот рыжеволосый господин, с которым подружился
юный Дмитрий Иванович?
– Да, батюшка, – сказал Саша. Он сел на ладони, вспомнил о ране и отдернул руку,
кряхтя от боли. – Я никогда не слышал о Касьяне Лютовиче. Я долго путешествовал по
Руси. И тут он выезжает из–за деревьев, огромный и в чудной одежде, с его чудными
конями.
– Как и я, – задумчиво сказал Сергей. – А я должен был.
Они понимающе переглянулись.
– Я поспрашиваю, – сказал Сергей. – И я пришлю Родиона с новостями. А пока будь
осторожен. Откуда бы он ни был, Касьян умеет думать.
– Человек может думать и не делать зла, – сказал Саша.
– Может, – сказал Сергей. – В любом случае, я устал. Бог с тобой, сын мой.
Позаботься о сестре и пылком двоюродном брате.
Саша взглянул на Сергея.
– Постараюсь. Они до ужаса похожи в некоторых делах. Может, мне стоит
отказаться от мира и остаться здесь, как священник в глуши.
– Стоит, конечно. Это обрадует бога, – сказал Сергей. – Я просил бы тебя, если бы
думал, что смогу убедить. А теперь иди. Я устал.
Саша поцеловал руку наставника и ушел.
13
Девушка, сдержавшая обещание
Два дня ушло на путь к деревне девочек. Вася усадила их на Соловья. Порой она
ехала с ними, чаще шла рядом с конем или ехала на лошадях Дмитрия. В лагере Вася
сказала девочкам:
– Не уходите из виду. Будьте рядом со мной или моим братом, – она сделала паузу, –
или Соловьем, – конь стал яростнее после боя, как мальчик, узнавший кровь.
Они ели у костра в первую ночь, Вася подняла голову и увидела, как Катя на бревне
напротив плачет навзрыд.
Вася опешила.
– Что такое? – спросила она. – Скучаешь по маме? Еще пару дней, Катюша.
У большого костра, неподалеку, мужчины толкались локтями, и ее брат выглядел
строго, что означало, что он раздражен.
– Нет… я услышала шутки мужчин, – слабым голосом сказала Катя. – Они сказали,
что ты хочешь разделить со мной постель, – она всхлипнула, давясь. – Что такой была
цена за спасение и путь домой. Я… понимаю, но мне жаль, государь. Я напугана.
Вася охнула, поймала себя на этом, проглотила похлебку и сказала:
– Матерь божья, – мужчины смеялись.
Катя опустила взгляд, сомкнув колени.
Вася огляделась, села рядом с девушкой и отвернула ее от мужчин у костра.
– Идем, – тихо сказала она. – Ты была храброй, а теперь решила сдаться
переживаниям? Я не обещал, что ты будешь в безопасности? – она замерла и не знала, что
дернуло ее добавить. – И мы совсем не трофеи.
Катя вскинула голову.
– Мы? – выдохнула она, скользнула взглядом по телу Васи, бесформенному в мехах,
а потом с вопросом посмотрела на ее лицо.
Вася едва заметно улыбнулась, прижала палец к губам и сказала:
– Давайте спать. Дети устали.
Они уснули, довольные, вчетвером под кафтаном Вася и на спальном мешке,
младшие девочки ворочались между старшими.
* * *
На третий – последний – день они вчетвером ехали на Соловье, как при побеге от
меча главаря бандитов. Вася держала Аннушку и Леночку перед собой, а Катя сидела
сзади и обнимала талию Васи.
У деревни Катя шепнула:
– Какое твое настоящее имя?
Вася застыла, и Соловей вскинул голову, младшие девочки пискнули.
– Прошу, – добавила уклончиво Катя, когда конь успокоился. – Я не хочу навредить,
но хочу правильно молиться за тебя.
Вася вздохнула.
– Это правда Вася, – сказала она. – Василиса Петровна. Но это большой секрет.
Катя молчала. Остальные всадники были чуть впереди. Когда их прикрыли деревья,
Вася сунула руку в сумку на седле и вытащила горсть серебра, которую она спрятала в
рукаве девочки.
Катя зашипела:
– Ты… подкупаешь меня за молчание? Я жизнью обязана.
– Нет, – испугалась Вася. – Нет. Не смотри на меня так. Это твое приданое, как и
малышек. Береги, вдруг понадобится. Купишь хорошую ткань или корову.
Катя долго молчала. Когда Вася развернулась и подтолкнула Соловья догонять
остальных, Катя заговорила тихо в ее ухо:
– Я сберегу это, Василиса Петровна, – сказала Катя. – И секрет сберегу. И я буду
любить тебя вечно.
Вася сжала руку девочки.
Они выехали из–за деревьев, деревня девочек раскинулась перед ними, крыши сияли
в свете зимнего солнца. Люди уже убирали худшие развалины. Дым поднимался из целых
труб, черный вид разрухи пропал.
Одна голова в платке поднялась на звук копыт. Другая, третья. Крики пронзили утро,
и руки Кати напряглись. А потом кто–то крикнул:
– Эй, тихо… Посмотрите на коней. Это не бандиты.
Люди выбежали из домов, суетясь и пялясь.
– Вася! – крикнул Дмитрий. – Езжай рядом со мной, мальчик.
Вася держала Соловья в конце отряда, но теперь улыбалась.
– Держись, – сказала она Кате. Сжав младших крепче, она погнала Соловья. И конь
радостно понесся галопом.
Остаток пути до деревни Кати Василиса Петровна и великий князь Москвы мчались
галопом бок о бок. Крики становились все громче, пока всадники приближались, а потом
женщина, одиноко стоящая в стороне, крикнула:
– Аннушка! – кони перепрыгнули не до конца убранные обломки забора, и их
окружили.
Соловей замер, двух младших передали в руки рыдающих женщин.
Всадников благодарили, слышались крики и молитвы, вопли:
– Дмитрий Иванович! – и – Александр Пересвет!
– Василий Храбрый, – сказала Катя жителям деревни. – Он спас всех нас.
Жители завопили громче. Вася нахмурилась, а Катя улыбнулась. А потом девочка
застыла. Одна женщина не вышла к толпе. Она стояла одна, едва заметная в тени избы.
– Мама, – выдохнула Катя, и ее голос послал заряд боли по Васе. Катя сползла с бока
Соловья и побежала.
Женщина раскрыла объятия и поймала в них дочь. Вася не смотрела. Было больно.
Она посмотрела на дверь избы. На пороге стоял маленький крепкий домовой, с янтарными
глазами, пальцами–прутиками и улыбкой на лице, покрытом сажей.
Она увидела его лишь на миг. Потом толпа приблизилась, и домовой пропал. Но
Вася думала, что увидела ручку, поднятую в приветствии.
14
Город между рек
– Что ж, – радостно сказал Дмитрий, когда лес скрыл деревню Кати, и они поехали
по ровному снегу. – Ты сыграл героя, Вася, все хорошо. Но хватит играть, нам нужно
спешить, – пауза. – Думаю, твой конь со мной согласен.
Соловей брыкался, радуясь солнцу после недели снега, радуясь, что с него сняли вес
троих человек.
– Согласен, – выдохнула Вася. – Бешеный, – добавила она коню недовольно. – Ты
можешь хоть пытаться идти?
Соловей соизволил послушаться и теперь подпрыгивал и вскидывал ноги, пока Вася
не склонилась, чтобы заглянуть хмуро в не кающийся глаз.
– Что же такое, – сказала она, Дмитрий смеялся.
Они ехали дотемна в тот день, двигаясь все быстрее с течением недели. Мужчины
ели хлеб в темноте, выезжали с первыми лучами, пока тени еще окутывали деревья. Они
следовали путями лесорубов, срезали, где можно было. Снег был со льдом сверху,
глубокий снизу, и идти было сложно. После недели только Соловей из всех лошадей был
бодрым и довольным.
Последней ночью перед Москвой темнота настигла их в роще на берегу Москвы–
реки. Дмитрий остановил их, посмотрел на широкую реку. Луна почти не светила, тучи
закрывали звезды.
– Лучше заночуем здесь, – сказал князь. – Завтра будет легко, к середине утра будем
дома, – он слез с коня, бодрый, хоть и похудевший за долгие дни. – Сегодня выпьем
больше медовухи, – добавил он, повышая голос. – И, может, наш воин–монах поймает нам
зайцев.
Вася спешилась с остальными и убрала лед с морды Соловья.
– Завтра Москва, – шептала она ему, сердце колотилось, руки замерзли. – Завтра!
Соловей без тревоги выгнул шею и ткнул ее носом.
«У тебя есть хлеб, Вася?».
Она вздохнула, сняла с него седло, потерла его, скормила корочку и оставила искать
траву под снегом. Нужно было наломать хвороста, убрать снег, развести костер, вырыть
яму для ночлега. Мужчины теперь звали ее Васей, дразнили, пока работали. Она, к ее
удивлению, не расстраивалась из–за их грубого юмора.
Они смеялись, когда Саша вернулся. Три мертвых зайца висело в его руке, за плечом
виднелся лук. Мужчины обрадовали, поблагодарили его и поставили мясо тушиться. Огни
костров бодро трепетали, мужчины передавали фляги медовухи и ждали ужин.
Саша пошел к Васе, роющей себе ямку для сна.
– Все хорошо? – спросил он чуть скованно. Он так и не понял, каким тоном говорить
с братом, который был сестрой.
Вася хитро улыбнулась ему. Его решительные старания уберечь ее в пути спасали от
одиночества.
– Я хотела бы поспать на печи и съесть похлебку, которую готовил кто–то другой, –
сказала она. – Но я в порядке, брат.
– Хорошо, – сказал Саша. Его строгость ударяла после шуток мужчин. Он протянул
ей чуть запятнанный сверток. Она развернула его и увидела сырые печенки трех зайцев,
темные от крови.
– Боже, – выпалила Вася и впилась в первую. Солено–металлический сладкий вкус
жизни взорвался на языке. Соловей возмутился за ней, ему не нравился запах крови. Вася
не слушала его.
Ее брат ушел раньше, чем она закончила. Вася провожала его взглядом, облизывая
пальцы, не зная, как прогнать тревогу с его лица.
Она закончила копать, устроилась на бревне у костра. Подперев кулаком подбородок,
она смотрела, как Саша благословляет людей и еду, пьет медовуху, непроницаемый, с
другой стороны костра. Саша молчал после благословений. Даже Дмитрий стал отмечать,
какой тихий брат Александр после Лавры.
«Он переживает, конечно, – подумала Вася, – потому что я одета как мальчик,
билась с бандитами, а он врал великому князю. Но выбора нет, брат…».
– Герой твой брат, – сказал Касьян, прерывая ее мысли. Он сел рядом с ней и
протянул свою флягу медовухи.
– Да, – резко ответила Вася. – Он такой, – было что–то почти несмешливое в голосе
Касьяна. Она не приняла его фляги.
Касьян взял ее руку в варежке и прижал флягу к ней.
– Пей, – сказал он. – Я не хотел обидеть.
Вася замешкалась и выпила. Она все еще не привыкла к этому мужчине, к его
загадочному взгляду и резкому смеху. Его лицо чуть побледнело за неделю пути, но это
сделало его краски ярче. Она порой ловила его взгляд, подавляла румянец, хоть была и не
из мягких девушек.
«Как бы он отреагировал, – порой думала она, – узнав, что я девушка? Не думай о
таком. Он не узнает».
Тишина между ними затянулась, но он не уходил. И Вася спросила:
– Вы бывали в Москве раньше, Касьян Лютович?
Его губы дрогнули.
– Я прибыл в Москву в начале года, чтобы позвать великого князя на дело. А до
этого? Однажды. Давно, – его голос стал сухим. – Наверное, каждый глупый юнец ищет
желание сердца в городах. Я не возвращался до этой зимы.
– И чего хотело ваше сердце, Касьян Лютович? – спросила Вася.
Он насмешливо посмотрел на нее.
– Ты стал моей бабушкой? Ты еще мал, Василий Петрович. Что думаешь? Я любил
женщину.
Саша повернул голову на другой стороне костра.
Дмитрий шутил и смотрел на похлебку, как кот на мышиную нору (их порции не
унимали его аппетит), но он услышал и спросил:
– Да, Касьян Лютович? – заинтересованно спросил он. – Женщину из Москвы?
– Нет, – Касьян говорил теперь всем слушающим. Его голос был мягким. – Она была
издалека. Она была очень красивой.
Вася прикусила губу. Касьян обычно был скрытным. Он молчал чаще, чем говорил,
кроме случаев, когда он ехал рядом с Дмитрием, и они передавали флягу друг другу. Но
теперь все слушали.
– Что с ней случилось? – спросил Дмитрий. – Расскажи.
– Я любил ее, – осторожно сказал Касьян. – Она любила меня. Но пропала в день,
когда я хотел забрать ее в Башню Костей, чтобы она стала моей. Больше я ее не видел, –
пауза. – Она теперь мертва, – он резко добавил. – И все. Дай мне похлебки, Василий