Текст книги "Красная Шапочка на Манхэттене"

Автор книги: Кармен Мартин Гайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Старик Монро был так добр и простодушен и смотрел на жизнь с таким юмором, что было невозможно обидеться на его дружелюбные замечания. С другой стороны, Эдгару Вулфу было позарез нужно и то, и другое – и дружелюбие, и замечания.

– Понимаешь, никто не любит меня так, как ты. Все меня обманывают. Ты же знаешь, что происходит с клубничным тортом. Если бы ты мне не сказал, я бы так ничего и не узнал…

– Ты о чем? Ничего я тебе не говорил. Пожалуйста, Эдгар, не будем возвращаться к клубничным тортам! – раздраженно говорил Грег.

– Конечно, ты ничему не хочешь придавать значения, потому что ты слишком добрый. Но по Манхэттену вот уже несколько месяцев ходят слухи, что мой клубничный торт никуда не годится, что он бросает тень на всю корпорацию, что он воняет эссенцией. Боже мой, какой позор для «Сладкого Волка»! Если бы не ты…

– Хватит, прошу тебя! – гневно воскликнул старик Монро. – Если ты не прекратишь ныть, я уйду. Я ничего тебе не говорил, это все твои выдумки. Я сказал только одно: однажды я пригласил внука на полдник, и он не доел кусок торта, потому что тесто показалось ему слишком сухим…

– Нет, ты сказал, что тоже пробовал…

– Я уже не помню, что я тебе сказал. Чудесный клубничный торт! Возможно, это не лучший из твоих тортов, но все же это не повод так переживать. Какого черта я полез не в свое дело?! Все кончится тем, что в твоем обществе я буду молчать.

– Самое ужасное, что проблема никак не решается. Вот что хуже всего…

– Проблема, проблема! – ворчал Грег Монро. – Похоже, ты никогда не встречался с настоящей серьезной проблемой!

Вот уже несколько месяцев Эдгар Вулф был просто одержим клубничными тортами. Он нанял несколько детективов, чтобы те под видом обычных клиентов посещали салоны «Сладкий Волк 1» и «Сладкий Волк 2» и докладывали ему обо всем, что касается клубничного торта. Оказалось, что клубничный торт действительно был не самым востребованным десертом, и несколько раз за столиками обсуждалось, что его качество не просто снизилось – оно никогда не было высоким.

Эти сообщения все больше беспокоили Эдгара Вулфа. Он стал хуже спать, раздражался по пустякам, но никак не мог остановить губительный процесс, впервые омрачивший безоблачные будни его корпорации.

Несколько кондитеров были уволены: как утверждал он сам, никто из них в точности не знал правильного рецепта. По-своему он был нрав: каждые пятнадцать-двадцать дней клубничный торт менял свой вкус, что не могло не вызвать замешательство завсегдатаев «Сладкого Волка». Дело в том, что в Соединенных Штатах публика очень консервативна и не любит перемены. К новому вкусу торта не успевали привыкнуть. По городу поползли слухи. Клубничный торт в такой знаменитой и дорогой кондитерской уже не тот, что был раньше.

Детективы представили Эдгару Вулфу отчет о тщательной и кропотливой работе: постоянные посетители «Сладкого Волка» пробовали клубничный торт осторожно, с некоторым подозрением, которое неизбежно в тех случаях, когда результат неизвестен заранее.

– Кажется, сегодня получилось лучше, – говорила какая-то дама, прихлебывая чай.

– Может быть. Но, Барбара, как можно пробовать в таком заведении торт, не имея абсолютной уверенности в качестве? – отвечала ее приятельница.

– Да, ты права. Надо знать, что берешь.

– Ну конечно, дорогая. По крайней мере, могли бы добиться, чтобы у торта всегда был один и тот же вкус! Ведь мы не где-нибудь, а в «Сладком Волке», так ведь? А такие вещи могут происходить разве что в какой-нибудь забегаловке на Бродвее!

Вопреки своим привычкам Эдгар Вулф начал выходить за пределы своего квартала и разгуливать по всему Манхэттену. Он появлялся инкогнито в барах и кофейнях Виллиджа, Лексингтона или Пятой авеню. Он натягивал фетровую шляпу до самых бровей, надевал темные очки, садился в один из своих лимузинов и разъезжал по всему району. Питеру, его верному шоферу, приходилось парковать машину в самых невероятных местах, когда его шеф, прижавшись лицом к окошку, выбирал место, где, как ему подсказывала интуиция, его могла ожидать сладкая добыча. Он перепробовал столько разнообразных клубничных тортов, что набил оскомину и уже не мог отличить один от другого. По вечерам, возвращаясь домой, он испытывал такое отчаяние, что просил Питера высадить его в Центральном парке, где задумчиво прогуливался в одиночестве. Его внешность, до неузнаваемости измененная очками, и торопливая нервная походка делали его больше похожим на злодея, убегающего от полиции, нежели на сказочно богатого магната.

Он дошел до того, что начал давать объявления в лучшие газеты Манхэттена, обещая царское вознаграждение любому, кто поможет ему достать настоящий рецепт традиционного домашнего клубничного торта. Его приводило в бешенство, когда начальнику рекламного отдела приходилось отвечать на телефонные звонки, повторяя: «Да, да, вы не ошиблись, вы действительно говорите с корпорацией «Сладкий Волк». Эдгар Вулф чувствовал себя неудачником.

– Какой же ты неудачник? – злился Грег, которому надоело выслушивать бесконечные жалобы друга. – Ведь тебе уже пятьдесят лет! Живи в свое удовольствие, трать честно заработанные деньги. Путешествуй, ходи в кино, найди женщину, которая тебя полюбит, да мало ли удовольствий на свете!

– Разве просто найти женщину, которая меня полюбит?

– А почему бы и нет? Ты в самом расцвете сил, а если немного приведешь себя в порядок, будешь очень даже ничего. Ты хоть раз пытался влюбиться серьезно?

– Зачем? Рано или поздно она меня бросит.

– Разумеется, если ты пригласишь женщину на вечеринку, а потом весь вечер будешь ныть, что клубничный торт у тебя получается хуже, чем шоколадный, она выйдет на минутку подкрасить губы, и поминай как звали. И я бы тоже так поступил!

– Ты попал в самое больное место, Грег. Ты же отлично знаешь, что в меня еще не влюблялась ни одна женщина.

– Конечно, потому что ты зануда. Женщинам нужно, чтобы за ними ухаживали, чтобы ими восхищались. А сам-то ты влюблялся в кого-нибудь? Я имею в виду, влюблялся ли по-настоящему? Вот чего тебе действительно не хватает! Влюбись в какую-нибудь красотку, пусть она сведет тебя с ума, чтобы ты захотел сделать ее счастливой. И тогда ты сам станешь счастливым. Одним словом, найди такую женщину, чтобы она заставила тебя забыть все эти пустые тревоги. Ты думаешь, мне нравится выслушивать каждый день одно и то же?

– Если я такой зануда, иди к себе в кабинет и оставь меня в покое!

– Это ты оставь меня в покое!

Как всегда, в конце концов они ссорились, хотя ссора длилась недолго.

Грег Монро был человеком простым. Он всегда носил один и тот же серый плащ, а все свое время проводил на сороковом этаже. Если он не был занят проверкой оборудования, то открывал едва заметную в одной из стен дверцу из темного дерева с никелированной ручкой. Дверца вела в его скромное жилище. Очутившись у себя, он принимался рисовать, читать или слушать музыку – таковы были три его самые сильные страсти. Иногда он ездил навещать внуков.

Но ему редко удавалось спокойно наслаждаться отдыхом. Спальня Эдгара Вулфа находилась в точности под его квартирой, этажом ниже. Однажды по возвращении из поездки в Калифорнию, где жил один из его внуков, Грег Монро к своему величайшему изумлению обнаружил, что в его отсутствие шеф приказал построить особый служебный лифт, который соединял обе спальни. Его возмутило, что Эдгар Вулф даже не посоветовался с ним, прежде чем установить это устройство, да еще и обвинил в неблагодарности.

– Я хотел сделать тебе сюрприз, – жаловался Эдгар. – Угораздило меня пригреть змею у груди!

– Мне не нужны твои сюрпризы. Я ужасно устал – и от сюрпризов, и от тебя самого. Ты мне просто жить не даешь. Ты эгоист.

– Я не эгоист, Грег, я просто очень одинок. У меня во всем мире одни только ты. Почему ты со мной так жесток?

Грег почувствовал угрызения совести. В итоге он даже поблагодарил своего друга за это чудесное приспособление, с помощью которого в любое время дня и ночи мог спуститься вниз и выслушать жалобы и нытье Короля сладостей.

В тот декабрьский вечер Эдгар Вулф был особенно взволнован. Он метался по своему огромному кабинету, как пойманный зверь, прикуривал одну папиросу за другой и то и дело смотрел на часы.

В конце концов он решительно поднялся по винтовой лестнице, ведущей в спальню. Это было просторное помещение с огромной ванной из зеленого мрамора. Вся комната, потолок и стены были отделаны зеркалами, кроме стеклянной двери, которая вела на террасу. Эдгар Вулф открыл эту дверь и вышел.

Он миновал деревья и статуи, окружавшие бассейн, и поднялся по ступенькам, ведущим к полукруглой галерее. Там, внизу, гигантская темная масса деревьев Центрального парка образовывала огромный прямоугольник, испещренный бесчисленными таинственными дорожками. Эдгар Вулф закрыл глаза, чтобы не кружилась голова, чтобы не видеть гигантских фруктов, которые совсем рядом, за его спиной, венчали сияющую вывеску его корпорации, одну из многих, чьи огни озаряли спящий парк. Эдгар Вулф вздрогнул. Было очень холодно.

Его одолевала странная слабость, какое-то юношеское малодушие, и ему вдруг страстно захотелось поплакать у кого-нибудь на плече.

Он снова взглянул на часы. Они показывали половину восьмого. Скорее всего, она не придет. Было совершенно ясно, что он напрасно ждет мисс Лунатик. И он безумно по ней тосковал, словно по несбывшемуся чудесному сну.

Он уже почти час ждал эту странную, эту обворожительную женщину, которая накануне вечером появилась перед ним в парке, среди деревьев. О чем они говорили? Как завязался разговор? И как удалось ей внушить ему забытую веру в любовь, в жизнь, в удачу? Что именно она ему сказала?

Он не мог объяснить этого Грегу Монро. Он даже не осмелился описать, как она была одета, и промолчал про коляску, которую она катила перед собой. Эта встреча была такой удивительной, такой неправдоподобной, что Грег в конце концов сбежал в кино, только чтобы не слышать об этой женщине, которая, по его мнению, была самой настоящей галлюцинацией. А может быть, все это действительно приснилось мистеру Вулфу? Может быть, из-за проклятого клубничного торта он сошел с ума?

Когда мисс Лунатик с кем-то прощалась, особенно если дело касалось людей, которые в жизни редко сталкивались с чудесами, воспоминание о ней было настолько неуловимым, словно они встретили привидение.

Эдгар Вулф переживал ее отсутствие болезненно, словно к нему на свидание не явилась его первая романтическая любовь. Все это не укладывалось в голове: он никогда никого не ждал более пяти минут.

Она не придет. Было уже почти восемь. Он уже раз пять звонил своему секретарю. Внизу караулили два его частных агента. Все было напрасно. Мимо корпорации «Сладкий Волк» не проходил никто, чьи приметы совпадали бы с описанием этой женщины.

Ему захотелось прогуляться. Может быть, он снова встретит ее в парке. Он страстно мечтал об этом и в то же время чувствовал странное умиротворение. Он понимал, что нет смысла блуждать по парку в такой поздний час. Однако какая-то неведомая сила влекла его туда, словно там, среди деревьев, сбудется его надежда. Он вошел в спальню и посмотрел на себя в зеркало. Разноцветные огни рекламы умножались в зеркальных стенах роскошной комнаты, отбрасывая красные отблески на шевелюру мистера Вулфа. Внезапно он показался сам себе загадочным и интересным. Он взял пальто и шляпу и вышел в коридор, который вел к его собственному скоростному лифту.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Знакомство мисс Лунатик с Сарой Аллен

Когда мисс Лунатик вышла на станции Коламбус-Серкл, в ее коляске сидел совсем маленький мальчик. В вагоне она увидела, что его мать, молодая и очень усталая женщина, держит тяжелые сумки и не справляется с малышом. Мисс Лунатик проводила их через переход на другую ветку, по дороге ребенок весело смеялся, хватался за подлокотники коляски и пытался встать. Коляска так ему понравилась, что он не хотел вылезать, а когда мисс Лунатик достала его и передала матери, принялся хныкать.

– Большое спасибо, – сказала женщина мисс Лунатик. – Рей, перестань плакать… Кажется, он хочет остаться с вами.

Действительно, ребенок изо всех сил цеплялся за ожерелье мисс Лунатик. Оно свисало из-под многочисленных линялых шарфов и состояло из бусин самых разных форм и размеров.

– Ничего подобного, – ответила мисс Лунатик. – Просто ему понравился этот колокольчик. Правда, он здорово звенит? Подождите…

Пока мать успокаивала ребенка, который на этот раз безутешно рыдал, и снимала с коляски одну из своих сумок, мисс Лунатик достала ножницы, ловко отрезала от своего ожерелья маленький серебряный колокольчик и принялась звенеть им перед носом малыша, который все еще пытался ухватиться за ее ожерелье. Плач, как по волшебству, сменился радостным лепетом.

– Ну что вы, зачем, этого еще не хватало! – возмущалась мать. – Отдай, Рей! Это не твой колокольчик… Спасибо большое. Честное слово, дети сами не знают, чего хотят.

– А по-моему, они-то как раз отлично знают, что им надо, – ответила мисс Лунатик.

Женщина посмотрела на нее с любопытством.

– Наверное, этот колокольчик – ваш амулет.

– Разумеется, но у меня есть и другие амулеты. А вот и ваш поезд. Не забудьте пакет. Пока, малыш. Чмокни меня в щечку.

Мама с малышом исчезли в толпе. Минутой позже в окне вагона, разрисованного граффити, мелькнули их улыбающиеся лица. Мисс Лунатик было приятно знать, что в вагоне среди незнакомых людей едет мальчик по имени Рей, который увозит с собой ее колокольчик. Осторожно, стараясь не уронить пакеты, женщина взяла пухлую ручку Рея, сжимавшую колокольчик неуклюжими пальчиками, и на прощанье помахала ею мисс Лунатик. Неожиданно малыш выронил колокольчик, и мать нагнулась, чтобы его поднять. Мисс Лунатик так и не узнала, чем закончилась история, потому что поезд тронулся.

Она постояла на платформе, пока поезд не исчез в тоннеле, затем направилась к выходу. Шла она сгорбившись, с трудом волоча ноги: неожиданно у нее закружилась голова. Что будет с ее колокольчиком? Как сложится жизнь малыша Рея? Она задумалась о постоянных переменах, происходящих с людьми, со всем миром, о расставаниях, о тяжкой ноше, которую время безжалостно взваливает на спины людей. На мгновение у нее словно закружилась голова. «Какая же я старая! – подумала она. – Как бы я хотела снять с себя свое сокровенное бремя и передать его кому-нибудь юному, достойному принять бесценный дар! Но кто это может быть? Похоже, я слишком раскисла, разговаривая с комиссаром. Нечего было нюни разводить».

Внутренний голос подсказывал, что надо быть начеку. Она не собиралась подпускать к себе близко это нежелание жить, крепко держала себя в руках, не позволяя соскользнуть по крутой тропинке невеселых мыслей. «Упадешь в колодец – все, пропала, – говорил ей внутренний голос. – Оттуда уже ничего не увидишь, ты сама прекрасно знаешь». Да, она знала. Ничего не видеть означало перестать жить. Ей всегда помогала одна формула: голова должна контролировать ситуацию, приказать сгорбленному телу выпрямиться, а глазам – смотреть вперед.

Она направилась в один из широких подземных коридоров, ведущих к выходу. По правде говоря, ей не очень хотелось встречаться с Королем Сладостей. Идти к нему или нет, она решит на улице. А сейчас просто нужно шагать более твердо. И соображать, куда идти дальше.

Мисс Лунатик расправила спину, подняла голову – и тут увидела сцену, которая мгновенно заставила ее забыть о собственных несчастьях и заняться чужими.

Среди спешащих пешеходов, которые обгоняли друг друга, сталкивались, разбегались в разные стороны, стояла девочка лет десяти и тихо плакала, опустив глаза и прижавшись спиной к стене подземного перехода. Ее никто не замечал. На девочке был ярко-красный непромокаемый плащ с капюшоном, в руке она держала плетеную корзинку, покрытую клетчатой салфеткой.

Увидев ее, мисс Лунатик остановилась. Она быстро поняла, почему ее так тронуло это неожиданное видение: девочка была как две капли воды похожа на Красную Шапочку, нарисованную в книге сказок Шарля Перро. Эту книгу она подарила своему сыну, когда тот был маленький.

Она направилась к девочке, с трудом пробираясь сквозь разделявшую их толпу. Обнаружив возле своих туфель стоптанные ботинки, девочка подняла заплаканные глаза и увидела саму мисс Лунатик.

При виде столь необычного явления лицо девочки не выразило ни удивления, ни страха. Наоборот, глаза оживились, в них словно вспыхнула искорка радости и надежды. И мисс Лунатик, которой давно уже не приходилось видеть такого прозрачного доверчивого взгляда, почувствовала, как ее старое сердце согрел чужой приветливый огонек.

– Что с тобой случилось, малышка? Ты что, потерялась? – спросила она.

Девочка отрицательно покрутила головой. Потом достала из кармана платок, высморкалась и вытерла слезы.

– Нет. Эта станция ближе всего к Центральному парку, да?

– Правильно. Ты садишься в метро или выходишь?

– Выхожу… Лучше сказать… Собираюсь выйти, – произнесла девочка, всхлипывая.

– Я тоже. Так что, если хочешь, могу тебя проводить.

– Спасибо. Но это не нужно. У меня есть карта.

– Ах вот как, у тебя есть карта! Почему же ты плачешь? – спросила мисс Лунатик, заметив, что девочка снова всхлипывает.

– Это долгая история, – ответила девочка чуть слышно и опустила глаза. – Очень долгая.

– Ну и что? Все важное всегда требует времени. Главное, хочешь ли ты сама об этом говорить или нет.

Девочка посмотрела на нее с восхищением. Искорки восторга, вспыхнувшие в заплаканных глазах, напоминали лучи солнца, которое неожиданно пробивается сквозь грозовые тучи. Казалось, на ее лице вот-вот появится радуга.

– Хочу ли я говорить? Да, очень хочу! – воскликнула девочка. – Но кому я могу это рассказать?

– Мне, например.

– Правда?

– Конечно. Тебя это удивляет? Кстати, ты здешняя?

– Я живу не на Манхэттене, а в Бруклине. А сейчас я еду на север, в Морнингсайд, к бабушке. Или, лучше сказать, ехала… Я вышла из метро и остановилась, потому что… Честно говоря, я никогда не гуляла по городу одна. Мне хотелось посмотреть на Центральный парк… И вдруг… И вдруг мне стало страшно.

– Да что ты говоришь, девочка? Страшно… Какое некрасивое слово!

Сказав это, мисс Лунатик решительно обняла ее за плечи.

– Пойдем, – сказала она тихо и убедительно. – Пойдем туда, где меньше народу. Я знаю одно симпатичное кафе неподалеку от Линкольн-центра, где мы могли бы спокойно поговорить. Если хочешь, поставь корзинку в мою коляску.

– Хорошо, – согласилась девочка, шагая следом за мисс Лунатик.

– Ну и отлично, дай мне руку.

Они не произнесли больше ни слова, пока не вышли на улицу. Дул пронизывающий ветер. Позади оставалась площадь, в центре которой возвышалась статуя Колумба. А за ней виднелась решетка какого-то очень большого сада. Девочка все время останавливалась, держа мисс Лунатик за руку. Она достала из кармана компас, внимательно на него посмотрела и глубоко вздохнула. Затем с жадностью посмотрела по сторонам, словно стараясь ничего не упустить. Витрины магазинов и окошки баров сверкали, как драгоценности. Проехал большой желтый грузовик, в котором целый джаз-банд громко играл на всевозможных инструментах вариации на тему «Let it Ве». Но когда девочка опомнилась, грузовик исчез, и она не могла бы сказать с уверенностью, существовал он взаправду или нет.

Напротив виднелся кинотеатр, перед которым собралась толпа празднично одетых людей. Неслышно подъехал длинный черный автомобиль с тремя дверцами по обе стороны и прозрачными занавесками на окошках. Из него вышел шофер-мулат в сером костюме с золотыми галунами и распахнул дверцу: из автомобиля появилась длинная женская нога в туфле со стеклянным каблуком.

– Это кто, Золушка? – изумленно воскликнула девочка.

– Нет, – ответила мисс Лунатик. – По-моему, ее зовут Кэтлин Тернер. Но разве можно сравнить ее с Глорией Свенсон?

– Давай посмотрим поближе, – попросила девочка и потянула мисс Лунатик в направлении кинотеатра.

Мисс Лунатик ничего не ответила, но послушно направилась за ней.

– Ты очень добрая, – сказала девочка. – Когда я иду с мамой, она никуда мне не разрешает смотреть.

Женщину, подъехавшую в черном автомобиле, окружала целая толпа фотографов. Она была одета в серебристое платье. Ее сопровождал высокий блондин, разодетый как павлин. Вокруг между тем собралась такая толпа, что ничего нельзя было разглядеть.

– Какая странная машина, правда? – спросила девочка.

– На таких автомобилях ездят миллионеры. Их много на Манхэттене. Они называются лимузины. В них есть телефон, бар, телевизор. Пойдем-ка отсюда, а то меня кто-нибудь сфотографирует, а потом станут говорить, что я нарочно появляюсь в таких местах.

Девочка посмотрела на нее с интересом.

– А ты случайно не была раньше актрисой? Как моя бабушка.

– Нет, не была, – ответила мисс Лунатик. – Но я была музой художника.

– Я не очень хорошо понимаю, кто такие музы, – ответила девочка. – Кажется, у них должны быть крылышки.

Мисс Лунатик улыбнулась и пожала руку, которая доверчиво лежала в ее руке.

– Может быть, у одной из нас действительно есть крылья. Но мой случай особенный, а историю мою рассказывать долго. Свернем-ка лучше, а то эти люди решили, что улица принадлежит им целиком.

Вокруг зажженных фонарей в воздухе кружились бесчисленные снежные хлопья. Девочка подняла глаза к небу, к вершинам высоченных зданий, увенчанным пышными садами, балюстрадами и статуями, сверкающим огнями рекламы, которые то и дело вспыхивали и гасли: буквы и рисунки мигали, кружились, исчезали или менялись местами, словно по велению чьей-то прихотливой фантазии. Девочка выпустила руку мисс Лунатик и подпрыгнула, глядя в небо.

– Я свободна! – кричала она. – Свободна, свободна, свободна!

И слезы снова потекли по ее щекам, покрасневшим от холода.

– Только не надо снова плакать, – сказала ей мисс Лунатик. – Надеюсь, ты станешь моей поверенной.

– Кто такая поверенная, я не знаю, а другом обязательно стану. Настоящим другом. А плачу я не от горя, а от радости. Потому что я еще ни разу… Ни разу, с самого детства… Не знаю, как объяснить. Свободу чувствуешь где-то внутри, это трудно передать словами. Понимаете?

– Кажется, да, – ответила мисс Лунатик. – Не останавливайся так часто, сейчас очень холодно и дует ветер, а через минуту мы уже будем в кафе, про которое я тебе говорила. Там ты мне расскажешь все, что захочешь.

– Все, что захочу? – недоверчиво ответила девочка. – Слишком много получится. А вы, наверное, торопитесь. У вас полно других дел.

Мисс Лунатик рассмеялась.

– Я? Тороплюсь? Да что ты говоришь! Да если бы даже и торопилась, у меня нет более важных дел, чем слушать истории.

– Какое совпадение! – воскликнула девочка. – Я тоже люблю их слушать!

– Тогда будем рассказывать по очереди. Нам обеим сегодня очень повезло.

В эту минуту ветер дунул с особенной силой, сорвал шляпу мисс Лунатик и понес по улице. Девочка помчалась за шляпой и подобрала ее возле решетки на мостовой. Ее чуть не сбило такси, и взбешенный водитель высунулся из окошка, выкрикивая ругательства, которые девочка не расслышала. Она протянула шляпу мисс Лунатик. К ее удивлению, та не стала ее ругать, как поступил бы на ее месте любой другой взрослый. Мисс Лунатик спокойно ждала, стоя у края тротуара. Без шляпы она казалась совсем старой и в то же время помолодевшей. Как странно! Может быть, все дело в том, что она муза? Внезапно лицо мисс Лунатик показалось девочке усталым и грустным.

– Спасибо, детка. Какие у тебя быстрые ноги! – сказала она, надевая шляпу и для надежности прикручивая ее одним из шарфов, который сняла с шеи. – Кстати, а как тебя зовут?

– Сара Аллен. А вас?

– Можешь звать меня мисс Лунатик.

– А вы расскажете мне про музу?

– Может быть. Видишь ли, я не люблю планировать разговор заранее. Пусть он идет сам собой. То, что ты видишь, называется Театральный центр Нью-Йорка. Здесь устраивают концерты и балетные спектакли. Нам придется пройти по этой улице, чтобы попасть в то кафе, про которое я тебе говорила. Ну же, Сара, иди поживее!

– Здесь так красиво!

– Очень красиво, а теперь давай попробуем идти в ногу: раз-два, раз-два…

Они ускорили шаг, толкая перед собой коляску. Позади напротив Театрального центра остался памятник Данте Алигьери, стоявший на треугольном постаменте с огромной лестницей и множеством развевающихся на ветру флажков. Мисс Лунатик снова тихонько запела старый эльзасский гимн, который напевала, выйдя из полиции.

И пока они ждали, когда на светофоре загорится зеленый свет, Сара восторженно поглядывала на нее краем глаза.