Текст книги "Жестокость любви"
Автор книги: Кэрол Мортимер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 4
– Как мило с вашей стороны нанести мне визит, ваша светлость! – Пандора, каждой клеточкой источая любезность, поднялась и присела перед Рупертом в реверансе, когда он с присущей ему заносчивостью прошествовал в кремово-голубой салон ее лондонского особняка. Она кивнула Бентли, своему дворецкому, разрешая ему удалиться. Лишь Всевышний знал, сколько усилий она приложила, дабы сохранить спокойствие и не показать, как сильно ее встревожило то обстоятельство, что джентльмен решил-таки сдержать слово и заявился к ней с утра пораньше.
Герцог выглядел умопомрачительно.
– Ваша светлость, позвольте представить нашего семейного поверенного мистера Энтони Джессопа. – Пандора обернулась на относительно молодого темноволосого джентльмена, который находился с ней в комнате. – Мистер Джессоп, это его светлость герцог Страттон.
Джентльмены поприветствовали друг друга – поверенный грациозно поклонился, герцог напряженно кивнул. Мистер Энтони Джессоп стал поспешно собирать бумаги со стола, явно чувствуя себя не в своей тарелке под пронзительным взглядом серых глаз Руперта.
– Дадите мне знать, когда все уладится, Пандора? – с улыбкой повернулся он к ней.
Она был раздражена, поскольку нынче первым делом связалась с конторой Энтони Джессопа, и этот джентльмен уже через час был у нее, но из-за появления герцога пришлось спешно заканчивать переговоры. Как бы ей хотелось придумать благородный повод выпроводить Страттона вон из дома!
– Конечно.
Она позвонила в колокольчик, вызывая дворецкого, тепло улыбнулась мужчине, который несколько лет, вплоть до смерти Барнаби, был его поверенным и теперь перешел к ней. Весь последний год ей приходилось не только вести домашние дела, но и заниматься своими личными финансами, без его помощи она бы попросту не справилась.
Поверенный повернулся и кивнул гостю, чуть моложе его самого.
– Ваша светлость.
– Джессоп. – Ответной улыбки не последовало. Руперт молча ждал, пока тот удалится из комнаты в сопровождении дворецкого. – Весенняя уборка, Пандора?
– Прошу прощения? – непонимающе уставилась она на него.
– Я заметил в прихожей несколько сундуков, видимо ожидающих, чтобы перебрали их содержимое, прежде чем раздать бедным.
Она судорожно вдохнула, еще вчера заметив, что герцогу чужды пустопорожние светские разговоры, сегодня утром он, по всей видимости, решил продолжить откровенные беседы!
И все же она сделала попытку вернуться в привычное русло и вопросительно взглянула на него.
– Не желаете ли чего-нибудь освежающего, ваша светлость?
– Нет, – категорично отверг он ее предложение.
– В таком случае, может быть, присядете, ваша светлость? – Она махнула рукой в сторону кресла, самого дальнего от кремового дивана, на котором сидела сама.
Он полностью проигнорировал ее жест, решительным шагом пересек комнату и опустился рядом с ней на тот же самый диван! Его близость помимо воли взволновала ее.
– Может, соблаговолите пояснить, что тут происходит, Пандора? – с нажимом произнес он.
– А что происходит, ваша светлость?
Его чувственные губы изогнулись в невеселой улыбке.
– Сундуки в прихожей и поверенный в вашем салоне.
– Какая нынче хорошая погода, ваша светлость, не правда ли? Тепло, и солнышко светит. – Пандора повернулась и уставилась в окно на залитый солнцем сад. – Вы приехали верхом или в экипаже?
– Какое это имеет значение? – Он стал терять терпение.
– Я просто…
– Я знаю, что у вас все просто, Пандора, но не собираюсь сидеть здесь и обмениваться с вами ничего не значащими глупостями. – Он мрачно сверкнул глазами. – Я снова спрашиваю: почему поверенный посетил вас в столь ранний час и что означают эти сундуки в холле?
«Ну и упрям же он!» – подумала Пандора, нахмурившись.
– Не могли бы вы хотя бы… попробовать притвориться вежливым и поддержать беседу?
– Нет.
Она в волнении поднялась.
– Я уже говорила, что полностью оправилась от вчерашних… неприятностей. Спасибо за заботу. – И многозначительно приподняла брови.
Руперт не обратил никакого внимания на ее откровенную отповедь. Он и сам видел, что – по крайней мере, внешне – она действительно оправилась от назойливых ухаживаний Сугдона. Ее золотистые локоны вновь тщательно уложены, несколько милых кудряшек спадали на виски и шею, бледно-лиловое платье служило изумительным фоном для фиалковых глаз, на щеках розовел румянец.
Но он заметил, что все показное и она просто хочет выглядеть учтивой и гостеприимной хозяйкой.
В обычных обстоятельствах ей бы это удалось, если бы не тени под прелестными глазами, которые, несмотря на все усилия Руперта убедить себя в обратном, нынче были так же хороши, как и вчера.
Да и румянец не натуральный, а результат умелого использования косметики. В довершение всего – напряженные морщинки вокруг вежливо улыбающихся губ. На изумительно-стройной шее лихорадочно билась жилка, дыхание участилось.
К тому же присутствие поверенного. По мнению Руперта, тот слишком фамильярно обращался к хозяйке дома по имени. И эти сундуки в коридоре!
Если бы он не заметил всего этого, то согласился бы с тем, что она оправилась от удара!
– Думаю, вам будет приятно узнать, что я навел сегодня утром справки и выяснил, что лорд Сугдон отказался от посещения всех дальнейших мероприятий и до конца недели собирается удалиться в свое родовое поместье в Йоркшире.
– Я благодарна вам за добрые вести, – с явным облегчением кивнула она.
Руперт поднялся с дивана и рявкнул:
– Достаточно благодарны, чтобы ответить на заданный ранее вопрос?!
– Я бы просила вас не повышать на меня голос, сэр!
«Так-то лучше, – удовлетворенно хмыкнул про себя Руперт, когда в фиалковых глазах полыхнул непокорный огонек. – Намного, намного лучше».
– Очень хорошо, Пандора, – сухо отметил Руперт, сознательно переходя на более вежливый тон. – Будьте так любезны, объясните, почему все ваши пожитки уложены в сундуки и почему утром к вам приходил поверенный. Во всяком случае, если я правильно понял и поверенный действительно пришел утром.
Она возмущенно стрельнула на него глазами.
– Да, в коридоре действительно стоят сундуки, и мой поверенный действительно приходил ко мне нынче утром, – подчеркнула она, – потому что я покидаю Лондон.
Подозрения подтверждались. Он недовольно нахмурился:
– Мудро ли с вашей стороны уезжать из столицы в одно время с Сугдоном?
Кровь бросилась ей в лицо.
– Это чистое совпадение.
– Мне-то это понятно, а как насчет остальных?
– Мне кажется, мы с вами сошлись на том, что свет может говорить, что ему вздумается, невзирая на мои поступки.
– Не люблю, когда мои слова оборачиваются против меня, – помрачнел он.
Пандора пожала хрупкими плечами.
– Даже если это правда?
– Когда вы уезжаете? И куда? И как надолго?
Она неопределенно махнула рукой в кружевной перчатке.
– Как только все будет готово для отъезда. Что касается того куда и насколько… Я решу в ближайшие дни.
Руперт окинул ее критическим взглядом прищуренных глаз. Неужели он ошибся в этой женщине, посчитав ее храброй? Ведь она так здорово держалась после физической и словесной атаки Сугдона. И стойко отражала все его, Руперта, нападки в карете по дороге домой.
– Другими словами, вы позволили общественному мнению взять над вами верх и решили сбежать.
– Это несправедливо! – Теперь уже ее щеки горели настоящим румянцем.
– Несправедлива жизнь, но не я, Пандора, – пожал он плечами.
– Я никуда не сбегаю, ваша светлость, – подняла она подбородок. – Я просто решила, что общество пока не готово… простить или забыть события годичной давности.
– И никогда не будет готово, если вы сбежите, поджав хвост, и спрячетесь у себя в норе.
Сказать, что он разочарован в ней, означало бы признать, что их мимолетное знакомство слишком много для него значит. А этого он не допускал, не мог допустить за годы безраздельного цинизма.
Черт побери, уже одного вчерашнего неприятного возвращения в Страттон-Хаус достаточно, чтобы вспомнить, насколько женщины непостоянны. Этим неприятностям пора положить конец, как и всей ситуации с Патрисией Стерлинг. Причем немедленно! Ни дня, ни часа нельзя терпеть!
– Легко вам говорить. – В восхитительных глазах блеснули слезы. – Я надеялась… – Она покачала головой, упрямо сражаясь со слезами. – После событий вчерашнего вечера я поняла, что в настоящий момент мне нечего делать в Лондоне.
– Но ведь у вас есть подруги, герцогини Клейборн и Вуллертон.
Она тяжело вздохнула:
– Да. И я безмерно благодарна им за дружбу. Но даже для них будет лучше, если я покину Лондон по крайней мере на какое-то время.
Руперт возмущенно фыркнул:
– Ну, что я говорил, сбегаете.
– Прекратите говорить таким тоном, будто я виновна в каком-нибудь отвратительном преступлении! – в отчаянии воскликнула Пандора, злясь и на Руперта, и на себя за то, что так быстро позволила гостю перейти на личности.
Вчера вечером она долго не могла сомкнуть глаз и пришла к решению, что, если герцог и впрямь нанесет ей утром визит, она сделает все возможное, чтобы вежливо встретить и вежливо выпроводить его, как едва знакомого человека. Коим он, собственно говоря, и является. Стоит ему поразмыслить на досуге о том социальном вреде, который может нанести ему общение с ней, он обязательно передумает! Однако Руперту настолько претила сама идея учтивых бесед, что сохранить с ним дистанцию практически не представлялось невозможным!
Пандора устало покачала головой, золотистые кудряшки пришли в движение.
– Вы ведь были военным? – спросила она.
Он еще больше насупился при упоминании о годах, проведенных в армии, сражаясь с Наполеоном.
– Какое это имеет отношение к делу?
На ее губах заиграла легкая улыбка.
– Разве годы противостояния не научили вас, что вступать в битву, которую можно выиграть, – это храбрый поступок, но в заведомо проигрышном бою более разумно отступить?
– Нет, – с уже привычным высокомерием отрезал он с тяжелым бескомпромиссным взглядом. – Я ни один бой не считаю заведомо проигранным. И вам пора бы уже к этому времени понять, что настроение представителей высшего общества очень переменчиво – куда ветер дует, туда и их мысли летят. Чего они действительно никогда не простят и не забудут, так это трусость. Я, а значит, и они, вне всякого сомнения, сочтут трусостью побег из Лондона из-за одного незначительного происшествия.
– Это не единственное незначительное происшествие, – задохнулась она, – это последнее из многих.
– Вы трусиха, Пандора.
Если бы она была склонна к насилию, с удовольствием бы влепила этому гордецу пощечину! Но за всю жизнь она ни разу никого не ударила, если не считать Ричарда Сугдона. Похоже, годы несчастного брака с Барнаби медленно, но верно убили в ней всю спонтанность, которой она когда-то обладала, превратив в холодную дамочку, способную держать себя в руках в любой, ну или практически в любой ситуации.
Вот и теперь было бы неправильно выплескивать на Руперта Стерлинга свои накопившиеся обиды.
– Если вы именно так восприняли мои поступки, боюсь, вам придется продолжать верить в это, ваша светлость.
– Если вы хоть раз назовете меня «ваша светлость», боюсь, я буду вынужден применить определенные меры, которые вам не понравятся! – процедил он сквозь ровные, белоснежные зубы.
– Почему вы вообще озаботились моей судьбой, ваш… сэр? – сердито посмотрела она в опасно прищуренные льдинки его глаз. – Может статься, вам в голову пришла блажь заново ввести в общество бедную вдовушку и, соответственно, развлечься денек-другой, пока вам не прискучит или вы не найдете себе новую забаву?
Это был вопрос, на который Руперт определенно не желал отвечать. Он нуждался в Пандоре Мейбери не меньше, чем, по его мнению, она нуждалась в защите герцога Страттона. И это немало.
Он пожал плечами.
– Причина, по которой я пришел к вам, если не считать, что я лично хотел убедиться в вашем добром здравии после вчерашнего вечера, конечно же… – начал он, подражая ее тону.
– Конечно же, – язвительно передразнила его Пандора.
– …заключается в том, чтобы передать вам приглашение, – продолжил он. – От графини Хейборо. Она желает, чтобы вы присоединились к ней и графу в их ложе в опере нынче вечером.
Заявление явилось настолько неожиданным, что Пандора ушам своим не поверила.
– Насколько мне известно, я даже не знакома с графом и графиней Хейборо.
– Зато я знаком.
Пандора настороженно уставилась на него:
– Я не понимаю.
– Графиня приходится мне тетей по материнской линии.
– И она приглашает меня в оперу?
Герцог удивленно приподнял брови:
– Ну да.
Она нахмурилась:
– Подозреваю, вы тоже приглашены?
Он высокомерно кивнул.
– Следовательно, я буду частью компании.
– И эта компания состоит из…
– Графа и графини Хейборо. Вас. И меня.
– Почему?
Его брови едва не коснулись золотых кудрей.
– Что вы имеете в виду?
– Почему вы желаете выступить в качестве моего эскорта в опере?
– У меня на то свои причины, – поджал он красивые губы.
Выходит, Пандора не ошиблась…
– Не желаете ли поделиться ими со мной?
– Нет.
И вновь ее посетила мысль: «Дьявол по имени, дьявол по натуре»…
– Так не терпится еще раз стать свидетелем моего публичного унижения, что заручились поддержкой родственников, дабы достичь желаемого?
На скулах герцога заиграли желваки.
– Соблаговолите объяснить, каким образом поход со мной в оперу может стать причиной публичного унижения?
Она раздраженно вздохнула:
– Поймете, когда весь свет будет не просто игнорировать, а намеренно оскорблять меня. Пренебрежение может коснуться даже вас и ваших тетушки и дядюшки.
Теперь уже Руперт, истинный аристократ, герцог Страттон, посмотрел на нее свысока.
– Уверяю вас, мадам, ни один представитель высшего света не отважится проигнорировать, не говоря уже о том, чтобы намеренно оскорбить вас в обществе герцога Страттона.
Пандоре пришлось признать, что он, скорее всего, прав. Он мужчина, с которым нельзя не считаться, как в плане социальном, так и в политическом, и вряд ли кто-то отважится открыто нанести ему оскорбление.
– А как же ваши родственники? Стоит ли подвергать угрозе их положение в обществе из-за того, что с вашей стороны является всего лишь причудой или развлечением?
Руперт одарил Пандору жалостливым взглядом.
– Общественное мнение интересует моих тетю и дядю не больше, чем меня.
– Даже если это так…
– Давайте прекратим этот глупый спор, Пандора! – потерял терпение Руперт. – Нынче вечером мы оба идем в оперу в компании графа и графини Хейборо, и точка.
В фиалковых глазах снова сверкнули слезы.
– По какой причине вы желаете подвергнуть меня такому испытанию? Может, я или мой муж, сами того не подозревая, чем-то обидели вас в прошлом? И теперь вы жаждете отмщения?
– Не будьте смешной.
– Смешна не я, Руперт… – Она оборвала себя на полуслове, сообразив, что в пылу спора все-таки сошла до фамильярного обращения к графу, очень смутилась и бесстрастно продолжила: – Простите, но о посещении оперы с вами нынче вечером не может быть и речи. Вчера я пошла на бал к Софии только из желания сделать ей приятное, ведь она была так добра ко мне последний месяц и оказывала безграничную поддержку. Но, поверьте, к вам я подобных чувств не питаю.
Руперт почувствовал, как к нему возвращается восхищение этой гордой и уравновешенной молодой женщиной. Не исключено, он сильно заблуждается на ее счет, но это такое приятное заблуждение! К тому же ее постоянная забота об окружающих, о двух своих подругах, а теперь о Руперте и его тете и дяде никак не вязалась с репутацией беспринципной неверной женушки, которая довела мужа до могилы.
– Разве не я спас вас от Сугдона вчера вечером?
– Ну да… – В ее голосе появилась неуверенность.
– Он воспользовался моим советом и, скажем так, предпочел удалиться в места с более прохладным климатом?
Она улыбнулась, услышав слово «совет».
– Да.
– В таком случае вы определенно обязаны мне.
– Но…
– Я заеду за вами в своей карете в семь тридцать вечера, – отрезал Руперт, положив конец пререканиям.
Пандора лишь покачала головой:
– Похоже, вы самый упрямый джентльмен, каких мне приходилось встречать.
– Говорят, это моя характерная черта, – с улыбкой заверил он ее.
Пандора с любопытством посмотрела на него. Руперт Стерлинг действительно был надменным, властным, саркастичным и даже безжалостным, к тому же ужасно упрямым, в чем она его и обвинила. Однако ему присущи честь, даже в отношении леди с подмоченной репутацией, искрометное чувство юмора, самоирония и физическая привлекательность, которая притягивала взгляды.
Руперт кардинально отличался от ее импозантного мужа и внешним видом, и характером. Барнаби был на три-четыре года старше Руперта, но из-за хрупкой комплекции и мальчишеского выражения лица выглядел намного моложе. Да, Руперт, безусловно, умел настоять на своем, но при этом Пандора чувствовала себя рядом с ним защищенной, будто ничто плохое не могло случиться с ней в его присутствии. С Барнаби все было иначе.
Вред ей мог нанести только сам Руперт, конечно…
Она была далеко не глупа, чтобы поверить в то, что он предлагает ей общественную поддержку от доброты душевной!
– И все-таки мне хотелось бы знать, что вы надеетесь выиграть от такой… публичной связи со мной?
– С чего вы решили, что я ищу выгоду?
Ее глаза сверкнули глубоким фиолетом.
– Пусть я на несколько лет моложе вас, ваша светлость, и в обществе на меня смотрят как на парию, но я настоятельно советую вам не заблуждаться на мой счет и не думать, что недостаток возраста или социального статуса делают из меня дурочку.
– Я так не думал.
Она покачала головой.
– До вчерашнего вечера мы даже не были представлены друг другу, да и познакомились при весьма удручающих обстоятельствах. Следовательно, существует причина, по которой вы проявили такое великодушие и уговорили ваших родственников пригласить меня в оперу. Может, я должна сыграть роль дымовой завесы, отвлечь внимание общества от чего-то еще… например, от других отношений, которые уже существуют в вашей жизни?
Руперт давно понял, что эта женщина обладает не только красотой. Она не уступает ему в упрямстве, и ее умственные способности потрясают воображение. Теперь же ему открылась еще одна грань ее личности – проницательность, которая могла поставить любого другого мужчину в неудобное положение! Руперт сильно сомневался в том, что подслушанная беседа могла открыть Пандоре все перипетии его запутанных отношений с женщиной, которая ныне является вдовой его отца.
Он улыбнулся, но улыбка вышла тяжелой и безрадостной.
– Вы, дорогая Пандора, должны быть готовы, соответственно одеты для посещения оперы и ждать меня здесь ровно в семь тридцать вечера.
Этот ответ не имел ни малейшего отношения к ее вопросу. Похоже, он даже не собирался отвечать на него. Беззастенчиво вторгся в чужую личную жизнь, при этом тщательно охраняя от чужих глаз свою!
И все же Пандора не сомневалась в том, что приглашение в оперу имеет прямое отношение к его мачехе и его появление на публике с печально известной герцогиней Виндвуд отвлечет внимание от скандальной связи.
И хотя инстинкт подсказывал ей отказаться от приглашения, чувство справедливости диктовало обратное. Можно сколько угодно закрывать глаза на этот факт, но Руперт действительно выручил ее вчера из очень неприятной передряги, и она действительно обязана ему.
Она вздохнула и заставила себя расправить плечи.
– Очень хорошо, ваша светлость, я принимаю приглашение графини Хейборо.
– А нельзя было сказать об этом пять минут назад? – фыркнул Руперт.
– Но при одном условии, – решительно продолжила Пандора, – второго такого приглашения от вас я не приму.
Она, не дрогнув, встретила его взгляд.
Поскольку, строго говоря, приглашение исходит не лично от него, а от его добросердечной тети Сесилии, которая сама предложила это, как только он поведал ей о вчерашнем происшествии, Руперт согласился принять условия Пандоры.
Кроме того, ему и одного в десять лет посещения оперы хватит за глаза!
Глава 5
– От всей души надеюсь, что вы изображаете интерес. Вам же не может нравиться подобный бред?
Пандора даже плечиком не повела, притворяясь, что она не услышала Руперта, который склонился к самому ее уху. Она продолжала неотрывно смотреть на сцену, где главный герой уже довольно долго – и очень громко – оплакивал потерянную любовь.
Как он и обещал, его карета прибыла к ее дому ровно в семь тридцать вечера, в ней находился невероятно красивый господин в белоснежной рубашке и черном вечернем наряде, в широком плаще, наброшенном на плечи, с модной прической. В руках он держал черный цилиндр.
В светлых волосах Пандоры красовалось украшение из голубых перьев, голубое шелковое платье с короткими рукавами открывало плечи, высокая талия подчеркивала пышную грудь, бледно-голубые кружевные перчатки выше локтя обтягивали руки.
Она холодно отреагировала на его комплименты в свой адрес и сохраняла эту холодность всю дорогу до оперы и немного оттаяла, лишь когда графиня Хейборо тепло ее встретила и сердечно поприветствовала, а граф Хейборо поцеловал ей руку. Однако благодушное настроение улетучилось, стоило Руперту взять ее под локоть и повести в театр. Он надменно кивал и раскланивался со знакомыми, некоторым из них не удалось скрыть удивление, когда стало ясно, что за женщина держит герцога под руку. Правда, как он и обещал, ни одна дама и ни один господин не решились на открытые оскорбления в ее адрес.
И все же ноги Пандоры так тряслись, что она еле добрела до частной ложи Хейборо и буквально рухнула в кресло, которое подвинул Руперт, прежде чем сесть позади нее. Он, естественно, не преминул воспользоваться своим выгодным положением, и теперь его горячее дыхание щекотало ее обнаженную кожу, а он упорно продолжал нашептывать ей на ушко всякие глупости.
– Если вы не заметили, ваша светлость, героиня только что умерла, а ее возлюбленный безмерно страдает, – прошептала она в ответ, каждой клеточкой ощущая на себе взгляды публики. У нее сложилось впечатление, что их с герцогом персоны интересуют присутствующих куда больше, чем действие на сцене.
– Ну и дурак, – равнодушно бросил Руперт. – Лично я прыгал бы от радости, избавившись от такого хилого мяукающего существа! Почему вы никогда не носите драгоценностей, Пандора?
Ее плечи инстинктивно напряглись. Он так неожиданно сменил тему разговора, что Пандора не сразу сумела взять себя в руки и вновь принять холодный равнодушный вид, коим весь вечер доводила его до исступления.
– Я надеваю иногда жемчуг матери.
– Но не вчера и не сегодня.
– Нет. – Она упрямо поджала губы.
– Почему?
– Неужели этот разговор не может подождать до конца спектакля, ваша светлость? – Она многозначительно покосилась на графа и графиню, которые внимательно слушали доносившиеся со сцены завывания.
Руперт с трудом подавил зевок.
– Боюсь, к тому времени я погибну от тоски.
Пандора прикусила губу, чтобы не захихикать. По правде говоря, едва ли не самая скучная опера из всех, слышанных ею, а уж она знала в этом толк за годы брака с Барнаби.
– Полагаю, ваши страдания подходят к концу, – заверила она его.
– Слава тебе господи! – с явным облегчением прошептал он. – Не могу поверить, что люди приходят сюда по доброй воле, дабы развлечься!
– Может, просто их взгляд на развлечения не совпадает с вашим?
– Да, на похоронах и то веселее!
На этот раз Пандора не смогла скрыть улыбку.
– Надеюсь, вы не часто на них бывали.
– Чаще, чем в опере, слава богу!
– Зачем вы тогда вообще решились пойти на это ненавистное мероприятие? – нахмурилась она.
Позади нее в течение нескольких долгих секунд царило молчание.
– Возможно, чтобы увидеть и быть увиденным?
– Можно спросить, кого вы надеялись увидеть и кто должен был увидеть вас, ваша светлость? – напряглась она.
– Спросить можно, – хмыкнул он.
Пандора оторвала взгляд от сцены, где мучения главного героя вроде бы подходили к концу, и обвела глазами публику, полагая – нет, ожидая – непременно заметить среди гостей вдовствующую герцогиню Страттон.
Пандора не то чтобы дружила с Патрисией Стерлинг, та была немного старше, и у нее в подругах числились куда более знатные дамы, чем она, но в прошлом она несколько раз встречалась с ней и прекрасно знала, как та выглядит. Если верить Данте Карфаксу, эта женщина полностью соответствовала предпочтениям Руперта: высокая, статная, с черными волосами и бледно-голубыми глазами на красивом лице.
Но, как ни старалась, Пандора не сумела отыскать ее среди заядлых театралов…
– Ну как, вы нашли то, что – или, я бы сказал, кого – искали? – поинтересовался Руперт некоторое время спустя, подсаживая ее в свою карету.
Тетя и дядя уже уехали, графиня очень спешила домой к больному ребенку, у которого неожиданно поднялась температура. Детей у них было четверо. Руперт взял себе на заметку завтра послать своей маленькой кузине конфет.
Пандора продолжала хранить напускную холодность, когда Руперт снял цилиндр и уютно устроился напротив нее.
– Я никого не искала, ваша светлость.
Он поджал губы, услышав ее официальный ответ, хотя теперь никого поблизости не было.
– Нет?
– Нет, ваша светлость…
– Мне кажется, я уже несколько раз говорил вам о том, что ненавижу, когда вы так ко мне обращаетесь!
Вечер в опере, даже в компании такой красивой женщины, как Пандора Мейбери и своих любимых тети и дяди, не пошел ему на пользу. Продолжали терзать вчерашние события, не отпускало внутреннее напряжение, теперь же в груди клокотало беспокойство.
Беспокойство? Или возбуждение?
Он не отрицал, что нынче вечером, заехав за Пандорой, действительно испытал возбуждение, стоило ему заглянуть в фиалковые озера на бледном лице. Бледно-голубое платье заставило ее кожу засиять жемчугом, полная грудь аппетитно выглядывала из глубокого выреза. Несколько бесконечных часов, которые он просидел прямо за ней в театральной ложе, позволили ему сполна насладиться хрупкими обнаженными плечами и стройной беззащитной шейкой, жадно вдыхая аромат ее духов и понимая, что его тянет к ней физически.
Руперт немного поерзал на плюшевом сиденье, стараясь найти позу поудобнее, чтобы не так мешала внезапно возникшая эрекция.
Пандора, похоже, даже не подозревала о его дискомфорте и продолжала невозмутимый разговор.
– Неужели, стоит вам озвучить свое неудовольствие, и все окружающие тут же перестают делать то, что вас раздражает?
– Неизменно, – с глубоким удовлетворением припечатал он.
Она насмешливо подняла брови.
– Несмотря на видимость обратного, мы до сих пор формально не представлены друг другу, ваша светлость.
– Руперт Алджернон Бомон Стерлинг, герцог Страттон, маркиз Девлин, граф Чарвуд и так далее и тому подобное, – проговорил он самым что ни на есть официальным тоном. – К вашим услугам, мэм.
– Очень в этом сомневаюсь, – презрительно фыркнула она.
Он удивленно воззрился на нее:
– Уверен, я могу познакомить вас с несколькими леди, которые подтвердят, что я… оказывал им услуги высшего качества, в прошлом.
Ее щеки зарделись, но она продолжила как ни в чем не бывало:
– Кроме всего прочего, я не в восторге оттого, что меня используют в качестве прикрытия… еще более неприемлемых в обществе отношений, существующих в вашей жизни! – Ее пухлые губы изогнулись в отвращении.
«Итак, у кошечки есть коготки», – с удовольствием отметил про себя Руперт, посверкивая на нее льдинками серых глаз. Он представил, как эти коготки впиваются в его мускулистую спину и царапают ее, когда он погружается…
Вот ведь дьявол!
Его показной интерес к ней призван положить конец кое-чему и не имеет никакого отношения к интимным отношениям. В сущности, он надеялся, что это будет конец Патрисии Стерлинг. Конечно, если, как предлагает Данте, он сумеет уложить прекрасную Пандору в постель, это будет приятным бонусом к его плану, но вовсе не обязательным.
– Примерно о том же вы говорили мне сегодня утром. – Он с усмешкой смотрел на нее. – Давайте оставим эти тонкие намеки. Если вы имеете в виду вдову моего отца, так прямо и скажите.
В ее глазах полыхнуло раздражение.
– Зачем мне утруждать себя, если вы и так все понимаете?
А как тут не понять, когда весь Лондон гудит о том, что он и его мачеха живут под одной крышей со дня смерти отца, то есть уже целых девять месяцев! Если бы не это…
Только адвокат Руперта, сама Патрисия Стерлинг и двое самых близких друзей, Данте и Бенедикт, знали, по какой причине он вынужден терпеть пребывание герцогини в родовых особняках.
Виной столь двусмысленного положения его покойный отец, одураченный Чарльз Стерлинг, седьмой герцог Страттон.
Руперт от всей души надеялся в скором времени покончить с этой дилеммой, причем не без помощи Пандоры.
– Не всегда дела обстоят именно так, как кажется, – уклончиво заметил он.
Ей ли этого не знать! Хотя она не понимала, как иначе Руперт Стерлинг смог бы объяснить, если бы захотел, нынешнее положение вещей: он и его мачеха, женщина, с которой, по слухам, у него была связь до того, как отец на ней женился, открыто проживают вместе после смерти благородного джентльмена.
Пандора смерила герцога надменным взглядом.
– Полагаю, нынешний поход в оперу снимает с меня все обязательства перед вами, и, поскольку я более не ожидаю и не испытываю желания видеться с вами впредь, ваше неортодоксальное поведение меня мало касается.
– А-а!
Откровенная ухмылка на губах и сарказм в глазах насторожили ее.
– Что означает ваше «а-а!»?
– Еще одна тема, которую лучше будет обсудить, когда мы останемся наедине. – Он выразительно скосил глаза в сторону задней части кареты, где сидел грум.
Пандора не могла не одобрить такое поведение Руперта. Он считался с присутствием слуги, и это очень хорошо. Многие аристократы вообще не обращали внимания на прислугу и свободно разговаривали в ее присутствии, как будто это предмет мебели, полезный, но бессловесный, без собственных эмоций и мнений. Очень опасное заблуждение, которое часто приводит к тому, что челядь знает о своих господах гораздо больше, чем следовало бы или было бы безопасно. Пандора убедилась в этом на собственном примере…
Она покачала головой:
– Не имею возможности беседовать с вами наедине.
– Такая возможность представится, как только вы пригласите меня к себе на стаканчик бренди, тем самым отблагодарив за приглашение в оперу, – лениво протянул он.
– Начнем с того, что я пошла в театр против своей воли!
– Ну… да, – сухо признал он. – И все же было бы любезно с вашей стороны поблагодарить меня.
Впервые кто-то приводил ее в такое бешенство.
Но еще больше обескураживало то, что в его обществе ее охватывало не только раздражение…
За этим скрывалось душевное волнение, физическое влечение, которого она прежде никогда не испытывала. Дрожь. Нечто, что заставляло ее кожей чувствовать каждое его движение, каждую смену его настроения, даже если она не могла его видеть. Как, например, в театральной ложе. Она чувствовала его присутствие за спиной, исходившее от него тепло, едва заметный запах сандала и лимона и чего-то еще. Это тепло и этот запах будоражили ее, пока она не начала угадывать каждый его вдох или смену позы.
