Текст книги "Портрет миллионера"

Автор книги: Кэрол Маринелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Я буду все делать для тебя. Всегда буду тебе верен. И вот что я тебе скажу – не обязательно нам любить друг друга. Достаточно любить нашего ребенка.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Может, Мальдивы? – предложила Катерина, передавая Леониду толстую брошюру.

Он бегло взглянул и вернулся к работе.

– Что предпочитаешь, Милли?

– Не знаю… – пробурчала Милли.

Ужасно, что они вернулись. Ее загар бледнел, но гораздо быстрей исчезали надежды на будущее, возникшие на острове. Надежды, из-за которых она согласилась на свадьбу.

Здесь, в реальном мире, где тикали часы и люди жили по строгому расписанию, у Милли возникали большие сомнения, что им удастся все наладить, что ребенка и секса окажется достаточно для счастливого брака.

– Нам надо поехать в Лондон, мои родные хотят познакомиться с тобой.

– Познакомимся на свадьбе, – бросил Леонид, но, увидев ее озабоченное лицо, нахмурился: – Нет проблем, я все оплачу.

– Не в деньгах дело, – Милли было неприятно обсуждать семейные проблемы при Катерине. – Остин не полетит, это слишком пугающе для него. Мама и папа каждый раз с трудом убеждают его поехать на автомобиле. Он плохо переносит все это.

– Кто такой Остин? – Катерина не теряла равновесия.

– Брат Милли.

– И он не любит путешествовать?

Господи, как все это ужасно! Ужасно говорить о себе с чужими людьми. Ужасно, что всего за несколько дней в Мельбурне они уже два раза собирались для подобных обсуждений – на тему, как устраивать их свадьбу.

Почему-то, узнав, что Леонид никогда ее не полюбит, Милли легко решилась на этот брак.

Отпала необходимость морочить себе голову, надеясь – а вдруг любовь появится со временем. Не надо дурачить себя тем, что он с ней не только из-за ребенка.

Но внутренний голос Милли, ее сердце твердили ей: нельзя, неправильно выходить замуж при таких обстоятельствах. И оно же говорит ей: ты права, абсолютно права, непременно надо выйти замуж за Леонида.

Милли любила Леонида, с ним она могла создать семейную атмосферу, прочную и безопасную, то, чего он жаждет для своего ребенка.

Любовь к общему ребенку – это же основа дома, основа семьи.

– Хочешь, мы обвенчаемся в Лондоне? – предложил Леонид.

Катерина поджала губы. Милли покачала головой, представив себе, какой мукой будет для ее родных общение с Коловскими.

– Лучше здесь.

– Тогда обвенчаемся здесь, а медовый месяц проведем в Лондоне, – завершил тему Леонид.

Все очень разумно, и, хотя ей предлагали выбор, Милли не в первый раз подумала: опять все делается так, как решили Коловские.

– Я только не понимаю, к чему такая спешка, – сделала Милли очередную попытку.

– В России это делается быстро – между помолвкой и свадьбой обычно проходит от одного до трех месяцев. А у тебя пять месяцев беременности… лучше поскорей, да? Покончить с этим…

Как будто говорит о посещении дантиста.

– В последующие три месяца календарь Коловских полностью заполнен, – объяснила Катерина чуть более раздраженно, чем делала это предыдущие десять раз. – И потом, если мы станем откладывать, вам будет трудно влезть в платье.

Милли совсем забыла об этом.

– У вас есть журналы? Я не знаю… Даже не представляю, чего я хочу… – она пожала плечами.

– Не представляете, чего вы хотите? – Катерина смотрела на нее в изумлении.

– Я имею в виду платье.

– Милли, вы выходите замуж за Леонида Коловского. Вы всерьез думаете, что вас пошлют в местный магазин для невест? О вашем наряде уже позаботились. Нина придет и сама сделает окончательную примерку, – собрав заметки, Катерина встала. – Подумайте о своем медовом месяце и сообщите мне завтра.

– Окончательную примерку? – Как только они остались вдвоем, Милли повернулась к Леониду. – В тот вечер я думала, это смешно, но, оказывается, платье действительно давно висит почти готовое и ждет, чтобы невеста вошла в него?

– Конечно, – Леонид явно не понимал, что ее так поразило. – Наверное, там их штук пятьдесят, и у тебя, естественно, будет самое лучшее. Если это все, я займусь работой.

Днем Милли занималась предсвадебными хлопотами, ночи ее были заполнены Леонидом, но чем дальше, тем яснее Милли осознавала – у них абсолютно разные представления о семье.

Возникшая на острове нежность испарилась, как только они сошли с самолета. Она – нежность – возвращалась ночами, когда он обнимал ее, но вновь исчезала по утрам.

Беспокойство Милли росло.

И росла тоска по дому. Она охватывала ее всякий раз, когда она звонила домой, чтобы сообщить родным новости. Мать так тепло беспокоилась о Милли, о ребенке, и это было таким резким контрастом по сравнению с холодностью Нины, что только усиливало ее тоску.

– У меня подростковая паника, – сказал Антон, когда Милли зашла к нему накануне свадьбы. – Ответь мне, только абсолютно честно. Не будет ли это дурным тоном – надеть Коловского на свадьбу Коловского?

Милли засмеялась:

– Ты просишь у меня совета, как одеться?

– Да, да! Спасибо тебе, спасибо за то, что вытаскиваешь меня в свет. Это будет счастливейший день моей жизни.

Ну, хотя бы кому-то будет хорошо, подумала Милли и заплакала в сорок второй раз за этот день.

– Это нервы, – сказал Антон.

– Да, – всхлипнула Милли. Ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь, высказать свои мысли, но после предательства Джины Милли пугала обычная дружеская беседа. Она взяла свою сумочку, чтобы пойти обратно в отель, где наверняка уже торчит Нина со своими булавочками для последней подгонки платья – ведь оно должно быть совершенно. И вдруг замешкалась: – Не знаю, могу ли я так поступить, Антон.

– Это нервы, родная моя. Ты женщина, которую больше всех ненавидят в данный момент в Австралии, – Антон пытался рассмешить ее, пока она вытирала слезы.

Но его старания не помогали.

– Господи, как мне нужна моя мама!

– Ой, бедное дитя…

Антон повел ее в заднюю комнату галереи, сделал ей большую чашку горячего шоколада, угостил мармеладным печеньем. Никто так тепло не относился к ней с момента ее приезда сюда, ничего не ожидая взамен.

– Я понимаю, как тяжело тебе здесь без родных, но у тебя есть друзья. Я был в аэропорту, когда ты приехала во второй раз, знаешь… – Антон улыбнулся ее удивлению. – Знаешь, я не спал, вышел рано за газетой и увидел эту грязь. Я подумал, тебе понадобится моральная поддержка. Я не подходил близко… Поговори со мной, Милли.

– Не могу.

– Понимаю, как тебе трудно доверять кому бы то ни было… после поступка Джины.

Она открыла рот, чтобы возразить, но он мягко продолжил:

– Я на твоей стороне. Я запру сегодня галерею, приду к тебе и останусь с тобой до самого венчания… – он чуть улыбнулся, – только к парикмахеру сбегаю.

– Уверена, парикмахер для тебя найдется и в отеле, – хитро улыбнулась Милли.

– Луиджи не простит мне этого, – покачал головой Антон. – Я буду держать тебя за руку до момента венчания, а потом все станет намного проще.

– Надеюсь.

– Все дело в том… Скажи, ты любишь его? – он спросил ее просто и серьезно, без всяких ужимок, задал тот самый главный вопрос, на который Милли могла ответить честно.

– Конечно.

– Ну, тогда все хорошо.

– Как твоя мать? – спросил Леонид, сидя на стуле в спальне и подавляя зевок.

– Плачет, – честно ответила Милли.

Она стояла в платье, а Нина и София, портниха, вились вокруг нее, что-то подкалывая и подгоняя.

Милли было не по себе – все так точно организовано и упорядоченно. Ее злила даже такая мелочь, как то, что Леонид видит ее в платье накануне венчания. Милли не верила в приметы, но ей все равно было очень неприятно.

– Хотелось бы, чтобы она оказалась здесь.

– Вы скоро увидитесь.

– Знаю… – Поскорее бы все осталось позади.

– Мне скоро надо уходить, – Леонид взглянул на часы.

– Хорошо.

– Прилетает Иосиф, я встречу его. Мы условились пообедать с отцом.

– Конечно.

– Великолепно, – Нина отошла немного, любуясь платьем.

Фирменный шелк марки «Коловский» плотно облегал тело Милли, каждым стежком, каждой малюсенькой складочкой превращая ее в потрясающе красивую невесту, как и полагалось Коловской.

– София будет здесь завтра, вдруг понадобится подделать что-нибудь в последнюю минуту. И не ешьте ничего до венчания. Могу прислать вам травяной чай, который пьют модели.

Милли предпочла молча стянуть с себя платье. Нина вышла из спальни, неся перед собой груду шелка, как дорогое дитя.

– Не обращай внимания, – сказал Леонид.

– Стараюсь.

– Я понимаю, как трудно выходить замуж без родных. Но ведь это же не… – он не закончил фразу, это сделала за него Милли:

– Не настоящая свадьба.

– Самая настоящая, – возразил Леонид, но Милли покачала головой:

– Знаешь, свадьба – это когда мечта становится явью: фантастическое венчание, список почетных гостей, платье, которое тщательно выбираешь, дети с цветами, жених, – она замолчала.

Ей так хотелось сказать Леониду, что она любит его до боли. И хотя они женятся ради ребенка, которого создали, ей горько знать, что это единственная причина для их брака.

Если бы не ребенок, Леонид Коловский никогда и подумал бы обо мне как о своей невесте.

– Да, вероятно, это правда – нужно быть осторожнее в своих желаниях, – задумчиво сказала она.

– Я не понимаю.

– Есть такая пословица: будь осторожнее в своих желаниях – ведь они могут осуществиться.

Милли поразила реакция Леонида: лицо его сделалось отстраненным, обычно бледный, он стал сейчас белым как мрамор.

– Ты так думаешь? – его голос звучал глухо.

Вопрос смутил ее. Она не знала, что и думать.

Она стояла перед ним, она любила его, и это убивало ее. Быть так близко к нему и понимать, что она не владеет им, что этот далекий, отстраненный, но неправдоподобно эмоциональный человек не может дать ей ту часть себя, которая ей так нужна.

– Ты чувствуешь себя в ловушке? – настаивал Леонид.

Милли кивнула. Потому, что именно так она себя чувствовала – в ловушке. Не ситуация была тому виной, а ее чувства. Причины, вынуждавшие Леонида так стремительно жениться, были очень понятны и не менее важны для нее. И все же… Не люби она его так страстно, так безумно, не желай она его каждой своей клеточкой, каждой жилкой – она бы сбежала.

И справилась бы сама со своей жизнью.

– Пошли, Леонид! – Нина ворвалась в спальню, даже не постучав. – Нам пора ехать в аэропорт, а Милли время ложиться спать. И бросила Милли через плечо последнюю, на этот раз непреднамеренную, шпильку: – Наслаждайся последней ночью свободы.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Антон оказался прекрасной подружкой невесты – ему удавалось все исправить, всех утешить, дипломатично сгладить все неровности. Ах, неровностей возникало немало – людей в номере Леонида собралось очень много. В приготовлениях участвовала Анника, тут были парикмахер, маникюрша, портниха, художники по макияжу…

Не один художник – художники!

Милли потребовалось два специалиста по макияжу: один для лица, а второй работал с областью декольте – делал ровнее и слабее загар, творил совершенство.

Наконец, умудрившись как-то справиться с суетой, Антон широко улыбнулся Милли и чуть не прослезился:

– Боже мой, ты восхитительно выглядишь!

– Спасибо.

– Я сбегаю к Луиджи, а ты, моя сладкая, тем временем…

– Я знаю, – Милли охватывала дрожь, когда она думала о звонке родным – боялась расплакаться. – Может, я позвоню им после венчанья…

– Нет, – Антон был неумолим, – они хотят пожелать тебе счастья, сделай это сейчас же. Приглядите за ней, Анника, – велел он, уже убегая.

– Может, действительно, лучше потом? Чтобы не испортить макияж? – Анника сочувственно улыбалась.

Милли не хотела портить макияж, вообще не хотела плакать. И очень старалась убедить себя, что все хорошо.

Она выходит замуж за человека, которого любит, безумно любит.

Она выходит замуж за отца своего ребенка.

Она в красивейшем платье, церковь роскошно украшена, все готово для ее венчания – казалось бы, куда же лучше.

Почему же ей кажется, что она собирается на казнь?

Я просто тоскую по дому, решила Милли.

Были бы здесь мои родные…

Нет, не в этом дело…

Все из-за Леонида…

Из-за любви…

Он меня не любит.

Играя огромным бриллиантом на пальце, она пыталась сосредоточиться на всем прекрасном, что было между ними, на магии, которая всегда возникала и возносила ввысь, когда они оставались вдвоем, на радости чувств, которая была бы ей неведома без него. Но, в конце концов, все равно получалось, что они сочетаются браком лишь из-за ребенка.

– Ваша семья должна гордиться. Верите ли, но мой отец тоже горд, – говорила Анника.

– Верю или нет? Почему бы отцу не гордиться Леонидом? – нахмурилась Милли.

– Это я и говорю, Леонидом и вами. Возможно, вы не самый лучший вариант для брата, но, раз уж так случилось, папа подписал завещание и все прочее, – Анника была удивлена реакцией Милли.

– Завещание?

– Вчера вечером он все оформил, – в отсутствие матери Анника держалась значительно свободней. – Мой отец всегда говорил – империя Коловских достанется тому из его детей, кто первым подарит ему внука. Мы все знали – он хотел, чтобы это был Леонид, сын, для счастья которого папа готов сделать все. Леонид – движущая сила компании, и папа мечтает, чтобы он в ней остался. В тот вечер, когда вы познакомились, я умоляла Леонида выполнить папино желание, а он непреклонно говорил «нет»… – она с улыбкой посмотрела на живот Милли. – Кто знает, как работает ум Леонида?

Милли не знала. Она положила руки на живот. Возможно, эта крохотная жизнь не так уж случайно зародилась здесь в ту ночь? Вдруг Леонид где-то в глубине сознания решил заявить свои права на то, что заслужил?

– Наверное, папе тоже хочется увидеть внука… – Анника смотрела на руки Милли. – Сделайте сканирование.

– Я сделала.

Немного отступив, Анника с удовольствием осматривала Милли. Невеста выглядела вполне достойно, чтобы принять имя семьи.

Милли хотелось отлупить Аннику.

– У него будет внук, мальчик…

Зазвонил телефон Анники.

– Извините, это Леонид. Интересно, чего он хочет? – пробормотала девушка.

Сделать счастливым своего отца.

Самое большое, самое трудное, самое пугающее решение ее жизни вдруг оказалось неправдоподобно легким.

Милли могла понять его решение жениться на ней из-за ребенка, из чувства долга. Но мысль о том, что он рассчитал ситуацию, чтобы порадовать отца или – еще хуже – чтобы унаследовать империю Коловских? Это наполняло ее ужасом.

Возможно, она старомодна. Но она может выйти замуж лишь по одной-единственной причине. Эта причина – любовь.

– Все в порядке, минутку, – Анника проскользнула в спальню и теперь громко спорила с братом, выкрикивая какие-то аргументы.

Милли уже ничего не слышала. Она стянула с себя фату и платье, надела джинсы, взяла свой кошелек.

Леонид же сказал, что это не тюрьма.

Удрать было легко: открыть дверь, вызвать лифт, спокойно пройти через холл отеля. Все фотокамеры ждали блистающую невесту, на обыкновенную девушку в джинсах никто и не взглянул.

Идя по улице, Милли ни разу не оглянулась – ни разу. Она приказала себе быть спокойной, идти, пока не дойдет до главной улицы и не сядет в трамвай. Куда и зачем этот трамвай привезет ее – не все ли равно?

– Пора выходить, милая.

Она не заметила, как доехала до конечной остановки. В голове крутились самые разные мысли и образы. Лицо Леонида, обнаружившего, что невеста сбежала, истерика Антона, который не найдет ее в отеле, шок гостей, заголовки газет, реакция родителей…

Наверное, надо было заставить себя пройти через все это, думала Милли. Был довольно холодный зимний день, пронизывающий ветер дул с залива.

Сан-Килд-Пляж.

Вот куда завез ее трамвай. Последняя остановка фантастического путешествия по Мельбурну во время их первого свидания. Мир без Леонида здесь холоднее и серее.

Когда Милли вошла в кафе, где они разговаривали тогда, ей показалось, что она попала в другое место или идет другой акт спектакля, с другими декорациями.

За столами сидели счастливые благополучные семьи с детьми, молодые пары и люди постарше.

Совершенно иная клиентура придет сюда позже.

Милли заказала кофе. Обняв чашку ладонями, она раздумывала, что же ей теперь делать.

Придется как-то вернуться туда… в отель.

Паспорт, одежда…

Боже, да что же она натворила? Конечно, надо поговорить с Леонидом. Но как – как решиться…

Как объяснить ему, что она не влюблялась в человека, который может произвести ребенка, чтобы порадовать своего отца, и что ей все равно, как высоки при этом ставки.

– Прошу прощенья. Можно, я сяду? – красивый глубокий голос нарушил ее безумно скачущие мысли.

Леонид стоял над ней. Говорить Милли не могла, только кивнула. Он отставил чашку, которую она держала, взял ее руки в свои, перевел дыхание и заговорил:

– Я виноват, виноват в том, что стыдил тебя. Это мой стыд, не твой. Я любому это скажу.

– Извини, как ты сказал? – нахмурилась Милли. Она не ожидала его извинений, она только смотрела на его руки, которые сжимали ее ладони. – Я просто не могу сделать это. Я не могу выйти за тебя замуж, зная…

– Прости, – он прервал ее спотыкающееся объяснение, и она в первый раз взглянула на него.

В его глазах плескалось смятение, вполне отражавшее ее состояние.

– Я не собиралась убегать, не планировала это, просто…

– Ты бросила меня?

Она вздрогнула от этого вопроса, бессмысленного вопроса. Еще более бессмысленного оттого, что в углах его рта пряталась улыбка:

– Ты бросила меня?

– А как ты думаешь, почему я здесь? Именно сейчас, когда мы должны были, взявшись за руки, идти из церкви?

– Потому что я бросил тебя.

Она остолбенела, а он продолжил:

– За полчаса до того, как ты должна была направиться в церковь, я позвонил Аннике и сказал, что не могу принудить тебя стать моей женой…

– Ты меня бросил? Почти у алтаря?

– Но, похоже, ты не собиралась к алтарю…

Она поняла, почему Леонид так странно улыбался, слушая ее сбивчивые объяснения. Она с ужасом думала, что своим поступком она подвергает его унижению и стыду, она не хотела этого. Милли чуть не рассмеялась, вспомнив крики Анники, доносившиеся из спальни.

– Могу я спросить, почему? Почему ты решила, что тебе и нашему ребенку будет лучше без меня?

– Я… Просто… Ну… Анника сказала, она передавала тебе желание вашего отца – в тот вечер, когда мы познакомились.

– Вся семья просила меня о том, чтобы я поскорее женился и подарил им наследника. Что тебя удивляет? Ты же слышала тогда наш разговор.

– Этого я не слышала.

– Милли, я не склонен отдавать отцу еще несколько лет, работая для него. Неужели ты думаешь, что я вот так, в одну минуту, отдам ему всю жизнь?

– Не знаю, – призналась Милли. Ей казалось, он захватил весь ее мир, оставив ее обнаженной. Казалось, все ее эмоции как будто воспламенились, каждая мысль, каждое чувство стало ярче, интенсивней. – Может, я ищу оправданий тому, чтобы не выходить за тебя замуж… Я знаю, что первый, кто подарит твоему отцу внука, получает в награду…

– Я говорил с ним вчера вечером и отказался от столь лестного предложения. Безумие. С какой стати мне наследовать все, когда у меня два брата и сестра. Я сказал отцу, что буду работать с ним, только если смогу делать это в Лондоне.

– В Лондоне? Ты собираешься переехать?

– Конечно. Говоря об этом, я надеялся, что мы будем вместе, настоящей семьей, но я понимаю сейчас – это невозможно. И все же я хочу быть настоящим хорошим отцом. Это трудно, если я в Австралии, а сын в Лондоне. Я знаю – даже если мы и не будем вместе, ты поступишь со мной по справедливости. Я доверяю тебе, Милли, – Леонид смотрел в ее застывшее лицо.

Для человека с таким прошлым доверие – больше, чем любовь, и Милли осознавала это. Но сейчас понимание ей не поможет, ничто не поможет, когда мужчина твоей мечты объясняет тебе, почему он не женится на тебе. Но потом станет легче. Его доверие всегда будет ей поддержкой.

– Я проснулся утром и понял – я доверяю тебе абсолютно, твердо знаю, что интересы нашего ребенка для тебя важнее всего.

– Женаты мы или нет, друзья или нет, ты всегда будешь его отцом. Всегда.

– Теперь я это знаю. Знаю, ты никогда не отстранишь меня от моего ребенка. Не как… – он замолчал, но Милли, тонущая в собственных горестях, запутавшаяся в своих чувствах, уловила что-то необычное в его голосе.

Глядя в прекрасное лицо Леонида, в его задумчивые глаза, она чувствовала, что смотрит в его душу и видит не боль, не горечь и сожаление, а кровоточащее, неуемное страданье.

Смутное подозрение, возникшее у нее, было так невероятно, так жестоко, что ей захотелось закрыть глаза.

– Он знал, да?

– Нет, он ничего не знал, – Леонид убрал руки.

– Значит, она… Нина знала? – прошептала Милли.

– Не будем касаться этого, не надо больше боли.

– Чьей боли?

– Если моя семья узнает – если отец узнает, что она сделала… Анника, Иосиф… – Мужчина задержал дыхание. – Нельзя, это разрушит их.

– Меня это не разрушит. Ты сказал, что доверяешь мне, – ее голос был неожиданно тверд.

– Я доверяю тебе.

– Так скажи.

Леонид так тяжело перевел дыхание, как будто задыхался.

– То, что я говорил тебе раньше, правда, но не вся. – Он смотрел Милли в глаза, снова взяв ее руки в свои. Теперь он говорил полную правду, не версию Коловских, а реальную правду, которую видел маленький мальчик: – За день до того, как мама отвела меня в дом малютки, мы пошли к моему отцу. Там находилась Нина, она была беременна – я это помню. Помню также, что отца не было дома. Мама рассказала Нине, как серьезно она больна. Это я тоже помню, потому что я понял тогда – мама скоро умрет. Она ужасно кашляла и плакала и говорила Нине, что ее семья не имеет возможности взять меня, когда ее не станет… – Леонид замолчал.

Милли предпочла бы старую версию. Пусть бы он оказался завистлив и зол. Новая правда слишком ужасна, невыносима.

– Нина ничего не хотела слышать. Помню, они спорили, мама плакала так сильно, что с трудом дышала. Потом Нина выгнала нас, как попрошаек.

Некоторые мученья слишком велики для слез. Милли хотелось завыть, потому что этот мир оказался так невыносимо жесток, жесток к беззащитному малышу. Ей трудно было справиться с гневом, хотелось бежать, найти Нину, сказать Ивану… Но она сумела справиться с собой.

Все это не поможет Леониду.

– Она знает… – Милли постаралась, чтобы ненависть не звучала в ее голосе. – Она в курсе, что ты можешь помнить?

– Когда я узнал о твоей беременности, я сказал ей. Теперь она живет со своим страхом. Нам всем приходится жить с нашими ошибками. Вчера ты сказала: будь осторожнее со своими желаниями… – невеселая улыбка скользнула по его губам. – Когда мама отвела меня в дом малютки, она сказала, что я не буду там долго, за мной придет отец. Может, она собиралась найти его и поговорить. Об этом я ничего не знаю и не хочу знать. Каждый вечер я смотрел в окно и ждал. Я мечтал, чтобы он забрал меня, я хотел иметь семью. Потом, став старше, я хотел денег и красивых женщин. Сбылись все мои желания, мне не на что было жаловаться, тем более в сравнении с бедолагами, которые остались там.

– Есть на что.

Узнав о своей беременности, Милли все время думала, сумеет ли она защитить своего ребенка, обеспечить ему счастливое детство, какое родители обеспечили ей. А у Леонида не было счастливых воспоминаний, только надежда обрести семью, и та – умерла. Когда он, наконец, воссоединился со своими родными, семья распалась. Братья сердились на отца, отец нес бремя вины, мачеха жила в страхе.

– Я думал, у меня будет больше прав на ребенка, если мы поженимся. Иначе любой суд…

– Не будет никакого суда, – прошептала Милли. – Я говорила тебе это. Ты ни в чем не виноват. – Милли смотрела на него сквозь слезы.

Леонид хотел жениться на ней, руководствуясь не теми причинами, потом он решил бросить ее у алтаря…

Неважно, как к нему относятся другие люди, я люблю его, люблю таким, как есть.

– Та ночь была самым безрассудным, самым необдуманным поступком в моей жизни. Я оказалась с тобой в постели не потому, что ты красив, не из-за твоих денег или… Ладно, наверное, твоя красота сыграла роль, но не главную. Ты. Ты оказался первым человеком, которому я поверила, которому захотела отдать себя. И каков бы ни был итог, я не считаю ту ночь несчастным случаем. Тебе ни разу не пришло в голову, что я люблю тебя? – Да и как подобное могло прийти ему в голову? Леонид никогда не поверит во что-то такое простое и одновременно такое сложное, как любовь. – Ты сказал, что никогда меня не полюбишь. Это единственная причин, по которой я решила не выходить за тебя.

– Ты любишь меня? – почти выкрикнул Леонид. – Несмотря на все произошедшее, ты говоришь, что любишь меня?

– Боюсь, да.

– Но как? Я ужасно относился к тебе!

– Так… Просто люблю.

– Знаешь, в моей странной жизни я не узнал, что же это такое. Или не понял. В детстве я никому не был нужен, потом как-то быстро стал богатым и влиятельным. Все стали говорить мне про любовь, от меня хотели того же. В результате я возненавидел это слово. Скажи, когда любишь, все время думаешь о любимом человеке?

– Постоянно.

– И чувствуешь себя безумным?

– Абсолютно.

– И хочешь для этого человека всего самого лучшего? И можешь потратить массу времени, и купить картину, чтобы она напоминала тебе о нем? И, если ты хочешь проводить с этим человеком каждую минуту, все свое время, но понимаешь, что человеку нужно уйти, ты позволяешь ему уйти? Ты видишь ее, сказочно красивую в подвенечном платье, но в ее глазах безнадежность…

– Ты признаешься мне в любви, Леонид? – прошептала Милли.

Последовавшую паузу можно было бы принять за оскорбление, окажись на месте Леонида любой другой человек. Но он очень серьезно относился к словам признания.

– Я люблю тебя.

Он произнес это твердо, словно упирая на каждый звук.

Три коротких слова, но Милли так страстно ждала их. А их все не было, и это чуть не сломало всю ее жизнь. Но вдруг оказалось, что она не готова их услышать – потрясение было слишком сильно. Случись ей услышать от него эти слова вновь, проживи она хоть сто лет, этот, первый раз будет вставать перед ней. Не очень понимая, что люди вкладывают в это понятие, Леонид осмелился полюбить…

Полюбить меня.

– Я люблю тебя, – повторил он спокойней, уже понимая, как ей приятно это слышать.

– Тогда что же мы здесь сидим? – Милли улыбнулась сквозь слезы. – Почему мы не идем… – ей хотелось сказать «домой», но номер в отеле не был домом ни для кого из них.

– Церковь украшена и ждет нас, со священником договорились, лицензия у нас есть, – подхватил Леонид незаконченную фразу.

– Все уже разошлись.

– Отлично!

– Я в джинсах, – Милли смущенно улыбнулась.

– Даже лучше, – Леонид наклонился и поцеловал ее.

Такой целомудренный и нежный, его поцелуй полностью подтвердил заветные три слова. Он любит меня, а этого достаточно.

– Я позвоню в церковь, – Леонид включил телефон и закатил глаза: – Пятьдесят пропущенных звонков – можешь вообразить себе лицо Нины? – Он улыбнулся, потому что телефон зазвонил. – Это Иосиф. Не хочу сейчас. Он поймет…

– Нам нужны свидетели, – мягко сказала Милли. – Кажется, два. Может, попросить твоих братьев?

– По отцу… – он не закончил фразу.

Ему было хорошо, счастье осветило мрачные уголки его исстрадавшейся души.

– А там должна быть женщина? – спросила Милли, но Леонид махнул рукой:

– Их двое, найдут одну женщину.

Она с улыбкой слушала его разговор с братом, слушала, как они смеялись, обсуждая план побега обоих братьев из дома.

– Что он сказал? – поинтересовалась Милли.

– Что он гордится этой почетной миссией. Надеюсь, ты не против еще одного гостя. – Увидев ее вытянувшееся лицо, Леонид рассмеялся: – Антон. Он просто обезумел. Они уже едут.

Встав, он подал Милли руку и вывел на улицу…

В новую жизнь.

– Дорогая, пойдем поженимся?