Текст книги "Звездные самураи"

Автор книги: Кен Като

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Когда же она встретила своего предполагаемого жениха, рассеялись и последние опасения. Хайден Стрейкер оказался молодым человеком, который любую женщину может свести с ума: высокий, изящный, с мягким голосом, очень симпатичный. После нескольких сумбурных свиданий с ним, когда они всего-то и делали, что пили зеленый чай, Аркали влюбилась в него по уши. И у девушки не возникло ни малейших сомнений, что жених испытывает к ней точно такие же чувства.

Аркали бросила взгляд на котелок на рузвельтовской вешалке, и ей пришло в голову, что в середине того, давно минувшего века громоздких телевизионных ящиков и дребезжащих наземных автомобилей люди совершенно отличались от нынешних: предки были полностью раскрепощены в отношении секса и в то же время боялись смерти – вместо того, чтобы относиться к таим вещам наоборот. Как все-таки со временем меняются табу! И как справедливо, что прошлое – это совсем другая страна, где все происходит абсолютно непонятным для нас, живущих здесь и сейчас, образом. Да, и впрямь совершенно другая страна…

Аркали вздохнула. Мы с Хайденом должны были пожениться два дня назад, думала она, чувствуя, как глаза снова наполняются слезами. Взяв макроэкран в лакированной рамке, она отнесла его в отцовский кабинет. Да, сегодня я бы могла быть уже не девушкой, а замужней женщиной.

Но вместо этого началась война и оставила меня девственницей. Так что таинство зачатия у меня еще впереди, но я готова ждать – ради тебя, любимый мой Хайден. О, где же ты? Если б ты знал, что для тебя я даже надела подвенечное платье! Я предлагала себя тебе, но ты так и не появился. И придешь ли ты теперь, когда город окружен тысячами китайских солдат? Был ли когда-нибудь у кого-нибудь более нелепый день свадьбы?

Глотая слезы, она сдвинула щиток на макро и настроила его на максимальную дальность, чтобы взглядом проникнуть за пределы комнаты, за пределы купола и увидеть, что творится на орбите – там, где зависли шаттлы и большие, тяжело вооруженные корабли Санаду. Сейчас они почти обезлюдели, поскольку большая часть их человеческого груза была переправлена на планету.

Неподалеку от зенита плыл китайский флагман, похожий на медведицу, окруженную медвежатами. Туда-сюда сновали шаттлы, перевозя оружие и снаряжение на космодром, откуда, как она видела, наземным транспортом лучевые орудия переправляются к недавно возведенным укреплениям и огневым позициям, окружающим город. К тем же укреплениям и позициям двигались и колонны солдат в стеганых мундирах, в высоких заостренных касках, с ранцами. К закинутым за спины шестифутовым бластерам были примкнуты зловещего вида штыки.

Обычно запруженные народом улицы Каноя-Сити сейчас пустели. Те жители, кто не состоял на службе в МеТраКоре, давно собрали пожитки и вместе с семьями перебрались в свои лачуги за пределами города – в более безопасные окрестные леса. Всю прошлую ночь по дорогам, ведущим в глубь континента, двигались процессии беженцев – в основном японских крестьян и хини, не принадлежащий ни одной касте. Впрочем, попадались среди них и корейские ремесленники, и малайцы, и сангокуины – одним словом, все те, кто так или иначе имел отношение к торговле в Зоне. К утру город городе будто вымер. Здесь оставались только американцы и их слуги, да еще одетые в красные мундиры наемники с Мако-Калифорнии, нанятые МеТраКором в городскую полицию. В общей сложности, не больше трех сотен человек.

Аркали отложила макроэкран, и вездесущие ароматы Осуми – смесь тропических запахов, приторных специй и химии – вдруг показались ей слишком удушлыми, же густыми и влажными, как туман.

А в Вуднортоне, должно быть, ветви яблонь ломятся от сочных плодов, и…

Она прогнала эти мысли, понимая, что никогда не вернется в идиллический мир затянувшегося детства, и что об этом даже думать не стоит. Поэтому она решила сосредоточиться на более насущных проблемах:

– Папа, что же могло случиться с Хайденом?

– Понятия не имею, детка.

– Ведь китайцы появились на орбите в тот самый день, когда он должен был вернуться, а говорят, что именно тогда разразился очень сильный нексус-шторм. Его еще называют раси. Это скорее не шторм, а настоящий цунами!

На сей раз отец даже не одарил ее снисходительной улыбкой, которая появлялась на его лице всякий раз, когда она в разговоре касалась нексусов. Лицо его по-прежнему было сероватым и казалось холодным как мрамор.

– Шторм разразился после того, как они должны были пройти нексус.

– Но с ним все в порядке? А, папа? Если б я знала, что он цел и невредим, мне было бы гораздо легче. – Она прикрыла глаза. – Ну, пожалуйста, скажи мне, где он?

7

Нотки отчаяния в голосе Аркали наконец тронули Джоса Хавкена, и он постарался собраться с мыслями.

– Успокойся. Я тебе уже сто раз объяснял. Хайден находится на борту лучшего из кораблей Эллиса Стрейкера. Можно даже сказать, что «Шанс» – лучший корабль во всем Секторе. – Взгляды отца и дочери встретились, но только на мгновенье: Джос отвел глаза. – Будет тебе; думаю, сейчас Хайден преспокойно сидит на Сеуле, а туда он вернулся от Осуми, заметив здесь китайский флот. И, скорее всего, дожидается, когда упадет индекс, проклинает раси и мечтает о своей ненаглядной невестушке.

– Ты и вправду так думаешь? – Аркали отважно улыбнулась, всей душой желая поверить в слова отца.

– Конечно!

Наступила долгая пауза; потом она спросила:

– Папа, а если начнется бой, мы все погибнем?

Вопрос, казалось, изрядно его позабавил.

– Нет. Все мы не погибнем.

– Но ведь сражение наверняка будет. Столько орудий…

– Не думаю.

Помолчав, она продолжала:

– Так, значит, мы сдадимся?

– Вот именно. – Джос внимательно посмотрел на дочь. – Надеюсь, ты не боишься, а?

– Боюсь? Чего?

– Погибнуть.

– Я надеюсь на пси, – машинально ответила она. – Я ведь добралась сюда, разве не так?

– Умница. Но в этой Вселенной на пси надейся, а сам не плошай. Верно?

Спустя мгновение Аркали спросила:

– А интересно, китайские солдаты захватят Каноя-Сити, или нет?

– Скорее всего, да.

Аркали была потрясена, услышав в голосе отца нотки обреченности.

– Неужели ты в этом уверен?

– К сожалению, уверен.

Снова взглянув на дочь, он в который раз поразился невероятной глубине ее глаз. Аркали была так прекрасна, но в то же время так хрупка! Джос напомнил себе, что она уже давно не ребенок, что она взрослая разумная женщина, причем, гораздо более своенравная, чем ее мать… Но как же она может при этом оставаться невероятно, удивительно наивной? И как может он рассказать своей маленькой принцессе об увиденном им сегодня утром на орбите? Понимая, что поделать ничего нельзя, он хотел внушить ей хотя бы ложную надежду.

– Милая, когда Эллис Стрейкер доставит по назначению то, что он привез с Кагосимы для даймё, Хидеки Рюдзи тут же потребует, чтобы каньцы убрались восвояси.

– И китайцы сразу послушаются?

– Непременно. Просто обязаны будут.

– А что, если все-таки не послушаются?

– Тогда со всего Кюсю соберется огромная армия и вышвырнет их вон.

Заметив выражение облегчения на лице дочери, Джос обрадовался, но одновременно почувствовал отвращение к самому себе за ложь. Ты же решил! – резко одернул он себя. Что ты обещал? Что она должна знать правду. Пусть даже это разобьет и ее сердце, и твое, она все равно должна знать!.. Но как я скажу ей правду?

Едва появившись на Осуми, Аркали пленила и полностью покорила его сердце. Из твердого, как плекс, делового человека Джос превратился в неуверенного юнца, исполняющего любой ее каприз и тем самым полностью нарушающего весь привычный и размеренный уклад жизни в доме.

Хотя всем слугам пришлось побегать, исполняя сотни ее сводящих их с ума ежедневных поручений, отец мирился с прихотями Аркали. Как это ни глупо, но он позволил ей своевольничать. Даже тайком удалил из своего большого, находящегося за пределами купола дома местных девушек-наложниц, чтобы она не узнала об их существовании.

Дом Хавкена – огромный особняк с колоннами, с пятидесятью комнатами – стоял в двух милях от купола Каноя-Сити, в окружении аккуратно подстриженных лужаек, посреди пышного парка обособленно от резиденций других, менее богатых торговцев. Проект здания был заимствован из архитектурного альбома Люка ван ден Бурга; в нем, в этом здании, имелось все подобающее порядочному американскому дому. Все, за исключением голографических окон, которые невозможно было приобрести ни за какие деньги и которые наверняка вызвали бы, мягко говоря, недовольство соседей.

Примеряя красное свадебное платье, дочь заставила Джоса положить руку на сердце и, вопреки его желанию, поклясться, что Хайден вернется ко дню свадьбы. И Джос поклялся.

Сам не зная почему, в назначенный день он обещал ей все, о чем она только могла мечтать… Однако с утра небо начало хмуриться, и к полудню ураганный ветер свел на нет то, что должно было стать крупнейшим за всю историю Каноя-Сити торжеством. Сотня установленных и накрытых в парке столов была опрокинута ветром, а потом залита ливнем. Гостям пришлось искать убежища в особняке. Небо потемнело настолько, что слуги вынуждены были зажечь свет, а свист ветра и раскаты грома заглушали веселую музыку, игравшую до самой ночи.

В тот день, видя, что церемония бракосочетания может не состояться, а многочисленные гости выпили почти все редкое европейское вино и дорогую рисовую водку, Джос попытался дать сигнал к завершению торжества. Но Аркали не позволила ему и даже запретила отпускать слуг и священника – на тот случай, если Хайден все-таки объявится.

И Джосу Хавкену пришлось подчиниться ее требованиям, несмотря на некоторую «потерю лица» – этого странного, крепчайшего социального напитка с Востока, обозначающего гордость человека. «Лицо» для церемонии было тем же, что и ключевая вода для алкоголя – то есть идеальным сочетанием. И Джос пошел навстречу Аркали только потому, что она была способна покорить любое сердце… Впрочем, точно так же поступил бы и любой другой отец в день свадьбы дочери, детство которой прошло вдали от него. Гостей обслуживали всю ночь и весь следующий день. И даже узнав, что Хайден действительно не может прибыть на свадьбу, Джос все равно держал двести своих слуг в неизвестности; те продолжали обслуживать оставшихся гостей. Главное, чтобы никто потом не мог обвинить его в недостатке гостеприимства.

Ради дочери Джос предпринял определенные шаги, чтобы опровергнуть зарождающиеся слухи о том, будто Эллис Стрейкер улетел на Сеул, намереваясь ослабить влияние торгового дома Хавкена, и полностью пресек пьяные сплетни гостей, начавших было шептаться об обманутой и брошенной невесте. При всем при том он сознавал, что выставляет себя на посмешище, но не мог допустить, чтобы его дочь почувствовала себя униженной – чего бы то ни стоило его «лицу».

Однако к концу второго дня, когда пришла ужасная весть о высадке каньских войск, гости – и пьяные, и трезвые – тут же разъехались по домам. Узнав о новом несчастье, Аркали расплакалась, а Джос, наконец, снова обрел способность рассуждать здраво. Все имущество торговцев в основном находилось за пределами купола, и уберечь его было почти невозможно. Притом никто не знал, сколько остается времени, чтобы перевезти хотя бы самое ценное в город. Джос Хавкен потерял массу драгоценного времени, утешая дочь, пытаясь оградить ее от переживаний и уверяя, что все кончится благополучно. Он отлично понимал, что надежды нет, поскольку всегда был твердо уверен: если начнется война, он будет разорен. И война началась.

Тяжелее всего Джосу было оголять любимый дом. Даже тяжелее, чем нарушить свое данное дочери мужское слово. Тяжелее, чем пережить крушение планов слияния торговых домов Хавкена и Стрейкера. По мере того, как со стен снимали картину за картиной, а из комнат уносили антикварные кресла и шкафы для одежды, которые он сам помогал вытаскивать во двор, ему все отчетливее казалось, что он, Джос Хавкен, становится все меньше и меньше. Как будто постепенно уничтожалось все, чем он являлся и что успел создать.

В то время, как миллион беженцев покидали Анклав, его дом покинули замечательный старинный «кадиллак», древняя пластиковая мебель, туркменский фарфор, расписанный глазурью, и две бесценные картины двадцать первого века…

В разгар суматохи он велел Аркали отправляться в город, но дочь воспротивилась и продолжала бесцельно слоняться по пустеющему дому; тем временем Джос и его доверенный слуга Кей-сан вскрыли пол в одной из комнат, из специальной бронированной комнаты перенесли туда ауриум и спрятали в глубокой яме под домом. Так и не сняв подвенечное платье, упрямо отказываясь уйти со двора, Аркали стояла возле дорогого бристольского аэрокара и наблюдала, как слуги поспешно оголяют особняк. Ей не приходило в голову, что отец, возможно, стыдится столь поспешного бегства. А ему, и без того доведенному до крайности, вдруг показалось, будто дочь наслаждается его унижением, будто унижение это является компенсацией за ее собственное разочарование. Можно подумать, Джос виноват в том, что разразился чертов шторм!

Эти мысли явились каплей, переполнившей чашу, и когда Аркали попросила разрешения взять с собой свадебные украшения, он отказал. Грубо велел ей переодеться, а потом отправил в аэробусе – вроде тех, на которых обычно ездят в гости самураи, следом за двумя машинами, набитыми самыми ценными из собранных им вещей. Потрясенная неожиданной вспышкой отцовского гнева, Аркали безропотно подчинилась и уехала. А Джосу вдруг стало очень стыдно за себя.

Он тоже вернулся в город, но поздним вечером, через последний открытый портал, и сразу же отправился в здание, служившее офисом компании «Хавкен Инкорпорейтед». Джос дал себе слово немедленно признаться дочери в том, как ему жаль, что он лгал, поддерживая в ней ложную надежду. Однако, когда он пришел домой, измотанная дневными событиями Аркали уже спала. А утром, когда на орбите зависли каньские корабли, он понял, что не сможет смотреть в глаза дочери, если не расскажет все. Какой бы ужасной ни была правда, Аркали обязательно должна знать ее.

Внезапно по городу разнеслось эхо далекого грохота: каньская батарея произвела пристрелочный залп, проверяя купол на прочность. Когда фиолетовый луч ударил в глаз орла на куполе, Аркали в панике вскочила. Казалось, после выстрела птица еще крепче стиснула пучок изломанных молний, что держала в когтистой лапе.

Аркали смертельно побледнела, став от этого еще красивее, и вопросительно взглянула на отца.

– Не бойся. Это всего лишь пробный выстрел и его побочные эффекты. Беспокоиться не о чем. Это же американский плекс. Он куда прочнее чем тот, из которого делают корпуса кораблей. Каньцам его не одолеть.

Сказав так, отец невольно вновь опустил глаза, понимая, что снова солгал. Снова попытался оградить дочь от горькой правды. С этой привычкой надо кончать, но Аркали такая ранимая! И кажется такой испуганной! Как же можно рассказать ей о том, что он знает?

– Скорее всего, они уже заняли особняк, – прошептала Аркали срывающимся голосом.

– Возможно.

– Наверное, там разместят офицеров.

– Наверное… Да, вполне вероятно.

– Ты действительно считаешь, что Контролер Поуп капитулирует?

На сей раз Джос ничего не ответил.

– Значит, капитулирует, – нервно сказала Аркали. – Иначе зачем тебе прятать ауриум под полом в особняке. Ты бы просто перевез его сюда.

– Ты очень проницательна.

– Надеюсь, у тебя и здесь есть чем откупиться, если что. – В голосе Аркали проявились резкие нотки. – Ведь неизвестно, как поведут себя китайские солдаты. Я имею в виду, по отношению к нам.

– Успокойся.

Она стиснула руки и посмотрела отцу в глаза.

– Папа, я хочу знать правду. Правду ли говорят, что китайцы – сущие дикари? Понимаешь, я ведь не смерти боюсь, а боли. Мне страшно даже подумать о пытках. Я знаю, что не перенесу мучений.

– Аркали, это всего-навсего война. Каньцы – цивилизованная нация, а с Ю Сюйенем, губернатором каньского анклава на Сацуме, мы знакомы лично. И я…

Остановись! Остановись! – кричал ему внутренний голос. Нельзя и дальше ограждать ее от правды. Расскажи ей, что тебе известно. Сейчас же!

– Что?

– И… Я уверен, что нам ничего не грозит.

После этого Аркали долго молчала. Потом спросила:

– Так, значит, там, на поле, корабли губернатора Ю? И солдаты, осадившие город, тоже его?

– Нет.

– Тогда чьи же?

– Солдаты – с незаконных китайских баз в Зоне. А корабли – адмирала Гу Цуна.

– А он порядочный человек?

– Порядочный? – Взгляд Джоса был прикован к высотным зданиям делового центра Каноя-Сити. Он следил за тем, как тени подметают утро, двигаясь подобно стрелкам древних часов по мере продвижения по Уорл-Парквей и постепенно укорачиваясь. Только сейчас он со всей определенностью понял, что еще до того, как тени вновь начнут удлиняться, ему придется разбить сердце дочери. Он постарался взять себя в руки и ответить твердо и правдиво:

– Говорят, Гу Цун когда-то был пиратом. А еще говорят, что, хотя сейчас он и находится на службе у вдовы, по-настоящему его, как и раньше, интересует только добыча.

Аркали побледнела.

– В таком случае, его люди заберут у нас все, что им понравится? Даже несмотря на то, что мы американцы?

Джос порывисто схватил дочь за руку и заговорил:

– Аркали, я должен сказать тебе правду. Каньцы появились в наихудший для нас момент. Ты, должно быть, знаешь, что последние несколько лет они вели весьма оживленную торговлю на Сацуме, успешно конкурируя с нами. Я в долгах как в шелках. – Он выглядел совсем убитым. – И если быть откровенным до конца, то я понятия не имею, что с нами будет и как с нами обойдутся каньцы. Знай только одно: я люблю тебя и приложу все силы, чтобы пси уберегло тебя.

Она смотрела на отца, словно видела в первый раз. Даже больше: она смотрела сквозь него.

– А как же ауриум? Ведь есть еще ауриум! Я же видела, как вы с Кей-саном спрятали под полом особняка целый транш. Это немалые деньги!

Он взял руки дочери в свои. Ее пальцы дрожали, а его были влажными от волнения. Джос покачал головой. И зачем только он доверился Эллису в этой безумной затее?.. Хотя – что еще оставалось делать?

– Тот ауриум, что ты видела, привез сюда Эллис Стрейкер. Он не принадлежит ни мне, ни ему. Это кредит, взятый Эллисом на дело, от успешного исхода которого зависит судьба Каноя-Сити. Эти деньги, целиком и полностью, взяты взаймы, причем, под колоссальные проценты; наша задолженность растет день ото дня, пока ауриум остается у нас. Без амигдалы, что должен привезти Эллис Стрейкер, миру не бывать. А пока не наступит мир, я не могу с помощью кораблей Стрейкера или чьих-либо еще возобновить торговлю и начать получать прибыль. Но даже если б и мог… – Он снова покачал головой, подыскивая нужные слова, затем схватил макро, настроил его и указал на экран.

– Аркали, взгляни. Видишь искорку? Вон там, на самом западе? Это «Шанс». Каньцам каким-то образом удалось захватить его. Ты понимаешь, что это означает? Миссия Стрейкера провалилась. И теперь мы полностью в их власти.

– Пси сохрани нас…

Аркали молилась едва слышным шепотом, но и шепот как ножом резал отцовское сердце. Когда она снова взглянула на Джоса, глаза ее были красны.

– А как же Хайден? Свадьба?

– Теперь я даже не знаю, есть ли смысл в слиянии наших семей.

– О, нет! Нет! Ты же обещал!

Она попыталась вырваться, но Джос Хавкен прижал ее к себе, дрожащую, вздрагивающую от рыданий. И тут, как будто дождавшись полудня, снова заговорили лучевые орудия каньцев. Их грохот раскатился над окружающими город равнинами и эхом отозвался внутри купола. На плексовой поверхности засверкали ослепительные, разноцветные вспышки, и только через несколько мгновений автоматика затемнила его.

Каньцы начали штурм.

8

Казалось, кто-то пытается вырезать его душу самурайским мечом.

Хайден Стрейкер попытался вырваться из могучих лап дьяволов, держащих его; не смог. Тогда он открыл глаза и огляделся, однако по-прежнему вокруг виднелись лишь типичные для Ямато крестьянские хижины, да все тот же огромный искореженный хвост корабля безмолвно мрачно и угрожающе нависал над деревней. В душе Хайдена царил все тот же панический ужас перед темными силами, борющимися за его душу.

– Отстаньте от меня!

Крик прозвучал хрипло но, как ему показалось, достаточно громко, чтобы разбудить и мертвого.

Хайден Стрейкер вдруг обнаружил, что стоит выпрямившись, в полном сознании, мокрый от пота, и крепко держится за дверной косяк. До восхода местного солнца оставалось менее получаса универсального времени, однако убогие дощатые домишки Курихары, что стояли на некотором расстоянии от похожего на пагоду корпуса нексус-корабля, пока были скрыты предрассветными сумерками. Впрочем, небо уже окрасилось нежными пастельными тонами – то горели отраженным светом пустынная, засушливая планета Кинсей тоненький, исчезающий полумесяц спутника Осуми, яркий и четкий, как опознавательные огни исламского капера. Хайдена передернуло.

Огромная корма со стабилизаторами потрясала воображение. Она возвышалась над деревенькой не менее чем на сто футов. Хайден не мог сказать, сколько она уже здесь, но плекс был почти полностью скрыт растительностью; несколько исполинских каштанов немного скрадывали ее размеры и укрывали от глаз. Местные жители постоянно приносили туда дары, как будто это был храм, свалившийся к ним с неба.

Он взглянул на зарождающийся вдали потрясающей красоты рассвет – рассвет, которого он уже не чаял увидеть. Но на душе у Хайдена было черно и мрачно, как среди тех грозовых туч, в которые ему пришлось нырнуть два дня назад, чтобы попасть на этот несчастный мир.

Окружающее плыло перед глазами Стрейкера; он проснулся среди ночи от ночного кошмара, и до сих пор ощущал слабость. Чувствовал себя измученным и выжатым как лимон. Что-ир грызло его изнутри, и это было хуже всего. Ему казалось, будто сердце его мертво, будто вместо сердца в нем поселилась ужасная, невыносимая пустота, будто и даже пси вдруг покинуло его. Пугающее ощущение.

Он постарался думать об Аркали. Сейчас я должен испытывать тревогу за нее, мне должно быть стыдно, я должен скучать по ней – а вместо этого не чувствую ровным счетом ничего. Абсолютно ничего. И сам не знаю почему.

Может быть, я не любил ее, а просто подсознательно стремился к объединению торговых домов Стрейкера и Хавкена? Возможно, мое сердце никогда не принадлежало ей. Возможно, я всего лишь убедил себя, что люблю, а любви на самом деле не испытывал… Сколько вопросов, на которые у меня пока нет ответа. Я знаю только одно: при мысли об Аркали мое сердце не бьется чаще, а душа не болит…

Он прикрыл глаза, пытаясь отогнать следующую мысль, но та неотступно преследовала его: могла бы Аркали когда-нибудь возбуждать и восхищать меня так, как восхищает и возбуждает жена Хидеки Синго? О, это чертовски опасная мысль. Прямо-таки немыслимая мысль!

Хайден стоял, чувствуя, как ноют затекшие от неподвижности бедра, спина и бока. Наверное, это обычное ощущение для человека, который избежал смерти, сказал он себе. Разве не об этом рассказывают те, кому довелось пережить подобное? Душа выворачивается наизнанку, внутри абсолютная пустота, хотя человеку после такого испытания следовало бы истово благодарить пси. Интересно, можно ли утратить пси-способности и при этом продолжать жить? Или нет?

На ум ему вдруг пришло выученное еще в детстве хайку Басё:

В тиши храма

даже стрекот цикады

проникает сквозь камни.

И, к его вящему удивлению, эти простые слова вдруг успокоили его; он почувствовал, как постепенно растворяется страх и вместе с ним уходят слабость и апатия. Возвращаются прежние ощущения, расколотые кошмаром воспоминания снова сливаются в единое целое.

Вчера он долго смотрел на недвижимое тело юного Куинна. Холодного как мрамор, завернутого в белую простыню его временно занесли в один из домов. Деревенский староста Розей-сан собрался было тут же послать людей за можжевельником и немедленно предать тело огню, но Хайден настоял, чтобы, во имя адвентерского Бога, до трупа никто не дотрагивался на протяжении трех дней.

– А потом похороните его.

– Похоронить? В земле? – переспросил Розей-сан – не то, чтобы с отвращением, но недоуменно.

Погребальная яма уже была готова, и Хайден Стрейкер знал, что читать Великую Молитву и водружать над засыпанной могилой бамбуковый крест придется ему. Бедняга Куинн, погибнуть в возрасте… сколько же ему было? Семнадцать? Он так и не успел познать, что такое пси, не успел почувствовать, что значит быть мужчиной. Это несправедливо, подумал Хайден, заранее испытывая отвращение к предстоящей церемонии. Лучше бы Куинн читал отходную молитву над моей могилой, тогда б я спокойно перенесся в мир иной… как того и заслуживаю.

«Это я убил тебя, Дэниел Куинн, – тихо произнес он, вспоминая, как вчера в знак скорби надел свой перстень-печатку на палец мертвого кадета. – Это я решил взнуздать судьбу, я попытался направить путь пси по своему разумению. Ты подчинился мне, и без твоей помощи мы бы все погибли – правда, в другой, но более ужасной катастрофе. Так что я виноват в твоей гибели. С таким же успехом я мог бы просто пристрелить тебя».

Хайден закрыл лицо руками.

«Куинн, если ты сейчас слышишь меня, то знай: я обещаю, что и дальше буду следовать раз избранным и, возможно, приносящим только несчастья путем, невзирая на то, что ждет меня впереди. Клянусь!»

У него вдруг перехватило дыхание, и он сильно закашлялся, чувствуя, как утренняя прохлада пронизывает тело. Тупо ныла грудь в том месте, где во сне из него вырывали его пси. На пальце белела полоска незагоревшей кожи. Она напомнила ему об обещании – о другом обещании, которое было нарушено, подобно траектории корабля, искореженные остатки которого теперь высятся над деревней: обещание, данное чудесной доверчивой девушке жениться на ней в Каноя-Сити.

Почему же пси даровало мне жизнь? – размышлял Хайден. Почему остались в живых Хидеки Синго и его жена? А если уж суждено было выжить нам троим, то почему не тебе, Куинн, тебе, который вообще ни в чем не виноват? Конечно, именно пси определяет все события в жизни людей, но почему мы так редко видим истинные их причины?

Одетый в одну гостевую юкату, к тому же чересчур тесную, он, пригнувшись, нырнул обратно в хижину. Выцветшее от времени черное одеяние должно было закрывать тело до колен, но пояс, который дважды оборачивался вокруг талии, отсутствовал, поэтому юката свободно висела на его плечах, едва-едва прикрывая наготу. Хайден опустился на колени и взглянул на свое отражение в наполненной водой тыкве. Щеки были небриты, расчесанные деревенскими женщинами длинные волосы сбились за ночь и топорщились во все стороны.

Нужно причесаться и найти бритву или что-нибудь в этом роде, сурово приказал он себе, стараясь не давать воли слабости… Хотя у тебя куча куда более запутанных проблем, чем эта чертова прическа.

До того, как подоспеет подмога, ты должен договориться с Хидеки Синго. Да, это крайне важно. У самурая в столице толпа отличных телохранителей. Думай же, черт побери! Думай и еще раз думай!.. Интересно, а что с «Шансом» и каньским флотом? Думай о том, где ты очутился. Что с Каноя-Сити? Что делать с амигдалой? Ведь это, пожалуй, это самое главное.

Похоже, Хидеки Синго твердо решил завладеть кристаллом. Что делать? Мне обязательно надо найти выход. Ведь, если я отдам ему камень, то у ничтожного гайдзина не останется никаких причин жить. Я не имею права находиться здесь. Ведь это не Анклав. Это Ямато. Суверенная территория. Японцы могут прикончить меня в любую минуту. Ты должен найти выход из положения, Хайден. И побыстрее. Сегодня же.

Вчера Синго заставил всех жителей деревни искать на месте крушения офицерский китель. Самурай был убежден, что амигдала спрятана в нем, в этом кителе, и, когда возле тела Куинна наконец обнаружили бордовую униформу, лицо Синго озарилось торжеством. Радость же сменилась яростью, как только выяснилось, что подкладка кителя оторвана, а амигдалы нет.

Хайден Стрейкер порывисто встал, понимая, в какой он опасности. Его пугала перемена, произошедшая с Синго после того, как они оказались здесь. Самурай с каждым часом становится все более заносчивым и опасным. Я знаю, что пока я валялся без сознания, он обшарил мою одежду. К счастью, пока амигдала спрятана так, что ему ее никогда не найти, но как быть, если он напрямик потребует ее? Ведь тогда, похоже, мне придется отдать камень…

Сам Синто никогда не доберется до амигдалы. Это ему не по силам. Я позаботился обо всем. Да, тут я пожалуй, перехитрил Хидеки Синго.

Когда Хайден подумал, как ловко и надежно спрятал камень, его пронзило чувство глубокого удовлетворения. Но чувство это померкло, стоило вспомнить о характере сына даймё и о том, какие слухи ходили о подвигах его телохранителей-самураев. Когда посланец из деревни доберется до столицы Осуми, люди Хидеки Синго мигом примчатся сюда. И тогда они вытянут из меня правду.

Значит, я должен попытаться и сыграть на неуверенности Синго-сана, думал Хайден, осторожно прикидывая возможные способы. Думай, приятель! Думай, как думал бы твой отец. Если, конечно, ты способен на такое.

Как поступит Хидеки Синго?

Вскоре, возможно даже сегодня, он потребует амигдалу.

Что будет, когда ты откажешь ему? Ведь ты должен отказать.

Синго станет дожидаться своих людей.

Когда они появятся?

Не позднее завтрашнего дня.

И что ты тогда будешь делать?

Снова откажусь.

А как поступит Хидеки Синго?

Почти наверняка он прикажет пытать меня.

У Хайдена мошонка съежилась, едва он подумал об известной, бесконечной жестокости самураев Ямато и о леденящих душу историях, которые ему доводилось слышать. А ведь амигдала спрятана так, что я не смогу отдать ее по первому требованию и даже после обычных побоев.

Вынесу ли я пытки? – спросил себя Хайден, заранее страшась очевидного ответа.

Он крепко зажмурился, внезапно поняв, что абсолютно никакого значения не имеет то, сможет ли он мужественно переносить мучения, сумеет найти выход из создавшегося положения. Что бы ни случилось, что бы я ни говорил и что бы ни думал Хидеки Синго, я не имею права отдавать амигдалу. Едва я признаюсь, где она, за мою жизнь никто не даст и ломаного гроша, потому что Хидеки Синго – глава банды кровавых убийц, которых хлебом не корми, но дай помучить или убить кого-нибудь. И он не терпит, когда кто-нибудь или что-нибудь не подчиняется ему.

Хайден вновь услышал голос своего отца: «Прикажет ли Хидеки Синго вспороть животы всем служащим, находящимся под защитой МеТраКора?»

Возможно.

«Разве ты не видел собственными глазами, как он зверски избил двоих?»

Видел.

Первой жертвой самурая стал сумасшедший бонза – совершенно безобидный монах, второй – брат деревенского старосты.