Текст книги "Чудо для тебя"
Автор книги: Катерина Полянская (Фиалкина)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 17
Настя почти не дышала, пока ждала письма с фотографией. А вдруг Тагир – стареющий банкир или скучающий нескладный прыщавый программист, едва вышедший из подросткового возраста? Хотя нет. Сын у него есть. Но сыну может быть от нуля до тридцати. Увидеть собеседника – это все-таки решающий шаг. Настя чувствовала, что понравилась Тагиру. То есть фотография понравилась. Фу, совсем запуталась. Не важно. «Вам письмо». Летучая мышь почтовой программы замахала бэтменовскими крылышками. Фотография была очень качественной и яркой, умелой, если так можно сказать. Фотографировал профессионал или очень опытный любитель.
Мужчина на фото явно не позировал, просто был пойман удачный момент: объект небрежно прислонился к автомобилю, смотрит куда-то за плечо фотографу. Так снимают рекламу машин или мужских костюмов. Тагир вполне мог бы рекламировать и то и другое. Высокий, крепкий мужчина за тридцать, в дорогом и стильном летнем костюме, не официальном, а повседневном: светлый пиджак, брюки чуть темнее, но того же оттенка, расстегнутый ворот рубашки. Серебристая «ауди» создавала выгодный фон, и вообще весь пейзаж, попавший в объектив, говорил о прочном благосостоянии. Причем неуловимо чувствовалось, что все вокруг его, Тагира: машина, деревянный особняк, стриженая лужайка, гравиевая дорожка… Сам Тагир был безусловно красив, причем немного экзотичен и неуловимо холоден: чуть вьющиеся светло-русые волосы, еще не рыжие, но уже и не просто русые, оттенка меда или янтаря; рассеянный взгляд темных глаз, тяжеловатые веки, намекающие на капельку восточной крови; ровный загар – явно не дачного происхождения; чуть намеченный отстраняющий жест руки – тонкие пальцы, обручальное кольцо… Обручальное кольцо.
– Ты женат? – Стася не смогла удержаться. Какая глупость!
Собеседник помедлил с ответом. Неужели солжет?
– Я вдовец.
Вдовец. Не разведен, не одинок – а именно вдовец. Жестокая откровенность.
– Прости. – Как беспомощно это звучит, как нелепо.
– Уже не больно. – Настя смотрела на эти слова как завороженная, будто превратилась в ледышку.
Почему такая откровенность? Ему нечего скрывать или это все нереально, все вымышлено? Нет, не может быть. Он не солгал ей ни разу, она бы почувствовала. Иррациональная уверенность, почти глупость. Но она так чувствовала. «Уже не больно». Все ее личные проблемы и неприятности показались сразу такими глупыми: мелкие трения с мужем, какая-то пустота внутри. Вот истинная боль и абсолютная опустошенность: «уже не больно». Три слова, но вся жизнь. Молчание затягивалось.
– Прости, я не хотел тебя расстроить. – Строчки Тагира укололи иголочкой, вернули к реальности. – У тебя сегодня отличный день, не надо думать о моих горестях.
– Хорошо.
– Ты теперь большая начальница, власть – удивительное чувство.
– Меня это не прельщает. Я люблю свою работу, но не из-за власти, а из-за… ну, это как головоломка. Я неплохой аналитик, я люблю решать задачи, разбираться в мелочах. Я отличная «юная бухгалтерша».
– Сама себя не похвалишь – никто не похвалит, – улыбнулся Тагир. – Финансовыми директорами в двадцать шесть лет становятся только гениальные бухгалтерши.
– О возрасте – опять шпионские данные?
– Нет, в твоем дневнике об этом написано открытым текстом, никаких тайн.
– О! А сколько лет тебе, если не секрет?
– Мужчины возраст не скрывают: тридцать шесть скоро будет, возможно.
Странное построение фразы резануло глаз, но Настя не успела задуматься над этим: дверь библиотеки скрипнула, и вошел Ваня.
– Мы закончили партию, пойдешь спать? Или еще в Сети побродишь?
Покладистость мужа была просто удивительна, Настя даже слегка рассердилась: после разговора с Анечкой ее посетили смутные сомнения. Такие резкие изменения в характере Ивана выглядели все же странновато.
– Пожалуй, еще посижу. – Ей совсем не хотелось прерывать разговор с Тагиром. – Спокойной ночи.
Муж потоптался немного на пороге, но потом все-таки удалился. Может, стоило пойти с ним? Ерунда.
Настя взглянула на экран ноутбука: «Тагир вышел из чата». Ну вот, ушел не попрощавшись… Обидно. Ну ничего, ведь она еще не читала его Живой Журнал, а он ее дневник уже, видимо, изучил в подробностях. Что ж, приступим.
Читать чей-то Живой Журнал – это совсем не то, что заглядывать в чужие дневники. Не у всех хватает смелости вести электронный дневник в открытом режиме, многие пишут в режиме «только для себя», записи же, оставленные для всеобщего обозрения, как правило, или философские, или «за жизнь», или публицистические. Читать «за жизнь» иногда смешно, а иногда интересно – зависит от жизни. Кто-то описывает обеденное меню, кто-то шалости ребенка – простые житейские факты, почти безличные и псевдооткровенные. Философские записи часто весьма претенциозны и манерны, местами провокационны. Публицистика же весьма злободневна и широко обсуждается.
Чей-то дневник – просто летопись мелких повседневных событий, чей-то – смесь философии и некоторой показушности, для кого-то ЖЖ – трибуна для громких заявлений. Самыми же интересными в ЖЖ становятся те, где хозяин просто ведет дневник – так, словно пишет для себя в толстой тетради: здесь есть и события, и рассуждения, и чувства, и мораль. Только вот степень откровенности у всех разная. Кто-то пишет на публику, кто-то – только для себя, а кто-то – так, будто просто пишет автобиографию: откровенно, но так, что читать его очень интересно, это затягивает, хочется узнать человека поближе, хочется понять.
Дневник Тагира был именно таким: автобиографичным и ярким. Отличный слог, виртуозное жонглирование словами, юмор и печаль, хорошие фотографии. Настоящая жизнь интересной и многогранной личности. Все аккуратненько разложено по полочкам, разнесено по раздельчикам… красота, да и только. Бухгалтерская упорядоченная сущность Стаси восхитилась такой аккуратностью и тягой к порядку и классификации.
Вот интересно, что лежит в разделе «Агрегация словесного творчества»?Нет, все не так просто, выпало еще одно меню: «Обламедия», «Названия», «Иное»и «В одно слово».Интересно… Человек явно имеет отношение к журналистике, рекламе или пиару. Словесные упражнения были меткими, просто гомерически смешными. Вот, допустим, раздел «Обламедия»:
Магазин детского питания «Сделай Ам!»
Новинка: представляем новый, красный томат с запахом и вкусом помидора!
Настя постаралась не смеяться слишком громко. Непонятно, чего больше в этих фразах: ехидства или нестандартного взгляда на мир.
«Названия»:
Институт заскоковедения.
Творец пионеров.
Господи, ничего святого, абсолютно. Даже пионеров обидел…
Афоризм: «Когда в человеке много изюминок, то очень даже может быть, что он – просто булка с изюмом и цена ему – рупь!»Станислав Ежи Лец просто, а ведь это оригинальные высказывания реального человека, а не какого-то классика. Даже если представить, что все эти сотни перлов и словотворчеств придумывались в течение многих лет, все равно видно, что Тагира гениально-креативное настроение посещает чуть ли не ежеминутно. «Грамматика – наука о взвешивании». «Догма – мамина собака». «Частокол – злой преподаватель».
Настя почувствовала, что следующие несколько дней многие слова для нее будут иметь совсем непривычное значение.
Еще несколько кликов мышкой – и рифмованные строки:
Двух крокодилов молодых
Давил на «вольве» юный псих…
Жутенькие зарисовки из новорусских сафари в духе Гумилевского:
Вот девушка с газельими глазами
Выходит замуж за американца,
Зачем Колумб Америку открыл?..
Или вот, смешно и грустно, из студенческого:
Как-то раз, вместо нарзана,
Выпил водки два стакана…
Вот такой рассеянный с улицы Бассейной.
Настя поняла, что хихикает уже совсем неприлично, и что эти богатства надо читать с чувством, с толком, с расстановкой, мелкими дозами, поэтому сохранила эти странички, откуда успела прочитать лишь малую толику, в файл с названием вполне в духе содержимого: «Словощехранилище». Сама придумала, только что. Странно на нее этот Тагир действует.
Непосредственно до дневника она так и не успела добраться, покопалась только в избранном, да и то частично: хоть спать и совсем не хотелось, но идти в постель пришлось, завтра на работу.
Утром шофер Рожковых вез Стасю и Ваню в Москву. Иван угрюмо молчал, уставившись в окно, его явно не вдохновляла перспектива: сегодня ему предстояло весь день провести в институте, со студентами. Настя же, наоборот, едва сдерживалась, чтобы не начать глупо хихикать: в голове все вертелись тагировские афоризмы. «Сказка-катастрофа: Посадил дед «боинг»…»Стася еще не разобралась, почему все время думает о Тагире, о его дневнике или же о нем самом. Незнакомец приобрел лицо, и очень красивое. Она не хотела себе в этом признаваться, но именно это лицо присутствовало в сегодняшних, весьма сумбурных, снах. И не только лицо, если уж быть до конца честной.
Ваня вышел из машины у своего института, Настя рассеянно с ним попрощалась, продолжая думать о своем.
На работе Настя сразу прошла в кабинет начальницы, нужно незамедлительно начать принимать дела. Там ее ждала Софья и, как это ни странно, Кравцов. Хозяйка тут же вручила ей толстую папку:
– Это договор с «Тайлером», так как тебе теперь заниматься финансовой стороной, господин Кравцов готов ответить на все вопросы и уточнить неясности. Прежде чем это попадет на подпись к начальству, нужна твоя виза. С сегодняшнего дня ты – официальный финансовый директор. Кузьмич подсуетился с приказом. Со следующей недели я уже этот кабинет не занимаю. На этом разрешите проститься. – Софья сухо кивнула Кравцову, улыбнулась Стасе и покинула кабинет.
– Что ж, поздравляю от всей души. Мне еще ни разу не приходилось общаться со столь очаровательным финансовым директором. – Кравцов виртуозно приложился к Настиной ручке, потом подхватил даму под локоток и сопроводил к столу переговоров.
Стася слегка опешила от такого напора.
– Спасибо за поздравления, но на данный момент я не готова обсудить с вами это. – Настя постучала ногтем по толстой папке. – Мне нужно все внимательно изучить. Свои вопросы и пожелания я вышлю вам по электронной почте. Так что совсем не обязательно терять несколько часов в этом кабинете.
Господина Кравцова ни капельки не обескуражил такой отпор, казалось, что он просто ждал такого поворота событий.
– Тогда, дорогая Анастасия Павловна, буду рад встретиться с вами сегодня за обедом. Все обсудим.
– Нам запрещено входить в казино, а другого варианта пообедать вместе в рабочее время я не вижу. Так что к вечеру я отправлю вам свои замечания и договоримся о встрече на завтра. – Насте совершенно не нравилось, когда на нее давят. – Всего хорошего.
Она нажала на кнопочку интеркома:
– Лидочка, проводи гостя.
Секретарша вплыла в ту же секунду и аккуратненько увела Кравцова, который не упустил случая подмигнуть Насте, немного помедлив в дверях. Наглец, но весьма милый, ничего не скажешь. Она вздохнула и углубилась в изучение договора.
Глава 18
Вечером Настю ждал еще один сюрприз. Квартира напоминала поле боя: везде разбросаны вещи, Ваня сидит на куче каких-то бумажек… Пейзаж – Мамай воевал.
– Вань, что тут случилось?
Муж поднял мутный взгляд, помахал в воздухе листком бумаги и неопределенно заявил:
– Я уезжаю.
– Куда? – Сказать, что Настя удивилась, – значит, ничего не сказать!
– В Питер, на симпозиум. Сегодня пришло приглашение на кафедру. Решили, что я поеду.
– Понятно. Надолго?
– До следующей субботы.
– О! Культурная программа?
– Ну естественно. Не все же философствовать. Ваня покрутил головой, обозревая разгром.
– Я вот собираюсь.
– Я вижу…
– Ну не ругайся, я все приберу, – поспешил успокоить ее муж. – Честно-честно.
– Лучше чисто-чисто, – улыбнулась Настя и пошла готовить ужин.
Обыденная кухонная работа делалась сама собой, совершенно не мешая мыслям. Настя пыталась хоть что-то почувствовать насчет того, что муж уезжает в командировку, в чужой город, в мужской компании… Нет, ничего, пустота. Будто и не муж, а так, сосед. Мысли вильнули в сторону – в сторону работы.
Договор она прочитала, и внимательно. Никаких подводных камней не нашла, о чем и написала Кравцову. Тот и не подумал порадоваться, настоял на личной встрече якобы для окончательного согласования. Стасе захотелось отказаться, но она не решилась: все-таки она только начинает начальствовать, не хотелось что-нибудь упустить, какую-нибудь мелочь. И все же интерес к ней Кравцова казался странным. Что ему нужно? Настя не сомневалась в своих выводах: в «Тайлере» происходит что-то странное, кто-то из партнеров пытается заполучить полный контроль. Софья сказала, что Кузьмич проработал этот вопрос. Что ж, нет оснований не доверять управляющему, но все же любопытно: что такого Кравцов сказал Кузьмичу, чтобы тот успокоился на этот счет? Может, спросить у Кравцова?
Мысли о работе ничуть не мешали Насте готовить незатейливый ужин, поэтому через полчаса она вышла в гостиную, посмотреть, как там Ваня. Муж пытался застегнуть огромный чемодан, весь беспорядок исчез, не иначе спрятался в гигантский кофр.
– Собрался?
– Да, – прокряхтел Иван, героически сражаясь с чемоданом.
– Давай помогу. – Настя надавила на кофр, и Ване удалось защелкнуть замок.
Муж облегченно вздохнул и поволок багаж в коридор.
– Когда поезд?
– Завтра утром.
Ваня поставил чемодан в угол и облегченно вздохнул.
– Пойдем ужинать.
За ужином Иван рассуждал о том, почему кафедра отправила его в командировку, пересказывал институтские сплетни. Настя внимательно слушала, не перебивала, вовремя задавала наводящие вопросы. Семейная идиллия, в общем.
– А я уже скучаю, Насть, – вдруг ни с того ни с сего заявил Иван. – Как я там без тебя?
– Ну за неделю не пропадешь, особенно на казенных харчах, – улыбнулась Настя. – Не скучай, время пролетит быстро.
– А ты будешь скучать?
– Обязательно. Буду каждый вечер смотреть в окно.
– Ну… – протянул Иван. – В окно не будешь, в монитор будешь. А я тебе письма буду писать, вот!
– Тогда я буду ждать писем.
Ну вот, стоило заговорить о письмах, об электронной почте, как Настя опять вспомнила о Тагире – и вдруг внезапно захотелось, чтобы Ваня побыстрей уехал, чтобы спокойно почитать дневник Тагира, поговорить с Тагиром… Какие глупые и неуместные мысли. При чем здесь Тагир? «Уже не больно». Кольнуло, как иголочкой. Уже не больно.
Настя спала на удивление крепко, даже не слышала, как ушел Ваня, муж спешил на утренний поезд. Все, теперь она одна на целую неделю. Как странно, как гора с плеч свалилась.
В бухгалтерии все уже знали, что Настя – их новая начальница. Все сочли своим долгом поздравить и предупредили, что готовится вечеринка: проводы Софьи и чествование новой Хозяйки. Дома Настю никто не ждал, поэтому такая перспектива весьма порадовала. Немного портило настроение нахальство Кравцова, нарисовавшегося в офисе с самого утра и набившегося на праздник, но что поделать. Разбавит их женское общество – и то хлеб. Работать в эту пятницу никому не хотелось, все суетились, готовились к празднику, поэтому Настя смогла спокойно покопаться в делах, вникнуть во всякие мелочи. Подчиненные заняты, никто не отвлекает. Софья пару раз заглянула в свой бывший кабинет, покачала головой, посетовала на склероз – и исчезла до вечера.
Праздник удался на славу: обильный стол, шампанское, соответствующее настроение. Софья даже растроганно всплакнула. Кравцов был очарователен, дамы веселы – обычная офисная вечеринка. Все это затянулось за полночь, поэтому Кравцов предложил свои услуги в качестве такси. Отказываться причины не было, тем более пробки все уже рассосались, можно домчаться до дома с ветерком.
Кравцовский «ниссан» скучал на стоянке, припорошенный снегом. Видимо, Кравцов провел весь день в казино. Чем он, интересно, занимался? Впрочем, какая разница. Машина вырулила со стоянки и бодро покатила по проспекту.
– Анастасия Павловна, мы провели вместе замечательный вечер – может, перейдем на «ты»?
Боже мой! Можно подумать, что у них было свидание.
– Хорошо. – Настя не стала ломаться. – Но только в нерабочее время.
– Согласен, Настя. Они немного помолчали.
– А сегодня твой муж опять будет караулить в подъезде? – неожиданно спросил Кравцов.
– А тебе не кажется, что это несколько не твое дело? – резковато ответила Настя.
– Хм… а вдруг он драться будет? Лыжами.
– Не будет. – Настя не стала информировать нахала об отсутствии Вани.
– Утешает.
– Я рада.
– Прости, я действительно немного зарвался.
– Немного?
– Ну, сильно. Но все равно – прости.
– Прощаю.
Кравцов ловко вырулил на Ленинградский проспект и сменил тему:
– Настя, помнишь, я приглашал тебя на открытие ресторана?
– Помню.
– Так каков твой положительный ответ?
Настя поморщилась от избитой шутки.
– Я подумаю.
– Это значит – нет?
– Это ничего не значит. Я подумаю. И вообще, тебе следует приглашать на такие мероприятия кого-нибудь… другого.
– Вашего управляющего, что ли? Или начальника службы безопасности?
– Можно вообще никого не приглашать – ведь договор сегодня уже подписали.
– О! Ты думаешь, что я тебя пытаюсь подкупить?
– И это тоже.
– Согласен. Но далеко не только это. Я хочу появиться на мероприятии с самой очаровательной дамой.
– Ты хочешь появиться на мероприятии с финансовым директором «Сапфира» – самого лучшего вашего клиента на сегодняшний день.
– О! Какая проницательность!
– Это очевидно.
– Однако я пригласил не Софью, а тебя. Еще когда ты не была финансовым директором.
– Н-да. Сдаюсь. Я согласна.
Кравцов остановил «ниссан» прямо у подъезда, выскочил из машины, открыл Насте дверь и проводил до лифта. Он бы и до квартиры проводил, но… Настя ловко воспользовалась талантом их лифта закрываться через секунду после того, как пассажир вошел, и оставила кавалера с носом.
Тишина. Пустая квартира. Не надо готовить ужин… Завтра выходной… Можно сидеть в Сети сколько угодно. Можно прочитать побольше записей в дневнике Тагира, можно поговорить с ним самим. Стасе так хотелось сесть за компьютер, что она даже не стала готовить простейшие бутерброды, позвонила и заказала пиццу. Разврат полнейший.
И вот оно, «Тагиричье»…
Сегодня Стася решила все-таки почитать непосредственно дневник Тагира, причем, как обстоятельный человек, планировала начать с начала. Однако благие намерения приказали долго жить, когда она посмотрела на «объем работ»: дневник заведен аж в двухтысячном году, каждый день по нескольку записей… Большая советская энциклопедия просто тускнеет и меркнет. Отлистывая по календарю дни, Настя погрузилась в чужую жизнь. Некоторые записи были, видимо, копиями бумажного дневника…
Год одна тысяча девятьсот девяносто девятый.
Что может уметь человек в свои десять месяцев?
Человек Илья умеет:
• ходить, держась за обе папкины руки, а также бегать;
• ходить, держась за одну папкину руку;
• ругаться – поднимать указательный палец, щуриться и строго говорить «ай-яй-яй»;
• смеяться – раньше издавал нечто вроде визга и затем резко втягивал воздух. Я поймал Илюшку как-то на том, что он внимательно смотрит на смеющихся людей. Когда смеялся я, одновременно боковым зрением чувствовал пристальный взгляд пары глаз где-то в районе шеи – ребенок сидел на руках. Весьма скоро Илюха стал раскатисто хохотать как взрослый, только громче и заразительнее;
• держать бутылочку. Мало того, стоит мне задуматься и опустить ее ниже, она тут же выплевывается, поднимается маленький указательный палец, и из-за бутылочки доносится: «ай-яй-яй». Затем ее обхватывают ручонки и поднимают на должный уровень;
• радоваться жизни. Вот это неописуемо;
• проситься на горшок, который радостно-натужно называется «акакак».
Каждое новое умение человека Илюхи – удивительное, радостное открытие. Мною мира. Мною жизни.
Настя сама не замечала, что плачет. Сын. Маленький мальчик. У него есть сын, а у нее… Это была самая большая ее боль, загнанная так глубоко, что иногда казалось – ее нет. А может, она просто растворилась в крови. А эти строки, эти простые, но такие искренние слова – они просто резали по живому. Ребенок… если бы…
Тишина квартиры внезапно показалась жуткой, какой-то черной и ватной. Враждебной. Опасной.
«Тагир приглашает вас на приватный разговор», – всплыло сообщение чата. Стася смахнула слезу и открыла нужное окно.
– Добрый вечер, Стася!
«Добрый вечер…» Сможет ли она вот так запросто беседовать с человеком, чья жизнь, чье счастье заставило ее плакать?
Глава 19
– Добрый вечер, – сказала она.
Алексей сам не хотел признаваться себе, что почти два дня ждал этого разговора… Четверг и пятница прошли, словно в полусне: он вывез Илью в манеж, пытался читать какие-то газеты, вяло проверял почту и часто – чат, в остальное время дремал, лежа на диване. От вопросов матери отмахивался, объясняя, что обдумывает новый контракт, а на самом деле повис в пустоте между прошлым и будущим.
Черт, чем же его так цепляют строчки разговоров с этой женщиной, страницы ее дневника? Алексей несколько часов провел, глядя на ее фотографию, на белизну высокой шеи, на изящные руки. А теперь она говорит ему «добрый вечер», а он не знает, что же еще ей сказать.
К счастью, Анастасия выручила его: начала разговор сама.
– Я читала твой дневник. Не весь, конечно, на весь у меня времени не хватило. Ты так замечательно пишешь о сыне. Я сижу сейчас и плачу.
Настоящая откровенность всегда беззащитна – фраза Стаси потрясла Алексея. Ему захотелось заглянуть Анастасии в глаза, прижать ее к себе, но это было невозможно. Ответить на такие слова можно было лишь откровенностью.
– Я счастлив, – напечатал он, – что Илья у меня есть. Без него жить было бы незачем. – И это была правда. – Но ты говорила мне, что «вы над этим работаете». Я рискну спросить: все не так просто?
Ответ появился достаточно быстро: кажется, Анастасия решила не останавливаться на полпути.
– Да, мы женаты уже достаточно долго, но детей у нас нет. Не потому, что мы не пытались.
– А тебе очень их хочется. – Не вопрос, утверждение.
– Да.
И пауза, настольно ощутимая, что Алексей почти увидел, как Стася вытирает слезы. Она не сморкается шумно в передник, не ищет с громким шорохом носовые платки. Она сидит и глотает соленые капли, не замечая, что они текут по щекам.
– Так больно, да? – сказал он.
Там, за своим ноутбуком, Настя громко всхлипнула и зажала рот рукой. Алексей этого не знал. Он хотел сказать ей что-то успокаивающее, такое, что снова дает ей надежду. Вернее, заставит вспомнить, что надежда есть. Почти всегда.
– Не плачь, Стасенька, – он набирал очень быстро, впервые не обращая внимания на опечатки, – не плачь. Все будет хорошо. Все правда будет хорошо, ты уж мне поверь. Когда такие старые циники, как я, пропагандируют свет в конце тоннеля, им лучше поверить или убить их на месте.
– Нет, убивать тебя на месте я не стану, – пришел ответ. – Я думаю, ты еще хочешь жить.
Фраза поставила Алексея в тупик. «Хочу жить? Я?» Он считал, что вытравил из себя последнюю мечтуо жизни: остановился, а жизнь прошла мимо него, и он видел ее удаляющуюся спину. Стоял, смотрел и ничего не делал. И знал, что однажды кто-то тронет его за плечо и придется оглянуться.
В его распоряжении было достаточно лекарств, смесь которых произвела бы в прямом смысле убийственное действие. Если бы не Илья, Алексей, наверное, давно бы изготовил себе такой адский коктейль и выпил бы залпом, почти не раздумывая. Но ему было для кого жить.
А еще есть Бог. Который на небесах и везде. И Бог не простит ему трюк с лекарствами. Что Алексей скажет Богу, когда предстанет перед ним? «Прости, Господи, я не мог больше ждать»? И как тогда встретить взгляд Христа?
– Я в этом не уверен, – честно сказал он Стасе.
– Почему?
– Потому что я в клетке, а звери вроде меня в неволе не живут.
Клеткой было тело и отмеренные ему сроки; клеткой была безысходность и необходимость как-то существовать в этом мире оставшееся ему время; и клеткой была любовь.
– Ты, наверное, очень устал от этого. – Она тоже не спрашивала: значит, почувствовала.
– Очень. Нет смысла скрывать.
– Значит, тебя надо выпустить на свободу. Как?
– Это невозможно.
– Тагир, один мой знакомый говорит: даже если тебя сожрали, выходов все равно два.
И тут его пробрало. Собственная готическая лиричность показалась до смешного мелкой, все беды отодвинулись на задний план, а голова заработала трезво. Анастасия, в сущности, права. Выходов два.
Алексей расхохотался, откинув голову на подушку. Он смеялся так, что даже слезы выступили: над своей собственной мрачностью, которая стала одолевать все чаще и которой раньше не было места в жизни, над усталостью, которая все равно закончится так или иначе, и над дурацкой шуткой тоже.
– Почему ты молчишь? – тревожно спросила Анастасия. – Я сказала что-то не то?
– Я смеюсь, – ответил он честно.
– Рада, что сумела тебя развеселить, – подмигнул смайлик.
– О, да. Спасибо тебе.
– Да не за что, обращайся, когда захочется. – Кажется, она и сама развеселилась. – Иногда мне кажется, что я общаюсь с древним старцем, а не с интересным мужчиной, фотографию которого ты мне прислал.
– Мудрость от возраста не зависит, – сообщил он. – Мой сын мудрее меня.
– Может быть, в детстве мы все мудрее, и это выветривается, когда становимся взрослыми?
– Если так, то жаль: самые активные годы жизни мы громоздим глупость на глупость, а когда начинаем понимать, в чем соль, часы перестают тикать. Обидно.
– В таком случае иногда надо впадать в детство, чтобы вспомнить позабытую мудрость. Я вот люблю играть в снежки и строить снежных баб, а ты? – Смайлик, откопанный в глубинах каталога, изображал как раз снежную бабу. – И еще собирать паззлы, коллекционировать мягкие игрушки, читать сказки, лазать по деревьям. Прошлым летом, во время отдыха за городом, я взобралась на здоровенную березу. Муж орал на меня, чтобы слезла, а оттуда открывался такой восхитительный вид! Мне хотелось построить на березе жилище Тарзана и прожить там весь отпуск.
– Ты была бы Джейн, а кто бы был Тарзаном? Муж?
– Нет, вряд ли бы он согласился.
– А я бы полез, – напечатал Алексей. Подумал и отправил.
– Правда? Ой, это лестно. По твоему виду не скажешь, что ты лазаешь по деревьям.
Алексей покосился на висевшее в углу зеркало. Действительно, не скажешь. Потом сообразил: она имеет в виду фотографию.
– Спорим, мне было бы плевать, что на мне костюм от «Hugo Boss», если бы ты пригласила меня залезть на дерево?
– Не буду я спорить. Если брать мужчину на спор, можно добиться от него чего угодно.
– Не от всех и не чего угодно.
– Это говоришь не ты, а мужское самолюбие, – продолжала дразнить его Стася.
– А я слышу не тебя, а женскую самоуверенность! – отпарировал он, присовокупив ехидный смайлик.
– Все, давай возвращаться к разговору по душам, – заулыбалась Анастасия. – Итак, мы остановились на вопросе о детскости в сердце. Я в этом году уже поиграла в снежки. А ты?
– Еще нет. Но, может быть… – «Может быть» не будет, кто же ему позволит, но Насте он этого объяснить не мог.
– Ну, хорошо, зато у тебя есть все шансы летом залезть на березу.
Он отнекивался, смеялся, играл в слова. Меньше всего ему хотелось огорчать Анастасию своими проблемами. Алексей твердо решил для себя: он не скажет ей ни слова о том, что его ждет. Зачем? Когда-то это выплывет наружу, но уже после того, как он уйдет и сожжет за собой мосты. А сочувствие ему не было нужно.
Они проболтали почти до утра. Это был легкий, необременяющий и ни к чему не обязывающий разговор: делились разными историями, перебрасывались шутками. Стася сказала, что в ночь с пятницы на субботу можно сидеть в чате сколько угодно – на работу не надо. Алексей сообщил, что у него бессонница и он охотно поболтает еще. И еще, и еще… Наконец, когда на часах высветилось время – пять утра, – Стася сдалась. Заявила, что уже несколько раз тыкалась носом в клавиатуру, но сил уйти нет, поэтому надо ее непременно отсюда вытолкать. Алексей обрушил на нее каскад остроумных фраз, и она, смеясь, ушла. А он сохранил разговор, отложил ноутбук, укрылся пледом и провалился в сон.
Ему снилось, что Анастасия пришла в его дом и ходит по комнатам, с любопытством заглядывая в них, а он идет следом, засунув руки в карманы и слушая ее отзывы. За окнами было лето, в окна било янтарное солнце, оглушительно пели птицы.
…Оказалось, это не птицы пели, а звонок надрывался. Алексей с трудом разлепил глаза: хмурое утро, за окном стеной валит снег. Кого принесло в такую погоду? Он с трудом поднялся, самочувствие оставляло желать лучшего. Бросил взгляд на часы – восемь. Поспал, называется.
Оказалось, в дверь трезвонил Венька.
– Извини, ключи забыл, – покаялся он, отряхиваясь.
Снег запутался в его волосах, и Венька встряхнулся, как большая собака. Вот что случится, если мы заведем сенбернара, подумал Алексей. После прогулки всюду будут лужицы растаявшего снега.
– Господи, что тебя в такую рань принесло? – зевнул Алексей. – Все нормальные люди спят еще.
– Так то нормальные, – осклабился Вениамин. Потом пригляделся и ахнул: – Я тебя разбудил? В кои-то веки? Ну, извини, брат.
– Ничего, – мстительно сказал Алексей, – я сейчас досыпать пойду. Если не спится, включи телевизор на кухне, только тихо. А если спится, то где гостевая комната, ты знаешь. – Он ушел в гостиную и прикрыл за собой дверь. Отчего-то появилась злость на Веньку, прервавшего сон об Анастасии.
Чтобы избавиться от этого чувства, недостойного настоящего джентльмена, Алексей перечитал их с Настей сегодняшний разговор. Не беседа, а пузырьки в шампанском.
После сна самочувствие, как ни странно, не улучшилось, поэтому Алексей предпочел не вставать. Укрывшись пледом и полузакрыв глаза, он слушал Вениамина, излагавшего ему очередную порцию слухов.
– Мелочь такая досадная, но ползет, не отвязаться. У меня знакомые и клиенты в ICQ интересуются: что такое, неужели грядет раздел или продажа фирмы? Я всех успокаиваю, говорю, что это бред, но ведь дыма без огня не бывает, Алекс! А недавно я у Аллочки, секретарши твоей бывшей, странную бумажку на столе увидел. Стою жду, когда она клиенту по телефону отвечать закончит, смотрю: лежит образец правил о передаче или продаже доли акций одного из совладельцев. Я ее спрашиваю: «Аллочка, что это такое?» А она мне: «Не знаю, Вениамин Семенович, наверное, кто-то из менеджеров оставил». И глаза такие честные. Никогда не верил чересчур честным глазам. Врет она, Алекс, как пить дать врет. Кто-то сотрудников «Тайлера» перекупает. Копают под нас.
– Ты уверен? – Алексею нужно было что-то посущественнее, чем мелкие подозрения. – Жаль, что я не могу сейчас добраться до офиса. Я бы там все перетряхнул… А что Кравцов говорит по этому поводу?
– Разводит руками. Кравцов сейчас полностью в договоре с «Сапфиром», от моих намеков отмахнулся. Говорит, не обращай внимания, Веня, собака лает, ветер носит. Кто-то где-то сказанул чушь, длинные языки повторяют. Я его попросил проверить финансовую отчетность, он сказал, что на следующей неделе сделает.
