Текст книги "Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе (СИ)"
Автор книги: Кармаль Герцен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава одиннадцатая. Лили
Вереницей потянулись серо-черные дни, похожие друг на друга, как близнецы. Каждый из них я посвящала бесконечным обязанностям – уборке, готовке.
Я ошибалась, думая, что Гаен Воргат не будет использовать магию, если я буду покорной рабой. Ему нравилось видеть мои страдания, поэтому свою порцию боли я получала каждый день. Он практически никогда не использовал плеть, предпочитая видеть в действии магию. Я понимала его намерений – несколько минут выкручивающей наизнанку боли, и… никаких следов на молодом теле.
Было то, что могло бы порадовать меня в других обстоятельствах – несколько свободных от работы по дому часов, но даже это работало против меня – я почти не спала, но выходить из комнаты не имела права. Предоставленная самой себе, я все больше погружалась в темные мысли и воспоминания. Я ощущала полную беспомощность что-либо изменить в своем положении, и это не могло не угнетать.
Наблюдая за жизнью дворца, я ужасалась, как жестоко Гаен Воргат наказывал провинившихся рабынь и с какой легкостью избавлялся от неугодных. Любые провинности карались сурово: за любые огрехи в работе служанки наказывались десятками ударов плетей, после чего целыми днями отлеживались, пытаясь прийти в себя. К женщинам в Непримиримых Землях относились намного хуже, чем к псам на привязи, но так жестоко, как обращался с рабынями Воргат, думаю, не обращался никто.
В один из дней, пропитанных болью и ненавистью, я стояла в огромном зале дворца перед камином, простирая над ним озябшие руки, и наблюдала за старой рабыней, накрывающей мужчинам дворца стол. Руки старухи дрожали от тяжести блюда с яблоками, которое она держала. Я знала – рабыню снедала болезнь, делающая ее все слабее и немощнее. Я подошла к ней, желая помочь, но… опоздала. Тяжелое наливное яблоко упало с блюда прямо на край хрустальной пиалы, стоявшей на столе, и опрокинуло ее на пол. Раздался звон разбитого на множество частей хрусталя.
В этот же момент в зал влетел Гаен Воргат. Я привычно опустила глаза, услышав приближающиеся шаги.
– Ты мне надоела, старая. Я трачу на тебя еду, а ты разбиваешь посуду, которая гораздо ценнее тебя. Ронак, – властный голос Воргата обратился к стоящему в зале магу, – отправляйся на невольничий рынок и приведи мне новую рабыню.
Новую? Меня пронзила мысль, от которой тело занемело – Гаен Воргат хотел убить старую рабыню за разбитую посуду? Я быстро взглянула на старуху – в ее глазах плескалась обреченность. Сердце заныло. Как бы ни было ужасно положение женщин в землях элькхе, каждая из них, несмотря ни на что, хотела жить.
– Подождите, – крикнула я, прежде чем успела остановить рвущийся из груди крик.
– Что ты сказала? – прорычал Воргат.
– Простите, господин, – умоляюще произнесла я, старательно глядя в пол, – я только хотела сказать, что это я разбила посуду. Совершенно нечаянно. Я потянулась за яблоком, но оно упало.
Всхлипы, вырывающиеся у меня из груди, не были нарочитыми – я страшилась того, что должно было сейчас произойти.
– Ты пыталась взять еду без моего разрешения? – тон Воргата поднялся, не предвещая мне ничего хорошего.
– Простите, господин, – как заведенная повторяла я.
– Значит, я недостаточно кормлю тебя?
Я попыталась что-то ответить, но Воргат помешал этому, с силой ударив меня по лицу.
– Ты забываешь свое место, раба, – его тон снова стал привычным, угрожающе-холодным. – Ты пыталась украсть еду – это раз. Посмела прервать меня – это два. Заступилась за другую рабыню – это три. Ронак, я отменяю предыдущий приказ, принеси мне плеть.
Сглотнув, я смотрела в землю, чувствуя, как все тело, не поддаваясь контролю, охватывает дрожь. Потом, подняв глаза, я встретилась взглядом со старухой. Я поняла – она хочет сознаться Воргату в содеянном. Воспользовавшись тем, что элькхе отвлечен разговором с боевым магом, я медленно покачала головой, безмолвно прошептав: «Не надо».
Меня он не убьет – я молода и я его новое приобретение, лишиться которого так скоро ему будет просто жаль. А боль… когда-нибудь она закончится.
– А ты чего стоишь? Накрывай на стол и убирайся. И не забудь привести зал в порядок, – донесся до меня ледяной голос Гаена Воргата.
– Да, господин, – хрипло ответила старуха.
Наблюдая за тем, как она поспешно собирает осколки с пола и уходит, я вздохнула с облегчением. Лучше плеть, чем мучительная смерть старой рабыни.
– Сними платье и повернись, – приказал Воргат.
Я сняла верх, неловко прижимая его к груди и оголяя спину. На меня тут же обрушилась плеть, словно жалящий, обжигающий язык. От удара на глазах проступили непрошеные слезы, а дыхание перехватило. Я сжалась в ожидании следующего удара плети, но его не последовало.
Зато меня пронзила знакомая мучительная боль, скручивающая внутренности в тугой узел. Магия боли и темноты. Мне показалась, что пытка Воргата продолжалась несколько часов, но вполне возможно, что прошло всего несколько минут. Чередуя плеть и магию, он добился того, что от боли у меня потемнело в глазах. Маленький кусочек счастья был словно послан мне свыше – я потеряла сознание.
Очнулась я в собственной постели. Я лежала на животе, спина была будто в огне.
– Выпей, полегчает, – вдруг раздался в тишине еле слышимый голос.
Повернув голову, я увидела старую рабыню, протягивающую мне кружку. Судя по запаху, травяной отвар. Протянув руку, я встретилась глазами со служанкой.
– Спасибо, – тепло произнесла она.
Несмотря на боль, я улыбнулась. Приятно было слышать такие редкие для рабыни слова. Я не могла пошевелиться и как следует рассмотреть комнату, но и без того было ясно – боевых магов в ней нет. Будто угадав мои мысли, старуха прошептала:
– Господин не думал, что ты так быстро очнешься. Ты сильная, – добавила она вдруг с оттенком одобрения в голосе.
Я попыталась пожать плечами, но тут же поморщилась от прострелившей спину боли.
– Не шевелись, – мягко произнесла рабыня. – Я обработаю твои раны.
Конечно, мне ведь еще предстоит служить своему хозяину – месяцы, годы или десятилетия – до того момента, пока мой проступок его не разозлит до такой степени, что он захочет от меня избавиться. Я почувствовала отвращение, перешедшее в тошноту.
– Я хочу сбежать, – вдруг вырвалось у меня.
– Это невозможно, – услышала я над самым ухом, – бежать некуда.
– Лучше умереть свободной, чем рабыней.
– Неправда, – возразила служанка, протирая мне спину мокрым лоскутом ткани. – Неважно, как ты умрешь. Важно лишь то, что твоя жизнь закончится.
– А зачем мне такое существование?
Ответом мне была тишина.
Я закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя навязчивую мысль о побеге. Я и сама понимала, насколько безрассудной была сама мысль. Вокруг – дикие или населенные элькхе земли, где выжить практически невозможно. Любую рабыню, убежавшую от хозяина и бродившую в одиночестве, убивали или пленили, едва завидев.
Но раздавшиеся в тишине слова старухи заставили меня широко распахнуть глаза и почувствовать, как воскресает надежда.
– Если ты твердо решила это, я тебе помогу.
Глава двенадцатая. Гвендолин
Иногда моя ненависть представляется мне темным пламенем, разгорающимся внутри меня. Она отравляет мою кровь своим черным ядом, мешает мне дышать, заполняя легкие гарью.
Каждый раз, глядя на графа Рэйста, я задыхаюсь от ненависти к нему.
Обладать абсолютной властью надо мной – моей свободой и моим будущим – ему показалось мало. Он захотел большего – держать меня рядом, на невидимой привязи, как цепного пса. Так таскает ребенок с собой повсюду любимую игрушку.
– Разведчики донесли до нас весть, что в герцогстве зреет бунт, – как-то сообщил мне граф.
Я мысленно позлорадствовала – хотела бы я увидеть тот день, когда дворец Ареса рухнет, как карточный домик, погребя под собой Рэйста и его жену, Ареса и изменников-даневийцев, к нему переметнувшихся.
– Ты станешь моей помощницей.
Я? Помощницей некромага?!
– Возможно, дело избавит тебя от глупых мыслей о побеге, а мне помощь необходима. И мы сможем поближе узнать друг друга. – Граф подался ко мне, медленно намотал прядь моих волос на палец.
«Я могу быть твоей Искрой, но твоей я никогда не стану».
Рэйст не замечал моего окаменевшего лица и полыхающей ненависти в глазах. Его рассеянный взгляд скользил по моему телу, словно я была всего лишь одной из статуй, украшающих внутренний двор обители Ареса.
– Согласен, дело не для нежной барышни, но другого выхода я не вижу.
Смешно. Меня никогда не пугали лишенные душ мертвые.
– Что мне нужно делать? – спокойно спросила я.
Я знала, что не имею права отказаться – моя «привязка» к графу просто не оставляло ни малейшей возможности ослушаться его приказа. Зато мне выпал шанс посмотреть на работу Рэйста и – кто знает? – быть может, это мне однажды пригодиться. Прописная истина для любого военачальника: самое важное – знать все силы и слабости своего врага. А дело всей его жизни, которым граф и заслужил себе теплое местечко под крылышком Ареса, отведенный ему этаж во дворце, почести и привилегии, подходило для наблюдения как нельзя лучше.
Пусть Рэйс считает мои новые обязанности моим наказанием, я же буду считать это возможностью узнать его сильные стороны. Дар, благодаря которому Арес сумел разбить армию Ингвара.
Граф приподнял густую бровь, спросил насмешливо:
– А мертвых не боишься?
– Нет, не боюсь, – с вызовом ответила я.
Живые – подлые, одержимые властью, готовые идти по головам ради собственных целей, куда страшнее.
Лорд Рэйст жестом велел мне идти за ним. По мраморной лестнице, с которой не так давно меня столкнула графиня Айлин, мы спустились на надземный этаж дворца, по завернутой в тугую каменную спираль – на подземный этаж. Разумеется – где ж еще держать оживших мертвецов, как не в подземелье?
Следуя за Рэйстом, я размышляла: был ли во дворце некий потайной ход? На случай вторжения захватчиков или пожара или бог весть чего еще. Вряд ли бы, конечно, мне позволили бродить здесь одной, но как самый отчаянный вариант сбежать из дворца по потайному ходу вполне годился. Оставалась лишь одна проблема – как снять с запястья проклятый браслет?
Рэйст привел меня в длинную холодную комнату, тут же навеявшую ассоциацию со склепом. И неудивительно: на каменных полках, врезанных прямо в стены подземелья, лежали мертвые человеческие тела.
– Это те, кого нужно воскресить?
Граф помотал головой.
– В этом зале находятся уже воскрешенные. Поэтому и запах здесь вполне терпим.
– Почему же тогда они не шевелятся?
– Они спят, – охотно объяснил Рэйст. – Очень важно не забывать насылать на поднятых мертвецов чары упокоения после того, как они исполнят свой долг – проще говоря, чары, погружающие их в долгий сон. Иначе они могут ожить в самый неподходящий для этого момент и, будучи совершенно бесконтрольными, могут натворить… всякое.
Я все впитывала как губка. Тут же представила, как один из неупокоенных набрасывается на ничего не подозревающего лорда Рэйста, как сворачивает шею и бросает бездыханное тело на холодный пол. Стало чуточку легче.
Долг… Нет у мертвых никакого долга. Если быть точнее, единственный долг мертвецов – лежать в своих гробах и видеть чудесные сны о прошлом. Или не видеть снов. Бродить по Царству Теней в надежде обрести покой и забвение или воссоединиться с родными и близкими. Оживать, теряя разум и чувства, становясь лишь неким подобием себя прежнего; искаженной, уродливой тенью самого себя – не их долг, а навязанная некромагом необходимость.
Я смотрела на графа и отчетливо видела: он даже не понимал, какое творит зло, тревожа покой мертвых. Он искренне верил в то, что совершает благое дело, обеспечивая армию Ареса неупокоенными.
– Так значит, воскрешенные мертвые бессмертны? – будто бы невзначай поинтересовалась я.
– Не совсем так. – Лорд Рэйст нахмурился. Казалось, его всерьез беспокоит то, что даже его магия, его – известного на всю Даневию некромага – несовершенна. – Неупокоенных можно… упокоить навсегда, если полностью их опустошить – то есть вытянуть из них магию до капли. Но и сделать это под силу немногим, особенно в самой гуще боя. Я смотрю, тебя всерьез заинтересовала некромагия. – Граф широко ухмыльнулся. Прислонившись плечом к стене, протянул ко мне руку. Широкая ладонь скользнула по моей коже – от плеча до запястья. Коснулась и обхватила талию, властно притягивая меня вперед. Ближе, ближе… К нетерпеливо приоткрывшимся губам, к жадному, полному похоти взгляду.
– Меня всегда интересовала магия смерти, – солгала я, ловко выворачиваясь и обретая блаженную свободу. Приставать ко мне здесь, в этом полном мертвецов подземелье… боги, какая мерзость!
На лице графа отразилось недовольство. Скоро он устанет играть в навязанную мной игру и потеряет терпение. Я должна сбежать из дворца прежде, чем это произойдет. Иначе... Если Рэйст начнет меня домогаться, я просто его убью. И наплевать, что со мной будет дальше.
Помрачневший граф повел меня вглубь длинной комнате, к двери, тонущей в полумраке. Распахнул ее и жестом пригласил меня войти.
Теперь я понимала, что имел в виду Рэйст, говоря о запахе. Зловоние гниющей плоти било мне в нос, мигом наполнив легкие. Призывать магию в таком близком присутствии графа я остерегалась – вдруг сумеет это почувствовать? Поэтому приходилось терпеть вонь разложившихся тел.
– Я наложил на них чары, останавливающие разложение, но полностью уничтожить запах они, увы, неспособны. До тех пор, пока в венах поднятых мертвых вновь не заиграет кровь, обновляя их тела – точнее, магия, заменяющая им кровь.
– Вы так и не объяснили, что мне нужно будет делать, – напомнила я, равнодушно оглядывая пространство. На длинных каменных столах лежали прикрытые простынями тела.
– Быть моей Искрой. – Голос графа раздался над самым моим ухом, дыхание подняло волоски на шее.
Я стиснула зубы. Терпи, милая, терпи. Собирай эту ненависть, наматывай ее как клубок, чтобы позже – как только выпадет такой шанс – сделать ее своим оружием. Я верила, что такой час однажды настанет – и Немезида, крылатая жрица возмездия, поможет мне отомстить Рэйсту за все.
– С тобой воскрешение мертвых будет происходить куда быстрее – мне больше не нужно будет бояться опустошения, рассеивать внимание и следить, чтобы магический резерв не истощился.
«Потому что ты можешь просто воспользоваться моим, полностью меня опустошив», – неприязненно подумала я.
Мной вдруг овладела злость. Зачем Судьба сделала меня Искрой? Для чего? Что хорошего я сделала, будучи ею? Если бы не этот дар, меня бы отправили вместе с Лили на невольничий рынок. Кто знает, вдруг нам удалось бы остаться вместе – многие варвары берут в качестве личных или гостевых рабынь сестер. Тогда у меня хотя бы была возможность помогать ей – да просто быть рядом!
А что вместо этого? Я помогаю некромагу, человеку, в котором нет ничего святого, правой руке темного мага и завоевателя, разрушившего жизнь ни в чем не повинных даневийцев. Я заставила себя сделать глубокий вздох. Ничего, с графом Рэйстом я еще поквитаюсь. А пока нужно сделать все, чтобы он не заподозрил, что каждую минуту, находясь во дворце, я думаю лишь о том, как сбежать отсюда.
Ответила Рэйсту легким кивком – будто бы он прислушался ко мне, начни я сопротивляться! – и он тут же приступил к делу. Откинул простынь, испачканную в земле, демонстрируя мне лежащее на каменном столе тело крупного, явно сильного при жизни, мужчины. Не слишком приятное зрелище – незнакомец был мертв не один день – но мне удалось сохранить самообладание. Я чувствовала на себе изучающий взгляд Рэйста, и это придавало мне сил.
Граф хмыкнул, тщательно маскируя свое разочарование. Видимо, ждал, что я рухну в обморок прямо в его объятия или хотя бы побледнею и затребую нюхательную соль. А он будет хлопотать возле меня, такой ранимой и впечатлительной...
Не дождется.
Лорд Рэйст склонился над мертвецом, что-то чертя прямо в воздухе в непосредственной близости от него. Я во все глаза смотрела на него, но понять рисунок чар так и не смогла – или дело было в их сложности или в том, что прежде с магией смерти сталкиваться мне не доводилось. Пока граф колдовал над телом, я изучала взглядом Рэйста, гадая, куда он мог припрятать ключ от браслета. Носит с собой? Или прячет в своей комнате? Или в сейфе под надежным замком?
Не успела я обдумать эту мысль, как ее словно ветром сдуло. Голова стала пустой и легкой, а где-то глубоко внутри рождалось странное ощущение... высвобождения, опустошения. Я никогда прежде не испытывала этого чувства, но мгновенно поняла, что оно означает. Если самих Искр сравнивали с сосудом, полным искрящейся, чистой магической силы, то сейчас я ощущала, как магией сплетения этот сосуд приоткрылся и по связывающим нас узам магическая энергия потекла к Рэйсту.
Он стоял, выпрямившись и блаженно прикрыв глаза, как кот, налакавшийся сливок. Всколыхнулась уже привычная волна отвращения, но мне удалось ее подавить. Не сумею сдержать себя – отравлю передаваемую магическую силу своей ненавистью. Увы, этого будет совершенно недостаточно, чтобы убить Рэйста. Но достаточно для того, чтобы он почувствовал примесь чужих негативных чар и заподозрил, что это моих рук дело. А стоит ему узнать, что я не просто Искра, не просто сосуд для его силы... мне наверняка обеспечена участь пленницы в подземельях дворца.
Голову вскружило, во рту пересохло, словно я брела под знойным солнцем пустыни. Неудивительно – из меня выпивали драгоценную силу, которая была необходима мне не меньше, чем вода. Но когда ты становишься Искрой «привязанной», слово «моя» теряет всякий смысл.
Рэйст видел, что я близка к обмороку – к тому моменту он уже, насытившись, открыл глаза и смотрел на меня своим характерным взглядом – изучающим, цепким, властным. Но не сделал ничего, чтобы прекратить эту пытку, хотя я видела по блеску в его глазах – большей энергии ему не требовалось.
Я знала, почему он продолжает выпивать из меня силы – чтобы показать мне, какую надо мной отныне имеет власть. Если он отдаст приказ – я подчинюсь, захочет – умру несколькими мгновениями позже, до последней капли опустошенная.
Вот только смерть меня не пугала. Пугала участь безвольной куклы, которую сделало из меня сплетение.
Глава тринадцатая. Гвендолин
Я прогуливалась по долине близ замка и собирала цветы. Меня занесло на другую сторону от главного входа в замок, где прежде я не бывала. Чинно прохаживались дамы в шляпках – гостьи замка, обсуждая погоду и последние слухи Даневии, поодаль, в казармах, я видела солдат Ареса – живых солдат, – сражающихся на мечах.
Одна из полян привлекла меня искусственно выращенными цветами – срывать их было бессмысленно, они тут же превратились бы в пыль. Но полюбоваться на ковер из разноцветных цветов захотелось. В нескольких шагах от поляны начинался участок леса, где, как я успела заметить, тренировались еще слишком молодые для настоящей охоты дети графа Рэйста. Старшему было около десяти, младшему не исполнилось и девять. Животные в этой чаще были чистейшей иллюзией, и рассыпались, как только в них попадала чья-то стрела.
Прежде я наблюдала за играми братьев с окна спальни, и находила эту иллюзорную охоту весьма милосердной. Животные не страдают, а дети – развлекаются и оттачивают зоркость глаз и меткость. Вот и сейчас братья резвились в чаще с превосходными луками в руках.
Чуть понаблюдав за ними, я присела у поросшей цветами поляны. Наклонилась, с удивлением поняв, что даже пахнут они по-настоящему.
Мальчишеский вскрик заставил меня резко выпрямиться и обернуться.
– Ты что наделал? – зашипел старший брат. – Ты что наделал, идиот?!
– Я не заметил, думал, это одно из животных… Он обычно не заходит сюда…
– Быстро, идем отсюда!
Они побежали прочь, оставив меня в полнейшем недоумении. В тот же миг стала ясна причина испуга, написанного на лицах детей лорда Рэйста – стрела, вместо иллюзорного зверья угодившая… в уже знакомую мне мантикору. Не думала, что когда-нибудь встречу ее снова.
Я приблизилась – робко, осторожно, присела рядом, откинув шлейф платья назад. Существо издавало странные звуки, похожие на человеческий стон. Стрела – в отличие от животных она была самая настоящая – застряла прямо в мощной груди и наверняка причиняла мантикоре нешуточные страдания. Зверь не пытался улететь – крылья сложены на львином теле, скорпионий хвост безжизненно повис. Мантикора тяжело опустилась на землю, окропленную ее же собственной кровью и завалилась на бок. Раненая грудь ее взымалась, из пасти вырывалось хриплое, натужное дыхание.
Кажется, мантикора умирала…
Я понимала, что это всего лишь животное. Но я помнила ее забавное фырканье и изучающее выражение на морде при нашей первой встрече, видела ее взгляд, так похожий на человеческий. Взгляд, в котором было и страдание, и… надежда. Словно именно я была ее шансом на спасение.
Я могла бы вызвать дворцовых целителей, и в первый момент порывалась сделать именно это… Вскочила, готовая броситься назад, в замок, но… что-то остановило меня. Возможно страх, а возможно, предчувствие – или же и вовсе магическое чутье, – что до моего возвращения мантикора не доживет. Слишком глубоко вонзилась стрела и слишком много крови было повсюду.
Терзаемая сомнениями, я вновь присела рядом с крылатым существом. Быстро огляделась по сторонам и убедилась, что поблизости нет ни гостей, ни дворцовой стражи.
– Только не выдавай никому мой секрет, – шепотом сказала я.
Я знала, что сильно рискую, но все же сделала это – приложила руки по обеим сторонам от раны и призвала магию на помощь.
Увы, я не была ни могущественной магессой, ни сильной целительницей. Но силы, теплящиеся во мне, позволили мне без вреда вынуть стрелу, остановить кровь и самую малость залечить рану – лишь бы только выиграть время до прихода целителей.
Когда стрела упала на землю, мантикора вдруг положила львиную лапу на мою руку – будто в благодарность за спасение. Я мимолетно улыбнулась.
– Все будет хорошо.
Поднявшись, я направилась ко входу в дворец. Внезапно мой порыв показался мне рискованным и глупым. Кто знает, на что способна мантикора и стоило ли вообще ее спасать? Но и оставить ее вот так умирать я бы просто не смогла. Эту мысль тут же перебила другая – а придут ли целители на помощь? Ведь мантикора – всего лишь животное? И, если верить мифам, довольно опасное животное.
Я вошла во дворец и тут же бросилась к Аннет.
– Аннет, я не знаю… – Я замялась, но тут же, нахмурившись, выпалила на одном дыхании: – Там, на поляне возле иллюзорного леса лежит раненая мантикора…
Искра ахнула.
– Ты хочешь сказать, мантикор Его Светлости?
– Что? – спросила я онемевшими губами.
– Какая же я дура, что я спрашиваю, – всплеснула руками Аннет. – Будто в округе дворца есть еще мантикоры!
Она торопливо взбежала вверх по лестнице – должно быть, спешила к лорду Анфациану за помощью. А я, провожая ее ошеломленным взглядом, прокручивала в голове ее последние слова. Когда она вернулась и, задыхаясь, заверила меня, что целители сейчас же придут на помощь несчастному зверю, я схватила ее за руку и приглушенным голосом спросила:
– Подожди, так эта мантикора…
– Мантикор, – поправила меня Аннет.
Я озадаченно помолчала, затем, осмыслив услышанное, тряхнула головой.
– Так значит, этот мантикор – питомец Ареса Светорожденного?
– Не просто питомец. Скорее, боевой фамильяр. Мантикор всегда находятся рядом с Аресом на поле боя, среди его солдат.
Я хмуро наблюдала за поднявшейся суматохой – поднятые на уши Аннет целители спешили во внутренний двор.
Так значит, зверь, виденный мной уже неоднократно, был мантикором Его Светлости? Не скажу, что это знание радовало меня. Но… разве мантикор виноват в том, что его сделали личной гончей? Отдали такому жутковатому и величественному зверю унизительную роль собачки на привязи, сторожевого пса? Я же видела – он не опасен, он даже и не думал укусить меня или даже зарычать. Более того – в львиных глазах светился ум и что-то… трудноуловимое. Так смотришь порой на обычную дворовую кошку, а в глазах ее отражается нечто такое, что кажется, будто она все понимает и знает о тебе все.
Напротив – смешно это или глупо, но я чувствовала с мантикором некую связь. Пусть мы были совершенно из разных полюсов – человек и животное, – но существовало то, что нас объединяло. Оба мы усердно отыгрывали свою роль, назначенную нам никем иным, как Его Светлостью Аресом Галлахаром.
Но если мантикор был всего лишь зверем – безмолвным и бесправным, – то у меня был шанс побороться за свою судьбу. И начать я решила с того, чтобы все разузнать об обитателях дворца. Аннет, то и дело выглядывая в окно – волновалась за боевого фамильяра Его Светлости – охотно отвечала на мои вопросы. Беда только в том, что Искрой Анфациана она стала не так давно, и знала не так уж много. Другие же слуги о своих хозяевах говорить остерегались.
Единственной стоящей информацией, которой Аннет со мной поделилась, была прелюбопытнейшая история о прошлом графини Айлин Рэйст. И говорить о ней Аннет согласилась лишь, когда мы покинули дворец и направились в сторону иллюзорного сада. Но даже тогда она заговорила шепотом, так что мне пришлось превратиться в слух.
– Не знаю, может все это и досужие сплетни, но поостеречься не мешало бы, – словно извиняясь, сказала Аннет. – А если то, что говорят о леди Айлин – правда, то любое слово, сказанное во дворце, может быть ей услышано.
– Не припоминаю такой магии... – пробормотала я, наморщив лоб. – Она что, прослушивает стены?
– Еще хуже! – Глаза Аннет сверкали азартным блеском заядлой сплетницы. – Она становится ими!
От неожиданности я остановилась. Повернулась к Аннет.
– Подожди... Что значит: «становится ими»?
– То и значит, – торопливо зашептала Искра. – Поговаривают, что леди Айлин – грязнокровка, но что важнее всего, она наполовину... горгулья.
Я удивленно захлопала глазами.
– Хочешь сказать, в ней действительно течет горгулья кровь?
Аннет закивала.
– И ей приходится каждый день тратить огромное количество сил, чтобы прикрыть мороком свой истинный облик. Когда Его Светлость пригласил во дворец сивиллу – пророчицу, чтобы та помогла ему в грядущей битве с Ингваром, правда и вскрылась. Сивилла увидела истинный облик Айлин и обо всем рассказала Его Светлости и графу Рэйсту. Когда граф узнал об этом, пришел в ярость. А что поделать? Сделанного не воротишь, уже женат. Говорят, Его Светлость даже предлагал наказать лгунью, но граф ее пожалел. А она прощенье у него просила, говорила, что без памяти в него влюблена. И если бы не морок, он никогда в жизни бы на нее не взглянул. Может, он и любил ее, может, ее семья пообещала ему хорошие откупные, но скандал поднимать он не стал.
– Или же боялся, что сам окажется в центре скандала, – предположила я, не веря, что граф Рэйст – некромаг и похотливый мерзавец, способен на жалость.
– Тоже верно, – поддакнула Аннет. – Только представь, какой это позор – быть женатым на горгулье!
Я изумленно покачала головой. Горгульи всегда представлялись мне человекоподобными, но не слишком разумными существами – вроде крылатых гарпий или Гигантов – великанов с густыми волосами и бородой и осьминожьей нижней частью тела.
Как бы то ни было, теперь была понятна и безудержная ревность Айлин, только за одно то, что ее супруг меня коснулся, столкнувшей меня с лестницы, и раскованность графа Рэйста, очевидно, избегающего свою притворщицу-жену. И если слова Аннет – правда, то теперь ясно, откуда Айлин могла знать обо всем, что происходило в дворце. Горгульи могли превращаться в камень, а значит, выражение «и у стен есть уши» подходило графине как нельзя лучше.
Я попрощалась со словоохотливой Аннет и поднялась в свою спальню. Ложась спать, накрепко задернула шторы и задула свечи, чтобы комната погрузилась во мрак. И все равно, засыпая, я ежилась от неприятного, вызывающего холодок по коже, ощущения, что за мной беспрестанно следят чьи-то глаза.
