Текст книги "Беовульф"

Автор книги: Кэтлин Кирнан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

9 Поединок

Грендель сидел, одинокий, там, где лес обрывался к бездне. Внизу, под скальным обрывом, простирались болота и пустоши, а далее стены, валы и ворота укреплений Хродгара. Над головой лунный диск беззаботно играл в пятнашки с облаками, но Грендель не обращал внимания на небо. Ждать помощи от Мани бесполезно. В венах Гренделя есть доля гигантовой крови, но жалок он, выродок бедный. Великаны с Гренделем нe общаются, все вопросы и просьбы его без ответа оставляют, ни разу не снизошли до вмешательства в его печали. Он скорчился скорбно, сжал голову, желая, чтобы они отвели этот ужасный шум мягкотелых от его ушей и не дали нарушить данного матери обещания. Но он уже одолел долгий путь, дошел почти до жилищ людских, он чуял запах мягкотелых, почти ощущал вкус их плоти… Он уже нарушил обещание.

И вот началось превращение. Может быть, это то, что он унаследовал от гигантов, эта страшная, мучительная трансформация, преобразующая дух его и тело, наполняющая сверхъяростью и сверхненавистью. Никакое обещание, данное сыном матери, не могло сдержать роста мышц, перерождения костей, увеличения объема тела. Какая-то адская забава троллей, взаимная издевка враждующих богов и гигантов.

– Я сдержу слово, мать… сдержу… – Как хотелось бы ему вдруг увидеть родительницу, чтобы она увела его обратно в пещеру, к тихому озерцу. – Я послушный… – Боль одолевала его, он более не мог говорить, рот изменял очертания. Но вопли мягкотелых не переставали терзать, неслись к нему, неслись во все стороны от уродливого, как и всё созданное мягкотелыми, сооружения из камня, дерева и соломы, калечили природу, нарушали ее гармонию, противоречили здравому смыслу.

Хрустели суставы Гренделя, лопалась и кровоточила кожа от слишком быстрого роста, и вот уже плечи его раздвинули ветви, которые только что нависали над головою. Это колдовство, это проклятие недоступно его пониманию. Хотел бы он расти и расти, не останавливаясь, чтобы достать равнодушный лунный диск с ночного неба и грохнуть его на крышу Хеорота. И воцарилась бы в мире вечная тишина, вечнее не бывает, и яркий глаз луны перестал бы издеваться над ним.

Преобразование завершилось, Грендель выпрямился, покрытый ссадинами и кровоподтеками, достойный источник ужаса, внушаемого данам. Он повернул голову назад, к дому, прищурился… С такого расстояния и сквозь дымку ничего, конечно, не разглядеть, по он знал, где его родная пещера, где мать его свернулась в своем подводном покое, окруженная угрями-альбиносами, водными растениями и водяными духами. Грендель решительно отвернулся от дома и направился по души мягкотелой мрази.

* * *

– Может, еще что-нибудь споем? – спросил осипший Хандскио, жалея, что не успел сотворить еще пару-другую стишков. Таны сидели за столом, глотки их отдыхали, но зажатые в кулаках кружки лупили стол, выбивая из него грохот и случайные мелкие щепки.

– К-к-ка-ак он спит п-п-под это? – кивнул Олаф в сторону Беовульфа, неподвижно растянувшегося на полу.

– Да прикидывается, должно быть, – проворчал Хандскио.

– А ты спроси его сам, – предложил Виглаф и звучно припечатал кружку к столу.

– Ребята, вы не поете, – продолжил обмен мнениями Беовульф. – А слушатели вроде не жаловались, что утомили их ваши нежные голоса.

– Мы трижды по три раза спели, – прогудел Хандскио. – Верно, наше пение этому Хрюнделю больше по вкусу, чем заунывное нытье данов, а?

Виглаф ухмыльнулся и обратился к жилистому седовласому тану Афвальдру, постарше других, которого все запросто звали Афи.

– Афи, может, вспомнишь одну – три старинных баллады?

Афи пожал плечами и продолжил колотить по столу рукоятью кинжала.

– Бум-бом… Ничего не помню. Вот Гуннлаугр… Его бы сюда. Он помнил, старик Лауги, да… Весь путь до Борнхольма[47]47
  Борнхольм – остров в Балтийском море, принадлежит Дании.


[Закрыть] пел, на Фареях[48]48
  Фарси – здесь – Фарерские острова, архипелаг на северо-востоке Атлантического океана, входят в состав Дании.


[Закрыть] пел, на…

– Просто свинство с его стороны, взял да и потонул в Исландии, – вздохнул Хандскио.

– Да, жаль его, – согласился Афи.

– Беовульф, может, этот дурной зверь вообще не придет? – предположил Хандскио.

– Не придет, если не будете петь, – ответил Беовульф, не открывая глаз. – Пойте, пойте!

– Я уже глотку сорвал. Мы орем, как дурные, а он сидит, носа не кажет и над нами издевается…

– Вот он! – спокойно сказал Беовульф и открыл глаза.

– Где? Не слы…

Что-то с силой грохнуло в дверь Хеорота. Последовал долгий момент тишины, даже костер затаился в своей яме.

– Вот он, – повторил Беовульф. – К оружию, ребята.

Однако ничто не нарушило тишину. Костер снова затрещал искрами, ветер подвывал в проемах.

– Какого демона он тянет? – недовольно проворчал Хандскио.

Как бы в ответ ему дверь трижды бухнула. Звякнули цепи, со стропил посыпался мусор, поплыла в воздухе пыль.

– Г-га-гы-гы-рендель, – пробормотал Олаф. – С-с-стучится.

Таны нервно засмеялись его шутке. Беовульф уселся, не отрывая взгляда от двери. Казалось, весь мир сконцентрировался у входа в Хеорот.

– Не-е, не Грендель, – возразил Хандскио, опираясь на вытащенный из-за спины меч. – Это моя пышка-милашка Ирсашка. Она принесла для меня своих спелых фруктов, полную пазуху.

Таны снова рассмеялись, на этот раз бодрее. Хандскио направился к двери.

– Хандскио, – крикнул ему Беовульф. – Ты бы подумал, что делаешь.

– Ай, брось, – отмахнулся Хандскио. – Потерпи, дорогуша, – крикнул он в направлении двери. – Дай мне найти в штанах свою птичку, твои фрукты клевать.

– Хандскио, прекрати! – крикнул Виглаф.

– Дубина пьяная, – пробормотал Беовульф.

– Не-е, вы ее не знаете, ребята, – продолжал дурачиться Хандскио. Он приблизился к двери и кулаком стукнул в нее три раза. – Она настоящий демон, точно говорю. Сучка самого Локи. Пышка моя! – заорал он в дверь. – Покатаешь меня, покачаешь? Подбросишь-поймаешь?

Смех прекратился. Из-за двери донеслось какое-то скрипение, дерево затрещало, дверное полотно подалось внутрь, выгнулось под мощным давлением снаружи.

Беовульф открыл рот, чтобы приказать Хандскио убраться от двери, когда толстый засов не выдержал напора, лопнул. В зал посыпались осколки, Хандскио взмыл в воздух, перелетел через голову Беовульфа и рухнул на пол в другом конце зала. Но заботиться о нем, интересоваться, жив он или погиб, времени не оставалось. Проем двери закрыл невиданный ими монстр.

– Виглаф, – негромко позвал Беовульф.

– Пожалуй, старик не преувеличивал, – отозвался Виглаф. – Зря ты все же броню стащил.

Монстр зарычал и двинулся в зал. Из пасти его капала на пол вспененная слюна, когтистые лапы поднялись над головою. Он не сводил глаз с обнаженного Беовульфа.

– Похоже, ты его очаровал, – заметил Виглаф.

– Прибереги свое остроумие напоследок, – ответил Беовульф, не отрывая взгляда от чудовища. – Боюсь, когда все это кончится, оно нам весьма пригодится.

Тут самый молодой из танов, Map, не выдержал напряжения, с криком бросился на чудовище. Виглаф попытался удержать его за плащ, но не успел. Зато монстр успел среагировать. Не дав Мару нанести удара, Грендель схватил его одной лапой, как детскую игрушку, сунул в пасть и перекусил надвое. Потоком хлынула кровь, и изуродованный труп рухнул к ногам Гренделя.

Беовульф тем временем вскочил на один из длинных столов и медленным шагом направился к чудовищу. Виглаф выкрикнул команду, и таны распределились вокруг монстра. Но Грендель только рассмеялся рокочущим смехом, как будто морской прибой разбился о скалы и прогрохотал между ними. Он рванулся вперед и схватил обеими лапами коренастого гаута по имени Хумли. Тот попытался нанести удар мечом по физиономии Гренделя, но не достал, и Грендель размозжил противника о потолочную балку. Размахнувшись, он бросил мертвого гаута в костер. Сосед Хумли рванулся в атаку, но Грендель смахнул его в чан с медом. Напиток выплеснулся через край, затек в костер. Раздалось шипение кипящего меда, в воздух поднялся столб пара и пепла.

Тут сзади вырвался разъяренный Хандскио, весь израненный, со сбитым набок нагрудником. Он прыгнул с опрокинутого стола, монстр не успел отбить нападение, и меч тана вонзился в голову чудовища.

– Сдохни, урод! – заорал Хандскио во всю глотку. – Мелкий тролль болотный ты, а не демон!

Однако монстр одной лапой сжал грудь Хандскио, другой легко сломал меч, оставив кусок его длиною вершка в три-четыре в своем черепе. Хандскио успел плюнуть в физиономию монстра, но ребра его с громким хрустом сломались, Грендель сунул голову тана себе в рот и откусил ее.

– Четыре добрых бойца! – воскликнул Беовульф, двигаясь к монстру. – Все, клянусь Хеймдаллем, больше ни одного не получишь.

Грендель увлекся трупом Хандскио, он впился зубами в шею, не замечая подошедшего Беовульфа. Тот показал Виглафу на промежность чудовища, сделал рукой резкое движение, обозначая укол. Виглаф кивнул.

– Хватит! – крикнул Беовульф, и Грендель повернул к нему голову, измазанную кровью Хандскио. Он удивленно замигал, увидев вблизи голого мягкотелого.

– Положи тело и займись мной, – прика зал Беовульф.

Грендель взревел, отбросил останки Хандскио и ударил сверху по Беовульфу. Гаут отскочил, но от удара стол дернулся и подбрссил Беовульфа на стропила. Разозленный промахом Грендель зарычал и швырнул стол в дымящийся, полупогасший костер.

– Мой черед, – сказал себе Виглаф, подобрался сзади и, размахнувшись, ударил мечом между ног чудовища. Меч, однако, не нанес вреда чудищу. – Беовульф, у этого гада нет яиц! Он кастрат!

Грендель зарычал и обернулся, замахнувшись на Виглафа. Но тан успел выставить вперед щит, которым и встретил удар. Виглаф кувырком вылетел за дверь Хеорота, а Грендель, потирая оскорбленную промежность, бросился за Виглафом.

– Так вот почему ты такая скотина, – заорал Беовульф, и Грендель задрал голову, всматриваясь во тьму под потолком.

Беовульф спрыгнул ему на затылок, обхватил рукой горло монстра. Лишившись притока воздуха, тот резко замотал головой, стремясь избавиться от помехи, но Беовульф, пустив в ход ноги и зубы, удержался.

– Не выйдет! – крикнул он прямо в одно из громадных уродливых ушей Гренделя. – Я докончу то, что начал Хандскио, ты, грязная сука драная!

Грендель вскрикнул и вонзил когти в свою голову, но в крике его слышалась не ярость, а мука.

Беовульф тут же сообразил, что нашел слабое место врага. И не удивился этому. Конечно же, именно поэтому веселье данов вызывало его гнев.

– А-а-а, слишком громко?! – заорал он в ухо Гренделя что было силы. – Может, шепотом попробовать?!

Грендель стонал и тряс головой, в тщетной попытке стряхнуть гаута. Он как будто ослеп и потерял способность ориентироваться. Вот он покачнулся и врезался в подпорный столб. Беовульф, не прекращая вопить, нанес ему свободной рукой жестокий удар в ухо. Он почувствовал, что шея соперника ускользает от его хватки, перехватил попрочнее.

– Он сжимается! – донесся от порога крик Виглафа. – Беовульф, он уменьшается, уменьшается, гад!

– У тебя для нас сюрприз! – надрывался Беовульф. Он снова и снова бил кулаком в ухо Гренделя. Теперь он и сам ощущал, как уменьшается его противник. – Фокусник! – кричал Беовульф. – Отличный фокус! По канату ходишь? Тыквами жонглируешь? Кролика родишь, крольчиха облезлая, жаба подколодная?

– Беовульф, делай что делаешь, продолжай, что бы ты ни делал! – крикнул Виглаф.

– Слушай меня, Грендель! – орал Беовульф. – Кончена твоя игра, кончена вражда с Хродгаром! Сегодня, сейчас, здесь!

В отчаянной попытке освободиться от Беовульфа Грендель рванулся к дымящейся дыре костра. Но Беовульф в последний момент прыгнул на одну из свисающих с потолка цепей. Грендель плюхнулся в горящие угли и катался в них, поднимая столбы горячего пепла. От его шкуры исходили облака желто-зеленого дыма

– Держите дверь! – громко скомандовал Беовульф. – Не выпускайте его!

– Чем его удержишь? – крикнул в ответ Виглаф. – Не сдюжить нам, прорвется!

– Придумайте что-нибудь! – заорал Беовульф, лихорадочно соображая, как удержать испускающего столбы дыма и вопящего от боли Гренделя. Понятно, что существу этому сейчас несладко, но понятно также, что оно может удрать из Хеорота, ускользнуть от преследования, залечить свои раны и вернуться, горя ненавистью и жаждой мщения.

Беовульф подтянулся и полез по цепи к стропилам. Грендель тем временем зацепился за обожженные края костровой ямы, выкарабкался, выбрался на пол зала. Размером он теперь ненамного превосходил большого медведя. Монстр отряхнулся, разбрасывая угли и рассыпая искры, качаясь, протер глаза, повернулся к Виглафу, одиноко стоящему перед распахнутой дверью.

– Извини великодушно за неудобства, государь мой Грендель, – сыпал скороговоркой Виглаф, оглядываясь в поисках Беовульфа и не видя его. – Прошу тебя воспользоваться нашим гостеприимством еще некоторое время, грязная скотина.

Грендель закашлял, зафыркал, оскаливая острые желтые зубы.

– Взаимно, – заверил его Виглаф. – Совершенно те же теплые чувства все мы испытываем к твоей милости.

Беовульф разглядел еще одну цепь, на расстоянии примерно в два человеческих роста от него, покачивающуюся, как маятник. Нижний конец цепи был обмотан вокруг здоровенного обломка дверного засова.

К Виглафу успели подтянуться остальные таны, но Грендель уже двинулся, прихрамывая, к выходу. Даже вдвое уменьшенный против первоначальных своих габаритов, он все еще оставался грозным противником.

– Тебе, дорогой друг, придется побеседовать с моим государем Беовульфом, – увещевал монстра Виглаф, жестом приказав тану Оддвару подать копье взамен утраченного меча. – Он тебе расскажет много интересного, уверяю.

– Так-так, – бормотал Беовульф, подползая к цепи с обломком. – Не дать этой дряни выскользнуть. – Он ухватился за цепь и быстро спустился до бревна. Упершись в него ногами, Беовульф прицелился и начал раскачиваться, придавая бревну необходимую скорость. Удар должен был прийтись в голову Гренделя.

– Эй, внизу! – крикнул Беовульф. Монстр обернулся скорее, чем ожидал Беовульф. Ловкости он не утратил, меньшие размеры позволяли ему реагировать быстрее, чем раньше. Он успел поднять сжатую в кулак когтистую руку-лапу, чтобы отразить удар бревна. Расщепленный обломок засова от удара Гренделя рассыпался под ногами Беовульфа в щепки, сам Беовульф спрыгнул и откатился в сторону. Но лапа Гренделя по инерции проскочила в петлю, оставшуюся от бревна, и, когда монстр снова повернулся к двери, к Виглафу с его командой, цепь натянулась, дернула его и остановила.

– Как раз вовремя, – облегченно вздохнул Виглаф. – Теперь у нас будет свой цепной песик.

Обожженный и испуганный Грендель, стремящийся теперь не к уничтожению ненавистных мягкотелых, а к спасению собственной изрядно попорченной шкуры, издал оглушительный рев и хлестал цепью, как кнутом, дергая ее в разные стороны. Несколько мощных рывков расшатали и вырвали крюк, на котором висела цепь. Грендель устремился, к двери, волоча цепь за собою. Беовульф схватился за конец цепи, но Грендель даже не заметил помехи.

– Заходи с боков! – крикнул Виглаф уцелевшим танам, и они обступили чудище, оставляя Виглафа у него на пути. Цепь защемилась узлом между подпорным столбом и его креплением, и снова Грендель был задержан резким рывком Виглаф воспользовался моментом и устремился к врагу с копьем, целясь в его отсвечивающий золотом глаз. Грендель, однако, успел отразить удар, выбив копье из рук Виглафа

– Ох, как ты мне надоел! – вздохнул Виглаф.

Восемь танов, по четверо с каждой стороны, напали на Гренделя, но шкура его, казалось, только стала прочнее в результате уменьшения размеров.

– Держите его! – крикнул Беовульф, оттягивая цепь.

– Пойду рыбой торговать, ни на что больше не годен, – досадливо ворчал Виглаф, уклоняясь от лап Гренделя. Уклонялся он недостаточно успешно, и мощный удар послал его во тьму за дверью. От рывка плечевые связки Гренделя лопнули, раздался рев боли, чудище повернулось к Беовульфу.

Беовульф обмотал конец цепи вокруг еще одной потолочной балки. Чудище зарычало, схватилось за вывихнутое плечо, затем дернуло цепь здоровой лапой. Потолочная балка не выдержала, крыша осела, на головы танов повалились доски, рейки, солома…

– Он всю халабуду разнесет! – завопил тан Бергр.

– Пусть разносит, – ответил Беовульф. – Лишь бы не удрал. Лишь бы не выжил.

И Беовульф помчался к двери, к которой стремился и Грендель, сдерживаемый цепью и подгоняемый болью. Гаут врезался в дверь и захлопнул ее, защемляя поврежденное плечо чудовища. Лапа его оказалась зажатой между дверью и железной рамой проема, рык адской боли беспрерывно сотрясал стены Хеорота, разносился по окрестностям, и сердца жителей окрестных ферм сжимались от ужаса.

– Кончились дни твоего бесчинства, демон, – кричал Беовульф, напирая на дверь.

– Нет… Нет… Отпусти… – взмолился вдруг Грендель. – Отпусти Гренделя.

– Он еще и разговаривает, собака, – удивился Оддвар.

– М… м-м-может, это В-в-виглаф… з-за две-дверью, – засомневался Олаф.

– Нет, это колдовство, – уверенно объяснил Беовульф. – Уловка! У него много разных уловок, чтобы спасти шкуру. Но никакая уловка ему больше не поможет.

– Я не монстр, – хрипел и стонал Грендель, зажатый дверью. – Нет, не монстр… Я Грендель. Отпусти меня. Никакой человек не может меня убить. Простой человек не может. Кто ты? Что за существо?

– Кто я? – Беовульф зловеще засмеялся и налег на дверь сильнее. Затем он наклонил голову к щели и почти прошептал: – Хочешь знать, кто я? Очень хочешь? Что ж, узнай. Я потрошитель, и сокрушитель, и разрывателъ, и рассекатель. Я зубы тьмы и когти мрака. Я то, чем ты воображал себя. Мой отец, Эггтеов, назвал меня Беовульфом, Волком Пчелиным, Волком Медвежьим, если ты загадки любишь, демон.

– Нет, нет, – стонал Грендель. – Ты не ггаела… ты не волк… не медведь… Никакой медведь не выстоит против меня.

– Хватит болтать, – сказал Беовульф достаточно громко, чтобы его слышали таны. Он уперся ногами в неровности пола, навалился на дверь всем телом. Железная рама врезалась в плоть Гренделя, было слышно, как лопались его связки. – Что ж, – зловеще хмыкнул Беовульф. – Издохнешь от кровотечения.

Грендель за дверью вскрикивал снова и снова.

– К… К-ко-ко-о-онец, – удивленно пробормотал Олаф.

– Вспомни, Грендель, о танах, которых убил ты, – крикнул Беовульф, напирая на дверь и глядя на ручейки зеленовато-черной крови, текущей по торчащей из двери лапе. – Вспомни о них сейчас, когда пришла пора тебе подохнуть. – Он налег на дверь со всею силою, которую боги даруют смертным.

Дверь закрылась полностью, отделив лапу монстра, от туловища. Хлынул фонтан крови, рука упала на пол. Беовульф пнул ее, и когтистая ладонь сомкнулась на его лодыжке. Он выругался и стряхнул руку, все еще извивающуюся и прыгающую по полу, как выкинутая из воды рыба. Но вот она замерла, по ней прошла смертная судорога, и она затихла. Замер и Беовульф, прислонившись к двери, покрытый потом, кровью чудища, синяками и царапинами. По прошествии многих лет его таны вспоминали, что никогда еще не видели на лице Беовульфа выражения такого ужаса. Гауты осторожно приблизились к замершей руке.

Тут раздался стук в дверь.

– Тебе мало? – мрачным голосом спросил Беовульф.

– Нет, спасибо, достаточно и на эту жизнь, и на следующую, – ответил из-за двери какой-то нервный голос. Беовульф так же нервно рассмеялся и открыл дверь. В перепачканном кровью проеме стоял Виглаф.

– Понесся к своим болотам. – Виглаф ткнул рукой через плечо. – Далеко ли уйдет… Рана смертельная, даже для такого монстра. – Он уставился на мертвую лапу чудовища.

– Он говорил, Виглаф, – сообщил Беовульф, выступая из двери в морозную зимнюю ночь.

– Слышал. И раньше слышал сказки о говорящих троллях и драконах, но не видел. Как думаешь, старый Хродгар сдержит обещание?

И, не дождавшись ответа, Виглаф повернул голову и уставился во тьму.

1 Cмерть Гренделя

Ласковая ночь приняла под покров Гренделя, одного из своих странников, сломленного и потерянного, мучимого болью и отчаянием. Ни направления, ни цели, ни намерения, лишь стремление оказаться как можно дальше от того, назвавшего себя медведем, хотя он вовсе и не был медведем. От человека, назвавшего себя Волком Пчелиным[49]49
  Само имя Беовульф означает медведь, и образовано оно по следующему принципу. Саксонский элемент Beo означает bee – пчела; Беовульф буквально – «пчелиный волк». У медведя – вытянутая морда (как у собаки или волка); и те, кто наблюдал медведя, благоразумно держась от него на почтительном расстоянии, наверняка видели, как он разрушает ульи в поисках меда и поедает пчел. Потому медведя и прозвали пчелиным волком. – ©Билл Купер «После потопа Ранняя история Европы» Христианский апологетический центр, Симферополь, 1997; http://dragons-nest.ru.


[Закрыть]. Существом, состоявшим из загадок.

Гренделя тянуло на ложе мягкого болота. Упасть здесь, сжаться в комочек, умереть, забыться вечным сном, раствориться в тумане, расплыться вместе с ним над землей… Освобождение и сохранение цельности, растворение и освобождение от боли… Туман спрячет его, если Пчелиный Волк пустится в погоню, ненасытный, жаждущий всей крови Гренделя. А Грендель отныне станет призраком, реющим над болотами, и его нельзя будет более ранить, даже самые острые мечи пройдут сквозь него, не причинив вреда, и даже самые мерзкие голоса мягкотелых не оскорбят его слуха.

Но как-то незаметно для самого себя проскочил пустоши уже выпавший из хватки времени Грендель, и вот над ним уже ветви деревьев. Лес не хотел участвовать в его распаде и исчезновении и сразу ему сказал об этом шорохом веток лиственниц и дубов, буков и ясеней.

– Если упадешь здесь, – говорили деревья, – наши корни не примут твоей плоти. Мы не спрячем твоих костей. Мы не хотим отведать тебя и мира тебе не дадим.

Деревья рассказывали о давних войнах с драконами и гигантами, с которыми Грендель, как они считали, одной крови. Они напоминали ему о разрушенных им деревьях. Нет, они не простят ему прежних прегрешений.

– Неважно, – бормотал он. Может быть, деревья слушали его, может быть, и нет. – Был я в болотах, сам не понимаю, как оказался здесь, у вас. Но я не лягу среди вас, если не желаете.

И он ковылял дальше, слабея, все более усталый, каждый шаг отнимал столетия жизни.

Оленья тропа уводила его из злопамятных лесов. Вот он уже в торфяных болотах, в топях, среди тихих глубоких прудов, ближе к побережью. Эта земля не отвергнет дракона, гиганта, тролля, не отвергнет умирающего Гренделя. Он сидел возле замерзшего озерца и следил за ростом лужиц своей крови на льду. С неба падал снег, жирные ленивые снежинки медленно кружили в воздухе. Грендель открыл пересохший рот и ловил снежинки языком. Здесь над поверхностью тоже плыл туман, но более легкий, прозрачный, чем в пустошах. Этому туману не спрятать его призрака. Но Гренделю ничего не стоило проломить непрочный ледок и опуститься на дно, в мягкие подводные сады, населенные серой рыбешкой. Залечь в удобную слизь, забыть жизнь и забыть боль, а со временем забыть и самого себя.

– Пчелиному Волку не найти меня здесь, – засмеялся Грендель; смех его перешел в кашель, дыхание слилось с туманом. – Пусть попробует, мать. Пусть утонет в камышах и ляжет рядом со мной. Я буду глодать его кости в мертвой дреме.

– Нет, – ответила невидимая мать. – Нет, нельзя, возвращайся домой. Возвращайся ко мне.

Грендель сидел подле замерзшего пруда, следил за неясными узорами, которые рисовала на снегу его остывающая кровь. Эти контуры могли бы нарисовать счастливую картину. Он убил Беовульфа и поселился в нелепом зале мягкотелых, его больше не мучают их вопли под арфы, флейты, барабаны. Он попытался начертить когтем острые зубы и сломанный щит, но снег почти сразу скрыл рисунок.

«Он и меня укроет, – подумал Грендель. – Посижу вот еще чуть-чуть…»

– Домой, домой, – звала мать. Голос ее сливался со свистом ветра. – Домой, Грендель.

И Грендель вспомнил пещеру, пруд матери с белыми угрями. Он осознал, что все время пытался найти дорогу к дому. Но сначала его сбивала с пути боль, потом туман, после этого – мстительные деревья. Отвлекала собственная кровь, покинувшая тело. Грендель встал, принюхался, пытаясь определить направление, найти тайную тропу. Куда стремиться, какого направления избегать, где мелкие местечки с камнями, по которым можно перебраться, а где глубины с застоявшейся водой…

Нет, он не умрет в этих болотах. Здесь его найдут вороны, рыбы, здесь его найдет Пчелиный Волк. В нем уже появилось что-то от призрака. Он вздохнул, стиснул зубы, чтобы подавить боль, пошел через болото.

– Останься, – шептал туман. – Вернись!

Он не слушал.

– Мы передумали, приходи, мы примем тебя, – шумели старые дубы, но Грендель не обращал на них внимания.

– Мы с тобой одной крови! – кричали издалека болотистые пустоши. Но Грендель знал, что не там его дорога, даже если деревья не передумают еще раз.

И вот он уже оказался на другой стороне, лишь два раза сбившись с пути в камышах и среди гниющей древесины. Вот под ногами твердая почва, россыпи валунов. Вот пошли скалы и, наконец, вход в его пещеру. Не очень холодно здесь, в тени, в затишье. И снегопад прекратился. Последний шаг потребовал всех оставшихся сил. Он рухнул на берегу материнского озерца, роняя в воду капли крови. Мать ждала его, приняла в свои сильные руки, прогнала голодных угрей и крабов.

– Не плачь, – утешила она, поцеловала его воспаленный лоб холодными губами.

– Он сделал мне больно, матер, – всхлипнул Грендель. – Мама, как же так?

– Почему ты меня не послушался? Я предупреждала тебя. Бедный мой сын. Не нужно было тебе…

Грендель открыл глаза, осознав при этом, что они были закрыты, скользнул взглядом по путанице сталактитов и сталагмитов.

– Он убил меня, матер.

– Кто убил тебя, Грендель, сын мой, кто? Кто это сделал?

«Это зубы Мирового Змея, – подумал Грендель, смаргивая слезы и глядя широко раскрытыми глазами на висящие над головой сталактиты. – Я в пасти Змея Мидгарда, Ёрмунганда, сына Локи. Он проглотит меня. Мне конец. Конец навеки».

– Кто забрал твою руку, сын?

– Пчелиный Волк, – простонал Грендель и снова закрыл глаза. – Он оторвал мою руку… Так больно…

– Пчелиный Волк?

– Это загадка, мать. Кто такой Пчелиный Волк?

– Не время для загадок, сын мой, – сказала она и погладила лицо его длинными перепончатыми пальцами с золотыми ногтями.

– Холодно мне, – прошептал Грендель.

– Вижу.

– Он всего лишь человек… Но сильный, очень сильный. Он сделал мне больно, мама.

– Он заплатит за это, сын мой. Кто этот человек?

– Он сказал мне, что имя его – загадка. Он сказал, что он потрошитель, и сокрушитель, и разрыватель, и рассекатель. Что он зубы тьмы и когти мрака. Что он Беовульф.

– Беовульф, – повторила она. – Пчелиный Волк.

– Он очень сильный, – опять сказал Грендель, гадая, насколько холодно в брюхе змея на дне океана. – Очень холодно.

– Знаю. Ты устал, сынок. Ты очень устал. Усни. – И она закрыла его глаза, из которых ускользнула последняя искра жизни. – Я здесь. Я не оставлю тебя.

Глаза его опустели, как глаза любого существа, которое оставила жизнь, и мать понесла его вниз, в глубины своего водоема, в глубины горы. Угри пробовали его кровь, но приближаться остерегались. Она несла Гренделя по спиральному тоннелю, ведущему к морю, обросшему ракушками и мясистыми анемонами, синими морскими звездами, клубками слепых червей. Все дальше вниз, в бессветные глубины, где родился ее сын, где не знают ни колесницы Соль, ни белого зрака луны. И на губах ее было имя убийцы. Беовульф– как не дающий покоя шрам.