Текст книги "Нефункциональный тест"
Автор книги: Келли Моран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Челюсть Троя отвисла, но он подобрал её, прежде чем она подняла на него свои огромные глаза. Его рука взметнулась к животу, не ожидая, что она поднимет эту тему. Её взгляд упал на его руку, а затем снова поднялся к глазам.
– Боже, Кэм…
Она резко села.
– Извини. Мне… мне всегда хотелось знать. Соцработница лишь сказала, что его надолго посадят. Тебе уже исполнилось восемнадцать, но она всё равно пришла к нам домой и спросила, примем ли мы тебя к себе, пока ты не окончишь старшую школу.
Он провёл ладонью по лицу, но образы того времени не исчезли. Трой ожидал от неё честности, и она заслуживала того же в ответ. Может быть, разговор о своём прошлом утихомирит его боль. Или, что гораздо-гораздо хуже, покажет ей, как сильно это всё ещё причиняет ему боль.
Он сглотнул, молясь, чтобы не заплакать и не выставить себя глупцом.
– Помнишь мой день рождения в том году? Вы с Хизер пришли ко мне домой с подарком. Новая рубашка и торт. – Она не ответила, и он посмотрел на неё, увидев перед собой единственного человека, кому он бы осмелился об этом рассказать. – Я даже не помню, какой именно торт…
– Песочный торт с клубникой, – сказала она. – Помню, он был твоим любимым, поэтому мы с Хизер его и приготовили.
– Он был моим первым и единственным тортом ко дню рождения.
Её глаза полезли из орбит.
– Извини?
– Отец не был любителем семейной жизни. – Трой махнул на это рукой, как и на всё остальное. – Как и не обладал выдающейся памятью, особенно в отношении Рождества и дней рождений.
– Но у нас дома мы каждый год отмечаем твой день рождения.
– Без торта. По моей просьбе к твоей матери.
Камрин огляделась, не видя ничего вокруг и пытаясь вспомнить. И он мог сказать, просто наблюдая за ней, что шестерёнки закрутились. А затем, пока она была отвлечена, он выпалил остальное:
– Он выстрелил в торт из охотничьего ружья и пробил дыру в новой голубой рубашке, прежде чем поднять оружие на меня. Сосед услышал выстрелы и вызвал полицию.
Её ладони стиснулись на простыне.
– Из-за меня тебя чуть не убили?
Вот и оставь ей делать вывод из этого разговора.
– Нет, это он чуть меня не убил. Ты не сыграла никакой роли в его пьяных тирадах. Весь год шёл к этому моменту. Он пил больше, чем когда-либо. Мне хватило ума убежать в свою комнату, но он последовал за мной. Это было самое глупое, что я мог тогда сделать. Он увидел то, что твоя семья подарила мне за столько лет. И я попытался спасти всё это вместо того, чтобы спасаться самому.
Она прижала простыню к груди, слезы катились по её бледным щекам.
– Что ты попытался спасти? Что было важнее, чем убежать, Трой?
Ей никогда не понять, никому не понять, но он всё равно ей расскажет.
– Старые снасти Фишера, оставшиеся с того раза, когда мы впервые ходили на рыбалку. Рождественские украшения от Хизер. Книгу, подаренную Наной. – Маленький синенький грузовичок «Матчбокс» от тебя, который я до сих пор и по сей день вожу в бардачке своей машины.
Она медленно помотала головой.
– Ты же не считаешь, что мы разозлились бы, ведь так? Ты важнее каких-то дурацких вещичек.
– Они не дурацкие. Не для меня.
Когда слезы иссякли, пришло понимание. Ему следовало знать, что Кэм поймёт. Никогда не стоит недооценивать её, никогда. Возможно, именно поэтому он никогда не говорил об этом, чтобы она тоже не почувствовала того же ужаса и пустоты. Она так долго на него смотрела, что он снова почувствовал себя десятилетним ребёнком, старающимся оставаться перед ней сильным. Когда он посмотрел вниз, её руки дрожали.
– Потому что они были единственными приятными мелочами, которые кто-либо для тебя делал, и поэтому ты попытался их спасти, – произнесла она безжизненным голосом. – Было настолько плохо, верно? Хуже, чем я когда-либо думала. Что он сделал, Трой? Я хочу знать.
Эта игра начала выходить из-под контроля.
– Нет, не хочешь.
Её красивое ангельское личико приобрело напряжённое грустное выражение, которое ему хотелось стереть. Чтобы больше никогда вновь не видеть на её лице.
– Расскажи мне.
Он потёр шею, пытаясь найти способ рассказать ей, заново не переживая этого.
– Всё началось с еды. Он использовал её для контроля надо мной. Не кормил в качестве наказания. За глупости типа не ношения шапки в школу или оставленную в раковине зубную пасту. А когда я стал достаточно взрослым, то вместо этого он отвешивал мне тумаки или бил, зачастую тем, что попадалось под руку. Как правило, для этих вспышек не было никаких причин. Иногда бывало всего-то несколько ударов, а иногда после я не мог стоять. Если я кричал, то было только хуже. Он был достаточно умён, чтобы не оставлять синяков там, где любой мог их увидеть, вот как это сходило ему с рук так долго. Но однажды он зашёл слишком далеко и сломал мне руку. Вмешались социальные службы и меня оставили на вашем пороге.
Когда тишина заполнила комнату, он наконец посмотрел на неё, ожидая жалости или презрения. Но вместо этого он опять обнаружил слёзы. Её и… свои. Трой провёл ладонью по своему лицу.
– Мне следовало сделать больше, – прошептала она.
Дрожь в её голосе остановила его слёзы.
– Нет.
Камрин посмотрела ему прямо в глаза и, должно быть, увидела что-то в выражении его лица. Она попыталась подавить рыдания, но не смогла. У него разрывалось в груди при виде, как у неё наворачиваются и скатываются слезы.
– Я должна была сделать больше, Трой.
– Ты сделала всё, – сказал он, хватая её за руки и встряхивая. – Разве ты не понимаешь? Мне чертовски повезло по сравнению с большинством. Это редкость – быть отданным в ту же приёмную семью. В конце концов, думаю, я провёл больше времени у вас, чем у себя. Твои родители приняли меня, дали мне дом. Твой брат стал первым моим другом. Хизер сводила меня с ума: наконец у меня появилась младшая сестрёнка, чтобы надоедать мне и помочь всё забыть. Она заставила меня почувствовать себя нормальным. И ты…
Ох, Камрин. Она даже не подозревала, как много для него значила. Не существовало таких слов.
– Я?
Да, она.
– Ты выдёргивала меня из постели и заставляла ходить в школу. Ты помогала мне с домашним заданием. Ты делала мне бутерброды и… и никогда никому не рассказывала о том, что видела или слышала. Ты говорила мне, что я способен на многое, заставляя меня считать себя кем-то.
Это была самая ужасная часть. Камрин заставила его чувствовать себя кем-то, когда внутри он был просто никем. Единственные моменты в жизни, когда он ощущал себя достойным чего-то, были тогда, когда она была рядом. И большую часть своей жизни Трой провёл в погоне за этим чувством, только теперь осознав, что это она была его причиной. Он отпустил её руки и откинулся на спину.
Ему вообще не следовало к ней прикасаться.
– Так вот из-за чего весь этот список, Трой, не правда ли? Отплатить за то, что была добра к тебе? Некая извращённая форма благодарности?
Да. Нет. Частично. Возможно, так всё и начиналось, но теперь причина не в этом.
– Нет. И не жалей меня сейчас.
– Трой…
Сглотнув, она потянулась и обхватила его щеки, её руки были такими тёплыми по сравнению с тем, каким холодным он стал. Подушечки её пальцев вытерли остатки слёз, напоминая ему, насколько его отец всё ещё мог заставить его ощутить себя слабым. Наклонившись, она поцеловала его в каждую щеку, и в тот момент, когда ресницы Кэм трепетали у его лица, у него появилась отвратительная мысль, что это, в сущности, всё, что ему достанется. Некто временная вроде Кэм, которая может свободно плакать по нему, но которой стыдно за себя. Которая будет думать только о нём, а не о себе.
Некто, кто прогонит холод.
Никто и никогда раньше не плакал из-за него.
– Кэм, перестань плакать. Пожалуйста.
Её пальцы вцепились в его бицепсы, когда она поцеловала его грудь, прямо над сердцем. Он закрыл глаза и запустил пальцы в её волосы.
– Я тебя не жалею, – произнесла она. – Я воображаю, как убиваю твоего ублюдка-отца.
Болезненный узел в его животе начал ослабевать, горло перестало сжиматься.
– Что?
Она посмотрела на него, снова став столпом равновесия, который он привык видеть в ней до этой поездки.
– Это то, что я делаю.
– Ты убиваешь людей в своём воображении?
Она улыбнулась, и узел исчез.
– Нет. Когда ситуация становится невыносимой, я начинаю представлять в своей голове всякое разное, чтобы не слишком остро реагировать.
Теперь это многое объясняет.
– Приведи пример.
Она уставилась на его грудь.
– Когда Максвелл порвал со мной, мне хотелось плакать, но вместо этого я представила его с рогами и копытами. Это всегда помогает. – Она глянула на него. – Но не с тобой.
Хм.
– Почему не со мной?
Она пожала плечами.
– Из-за твоего дурацкого списка, полагаю. Или ты…
Ему было интересно, помогало ли это до списка, но даже он не был уверен, что готов к ответу.
– Или что?
– Или ты просто удосужился заглянуть глубже. Разглядеть за моими щитами, – сказала она.
– Так, для сведения, Максвелл ошибался по поводу того, что он тебе сказал.
Она покачала головой, закрыв глаза.
– Чья очередь?
– Моя, – ответил он, желая снова перевести разговор к ней. – Откуда у тебя взялись такие представления о себе? Зачем было возводить стены и притворяться?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Может быть, наблюдая, как Хизер добивалась всего слезами, пока была ребёнком. Или из-за отвращения к тем женщинам, которые отказываются быть самостоятельными, тратя больше времени на беспокойство о тенях или цвете шиньона, чем о шестичасовых новостях.
– Я понимаю твою независимость и интеллект, Кэм. На самом деле, я это уважаю. Но зачем стены?
Глядя вниз, она опять пожала плечами.
– Я росла, только и слыша, как Хизер прекрасна. Как красив Фишер. Когда твои подруги приходят к тебе домой, просто чтобы попускать слюни на твоего брата, а твой кавалер с выпускного бала всю ночь приударяет за твоей сестрой, а затем уезжает с кем-то ещё, это оказывает определённое влияние на мысли девушки.
Как же он этого не знал? Всё прямо перед его носом, и всё же он не догадывался.
– Где твоя мама? – спросила она.
Он едва не получил травму позвоночника.
– Эм, она села в тюрьму, когда мне было два. За проституцию. Там она умерла от передозировки.
– Ты её помнишь?
– Нет. – И, возможно, именно поэтому у него не было чувств по этому поводу. – Сколько у тебя было мужчин?
Трой понятия не имел, откуда взялся этот вопрос, или почему он спросил, но неожиданно ему стало необходимо знать, относились ли к ней все парни так же, как Максвелл. Удосужился ли кто-либо из них показать свою любовь, или же они просто ушли, как и её чёртов кавалер с выпускного бала в средней школе.
– Два.
– Два, – повторил он чужеродное понятие. – Два, включая меня? – О боже, может ли такое быть, что он лишь второй мужчина, с которым она была?
– Три, включая тебя.
Обернувшись простынёй, она встала и прошлась по комнате, подбирая с пола трусики. Натянув их, Кэм отправилась на поиски пижамы. Она потрудилась взять только футболку, оставив боксёры на сумке. И пока он наблюдал, она повесила платье в гардероб, забралась обратно в кровать и легла на бок, лицом к нему.
– И ты обоих любила? – спросил он, ложась и глядя на неё. Он подпёр голову рукой.
– Обоих. Я не занимаюсь сексом, если… – Она резко замолчала и прикрыла рот рукой. – Что ж, полагаю, я всё же занимаюсь сексом без любви. Или только в этот раз. Я имею в виду, я не люблю тебя. Знаешь, не так.
Если бы его так не забавлял её лепет, он мог бы оскорбиться. И обидеться.
– Как «не так»?
– Не тем видом любви, подразумевающим покупку автомобиля и совместное пользование банковским счётом.
Он уставился на неё. Либо этот список ничему её не научил, либо она лжёт.
– Разве ты не имеешь в виду «долго и счастливо» и два с половиной ребёнка?
– Каким образом у тебя получилась половина ребёнка?
– Это твой следующий вопрос? – спросил он, улыбаясь. Ему нравилась эта сторона в ней – как раз перед самым сном, когда её голос становился сонливым, глаза тяжёлыми, и она улыбалась беззаботно. Она была такой до боли красивой.
– Нет. Ты любил кого-нибудь из тех женщин, с которыми спал?
Но прежде чем Трой успел ответить, её глаза сомкнулись. Она уснула в считанные секунды. Он смотрел на неё, тысячи мыслей проплывали в его голове, и ни одна из них не была уместной или здравой, когда дело касалось его и Кэм.
Факты оставались фактами, а чувства – чувствами. Он влюбился в неё. И, наверное, влюблён в неё уже давно.
Он не был как большинство мужчин. Эта мысль не напугала его до слепой паники. Но она заставила его желать, чтобы этот список возымел результат. Трою это было нужно. Потому что иначе Кэм продолжит идти по своему разумному жизненному пути, которым всегда шла прежде, и выйдет замуж за того, кто не любит её даже на восьмую часть так сильно, как он. Она не узнает, как драгоценен дар истинной любви.
А он вернётся к тому, что снова начнёт встречаться с чередой женщин в надежде, что одна из них сможет заставить его почувствовать себя так, как заставляет его чувствовать себя только она. Закончится тем, что она будет той, кто ушёл, той, кого он никогда не забудет. Словно в стихотворении Хемингуэйя.
Он ждал почти тридцать лет, чтобы наконец-то пережить это чувство, зная, что оно существует, и ни о чём так сильно не мечтая, как влюбиться. И он влюбился в Камрин.
Вот он – никто, притворяющийся кем-то, и она – кто-то, делающая вид, что никто. Он жил сегодняшним днём, поскольку это всё, с чем он мог справиться, тогда как она планировала всё до мелочей, вплоть до цвета нижнего белья, которое наденет в четверг.
Взглянув вниз, он улыбнулся. Сегодня на ней было фиолетовое нижнее белье. Очень мило.
Медленно, чтобы не разбудить её, он приподнял простыню и набросил её поверх Кэм, затем сделал то же самое и с одеялом, подоткнув его под подбородком. Он убрал прядь волос с её щеки, позволяя пальцам задержаться, когда это её не потревожило.
Закрыв глаза, Трой покачал головой.
– Я любил только одну из них.
Глава 15
Уроки жизни согласно Камрин:
Мнения других людей должны иметь значение, но только не для вас.
Камрин вынула из духовки партию черничных маффинов и поставила выпекаться ещё одну. После нескольких часов прерывистого сна, она бросила попытки заснуть и в три утра спустилась вниз.
Разговор с Троем прошлой ночью всё ещё заставлял её руки трястись, а сердце болеть. Детство Троя оказалось гораздо хуже, чем она себе представляла. На протяжении многих лет она старалась не думать о том, через что ему, должно быть, пришлось пройти. Сейчас казалось, что с ним всё в порядке. Но, наблюдая за ним прошлой ночью, когда он пытался скрыть очевидные слёзы, она поняла: для него ещё не всё закончилось. Далеко нет. Неудивительно, что он не относился к жизни серьёзно, и почему переходил от одной женщины к другой.
Кэм задавалась вопросом, а какой по счёту сама она была в череде его очень длинного списка любовниц. Интересно, какой у неё рейтинг по сравнению с ними.
У неё никогда не было подобного секса, не то чтобы ей было с чем сравнивать. Трой заставлял её позабыть обо всём, кроме него и себя. У неё никогда не получалась отгородиться от действительности так, как с ним. Только чувствовать. Мир исчезал, и существовало только два человека, наслаждающихся друг другом. Трой заставил её поверить, всего лишь на какое-то время, что он подразумевал именно то, о чём говорил. Как будто она и в самом деле красивая и забавная, а не посредственная. Камрин закрыла глаза. Он даже её заставил поверить в эту иллюзию.
В этот ранний утренний час, когда даже солнце ещё не взошло, она позволила себе помечтать о них. Как будто они всё ещё вместе, когда вернутся домой, в Милуоки, возможно, вместе живут, занимаются повседневными делами, как например, спорят о том, чья очередь мыть посуду. Делятся рассказами о проведённом дне за ужином, а затем полночи занимаются любовью. Медленно танцуют обнажёнными в тихой комнате, делая вид, что слышат музыку, проникающую из открытого окна. Он скажет какую-нибудь глупость, и она будет смеяться до тех пор, пока весь воздух не исчезнет из её лёгких.
Камрин открыла глаза, возвращаясь к действительности. Трой и его список были жестоки. В том, что заставляли её поверить, словно всё это по-настоящему, словно такое возможно. Но жизнь совсем не такая.
Реальностью были её отношения с Максвеллом. Занятие сексом в одной и той же позе, что можно было бы отнести к последовательности в его поступках. Его уход сразу после этого, когда он оставлял разве что поцелуй в макушку или говорил просто «пока». Разговоры за ужином о том, будет ли квартира более разумным приобретением, чем ранчо с двумя спальнями и без дворика. О стратегии для их следующей встречи. Никаких ласковых слов шёпотом поздней ночью. Никакого смеха под звёздами. Никаких добрых слов.
– Чё делаешь?
Камрин подскочила и прижала руку к колотящемуся сердцу, оглянувшись на Эмили.
– Шшш, все ещё спят. Я готовлю маффины. Хочешь помочь?
Маффины, конечно, не праздничный торт, и прошлое Троя с их помощью не исправить, но, может быть, они хотя бы заставят его улыбнуться.
– Ага, – отозвалась Эмили, взбираясь на стул возле столешницы.
Камрин поставила перед Эмили миску и вручила ей венчик. Добавив сухих и жидких ингредиентов для новой партии, она произнесла:
– Хорошо, а теперь всё это перемешай.
Эмили воткнула венчик в миску и попыталась перемешать. И тут же на стойку полетела яблочно-коричная смесь для маффинов.
– Упс.
По крайней мере, в этой партии не было черники. Камрин улыбнулась, опустив руку поверх руки Эмили, и показала, как перемешивать.
– Вот так, милая.
Она перешла к кофеварке, чтобы приготовить кофе, продолжая поглядывать на племянницу. Заварив напиток, она проверила, справляется ли Эмили.
– У тебя хорошо получается. Я ненадолго сбегаю наверх. Держись подальше от духовки, ладно?
И хотя Эмили кивнула в знак согласия, Камрин установила самоочищающуюся задвижку для блокировки духовки на случай, если у племянницы возникнут какие-нибудь дикие идеи. Она написала записку на клочке бумаги, а затем понесла маффин с запиской наверх.
Камрин повернула ручку двери своей спальни и на цыпочках прошла к тумбочке. Положив записку и маффин, украдкой взглянула на спящего Троя. Тот лежал на животе, руки и ноги раскинуты на кровати, словно он во сне тренировался прыгать с парашютом. Покачав головой и улыбнувшись, она тихо закрыла за собой дверь на выходе.
Эмили всё ещё усердно работала, помешивая, когда Кэм вернулась на кухню.
– Выглядит хорошо. Хотя в нём кое-чего не хватает.
Эмили поразмыслила.
– Шоколада?
Заманчиво.
– Хм. Нет, не шоколада. Знаю! Это не в тесте чего-то не хватает, а в тебе.
Эмили посмотрела на себя, как если бы она забыла одеться.
– Чего?
– Этого, – произнесла Кэм, поднимая венчик и брызнув чуть-чуть теста на её голову.
Эмили прикрыла голову руками, размазывая тесто по кудрям. Затем она принялась вытирать руки о перед пижамы.
– О-о-ох. Папочка будет сильно рассержен. Я свалю на тебя.
Камрин наклонилась и поцеловала её в щеку.
– Давай. Я старше его и могу всё выдержать.
Эмили с любопытством разглядывала её. Осторожно она обмакнула палец в миску, а затем слегка прикоснулась им к кончику носа Камрин. И остановилась, ожидая, что на неё накричат.
– Ты делаешь всё неправильно. – Камрин засунула руку в миску и размазала смесь по её щекам. По крайней мере, сегодня она будет хорошо пахнуть. И вытерла оставшееся тесто с руки о свои волосы. – Видишь, вот так.
Эмили хихикнула и указала на неё пальцем.
– Ты выглядишь нело… нела…
– Нелепо, – поправила она. – И ты тоже.
Её племянница перестала смеяться и склонила голову набок, уставившись на Камрин. После долгого осмотра, Эмили спросила:
– А ты помнишь, где потеряла свою улыбку?
– Не понимаю о чём ты, милая.
– Дядя Трой сказал, ты не улыбаешься из-за того, что потеряла её на какое-то время. Ты её нашла? Он сказал, что ты найдёшь.
Трой так сказал?
– Ага, полагаю, нашла. – Она улыбнулась для пущего эффекта, и в кои-то веки выражение на её собственном лице не ощущалось чужеродным.
– Ах, боже мой, – воскликнула Анна, входя в кухню. – Только посмотрите на себя!
– Это сделала тётушка Кэм, честно!
Анна посмотрела с сомнением, поэтому Кэм поспешила спасти племянницу.
– Это правда. Всё я. Извини.
Анна принялась разглядывать её тем же любопытным взглядом, что и её дочь, поэтому Камрин отвернулась и заполнила последний лоток с маффинами, чтобы поставить их в духовку, а затем начала складывать готовые кексы в тарелку. Поставив их на стол, она налила себе чашку кофе и повернулась к Анне, которая вытирала тесто с лица Эмили, улыбаясь при этом.
– Анна, ты не будешь против вытащить последнюю партию, когда выключится таймер? Хочу немного посидеть на террасе.
– Конечно, – ответила та, глядя на неё , словно на незнакомку. – Ты в порядке, Кэм? Может быть, хочешь принять душ или… поспать?
Камрин пожала плечами.
– Возможно, позже.
Джеки, одна из прислуги Хортонов, вошла в заднюю дверь и положила свои ключи на столешницу. Оглядев кухню, она особо пристальное внимание уделила Камрин.
– Вы приготовили завтрак?
– Мы с Эмили приготовили, да. Вы не возражаете? Я не могла уснуть.
Джеки улыбнулась, махнув рукой.
– Конечно нет. Я просто… тогда всё приберу. – Она оглядела кухню, словно ожидая, как мимо вот-вот провальсирует клан тараканов.
Камрин любила готовить и, как правило, не оставляла кухню в таком беспорядке. И хотя та и выглядела, словно взрыв на «Данкен Хайнс»[29]29
«Данкен Хайнс» – товарный знак смесей для традиционных и старинных домашних кулинарных изделий: шоколадного печенья, кремов, печенья с арахисовым маслом и шоколадной крошкой.
[Закрыть], кухня была довольно чистой.
– Нужно лишь вымыть кастрюли из-под маффинов и миску для смешивания. – Камрин улыбнулась Эмили. – Всё остальное на нас. – Она снова посмотрела на Джеки. – Вам нужна будет помощь?
– О, нет. Спасибо. – Взгляд на её лице умолял: «пожалуйста, не надо».
Анна бросила полотенце в раковину.
– Я заберу Эмили наверх искупать.
Джеки приступила к мытью сковородок, так что Камрин раздвинула дверь террасы и вышла наружу с чашкой кофе. Наблюдая за розовым восходом солнца над горизонтом, она села и сделала глубокий вдох. Ещё один первый раз для неё.
Спокойствие в душе.
Дом находился очень далеко от главной дороги, поэтому не было слышно автомобилей. Вдалеке стучал дятел. Крикнул козодой[30]30
Козодой – небольшая (длиной около 25 см) лесная птица с длинными крыльями и длинным хвостом. Распространена в восточных штатах США и на юге Канады; зимой мигрирует в Мексику и в район Мексиканского залива.
[Закрыть]; звук, как ни странно, расслабляющий. Она привыкла к шуму. Гудящим машинам. Раздражённым утром пассажирам. И как минимум, церковным колоколам вниз по улице, когда была в Милуоки. Она не знала, находить ли тишину умиротворяющей или тревожной.
Спустя двадцать минут из дома вышел отец. Он остановился, прежде чем потянуться к ближайшему стулу, уставившись на засохшее тесто в её волосах и на лице.
Она пожала плечами.
– У меня закончилось мыло.
У него отвисла челюсть. Затем он рассмеялся и сел рядом с ней. Осторожно отпил кофе и взглянул на горы.
– Что ты здесь делаешь без книги или ноутбука?
– Просто сижу.
– Ты поругалась с Троем?
– Нет.
– С Наной? Что она сказала на этот раз?
Камрин улыбнулась, глядя на его лысую голову и узкое лицо.
– Ничего, пап. Я просто сижу.
– Не доводилось слышать, чтобы ты просто сидела.
Она допила остатки своего кофе, делая вид, что не заметила, как он на неё таращится.
– Знаешь, Камрин, в одно пасхальное воскресенье, тебе, должно быть, было девять или десять, твоя мама нарядила тебя в одно их тех воздушных розовых платьев для церкви. Все говорили о том, как красиво ты выглядишь. Они тебя нахваливали. А ты топнула ножкой и закричала. Ты утверждала, что не хочешь быть красивой, а хочешь быть умной.
Она совершенно не помнила этого. Кроме того, она удивилась, какое это имеет отношение к простому сидению на улице.
– И?
Когда отец посмотрел на неё, у Кэм перехватило дыхание. Он выглядел растерянным. Пристыженным.
– И я не понимал, как сказать тебе, что ты можешь быть и той, и другой. Умной и красивой. Ты была так непреклонна, так обижена, что мы никогда не осмеливались поднимать эту тему снова. Время от времени мы говорили тебе, как мило ты выглядишь, но у тебя появлялось такое выражение на лице, будто мы тебя обидели. Вскоре мы просто перестали тебе об этом говорить.
Её пальцы онемели, пульс стал медленнее холодной патоки.
– Пап, к чему ты клонишь?
Его взгляд встретился с её глазами.
– Мне никогда не следовало прекращать говорить тебе об этом. Думаю, что ты неправильно поняла наши намерения. Ты была прекрасной. И умной. Ты всё ещё такая, всегда была. Но теперь ты больше этого не знаешь, не так ли? – Он покачал головой. – Мне очень жаль.
Её рот, задрожав, раскрылся, лицо отца расплывалось перед её глазами от подступивших слёз.
– Пап?
Поднявшись, он огляделся, похлопал по своим карманам, а затем снова обратил свой взгляд на неё.
– Это всё, что я хотел сказать. Хотел, чтобы ты знала. – Он взглянул на часы. – Не знаешь, выиграли ли «Бруэрс»?
Она рассмеялась, вытирая слёзы.
– Не знаю.
Кивнув, он пошёл к дому. Не дойдя до двери, он остановился, но не обернулся.
– Я никогда не видел тебя более красивой, чем сейчас, покрытой выпечкой… кроме всего прочего, и в пижаме. Улыбка тебе идёт. – Он развернулся к ней лицом. – Следует ли нам благодарить за это Троя?
Она не нашлась, что сказать, и просто уставилась на него, когда он отсалютовал ей чашкой кофе и зашёл внутрь.
Выдохнув, Камрин села обратно в своё кресло. Она сказала Трою, что люди не меняются. Это то, во что она твёрдо верила. Тогда почему она вела длинные полуночные беседы и разукрасила себя тестом для маффинов? Почему её семья поднимала столько шума из-за её поведения? Оно же не настолько отличалось от её обычного, так ведь?
Трой заставлял её делать, говорить, чувствовать то, что обычно она бы не сделала. Ни один мужчина не вызывал у неё улыбки с самого утра, не заставлял с нетерпением ожидать ночи, чтобы узнать, какие ещё порочные и забавные идеи он припас. Она обнаружила, что думала о нём, когда его не было поблизости, желая узнать его мнение на происходящее.
Сколько она себя помнила, Трой всегда был ей небезразличен. Но теперь ей хотелось держать его за руку и прогнать поцелуем боль. Заниматься любовью каждую свободную секунду. Прошлой ночью она рассказала ему то, что даже сама не с полной уверенностью осознавала. Она была уверена: он никогда никому не рассказывал о своём отце. Что же изменилось? Откуда это взялось?
Трой до сих пор не рассказал ей, к чему был весь этот список, но из-за него всё менялось, и не только между ними, но и внутри неё. Он делал её… счастливой.
Она поспешно встала и направилась в дом, прежде чем позволить себе размечтаться. Мечты и желания опасны. Они рождают личностные иллюзии, искореняя факты и подменяя их пустыми, нереальными желаниями. Мечты не более реальны, чем та идея, что они с Троем могут стать друг для друга кем-то большими.
Когда она открыла дверь, все члены семьи застыли, уставившись на неё, стоило ей войти в кухню. Ладно, она была в полном беспорядке. Более чем в одном смысле слова.
– Я в душ, – пробормотала она.
– Постой, – произнёс Фишер, закрывая холодильник. Он поставил свой стакан с апельсиновым соком на стойку. – Что происходит между тобой и Троем?
Она оглянулась на присутствующих в комнате – их лица были застывшими, и её кожу закололо, словно крошечными ледяными осколками. Знают ли они, что всё это ложь, и если да, то откуда? О, пожалуйста. Нет, нет. Им осталось продержаться ещё всего лишь два дня. Всего два, и всё опять вернулось бы на круги своя. Стало бы мрачным, скучным и обыденным. Она посмотрела на Хизер, но её сестра только пожала плечами.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Камрин, надеясь, что никто не заметил её дрожи.
– Трой спустился вниз этим утром, утверждая, что не голоден и просто хочет пробежаться.
Камрин в шоке смотрела на брата. Неужели Троя расстроил её жест с запиской и маффином? Ей хотелось, чтобы он проснулся с улыбкой, как было с ней. Хотела сделать что-то приятное, чтобы сказать…
– Он на пробежке? – повторила она, не понимая услышанного.
– Что я и говорила, – заявила Нана. – Люди должны бегать, только если за ними гонятся.
– На пробежке, – подтвердил Фишер.
Её мама положила маффин на стол перед собой.
– Ну и что здесь такого? Он всегда бегает по утрам?
– Я… – Ну, она не была уверена. Не так, как если бы они встречались по-настоящему. – Я не знаю.
– Ты не знаешь? – спросила тетака Миртл. – Разве ты не его девушка, Камрин?
Они посмотрели на неё – обвиняюще, вопрошающе. Всё это дело собиралось рухнуть у них на глазах. И тогда вся семья проведёт остаток выходных, крича и принижая её не только из-за лжи, но и за то, что Кэм сделала Трою больно. Она надеялась вернуться в Милуоки, когда это «расставание» должно было произойти. Таков был план.
– Они не живут вместе, – заявила Хизер. Громко. – Я имею в виду, она была в Чикаго, а он в Милуоки. Так что она не знает, бегает ли он. Верно, Кэм? – Глаза Хизер вылезли из орбит, побуждая Камрин согласиться.
– Да, верно.
С каждой секундой Фишер выглядел всё злее и злее.
– Единственный раз, что я помню, когда он бегал – это чтобы выпустить пар. И насколько я в курсе, он не делал этого уже много лет. Итак, что ты сделала, Камрин?
Что она сделала? Почему всегда она сделала что-то не так? Трой не мог так расстроиться из-за записки и маффина. Или, может быть, мог. Если он отправляется на пробежку только когда сердится, и он спал, когда она в последний раз проверяла, то, скорее всего, это действительно из-за неё. Боже, последнее, чего ей хотелось – причинить ему боль.
– Я ничего не делала. Я в душ.
– Разве ты не хочешь позавтракать? – спросила кума Виола.
– Я не голодна, – ответила она, заворачивая за угол и поднимаясь по лестнице, прежде чем её желудок смог бы запротестовать.
Ступни Троя тяжело стучали по гравию в ровном темпе вдоль дороги. Пот капал с его лица на промокшую футболку. Ноги начали гореть больше километра назад, но он не остановился. Он был слишком не в форме для этого. Последний раз он отправлялся на пробежку в день рождения его отца в прошлом году. Воспоминания подкрадывались всё ближе, и единственное, что он мог сделать, чтобы отогнать их – это бежать.
Тогда это помогло. Но не сейчас.
Камрин делала для него эти мелочи пол его жизни. Покупая для него арахисовое масло, помещая в рамку семейное фото, даря ему игрушечный грузовичок. Мелочи, чтобы напомнить ему о лучших временах, чтобы продолжать смотреть вперёд. Так она о нём заботилась. Но то, что она сделала этим утром – было особенным. Настолько сильно особенным.
Оставив маффин со свечкой на его тумбочке. Это был даже не день его рождения, просто что-то приятное, чтобы заменить плохие воспоминания. Воспоминания, которые знала только она, единственный человек, кому он рассказал. Он даже себе не позволял вспоминать.
Как она это делала? Раз за разом спасая его от его же прошлого и заставляя поверить, что он этого достоин. Почему она? Часть его хотела верить – она пересматривает своё мнение, меняя взгляд на жизнь. Часть его надеялась – это потому что она любит его в ответ. То есть, если этот список помогает, и она верит в любовь.
