Текст книги "Навеки твоя"
Автор книги: Кэтлин Харрингтон (Гаррингтон)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Для тревоги не было причин. Пока он будет изображать Робин Гуда перед жителями Грентама, леди Франсин и ее дочери обеспечат надежную охрану. Никто не станет покушаться на их жизни, если рядом с ними не будет Лахлана. Это бессмысленно, потому что тогда его не смогут обвинить в их смерти.
На ближнем краю поля выстроились в ряд, ожидая своей очереди, лучшие английские стрелки, одетые в костюмы солдат шерифа Ноттингемского. Каждый держал в руках огромный боевой лук. Первая группа лучников уже отстрелялась.
Мишенями служили парусиновые мешки, набитые соломой, в центре каждого из которых был нарисован круг. Их поставили на противоположном конце поля, на расстоянии в три сотни шагов.
Джон Хартли, командир отряда королевских лучников, отделившись от толпы, подошел к Лахлану. Этот мужчина сорока с небольшим лет был почти таким же высоким, как Лахлан, да и весил не меньше, чем он. Глядя на его крепкое мускулистое тело, было понятно, что этот человек зарабатывает себе на пропитание, стреляя из лука днями напролет.
– Удачи вам, сэр, – сказал Хартли и отдал Лахлану честь, прикоснувшись перебинтованными пальцами к полям своей шляпы.
Лахлан в ответ пожал здоровую руку лучника.
– Позвольте мне еще раз поблагодарить вас, господин Хартли, за то, что дали мне свое оружие, – сказал он.
Искоса посмотрев на него, тот ответил:
– Пока еще рано благодарить меня, милорд. Я вам вчера уже говорил, что можно пересчитать по пальцам одной руки лучников, которые могут метко стрелять из него. Для этого нужно обладать большой физической силой. Мой лук очень длинный – в нем больше шести с половиной футов, и сила для натяжения стрелы нужна почти в сто тридцать фунтов[9]9
Приблизительно 60 кг.
[Закрыть]. Он принадлежал моему отцу, а тот был настоящим великаном. Я сам редко попадаю в «яблочко», когда стреляю с расстояния в четыре сотни шагов из этого лука. Как, впрочем, и из любого другого.
– Я тоже, – ответил Лахлан, виновато пожав плечами. – Однако думаю, что, только стреляя из такого мощного лука, как этот, можно поразить цель, которая находится так далеко.
– Это точно, – согласился Хартли, просияв от гордости. – Такой великолепный лук может сделать только очень искусный мастер.
Вместе они наблюдали за тем, как стреляет вторая команда лучников. Участники соревнования по очереди посылали стрелы в мишени. Потом каждому из них объявили результат, а мишени передвинули дальше. Начинался следующий тур соревнований. Так продолжалось до тех пор, пока не осталось всего несколько участников.
Наконец мишени передвинули на расстояние в четыре сотни шагов.
Чарльз Берби, Главный королевский комедиант, подал Лахлану знак, что пришло время Робин Гуду появиться среди выдающихся лучников шерифа Ноттингемского. Когда он занял место на линии стрельбы, послышались приветственные крики. Зрители узнали национального героя своей страны.
Над лугом повисла тишина. Публика ждала, когда знаменитый разбойник начнет воссоздавать одну из самых величайших легенд о нем.
Лучники по очереди выстрелили в мишени. Никому не удалось поразить цель. Все стрелы упали, немного не долетев до мешков с кругом в центре.
Когда пришла очередь Лахлана, он, вместо того чтобы занять место на линии стрельбы, указал рукой куда-то поверх мишени, требуя, чтобы ее передвинули еще дальше.
Черт возьми, если леди Уолсингхем хочет устроить незабываемое представление для будущей королевы Шотландии, то он с радостью поможет ей в этом.
По его сигналу один из горожан передвинул мишень.
Франсин, сидя на трибуне, сжала руку Анжелики и затаила дыхание. Она с ужасом наблюдала за тем, как Робин Гуд покачал головой и второй раз указал рукой, чтобы мишень передвинули еще дальше.
– Господь милосердный, что этот ненормальный делает? – пробормотала она. – Неужели Кинрат окончательно свихнулся? Никто не сможет попасть в цель с такого огромного расстояния. Никто!
В наступившей тишине она повернулась к Колину Мак-Рату, который сидел рядом с ней.
– Прошу вас, скажите, что он сделает это, – взмолилась Франсин дрожащим от страха голосом. – Скажите, что вы видели собственными глазами, как Кинрат попадает в мишень с такого расстояния.
Пригладив рукой свои непослушные рыжие кудри, Колин весь сжался, словно ему в спину подул ледяной ветер.
– Н-не могу сказать, что я это видел, л-леди Уолсингхем.
Франсин зажала ладонью рот, чтобы сдержать рвущийся из горла стон. Однако Колин, услышав сдавленный хрип, повернулся и смело посмотрел в ее округлившиеся от напряженного ожидания глаза. В его голубых глазах она увидела тревогу.
– Это н-не значит, что он не сможет попасть, – поспешил заверить ее шотландец.
Уолтер Мак-Рат, сидевший по другую сторону от Анжелики и синьоры Грациоли, вдруг захихикал. Его могучее тело сотрясалось, так как он пытался сдерживать рвущуюся наружу радость. В конце концов он не смог совладать с собой и зашелся в громком хриплом хохоте.
– Тысяча чертей, – пророкотал Уолтер в промежутке между приступами смеха. – Похоже, этот хитрый парень хочет… побить свой собственный рекорд!
– Четыре сотни шагов! – крикнул горожанин с противоположного конца луга.
Публика удивленно ахнула.
Ни один человек не сможет попасть в мишень с такого расстояния!
Глава девятая
В спину Лахлана дул легкий ветерок. А это значит, что он попутный, то есть дует в сторону мишеней. «Похоже, такой ветер не сможет изменить траекторию, но увеличит дальность полета», – рассуждал про себя Лахлан.
Он воткнул в землю прямо перед собой все стрелы, чтобы потом вытаскивать их по одной. Это облегчит ему задачу.
Шотландец повернулся и поклонился принцессе Маргарет, которая сидела на самой верхней скамье. Оглядев трибуны, он наконец нашел и большие карие глаза, которые смотрели на него с надеждой и отчаянием.
Ему нужно сделать так, чтобы выражение этих глаз изменилось и страх уступил место восхищению. А потом он потребует, чтобы Франсин поцеловала его в награду за то, что он спас ее представление от неминуемого провала. Он насладится этим поцелуем сполна и еще добавит кое-что от себя.
Отвернувшись от трибун, Лахлан постарался сосредоточиться. Теперь он видел перед собой только цель.
Кинрату нравилось стрелять из лука. Ему доставляло истинное наслаждение слышать, как звенит от напряжения натянутая тетива, как жужжит летящая к своей цели стрела. Ему нравилось чувствовать, как сила его рук передается оружию. Он радовался, словно ребенок, наблюдая, как стрелы одна за другой поражают мишень, попадая прямо в «яблочко».
Воцарилась мертвая тишина. Лахлан поднял мощный английский лук и направил его на мишень. Натянув тетиву, он прижал большой палец к подбородку и выпустил первую стрелу.
Франсин, сидевшая между Колином и Анжеликой, затаила дыхание. Она с напряженным вниманием наблюдала за происходящим, каждую секунду помня, что королевский герольд составляет подробную летопись исторического паломничества в Шотландию.
Если в этот солнечный погожий день Робин Гуд не сможет победить лучников шерифа Ноттингемского, то все последующие поколения будут знать, что представление, устроенное ею в Грентаме, с треском провалилось. И самое неприятное то, что это фиаско огорчит принцессу Маргарет.
Если бы Франсин рассказал об этом кто-то другой, она бы ни за что не поверила, что такое возможно, но, к счастью, все произошло на ее глазах.
Спустя несколько минут все двадцать украшенных перьями стрел, описав в воздухе изящную дугу, воткнулись прямо в «яблочко». Мишень стояла на расстоянии в четыреста шагов…
Никто даже не шелохнулся.
Никто не произнес ни звука.
А потом толпа в едином порыве взревела от восторга и началось настоящее сумасшествие. Горожане подняли на руки легендарного народного героя и под громкие крики «ура!» понесли его по лугу.
Франсин, застыв от изумления, наблюдала, как девица Марион бежит по густой траве к Робин Гуду и дарит ему свой знаменитый поцелуй. Приветственные крики стали еще громче и продолжительнее. Казалось, что они никогда не стихнут, но вот с трибуны спустилась принцесса Маргарет. Герой, который вскоре станет ее подданным, опустился на одно колено и наклонил голову, принимая от нее в награду за свой подвиг серебряную стрелу.
– Я же говорил вам, что этот парень хотел побить собственный рекорд! – воскликнул Уолтер, довольно смеясь. – А вы, тупоголовые бездельники, не верили мне!
– Да разве мы с-сомневались? – спросил Колин, робко улыбнувшись. – Мы же знаем, что моему кузену, чем бы он ни занимался, всегда сопутствует успех.
«Да, я тоже успела в этом убедиться», – подумала Франсин.
Ничего удивительного! Ведь Лахлана Мак-Рата, графа Кинрата и предводителя клана Мак-Ратов, в раннем детстве похитили феи и унесли далеко в горы, где его растил и воспитывал могущественный волшебник.
И от него зависит, останутся ли в живых она, Франсин Гренвилль, вдовствующая графиня Уолсингхем, и ее маленькая дочь.
Они были всецело в руках этого чародея.
Ночью Лахлан долго смотрел на спящую Франсин. Он, черт побери, даже не представлял, что это будет не только удовольствием, но и страхом за ее жизнь, и заставит его сердце сжиматься от боли. Она так и не поцеловала его, лишив обещанной награды, которую он ждал с таким нетерпением. Он думал, что женщина будет смотреть на него, замирая от восторга, а она даже не подошла после того, как принцесса Маргарет вручила ему серебряную стрелу…
На банкете, который состоялся после состязания лучников, Франсин все время отводила глаза в сторону. Дважды она украдкой взглянула на него, думая, что он этого не заметит, и в ее глазах была неподдельная тревога. Казалось, что она боится его. Непонятно было, почему в ней произошла такая перемена и откуда взялся этот внезапный страх.
Даже во время танца, а они станцевали вместе всего один раз, она не проронила ни звука. Кинрат буквально из кожи вон лез, пытаясь развеселить ее. Однако все было напрасно. Он заметил, что она как-то вся сжималась, когда он, выполняя фигуры лавольты, обнимал ее за талию.
И вот сейчас, сидя на соломенном тюфяке, лежавшем у двери спальни леди Уолсингхем, он вспомнил слова, сказанные его старшим братом Рори:
«В один прекрасный день, Лахлан, ты встретишь хорошенькую девчонку, которая не станет с разбегу вешаться тебе на шею. Вот тогда ты поймешь, каково нам, простым, обделенным матушкой-природой парням, у которых нет ни твоей красоты, которой мог бы позавидовать сам Адонис, ни галантных манер».
Недовольно поморщившись, Лахлан хотел было возразить, но Рори махнул рукой, заставив его молчать.
– Признайся, братец, что я прав. Ты умеешь играть на всех известных людям инструментах, ты сочиняешь музыку и стихи, поешь, словно ангел небесный. Неудивительно, что все девчонки сходят с ума по тебе и буквально стелятся у твоих ног.
Лахлан не поверил брату, посчитав, что тот просто насмехается над ним.
– Черт тебя побери, Рори, – скрежеща зубами от злости, ответил он. – Далеко не все женщины, которых я знаю, готовы броситься мне на шею.
Его младший брат Кейр, иронично хмыкнув, сказал:
– Ну да, конечно. Только те, которых ты, сладкоголосый менестрель, хочешь соблазнить. То есть все смазливые девицы, на которых ты бросаешь взгляд.
Тогда Лахлан подумал, что братья хотели немного позлить его – просто так, забавы ради. И только теперь, после того как он встретил прекрасную английскую графиню, которая в настоящий момент спала в нескольких шагах от него, ему пришлось признать, что они были правы. Действительно, все понравившиеся ему женщины рано или поздно оказывались в его постели. И для этого даже не приходилось особо напрягаться.
В слабом свете свечи, освещавшей маленькую комнату, он видел тонкий профиль Франсин, ее длинные, изогнутые ресницы, которые, словно два веера, лежали на ее щеках. Во сне ее соблазнительные губы слегка приоткрылись; золотистые локоны, разметавшиеся по подушке, были похожи на ангельский нимб.
Лахлану очень хотелось запустить руки в эти шелковые пряди и, приподняв их, посмотреть, как они заструятся по его мозолистым пальцам.
Каждый раз, когда Франсин ворочалась во сне, по комнате разливался волшебный аромат лаванды и розы, который кружил ему голову. Представив, какое соблазнительное тело скрыто под этим одеялом, Лахлан почувствовал, как по всему его телу пробежала горячая дрожь желания. Внизу живота запульсировала жгучая боль.
Ему вдруг так захотелось отбросить в сторону одеяло и, подняв широкую, похожую на бесформенный мешок ночную рубашку из тонкого полотна, погладить ее атласную кожу, что он едва не поддался этому порыву.
Господь всемогущий!
Он дал слово, что не причинит ей никакого вреда.
И он сдержит свое обещание, невзирая на все нечеловеческие муки и страдания, которые ему приходится терпеть.
Но если она только поманит его своим маленьким пальчиком, он, черт побери, сделает все, чтобы ей больше никогда не захотелось лечь в постель с другим мужчиной.
Франсин вздрогнула, словно от внезапного толчка, и открыла глаза. На прикроватном ночном столике горела свеча, тускло освещая комнату. Глядя на свечу, она пыталась вспомнить, почему легла спать, не погасив ее.
Постепенно приходя в себя, она поняла, что в комнате есть еще кто-то, и почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
И сразу все вспомнила.
Резко подскочив, женщина села в постели и, повернувшись, увидела, что Кинрат не спит.
Он полулежал на тюфяке, прислонившись спиной к закрытой на засов двери спальни, и молча смотрел на Франсин. Мужчина был без рубашки, нижняя часть тела была прикрыта пледом вместо одеяла. Рядом с ним на деревянном полу лежал его палаш.
– Что случилось? – шепотом спросила она. – Почему вы не спите? Вы что-то услышали?
– Все хорошо, – прошептал горец. – Спите.
За дверью во внутренней стене комнаты находилась гардеробная Франсин, а за ней еще одна, смежная, комната. В ней на маленьком матрасе рядом с Люсией спала Анжелика. Их охранял Уолтер Мак-Рат, хотя в этом не было особой необходимости, потому как в комнате было всего одно крошечное окошко, через которое никто не смог бы пролезть. Да и попасть в комнату ребенка можно было, только пройдя через комнату Франсин.
Поэтому, если она, Франсин, в безопасности, девочке тоже ничего не угрожает.
– Почему вы не спите, Кинрат? – прерывисто вздохнув, спросила женщина. – Неужели вы бодрствовали всю ночь?
Шотландец улыбнулся. Она заметила, как в полумраке блеснули его зубы.
– Как я могу спать, миледи? Ведь я должен охранять вас, – прошептал он, и в его голосе послышались веселые нотки.
Что за игривый тон? Можно подумать, что они спят в одной комнате, потому что у них любовный роман, а не потому что вынуждены защищать свою жизнь от подлых убийц.
Погрузившись в размышления, Франсин при тусклом свете свечи разглядывала шотландского аристократа. Может, он всего-навсего обычный человек и у него нет никаких сверхъестественных способностей? Может, она ошибается, считая его чародеем? Что, если, несмотря на свое феноменальное мастерство, которое он продемонстрировал днем во время состязания лучников, предводитель клана шотландских горцев всего лишь простой смертный?
Но тогда его могут подстеречь и убить, как любого другого человека…
От страха у Франсин неприятно засосало под ложечкой. Похоже, она заблуждалась, думая, что Кинрат с помощью магии может предотвратить любую опасность.
Господь всемогущий!
Она обязана предупредить его.
Вечером маркиз Личестер буквально силой потащил Франсин танцевать.
– Я его убью, – спокойным, бесстрастным голосом объявил Эллиот, когда они скользили по паркету, выполняя фигуры величественной паваны. Поймав ее удивленный взгляд, он пояснил очень уверенным тоном, словно это было вполне обычным делом:
– Я убью твоего шотландского любовника, Фрэнси.
Увидев в черных глазах Личестера холодную ненависть, Франсин поняла, что он не шутит и обязательно исполнит свое обещание. Однако разубеждать его в своей любовной связи с шотландцем она все-таки не стала.
Теперь женщина ясно поняла, что обязана рассказать Кинрату об угрожающей ему опасности, иначе его смерть будет на ее совести, и ей до конца своих дней придется жить с этим тяжким бременем. Нужно только собраться с духом.
– Кинрат, – заикаясь, пробормотала Франсин. – Я должна вам кое-что рассказать.
– Думаю, что это может подождать до утра, – спокойно ответил он. – Вам нужно отдохнуть, леди Уолсингхем. Завтра, с первыми лучами солнца, мы уезжаем в Ньюарк.
– Нет, нам нужно поговорить прямо сейчас, – настаивала она, не желая ни на минуту откладывать этот важный разговор.
Если он, как она думала, не может с помощью магии менять свое обличье, то его жизни угрожает реальная опасность. Личестер очень серьезный враг.
Франсин села на край кровати, подогнула под себя ноги и, похлопав по одеялу рукой, сказала:
– Прошу вас, подойдите ко мне и сядьте вот здесь. Нам нужно говорить очень тихо, чтобы не разбудить остальных.
Кинрат встал и, обмотав плед вокруг бедер, подошел к Франсин. Однако на кровать не сел, а просто наклонился над ней.
В тусклом свете свечи блеснул серебряный медальон, висевший у него на шее. Франсин машинально поймала его и, сжав в руке, поднесла ближе к свету. На нем она увидела гравировку на незнакомом языке. Возможно, это была строка из молитвы или магическая руна.
– Что здесь написано? – прошептала она.
Лахлан стиснул зубы. Дьявольщина! Она нечаянно коснулась ладонью его соска. Это прикосновение к его обнаженному телу было похоже на удар током. Лахлан вздрогнул, почувствовав, как в нем вновь разгорается желание; тело замерло в сладостном предвкушении.
Леди Франсин смотрела на него ясными, широко раскрытыми от любопытства глазами. Ее интересовала только гаэльская[10]10
Гаэльский язык – язык шотландских кельтов.
[Закрыть] молитва, выгравированная на священном амулете, который она сжимала в руке. Она даже не поняла, насколько сильно он возбудился. «Черт побери, я ведь поклялся защищать ее от любой опасности. В том числе и той, которая исходит от меня самого», – напомнил себе Лахлан.
Он, что называется, связал себя этим обещанием по рукам и ногам.
Эта женщина доверилась ему, и он, несмотря на то, что она сводит его с ума, заставляя сгорать от желания, сможет сдержать данное ей слово.
Франсин снова похлопала по одеялу, предлагая сесть на кровать. Однако Лахлан понимал, что ему лучше не садиться на эту мягкую постель. Иначе, не сдержавшись, он просто схватит кареглазую чаровницу, крепко сожмет ее в своих объятиях и упадет вместе с ней на пуховый матрас, а потом будет целовать ее пленительные губы и ласкать ее тело своими умелыми руками.
Лахлану хотелось, уступив зову плоти, который становился все сильнее и настойчивее, овладеть ею немедленно, не мешкая ни минуты.
Однако он понимал, что не стоит спешить. «Эта женщина все равно будет моей», – подумал он. Где-то в глубине души он был уверен, что у них впереди вся жизнь, в которой будут и объятия, и страстные ночи любви. Ему нужно только немного подождать, пока она сама не поймет, что они созданы друг для друга и должны быть вместе.
Кинрату хотелось увидеть, как эти выразительные глаза загораются от желания, такого же страстного, как то, которое испытывает он сам. Ради этой очаровательной женщины он сможет обуздать свою страсть. Он будет ждать, каждой клеточкой своего естества понимая, что чем дольше продлится ожидание, тем приятнее будет ее капитуляция.
– Что вы хотели мне сказать, леди Уолсингхем? – спросил он.
Услышав хриплый шепот лейрда Кинрата, Франсин выпустила из рук амулет и посмотрела на него.
– Я должна вам кое в чем признаться, – сказала она.
Его губы дрогнули, изогнувшись в усмешке. Когда он заговорил, она уловила в его голосе легкую иронию.
– Вы? Признаться? Что же вы сделали? – спросил он. – Неужели не зажгли в церкви свечу или не бросили монету в кружку для пожертвований?
Понимая, что он дразнит ее, Франсин не сдержалась и прыснула со смеху.
– Если бы все было так просто, то я сама могла бы с этим справиться, – сказала она.
Кинрат молча ждал, понимая, что ей трудно говорить, и давая возможность собраться с духом.
Опустив глаза, Франсин теребила голубую ленточку на ночной рубашке и разглядывала свои колени. Набрав полные легкие воздуха, она решительно выдохнула и, подняв голову, посмотрела на него.
– Должна признаться, Кинрат, что я вела себя как законченная эгоистка, согласившись участвовать в том, что вы предложили мне сегодня утром в библиотеке лорда Беддигфелда. Но я пошла на это не ради спасения собственной жизни, – призналась она, прижав руку к груди. – Узнав, что какие-то злодеи хотят убить мою маленькую девочку, я очень испугалась.
Лахлан осторожно сжал ее руки в своих ладонях.
– Это вполне естественная реакция, – заверил он ее. – Леди Франсин, не стоит обвинять себя в том, что вы хотите спасти свою малышку.
Услышав, как он с легкой шотландской картавостью, придающей его голосу особое очарование, произносит ее имя, она почувствовала огромное облегчение. Его слова, словно чудодейственный бальзам, исцеляли ее истерзанное сомнениями сердце. Франсин снова заговорила.
– Однако, разрешив вам охранять меня, я подвергла вас смертельной опасности, – сказала она.
Шотландец пожал плечами.
– Предлагая этот план, я и сам понимал, что затея довольно рискованная. – Усмехнувшись, он двумя пальцами приподнял ее подбородок. – Пока вы живы, леди Уолсингхем, я в полной безопасности. Этим мерзким ублюдкам нужно обвинить меня в вашей смерти, а это значит, что они меня не тронут до тех пор, пока не будут иметь на руках доказательства моей виновности.
– Но вам грозит опасность не только со стороны приверженцев дома Йорков.
Услышав ее слова, он удивленно вскинул брови.
– Неужели еще кто-то хочет избавиться от меня? – спросил он таким спокойным голосом, словно речь шла не о жизни и смерти, а о том, что в конюшне завелись мыши.
– Вы знаете маркиза Личестера?
Увидев в ее бархатных глазах слезы, Лахлан почувствовал, как у него сжалось сердце.
– Да, знаю.
Шмыгнув носом, она прерывисто вздохнула.
– Мы с Эллиотом знакомы с детства. Имения наших родителей находятся по соседству. В Нортумберленде. Он много раз подавал прошение королю Генриху, умоляя его величество разрешить ему жениться на мне.
Лахлан нежно гладил руки Франсин, пытаясь успокоить ее. «Я бы с большим удовольствием свернул шею этому Личестеру. Однако сейчас не время изливать свою ненависть», – подумал он.
– Я это понял еще утром из вашего разговора с лордом Беддингфелдом, – сказал Лахлан и кивнул Франсин, чтобы она продолжила свой рассказ.
– Вечером, когда мы с Эллиотом танцевали, он сказал, что убьет вас. Он думает, что мы с вами любовники. – Слезы покатились по щекам Франсин, она вытерла их рукавом ночной рубашки. – Мне… следовало сразу предупредить вас, Кинрат, а не ждать до ночи. Из-за меня у вас появились враги. Простите меня, пожалуйста. Если бы сегодня с вами что-нибудь случилось, это целиком и полностью была бы моя вина.
Взяв руки Франсин, Лахлан поднес их к своим губам.
– Если бы меня убили, то виноват в этом был бы только я сам, – сказал он. – Потому что не смог дать достойный отпор нападавшему. – Он усмехнулся. – Не волнуйтесь, леди Уолсингхем, никого из нас не убьют. И Анжелика тоже будет жива и невредима. Я вам обещаю. Неужели вы забыли о том, что вас охраняю не я один? Все мои родственники готовы жизнь отдать за вас и вашу дочь.
– Вы говорите об этом с такой уверенностью, – прошептала женщина и наклонилась к нему. Лахлан почувствовал, как запах лаванды щекочет его ноздри.
– Потому что я знаю это наверняка, – ответил он, увидев в ее глазах сомнение.
Момент был настолько интимным, что, казалось, время остановило свой бег. Тишина, комната, освещенная свечой, полночь, их приглушенный шепот, ее ночная рубашка с высоким воротом, отделанная тонким кружевом, ее нежное дыхание на его лице… Все это навечно останется в его памяти.
Лахлан знал, что в старости будет вспоминать каждое мгновение этой ночи, переживая заново неимоверное счастье, которое ему довелось испытать.
Господь всемогущий, да он готов утонуть в ее прекрасных, полных слез глазах!
Украдкой посмотрев на него из-под опущенных ресниц, Франсин горестно усмехнулась:
– Я так и не поблагодарила вас за то, что сегодня вы, выиграв состязание лучников, спасли от провала наш спектакль.
Улыбнувшись в ответ, он сказал:
– Я все думал, когда же вы вспомните об этом.
– Кажется, я обещала поцеловать вас, лейрд Кинрат.
– Так все и было, леди Уолсингхем.
«Интригующее начало», – подумал Лахлан, наблюдая за тем, как она, плотно зажмурив глаза, тянется к нему губами. При этом ее руки по-прежнему лежали на коленях.
– Нет, я надеялся, что вы поцелуете меня по-другому, – сказал он, даже не пытаясь придвинуться к ней поближе.
Открыв глаза, Франсин удивленно посмотрела на него.
– Мне кажется, что именно я учредила эту награду, так что мне и определять, какой она должна быть.
– А мне кажется, что, поскольку эту награду заслужил именно я, то она должна мне понравиться, то есть оправдать мои ожидания.
«Как он ловко перевернул мои слова в свою пользу», – подумала она, недовольно поморщившись.
– Какой же у вас, однако, бойкий язык, милорд. Вы умеете добиваться своего.
– Мне это уже говорили.
Лахлан хотел сказать, что как-нибудь ночью он еще покажет ей, насколько бойким может быть его язык, но передумал. «Подождем немного и посмотрим, что эта непредсказуемая женщина будет делать дальше», – решил он.
Франсин напряженно вглядывалась в глаза великана-шотландца, пытаясь понять, можно ли ему доверять. И если да, то до какой степени. И вообще, насколько женщина может доверять мужчине?
Глядя на его мускулистые руки, украшенные татуировками, она вспомнила, что этот человек – пират. Его серьга с огромным рубином – такие украшения носили вожди языческих племен – поблескивала в мерцающем свете свечи. Широкая, без единого шрама грудь шотландца, покрытая густыми каштановыми волосами, которые образовывали нечто похожее на конус, вершина которого была скрыта под пледом, завязанным на его бедрах, выдавала в нем грозного, непобедимого воина. От него исходила мощная, чисто мужская энергия, и ею, казалось, была наполнена вся комната.
Франсин видела многих мужественных воинов. Однако Кинрат не был похож ни на одного из них.
В отличие от английских рыцарей, служивших при дворе Тюдоров, он не кичился своими подвигами, хотя молва о нем как о храбром воине распространилась по всей Европе. Его приезд в Англию тоже произвел фурор. Решительность, твердый характер и уверенность в себе шотландца вызывали уважение и восхищение мужчин. Причем всех, кому посчастливилось познакомиться с ним лично. А придворные дамы… Что же. Господь свидетель… они, позабыв всякий стыд, просто вешались на шею шотландскому графу.
Итак, она должна поцеловать его.
И он, похоже, не отступит и будет ждать своей награды хоть до второго пришествия.
Положив руки на плечи своему стражу, Франсин наклонилась к нему еще ближе. Его рыжевато-каштановые волосы, выбившись из косы, щекотали ее пальцы.
– Так лучше? – хриплым шепотом спросила она, испуганно вздрогнув.
– Намного лучше, – признался Кинрат. Он по-прежнему стоял неподвижно и, похоже, не собирался ей помогать.
Женщина вертела головой из стороны в сторону, выбирая удобную позу. «Я должна вручить награду так, чтобы это ему понравилось. А вдруг он подумает, что у меня нет совершенно никакого опыта в любовных делах?» – размышляла она.
Франсин решила, что нужно как можно скорее покончить с этим неприятным делом, и обхватила ладонями лицо Кинрата. Уколовшись о жесткую щетину, покрывавшую его подбородок, она с удивлением почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Собравшись с духом, женщина осторожно прижалась губами к его теплому, зовущему рту.
Воодушевившись его молчаливой покорностью, она обняла горца за шею и прижалась к твердой, мускулистой груди, желая выразить ему свою благодарность за то, что днем он так помог ей.
Его обнаженное тело пахло сандалом и кожей.
О Господи! Франсин всегда нравилось, как пахнет сандаловое дерево и кожа.
Чуть отстранившись от мужчины, она вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.
– Сегодня вы всем показали, что просто непревзойденно стреляете из лука, – прошептала она. Его губы были так близко, что она чувствовала его дыхание. – Некоторые считают, что это было похоже на чудо.
Не сказав ни слова, Кинрат наклонился и осторожно сжал губами нижнюю губу Франсин.
– М-м-м, вы знаете, что ваши губы пахнут медом?
– Конечно, – не отвечая ему, Франсин продолжала говорить о прошедшем дне, – мне тоже пришлось поверить в это. Ведь я собственными глазами видела, как все двадцать стрел попали в центр мишени.
Не говоря ни слова, он притянул ее ближе и начал целовать. Его, похоже, больше интересовала награда, чем рассуждения о его успехах в стрельбе из лука.
Франсин снова отстранилась и попыталась заглянуть в глаза шотландцу, чтобы найти разгадку этой тайны.
– В общем, ваше мастерство кажется просто… волшебным.
– Я чувствую только то волшебство, красавица, которое происходит сейчас в этой комнате, – сказал Лахлан и хрипло засмеялся.
Сидевший до того на корточках, он выпрямился и встал перед леди Франсин. Обхватив руками ее маленькую, округлую попку, горец поднял женщину вверх и посмотрел на нее глазами, полными восхищения.
Длинные локоны, закрывавшие ее изящные плечи, выразительные глаза, которые смотрели на него с удивлением и восторгом – ее, видите ли, поразило то, как он мастерски стреляет из лука, – белоснежная ночная рубашка, вздувшаяся, словно парус… Да она – олицетворение женственности и нежности!
Она – Афродита, Афина, Изольда, Елена…
Эта упрямая и норовистая англичанка, которую он держал в своих руках, воплощала все, о чем только мог мечтать мужчина.
И это не иллюзия. Все было настолько реально – до боли, до дрожи, – что Лахлан просто боялся дышать.
К огромной радости графа, Франсин обхватила его лицо ладонями, наклонилась и нежно поцеловала. На этот раз она провела по его губам кончиком своего розового языка. Когда же он откликнулся на ее призыв, женщина засунула язык в его рот и принялась исследовать его, как когда-то он исследовал ее рот.
Пьянящий аромат ударил в голову, и Кинрат почувствовал, как в жилах забурлила кровь. Непреодолимое желание овладеть ею прямо здесь и сейчас обожгло все его тело.
Лахлан медленно, очень медленно опустил ее, и мягкий живот прижался к его животу. Плед, которым были обмотаны бедра, не позволял увидеть, насколько мужчина был возбужден. Каждый его мускул, каждый нерв были напряжены – в нем боролись два чувства: долг и неукротимое желание.
– Скажи, что ты хочешь меня, Фрэнси, – прошептал он ей на ухо. – Скажи только одно слово…
