Текст книги "Охота на дьявола"

Автор книги: Керри Манискалко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 7. Улица Скорби

Бабушкина приемная

Пятая авеню, Нью-Йорк

21 января 1889 года

Инспектор Бирнс стоял, сцепив за спиной мощные руки, и рассматривал висевший над камином дедушкин портрет. Судя по выпрямленной спине и общей напряженности инспектора, словно готового атаковать при малейшем намеке на опасность, новости были плохими. Впрочем, другого я и не ожидала.

– Инспектор, спасибо, что зашли так поздно, – сказал дядя вместо приветствия. – Выпьете что-нибудь?

Инспектор повернулся к нам и достал из пальто сложенную газету. Он шлепнул ее на изящный приставной столик и, наклонившись, сквозь зубы прочитал заголовок. При этом его щеки почти побагровели.

– «Джек-потрошитель явился в Америку». Утром этот омерзительный заголовок будет выкрикивать каждый мальчишка-газетчик в городе. Не знаю, что произошло в Лондоне, но здесь я этого не потерплю!

Он выпрямился и через мгновение взял себя в руки.

– Доктор Уодсворт, я не позволю Джеку-потрошителю посеять страх в сердце моего города.

У дяди на лице дернулся мускул, единственный признак того, что он начинает сердиться.

– Я ученый, а не аппарат для предсказаний. Если вы расскажете мне больше подробностей, возможно, я смогу составить лучшее суждение или психологический портрет убийцы. Различия в ранах на телах жертв помогут ослабить истерию. Но боюсь, пока вы не поделитесь своими открытиями, мне нечего вам предложить.

– Хорошо. Хотите больше фактов? Мы установили личность жертвы. Мисс Кэрри Браун, местная шлю… проститутка, – сказал Бирнс, заменив слово явно из-за моего присутствия. Какой приятный джентльмен. Я чуть не закатила глаза. – Друзья звали ее Шекспириха, поскольку, напившись, она постоянно его цитировала.

Мы с Томасом переглянулись. Теперь, когда существовала значительная вероятность того, что Потрошитель жив-здоров, было трудно игнорировать сходство с его предыдущими убийствами. Известно, что он нападал на пьющих проституток. Совсем как этот убийца.

– Появилась ее подруга, Элис Салливан, – продолжал Бирнс. – Она сказала, что в тот день виделась с Кэрри дважды. Кэрри несколько дней ничего не ела, поэтому после обеда Элис купила в салуне ей и себе сэндвичи. Она утверждает, что еще раз они встретились в местной христианской миссии, после чего каждая отправилась по своим делам.

– Во сколько ее видели в последний раз? – спросил дядя.

– Элис сказала, что около половины девятого вечера. Видела ее с мужчиной по имени Френчи.

– Элис последняя, кто видел ее живой с ним? – спросила я.

Инспектор Бирнс покачал головой.

– Мэри Минтер, хозяйка отеля, видела, как позже тем вечером Кэрри вела к себе в комнату мужчину. Она говорит, что у него был черный котелок и густые усы. Очень подозрительный. Не смотрел никому в глаза, не поднимал головы. Как будто старался, чтобы его не заметили. У нас нет подтверждений, был ли это Френчи или кто-то другой.

– Френчи нашли? – спросил дядя.

– Скорее всего, вчера вечером ее видели с двумя разными Френчи. – В ответ на недоуменный вид дяди инспектор пояснил: – Френчи – популярное прозвище в том районе. Одного зовут Исаак Перрингер. Второго мы еще ищем. Пока мы зовем их Френчи номер один и Френчи номер два. Поисками занимаются мои лучшие люди. Мы их задержим и покажем свидетелям.

– В большинстве отелей, даже самых сомнительных, требуют сделать запись в журнале регистрации, – сказал Томас. – Кто-нибудь из ваших сотрудников интересовался этим?

– Конечно. Вы думаете, мы тут совсем дураки? – Бирнс испепелил Томаса взглядом. – Он зарегистрировался как К. Николо с супругой.

– У вас есть фотография журнала регистрации? – спросила я.

Бирнс нахмурился. То ли из-за нашего допроса по поводу его работы, то ли я застала его врасплох.

– Не думаю. А зачем?

– Анализ почерка может доказать, что это убийство не связано с лондонским Потрошителем, – пояснил дядя, быстро кивнув мне в знак одобрения. – Если вы так рветесь заткнуть газеты, это было бы отличным способом показать, что почерк преступника отличается от известных писем Потрошителя. Этого факта и свидетеля, видевшего одного из Френчи на месте убийства, должно хватить, чтобы сдержать истерию по поводу Потрошителя.

– Вы ожидаете, что пьяницы, большинство из которых и в лучшие времена не обладали умом, будут надежными свидетелями?

Бирнс застегнул пальто и надел котелок. Я сдержала порыв напомнить ему, что это он предложил «задержать их», а не дядя. И к бутылке их привели не ум, а жизненные обстоятельства.

– Доктор Уодсворт, вы или невероятно наивны, или оптимистичны, или и то и другое. – Он коснулся пальцами шляпы и направился к двери. – Спокойной ночи.

– Инспектор? – спросил дядя, преграждая ему путь. – Нам предоставят доступ к телу?

Бирнс остановился, раздумывая.

– Она будет в морге Бельвью, пока ее вместе с другими невостребованными трупами не заберут на Блэквеллс-Айленд. На вашем месте я бы поехал сегодня. Иногда трупы недотягивают до утра. Особенно на улице Скорби.

* * *

Морг на Двадцать шестой улице, метко прозванной улицей Скорби, надо было называть склепом. Склепом из жутких фантазий По или зловещих историй про вампиров. Темный, сырой, пахнущий разложением и человеческими испражнениями. Если бы я не сдерживала воображение, то могла бы убедить себя, что слышу слабое биение зарытого в землю сердца.

Морг располагался под злополучной больницей, покойники в нем кучами лежали на деревянных столах. Я никогда не видела такого неуважения к мертвым и еле поборола ужас. Тела складывали так плотно, что я задалась вопросом, как они помещают новые трупы на соседние столы, не уронив другие.

Дядя остановился в дверном проеме, оглядывая тела в разных стадиях разложения. У него заслезились глаза, и он достал из внутреннего кармана носовой платок. Один из трупов поблизости уже начал раздуваться, и пальцы на руках и ногах стали черно-синими.

Мужчина в мясницком фартуке взглянул на нас и вернулся к осмотру тел. Свечи горели в опасной близости к трупам. Двое юношей в черном стояли в тени и со скучающим видом наблюдали за коронером. Показав на довольно свежий на вид труп, тот рявкнул:

– Этот сгодится. Забирайте и проваливайте.

Их скука превратилась в хорошо знакомую мне вспышку «голода». Юноши шагнули вперед и забрали указанного покойника. Труп пожилого мужчины погрузили на каталку, быстро набросили на него простыню и выкатили из помещения. Колеса загремели по коридору. Заметив, что я нахмурилась, Томас наклонился и прошептал:

– Студенты-медики.

– Интерны. – Старик повернулся к нам, разглядывая дядю с плохо скрываемым раздражением, и достал карманные часы. Была почти полночь. – Вы профессор из Лондона?

– Доктор Джонатан Уодсворт.

Дядя снова оглядел помещение, мерцание свечей отразилось в его очках, словно пламя. Я поборола дрожь. Он походил на мстительного демона.

– Мне сказали, что тело мисс Кэрри Браун здесь. Вы не против показать его нам?

– Шлюха?

Недовольное лицо коронера ясно говорило, что он, конечно же, против того, чтобы его отвлекали от дел, тем более ради какой-то проститутки. Я стиснула кулаки.

– Если хотите. – Он ткнул большим пальцем в сторону длинного узкого прохода между покойниками. – Сюда.

Томас, как истинный джентльмен, протянул руку вслед двум удаляющимся вдоль ряда трупов мужчинам.

– После тебя, любимая.

Я натянуто улыбнулась ему и последовала за дядей. Трость то тихо, то громко стучала по каменному полу с кучками опилок. Я не боялась трупов – с ними мне было на удивление комфортно. Но от окружающей атмосферы и неуважения к научным исследованиям кожа покрылась мурашками. И еще от личинок, копошащихся в пропитанных кровью опилках, которые не подметали довольно давно.

В конце ряда трупов, недалеко от гудящей над головой одинокой лампочки, мы остановились над останками мисс Кэрри Браун. К моему негодованию, ее обмыли. Бледную кожу, испещренную темно-синими венами, портили только колотые раны. Дядя на мгновение прикрыл глаза, скорее всего пытаясь сдержать гнев.

– Ее обмыли.

– А как же. Нельзя же держать ее здесь грязной и вонючей.

Наглая ложь. Другие трупы не мыли. Наверное, он пытался привести ее в порядок, чтобы продать доктору в анатомическом театре над моргом. Возможная жертва Джека-потрошителя стала бы гвоздем программы. Я непроизвольно шагнула вперед, и Томас взял меня за локоть. Я бы не стала прибегать к насилию, но мне хотелось задушить мужчину. Мисс Кэрри Браун и так была вынуждена продавать себя при жизни, этот человек не имел права торговать ее плотью после смерти.

– Вы сфотографировали тело до того, как стерли улики? – спросила я.

– Вы санитарка? – сощурился коронер. – Нынче доктора посылают вниз кого ни попадя забирать подопытных.

Я раздула ноздри. Томас осторожно встал передо мной. Он беспокоился за безопасность старика – не мою.

– Мисс Уодсворт обладает исключительными способностями в области вскрытия. Ее вопрос закономерен, сэр. На следы крови часто не обращают внимания, но мы обнаружили случаи, когда их изучение позволяет проследить смертельные удары убийцы.

– И эта лондонская заумь помогла Скотленд-Ярду найти Джека-потрошителя? – Он покачал головой. – У вас есть тридцать минут, прежде чем за ней приедет катафалк. Если не хотите последовать за ней на остров невостребованных трупов, предлагаю сосредоточиться на том, за чем вы пришли.

Дядя поднял ладонь, одновременно приказывая и прося замолчать. Кипя от невежества этого грубияна, я молча досчитала до десяти, воображая все способы, которыми могу его вскрыть, пока не успокоилась. Дядя достал из медицинской сумки фартук и передал мне, глядя на мою ногу.

– Если это слишком…

– Я в порядке, сэр. – Я прислонила трость к столу для трупов и завязала фартук. – Мне сделать первоначальный разрез или ассистировать вам?

Дядя посмотрел на мои упрямо сжатые челюсти, на горящий в глазах вызов и одобрительно кивнул. Он хорошо меня научил.

– Не забудь туго натянуть кожу.

Глава 8. Барон Сомерсет

Бабушкина приемная

Пятая авеню, Нью-Йорк

22 января 1889 года

– Может, присядешь ко мне на колени?

Я крутанулась, и Томас приподнял уголок губ в озорной усмешке.

– Твоя беготня оказывает любопытное влияние на мой пульс. Если мы отвлекаемся от расследования, то есть более интересные способы провести время с учащенным сердцебиением.

– Кресуэлл, вряд сейчас время для таких… занятий.

– Самое время. Твой дядя гуляет с Лизой по городу. Миссис Харви, благослови господь ее предсказуемость, прилегла вздремнуть. Это означает, что мы с тобой одни в доме. Если сравнивать с мотивацией какого-нибудь убийцы, то нельзя пренебрегать такой превосходной возможностью. Мне тебя поцеловать или сначала ты меня?

– О да. Теперь, когда ты сравнил наше романтическое свидание с убийством, мне как раз захотелось целоваться.

Я послала ему свой самый недоверчивый взгляд.

– За последние двадцать четыре часа мы обнаружили, что Джек-потрошитель может оказаться не тем, на кого мы думали, и что он по-прежнему жив. Была зверски убита женщина. Через считаные часы приедет мой отец и будет решать нашу судьбу, а ты как ни в чем не бывало развалился на кушетке, пьешь кофе, пробуешь птифуры и выдаешь неуместные двусмысленные шуточки.

– Они не такие уж неуместные, если интересны тебе. Судя по твоему румянцу и тому, каким порочным взглядом ты смотришь на мой рот, я бы сказал, что ты вовсе не прочь обесчестить меня прямо сейчас.

– Неужели у тебя нет никаких моральных принципов?

– Не смеши, конечно, у меня есть моральные принципы. Один или два.

– Серьезно, Кресуэлл?

Я не могла поверить в его беспечность в такой ситуации, когда, на мой взгляд, мир вокруг нас рушился.

– Честно. Самое большее три.

Томас забросил в рот еще одно пирожное и вытянул перед собой ноги. Его грудь ровно поднималась и опадала. Это просто безумие – быть таким спокойным и собранным, когда внутри меня словно бушует буря.

Он усмехнулся.

– Твой отец, лорд Уодсворт, великий барон Сомерсет, обожает меня и желает видеть тебя счастливой. Так что здесь не о чем волноваться. Мы в одном шаге от раскрытия убийств Потрошителя. Это повод для праздника. – Он поднял чашку. – Этот чай на травах, который заварила Лиза перед уходом, необычен, но довольно приятен.

Он отпил глоток, пожирая меня обжигающим взглядом, вполне способным прожечь дыру в моей решимости.

– И это искреннее предложение, а не двусмысленность.

– Джентльмены не делают своим возлюбленным таких грубых предложений.

В его глазах вспыхнули искры.

– Только прохвосты, и они гораздо забавнее.

В глубине души мне хотелось упасть в его объятия и целоваться, пока не растают наши тревоги, но это невозможно. Я бросила на Томаса быстрый взгляд, восхищаясь его темно-синим костюмом. Возможно, Томас скорее прохвост, чем джентльмен, но он всегда одевается как принц. И это утро не исключение. Я перевела взгляд с узоров его жилета на аккуратный узел шейного платка и перекочевала вверх на полные губы. Они изогнулись в лукавой усмешке, и я вспыхнула, сообразив, что меня поймали на восхищении.

– Обещаю, что не буду кусать и щипать никаким неуместным образом. Прошу. – И он с дьявольским, а вовсе не с невинным выражением лица похлопал по свободному месту рядом с собой. – У меня есть для тебя кое-что.

– Томас…

– Клянусь. – Он перекрестился. – Вот.

Перегнувшись, он с триумфом вытащил что-то из-за кресла. Длинную и тонкую угольно-черную коробку, перевязанную красивой черной лентой. Я подошла и села рядом с Томасом, отложив трость и взяв коробку. Не в силах сдержаться, немного потрясла подарок. Что бы там ни находилось, упаковано было надежно. Ничего не гремело.

Томас рассмеялся.

– Открывай же.

Не нуждаясь в дальнейших уговорах, я развязала ленточку и сняла крышку. Внутри на алом бархате поблескивала новая трость. У меня на мгновение замерло сердце. Я думала, что моя роза черного дерева эффектна, но Томас нашел еще один способ поразить меня. Я достала трость, восхищаясь тонкой работой.

Деревянный черенок был темным, почти черным, со слабым оттенком алого. Вокруг кованой рукоятки свернулся серебряный дракон с рубинами вместо глаз. Он разинул пасть, словно собирался изрыгнуть пламя. Я сразу ощутила с ним родство.

– Это палисандр. У мамы были шахматы из такой древесины. Мы иногда играли, если я не мог уснуть.

Томас нажал на рубиновый глаз, и внизу из трости выскочил тонкий клинок.

– Я решил, что тебе это понравится. Немного напоминает Генри, дракона, который был у нас дома в Бухаресте. Я тебе о нем рассказывал.

Он говорил застенчиво, нерешительно. Я наблюдала за тем, как он, прикусив губу, вертит клинок.

– Может, я чересчур самоуверен, но я… Я надеюсь, что ты будешь не против носить мой семейный символ. А если не захочешь, я закажу другой, так что, прошу, не чувствуй себя обязанной. Я…

– Томас, я в восторге. – Я провела пальцем по чешуйчатой голове дракона. Слова застревали в горле. – Для меня честь, что ты поделился со мной своим семейным наследием.

– Я не хотел, чтобы ты сочла, будто я пытаюсь решать за тебя.

Я засмеялась.

– О Томас, я так тебя люблю!

Всю его застенчивость и нерешительность как ветром сдуло. Вновь обретя уверенность и твердость, он смело осмотрел меня, перевел пристальный взгляд с моих глаз на губы, где на мгновение задержался. Клянусь, этот парень обладает способностью поджигать человека одним взглядом.

– Я хочу, чтобы у тебя всегда был выбор.

Выбор. Это было бы великолепно. Я посмотрела на гору дневников, ожидающих нас на столе. Предстоит так много работы. Осталось так много нераскрытых тайн. Умом я понимала, что нужно сосредоточиться на расследовании преступлений, но сердцем хотела устроиться перед камином, обнять Томаса и целовать, пока нас обоих не охватит блаженство. Я позволила себе еще немного пофантазировать о жизни, в которой нам не нужно утруждать себя чем-либо, кроме чтения газет и хлопот по дому.

Мысленный образ женщины с распоротым животом резко вернул меня к реальности.

Всегда улавливающий перемены в моем настроении, Томас помог мне подняться на ноги и вздохнул.

– Приступай к дневникам, а я принесу еще чаю.

Я удержала его за руку, крепко поцеловала, взлохматив ему волосы, и отступила назад, довольная его взъерошенным и удивленным видом.

– Захвати еще булочки и топленые сливки. И, наверное, еще птифуров. Обожаю сахарные цветочки с них.

* * *

Часа в четыре я бросила дневники. Натаниэль писал научные заметки вперемешку с цитатами из Данте, Милтона и Шелли. Было тяжело следить за ходом его мысли, и казалось, что им овладевает безумие, хотя меня не оставляло назойливое ощущение, что я упускаю ключевую подсказку, скрытую в его писанине. Как бы я ни старалась, я перечитывала одну и ту же фразу, и мой взгляд возвращался к секундной стрелке часов, которая тревожно двигалась вперед.

Почти час назад дядя уехал в порт встречать отца и тетушку.

Каждый раз, когда на улице грохотал экипаж, мое сердце начинало бешено колотиться в груди. Чтобы успокоиться, я перекладывала новую трость из одной руки в другую, сосредоточившись на гладкости палисандра и свирепом драконе. Мы с Лизой переоделись в более изысканные платья, и мои лавандовые юбки довольно резко контрастировали с грозной, украшенной красноглазым драконом тростью.

– Помни, Уодсворт, твой отец меня обожает. – Томас выдернул меня из нарастающего беспокойства, мастерски прочитывая малейшие изменения в моем настроении. – Предоставь мне очаровывать его.

Уголки моих губ дернулись вверх.

– Да, конечно, если так, то это ясно указывает, что отец опять злоупотребляет своим тоником.

– Или что он совсем не разбирается в людях, – добавила Лиза, потешаясь над хмурым видом Томаса. – Не сердитесь, мистер Кресуэлл, я только констатирую факты. Знаете, такие кусочки логики и суровой правды, которые вы без умолку вываливаете на нас?

– Прекрасно, – сказал он. – Вы обе повеселели.

– Ты первый начал, – ответила я, теперь целиком сосредоточившись на нем, а не на своих переживаниях.

Томас весело ухмыльнулся из-за дневника, от которого не отрывался весь день. Я поступила очень по-взрослому, показав ему язык, и его глаза потемнели так, что мое сердце заколотилось уже по другой причине. Несмотря на все мои усилия, у меня вспыхнули щеки, а этот плут подмигнул и опять углубился в чтение. Я чуть не закатила глаза.

Лиза несколько раз вставала и отодвигала тяжелые бархатные шторы, чтобы посмотреть на улицу. Потом садилась рядом со мной и принималась за рукоделие, а когда мимо вновь грохотали колеса, бросала его и почти бегом кидалась к окну. Казалось, что ее юбки увеличиваются в объеме в зависимости от настроения хозяйки, а сегодня они были пышными до невозможности. Она так же нервничала, как и я. Возможно, даже чуть больше. Тетушка Амелия – и в хорошие дни – сила, с которой приходится считаться. А я боялась, что сегодня будет не лучший ее день.

– Это смешно, – проговорила Лиза. – Не убьют же нас родители.

Она быстро обернулась на меня через плечо.

– Им же не сойдет с рук убийство собственных детей?

– Это зависит от того, насколько хорошо они спрячут ваши тела.

Томас едва увернулся от подушки, пролетевшей у его головы. Я улыбнулась, а Лиза пробормотала под нос несколько не подобающих леди ругательств.

В бесконечных попытках предоставить мне свободу отец позволил нам отплыть в Нью-Йорк с дядей и Томасом, чтобы помогать им в криминалистике, но с тетушкой Амелией случилась истерика, когда Лиза пропала, не оставив даже записки. Известие о том, что ее благовоспитанная дочь сбежала с бродячим карнавалом, наверняка превратит все ее страхи в бешеную ярость. Я подозревала, что тетушка может закатить истерику при виде Лизы. И вполне вероятно, что запрет ее в какой-нибудь башне.

Я нацепила на лицо самую бодрую улыбку.

– Твоя мама очень обрадуется, увидев тебя.

Скорее всего, после того как отчитает Лизу и запрет в ее комнатах на всю оставшуюся жизнь. Кузина взглядом уличила меня во лжи, но опять повернулась к окну и смертельно побледнела.

– Они здесь.

– Очень смешно.

– Это правда. – Лиза прижала руку к животу. – Сейчас твой отец выходит из экипажа.

Я удивилась своему внезапному спокойствию. Казалось, что мое сердце или пропустило удар, или вообще остановилось. Я украдкой бросила взгляд на Томаса, надеясь, что он так же нервничает, как мы с кузиной, но он вскочил и начал беспечно прыгать.

Я с открытым ртом уставилась на то, как он перескакивает с ноги на ногу.

Он поймал мой взгляд.

– Что? Разве молодой человек не может без осуждения время от времени хорошенько попрыгать?

Я покачала головой.

– Ты вообще не волнуешься?

– О чем? – Он сдвинул брови. – По поводу встречи с твоими отцом и тетей?

При всей своей гениальности он бывал совершенно непонятливым.

– О, даже не знаю. Например, о таком простом деле, как попросить моей руки у моего отца?

– С чего бы мне об этом волноваться? – Томас помог мне подняться и опять разулыбался. – Я ждал этого момента, как ребенок, считающий дни до прихода Рождества. Если бы это было в человеческих силах, я бы поплыл в Англию и привез твоего отца на орнитоптере да Винчи в ту же секунду, когда ты сказала о своих желаниях.

– Ты…

– Невозможно прекрасен и абсолютно очарователен, и да, тебе хотелось бы совратить меня прямо сейчас. Так давай же поторопимся?

Кузина у окна фыркнула.

– Теперь я понимаю, почему Одри Роуз называет тебя «невыносимо очаровательным» с ударением на первом слове.

Томас обхватил рукой Лизу и повел нас обеих в коридор.

– Если ты считаешь меня несносным сейчас, подожди, пока мы не станем кузенами. Я обладаю особым талантом больше всего раздражать родственников. Спроси моего отца.

При этих словах кузина забыла про свои тревоги. Томас редко говорил о своей семье, которая нас в высшей степени интриговала.

– А когда мы встретимся с твоим отцом?

Похоже, Лиза не заметила мгновения замешательства или того, как он быстро стиснул зубы, но я наблюдала внимательно. Одно дыхание – и все это прошло. Я мало знала о его семье со стороны отца, но из рассказов Томаса по крупицам собрала достаточно, чтобы понять: отношения у них очень напряженные.

– Он постоянно испытывает необходимость выделяться и покорять всех своим очарованием, – ответил Томас. – Если вы считаете меня эксцентричным, подождите, пока не познакомитесь с лордом Ричардом Эбботом Кресуэллом. Он сразу меня затмит, о чем будет вам напоминать. Часто.

Лиза резко остановилась, разинув рот. Волнения насчет выволочки от матери отошли на дальний план.

– Герцог Портленд – твой отец? – Она с укором посмотрела на меня. – Ты знала, что его отец герцог?

Я медленно покачала головой. Мать Томаса состояла в дальнем родстве с королевской семьей Румынии, и я представляла, что его отец – о котором он говорил, что тот женился не по любви, а по расчету, – тщательно выбирал себе невесту. Лорд Кресуэлл не тот человек, который вступит в неравный брак. Я никогда не спрашивала прямо, но предполагала, что он граф или герцог.

Среди аристократии было несколько Кресуэллов, я просто не знала, что отец Томаса носил среди них самый высокий титул. Во мне шевельнулось беспокойство. Общество будет шептаться на мой счет еще больше. Меня будут называть всеми неприятными словами.

Словно прочитав мои мысли, Лиза заявила:

– Если вы с Томасом поженитесь, тебя станут считать выскочкой!

В этот момент дверь на улицу открылась. Улыбка тут же слетела с лица моего отца.

– Кто посмеет так называть мою дочь?