355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кендари Блейк » Анна в кроваво-алом » Текст книги (страница 6)
Анна в кроваво-алом
  • Текст добавлен: 20 февраля 2020, 14:00

Текст книги "Анна в кроваво-алом"


Автор книги: Кендари Блейк


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 10

Снова разглядываю Аннин дом. Рациональная часть мозга говорит мне, что это просто дом. Что пугающим и опасным делает его то, что находится внутри. Что сам дом не может крениться в мою сторону, словно охотится на меня в гуще сорняков-переростков. Он просто не может пытаться выдернуться из фундамента и поглотить меня целиком. Но выглядит всё именно так.

Сзади доносится негромкое шипение. Оборачиваюсь. Тибальт уперся передними лапками в водительскую дверь маминой машины и смотрит в окошко.

– Это не враки, кот, – говорю я.

Не знаю, зачем мама вообще заставила меня взять его с собой. Помочь он все равно не сможет. Если уж говорить о пользе, то он скорее датчик задымленности, чем гончий пес. Но, придя из школы, я рассказал маме, куда собираюсь и что произошло – опустив ту часть, где меня чуть не убили, а одноклассника разорвали надвое. Видимо, она догадалась, что рассказ неполон, потому что у меня на лбу свежий треугольник розмаринового масла, а в машине сидит навязанный ею кот. Иногда мне кажется, мама понятия не имеет, чем я тут занимаюсь.

Говорила она мало. Ей всегда хочется сказать мне, чтобы я остановился, что это опасно, что людей убивают. Но если я не буду делать свою работу, убьют еще больше. Эту работу начал мой отец. Именно для этого я родился, это он оставил мне такое наследство – вот подлинная причина, почему она помалкивает. Она верила в него. Она знала что к чему, вплоть до того дня, когда он был убит – убит тем, кого считал просто очередным звеном в длинной цепочке привидений.

Вытаскиваю из рюкзака нож и вынимаю его из ножен. Однажды после обеда отец вышел из дома с этим ножом в руках, точно так же как выходил еще до моего рождения. И так и не вернулся. Что-то его одолело. Полиция прибыла на следующий день, когда мать написала заявление о его пропаже. Они сообщили, что отец мертв. Я притаился в тени, пока они опрашивали маму, и вскоре детектив проболтался: отцовское тело было все в укусах – отсутствовали целые куски плоти.

Страшная папина смерть не отпускала меня несколько месяцев. Я воображал ее всеми возможными способами. Она мне снилась. Я рисовал ее на бумаге черной ручкой и красным карандашом – человечки из тонких черточек и восковая кровь. Мама пыталась меня лечить; она непрестанно напевала и оставляла включенным свет, стараясь уберечь меня от темноты. Но видения и кошмары не прекращались до того дня, когда я взял в руки нож. Тогда пришли другие.

Разумеется, отцовского убийцу я так и не поймал. Потому что убийца моего отца был уже мертв. Поэтому я знаю, каково мое предназначение. Теперь, поднимая взгляд на Аннин дом, я не боюсь, потому что Анна Корлов для меня не конец. Однажды я вернусь туда, где погиб мой отец, и распорю его ножом пасть той твари, что его съела.

Делаю два глубоких вдоха. Нож не убираю – притворяться ни к чему. Я знаю, что она там, а она знает, что я иду. Я чувствую, она наблюдает за мной. Кот смотрит на меня своими глазами-отражателями из машины, и этот взгляд я тоже чувствую на себе, направляясь по заросшей подъездной дорожке к парадной двери.

По-моему, более тихих ночей мне не выпадало. Ни ветерка, ни насекомых – ничего. Хруст гравия под ногами болезненно громок. Красться бессмысленно. Это как проснуться поутру первее всех, когда каждое твое движение кажется громким, как туманный горн, как ни старайся двигаться тише. Мне хочется протопать по ступенькам крыльца. Хочется отломать одну из них, поднять ее и раздолбать ею дверь. Но это было бы грубо и вдобавок излишне. Дверь уже открыта.

Наружу, не образуя луча, просачивается призрачный серый свет. Он как бы смешивается с темнотой подобно осветительному туману. Изо всех сил напрягаю слух. Вдали вроде бы гудит поезд да скрипит кожа, когда я стискиваю атам покрепче. Вхожу в дверь и закрываю ее за собой. Не хочу давать никаким призракам возможность провернуть дешевый трюк из ужастиков категории В, когда дверь с грохотом захлопывается за спиной у героя.

В прихожей пусто, лестница голая. С потолка свисает, не мерцая, скелет почившей люстры, и присутствует накрытый чехлом стол, которого, готов поклясться, вчера ночью тут не было. В доме что-то не так – помимо явно обитающего здесь привидения.

– Анна, – говорю я, и голос мой перекатывается в пустоте.

Дом поглощает его без единого эха.

Смотрю налево. На том месте, где погиб Майк Эндовер, пусто, только темное маслянистое пятно на полу. Понятия не имею, что Анна сделала с телом, и, честно говоря, предпочел бы об этом не думать.

Ничто не шевелится, но я не в настроении ждать. В то же время на лестнице мне с ней встречаться неохота. У нее слишком большое преимущество – она сильная, как валькирия, умертвие и вообще. Иду в глубину дома, старательно лавируя между беспорядочно расставленной и укрытой от пыли мебелью. Приходит мысль, что она может сидеть в засаде, что бугристый диван вовсе не бугристый диван, а оплетенная жилами мертвая девица. Я как раз собираюсь от души вонзить в него атам, когда слышу за спиной какой-то шорох. Оборачиваюсь.

– Господи!

– Разве три дня уже прошло? – спрашивает меня призрак Майка Эндовера. Он стоит возле окна, через которое его втащили. Целый. Осторожно улыбаюсь. Похоже, смерть прибавила ему остроумия. Но часть меня подозревает, что передо мной вовсе не настоящий Майк Эндовер. Это просто Анна подняла пятно на полу и заставила его ходить и разговаривать. Но на всякий случай…

– Мне жаль. Что с тобой так получилось. Это не было запланировано.

Майк склоняет голову набок:

– Это всегда не запланировано. Или всегда запланировано. Да по фигу.

Он улыбается. Не знаю – наверное, улыбка должна казаться дружелюбной или ироничной, но выглядит определенно жутко. Особенно когда он резко останавливается:

– Этот дом неправильный. Попав сюда, нам уже никогда не уйти. Тебе не следовало возвращаться.

– У меня тут дело, – говорю.

Пытаюсь не обращать внимания на это его «никогда не уйти». Это слишком ужасно и слишком несправедливо.

– То же дело, что у меня было? – тихо рычит он.

Не успеваю ответить, как невидимые руки разрывают его надвое, в точности повторяя его смерть. Отшатываюсь и натыкаюсь коленом то ли на стол, то ли на что другое, не знаю, да и не важно. Потрясение от вида Майка, снова оседающего в две жирноватые лужи, заставляет меня пренебречь мебелью. Я говорю себе, что это дешевый трюк и что видали и похуже. Старательно замедляю дыхание. И тут с пола снова раздается его голос:

– Эй, Кас!

Глаза мои обшаривают месиво и находят его лицо, перекошенное, по-прежнему соединенное с правой частью тела. Это та часть, в которой остался позвоночник. С трудом сглатываю и стараюсь не смотреть на торчащий хребет. Майков глаз перекатывается в глазницах и смотрит на меня.

– Больно всего минуту, – говорит он, а затем впитывается в пол, медленно, словно масло в полотенце.

В процессе исчезновения глаз не закрывается. Он продолжает смотреть. Уж без этой маленькой интермедии я бы точно обошелся. Продолжая наблюдать за темным пятном на полу, соображаю, что затаил дыхание. Интересно, сколько людей убила Анна в этом доме? А что, если они все по-прежнему здесь? Может ли она поднять их тела словно марионетки и заставить шаркать в мою сторону, демонстрируя различные стадии разложения?

Возьми себя в руки. Сейчас не время паниковать. Сейчас время стиснуть нож и слишком поздно сообразить, что что-то приближается сзади…

Из-за плеча мелькают черные волосы, два-три чернильных щупальца тянутся подманить меня ближе. Резко разворачиваюсь и рассекаю воздух, наполовину ожидая, что ее там не окажется, что она исчезнет в этот самый миг. Но она не исчезла. Она парит прямо передо мной, в полуфуте над полом.

С мгновение мы колеблемся и разглядываем друг друга, мои карие глаза смотрят прямо в ее маслянисто-черные. Стоя на полу она была бы около пяти футов семи дюймов ростом, но, поскольку она парит в шести дюймах над ним, мне приходится почти задирать голову. Кровь тихо капает с платья на половицы. Во что она превратилась после того, как умерла? Какую силу она обнаружила, какая ярость позволила ей стать больше, чем просто призраком, сделаться демоном мщения?

Мой клинок отсек кончики ее волос. Они плавно опускаются, и она наблюдает, как они впитываются в половицы подобно Майку несколько секунд назад. По лицу ее проходит какая-то тень, напряжение, печаль, а затем она смотрит на меня и оскаливается.

– Почему ты вернулся? – спрашивает она.

Я сглатываю. Не знаю, что сказать. Чувствую, как пячусь, хотя и говорю себе не делать этого.

– Я подарила тебе твою жизнь, упакованную и перевязанную ленточкой.

Голос, исходящий из ее зияющего рта, глубок и ужасен. Так звучит голос без дыхания. У нее сохранился еле заметный финский акцент.

– Ты думал, это было легко? Ты хочешь быть мертвым?

В том, как она задает последний вопрос, есть что-то обнадеживающее, отчего ее взгляд становится пристальнее. Неестественно вывернув шею, она бросает взгляд на мой нож. Лицо искажается, гримасы сменяют друг друга стремительно, словно рябь на воде.

Затем воздух вокруг нее идет волнами, и парящая передо мной богиня исчезает. На ее месте оказывается бледная девушка с длинными темными волосами. Ноги ее твердо стоят на земле. Смотрю на нее сверху вниз.

– Как тебя зовут? – спрашивает она, а когда я не отвечаю, продолжает: – Мое имя ты знаешь. Я спасла тебе жизнь. Разве это не будет попросту честно?

– Меня зовут Тезей Кассио, – слышу я собственный голос, одновременно думая, какой это дешевый трюк, и глупый к тому же.

Если она думает, что я не убью эту форму, то она смертельно ошибается, пардон за каламбур. Но маскировка хороша, в этом я отдаю ей должное. У нынешней ее маски задумчивое лицо и мягкие фиалковые глаза. Одета она в старомодное белое платье.

– Тезей Кассио, – повторяет она.

– Тезей Кассио Лоувуд, – говорю я, хотя не знаю, зачем я ей это рассказываю. – Все зовут меня Кас.

– Ты пришел сюда убить меня.

Она обходит меня по большому кругу. Даю ей пройти на уровне плеча, затем поворачиваюсь сам. Ни за что не позволю ей оказаться у меня за спиной. Сейчас она такая милая и невинная, но я знаю, что за тварь вырвется наружу, если дать ей шанс.

– Кто-то уже это сделал, – говорю.

Не стану пичкать ее жалкими побасенками: мол, я пришел освободить ее. Это означало бы сжульничать, заставить ее расслабиться, попытаться заманить. И, кроме того, это ложь. Понятия не имею, куда я ее посылаю, да мне и дела нет. Я просто знаю, что это не здесь, где она может убивать людей и складывать их в этом забытом богом доме.

– Кто-то уже убил, да, – говорит она, и тут ее голова поворачивается на триста шестьдесят градусов и резко щелкает туда-обратно. На миг волосы снова начинают извиваться змеями. – Но ты не сможешь.

Она знает, что мертва. Это интересно. Большинство из них не в курсе. Большинство просто сердиты и напуганы, скорее отпечаток эмоции – одного ужасного мига, – чем настоящее существо. С некоторыми можно поговорить, но обычно они принимают тебя за кого-то другого, за кого-то из их прошлого. Ее осознанность меня несколько обескураживает. Пользуюсь языком, чтобы потянуть время:

– Милая, мы с отцом упокоили больше привидений, чем тебе под силу сосчитать.

– Но не таких, как я.

Когда она произносит это, в ее голосе появляется оттенок не то чтобы гордости, но чего-то похожего. Гордости с привкусом горечи. Я помалкиваю, поскольку предпочел бы, чтоб она не знала, насколько права. Ничего подобного Анне я никогда прежде не встречал. Ее сила кажется безграничной, равно как и запас трюков. Это тебе не какой-нибудь шаркающий фантом, обиженный, что его застрелили насмерть. Это сама смерть, жуткая и бесчувственная, и даже когда она одета в кровь и жилы, я не могу оторвать от нее глаз.

Но мне не страшно. Как бы сильна она ни была, мне всего-то нужен один хороший удар. Мой атам вполне способен ее достать, и если мне удастся подобраться ближе, она истечет в эфир так же, как и все остальные.

– Наверное, тебе стоит позвать отца на помощь, – говорит она.

Я стискиваю клинок.

– Мой отец мертв.

Что-то мелькает у нее в глазах. Ни в растерянность, ни в сожаление мне не верится, но выглядит это именно так.

– Мой папа тоже умер, когда я была маленькая, – негромко говорит она. – Шторм на озере.

Нет, я так не могу. Чувствую, как в груди что-то размягчается, перестает ворчать, совершенно против моей воли. Ее сила делает ее же уязвимость более трогательной. Я должен быть выше этого.

– Анна, – говорю я, и она вскидывает на меня глаза.

Поднимаю клинок, и его блеск отражается в ее зрачках.

– Давай, – приказывает она, королева мертвого замка. – Я не хочу тебя убивать. И, похоже, почему-то не должна. Так давай.

При этом у меня в мозгу выскакивает куча вопросов, но я упрямо стою на своем:

– Я не покину тебя, пока ты не выйдешь из этого дома и не вернешься в землю.

– Я никогда не лежала в земле, – шипит она сквозь зубы.

Радужка у нее темнеет, чернота выплескивается наружу, белков уже не видно. По щекам расползаются вены и гнездятся на висках и на шее. На коже вскипает пузырями кровь и стекает по всему телу вниз, с длинного шлейфа капает на пол.

Бью ножом и чувствую, как что-то тяжелое ударяет меня в плечо и отбрасывает к стене. Черт! Я даже не видел ее движения. Она по-прежнему парит посреди комнаты, где только что был я. Там, где я ударился о стену, плечо сильно болит. А рука болит в том месте, где я ударился об Анну. Но я на редкость твердолобый, поэтому поднимаюсь и снова бросаюсь вперед, на этот раз в партере[24]24
  Партер – здесь борцовский термин, означает схватку в положении лёжа, сидя или стоя на коленях. В данном случае имеется в виду, что побитый Кас не может выпрямиться в полный рост.


[Закрыть]
, даже не пытаясь убить ее, просто чтобы отсечь ей что-нибудь. На данном этапе пусть будут волосы.

Я опять на другом конце комнаты. Видимо, проехался на спине. По-моему, у меня в штанах занозы. Анна продолжает парить, рассматривая меня с растущей неприязнью. Стук капель о половицы напоминает мне об одном из моих учителей, который медленно постукивал себе по виску, когда был по-настоящему недоволен моей безалаберностью.

Поднимаюсь на ноги, на сей раз медленнее. Надеюсь, это больше похоже на тщательное планирование следующего шага, чем на то, что мне очень больно, в чем заключается истинная причина. Она не пытается убить меня, и это начинает бесить. Меня гоняют как кошачью игрушку. Тибальт был бы в восторге. Интересно, ему из машины видно?

– Прекрати, – произносит она своим гулким голосом.

Я подбегаю к ней, и она хватает меня за запястья. Я сопротивляюсь, но это все равно что бороться с бетонной глыбой.

– Просто дай мне убить тебя, – бормочу я в отчаянии.

В глазах ее вспыхивает ярость. На миг я ужасаюсь, какую же ошибку я совершил, позабыв, что она такое на самом деле. Вот сейчас кончу в точности как Майк Эндовер. Тело буквально сжимается, пытаясь не дать разорвать себя надвое.

– Я никогда не дам тебе убить меня, – цедит она и спихивает меня обратно на пол.

– Почему? Ведь тебе же станет спокойнее!

В миллионный раз думаю, почему никогда не умею заткнуться вовремя.

Она, прищурившись, глядит на меня как на идиота.

– Спокойнее? После всего, что я натворила? Покой, в доме, полном разорванных на части мальчиков и выпотрошенных бродяг? – Она притягивает мое лицо вплотную к своему. Ее черные глаза огромны. – Я не могу позволить тебе убить меня, – говорит она, а затем кричит, кричит так громко, что у меня едва не лопаются барабанные перепонки: – Я никогда не хотела быть мертвой!

Я вылетаю в дверь, минуя сломанные ступеньки, и приземляюсь на заросший гравий подъездной дорожки. Перекатываюсь и поднимаю глаза – как раз вовремя, чтобы увидеть, как захлопывается дверь. Дом выглядит неподвижным и нежилым, словно здесь миллион лет ничего не случалось. Опасливо проверяю конечности и обнаруживаю, что все они в рабочем состоянии. Тогда я поднимаюсь на колени.

Никто из них никогда не хотел быть мертвым. Не по-настоящему. Даже самоубийцы в последнюю минуту передумывали. Мне бы сказать ей об этом, и сказать по-умному, чтобы она не чувствовала себя такой одинокой. Тогда я бы не чувствовал себя таким кретином, после того как меня швыряли словно какого-то безымянного приспешника в фильме про Джеймса Бонда. Тоже мне, профессиональный убийца призраков.

Подходя к маминой машине, стараюсь взять себя в руки. Я намерен достать Анну, что бы она там себе ни думала. Во-первых, потому, что прежде я осечек не знал, а во-вторых, потому, что в тот момент, когда она заявила, что не позволит себя убить, мне показалось, что ей до некоторой степени этого хочется. Осознанность делает ее особенной во многих отношениях. В отличие от остальных, Анна сожалеет. Растираю боль в левой руке и знаю, что завтра буду весь в синяках. Сила не сработает. Нужен план Б.

Глава 11

Мама дает мне проспать большую часть дня и наконец будит сообщением, что заварила ванную из чайного листа, лаванды и белладонны. Белладонна – чтобы унять безрассудство, но я не возражаю. Болит всё. Вот что бывает, когда тебя всю ночь швыряет по дому богиня смерти.

Погружаясь в ванну, очень медленно, отчаянно гримасничая, начинаю обдумывать следующий шаг. Суть в том, что меня превзошли. Это случалось не часто, а до такой степени и вовсе никогда. Но время от времени мне приходится просить помощи. Дотягиваюсь до мобильника на столике возле ванны и набираю номер старого друга. Друга не в первом поколении даже. Он знал моего отца.

– Тезей Кассио, – говорит он, снимая трубку.

Я ухмыляюсь. Он ни за что не назовет меня Касом. Слишком уже его веселит мое полное имя.

– Гидеон Палмер, – парирую я и представляю себе его на том конце линии, на другой стороне земли, сидящим в достойном английском доме, выходящем на Хэмпстед Хит в Северном Лондоне.

– Давненько, – говорит он, и я прямо вижу, как он скрещивает ноги. Почти слышу шелест твида в телефоне.

Гидеон классический английский джентльмен лет шестидесяти пяти, если не старше, седой и в очках. Он из тех людей, у кого в жилетном кармашке часы на цепочке, а в доме от пола до потолка – длинные полки тщательно оберегаемых от пыли книг. Когда я был маленький, он катал меня на стремянке с колесиками, чтобы я достал ему какой-нибудь странный том про полтергейст или связующие заклятья или еще что-нибудь. Мы с родителями жили у него как-то летом, когда папа охотился на привидение, застращавшее район Уайтчепел, некоего подражателя Джеку Потрошителю.

– Скажи мне, Тезей, – говорит он, – когда ты планируешь вернуться в Лондон? Тут по ночам шныряет масса тварей, без дела не останешься. Несколько отличных университетов, все под завязку набиты привидениями.

– С мамой разговаривали, да?

Он смеется, но, разумеется, разговаривал. С тех пор как погиб отец, они поддерживают связь. Он был папиным… наверное, «наставник» самое подходящее слово. Но не только. Когда папу убили, он прилетел в тот же день. Не давал нам с мамой расклеиться. Теперь он пускается в разглагольствования о том, куда лучше подавать документы на следующий год и как мне повезло, что отец обеспечил мое обучение и мне не придется возиться со студенческими займами и всяким таким. Это действительно удача, потому что стипендия для такого перекати-поля просто не предусмотрена, но я обрываю его. У меня более важные и насущные проблемы.

– Мне нужна помощь. Вляпался в на редкость заковыристую катавасию.

– Какого сорта катавасия?

– Мертвого.

– Разумеется.

Рассказываю ему про Анну, он слушает. Затем до меня доносится знакомый звук катящейся стремянки и его негромкое пыхтение, пока он лезет за книжкой.

– Она не обычный призрак, это однозначно, – говорит он.

– Знаю. Что-то сделало ее сильнее.

– То, как она умерла? – спрашивает он.

– Не уверен. Судя по тому, что я слышал, ее просто убили, как и многих других. Перерезали горло. Но теперь она обитает в своем старом доме, убивая всякого, кто зайдет внутрь, словно какой-то чертов паук.

– Не выражайся, – ворчит он.

– Извините.

– Она определенно не просто переменчивый дух, – бормочет он, в основном для себя. – И ее поведение слишком управляемо и сознательно для полтергейста… – Он умолкает, и я слышу шорох перелистываемых страниц. – Говоришь, ты в Онтарио? А дом не стоит на каком-нибудь старом кладбище?

– Не думаю.

– Хм-м.

Проходит еще пара «хм-м», прежде чем я предлагаю просто спалить дом дотла и посмотреть, что будет.

– Я бы не советовал, – сурово говорит он. – Возможно, дом – единственное, что ее связывает.

– Или является источником ее силы.

– И так тоже может быть. Но это требует расследования.

– Расследования какого типа?

Я знаю, что он скажет. Он скажет, чтобы я не ленился, выходил на улицу и работал ногами. Скажет, что мой отец никогда не стеснялся заглянуть в книжку. Затем примется сетовать на нынешнюю молодежь. Если б он только знал.

– Тебе понадобится разыскать поставщика оккультных товаров.

– А?

– Надо заставить эту девицу выдать свои секреты. Что-то… произошло с ней, повлияло на нее, и прежде чем ты сумеешь изгнать ее дух из того дома, ты должен выяснить, что это было.

Этого я не ожидал. Он хочет, чтобы я навел чары. Я чарами не занимаюсь. Я ж не колдун.

– И зачем же мне поставщик оккультных товаров? Мама вон такой поставщик.

Смотрю на свои руки под водой. Кожу начинает пощипывать, но мышцы как новенькие, и даже сквозь потемневшую воду видно, как тускнеют синяки. Мама великая травница.

Гидеон хихикает:

– Будь благословенна твоя дорогая матушка, но она не поставщик оккультных товаров. Она одаренная белая ведьма, однако к тому, что требуется здесь, она отношения не имеет. Тебе нужен не круг из букетиков и не хризантемовое масло. Тебе нужны куриные лапы, ограждающая пентаграмма, вода или зеркало для гадания и круг священных камней.

– А еще мне нужен колдун.

– Уверен, за все эти годы ты накопил достаточно ресурсов, чтобы найти хотя бы это.

Морщусь, но на ум приходят двое. Томас и Морвран Скворец.

– Давай я закончу изучение вопроса и через пару дней пришлю тебе по электронной почте готовую схему ритуала.

– Хорошо, Гидеон. Спасибо.

– Конечно. И, Тезей…

– Да?

– А ты пока ступай в библиотеку и постарайся раскопать все, что можно, о том, как девочка погибла. Знание – сила, ты знаешь.

Улыбаюсь:

– Работать ногами. Верно.

Вешаю трубку. Он считает меня тупым инструментом, просто руки-ножик-быстрота, но на самом деле бегать я не ленюсь, и исследованиями занимался еще до того, как начал пользоваться атамом.

После папиной смерти у меня появились вопросы. Беда была в том, что ни у кого, похоже, не имелось ответов. Или, как я подозревал, никто не хотел ими со мной делиться. Поэтому я отправился искать их сам. Гидеон с мамой очень быстро упаковали наши вещи и увезли нас из дома в Батон-Руж, где мы остановились. Но я успел сделать вылазку на заброшенную плантацию, где мой отец встретил свою кончину.

Дом был нечеловечески уродлив. Как я ни злился, но заходить туда не хотелось. Если неодушевленный предмет способен свирепо глядеть и рычать, то этот дом именно так и делал. Мое семилетнее сознание видело, как он раздвинул оплетавшие его лианы, как стер мох с крыльца и оскалил зубы. Чудесная штука воображение, а?

Мама с Гидеоном еще несколько дней назад очистили это место, раскидывая руны и зажигая свечи, дабы убедиться, что отец обрел покой, а привидения ушли. Однако, поднимаясь на крыльцо, я заплакал. Сердце говорило мне, что папа здесь, что он спрятался от них, чтобы дождаться меня, и вот-вот откроет дверь с огромной мертвой улыбкой. Глаз у него не будет, а на боках и руках будут огромные полукруглые раны. Звучит глупо, но, по-моему, я заплакал еще горше, когда открыл дверь сам, а его там не оказалось.

Дышу глубже, чую чай и лаванду. Это возвращает меня обратно в тело. От воспоминаний о том дне, обследовании того дома, кровь стучит в ушах. По ту сторону входной двери я обнаружил следы борьбы и отвернулся. Я хотел получить ответы на свои вопросы, но не хотел представлять, как избивают моего отца. Не хотел думать, что ему было страшно. Я миновал треснутую балюстраду и инстинктивно направился к камину. Комнаты пахли старым деревом и гнилью. Присутствовал также более свежий запах крови. Непонятно, откуда я знал, как пахнет кровь, – так же непонятно, как и то, что я двинулся прямо к очагу.

В камине ничего не было, кроме стародавних углей и пепла. И тут я увидел его. Всего лишь уголок, черный, как уголь, но чем-то от него отличающийся. Более гладкий. Он выглядел загадочно и зловеще. Я протянул руку и вытащил его из пепла: тонкий черный крест дюйма четыре длиной. Вокруг него обвилась черная змейка, тщательно сплетенная из чего-то, в чем я немедленно распознал человеческие волосы.

Я схватил тот крест с такой же уверенностью, какая наполняла меня семь лет спустя, когда я взял отцовский нож. В тот момент я знал точно. Именно тогда я понял, что то неведомое, что текло в отцовской крови – то магическое свойство, что позволяло ему рассекать мертвую плоть и отсылать ее прочь из нашего мира, – течет и в моих жилах тоже.

Когда я показал крест Гидеону и маме и рассказал, что я сделал, они обезумели. Я ожидал, что меня станут утешать, обнимать как маленького и спрашивать, все ли в порядке. Вместо этого Гидеон схватил меня за плечи.

– Не смей никогда и ни за что возвращаться туда! – орал он и тряс меня так, что у меня стучали зубы.

Он забрал у меня черный крест, и я никогда больше эту штуку не видел. Мама просто стояла поодаль и плакала. Я испугался; Гидеон никогда прежде ничего подобного со мной не делал. Он всегда относился ко мне по-дедовски, тайком совал конфеты и подмигивал, как-то так. Однако папа только что погиб, и я был зол. Я спросил Гидеона, что это за крест.

Он уставился на меня холодным взглядом, а потом отвел руку и отвесил мне такую пощечину, что я упал на пол. Я слышал, как мама словно бы заскулила, но не вмешалась. Они вышли из комнаты и оставили меня одного. Когда меня позвали ужинать, оба улыбались и вели себя как ни в чем не бывало.

Этого хватило, чтобы напугать меня и заставить молчать. Я больше не поднимал эту тему. Но это не значит, что я забыл. Последние десять лет я читал и учился где только мог. Черный крест оказался талисманом вуду. Тогда я не оценил значительности этого факта, не понял, почему он украшен змеей из человеческих волос. Согласно поверьям, священная змея питается своими жертвами, поедая их целиком. Отца сожрали по кускам.

Трудность моего исследования заключается в том, что я не могу обратиться к самым надежным из имеющихся у меня источников. Я вынужден делать все украдкой и разговаривать шифром, чтобы мама и Гидеон не догадались. Дополнительно затрудняет дело неорганизованность самого вуду. Такое ощущение, что всяк практикует его по-своему и эта дрянь практически не поддается анализу.

Прикидываю, не спросить ли Гидеона снова, когда покончу с делом Анны. Теперь я старше и уже доказал свою профпригодность. На сей раз будет по-другому. Но при одной мысли об этом я погружаюсь глубже в свою чайную ванну. Потому что по-прежнему помню ощущение от его ладони на своей щеке, слепую ярость в его глазах – и по-прежнему чувствую себя семилетним.

Одевшись, звоню Томасу и прошу его заехать за мной и отвезти в лавку. Его распирает любопытство, но мне удается держать его в узде. Об этом надо рассказать и Морврану, а повторяться неохота.

Морально готовлюсь выслушать от мамы нотацию насчет прогулов и ворчание по поводу звонка Гидеону, несомненно подслушанного ею. Однако, спускаясь вниз, слышу голоса. Два женских голоса. Один – мамин. Второй – Кармель. Ссыпаюсь с лестницы – вот они, голубушки, уже не разлей вода. Устроились в гостиной, сдвинули кресла, наклонились друг к другу и самозабвенно воркуют над подносом с печеньем. Как только обе мои ноги оказываются на полу, они прекращают разговор и улыбаются мне.

– Привет, Кас, – говорит Кармель.

– Привет, Кармель. Что ты здесь делаешь?

Она протягивает руку за кресло и вытаскивает что-то из школьной сумки.

– Принесла тебе задание по биологии. Оно парное. Подумала, мы могли бы сделать его вместе.

– Как мило с ее стороны, правда, Кас? – вставляет мама. – Ты же не хочешь отстать на третий же день.

– Мы могли бы начать прямо сейчас, – предлагает Кармель, протягивая мне листок.

Подхожу к ней, забираю бумажку. Не понимаю, почему это парное задание. Всего-то надо найти кучку ответов в учебнике. Но мама права. Отставать в учебе не следует. Несмотря ни на какие прочие жизненно важные дела.

– Ты просто молодчина, – говорю, и говорю искренне, хотя тут явно присутствует и дополнительный мотив.

Кармель глубоко плевать на биологию. Я бы очень удивился, ходи она на нее сама. Кармель взяла задание, потому что ей требовался предлог для разговора со мной. Она хочет получить ответы на вопросы.

Кошусь на маму, а она окидывает меня быстрым, но внимательным взглядом. Силится разглядеть, как сходят синяки. Мой звонок Гидеону для нее облегчение. Явившись вчера ночью домой, я выглядел избитым до полусмерти. На миг мне показалось, что она собирается запереть меня в моей комнате и утопить в розмариновом масле. Но мама мне доверяет. Она понимает, что я должен делать. И я благодарен ей за оба эти качества.

Скатываю задание по биологии в трубочку и постукиваю ею об ладонь.

– Может, поработаем в библиотеке? – говорю я Кармель.

Она вскидывает сумку на плечо и улыбается.

– Возьмите еще печенья на дорожку, – говорит мама.

Мы оба берем по штучке, причем Кармель с некоторым колебанием, и направляемся к двери.

– Тебе не обязательно его есть, – говорю я Кармель, как только мы оказываемся на крыльце. – Мамино анисовое печенье определенно на любителя.

Кармель смеется:

– Я съела одно еще там – и едва справилась. Они словно пыльный черный мармелад.

Улыбаюсь…

– Только маме так не говори. Это ее собственное изобретение, и она им страшно гордится. Типа оно приносит счастье.

– Тогда, наверное, съем.

Кармель довольно долго смотрит в землю, затем поднимает глаза и пристально разглядывает мою щеку. Я знаю, что по скуле идет длинный черный синяк.

– Ты снова ходил в тот дом. Без нас.

– Кармель…

– Рехнулся? Тебя ж могли убить!

– А если бы пошли все – убили бы всех. Послушай, просто держись Томаса и его дедушки. Они что-нибудь придумают. Охолони.

Отчетливо зябкий ветер с ранним привкусом осени перебирает мои волосы ледяными пальцами. Смотрю вдаль по улице и вижу, как пыхтит в нашу сторону Томасов «Темпо» во всей красе – водительская дверь от другой машины, на бампере наклейка с Вилли-Вонкой[25]25
  Вилли-Вонка – один из главных героев фильма Тима Бёртона «Чарли и шоколадная фабрика» (2005).


[Закрыть]
. Чувак ездит с шиком, и это вызывает у меня улыбку.

– Давай примерно через час в библиотеке? – спрашиваю я Кармель.

Она прослеживает направление моего взгляда и видит приближающегося Томаса.

– Однозначно нет. Я хочу знать, что происходит. Если ты хоть на секунду поверил, что я купилась на ту чушь, которую Морвран с Томасом пытались втирать нам вчера вечером… Я не дура, Кас. Я умею распознавать отвлекающие маневры.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю