Текст книги "Правила сближения"

Автор книги: Кэролин Крафт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Ты что?! Так и заикой сделаться можно!

– Прости. Мне нужно с тобой поговорить.

– Валяй. – Трикси сняла наушники.

– Я поняла, как мне поступить. Мне срочно нужно в Бостон.

– Чего так? – подняла брови Трикси.

– Я сейчас смотрела передачу…

Магдалин запнулась. Зачем уточнять, какую именно, – Трикси всегда с нелюбовью относилась к телевизору, предпочитая слушать радио в машине и дуреть от громкой музыки в наушниках (по счастью, динамики на полную громкость она включала, когда Магдалин не было дома).

– Так вот там один врач выступал. Доктор Шелли, – старательно проговорила Магдалин, словно боялась забыть это имя. – Мне нужно попасть к нему на прием. Правда, он вроде как собирается в ближайшее время закрыть практику. Думаю, надо поторопиться. До каникул осталось три дня. Как в школе закончатся занятия, поеду в Бостон.

– Что за врач? – полюбопытствовала Трикси.

– Какой-то знаменитый психиатр.

– Господи, что я слышу? – Трикси поднялась с дивана. – Лин, разве ты похожа на тех полоумных, которые по каждому поводу бегут к психоаналитику?

– Он не психоаналитик, – с недовольством сказала Магдалин, чувствуя, что зря пришла к подруге. – Он психиатр! – повторила она.

– То есть имеет дело с психами? – тихо уточнила Трикси.

Для Магдалин ее слова прозвучали так, словно подруга подтверждала печальный диагноз.

– Ты… ты!.. – Магдалин задохнулась. – Ты вечно считаешь, что умнее всех на свете! А я перед тобой – как полная дура?!

Она готова была расплакаться. Повернулась, чтобы уйти к себе.

– Постой! Ну постой же! – Трикси схватила ее за руку. – Прости, я не права. Расскажи еще раз!

Но Магдалин была неприступна. Она лишь обняла Трикси, видя на лице подруги искреннее раскаяние. Но рассказывать по новой ничего не стала.

– Ничего, я в порядке. Наверное, это у меня действительно психоз и навязчивая идея. Завтра поговорим. Пойду спать.

Трикси еще долго вслушивалась в шорохи, доносящиеся из комнаты Магдалин. В который раз она пожалела о своей манере встречать все в штыки. Сейчас она сильно переживала за подругу. И когда минут через десять в комнате наверху стало совершенно тихо, Трикси осторожно поднялась, стараясь не скрипнуть половицей. Дверь в спальню по обыкновению оставалась открытой – Магдалин не терпела духоты. Силуэт подруги, лежавшей на кровати, едва угадывался. Магдалин лежала спиной к двери.

Трикси вгляделась, стараясь уловить даже еле заметное шевеление, движение вздоха.

– Да не переживай ты, – услышала она вдруг. – Все нормально. Не могу уснуть.

Трикси облегченно вздохнула и подошла к кровати.

– Ты прости меня, идиотку, – сказала она.

Магдалин шумно повернулась и кинула в Трикси подушкой.

– Тебе повезло. Если бы разговор о передаче зашел у меня в комнате, я бы придушила тебя! – решительно сказала она.

Трикси подняла подушку с пола и поднесла к кровати. Магдалин снова повернулась спиной.

– Ладно, я перед тобой виновата. Но и ты не будь такой букой. Прости…

Она присела на край кровати. Взяла Магдалин за руку, та позволила обнять себя.

На самом деле Магдалин очень хотелось, чтобы они завели разговор и поделились своими мыслями, но уязвленное чувство гордости не позволяло первой прервать молчание. Вскоре Трикси ушла.

2

Николас Грэмм всегда шел к кабинету мистера Тревиса с каким-то потаенным страхом. Это был непреодолимый страх перед самодурством босса, единоличного правителя фирмы. А мистер Тревис полностью соответствовал типу «хозяина жизни» – уверенный в себе, немного полноватый человек, который главными движителями собственного успеха считал редкостную удачливость вкупе с интуицией, а также совершенное неприятие любых поползновений к свободе со стороны сотрудников. В его фирме – автосалоне подержанных автомобилей «Пять колес» – был только один человек, имевший право генерировать идеи, обладающий правом учить, наставлять и в любой момент высказывать собственное мнение. Это был сам мистер Тревис. Его удачливость подкреплялась напористым характером, большим жизненным опытом и умением правильно подбирать работников, а также правильно требовать с них.

Когда Николас, устраиваясь на работу, попал на собеседование к мистеру Тревису, тот первым делом сказал, что даже малейшего отлынивания не потерпит. «Мне важно, чтобы человек хотел работать, не жалея себя. А уж как это делать, я его научу!» – примерно такие слова слышал от него каждый новый сотрудник.

Сегодня Николасу срочно требовалось уйти пораньше. Это было очень важно. И он не знал, как начать разговор с боссом, чтобы тот не выставил его за дверь.

На его счастье, мистер Тревис оказался в прекраснейшем расположении духа. С утра купили аж шесть автомобилей. И если об этом узнают конкуренты (а он постарается, чтобы узнали), то наверняка не обойдутся без того, чтобы поскрежетать зубами.

Когда Николас вошел в кабинет, мистер Тревис встретил его с распростертыми объятиями.

– А, сынок, заходи, заходи! – обрадованно воскликнул он.

Всех своих сотрудников мистер Тревис называл «сынками», даже пожилых, включая старика Джекобса, отвечавшего за мытье машин.

– Ты молодец, Ник, что зашел. Я как раз хотел тебя позвать и порадовать. Думаю, тысяча долларов премиальных придется тебе по вкусу!

Видя, что Николас замер истуканом, босс решил пояснить причину сказочной щедрости.

– Четыре машины, которыми ты занимался на той неделе, ушли с наценкой в сорок процентов! Я всегда знал, что лучшего мастера мне не сыскать. У тебя золотые руки, сынок! Так держать! – Он подошел к Николасу и по-отечески слегка потряс парня за плечи. – Что-то хочешь сказать? Не стоит благодарности! – Мистер Тревис улыбнулся и вяло махнул рукой, как будто пытался остановить грядущий поток лести в свой адрес.

Интуиция его редко подводила, но на этот раз он ошибся.

– Благодарю вас, мистер Тревис, я очень рад. Но у меня просьба…

Взгляд мистера Тревиса мгновенно остыл. Еще до того, как Николас изложил свою просьбу. Обычно просил и спрашивал только он, босс. А тут еще «но» из уст сотрудника чего стоило.

– …я хотел у вас отпроситься сегодня, – преодолев робость, сказал Николас. – Уйти на три часа пораньше.

– Сынок, это, конечно, наглость с твоей стороны. Ты знаешь наши правила.

Николас молчал.

– Надеюсь, ты это не сейчас придумал, в надежде словить две удачи?

– Нет.

Мистер Тревис вяло улыбнулся.

– По мне, так лучше чтобы я от тебя больше не слышал подобных слов. Иди.

Николас покорно направился к двери.

Нужно что-то сказать, воспротивиться, думал он. Не нужна мне эта злосчастная тысяча! Мне нужно сегодня уйти пораньше. Именно сегодня.

На пороге Николас остановился.

– Что, сынок? – Босс по-прежнему не сводил с него взгляда. – Говори, не стесняйся.

– Так как насчет моей просьбы, мистер Тревис?

– А я разве сказал, что я против? Я лишь попросил, чтобы на будущее ты был осмотрительнее с такими вопросами.

Теперь глаза босса казались такими же приветливыми, как и в первые минуты разговора.

Николас кивнул и поблагодарил мистера Тревиса улыбкой, после чего вышел в коридор.

Он не сказал, что против, мысленно согласился Николас с боссом. Но я принял это за отказ. А если бы не переспросил?

Спустившись в мастерскую, Николас вернулся к своим инструментам и бездушным жестянкам, призванным удовлетворять человеческое тщеславие.

Под призором механика Николаса Грэмма находились разные машины, но все их объединяло ущербное состояние и перспектива вскоре оказаться на автомобильной свалке. Однако на то и существует механик в салоне подержанных автомобилей, чтобы навести лоск и глянец на старые кузова, подлатать дышащие на ладан подвески, подобно шаману произвести таинственные для несведущих манипуляции над двигателем и прочими агрегатами. Нередко – прибегнуть к помощи чудодейственной современной автомобильной химии, этакому допингу, способному заставить автомобиль пробежать еще несколько тысяч миль. Как раз ровно столько, чтобы владелец, не особенно злословя в адрес «Пяти колес», мог созреть для покупки следующего подержанного авто.

Последний автомобиль Николасу нравился больше других, что прошли через его руки. «Шевроле Импала» 1976 года выпуска, он был наследником тех легендарных «Импал», которые в послевоенной Америке олицетворяли дух новых возможностей. После ремонта машина находилась в очень хорошем состоянии, несмотря на то что возраст ее, по меркам других образцов, выставленных в салоне, был довольно значительным. Требовалось только омолодить и как следует почистить салон.

Николас закончил полировку и выключил шлифовальную машинку. Отошел от автомобиля и требовательным взглядом оценил проделанную работу. Мистер Тревис, без всяких сомнений, останется доволен. «Импала» блестела как новенькая. Нигде ни единой царапинки или вмятинки – все сделано как надо.

Николас Грэмм вполне мог гордиться собой, но такого качества за ним не водилось. Он единственный из работников автосалона никогда не испытывал эмоционального подъема после отлично проделанной работы. Потому что работу свою всегда делал на отлично, не допуская даже мысли о том, что может быть иначе. Мистер Тревис вовсю эксплуатировал его усердие, прекрасно зная, что простодушный Ник не будет выдвигать каких-либо требований. Возможно, за такое свое поведение среди коллег Николас прослыл за ненормального, совершенно чуждого амбициозности, столь необходимой не только для карьерного роста, но и для ощутимого прибавления наличности в бумажнике. Впрочем, тому были и другие причины, о которых он ничего не знал, поскольку никогда не интересовался, что говорят про него люди.

Трезвый, холодный взгляд – так он обычно всегда заканчивал общение с машиной, уже готовой занять место на торговой площадке. Но на этот раз подопечное авто вызвало у него необычный прилив чувств. Николас искал ответ почему и находил только одно обстоятельство: во время работы он все время думал о той несостоявшейся встрече в ресторане. С девушкой с удивительным именем Магдалин.

Первое и главное, что он здраво понимал – та девушка в ресторане и была Магдалин, с которой он вел переписку. Даже малейших сомнений в том не оставалось. И не только платок, выпавший из ее сумочки, подтверждал догадку Николаса. Сама девушка невероятным образом оказалась точным воплощением его представлений о ней. Странным было то, что до этого он не задумывался и не строил никаких образов, но, обратив на нее внимание, в тот момент, когда она споткнулась, он понял: это Магдалин!

Как такое могло получиться, что навеянный подсознанием образ совпал, Николас старался не задумываться. Важнее было другое – понять, отчего она не решилась на контакт и ушла. Именно не почему она это сделала, а отчего. На первый вопрос как раз ответить несложно – Николасу бы никогда и в голову не пришло считать себя привлекательным мужчиной, и одевался он скромно, был простоват в манерах. Вполне вероятно, что вид его мог привести Магдалин в замешательство.

Прежде, читая каждый раз письма Магдалин, своим особенным душевным настроем Николас ощущал, что девушка страдает от одиночества. У нее очень романтичная натура, она любит поэзию, любит своих маленьких учеников. Но она выстроила свою жизнь так, что загнала себя в ловушку и сделала почти невозможным шаг навстречу мужчине. Только виртуально пыталась этому сопротивляться, в своих письмах. Но даже к этому ее подвел Николас.

Их переписка началась с банальности – на каком-то из сайтов Николас поделился своими впечатлениями по поводу очередной прочитанной книги. На следующий день на его личный ящик пришло письмо – от Магдалин, которая тоже эту книгу прочла на днях. Так они стали перебрасываться короткими посланиями, постепенно переросшими в некоторые (до разумной степени) откровения. Магдалин стала его другом. В своих письмах Николас никогда не лгал о себе ~ без прикрас он рассказывал о прошедшем дне. Никогда не давал советов, а наоборот, иногда спрашивал, тем самым давая понять, насколько ему важно ее мнение. Все то же самое он находил и в письмах Магдалин.

На обмен фотографиями оба так и не решились. Зато Магдалин первой отважилась на более серьезный шаг – на свидание. Это был поступок, продиктованный, как понимал Николас, отчаянием. Он сам мечтал об этом, даже несколько раз набирал на клавиатуре нужные слова, но неизменно стирал написанное.

И вот его желание осуществилось. Но девушка, которую он мечтал увидеть, неожиданно испугалась. Николас это понял почти сразу, как только вошел в ресторан. Ведь он опоздал. А девушки с белым платком на шее не было. И тогда он смирился. Завел разговор с барменом, уже ни о чем не мечтая.

Но все перевернулось, когда сидевшая неподалеку от него симпатичная девушка собралась уйти и вдруг споткнулась, больно ушиблась, а он помог ей подняться. Выпавший из ее сумочки платок расставил все по местам, и в душе Николаса затеплилась надежда, что она (он не сомневался – это именно Магдалин) передумает. Но этого не случилось. А сам завести с ней разговор он не смог.

Вечером Николас написал очередное письмо, но оно осталось без ответа, хотя обычно долго ждать не приходилось. И на второй, и на третий день в ящике он обнаруживал только спам.

Хьюберт Лейк, старший менеджер салона, зашел в мастерскую, чтобы высказать Николасу все, что он о нем думает, и нашел парня в очень подавленном состоянии. Но вид Николаса, озабоченного какими-то проблемами, ничуть не убавил раздражительности Хьюберта. Только что Хьюберт получил взбучку от мистера Тревиса, узнавшего, что «Импалу» до сих пор не то что не включили в продажный лист, но и не выставили на площадке.

«Что этот Грэмм себе позволяет?! Он мне обещал доделать ее к двенадцати часам, совсем распустился! Я к нему прекрасно отношусь, но разве можно садиться мне на шею? Вот что значит побаловать человека прибавкой к жалованью!» – таковы были слова мистера Тревиса, произнесенные в присутствии Хьюберта, а следом много неприятного было высказано и в адрес самого Хью, который, будучи старшим менеджером, не может как следует организовать работу.

– Ах, ты сидишь тут! Мечтаешь! – накинулся Хьюберт на Николаса. – Мне из-за тебя влетело! Мистер Тревис сказал, что еще одна такая проволочка, и ты будешь уволен! А чтобы и сейчас неповадно было, он вычтет с твоей зарплаты пятьсот баксов, а тот инструмент, который ты заказывал, оплачивать не будет.

Самому мистеру Тревису, несмотря на его деспотичный характер, такая мысль и в голову бы не пришла, но для Хьюберта было важно, что необходимый эффект достигнут.

– Я постараюсь, чтобы этого не повторилось, – как-то совсем по-детски ответил Николас и подумал, что в последний раз произносил эти слова так давно, что уже и не вспомнить, при каких обстоятельствах.

Хьюберту он показался со стороны похожим на провинившегося циркового медведя – большой, неуклюжий, с виноватыми печальными и умными глазами. Готовый снова показывать любые фокусы и быть послушным, лишь бы только ему не отказывали в сластях и дали любимые игрушки – тот самый инструмент, о котором упомянул Хьюберт.

– Ладно, давай показывай машину, – смягчился он.

Николас обрадованно вскочил и стал рассказывать о проделанной работе. О том, какие достоинства машины можно смело отмечать перед продажей, а о чем лучше умолчать. Хотя все здесь нормально, и особенно придраться не к чему.

– Я старался, посмотри, какая идеальная линия получилась, а благодаря этим двум швам под крыльями я понял, что машина уже не в первый раз побывала в аварии, но сейчас это заметит только специалист. А вот салон идеальный, я сиденья почистил и подновил, эти детали пришлось заменить, а здесь почему-то контакт был плохой, и ничего не работало, но сейчас все в порядке…

– Отлично, отлично! – прервал его Хьюберт.

Он впервые стал свидетелем того, что Николас так восторженно и эмоционально рассказывает об автомобиле. И теперь Хьюберт смотрел на него, испытывая какое-то невероятно зудящее желание добавить нужного эффекта. Естественно, отрицательного.

На самом деле, оба они были одного возраста. Мало того – когда-то учились в одной школе, хотя друзьями не были. Потом пути их разбежались на много-много лет, пока месяц назад Хьюберт Лейк не устроился на работу в автосалон. И вдруг оказалось, что неудачник Никки работает здесь уже несколько лет, да еще на хорошем счету у босса. А после фиаско с учебой в Гарварде во всех своих бывших одноклассниках Хьюберт видел нежелательных свидетелей своего никчемного существования в школе, приведшего к такому бесславному провалу. Поэтому у него было предубежденное отношение к Николасу, и он не упускал возможности всякий раз подчеркнуть существующую разницу в карьерном и материальном положении. А сейчас представилась еще одна такая возможность.

Что ж, это будет очень забавная шутка…

Хьюберт Лейк хорошо помнил, что в детстве Николас способен был сносить любые издевательства, а еще с готовностью поддавался внушению, как учительскому, так и со стороны одноклассников – его легко можно было заставить поверить во что угодно, в любую чушь. Если только эта чушь подкреплена серьезным взглядом и уверенной речью.

– А ты знаешь, что это не простой автомобиль? – неожиданно произнес Хьюберт.

– Не простой? – не убирая улыбки с лица, переспросил Николас.

Но Хьюберт тянул паузу, которая казалась многозначительной лишь потому, что он еще не успел как следует продумать историю, которой желал огорошить Николаса, и решил действовать по наитию.

– Я поднимал документацию. Эта машина проходила через наш автосалон уже десять раз! Не кажется ли тебе, что это многовато для одного автомобиля? Даже с учетом того, что его выпустили с конвейера еще до того, как мы с тобой появились на свет.

– Десять раз? – снова переспросил Николас и снова посмотрел на «Импалу». Теперь уже без улыбки.

Главное, в таких ситуациях не перегнуть палку, но в случае с Николасом это правило можно не брать во внимание. Хьюберт прекрасно знал, что Николас не станет проверять эту историю, и мог выдумывать все, что угодно. Хотя часть правды в сказанном была. «Импала» действительно не однажды проходила через автосалон «Пять колес», но не десять, а всего лишь три раза. В первый раз, в начале восьмидесятых, ее сдал в салон родственник мистера Тревиса, который покупал машину еще новой, во второй раз очередной покупатель обменял ее с доплатой на почти новый джип – это было лет восемь назад. «Импалу» вскоре продали, еще через три года она снова заняла место на площадке «Пяти колес» и вот в очередной раз очутилась в салоне подержанных автомобилей. Совершенно обычная история для любой машины, успевшей сменить нескольких владельцев.

– Ты фильм «Кристина» по Кингу видел? Там паренек Арни, кажется, купил старую машину и реставрировал ее, а она оказалась живая. И так полюбила своего хозяина, что стала убивать его недругов… А эта… Эта неизменно возвращается в салон. Вот что странно, – тихим голосом произнес Хьюберт и, подойдя к машине, осторожно, словно чего-то боялся, прикоснулся к ее кузову и погладил. – И всякий раз с одними и теми же повреждениями.

Николас подошел к нему и встал рядом, доверчиво заглядывая в рот Хьюберту. Значит, необходимого эффекта я добился, подумал Хью. Даже если в итоге Николас поймет, что его разыграли, все равно неплохое получилось развлечение!

Его понесло:

– Эта машина постоянно попадает в аварии. Что уж там происходит, я не знаю, но только в самый опасный момент владельцы почему-то не пристегнуты. Хорошо, если получат легкие повреждения, а то бывают и тяжелые увечья! – Хьюберт умело сочетал паузу, низкий тембр голоса, как мог, сдерживал усмешку.

– Ты шутишь? – спросил Николас, однако Хьюберту бросилась в глаза его бледность. Кажется, рыба заглотала наживку. Надо же быть таким доверчивым остолопом! Такого только могила исправит.

Николас ждал ответа, но все его естество говорило о том, что он уже верит, и безоговорочно. Так был устроен его характер, что Ник был склонен верить даже в сверхъестественное, несмотря на то что никогда не становился свидетелем невероятных событий. С позиций пессимиста кто-то мог назвать это детскостью, для кого-то другого это была способность человека по-иному смотреть на окружающий мир – без строгих рамок. Но для Хьюберта Ник был совершенным дураком.

– Разве я сейчас похож на человека, который шутит? – повторил он уже тысячи раз произнесенную другими людьми, но в подобных же ситуациях фразу.

Пока Николас хлопал глазами, Хьюберт успел придумать еще несколько леденящих душу «подробностей»:

– Два раза эту «Импалу» находили подброшенной под ворота салона. В салоне были все необходимые документы, а потом оказывалось, что хозяин в данный момент лежит в больнице и сам доставить сюда машину никак не мог. Представляешь? Правда, мистер Тревис заботится о прибыли, странности его не интересуют. Но самое любопытное, и я об этом уже говорил, что у машины после аварии одни и те же повреждения…

Хьюберт и дальше готов был нести полнейшую чушь. Его не волновало, что чем больше подробностей, тем легче может вскрыться обман. Ведь если Николасу придет в голову все-таки расспросить кого-нибудь, он сразу поймет, что стал жертвой розыгрыша. Но, даже заранее представляя такой исход выдумки, Хьюберт испытывал несказанное удовольствие. Классная получилась история!

Он решил довершить все сказанное выше емким суждением:

– Мне кажется, этот автомобиль проклятый.

Если Хьюберт до сих пор мягко касался пальцами кузова, то теперь вдруг отдернул руку, словно ужаснулся чему-то, а вскоре смеялся в душе над тем, как отреагировал на это действо Николас – тоже отдернул руку и с неподдельным испугом уставился на «Импалу».

– И что же теперь с ней делать? – спросил Николас.

– Что делать… Выставлять на продажу. Примерно за три тысячи уйдет с ходу. Между прочим, мистер Тревис вполне мог бы продать ее и дороже, все-таки уже раритетный автомобиль. Но чем скорее он избавится от нее, тем лучше.

Хьюберт, затеявший эту шутку, и знать не мог, что творится сейчас в душе Николаса, с какой бурей чувств приходится справляться его сознанию. Хьюберту казалось, что со стороны его поступок выглядит так: бывшие одноклассники, а теперь коллеги просто дурачатся и на самом деле не принимают сказанное всерьез (нет, ну в самом деле, можно ли поверить во всю эту галиматью?!).

А Николас на миг позабыл обо всем, и только образ автомобиля, который ему успел неожиданно полюбиться, вызвал в душе чувство сродни панике – казалось, от этой машины исходит яркая, ослепительная опасность. И Николас подумал вдруг, что это не случайно. Ведь до сих пор он относился к любым созданным человеком машинам (не обязательно на колесах) очень спокойно, никогда не испытывал по отношению к ним тех эмоций, которые должны быть обращены к живым существам, но никак не к железкам. «Если ты начинаешь приходить в восторг не от людей, а от жестянок, то, значит, сам того не ведая, создал себе идола. А это хуже чем плюнуть в лицо самому Господу!» – так его когда-то давно учил дядя Майк – мистер Джефферс, мастер на все руки, первым приобщивший соседского мальчишку Никки к физическому труду.

И вот теперь, после того как он испытал восторг перед «Импалой», его ждало жестокое разочарование. Майк Джефферс был совершенно прав – нельзя становиться рабом бездушных созданий.

– Ну ладно, пойду оформлять документы, – сказал Хьюберт и покинул мастерскую, оставив Николаса одного.

Две тени метнулись от двери, когда Хьюберт вышел на улицу. Это были Рой и Луи, оба тупицы и бездарности, вдобавок ко всему бездельники. Они не успели спрятаться. Хьюберт окликнул их и жестом велел подойти.

– Что вы тут делаете? Ваше место где? На складе. Вот и валите туда, пока я не доложил мистеру Тревису.

– У нас сейчас работы нет. Мы покурить вышли, – ответил Рой.

– И мистер Тревис об этом знает, – добавил Луи.

В глазах его Хьюберт увидел вызов.

Оба типа, несмотря на свою тупость, вполне годились на роль стукачей, которые, как известно, водятся едва ли не в каждой фирме. И сейчас ответ Луи только укрепил подозрения. Скорее всего, эти скоты стояли у ворот гаража и подслушивали.

– А классную ты выдумал историю, Хью, – фамильярно подмигнул ему Луи.

Так и есть, подслушивали. Плохо это или хорошо? Да что уж хорошего? Если до сих пор Хьюберт считал свою шутку невинной, то сейчас он уже начал сожалеть, что так жестоко обошелся с Николасом. Ведь при наличии этих двоих, которые стали его подельниками и сообщниками, его попытка разыграть Николаса принимала более серьезный оборот. Фактически он уподобился Рою и Луи.

– Этот дурачок Николас как пить дать поверил, – улыбаясь, сказал Луи. – Мы могила, Хью. Классно разыграно!

– Точно. За нас мистер Лейк, вы можете быть спокойны. – Рой не решался обращаться к Хьюберту так же развязно, как его приятель, но поддержал идею.

После их слов у Хьюберта совсем погано стало на душе.

– Ладно, хватит болтать, – сказал он. – Идите на место, сейчас я вам подкину работенку.

Даже после того как Хьюберт рассказал о том, что мистер Тревис сердится, у Николаса не возникло и мысли отказаться от планов уйти пораньше с работы. Стараясь не думать о стоявшей на подъемнике «Импале», он разложил инструмент по местам, запер ящики, окинул свой рабочий закуток в мастерской внимательным взглядом. Убедившись, что все в порядке, вышел на улицу. Но направился не к главному входу на территорию, а к задним воротам в кирпичной стене, из-за которой слышен был шум от расположенной по соседству автострады. Работникам «Пяти колес» запрещалось парковать свои машины на территории салона. Мистер Тревис считал, что лучше не смущать покупателей непрезентабельным видом отдельных машин – далеко не все работники ездили на новеньких авто. Некоторые – на откровенных рыдванах. Николас не был исключением. Старый пикап его в плане надежности был безупречен, хотя и имел довольно безобразный внешний вид – Николас никак не мог выкроить достаточно денег на качественный кузовной ремонт. «Сэкономить» же на материалах, а попросту подворовывать, как это делали некоторые работники фирмы, он и помыслить не мог.

Через полчаса он был в Гэри, небольшом городе, приютившемся рядом с южной оконечностью озера Мичиган. Когда-то в маленьком, сложенном из песчаника доме, вокруг которого разросся тенистый сад, он жили всей семьей – мать, ее старшие дети Патриция и Джордж, и он, Николас, младший. Но после того как Джордж переехал в Айдахо и забрал мать к себе, хозяйкой дома стала старшая сестра.

Отца своего Николас не помнил (хотя от него не скрывалось, что тот был пропойцей и сгубила его белая горячка). Но и Патриции Грэмм, как и матери, не повезло на мужа. Суженый сестры сбежал от нее через месяц после того, как узнал о предстоящем рождении наследника. Так что теперь Марвин, малолетний сын Пэт, которому не исполнилось и трех лет, рос без отца.

Сегодня Николас должен был присматривать за Марвином, пока сестра съездит в Чикаго, где у нее были какие-то дела. Так они договорились еще вчера. Обычно Патриция брала Марвина с собой или оставляла с нянькой, но сегодня пристроить малыша никуда не получилось, а ей предстояла важная встреча – вроде как нашла работу. Потому Николасу и потребовалось срочно отпроситься у мистера Тревиса.

Патриция встретила его на пороге:

– Слава богу, ты не опоздал! Еда готова, и не забывай, что Марвин без подгузников. Следи за ним. Все будешь делать правильно, когда-нибудь станешь хорошим папашей!

– Я все понял, – ответил Николас и, не дожидаясь, пока Патриция выгонит свою машину из гаража, отправился в дом.

Племянника он нашел в детской. Тот возился с игрушками и, услышав шаги, повернул к нему свою похожую на созревший одуванчик пушистую голову.

– Здорово, Марвин, – наклонился к нему Николас. – Надеюсь, сегодня ты не станешь есть свои какашки?

– Там-там! – прокричал Марвин, показывая на окно, за которым слышен был звук мотора их машины.

Николас взял его на руки и поставил на подоконник, чтобы Марвин мог помахать рукой матери.

– Ну ладно, займемся делами.

Ненадолго оставив племянника, Николас забрал из своей комнаты планшет и простой карандаш. Вспомнил и захватил еще бумагу и фломастеры, которые вручил Марвину, зная, что теперь тому как минимум на полчаса будет чем заняться, а сам устроился на полу в углу комнаты. Положил планшет на колени, стал рассматривать чертеж. В последнее время он задумал сделать собственный ветрогенератор на основе запчастей от старого мотора, валявшегося в гараже. Но сейчас ничто не могло заставить его сосредоточиться. В голову снова лезли разные мысли. Об утреннем разговоре с мистером Тревисом. О рассказанной Хьюбертом истории, к которой сейчас Николас готов был отнестись с большим скепсисом, но все же не до конца здраво. А больше всего он думал о той девушке. О Магдалин.

Он даже не заметил, как зазвонил телефон. Услышал только, когда Марвин заголосил, показывая на стену, где висел аппарат.

Это звонила мисс Дэннисон. Старая учительница, жившая в доме по соседству, просила посмотреть сломавшуюся стиральную машину.

– Никки, малыш, я твою машину вижу из окна. Ты сегодня рано приехал, не заглянешь ко мне? Ты же знаешь, что я всегда доверяю твоим умелым рукам! – затараторила мисс Дэннисон. – А то моя соседка постоянно жалуется на этих ребят из «Счастливого дома» – они недавно ей газонокосилку починили так, что через неделю снова сломалась.

– Хорошо, мисс Дэннисон, только я приду позже. Где-нибудь после восьми.

Вечером, зайдя, как и обещал, к мисс Дэннисон, еще с порога Николас заметил, что хозяйка дома не одна. Не успев открыть ему дверь, женщина сразу исчезла в гостиной.

В прихожей на вешалке он заметил плащ из лакированной кожи красного цвета, который никак не мог принадлежать семидесятилетней хозяйке – насколько знал Николас, мисс Дэннисон не любила яркой одежды. Тут же он увидел женскую сумочку. Одного взгляда на этот предмет было достаточно, чтобы Николаса бросило в жар. Такую же в точности сумочку он поднял с пола в ресторане, чтобы вручить ее длинноволосой девушке, которая так спешила сбежать, что расшибла колени.

Мало ли на свете сумок, похожих на сумочку Магдалин, может, и в Гэри найдется с десяток, убеждал себя Николас, но все равно боялся пройти в дом.

– Ну что ты там? Где пропал? – услышал он доносящийся из глубины комнат голос мисс Дэннисон.

Крепко сжимая ручку чемоданчика с инструментами, Николас застыл на пороге прихожей. Чтобы войти в гостиную, нужно не просто сделать шаг – а еще отважиться на него.

– Мисс Дэннисон, наверное, я сразу спущусь в подвал, посмотрю, что с вашей машиной! – крикнул он.

Николас не успел подойти к лестнице, как мисс Дэннисон уже была тут как тут.