Текст книги "Раненый камень"

Автор книги: Кайсын Кулиев

СЧАСТЬЕ

 
На свете счастье не одно, а разное.
Беда, когда оно однообразное.
Все счастье в мире: счастье – звук и стих,
И полдень солнечный и ночь морозная.
Улыбка милой, смех детей твоих.
Работа, и луна, и небо звездное.
 
 
На свете счастье не одно, а разное.
Беда, когда оно однообразное.
Оно пестро, как горные цветы,
А на Кавказе их весною множество.
Не испытаем пусть ни я, ни ты
Покой и счастья серого убожество.
 
 
На свете счастье не одно, а разное,
Беда, когда оно однообразное.
Но пусть мы будем счастливы в одном:
Пусть не увидим род свой очерненным,
Погашенным очаг и сад спаленным,
Врага, входящего в наш отчий дом.
 

Перевел Н. Гребнев

РАДУГА

 
Вновь над просторами цветущими
Дождями вымытой земли.
Как весть из прошлого в грядущее.
Сияет радуга вдали.
 
 
Она цвета свои по-дружески
Переняла у наших мест,
Увидев жар костров пастушеских
И шалей на плечах невест.
 
 
На счастье детворе смеющейся,
Вдали сияет в полный рост
От горя к радости несущийся,
Над нами вознесенный мост.
 

Перевел Н. Гребнев

ИНЕЙ

 
Сверкает иней, выпавший
Зимою во дворе.
Башлык морозом выпушен,
И бурка в серебре.
 
 
Изменчивого облика.
Но верная себе,
Солома белым облаком
Вздымается в арбе.
 
 
У ишака чуть синие
Бахромки под губой.
Покрыты скалы инеем,
Как дымкой голубой.
 
 
Ужели я, ужели я
В алмазной стороне?
Чегемское ущелие
Все в голубизне.
 
 
И я заиндевелые
Не в первый вижу раз
Овечьи морды белые
С печалью темных глаз.
 
 
И близкие и дальние,
Деревья все подряд
Как будто бы хрустальные:
Качнешь – и зазвенят.
 
 
И словно вижу детство я:
Как к солнцу на снегу,
Едва успев одеться, я
Из дому бегу.
 
 
И тем я счастлив именно,
Что светел холод дня.
Что воротник от инея
Искрится у меня.
 
 
Как мехом оторочены
Двери и порог.
И вижу я отточины
На крыльях у сорок.
 
 
Отца посеребренные
Кончики усов.
И елочки оконные
Из сказочных лесов.
 
 
А мама заскорузлые,
Облитые льдом,
Початки кукурузные
С мороза вносит в дом.
 
 
Люблю зимой нашествие
Инея, когда
Овечьей белой шерстью он
Облепит провода.
 
 
Когда в часы морозные
Я на стекле окна
Загадочные звездные
Читаю письмена.
 

Перевел Я. Козловский

СТОУСТОЕ СЛОВО

 
Знаю, что горцам,
                        хоть нравы их строги,
В облачном крае скалистых земель
Песня нужна, словно лошадь в дороге,
Песня нужна, словно бурка в метель.
 
 
Слово, как звездочка полночью темной,
Блещет над гребнями темных громад.
«Горец без песни – что всадник бездомный»,—
Издавна в наших местах говорят.
 
 
Тот, кто когда-то изрек это первым,
Видно, неплохо чеканил слова.
Сердце в груди его билось напевно,
Светлой и мудрой была голова.
 
 
Славы при жизни не знал он, конечно,
И не в богатстве почил среди гор.
Блещет под стать золотому колечку
Слово его, что живет до сих пор.
 
 
Лошади стоит стоустое слово.
Ставший поклонником слов дорогих,
Кланяюсь низко я снова и снова
Тем мастерам, что чеканили их.
 
 
В горькую пору шептали мы часто
Те дорогие для сердца слова.
Как над горами, над ними не властны
Времени мчащиеся жернова.
 
 
Нет скакуна у кавказца иного,
Всадником числится он все равно:
Лошади стоит стоустое слово,
Мигом доскачет до цели оно.
 
 
Мастером слово подковано тонко,
Сколько таких я встречал на веку!
Жизнь моя, может быть, искорка только —
Высекло слово ее на скаку.
 

Перевел Я. Козловский

ОДИНОКОЕ ДЕРЕВО

 
Здравствуй, дерево! В крае безлесном
Ты стоишь на ветру.
Как бывало, на склоне отвесном
Шелестишь поутру.
 
 
Зелень листьев твоих поредела,
Нету прежних ветвей.
А бывало, ты мне не жалело
Щедрой тени своей.
 
 
Я мальчишкой взбирался без страха
По изгибам ствола,
Оттого-то на мне и рубаха
Вечно рваной была.
 
 
Мы простились с тобой на рассвете
Непогожего дня,
Ты за это двенадцатилетье
Не забыло ль меня?
 
 
Помнишь, девушку в платьице синем
Я сюда приводил?
В позапрошлом году на чужбине
Я ее схоронил.
 
 
Много верст пролегло между нами.
И в далеком краю
Я порой вспоминал со слезами
Тень и крону твою.
 
 
Много лет пролетело над нами
И воды утекло.
Обожгло нас недоброе пламя.
Но дотла не сожгло.
 

Перевел Н. Гребнев

ГЛУХОНЕМОЙ

 
Бьются реки осенней порой,
Соловьи заливаются летом.
Даль гремит.
                   Что он слышит, глухой?
Что, немой, он расскажет об этом?
 
 
Птичьих песен ему не понять,
Петушиного крика в селенье,
Той молитвы, которую мать
Шепчет, веря в его исцеленье.
 
 
Он своих не расскажет обид.
Утром в путь он уходит недальний,
В молчаливую кузню спешит,
У беззвучной стоит наковальни.
 
 
Разжигает он черную печь,
Поднимает свой молот сурово
И руками, обретшими речь,
Произносит заветное слово.
 
 
Я смотрел на работу его,
На широкие смуглые плечи.
Мне казалось – его мастерство
Обладало и слухом и речью.
 
 
Закалял он железо в огне,
И своими большими руками
Говорил он такое, что мне
Не сказать никакими словами.
 

Перевел Н. Гребнев

* * *

 
O, яблоки, созревшие в Мухоле,
Ваш цвет похож на цвет снегов весной.
Когда рассвет на полчаса, не боле,
Их красит красным цветом с желтизной.
 
 
О, зрелые плоды земли балкарской,
Познавши щедрость солнца и дождей.
Людей вы одаряете по-царски:
Их, зрелых, превращаете в детей.
 

Перевел Н. Гребнев

* * *

 
Большие поэты и реки большие!
Сравни их приметы – бескрайни их шири.
Хоть малые реки
В большие вольются.
Большие навеки
Собой остаются.
 
 
Большая река и великий поэт.
Есть сходство меж ними, различия нет.
Года пролетают,
Исток не скудеет,
Хоть русло петляет,
Река не мелеет.
 
 
С поэтами схожа большая река:
Теченье, волненье ее – на века.
Пусть грозы над нею
Гремят в исступленье.
Но громы сильнее —
Обильней теченье.
 
 
Великие реки, большие поэты.
Похожи их свойства, похожи приметы.
Реке, как на горе.
Уж путь недалек.
Но ближе до моря —
И шире поток.
 

Перевел Н. Гребнев

* * *

 
Я слово искал, перетряхивал снова
Свой скудный запас золотой.
Мечтал: подарю я тебе это слово,
Как влагу траве молодой.
 
 
Не тронул я словом тебя первозданным,
Ты тут же забыла о нем,
Бессильном, как дождь над простором песчаным,
Как снег над открытым огнем.
 

Перевел Н. Гребнев

* * *

 
Перед собою не в лесу ли
Кабаньи видел я клыки
И звездные глаза косули
С полночным отблеском тоски?
 
 
Перед клыками не робел я,
С душой горячей, как июль,
И, полный трепета, смотрел я
В библейские глаза косуль.
 

Перевел Я. Козловский

* * *

 
Новый год, как с добычей охотник,
В белой бурке спускается с гор,
И во многих квартирах сегодня
Вспыхнет елки зеленый костер.
 
 
Снег летит, снег летит,
                                   и воочью
Вижу поле далекое я,
Где встает новогоднею ночью
В наступление рота моя.
 
 
Ах, как молоды мы еще, кстати,
Батальонный у нас тамада.
Кровь багрит белоснежную скатерть,
И падучая блещет звезда.
 
 
Новый год постучался в ворота,—
Что ж я плачу, смешной человек?..
…Все идет в наступление рота,
И ложится ей под ноги снег.
 

Перевел Я. Козловский

* * *

 
Не знаю, был ли хлеба я достоин,
Того, что ел всегда и ем сейчас.
Был чист ли я перед землей родною,
Где этот хлеб был выращен для нас.
 
 
Длинна ль – не знаю – жизни нашей повесть?
Но я хочу, чтоб и в последний час
Моя, друзья, чиста была бы совесть,
Как хлеб, которым угощаю вас.
 

Перевел Н. Гребнев

* * *

 
Весны я не встречу однажды,
Нисколько о том не скорбя,
И в зной не почувствую жажды,
В ручье не увижу себя.
 
 
Забуду о всех своих ранах
И с вечера до петухов
В ущелье о белых платанах
Шептать я не буду стихов.
 
 
И мне не услышать в ауле
Отзывчивой тонкой струны,
Ножом из арбуза в июле
Не вырезать красной луны.
 
 
Не встречу я первого снега
И с черной папахи своей
Морозного белого меха
Стряхнуть не смогу у дверей.
 
 
Забуду я, стар или молод,
Не будет ни ночи, ни дня,
И в самый убийственный холод
Присесть не смогу у огня.
 
 
Окажется, что не навеки
Мне были так щедро даны
И солнце, и тучи, и реки,
И добрые руки жены.
 
 
Я, преданный горным вершинам,
Обнять не смогу вышины…
Живые по этим причинам
Оплакивать мертвых должны.
 

Перевел Я. Козловский

* * *

 
Ты камнем стал. Я не храбрюсь,
И мой придет черед
Лежать, не различать на вкус
Земную соль и мед.
 
 
Намочит вешний дождь траву.
Ударит в небе гром,
Нам ни во сне, ни наяву
Не мокнуть под дождем.
 
 
Мы матерей забудем, друг,
И смех детей в саду.
Прикосновенье женских рук,
Дававших нам еду.
 
 
Но что мы сделаем за век,
То смерти избежит.
Хоть на горе и тает снег,
Сама гора стоит.
 

Перевел Н. Гребнев

* * *

 
Одиночество я ненавижу,
Без людей кляну я жизнь мою.
Если долго я людей не вижу,—
Словно от работы устаю.
 
 
Горец у друзей огня попросит,
Если у него темно в золе,
Спутника в горах в беде не бросит,
Если тот повиснет на скале.
 
 
Вот и я, чтоб стало мне светлее,
У людей огонь беру всегда.
Без людей дорога тяжелее,
А с людьми – беда мне не беда!
 
 
Знаю, дней моих близка граница,
А за ней – черед иных годин.
Время будет бесконечно длиться.
Только я – один, всегда один.
 
 
Нет, поймите боль мою глухую,—
Одному в земле сырой лежать:
С другом никогда не потолкую
И врага не встречу я опять!
 

Перевел С. Липкин

ЛЮДЯМ НУЖНА РАДОСТЬ!

 
Людям нужна радость, как дереву листья,
Как почва зерну. И, глядя в пути на звезды,
Люди вдыхают воздух ночной душистый
И ощущают счастье, вдыхая воздух.
 
 
Людям нужна радость. В плясках, в танцах
Они высекают ее, как огонь высекают,
Даже на скорбных путях, после долгих странствий,
Веселиться на праздниках все же не отвыкают.
 
 
Людям нужна радость. Они заставляют
Петь камень, дерево, снег и все на свете.
Чтоб вырвать радость, они в боях погибают,
Хоть плачут матери после и ждут их дети.
 
 
Я говорил о горе. Но мне известно,
Что только в радости – жизни прелесть и святость.
В тяжелые дни я тоже с вами был вместе,
Лежал на снегу – был ранен в бою за радость.
 
 
Людям нужна радость, как горам нужна высота их,
Людям нужна радость, как небо, хлеб и дорога.
Люди стремятся к радости, горе и боль отметая,
Людям нужна радость, много радости, много!
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Жизнь моя! Быть может, ливнем ты была —
Так же яростна, свежа, быстра, светла,
Поливала так подсолнух и хлеба?
Может, вправду ливнем быть – моя судьба?
 
 
Ну, а может, ты – спокойный снегопад?
Над горами нити снежные висят.
Он засыпал все поля, как белый сон,
И детей теперь катает с горки он.
 
 
Снегом шла ты и шумела, ливнем мчась,
Быстрой речкой с гор высоких ты неслась,
И чинарой ты стояла в жаркий день,
На дорогу и дворы бросая тень.
 
 
Будь чем хочешь – только будь всегда живой,
Только жизнью будь, останься лишь собой!
Будь чинарой иль рекой – не в этом суть,—
Только будь всегда богатой, щедрой будь!
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Разве всегда мне смотреть, как сегодня, на вас,
Наши холмы, что от снега вчера побелели?
Разве всегда буду в сумерках я, как сейчас,
Этой дорогой бродить – размышляя, без цели?
 
 
Разве всегда буду в дождь на чинары смотреть
Так, как теперь, – удивляясь листве их зеленой?
Разве всегда для меня будут так же гореть
Эти кусты барбариса, одевшие склоны?
 
 
Нет. Оттого мне и дороги снег и листва,
Вся эта жизнь… Я ведь знаю: расстанусь я с нею.
Вы говорите, что старые это слова?
Как там они ни стары, смерть гораздо старее!..
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Неужели красота должна быть злой?
Град красивый, но взгляните за ограду —
Что осталось от плодов там после града!
Неужели красота должна быть злой?
 
 
Цвет змеи и розы цвет совсем не схожи.
И не зря, не зря дано различье им.
Если б вышло, что они одно и то же,
Я б хотел тогда не видеть, стать слепым!
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Белозубым мальчишкой с порога победно глядят,
Улыбаясь мне, радости все, пережитые мною.
А со мной скорбной женщиной в траурной шали сидят
Пережитые горести и не дают мне покоя.
 
 
На сухом и нетесаном камне уселись они,
Как в ауле любила сидеть с матерями другими
Моя мать… И сидят, и молчат, и проходят так дни.
Я давно пережил их, но все не расстанусь я с ними…
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Ты не ел того хлеба невзгод и нужды,
Что давала судьба мне так щедро, так часто.
Потому и заносчивым сделался ты,
Что ни разу в твой дом не входило несчастье.
 
 
Черный хлеб и беда учат многому нас,
С ними часто становятся люди мудрее.
Жизнь далась мне не очень легко. Но сейчас
Я об этом, по правде сказать, не жалею.
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Уснуло ущелье ночное.
Чернея в нем, речка журчит.
Как буйвол, под темной скалою
Чернеющий камень лежит.
 
 
Так судьбы родного народа
Бывали черны ни с чего.
Но черной и в черные годы
Не стала душа у него!..
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Защелкали волки клыками, взрывая
Притихшую ночь! Как из прошлых веков,
Доносится это. Про все забывая,
Я слушаю щелканье волчьих клыков.
 
 
Но голос отцов мне твердит, возникая
То ль в сердце моем, то ль в глубинах земли:
– Ведь щелкали волки и раньше клыками,
Мы ж все-таки шли. Через пропасти шли!..
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Я помню: и снег был черный
Так день этот был тяжел.
И, с болью борясь упорно,
Шатаясь от ран, я шел.
 
 
Вокруг меня лес горел,
Казалось, я сгину скоро!..
Но я и тогда смотрел
На жизнь как на белую гору.
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Я люблю самоотверженность и смелость тура,
Что стоит в карауле, возвышаясь над стадом.
Ловит запахи ветра, хоть и знает, что дуло,
Наведенное в сердце, может прятаться рядом.
 
 
Если близок охотник – быть спасенья не может:
Стоит на утесе совершенно открыто.
Да, он знает, что пуля его первым уложит,
Но спасется все стадо, – потому и стоит он.
 
 
С высоты озирает он деревья и камни,
А заметит охотника – он не зря в карауле:
Бьет тревогу он, прыгает, ударяясь рогами
О скалу из гранита, – и уходит от пули.
 
 
Если гибнуть, так гибнуть от скалы, от паденья,
Не от вражеской пули, не от злого прицела!
Издает оглушительный свист и в то же мгновенье
На рога свои крепкие в пропасть прыгает смело.
 
 
А потом поднимается и идет, невредимый!
…В красоте и свободе тоже мощь есть такая:
Пусть теснят их подчас – они непобедимы,
Смело прыгают в пропасти и не погибают.
 

Перевел Н. Коржавин

ВРЕМЯ

 
Твои мне на заре алели розы,
Они светили ярко, как любовь.
Я на твоих штыках в ночи морозной
Замерзшую – сквозь иней – видел кровь.
 
 
Все пули, что в твои попали крылья,
У нас в сердцах застряли – в глубине.
Снега равнин мы кровью обагрили.
Горели мы не раз в твоем огне.
 
 
Порой ты спотыкалось, и с тобою
Мы спотыкались тоже в трудный час.
Ты горький яд давало нам порою,
Но все же знамя красное для нас
 
 
Осталось тем же. Мы не забывали,
Что цвет его – цвет зорь грядущих дней,
И, падая, его не отдавали
Своим врагам, врагам судьбы твоей.
 
 
Зря без отцов детей ты оставляло.
Но дети подросли, и вышли в бой,
И погибали, снег глотая талый,
Презрев обиду и гордясь тобой.
 
 
Твоей неправоты мы знали силу.
Но в горький час – сыны своей земли —
Мы были с нею, зданья возводили,
Растили виноград и скот пасли.
 
 
Дорога к счастью через кровь и грозы
Всегда вела. Жизнь вовсе не проста:
Ей часто служат вместе меч и роза,
И будущим живет она всегда.
 
 
Плоды и мед ты, время, мне давало,
Но часто пил я горечи вино.
Твоя мне копоть поры забивала —
Твои рассветы видел все равно.
 
 
Пусть часто было трудно нам с тобою,
Вершиной ты касаешься небес.
Частица леса – дерево лесное.
Я – дерево твое, ты ж, время, – лес.
 
 
Ломает буря дерево, но все же
Растут деревья, снова зелены,
Нет, зимним бурям лес не уничтожить,
Он все равно, качаясь, ждет весны.
 
 
Но гибнуть больно дереву живому
И речке тоже грустно высыхать,
Хоть без нее хватает водоемов,
Ей хочется самой журчать, сверкать.
 
 
Ты, время, созидаешь неустанно.
На грозы и цветы твои смотрю
И, забывая штыковые раны,
Грядущих дней приветствую зарю.
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Как скучно б стало жить, когда б моря и горы
Исчезли вдруг совсем, навек, с лица земли
И не было б у нас ни синего простора,
Ни этих гордых гор, белеющих вдали.
 
 
Нет, если б даже мы о них не знали, все же
Мы б отыскали их – я верю – все равно.
Шумите же, моря, – на небо вы похожи!
Белейте, гребни гор, как вам белеть дано!
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
В аплодисментах ли артиста счастье?
Нет. Если зал в одно соединен
Судьбой Отелло, зал над ним не властен.
Не до похвал. Отелло – это он.
 
 
Он видит только ширь большого моря,
Блеск нестерпимый горестного дня,
Когда со всей землей он был в раздоре.
Он только-только вышел из огня…
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Да, раны, нанесенные любовью,
И раны, нанесенные войной,
Болят равно, равно нам стоят крови
И жгут нам сердце жгучестью одной.
 
 
Ведь нам, еще когда вошли мы в силу,
Чтоб научились радость мы беречь,
С цветами вместе юность меч вручила,
И это наша жизнь – цветы и меч.
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Сожженной Хиросимы горький дым
Проник в мой дом, и я опять страдаю.
И дым Освенцима ползет за ним.
Чернеет он, мне душу угнетая.
 
 
Земля – нам дом родной, единый дом.
Когда в нем праздник, я его участник.
Смеюсь, пляшу – все ходит ходуном.
Но если в нем несчастье, я несчастен.
 
 
Мы все – ограда дома. Силой всех
Он устоять способен в наше время.
Кто это сердцем понял – Человек:
Пить может из одной реки со всеми.
 
 
На праздниках твоих пляшу я всласть,
Дом, где я рос, – земля моя большая.
Но в день беды готов я мертвым пасть,
Пасть, твой порог врагу не уступая.
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Зловещие слова – Майданек, Бухенвал,
Освенцим – пахнут кровью и сегодня,
В них о погибших тяжкая печаль.
Она ничуть с годами не проходит.
 
 
Я в шуме ветра слышу песнь о ней,
Когда он вдоль ущелья пролетает.
Ждут матери поныне сыновей —
То по ночам для них ветра рыдают.
 
 
Майданек, Бухенвальд все снятся нам,
Как сжечь язык – слова промолвить эти,
Как будто там, убит, упал я сам,
У проволоки ржавой на рассвете.
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
На горы выпал первый снег.
О, если б так ты мог прислать
Весть о себе! Но вести нет,
И ждет ее годами мать.
 
 
Как весть горам, был в эту ночь
Снег, первый снег за этот год.
За ночью ночь уходит прочь,
Весть о тебе так не придет.
 
 
Ты – там, где не гремит гроза,
Где снег вовеки не пойдет.
Жестокость ясные глаза
Твои закрыла. Мать все ждет.
 
 
Шел ночью снег. О, если б так
Весть о себе ты мог прислать!
Но затерялась весть в годах,
И ждет ее все время мать.
 
 
О, мысли горькие о тех,
Кто не вернулся в отчий дом!
О них ли весть внезапный снег?
Нам не узнать вовек о том!
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
Моря и океаны. Я немало
О них узнал. Они, как жизнь, мощны.
Их мать моя ни разу не видала,
А я люблю их, мне они нужны.
 
 
Но речка, что скалу насквозь пробила,—
Она мне удивительней стократ:
Ведь из нее веками предки пили,
И каждый был воде прозрачной рад.
 
 
Мой детский лепет повторяя странно,
Она несется вниз, шумит, поет.
И вижу я моря и океаны,
Когда смотрю в теснине на нее…
 

Перевел Н. Коржавин

НОЧЬ И РАССВЕТ

1

 
Днем вижу платаны и слышу веселый
Плеск речки. И вновь мои мысли ясны.
Днем вижу я зданья, где жить новоселам,
А ночью мне снятся кровавые сны.
 
 
А ночью – война, мое мертвое тело,
И мать в черной шали рыдает по мне
В ауле. Я ж, холм обхватив обгорелый,
Лежу. Не вернусь я – погиб на войне.
 
 
Днем радуюсь белым Эльбруса вершинам
И девушкам, чьи так улыбки нежны,
И книгам, и школьным товарищам сына,
А ночью я вижу кровавые сны.
 
 
А ночью опять генеральские лица
И стрелки на картах. Проснусь… И опять
Мне снятся бездомные люди, мне снится,
Что некому мертвых земле предавать!..
 

2

 
Рассвет. Выбегаю, себя забывая:
Все живо – деревья, дома и цветы!
На небо смотрю – облака проплывают.
Жизнь, ты не сгорела, в цветении ты!
 
 
Рассвет. Все светлей небеса над домами.
Все – школы, кино – как всегда, как вчера.
А ночью тревожно: враг снится и пламя,
В котором сгорает большая гора.
 
 
Поэт, ты тревожней душой, чем другие.
О Пушкин! Твой стих так просторен, богат.
Мне нравятся неба тона голубые,
Неужто их в черную пыль превратят!
 
 
Рассвет. О земля! Если ласточка-птица
Сломает крыло, боль и то так остра!
Рассвет. Он повсюду, он в окна стучится.
Вновь, радуя сердце, белеет гора!..
 

Перевел Н. Коржавин

* * *

 
«Право же, трудно и мне»,—
Раненый камень об этом
С кем говорил в тишине?
С сумраком, что ли, с рассветом?
 
 
Мне ли помог в этот миг,
Раненый и одинокий?
Камня язык я постиг,
Камня я понял уроки!
 
 
«Вынес я все в трудный час»,—
Камня услышал я слово,
И по земле своей снова
Шел я, у камня учась…
 

Перевел С. Липкин

* * *

 
«Растет ребенок плача» – есть пословица.
Но если плач ребенка слышу вдруг,
Так больно сердцу моему становится,
Как будто горы в трауре вокруг.
 
 
Я помню, как детей беда военная
Гнала в крови, средь выжженных путей.
Мне кажется: рыдает вся вселенная,—
Когда я слышу плачущих детей.
 

Перевел С. Липкин

ВОСПОМИНАНИЯ

 
Да, у меня воспоминаний много.
Они – как ливень, что стучит в стекло.
Какая ими пройдена дорога?
Откуда их сегодня принесло?
 
 
Да, много у меня воспоминаний.
Они – как книга, что держу в руках,
Как журавли – мои односельчане.
Что скрылись над аулом в облаках.
 
 
Их много. Вот на ослике впервые
Проехал я. Вот в речке голубой
Ловлю форелей слитки дорогие.
Вот день, когда вступил я в первый бой.
 
 
И женщин голоса, глаза и лица,
И добрые и злые. И снега.
И смерть друзей в боях. И вьюга злится
И горько тлеет пепел очага.
Еврейка-девочка живьем зарыта
Фашистами в могилу. Но глаза
Открыты. И трава росой облита.
О, эта с кровью слитая роса!
 
 
Мои воспоминания. Раскрою
Их, словно книгу. Вот мои дела,
Дурные – и хорошие порою:
Не ангельскою плоть моя была.
 
 
Не я, а жизнь писала эту книгу,—
Как нужно было жизни, а не мне.
Здесь вечно всё и всё подвластно мигу,
Здесь ночи и рассветы в тишине.
 
 
Здесь горечь смерти. Бытия услада.
С чего воспоминания начать?
Так поступать велела жизнь. Так надо.
На всем – ее рука, ее печать.
 
 
Припомню ли ту ночь, когда впервые
Я с девушкой пошел на свет луны?
Припомню ли дороги фронтовые.
Когда, израненный, пришел с войны?
 
 
Но матери, что так была нужна мне,
Я дома не нашел. Огонь погас
В отцовском очаге. Я сел на камни
Немые и заплакал. Был приказ,—
 
 
Нет матери, соседей нет в селенье,
Вдали, в степях, мне близкие сердца.
И я себе казался в то мгновенье
Надгробьем над могилою отца.
 
 
И снова иногда я каменею,
Как вспомню обезлюдевший аул,—
Как будто черною бедой моею
Снег, белый снег там, за окном, блеснул!
 
 
Я принял все, что принесло мне время,
И вместе с временем я шел вперед.
Другим на плечи не взвалил я бремя,
Я ночью знал, что день взойдет, взойдет!
 

Перевел С. Липкин

* * *

 
В мой легкий день я буду вспоминать
Пиры, где я плясал, и песен звуки.
В мой трудный день я буду вспоминать
Твое лицо и руки.
 
 
В мой легкий день я буду вспоминать
Вином пиров наполненные чаши.
В мой трудный день я вспомню только мать
И горы, горы наши.
 

Перевел С. Липкин

* * *

 
Всегда, мой друг, наглядна высота.
Она – как жизнь. И видишь утром рано:
Одна вершина светом залита,
Другая – в сизом мареве тумана.
 
 
Бок о бок кружат по одной горе
Печаль и радость – вечные тропинки.
Справляют на одном дворе поминки,
Играют свадьбу на другом дворе.
 
 
Зеленая и желтая трава,
Мед и полынь, затишие и грозы.
Исчез бы смех, когда б исчезли слезы.
Жизнь по своей природе такова.
 

Перевел Я. Козловский

* * *

 
Следы ранений на камнях видны,
А в душах человеческих – сокрыты.
Своей не замечаем мы вины,
А в грех чужой стреляем, как джигиты.
 
 
Скалы холодной раненую грудь
Бинтуют предрассветные туманы.
Когда б ты смог мне в душу заглянуть,
Еще одной не наносил бы раны.
 

Перевел Я. Козловский

* * *

 
Когда глядите сквозь листву ольхи
Вы, лежа на спине у самой речки,
То кажется, что небо постирали
И, подсинив, повесили сушить.
 
 
Но если вы прищуритесь, то сразу
Оно и синим станет и зеленым,
Как мальчика счастливого глаза,
Которому в реке по пояс солнце.
 
 
Я сквозь листву ольхи гляжу на небо.
Зеленое оно и голубое.
Мне хорошо от мысли, что таким
Его увидят и мои потомки.
 

Перевел Я. Козловский

* * *

 
Качаешь ты грустно гнездо позабытое,
Бьет тебя ветер, как будто клюкой.
Дерево, дерево, снегом покрытое,
Как ты стоишь в крутоверти такой?
 
 
Как выживаешь ты в пору студеную?
Все от колючего снега бело. —
Мысленно буйную шапку зеленую
Я надеваю, когда тяжело!
 

Перевел Я. Козловский