Текст книги "Где правда, там и ложь (ЛП)"

Автор книги: Керстин Гир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Да, – ответила я. – Я ведь регулярно принимаю мои таблетки. И у меня забрали все мои ножи и ружья.

– Отлично, – сказал Лео. – Тогда я предлагаю встретиться завтра во второй половине дня в каком-нибудь кафе. Это нейтральная территория.

– В отличие от чего?

Лео снова меня проигнорировал.

– Ты знаешь кафе «Холли» на Данкерштрассе? В 17 часов?

– Хорошо.

Когда я положила трубку, из ванной вышла Мими.

– Ну как?

– Всё ещё беременна, – коротко ответила она.

– Какая неожиданность, – заметила я. – Предлагаю тебе потихоньку прекратить делать тесты на беременность. Достаточно и раз в два дня.

– Я попытаюсь, – ответила Мими.

– Пообещай мне! Эти тесты такие дорогие! Если ты будешь продолжать в том же духе, то к рождению ребёнка вы обеднеете.

– Обещаю, – сказала Мими, но я точно видела, что она скрестила за спиной пальцы.

Я сдалась.

– Ты знаешь кафе «Холли» на Данкерштрассе?

– Я даже не знаю, где находится Данкерштрассе, – ответила Мими. – Как ты считаешь, я выгляжу беременной?

– Нет, – ответила я. – Ты выглядишь всего лишь ненормальной.

18

«Когда вспоминаешь, что все мы сумасшедшие,

странное в жизни исчезает

и все становится на свои места.»

Марк Твен

Тем же вечером позвонил ещё кое-кто – дядюшка Томас.

– Это твой любимый бывший деверь Томми, – сказал он.

Когда я услышала его елейный голос, я вначале испугалась, а потом рассердилась.

– А, дядюшка Томас. Коварный шантажист, который сдал нас с Карлом Лео.

– Точно, именно он! – Дядюшка Томас засмеялся. – Я подумал, позвоню-ка я лично, пока из-за упрямства адвокатов дело не вышло из-под контроля и не попало в суд. Я хочу тебе сделать одно предложение. К обоюдной выгоде.

– Дядюшка То… – Я замолчала. Было не очень хорошо, что я могла обращаться к этому человеку только «Дядюшка Томас». Или же «Дядюшка Томас Кувшинное рыло». Но в данный момент мне не пришло в голову ничего другого.

– Ты можешь спокойно называть меня Томасом. А как мне можно тебя называть? Как называл тебя мой дорогой братец?

– Каролина.

– Нет, я имею ввиду, какое ласкательное имя было у него для тебя?

– Иногда он называл меня своей Офелией, – сказала я. – Но вас это, разумеется, не касается. И это не означает, что он тем самым имел ввиду, что я сошла с ума, если вы так думаете.

– Хм, – мрачно сказал дядюшка Томас. – Давай к делу. Ты, конечно, знаешь, что ситуация для тебя не очень хорошая. Как только я запрошу причитающуюся мне обязательную долю наследства, станет поздно для любых компромиссов. Поэтому я предлагаю разойтись мирно. Причём для тебя это будет исключительно выгодно. Я откажусь от своих бенефиций и возьму себе только некоторые вещи, которые мне особенно дороги, согласна? Кстати, у тебя нет второго имени?

Я бы с удовольствием засмеялась (слово «бенефиций» было очень красиво), но вместо этого закашлялась. Мои лёгкие ещё не совсем отошли от болезни. Когда я снова обрела голос, я сказала: «Причитающаяся доля наследства – как это, скажите пожалуйста, понимать? Вам как брату вообще ничего не причитается».

– Ох, ох, здесь кто-то плохо знает законы, – сказал дядюшка Томас. – Я тебе советую срочно сменить адвоката. Твой вообще ничего не знает, девочка. На основании имеющихся бумаг ему должно быть ясно, что мне полагается приличная доля наследства. Тем более что у меня есть документы, которые это подтверждают.

– Если это так, то никакое приватное соглашение нам не нужно, – ответила я. – Разумеется, я хочу, чтобы вы получили всё, что вам причитается.

Дядюшка Томас хотел что-то добавить, но я положила трубку.

– Ох, как бы ты не сделала ошибки, – сказал Ронни. – Если в конце концов окажется, что он прав и что у него есть документы…

– Не думаю, – ответила я. – Этот человек врёт не краснея. Вот он-то и есть псевдолог.

– Кроме того, она и не должна бояться! – Мими похлопала меня по плечу. – Она должна, как львица, бороться за своё наследство. Придёт время, когда деньги ей очень понадобятся. И тогда она пожалеет, что уступила наследство дядюшке Томасу, Лео и его гадким сёстрам. Что ты завтра наденешь? Может, возьмёшь что-нибудь моё? Этот негодяй не должен думать, что ты всегда выглядишь так, как при вашей последней встрече. На этот раз ты воспользуешься тональным кремом для лица, я уж об этом позабочусь, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Ронни бросил на меня многозначительный взгляд.

– Зеленщик говорил про растущую агрессивность сливового дерева, вызванную муравьями.

– Похоже на то, – ответила я.

– Ась? – спросила Мими и почесала себе живот.

Данкерштрассе находилась в том же районе, что и ритуальный зал Хелльман, только на пару улиц дальше. Здесь же неподалёку располагалась и адвокатская контора, представляющая Лео и его сестёр. У меня было подозрение, что Лео и жил где-то поблизости – это было бы очень практично.

Я посмотрела дорогу в интернете и приехала сюда на трамвае – погода была неуютная, снег с дождём, а я ещё недостаточно окрепла для длинных марш-бросков.

Пожилой мужчина, сидевший напротив меня в трамвае, оказался герром Крапенкопфом. Я была так погружена в свои мысли, что узнала его только тогда, когда он обратился ко мне.

– Ну? Вы тоже едете трамваем?

– Хмм. Да. А вы?

– Я еду навестить моих дочь и внучку. Моя жена не должна об этом знать – у них сейчас не очень хорошие отношения. – Герр Крапенкопф смущённо посмотрел в окно. – Я слышал про вашего мужа. Я очень вам сочувствую.

Странным образом у меня возник комок в горле.

– Спасибо. И очень мило с вашей стороны, что вы отозвали свой иск. – Не то чтобы этот иск имел бы успех, но тем не менее это было мило.

– Ну да. Я подумал, что у вас наверняка и без того хватает забот.

– Да, вы правы. И извините, что я вас назвала «герр Крапенкопф», герр Кр… – как вас на самом деле зовут?

– Хемпель, – ответил герр Крапенкопф. – Генрих Хемпель.

Я протянула руку герру Крапенкофу.

– Я Каролина Шютц. Ещё раз извините. Я не хотела вас обидеть.

– Я знаю, – ответил герр Крапенкопф и снова поглядел в окно.

В кафе «Холли» я зашла минута в минуту. Лео уже сидел за столиком недалеко от двери. Увидев меня, он помахал рукой. Он снова был в костюме с галстуком – возможно, пришёл сюда прямо с работы. Его светлые волосы блестели в свете ламп.

– Ты живёшь где-то поблизости? – Таким образом я избежала необходимости приветствовать его (Привет? Добрый вечер? Ты уже здесь? Дружеский поцелуй в щёчку? Рукопожатие? Похлопывание по плечу? Я просто не знала, что было бы наиболее уместно). Может быть, мой вопрос прозвучал несколько резко.

– Да, совсем рядом, – ответил Лео, показывая большим пальцем в направлении соседнего стола. – Но мы не собираемся долго жить в этой квартире. Она слишком маленькая.

Под «мы» наверняка имелись ввиду он сам и его невеста. Хорошо, что он сразу её упомянул.

– Ох, – сказала я, снимая пальто и вешая его на спинку стула. – Кто-то осливовел?

– Что?

Я села за стол.

– Всё хорошо. У меня у самой сегодня, похоже, маленькая муравьиная проблема.

– Я заказал тебе капучино, – сказал Лео. – Хочешь что-нибудь поесть?

– Нет, спасибо.

– Но ты выглядишь довольно худой.

– Спасибо. – Положа руку на сердце, таким замечанием женщину не обидеть, верно?

– Но во всяком случае лучше, чем в прошлый раз. Увидев тебя тогда, я действительно испугался. Жирные волосы, неаккуратная одежда и чёрные круги под глазами. – Лео взял в руки кусочек сахара и стал катать его по ладони.

– Мокрые.

– Что?

– Волосы были мокрые, а не жирные. И одежда была мокрая. А не неаккуратная.

– Я не…

– Кроме туфель. На них были собачьи какашки. Но ладно, я выглядела дерьмово и до сих пор чувствую себя довольно паршиво. А вот ты выглядишь исключительно хорошо, если мне позволено так сказать. Ну разумеется, позволено, потому что у меня создалось впечатление, что ты хочешь, чтобы я точно увидела разницу между нами, и я её вижу. Итак, что мы видим на моём месте? Правильно, развалину. А с другой стороны стола? Сияющего победителя. Очень ухоженный, чистые туфли, идеальная причёска, костюм тоже наверняка дорогой, суперклассное кольцо и – эй – не используешь ли ты увлажняющий крем, твоя кожа выглядит так свежо?

Лео сжал губы. Потом он глубоко вдохнул и сказал:

– Да, хорошо, что мы это прояснили. Теперь мы можем перейти к делу?

– Да. – Я вытащила из сумочки список закаталогизированных предметов. – Вы отказались присутствовать при каталогизации, поэтому я полагаю, что вы согласны с результатом. Мы обнаружили парочку симпатичных вещей. Подсвечник, которым можно убить тёщу, картины, такие красивые, что при их виде хочется плакать. И кучу стульев. Украшений и часов мы, к сожалению, не нашли, но если верить твоему адвокату, то я их давно обратила в деньги. Во всяком случае, на складе их нет.

Лео снова глубока вдохнул (Мне надо как-нибудь спросить Труди, не посещал ли он курсы по дыхательной гимнастике).

– Я хотел бы прояснить сейчас одну вещь. Если бы речь шла только обо мне, я бы не взял из этого наследства ни цента. Но речь идёт о моих сёстрах. Мы хотим только свою обязательную долю. Ту, что полагается нам по закону.

– Я этого не понимаю. Ты даже не захотел знать, как он умер.

– Твоя сестра мне детально всё описала, – сказал Лео. – И как я уже сказал…

– Он же ничего тебе не сделал, Лео. Он всего лишь влюбился в женщину, которую ты и так больше не хотел. И это была моя вина. Ты мог бы спокойно злиться на меня.

– Можем ли мы, пожалуйста…

– В кошельке у Карла всегда лежала ваша фотография – тебя и твоих сестёр, ты это знал? Он бы очень хотел иметь с вами хорошие отношения.

– Тогда он не должен был бросать мою мать, – коротко ответил Лео и продолжил деловым тоном: – Сейчас речь идёт только о том, чтобы установить стоимость наследства после вычета всех обязательных выплат, то есть надо оценить инвентаризованные предметы и недвижимость. Акции и наличные уже оценены и согласованы, то есть мы можем в ближайшее время предпринять их разделение. Ты можешь выплатить нам соответствующую часть деньгами, если не хочешь делить недвижимость. – Он замолчал. – Что ввиду высоких сумм будет скорее неизбежно.

– Вот как. – Я не поняла ни слова. Наверное, мне всё же стоило проучиться ещё пару семестров на юридическом.

– Да, вот так! Мы идём тебе навстречу. Мы можем сейчас без участия суда установить, как мы делим наследство, и тебе не придётся обращать всё в наличные.

– Как самоотверженно. – Я скрестила руки на груди.

Официант принёс наш заказ – капучино для меня и чёрный кофе для Лео.

Лео выпил глоток кофе и наклонился ко мне. Знал ли он, как он похож на Карла? Ну конечно, кое-чего не хватало. Например, высокого лба и изгиба верхней губы. И линий, придававших лицу Карла характер. Эти складки вокруг рта, которые делали его улыбку такой особенной. У меня на глазах снова выступили слёзы, и я могла только надеяться, что Лео их не видит.

– Не буду перед тобой притворяться, – сказал он. – Я бы очень хотел, чтобы мы договорились полюбовно. Я хочу получить дом моих бабушки и дедушки для себя и моей семьи. Дом уже несколько поколений находится в собственности семьи, и было бы очень печально, если бы тебе пришлось продать его, чтобы выплатить нам причитающуюся сумму.

– Да, это сказочно красивый дом, – ответила я. – Он находится в очень живописном месте. А эти чудные башенки!

Лео коротко улыбнулся.

– Вот именно. Лариса влюбилась в этот дом – именно из-за башенок. Мы собираемся туда переехать.

Когда он это сказал, меня кольнуло в сердце.

– А что с Оер-Эркеншвиком? Я думала, ты хочешь там строиться. – Лариса – что за обезьянье имя. Она наверняка высокомерная коза и очень подходит Лео.

– Я не считаю твои шутки про Оер-Эркеншвик особенно остроумными.

– Повсюду как дома – Токио, Лондон, Оер-Эркеншвик.

– Да, я так и подумал, что это ты. Как я уже сказал, это не смешно. Особенно в такой день.

– Н-да, по части юмора люди не всегда совпадают. Итак, ты хочешь виллу своих бабушки и дедушки. Что ещё?

– Рояль – для Хелены.

– Хорошо. – У меня будет проблема поставить в новую квартиру свой клавесин, не то чтобы рояль.

– Всё остальное мне безразлично. Мы можем уже на следующей неделе заключить мировую сделку. Если не вмешается дядюшка Томас. Он сказал, что у него есть завещание от тётушки Ютты, которое доказывает, что мой отец был неправомочен получить её наследство. Кроме того, мой отец якобы просто сохранял для него некоторые вещи.

– Мой адвокат считает, что если бы у него было завещание, он бы давно предъявил его в суде.

– Но именно из-за этого он вёл тяжбу с па… с Карлом, и процесс ещё не завершён.

– Нет, не было никакого процесса. Он всего лишь послал Карлу через адвоката парочку угрожающих писем.

– Хорошо, будем исходить из того, что дядюшка Томас останется не у дел – мы заключим мировую сделку, и на этом всё кончится.

– Да, меня это устраивает. Я ненавижу спорить по поводу всего этого барахла.

Лео улыбнулся несколько язвительно:

– Но то, что мой отец оставил тебя богатой наследницей, ты не ненавидишь, надо полагать?

– Я не знала, что у Карла есть что завещать.

– То, что он молчал об этом, не красит ни его самого, ни ваши отношения.

Нет, ни Лео, ни Мими не удастся убедить меня в этом. Возможно, наш брак не был идеальным, но это был хороший брак. И то, что Карл не хвастался передо мной своим наследством, доходами от акций и от сдачи недвижимости внаём, говорило только в его пользу. Потому что иначе неизвестно, сколько драгоценного времени мы бы на это ухлопали. Я радовалась каждой минуте, которую мы провели вместе и которую не потратили на разговоры о деньгах и тому подобных скучных вещах.

– Меня бы это в любом случае не заинтересовало, – сказала я. – Будь по-моему, мы бы с самого начала уладили бы всё без адвокатов. Тогда бы тебе не пришлось кидать деньги в раскрытую пасть этого доктора Хеббингсхауза.

– Не может быть и речи о раскрытой пасти, – ответил Лео. – Доктор Хеббингсхауз – мой шеф. Он с самого начала поддерживал меня. Да, можно сказать, что он для меня – тот отец, которого у меня никогда не было. Через пару лет я стану его компаньоном. Кроме того, он мой будущий тесть.

– Понимаю. Таким образом твоя карьера обеспечена. И в данных обстоятельствах этот добрый человек, разумеется, желает, чтобы ты унаследовал как можно больше. – Я посмотрела Лео в глаза. – Ты прекрасно о себе позаботился. Карл был бы за тебя рад.

– Да, – ответил Лео, не отводя взгляда. – Я очень счастлив.

– А я очень несчастна, – в тон ему ответила я.

– А что с тем аптекарем? У меня такое впечатление, что ему очень хочется тебя утешить.

– Аптекарь го… только хороший друг, – сказала я. – Лео, ты что, вообще не собираешься прощать своего отца?

Лео выпил глоток кофе.

– Возможно, украшения и прочие ценные вещи находятся в сейфе на вилле.

– Какая напрасная трата времени. Годами люди злятся друг на друга, а потом вдруг становится слишком поздно для примирения. По крайней мере, ты можешь быть уверен, что Карл на тебя не сердился. Напротив, он очень хорошо понимал причины твоей неприязни. Он неизменно брал вину на себя.

– Речь идёт об очень ценном семейном наследии, некоторые вещи даже из восемнадцатого века. И часы от Картье, целая коллекция.

Я сдалась. Глаза Лео только казались похожими на глаза Карла. За ними скрывалась совершенно другая душа.

– Да, адвокат дядюшки Томаса тоже всё время об этом пишет. Почему же он не извлёк всё это, пардон, барахло из сейфа? Или ты? Дом стоит пустой, а это лакомый кусочек для взломщиков.

– Поэтому стоило бы как можно скорее каталогизировать содержимое сейфа. – Лео развернул кусочек сахара и бросил его в пустую чашку. Очевидно, он всё же не был таким спокойным, каким пытался казаться. – Хотя его не так легко взломать, четырёхсантиметровая сталь и замок, таких больше не делают…

– Ну, раз вы мне доверили каталогизацию склада, я со своей стороны доверю тебе каталогизацию сейфа, – сказала я. У меня болела голова, и я хотела домой.

– Я бы давно это сделал, – ответил Лео. – Но сейф защищён паролем.

– Паролем? Обычно это цифровой код.

Лео вздохнул.

– Только не в этом сейфе. Это допотопный агрегат, и он функционирует с паролем из девяти букв. При жизни моих бабушки и дедушки пароль был «Апельсины» – достаточно дурацкий. Но мой отец его, скорее всего, поменял.

– Вот как. – Теперь мне кое-что стало ясно. К примеру, почему дорогой дядюшка Томас спрашивал меня насчёт ласкательных имён, которые давал мне Карл. Ласкательных имён из девяти букв.

– Ты случайно не знаешь, каким может быть пароль?

– «Обидчивый» – здесь девять букв. И «коловорот». И «нектарины». Бог мой, если хорошо подумать, то в большинстве слов девять букв. Во всех, не считая Оер-Эркеншвика.

– Может, ты перестанешь? – Лео зло посмотрел на меня.

– Что именно?

– Быть такой высокомерной? Мой отец всегда был таким.

– Я высокомерна? – Я так же зло посмотрела на него. – Кто тут на кого смотрит сверху вниз, видит круги под глазами, потрёпанное пальто и якобы жирные волосы? Ах да, и кто это недавно рассказывал окружающим, что я якобы псевдолог и уже готова к новым отношениям?

– Ох, извини, если я тебя этим оскорбил. Я просто вспомнил, как быстро ты тогда утешилась. То есть у нас была небольшая размолвка, а ты тут же поехала в отель к моему отцу и переспала с ним.

– Всё было не так. Там сыграло роль несколько совпадений, а потом… – Я замолчала, потирая виски.

– А я, болван, думал, что разбил тебе сердце, и на следующий день хотел о тебе позаботиться.

– Понятно, что тебе больше нравится твоя версия событий, – сказала я. – Карл всегда утверждал, что у каждого своя правда.

– Ц-ц-ц, – сказал Лео. – Эту мысль он гарантированно где-то украл. – Он посмотрел в окно и тем самым напомнил мне герра Крапенкопфа, которого я встретила в трамвае. (Его настоящее имя я опять забыла).

Я осторожно дотянулась пальцами до рук Лео, лежащих на столе. Лео вздрогнул, но позволил, чтобы я до него дотронулась.

– Я не хотела делать тебе больно, – прошептала я. – Я тогда повела себя трусливо и по-детски. А самое ужасное, что из-за меня ты стал ещё хуже относиться к Карлу. – Опять эти глупые слёзы. Я сдерживала их с большим трудом.

Лео молчал.

– Мне так жаль. Очень жаль, – сказала я.

Сейчас уже, думала я, и для него наступил подходящий момент сказать, что ему тоже жаль.

Но Лео покачал головой и сказал:

– Уже поздно жалеть.

Я убрала от него свои руки и сплела пальцы. Только не плакать.

– Но я на тебя не злюсь или что-то такое, – продолжал Лео. – Мне просто жаль тебя.

Я таращилась на пену своего нетронутого капучино, чтобы дать себе время справиться со слезами. Затем я встала и надела пальто.

– То есть я скажу моему адвокату, чтобы он вместе с твоим тес… адвокатом так поделили наследство, чтобы тебе досталась вилла в Роденкирхене. И, разумеется, рояль. – Мне надо срочно убежать отсюда, куда-нибудь туда, где я могла бы без помех выплакаться.

– Ты не выпила свой кофе.

– Ты тем не менее заплатишь за него? Из жалости?

Это было последнее, что я сказала, затем я повернулась и побежала к выходу. Когда я добралась до двери, по моим щекам текли слёзы.

19

«Когда фортуна подмигнёт -

Она лишь шутит с нами:

Коль день безоблачный придёт,

То вечер – с комарами!».

Вильгельм Буш

Как это верно. В этом вся суть.

Последующие месяцы, которые в будущем наверняка можно будет описать несколькими словами, на самом деле тянулись чрезвычайно медленно, день за днём. Встреча с Лео показала, что не всё можно уладить ко всеобщему удовлетворению. Есть вещи, которые уже не поправить – даже принеся самые искренние извинения. Есть возможности, которые исчезают и не возвращаются. Карл умер и больше не может сблизиться со своими детьми, это я поняла. Как и то, что тут есть и моя доля вины.

Я тайком попыталась отказаться от таблеток, вначале на пробу. Как оказалось, ни ухудшения, ни улучшения за этим не последовало, но стало легче с моими головными болями. Тем не менее я регулярно посещала фрау Картхаус-Кюртен, поскольку я уже к ней привыкла и к тому же должна была как-то проводить время. В феврале она, очевидно, посетила очередной семинар выходного дня, потому что она бессовестно использовала меня в качестве подопытного кролика для своей новой, революционной терапии «Каждый день маленькая радость».

Для этого она положила передо мной на стол пачку розовых карточек и ободряюще сказала:

– Сейчас мы запишем сюда кучу всевозможных мелочей, которые могут вас подбодрить. И всякий раз, когда вам станет хуже, вы должны будете взять одну из карточек и сделать то, что там написано. Понимаете?

– В принципе да, – ответила я.

– Ну, тогда начнём. – Она взяла верхнюю карточку, достала карандаш и выжидающе посмотрела на меня. – Капучино с большим количеством молока, корицей и сахаром! Так? Это принесёт радость!

– Э-э-э… да, – ответила я.

Фрау Картхаус-Кюртен записала своим затейливым почерком: «Капучино». Затем она снова улыбнулась мне.

– Что ещё? Прогулка! Тепло укутавшись, топать по снегу, пока не покраснеют щёки и кровь не насытится кислородом! Да, это прекрасно!

Я выглянула в окно, где мир снова погрузился в снег. Эта зима никогда не кончится.

Фрау Картхаус-Кюртен уже задумалась над следующей карточкой.

– Погладить собачку! Не правда ли? Ничто так не успокаивает.

Я подумала про номер 243, чучело фокстерьера, с которым я иногда вела долгие вечерние разговоры, и согласно кивнула. Но моя психотерапевт, казалось, совершенно обо мне забыла.

– Горячая ванна с лавандовым маслом, – радостно сказала она. – Или, ещё лучше, с розовым ароматом! – Она всё больше воодушевлялась. Высунув кончик языка, она с жаром подписывала карточки одну за другой. – Купить новое нижнее бельё, не глядя на цены. Короткий отдых на море. Пробежаться босиком по пляжу. Сходить на новый фильм с Умой Турман и порадоваться, что ты похожа на неё. Сделать пилинг из соли, мёда и оливкового масла на всё тело и затем принять холодный душ. Заставить Виолу наконец назвать адрес массажного салона и записаться туда. Сходить на выставку Хоппера, пока она не закрылась. Предаться примиряющему сексу. Выпить бокал красного вина у камелька, и чтобы тебе при этом массировали ступни. С хорошей подругой – не Тиной! – пойти покупать туфли. Сделать попкорн с ребёнком. Получить кофе в постель… – ах, как это здорово, верно? Даже планирование всех этих прекрасных вещей делает нас счастливыми, не так ли?

– Да, – ответила я, снова спрашивая себя, почему страховка безропотно покрывает вот это, но отказывается оплачивать профессиональную чистку зубов, которую я себе позволяю раз в год.

Когда наше время истекло, фрау Картхаус-Кюртен почти торжественно вручила мне пачку карточек.

– Пожалуйста! Многие часы ничем не замутнённого счастья!

– Э-э-э, разве вы не хотели оставить их себе? – спросила я, но фрау Картхаус-Кюртен ответила:

– Нет, себе я сделаю другие, а это ваши. К следующему разу вы должны выполнить по крайней мере десять из этих заданий.

Когда я показала карточки аптекарю, он сразу же выразил готовность поучаствовать. По-дурацки хихикая, он просматривал записи фрау Картхаус-Кюртен.

– Ну вот, мы пойдём в кино и порадуемся, что ты похожа на Уму Турман. Или вот – ещё лучше. Мы пойдём с ребёнком – упс, каким ребёнком? – в зоопарк и посмотрим на слонят. А после этого мы уберём в гараже. Йес! Или нет – при такой погоде мы лучше останемся дома со стаканом вина у камелька и помассируем друг другу ступни. А потом у нас будет хороший примиряющий секс.

– У тебя есть камелёк?

– Нет, к сожалению. Но есть отличное красное вино. И для примиряющего секса мы должны сначала хорошенько поссориться.

Прежде всего ты не должен быть голубым, подумала я с некоторым сожалением. Мне начинало не хватать секса – я не говорила об этом фрау Картхаус-Кюртен (она была всего лишь моим терапевтом), но сказала Мими.

– Конечно, тебе его не хватает, – ответила Мими. – Секс – одна из основных потребностей человека. Лично я буду в нём нуждаться даже тогда, когда мне стукнет сто лет. Правда, я слышала, что о сексе можно забыть на то время, пока у тебя маленький ребёнок. И секс не так вдохновляет, когда ты боишься, что тебя вырвет на партнёра.

Бедная Мими постоянно старалась, чтобы её не тошнило, и, конечно, её состояние не могли не заметить её подруги по магазину.

– Это всего лишь желудочно-кишечная инфекция, – сказала Мими и, поглядев на Трудиного ребёнка, добавила: – Не заразная.

– Ерунда! – возразила Труди. – Ты беременна! Твои груди увеличились вдвое!

Я сидела на красном диване и, подавив улыбку, примеряла туфли из новой весенней коллекции Сантини.

– Это бюстгальтер с поролоном, – ответила Мими.

– Да ладно, Мими, мы знаем! – сказала Констанца. – Я видела, как ты покупала в аптеке десять тестов на беременность. И я вижу, как ты, выходя из туалета, всякий раз улыбаешься.

– Мы просто хотим порадоваться вместе с тобой! – добавила Труди.

– Со мной? Но я вовсе не радуюсь, – сказала Мими. – Если вы кому-нибудь об этом скажете, я вас прибью. Я слишком хорошо помню, как было тогда, когда я потеряла Нину-Луизу. У меня нет никакого желания ещё раз выслушивать соболезнования от каждого встречного-поперечного. Это ясно?

– Совершенно ясно, – ответила Труди. – Ой, ты можешь взять у меня все детские вещи…

– Нет, нет и нет! – Мими решительно упёрла руки в бока. – Никаких разговоров о ребёнке, абсолютно! Сделаем вид, что ничего нет, понятно?

– И как долго?

– Пока он не родится. То есть если он когда-нибудь родится.

– Разумеется, он ро…

– Заткнитесь! – крикнула Мими. – Вы всё ещё не поняли?

– Поняли, поняли, – заверили её подруги. Но уже не следующий день – по чистой случайности я снова была в магазине, поскольку не могла решить, купить мне коричневые туфли или чёрные, – Констанца принесла двухэтажный торт, покрытый голубой и розовой глазурью. Поверх глазури белыми буквами было выведено: «It’s baby!».

Увидев лицо Мими, Констанца испугалась, что торт – бисквитная мечта с чернично-малиновым кремом – может быть брошен в стену, и торопливо сказала:

– Это не для твоего ребёнка – это для э-э-э… другого ребёнка.

– Да, и для какого же? – угрожающе спросила Мими.

– Ну… моего.

– Ты беременна?

Констанца подняла торт так, чтобы Мими до него не дотянулась.

– Ещё нет, но мы с Антоном сегодня решили больше не предохраняться и положиться на судьбу.

– То есть нет никакого другого ребёнка? – Мими сощурилась, пытаясь выглядеть опасной.

– Так сказать нельзя – сегодня ночью у нас был полностью незащищённый секс, и там внутри как раз в этот момент может зародиться ребёнок – и торт именно для этого ребёнка. Вряд ли ты можешь иметь что-нибудь против. Я принесла ещё шампанское, потому что это надо отпраздновать. И тем самым я хочу тебе доказать, что можно радоваться ребёнку, даже когда его ещё не зачали. Вот так!

Мими пробурчала что-то нечленораздельное, но поскольку в этот момент вошла очередная покупательница, торт остался нетронутым. То есть до тех пор, пока Констанца его не разрезала и не поделила. Действительно вкуснейший торт на свете. Я спросила, можно ли мне отнести два куска в аптеку, и Констанца мне разрешила. Увидев меня с тортом, Юстус обрадовался.

– Наконец кто-то нормальный, – сказал он. – Потому что сегодня к нам приходят одни тронутые и извращенцы, верно, Янина?

Его ФТА восхитилась тортом.

– О, домашней выпечки?

Я была польщена, что меня не причислили к тронутым и извращенцам. Это было совершенно новое чувство. В этот момент в аптеку зашла очередная тронутая, довольно молодая женщина, и решительно направилась к прилавку.

– Мне нужен острый перец, тмин, майоран и тархун, – заявила она. Аптекарь закатил глаза, а Янина терпеливо объяснила женщине, что, к сожалению, приправами они не торгуют.

– Но это же аптека! – возмущённо воскликнула женщина.

– А ты – красный автобус, – пробормотал Юстус, но Янина ответила ангельски дружелюбным тоном:

– Да, это аптека, и поэтому мы не продаём приправы.

– Я считаю, это неслыханно! И вы смеете говорить мне это прямо в лицо! Словно вы этим гордитесь. – Женщина развернулась на каблуках и покинула аптеку.

– Наверное, она сейчас направилась в обувной магазин – надеюсь, вы торгуете тархуном? – Юстус улыбнулся мне. – Что я могу для тебя сделать?

– Я не могу решить, купить ли мне коричневые туфли или чёрные.

– Да, это действительно проблема. Янина, ты справишься без меня пару минут?

Янина, откусив огромный кусок торта, кивнула.

В «Пумпс и Помпс» все стали с любопытством разглядывать аптекаря. Я им рассказала про моего нового лучшего голубого друга, и они мне немного завидовали. В основном, конечно, из-за продукции «Ла Мер».

Правда, Труди считала, что аптекарь ни в коем случае не голубой, потому что она была лично знакома с его бывшей подругой, посещавшей когда-то её курс дыхательной терапии.

– Нет, это исключено, – сказала я, а Мими добавила:

– Он точно голубой, Труди, у него даже фамилия Детлефсен.

Констанца сказала, что в той местности, откуда она родом, очень много людей носят фамилию Детлефсен, и среди них, насколько она знает, голубых нет.

– Но этот голубой, – сказала я и рассказала, что он покрасил мне ногти на ногах. Лиловым лаком.

Тем самым я убедила Констанцу, но не Труди.

– Ну, во-первых, я считаю это дискриминацией – почему гетеросексуальные мужчины не могут красить ногти? И во-вторых, я очень хорошо помню его бывшую подругу. Мне понадобилось довольно много времени для того, чтобы помочь ей выдохнуть аптекаря из живота.

– Наверное, это был другой аптекарь, – предположила я.

– Нет, это он, – возразила мне Труди. – Я точно помню.

– Но он голубой.

– В то время он не был голубым.

Когда Юстус вошёл со мной в магазин, Труди переложила ребёнка на плечо и стала внимательно разглядывать Юстуса. За его спиной она начала делать мне странные знаки.

– Что? – прошептала я.

– Не голубой, – прошептала она в ответ.

– Почему?

– Он ходит иначе, – прошептала Труди.

– Что? – спросил Юстус.

– Батареи горячие, – громко сказала Труди.

– Не удивительно, – ответил Юстус. – При минус восьми на улице. Ну, где туфли?

Я показала.

– Хм, – сказал Юстус, рассматривая чёрную пару. – Опять чёрные? Я считаю, что они очень похожи на те туфли, которые у тебя уже есть.

– Ох. Да, верно. Тогда я куплю коричневые.

– Коричневые очень красивые. Но, честно говоря, с чем ты их будешь носить? У тебя вообще нет коричневой одежды. И я бы на твоём месте не стал бы её покупать. Коричневый – не совсем твой цвет, к тому же он очень скучный.

Я бросила многозначительный взгляд на Труди. Ну? По-прежнему не голубой?

Труди заколебалась. Но окончательно она убедилась только тогда, когда аптекарь ухватил пару лиловых туфель и сказал:

– А как насчёт этих? Они просто изумительны.