Текст книги "За глянцевым фасадом"

Автор книги: Катрин Панколь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

IX

К концу 1961 года Джеки уже не просто молодая жена знаменитости: она сама – знаменитость, муж которой занимает пост президента Соединенных Штатов Америки.

Все началось в Париже. Тридцать первого мая 1961 года Джон и Жаклин Кеннеди прибывают в столицу Франции с официальным визитом. По приказу президента де Голля, когда они сходят с трапа самолета, их приветствуют салютом в сто один залп. И с этого момента звездой франко-американской встречи на высшем уровне становится Жаклин. Парижане смотрят только на нее. По пути от аэропорта Орли в Париж висят плакаты, прославляющие ее красоту, люди, выстроившиеся у обочины, скандируют: «Джеки, Джеки!» И Жаклин чувствует себя королевой, вернувшейся в свои владения. В Париже прошел самый счастливый период ее жизни. В Париже она (тайком!) заказывает себе платья и зачитывается французской литературой. Парижские улицы, кафе, музеи… Париж, Париж! У Джона Кеннеди возникает ощущение, что он тут едва ли не лишний. «Здравствуйте, я – сопровождающий Джеки!» – шутит он. Действительно, она в центре внимания. Французы, обычно склонные к критике, не смогли устоять перед ее очарованием. Судьба подает ей знак: в 1951 году Париж даровал ей свободу и независимость, а сейчас, десять лет спустя, Париж признал ее своей королевой.

Генерал де Голль – не большой поклонник американского президента, которого сравнивает с учеником парикмахера: «Он прилизывает проблемы, вместо того чтобы распутывать их». Другое дело – Джеки с ее искрящимся взглядом. Она доверительно сообщает де Голлю, что читала его мемуары. Причем по-французски! Генерал приосанивается и снимает очки. Джеки не только с блеском выполнит представительскую функцию, она сыграет роль посредника между двумя президентами, которым будет нелегко договориться друг с другом.

Ее туалеты, ее прически, улыбка, неповторимый стиль настолько пришлись по душе парижанам, что они готовы назвать ее своей соотечественницей. Генерал де Голль, редко делившийся впечатлениями, описывает ее как «очаровательную, восхитительную женщину с необыкновенными глазами и чудесными волосами». Они беседуют, и выясняется, что с ней можно говорить обо всем. О поэзии, об искусстве, об истории. «Ваша жена знает историю Франции лучше, чем большинство француженок, – шепчет он на ухо Джону». «И большинство французов», – не без ехидства замечает Джон.

Позднее де Голль будет говорить о Джеки с Андре Мальро. В книге «Веревка и мыши» Мальро пересказывает свою беседу с генералом, вернувшимся из Вашингтона с похорон Кеннеди.

«– Вы говорили мне о мадам Кеннеди, – напомнил Мальро. – Я вам сказал: «Она выполнила очень непростую задачу: не вмешиваясь в политику, создала мужу репутацию мецената, которую тот не смог бы приобрести без ее помощи: этот ужин с полсотней лауреатов Нобелевской премии…

– И ужин в вашу честь…

– …Все это – ее заслуга».

Но вы добавили: – «Она храбрая женщина и прекрасно воспитана. Что касается ее дальнейшей судьбы, то вы ошибаетесь: это звезда, и в будущем я вижу ее на яхте миллионера-судовладельца».

– Неужели я так сказал? Надо же… Вообще-то я думал, что она скорее выйдет замуж за Сартра. Или за вас!

– А помните плакаты, которые несли демонстранты на Кубе? «Кеннеди – нет, Джеки – да!»?

– Шарль, – вмешалась мадам де Голль, – а если бы мы с тобой поехали на Кубу, там ходили бы с плакатами «Де Голль – нет, Ивонна – да!»?»

Между Джеки и Мальро завязывается долгая, тесная дружба. Она принимает его в Белом доме, дает ужины в его честь. Она очарована выдающимся умом писателя. А он восхищен ее красотой и обаянием. Общаться с ним для нее – удовольствие. Можно высказаться обо всем, а главное, послушать. Он процитирует ей афоризмы генерала, навсегда запечатлевшиеся в его памяти. «Во Франции редко убивали королей… Да, но каждый раз это были короли, которые хотели сплотить французов…», «Самое ужасное несчастье со временем изнашивается», «Во всякой скромности есть изрядная доля трусости». Или фразу, которая могла стать для нее утешением: «Иллюзия счастья – это для кретинов!» Мальро рассказывает ей о своем грандиозном проекте: отчистить фасады всех парижских домов, и о критике, которая обрушилась на него по этому поводу. Он предлагает встретиться во время его следующего визита в Вашингтон, и Джеки обещает: она все бросит, чтобы повидаться с ним, они вдвоем осмотрят городские музеи, и он подробно расскажет ей о каждой картине…

Он сдержит слово. Джеки – тоже. Она отложит все дела, и они с Мальро будут прогуливаться по Национальной галерее. Он произносит фразы вроде следующей: «Художники выдумывают мечту, а женщины становятся ее воплощением» или, глядя на нее: «Нет ничего таинственнее, чем превращение чьей-то биографии в легенду». Джеки слушает его с благоговением. Он помогает ей вновь ощутить скрытую в ней силу, и она благодарна ему.

Именно этого ей больше всего недостает в жизни: встреч с людьми выдающегося ума, встреч, которые обогащали бы и развивали ее. Некоторые американские журналисты обвиняют ее в снобизме, чрезмерном интеллектуализме, претенциозности. Но все гораздо проще: у нее пытливый ум, изголодавшийся по знаниям. Ее самое любимое занятие – учиться.

Во Франции она как у себя дома. Там она охотно посещает детские ясли, чего никогда не делает в Америке. И каждый раз огромная толпа, собравшаяся на улице, кричит: «Да здравствует Джеки-и-и!» В скромном автомобиле, инкогнито, она проезжает по местам, где любила гулять в студенческие годы. Когда она попадает в Версаль, от этого зрелища у нее перехватывает дыхание. В Зеркальной галерее она восторгается: «Это же рай! Это превосходит всякое воображение!» – и заносит в блокнот возникшие у нее идеи по реставрации Белого дома. Даже Джон потрясен увиденным. «Надо как-то переоформить Белый дом, – говорит он. – Не могу пока сказать, как именно, но об этом надо будет подумать». Джеки прилежно все записывает. Она обращает внимание на ткань версальских драпировок, форму столовых приборов, порядок подачи блюд, грациозные и бесшумные движения метрдотелей. И дает себе слово: привить эти многовековые традиции в Белом доме. При Пятой республике она в полной мере ощутила себя маркизой XVIII века.

Повсюду в Европе президентскую чету встречают с воодушевлением. Из Парижа они вылетают в Вену, где Кеннеди должен встретиться с Хрущевым (это происходит вскоре после инцидента в заливе Кочинос). И снова толпа скандирует: «Джеки, Джеки!» Хрущев поворачивается к ней: «Похоже, вы им понравились!» Если официальные переговоры между Хрущевым и Кеннеди идут со скрипом, с Джеки у советского лидера складываются наилучшие отношения. Он находит ее «изысканной», обещает прислать ей собаку, побывавшую в космосе (и выполнит обещание), и, когда его спрашивают, согласен ли он сфотографироваться вместе с Кеннеди, отвечает, что предпочел бы сфотографироваться с его супругой! Затем – Лондон, где Кеннеди, опустошенный и подавленный после переговоров с Хрущевым, всю ночь обсуждает с советниками создавшееся положение. А Джеки тем временем пишет де Голлю длинное письмо, в котором благодарит его за то, что он превратил ее поездку в Париж в волшебную сказку. Письмо так и не будет отправлено: ей дадут понять, что женщина, обращаясь к главе государства, не должна называть его «мой генерал». Следует найти более почтительную формулировку. Если так, отвечает Джеки, лучше послать официальное письмо, в котором уж точно не будет ни погрешностей вкуса, ни нарушений этикета; и теряет к этому интерес. Чудесное путешествие закончилось, от ее воодушевления не осталось и следа, она снова тоскует и злится.

После поездки в Европу Кеннеди начинает смотреть на жену другими глазами. Словно видит ее впервые. Пораженный тем впечатлением, которое она произвела в Париже, очарованный ее царственной грацией, этот вечно спешащий, привыкший к легким победам мужчина понимает, что недооценил собственную жену. Теперь он все чаще к ней прислушивается. Учитывает ее мнение по вопросам большой политики, использует ее редкую наблюдательность. Она даже выполняет роль посредника между ним и теми людьми, к кому он не может найти подход или с кем ему неприятно встречаться.

Джеки начала свою карьеру Первой Леди как оформитель интерьеров и законодательница мод. Теперь она все больше интересуется проблемами страны. «В конце концов, – говорит она Дж. Б. Уэсту, – ведь я миссис Кеннеди, я Первая Леди…» Как будто осознала это только сейчас. Как будто ее недовольство жизнью вдруг куда-то исчезло и поездка в Европу помогла понять, какие в ней кроются возможности. Она уже не манекен для роскошных туалетов и не оформитель. Она существует сама по себе. И Джон ей больше не нужен. Она обладает умом – это открытие приводит ее в восторг. Ее стали принимать всерьез. И она обнаруживает, что изменившееся отношение к ней делает ее сильнее, что у нее вырастают крылья. Как многие слишком красивые женщины, она долго считала себя глупой. Неуверенность в себе она компенсировала внешним лоском – тут легко было добиться совершенства.

«Она всегда поддерживала умеренных, а не экстремистов, поэтому ее прозвали «либерал из Белого дома», – вспоминает один политический обозреватель. – И президент позаимствовал у нее немало идей».

В 1960 году, в разгар предвыборной кампании, она узнала, что небольшая фабрика в Западной Виргинии, занимавшаяся производством хрустальных бокалов, испытывает серьезные трудности, и задумала: если они с Джоном попадут в Белый дом, она обязательно поможет этой фабрике. Она сдержала слово. Супруга новоизбранного президента потребовала, чтобы все хрустальные бокалы, которыми будут пользоваться в Белом доме, заказывались на этой фабрике. Когда один крупный промышленник, производивший хрусталь, предложил ей в подарок полный набор посуды, она отказалась. Сказала, что и впредь будет заказывать бокалы в Виргинии. «Если бы я могла, я разбивала бы их один за другим, лишь бы эта фабрика жила дальше!» Это ее способ вершить политику. Она хочет стать полезной людям, которые действительно нуждаются в помощи. Перед тем как оказаться в Белом доме, она, в силу происхождения и воспитания, имела весьма ограниченные познания о Соединенных Штатах. По-настоящему она узнала родную страну лишь во время президентской кампании, когда ездила с Джоном по маленьким захолустным американским городкам. Конечно, она не заглядывала в трущобы, подобно Эвите Перон, однако внимательно приглядывалась к тому, что встречалось на пути. Если это было ей интересно. Никакая сила не могла заставить Джеки сделать то, чего ей не хотелось. «Перед тем как я попала в Белый дом, мне перечислили массу вещей, которые я должна буду делать в качестве Первой Леди, но я не сделала ни одной из них!» И ее в очередной раз отругали за упущения, а добрых и полезных дел попросту не заметили.

Джон наконец научился понимать свою жену и начал поддерживать ее. Это подтверждает и Артур Шлезингер: «Президент Кеннеди в политике больше доверял мнению жены, чем принято думать. А у нее бывали очень здравые суждения, когда речь шла о социальных вопросах».

Она стала все больше интересоваться проблемами, которые приходится решать президенту США, рассказывает сэр Дэвид Ормсби Гор. Почти каждый день заказывала в Библиотеке Конгресса все новые документы, монографии, труды по истории, газетные вырезки, чтобы представить себе контекст исторических событий: так у нее созревали идеи и варианты решений, которые она предлагала мужу. Она занималась этим в надежде, что он станет делиться с ней своими размышлениями и своими неприятностями; в самом деле, неприятностей у него было больше, чем он мог предполагать. По некоторым вопросам у Джеки возникали споры с президентом, и нередко ей удавалось убедить его в своей правоте. Так, например, она убедила его отклонить слишком суровый, по ее мнению, закон Маккаррана об иммиграции. И уговорила подписать с Великобританией и Советским Союзом договор о запрещении ядерных испытаний. Кое-кто из окружения президента был против подписания договора, считая, что это вынудит Америку к неоправданным уступкам. Но Джеки сумела настоять на своем.

Она высказывалась за нормализацию отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Так, в 1963 году многие советники президента возражали против предложения продать СССР 150 миллионов бушелей пшеницы. Будучи тонким психологом, обладая безошибочным чутьем, позволявшим легко разгадывать закулисные махинации, она знала, на кого ей надавить и когда остановиться. Продажа пшеницы состоялась за полтора месяца до убийства президента».

Но Джеки предпочитает оставаться в тени и никогда не хвастает своими победами. Наоборот, она по-прежнему притворяется легкомысленной светской львицей, чтобы все заслуги приписывались Джону. Как мы помним, еще в юности Джеки представляла себя не звездой, а рабочим сцены…

Все ближайшие сотрудники Кеннеди признают, что Джеки играла важную политическую роль в Белом доме. Министр обороны Роберт Макнамара утверждает: «Джеки – одна из самых недооцененных женщин в нашей стране. Она обладает исключительной политической прозорливостью. Президент советовался с ней по многим вопросам. Между ними не бывало долгих и напряженных дискуссий, но она всегда была в курсе происходящего и высказывалась почти по каждому поводу». А вот слова генерала Клифтона, военного атташе президента: «Всякий раз, когда ситуация принимала характер кризиса, Кеннеди обращался за советом к жене. Вдвоем они обсуждали создавшееся положение. Она сообщала ему свое мнение не через помощников, а напрямую, поэтому о ее участии никто не знал».

Можно сказать, что теперь, в Белом доме, Джон влюбился в Джеки во второй раз. Его удивляет, умиляет это существо, в котором уживаются растерянная маленькая девочка и отважная воительница, эта женщина, такая мудрая, но такая ранимая, – хотя последнее она ухитряется скрывать. В последние месяцы своей супружеской жизни они становятся ближе друг другу. Во время политической миссии в Индии, куда Джеки отправляется одна по поручению президента, она выражает желание увидеть барельефы Черной пагоды в Конораке, в частности тот, где изображена «женщина совершенных форм, занимающаяся любовью с двумя чудовищными толстяками». Американские официальные лица, сопровождающие Джеки, приходят в ужас. Что подумают об этом визите? Допустимо ли, чтобы Первая Леди разглядывала порнографические скульптуры? Президенту отправляют телекс. Его ответ будет кратким: «А в чем проблема? По-вашему, она недостаточно взрослая?»

В начале 1963 года Джеки опять беременна. И решает прервать выполнение своих официальных обязанностей, чтобы не повредить ребенку. Седьмого августа у нее начинаются схватки, ее кладут в госпиталь и делают кесарево сечение. На свет появляется мальчик, которому дают имя Патрик Бувье Кеннеди. Патрик – в честь святого покровителя Ирландии, а Бувье – в память Блэк-Джека… А полное имя Кэролайн – Кэролайн Бувье Кеннеди. Джеки не забывает отца.

Увы, ребенку суждено прожить лишь три дня. Джеки в отчаянии. Но на этот раз Джон находится рядом с ней. Горе еще больше сблизит их. «Это ужасно, – рыдает Джеки, – но еще ужаснее было бы потерять тебя». Джеки долго будет вспоминать эти слова, сказанные всего за несколько месяцев до роковой поездки в Даллас, Джеки так плохо, что она не может присутствовать на похоронах сына, и Джон в одиночестве провожает сына в последний путь. Он кладет в крошечный гробик медальон с изображением святого Христофора, который Джеки подарила ему на свадьбу.

Двенадцатого сентября 1963 года они отмечают десятую годовщину свадьбы. Джеки, как всегда, скрывает свое горе, а Джон впервые в жизни решается выказать чувства на публике: он держит жену за руку. Близкий друг семьи Кеннеди вспоминает: «В тот вечер Джон подарил Джеки каталог нью-йоркского антиквара Дж. Дж. Клеймана и предложил выбрать любую вещь, какая ей понравится. Он прочитал весь каталог вслух. Цен он не называл, но всякий раз, дойдя до какой-нибудь дорогой вещицы, вздыхал: «Надо бы уговорить ее выбрать что-нибудь подешевле». Это было очень забавно. В итоге она выбрала очень скромный браслет. Сама она подарила мужу золотой медальон с изображением святого Христофора – взамен того, что он положил в гроб маленькому Патрику, и альбом в красном с золотом кожаном переплете: в альбоме были фотографии розария в парке Белого дома, – до переезда туда семьи Кеннеди и после».

Джеки продолжает играть видную роль в обществе, но это ее не радует. Она никак не может оправиться после смерти сына, ее одолевают мрачные мысли. Когда при ней называют имя мальчика, выдержка изменяет ей, и взять себя в руки удается не сразу. Младшая сестра Ли каждый день звонит ей из Европы. Однажды Ли предлагает Джеки отдохнуть на яхте вместе с ней и Аристотелем Онассисом. Младшая сестра Джеки после развода с первым мужем вышла за князя Станислава Радзивилла, а сейчас у нее связь с Онассисом. Ли твердо решила выйти за него замуж. Она рассказывает Онассису о том, что Джеки переживает трудный период, и он тут же отдает в распоряжение сестрам свою яхту «Кристина». Джеки будет его гостьей и сможет плавать по морю столько, сколько ей захочется. Сам он останется на берегу, чтобы не давать повода для сплетен.

Джеки сразу принимает приглашение, однако настаивает на том, чтобы Онассис сопровождал их. «Не могу же я пользоваться гостеприимством этого человека и требовать, чтобы его самого не было на борту. Это было бы слишком жестоко». Джон не в восторге от этой идеи. Он уже думает о переизбрании и считает, что Джеки вряд ли стоит показываться в обществе такого, по его мнению, сомнительного субъекта: это профессиональный плейбой, вдобавок – иностранец, аферист, у которого из-за его темных делишек не раз бывали проблемы с американским правосудием. «Джеки, ты хорошо понимаешь, что делаешь? Тебе известно, какая репутация у этого типа? Хватит с нас того, что твоя сестра открыто живет с ним…»

Но Джеки уже все решила. А если Джеки приняла решение, ничто не заставит ее передумать, – ни страх за политическое будущее Джона, ни давление, которое он оказывает на нее.

Путешествие на борту «Кристины» будет восхитительным и безмятежным. И не только потому, что «Кристина» – самое роскошное круизное судно в мире (длина корпуса – восемьдесят восемь метров, экипаж – шестьдесят человек, включая оркестр): ее владелец – один из самых живых и энергичных людей, каких она когда-либо встречала. Все здесь приводит ее в восторг: балы, красные розы и розовые гладиолусы, роскошь во всем, вплоть до мелочей. На борту имеется кабинет врача, салон красоты, кинозал, сорок два телефона, массажистка и две парикмахерши. Но главное, главное, на борту находится Ари.

«Онассис производил неизгладимое впечатление, – рассказывает один из его гостей. – Необычайно любезный (но не церемонный), прекрасно во всем разбиравшийся, он был в курсе всех мировых событий. При своих блестящих способностях он был еще и очень привлекателен. Отнюдь не красавец, но чрезвычайно обаятельный мужчина, умевший найти подход к любой женщине». Каждый вечер Джеки уединяется у себя в каюте, чтобы написать письмо любимому мужу. Они регулярно звонят друг другу. Почему Джеки вдруг стала такой сентиментальной? Чувствует себя в опасности? Всегда подозрительно, если женщина уверяет в своей любви, находясь вдали от любимого. Часто за этими пылкими признаниями скрывается какая-то тайна, смутное беспокойство или тоска. Так ведут себя, когда хотят успокоить кого-то – или самое себя. Когда хотят предотвратить надвигающуюся опасность…

Джеки очарована гостеприимным хозяином. Она жадно слушает рассказы Ари о его жизни, о молодых годах, когда он работал в Аргентине телефонистом за пятьдесят сантимов в час, о том, как он занялся торговлей табаком – и нажил миллионы, о том, как он открыл в себе призвание к морским торговым перевозкам, о женитьбе на дочери богатого греческого судовладельца, о долгом подъеме по социальной лестнице. Он вспоминает бабушку с ее восточной мудростью. Они беседуют наедине, на задней палубе яхты, глядя на падающие звезды. Она тоже рассказывает ему о себе, доверяет свои секреты. Он всегда готов ее выслушать. С этим мужчиной гораздо старше ее она чувствует себя защищенной. Ее всегда больше привлекали мужчины, не наделенные внешней красотой. Ари чем-то похож на пирата, на хитрого флибустьера, который много лет бороздил моря под флагами всех стран мира. Он удивляет ее, смешит, осыпает драгоценностями, подарками, оказывает всевозможные знаки внимания. Любая ее прихоть немедленно исполняется. И она снова становится маленькой девочкой, которая бегала по этажам нью-йоркских магазинов, в то время как отец ждал ее у кассы и подписывал чек на любую вещь, какую ей вздумалось купить. Здесь она далеко от удушающей атмосферы Вашингтона, от брюзгливых комментариев, которыми сопровождается каждый ее поступок; здесь она дышит полной грудью, забывает о недавнем горе, наслаждается свободой. Джеки так счастлива, что ей нет дела до нападок американских газетчиков, глубоко возмущенных тем, что она выглядит беззаботной и счастливой. Фотография, на которой она стоит в бикини на палубе «Кристины», появилась во всех газетах на первой полосе. «Прилично ли женщине, носящей траур, вести себя подобным образом?» – вопрошает автор редакционной статьи в «Бостон Глоб». Один конгрессмен на заседании Палаты заявляет, что Джеки проявила «безрассудство и бестактность, воспользовавшись гостеприимством и щедростью человека, который приводит в возмущение общественное мнение Америки». А ей все равно. Она наслаждается роскошью, объедается черной икрой, перебирает бриллианты, танцует. Забывает пережитое. И возвращается в Вашингтон в таком чудесном настроении, что даже соглашается сопровождать Джона во время официального визита в Техас, намеченного на ноябрь. Цель визита – улучшить имидж президента в глазах техасцев. А в ответственные моменты Джеки должна быть рядом с ним.

«Джону очень не хотелось ехать туда, – рассказывает один из его давних друзей, Лем Биллингс. – Можно ли осуждать его за это? Я хочу сказать: такому президенту, как Кеннеди, требовалось большое мужество, чтобы поехать в такой безумный город, как Даллас. Возможно, он что-то предчувствовал? Впрочем, вид у него был достаточно бодрый. «Джеки покажет этим техасским мужланам, что такое хороший вкус, – говорил он и весь сиял…»

«Во время избирательной кампании я поеду с тобой, куда захочешь», – обещала ему когда-то Джеки.

Она попросила только об одном: чтобы машина была закрытая, иначе пострадает ее прическа. Но он заказал машину с откидным верхом. «Если мы хотим, чтобы люди пришли на нас посмотреть, надо, чтобы они знали, где нас найти…»