Текст книги "Кофейная"

Автор книги: Карло Гольдони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Сцена седьмая

Ридольфо, потом Траппола и мальчики.

Ридольфо. Муж и жена? Их можно оставить вместе, сколько им угодно. Эй, Траппола, ребята, где вы?

Траппола. Здесь!

Ридольфо. Смотрите за лавкой, а я пойду к цирюльнику. Если синьор Евгенио меня покличет, позовите меня.

Траппола. Можно мне войти, сделать компанию синьору Евгенио?

Ридольфо. Нет, синьор, вы не ходите, а лучше смотрите, чтобы туда не вошел никто.

Траппола. Отчего же?

Ридольфо. Оттого же.

Траппола. Я пойду справиться: не угодно ли ему чаю.

Ридольфо. Не ходите, пока не позовут. (Входит в цирюльню.)

Сцена восьмая

Траппола, потом дон Марцио.

Траппола. Именно когда не велено входить, тут-то мне и любопытно.

Входит дон Марцио.

Д. Марцио. Что, Траппола, испугался давеча?

Траппола. Немножко.

Д. Марцио. Синьор Евгенио показался опять?

Траппола. Да, показался; теперь он там. Но тише!

Д. Марцио. Где?

Траппола. Тише! В комнате.

Д. Марцио. Что он там делает? Играет?

Траппола (смеется). Да, синьор, играет.

Д. Марцио. С кем?

Траппола (тихо). С женой.

Д. Марцио. Там его жена?

Траппола. Там. Но тише!

Д. Марцио. Я пойду к нему.

Траппола. Нельзя.

Д. Марцио. Почему?

Траппола. Хозяин не приказал.

Д. Марцио. Пошел прочь, шут! (Хочет итти.)

Траппола (загораживая дорогу). Я вам говорю: не ходите.

Д. Марцио. А я говорю, что пойду.

Траппола. А я говорю, что не пойдете.

Д. Марцио. А я тебя изуродую палкой.

Входит Ридольфо.

Сцена девятая

Ридольфо и те же.

Ридольфо. Что такое?

Траппола. Хотят войти силой, а не знают того, что если муж с женой вдвоем, так третий лишний.

Ридольфо. Согласитесь, синьор, что туда войти нельзя.

Д. Марцио. А я хочу.

Ридольфо. В моей лавке хозяин я, и вы туда не пойдете. Имейте уважение, если не хотите, чтоб вас заставили. А вы, пока не ворочусь, не пускайте туда никого. (Стучит в дверь танцовщицы и входит к ней.)

Сцена десятая

Д. Марцио, Траппола, потом Пандольфо.

Траппола. Слышали? К браку нужно иметь уважение.

Д. Марцио (ходит взад и вперед). Мне-то? Вы не пойдете… Имейте уважение… Мне-то? И я стою смирно? Не говорю ничего? Не бью его? Разбойник! Мужик! Мне-то? Мне-то? (Садится.) Кофею!

Траппола. Сейчас! (Идет за кофеем и подает.)

Входит Пандольфо.

Пандольфо. Синьор, я нуждаюсь в вашем покровительстве.

Д. Марцио. Что с тобой?

Пандольфо. Плохо дело.

Д. Марцио. В чем плохо? Скажи, я помогу.

Пандольфо. Вы, синьор, знаете, что есть злые завистники, которые не желают добра бедным людям. Видя, что я честно тружусь для приличного содержания своего семейства, эти разбойники донесли, что у меня фальшивые карты.

Д. Марцио (с иронией). Разбойники! А ты благородный человек? Как же ты узнал?

Пандольфо. Один приятель сказал мне. Я уверен, что доносчики не имеют доказательств, потому что в мою лавку ходят честные люди и никто не может сказать про меня худо.

Д. Марцио. Ну, если б спросили у меня, я знаю про тебя хорошие вещи.

Пандольфо. Добрейший синьор, не губите меня! Я прошу вашей милости, вашего покровительства для бедных детей.

Д. Марцио. Ну, я тебе помогу. Предоставь все дело мне. Но и сам берегись. Замеченных карт нет у тебя в лавке?

Пандольфо. Я сам не мечу… Но некоторые игроки этим занимаются.

Д. Марцио. Сожги их скорее! Я не скажу.

Пандольфо. Я боюсь, что не успею.

Д. Марцио. Спрячь!

Пандольфо. Пойду спрячу.

Д. Марцио. Куда хочешь спрятать?

Пандольфо. У меня есть потайное местечко под полом; сам чорт не найдет. (Уходит в лавку.)

Д. Марцио. Однако ты плут большой руки.

Входят переряженные полицейские и сыщик их в маске.

Сцена одиннадцатая

Д. Марцио, полицейские, потом Траппола.

Д. Марцио. Не нынче завтра сошлют его на галеры. Если хоть половина его плутней откроется, его сейчас же в тюрьму засадят.

Сыщик (в глубине, сцены полицейским). Ходите здесь неподалеку. Когда позову, приходите.

Полицейские расходятся.

Д. Марцио (про себя). Меченые карты! Ах, разбойники!

Сыщик (садится у кофейной). Кофею!

Траппола. Сейчас! (Уходит и приносит кофе.)

Сыщик. Хорошие дни стоят.

Д. Марцио. Это не надолго.

Сыщик. Что делать! Будем пользоваться ими, пока хороши.

Д. Марцио. Недолго нам ими пользоваться.

Сыщик. В дурную погоду можно ходить в казино, играть в карты.

Д. Марцио. Да, уж придется ходить туда, где грабят.

Сыщик. В этой игорной лавке, кажется, дело идет на чести.

Д. Марцио. На чести? Это воровской притон.

Сыщик. Здесь хозяин, кажется, Пандольфо?

Д. Марцио. Он самый.

Сыщик. Сказать правду, я слышал, что он сам тоже игрок.

Д. Марцио. Плут преестественный.

Сыщик. Не обыграл ли он и вас?

Д. Марцио. Меня нет, я не дурак. Но все, которые у него бывали, пошли по миру.

Сыщик. Что ж он не показывается, верно боится чего-нибудь?

Д. Марцио. Он там в лавке, прячет карты.

Сыщик. Зачем же их прятать?

Д. Марцио. Как же не прятать, коли они фальшивые.

Сыщик. Ну, конечно. А куда он их прячет?

Д. Марцио. Хотите пошутить над ним? Он их прячет в потайном месте под полом.

Сыщик (про себя). Ну, с меня довольно.

Д. Марцио. Вы, синьор, тоже играете?

Сыщик. Иногда.

Д. Марцио. Я что-то вас не знаю.

Сыщик (встает). Сейчас узнаете.

Д. Марцио. Вы уходите?

Сыщик. Я ворочусь.

Траппола. Синьор, а за кофей?

Сыщик. Сейчас заплачу. (Отходит и свищет.)

Полицейские сходятся и входят в лавку Пандольфо. Д. Марцио и Траппола пристально смотрят, что делается.

Сцена двенадцатая

Дон Марцио, Траппола.

Д. Марцио. Траппола…

Траппола. Синьор дон Марцио…

Д. Марцио. Что это за люди?

Траппола. Да должно быть, ищейки {В подлиннике иронически l'onorata famiglia [почтенная семейка]. (А. Н. О.)}.

Выходят из лавки полицейские и Пандольфо, связанный.

Сцена тринадцатая

Пандольфо, полицейские и те же.

Пандольфо. Синьор дон Марцио, благодарю вас!

Д. Марцио. Меня? Я знать не знаю.

Пандольфо. Меня, вероятно, сошлют на галеры; но и вас стоит поставить к позорному столбу. (Уходит с полицейскими.)

Сыщик. Да, синьор, мы захватили его в то время, когда он прятал карты. (Уходит.)

Траппола. Пойти поглядеть, куда они пойдут. (Уходит.)

Сцена четырнадцатая

Д. Марцио (один). Ах, чорт возьми! Что я сделал! Я его принял за важного синьора, а он переодетый сыщик. Меня предали, меня обманули! Я добрый человек, говорю со всеми откровенно.

Из дома танцовщицы выходят Ридольфо и Леандро.

Сцена пятнадцатая

Ридольфо, Леандро, д. Марцио.

Ридольфо. Хорошо; вот это мне нравится: кто слушается рассудка, сейчас видно, что он человек хороший.

Леандро. Вот кто мне советовал уехать.

Ридольфо. Отлично, синьор дон Марцио! Хорошие советы даете! Вместо того, чтоб стараться помирить его с женой, вы ему советуете бросить ее и уехать.

Д. Марцио. Помирить с женой? Это невозможно; он ее не любит.

Ридольфо. А мне так было возможно. Я с двух слов его убедил, и он опять сойдется с женой.

Леандро (про себя). Поневоле сойдешься, а то беда.

Ридольфо. Пойдемте к синьоре Плачиде: она здесь, в цирюльне.

Д. Марцио. Ступайте к своей милой супруге!

Леандро. Между нами сказать, синьор дон Марцио, у вас прескверный язык. Я – любя. (Уходит с Ридольфо в цирюльню.)

Сцена шестнадцатая

Дон Марцио, потом Ридольфо.

Д. Марцио. Не хвалят мой язык, а чем он дурен? Это правда, что я иногда кой-что рассказываю то про того, то про другого, но я говорю правду; так зачем же мне удерживаться? Я говорю откровенно все, что знаю; и все это оттого, что я добрый человек.

Ридольфо выходит из цирюльни.

Ридольфо. Ну, и эту уладил,

Д. Марцио. Великий Ридольфо! Вы соединяете супругов.

Ридольфо. А вы их разлучаете.

Д. Марцио. Для их же пользы.

Ридольфо. Дурное дело не может быть никому в пользу.

Д. Марцио (с презрением). Ты великий ученый!

Ридольфо. Вы умнее меня; только, извините, у меня язык покороче вашего.

Д. Марцио. Ты говоришь дерзости.

Ридольфо. Если можете извинить меня, извините; а если нет, лишите вашего покровительства.

Д. Марцио. Я тебя лишу, я тебя лишу. Ты меня не увидишь больше в своей лавке.

Ридольфо (про себя). Дай-то бог!

Выходит мальчик из кофейной.

Сцена семнадцатая

Мальчик из кофейной и те же.

Мальчик. Хозяин, синьор Евгенио вас зовет. (Уходит.)

Ридольфо. Сейчас приду. (Д. Марцио.) С вашего позволения.

Д. Марцио. Мое почтение, синьор политик. Что-то вы выиграете вашими хлопотами?

Ридольфо. Выиграю любовь и уважение хороших людей, что для меня всего дороже. (Уходит.)

Д. Марцио. Какой дурак! Какие министерские идеи имеет! Лавочник разыгрывает примирителя! И как хлопочет! И сколько времени на это тратит! Все это я устроил бы в четверть часа.

Выходят из кофейной Ридольфо, Евгенио и Виттория.

Сцена восемнадцатая

Ридольфо, Евгенио, Виттория и д. Марцио.

Д. Марцио (про себя). Вот три дурака: дурак развратный, дура ревнивая и дурак-хвастун.

Ридольфо (Виттории). Поверите ли, как я рад!

Виттория. Милый Ридольфо, вы мне возвратили мир, покой и, можно сказать, жизнь.

Евгенио. Поверьте, мой друг, мне надоела эта жизнь, только я не умел отстать от нее. Вы мне открыли глаза то советами, то упреками, то одолжениями и благодеяниями; вы меня навели на путь истинный и заставили краснеть за самого себя. Я теперь другой человек и всем обязан вам.

Ридольфо. Слишком много, синьор; я этого не стою.

Виттория. Пока я жива, я не забуду того, что вы для меня сделали. Вы возвратили мне мужа, что дороже для меня всего на свете. Я столько плакала, я так боялась потерять его! Я и теперь плачу, но от любви, от радости; радость наполняет мою душу и заставляет забыть прошедшее горе. И всем этим я. обязана вам.

Ридольфо. Вы трогаете меня до слез.

Д. Марцио (смотрит в лорнет). О! Проклятые сумасброды!

Евгенио (жене). Хотите домой итти?

Виттория. Нет, я такая заплаканная и растрепанная. Там меня дожидается мать и кой-кто из родных; я не хочу, чтоб они видели у меня слезы на глазах.

Евгенио. Ну, успокойся, подождем немного.

Виттория. Ридольфо, нет ли у вас зеркала? Надо взглянуть, какова я.

Д. Марцио. Верно, супруг попортил прическу.

Ридольфо. Если хотите посмотреться в зеркало, пойдемте наверх, в игорную лавку.

Евгенио. Нет, уж туда я ни ногой.

Ридольфо. Знаете новость? Пандольфо посадили в тюрьму.

Евгенио. Да? За дело разбойнику. Как они меня обобрали!

Виттория. Пойдем, мой милый!

Евгенио. Если там нет никого, пойдем.

Виттория. Я не могу видеть себя в таком беспорядке. (Весело вбегает в лавку.)

Евгенио. Бедняжка, как она рада! (Входит в лавку.)

Ридольфо. Пойти послужить им. (Уходит за ними.)

Сцена девятнадцатая

Дон Марцио, потом Леандро и Плачида.

Д. Марцио. Я знаю, зачем Евгенио помирился с женой. Он разорился, ему нечем жить; жена молода, хороша… Придумано недурно; Ридольфо будет маклеровать.

Леандро и Плачида выходят из цирюльни.

Леандро. Пойдемте же в гостиницу за вашими вещами.

Плачида. Как же у вас хватило духу оставить меня?

Леандро. Ну, об этом довольно. Я переменю свою жизнь.

Плачида. Дай-то бог!

Д. Марцио (насмешливо). Ваш слуга, ваше сиятельство синьор граф!

Леандро. Мое почтение, синьор покровитель, синьор болтун!

Д. Марцио. Честь имею кланяться, синьора графиня!

Плачида. Здравствуйте, синьор кавалер печеных каштанов! (Входит с Леандро в гостиницу.)

Д. Марцио. Теперь вдвоем будут странствовать по свету да мошенничать. Весь их багаж колода карт.

Сцена двадцатая

Лизаура (у окна), д. Марцио.

Лизаура. Пилигримка ушла в гостиницу с этим несчастным Леандро. Если она здесь долго останется, я перееду из этого дома. Не могу я видеть ни его, ни ее.

Д. Марцио (с лорнетом). Ваш слуга, синьора!

Лизаура (сердито). Мое почтение!

Д. Марцио. Что с вами? Вы, кажется, сердитесь?

Лизаура. Я удивляюсь, как в гостиницу пускают таких людей.

Д. Марцио. О ком вы говорите?

Лизаура. Я говорю о пилигримке, она дурная женщина; у нас по соседству прежде таких глупостей не было.

Сцена двадцать первая

Плачида (у окна гостиницы) и те же.

Плачида. Эй, синьорина, что такое вы про меня говорите? Я женщина честная. Не знаю, можно ли то же сказать о вас.

Лизаура. Если б вы были честная женщина, вы не стали бы скитаться по свету попрошайкой.

Д. Марцио глядит в лорнет то на ту, то на другую и смеется.

Плачида. Я пришла сюда за мужем.

Лизаура. А в прошлом году за кем приходили?

Плачида. Я прежде никогда не бывала в Венеции.

Лизаура. Вы лгунья! В прошлом году вы разыгрывали здесь очень жалкую фигуру.

Д. Марцио смотрит в лорнет и смеется.

Плачида. Кто вам сказал?

Лизаура. Вот кто: синьор дон Марцио.

Д. Марцио. Я ничего не говорил.

Плачида. Он не мог сказать такого вздору. Вот про вашу жизнь и ваше поведение он мне все рассказал. Он рассказал мне, чем вы живете и как потихоньку принимаете к себе разных гостей через заднюю дверь.

Д. Марцио. Я не говорил.

Плачида. Нет, говорили.

Лизаура. Возможно ли, чтоб синьор дон Марцио сказал обо мне такую неправду!

Д. Марцио. Уверяю вас, ничего не говорил.

Сцена двадцать вторая

Евгенио открывает окно в комнатах Пандольфо, другое окно открывает Ридольфо, третье Виттория и те же.

Евгенио. Да, он говорил это, он мне говорил то же самое и про ту и про другую. Про пилигримку, что она в прошлом году шлялась по Венеции; про танцовщицу, что к ней ходят гости через заднюю дверь.

Д. Марцио. Я это слышал от Ридольфо.

Ридольфо. Я неспособен говорить такие вещи. Мы даже поссорились за это. Я утверждал, что синьора Лизаура честная женщина, а вы настаивали, что она женщина дурная.

Лизаура. Ах, противный!

Д. Марцио. Ты лгун!

Виттория. Он и мне говорил, что мой муж в коротких отношениях и с танцовщицей и с пилигримкой, и описывал мне их как самых негодных женщин.

Плачида. Ах, злодей!

Лизаура. Ах, проклятый!

Сцена двадцать третья

Леандро (у дверей гостиницы) и те же.

Леандро. Да, синьор, да! Вы произвели много беспорядков; вы очернили репутацию двух честных женщин.

Д. Марцио. И танцовщица тоже честная?

Лизаура. Да, и горжусь этим. Я была в дружбе с синьором Леандро единственно потому, что думала выйти за него замуж; я не знала, что он женат.

Плачида. Да, он женат, и я его жена.

Леандро. Если б я послушался синьора дон Марцио, я опять бы убежал от нее.

Плачида. Негодный!

Лизаура. Обманщик!

Виттория. Сплетник!

Евгенио. Болтун!

Д. Марцио. Вы это меня-то? Меня-то, самого честного человека в мире?

Ридольфо. Чтоб быть честным человеком, мало не воровать; нужно еще и поступать хорошо.

Д. Марцио. Я не сделал ни одного дурного дела.

Входит Траппола.

Сцена двадцать четвертая

Траппола и те же.

Траппола. Славное дело сделал дон Марцио!

Ридольфо. А что он сделал?

Траппола. Он сделал донос на Пандольфо; его связали и, говорят, завтра будут плетьми наказывать.

Ридольфо. Он доносчик! Прочь от моей лавки! (Отходит от окна.)

Выходит мальчик из цирюльни.

Сцена двадцать пятая

Мальчик и те же.

Мальчик. Синьор шпион, больше к нам в лавку бриться не жалуйте! (Входит в лавку.)

Выходит слуга из гостиницы.

Сцена двадцать шестая и последняя

Слуга из гостиницы и те же.

Слуга. Синьор шпион, больше к нам обедать не жалуйте! (Уходит в гостиницу.)

Леандро. Синьор покровитель, между нами сказать, любя, доносить – дело подлое. (Уходит в гостиницу.)

Плачида. Вот вам и печеные каштаны, синьор доказчик! (Отходит от окна.)

Леандро. К позорному столбу, к позорному столбу! (Отходит от окна.)

Виттория. Ах, милый синьор дон Марцио! Те десять цехинов, которые вы давали мужу в долг, – это у вас была плата за шпионство. (Отходит от окна.)

Евгенио. Мое почтение, синьор поверенный! (Отходит от окна.)

Траппола. Честь имею кланяться, синьор доносчик! (Уходит в лавку.)

Д. Марцио. Я поражен, я унижен; не знаю, где я! Я шпион? Я шпион? За то, что я случайно открыл преступное поведение Пандольфо, меня будут считать шпионом? Я не знал полицейского, не предвидел обмана, я не виноват в этом бесчестном поступке. Однако все меня оскорбляют, все меня унижают, никто не хочет меня видеть и всякий гонит. Да, они все правы: язык мой, рано или поздно, доведет меня до большой беды. Он стал причиной моего бесчестия; уж хуже этого нет ничего. Оправдания тут не помогут. Я потерял доверие и уж не ворочу его. Уеду из этого города; уеду с сожалением; уеду потому, что мой несчастный язык заставляет меня бежать из этой страны, в которой все живут хорошо, пользуются свободой, миром и удовольствиями, все, кто умеет вести себя умно, осторожно и честно.

Комментарии

В литературном наследии Островского немалое место занимают переводы пьес иностранных авторов. Переводческой деятельностью Островский занимался на протяжении всей творческой жизни, начиная с 50-х годов и кончая 1886 г.

Последние часы жизни драматурга были посвящены работе над переводом "Антония и Клеопатры" Шекспира.

В 1872 и 1886 гг. Островским были выпущены в свет два издания некоторых из его переводческих трудов. Отдельные переводы он печатал также в «Современнике» и в "Отечественных записках". Публикации эти, однако, далеко не исчерпали всего фонда переведенных и переделанных Островским пьес иностранных авторов. Знакомство с этим фондом значительно расширилось после Великой Октябрьской социалистической революции, когда большое количество неопубликованных автографов Островского сделалось достоянием государственных архивов и библиотек.

В настоящее время мы имеем в своем распоряжении материалы, которые позволяют с достаточной полнотой судить о задуманных и осуществленных работах Островского как переводчика.

С 1850 по 1886 г. Островским было переведено с иностранных языков двадцать два драматических произведения. К этому числу следует добавить выполненный им и поставленный 6 октября 1852 г. на сцене Московского купеческого клуба перевод драмы классика украинской литературы Г. Ф. Квитко-Основьяненко "Щира любов" ("Искренняя любовь или Милый дороже счастья").

За это же время Островским были начаты, но не завершены переводы шестнадцати произведений иностранных авторов, частично дошедшие до нас в виде более или менее значительных фрагментов и даже почти законченных работ.

Весь этот материал разделяется на группы: итальянскую (двенадцать названий), испанскую (одиннадцать названий), французскую (восемь названий), английскую (четыре названия), латинскую (три названия). Большинство изданий оригинальных текстов, которыми Островский пользовался в своей переводческой работе, сохранилось в его личной библиотеке, принадлежащей в настоящее время Институту русской литературы АН СССР (Ленинград).

Наиболее ранним из переводческих трудов Островского является "Укрощение злой жены" (1850) – первый прозаический вариант перевода шекспировской комедии "The Taming of the Shrew", к которой он вернулся в 1865 г., на этот раз переведя ее стихами ("Усмирение своенравной"). Об интересе Островского к Шекспиру и о высокой оценке им его творений свидетельствуют в своих воспоминаниях А. Ф. Кони и П. П. Гнедич (А. Ф. Кони, А. Н. Островский, Отрывочные воспоминания, сб. «Островский», изд. РТО, М. 1923, стр. 22; П. П. Гнедич, А. Н. Островский, "Еженедельник Гос. акад. театров", 1923, Э 31–32, стр. 7). Этот интерес Островский сохранил до последних лет своей жизни. Из остальных переводов Островского с английского языка до нас дошли лишь фрагменты "Антония и Клеопатры" Шекспира. О работе над переводами феерий "Белая роза" ("Аленький цветочек") и "Синяя борода", относящимися к 18851886 гг., мы располагаем лишь упоминаниями в переписке драматурга с его сотрудницей, поэтессой А. Д. Мысовской.

К 50-м годам относятся прозаические черновые переводы Островским римских комедиографов Плавта ("Ослы") и Теренция ("Свекровь"). Сохранился также отрывок из незавершенного перевода трагедии Люция Аннея Сенеки "Ипполит".

В 1867 г. Островский обращается к переводам итальянских авторов. Его внимание привлекают драматические произведения Никколо Макиавелли и Антонфранческо Граццини, классики комедии XVIII в. Гольдони и Карло Гоцци и современные ему драматурги: Итало Франки, Рикардо Кастельвеккио, Паоло Джакометти, Теобальдо Чикони, Пиетро Косса. Интерес Островского к итальянской драматургии в конце 60-х годов объясняется развивавшимися в эту эпоху событиями, связанными с борьбой итальянского народа за объединение страны; за этими событиями внимательно следила передовая русская общественность. Значительную роль в выборе тех или иных пьес современных итальянских авторов для перевода их на русский язык играл и успех, сопутствовавший исполнению некоторых из них такими выдающимися артистами, как Эрнесто Росси и Томмазо Сальвини.

Работа над переводами с итальянского языка была начата Островским в Щелыкове в летние месяцы 1867 г. Первыми были закончены переделка комедии Теобальдо Чикони "Заблудшие овцы" ("Женатые овечки") и перевод комедии Итало Франки "Великий банкир", опубликованные драматургом в собрании "Драматических переводов" в изданиях С. В. Звонарева (1872) и Н. Г. Мартынова (1886). Перевод комедии "Великий банкир" впервые был напечатан в "Отечественных записках" (1871, Э 7). В те же летние месяцы Островский работал над переводом комедии «Честь» ("Onore") и над двумя комедиями Гольдони: «Обманщик» и "Верный друг". Рукописи этих переводов до нас не дошли. Можно утверждать, что закончен из них был лишь перевод «Обманщика», о чем Островский сам свидетельствует в своем щелыковском дневнике.

К этому же времени следует отнести и сохранившийся среди рукописей Островского черновой набросок "заимствованной из Гольдони" комедии "Порознь скучно, а вместе тошно" {См. "Бюллетени Гос. лит. музея, А. Н. Островский и Н. С. Лесков", М. 1938, стр. 19.}.

В 1870 г. Островский перевел популярную в то время мелодраму Джакометти" "Гражданская смерть" ("Семья преступника"). До 1872 г. им была переведена одна из лучших комедий Гольдони «Кофейная». К 70-м годам, повидимому, следует отнести и работу над переводом комедии Антонфранческо Граццини «Выдумщик» ("Арцыгоголо") {См. К. Н. Державин, Один из неизвестных переводов А. Н. Островского, "Научный бюллетень Ленинградского государственного университета", 1946, Э 9, стр. 30–31.}. В 1878 г. Островский работал над переводом поэтической драмы Рикардо Кастельвеккио «Фрина». До нас дошла рукопись Островского, представляющая собой перевод пролога и большей части первого акта ("А. Н. Островский. Новые материалы", М. – П. 1923, стр. 108–157). Примерно к этому же времени относится и замысел перевода исторической комедии Пиетро Косса «Нерон». К концу 70-х годов следует приурочить незавершенный перевод комедии Карло Гоцци "Женщина, истинно любящая". В 1884 г. Островский закончил перевод комедии Макиавелли «Мандрагора» и вел переговоры с издателем А. С. Сувориным о напечатании своего труда, о чем свидетельствуют письма из Петербурга к М. В. Островской (март 1884 г.).

Первым, не дошедшим до нас, переводом Островского с французского языка была "народная драма" М. Маллианг и Э. Кормона «Бродяга» ("Le Vagabond", 1836). В 1869 г. Островский переделал комедию А. де Лери."Рабство мужей", напечатанную им в изданиях С. В. Звонарева и Н. Г. Мартынова. В 1870 или 1871 г., уступая настойчивым просьбам Ф. А, Бурдина, он начал, но не окончил переводить комедию Баррьера и Капандю "Мнимые добряки" ("Les faux bonshommes"). В 1872 г. драматург был занят переводом-переделкой пьесы Баяра, Фуше и Арвера «Пока» ("En attendant"). Работа над пьесой «Пока» была завершена Островским к концу 1873 г. В 1875 г. он перевел и приноровил к русскому быту водевиль А. Делилиа и Ш. Ле-Сенна "Une bonne a Venture", озаглавив его "Добрый барин" и доработав затем его текст в 1878 г. Перевод-переделка "Добрый барин" вошла в том II "Собрания драматических переводов А. Н. Островского" в издании Мартынова.

Обращаясь к переводу и переделке таких пьес, как "Заблудшие овцы", "Рабство мужей", «Пока», "Добрый барин", Островский чаще всего удовлетворял бенефисным требованиям актеров. Следует отметить, что в обработке нашего драматурга некоторые малоудачные пьесы второстепенных западных авторов, как, например, "Рабство мужей", приобретали известный сценический интерес.

В 1877 г. Островский начал переводить одноактную комедию Октава Фелье "Le Village", назвав ее в черновых наметках "Хорошо в гостях, а дома лучше", "Хорошо там, где нас нет" и "Славны бубны за горами". В 1885 г. драматург, всегда интересовавшийся Мольером, предлагал А. Д. Мысовской заняться совместным, переводом всех комедий великого французского драматурга. Замысел этот, однако, не был осуществлен.

Особое внимание Островского привлек великий испанский писатель Сервантес как автор народных интермедий – лучших образцов этого жанра в испанской драматургии.

В письме к П. И. Вейнбергу от 7 декабря 1883 г. Островский писал: "Эти небольшие произведения представляют истинные перлы искусства по неподражаемому юмору и по яркости и силе изображения самой обыденной жизни. Вот настоящее высокое реальное искусство". Все восемь интермедий Сервантеса и приписываемая его авторству интермедия "Два болтуна" были переведены Островским в 1879 г. и некоторые из них напечатаны в журнале "Изящная литература" 1883–1885 гг. Островский обратился также к испанскому драматургу Кальдерону, оставив фрагменты переводов его комедии "Дом с двумя входами трудно стеречь" и драмы "Вера в крест".

Являясь инициатором в ознакомлении русских читателей и зрителей с рядом западноевропейских драматургов, Островский выступил и как один из первых наших переводчиков драматургии народов Востока. После 1874 г. им был выполнен на основе французского текста Луи Жаколлио перевод южноиндийской (тамильской) драмы «Дэвадаси» ("Баядерка").

Из данного краткого обзора нельзя не вывести заключения о широте переводческих и культурно-исторических интересов великого драматурга. Островский глубоко изучал драматическую литературу – классическую и современную – иных народов. В творчестве крупнейших художников прошлого он находил близкие себе черты реализма и обличительные тенденции. Глубокая правдивость Шекспира, социально-бытовая сатира Сервантеса, жизненная комедийность Гольдони привлекли внимание Островского как крупнейшего представителя мировой реалистической драматургии прошлого века, законного наследника ее лучших традиций.

Островскому принадлежит бесспорная заслуга «открытия» таких произведений мировой драматургии, которые в России были или совершенно неизвестны, или знакомы только узкому кругу знатоков литературы, как, например, пьесы Сервантеса, Макиавелли, Граццини, Гоцци, а тем более автора «Дэвадаси» – народного тамильского драматурга Паришурамы.

В процессе работы над переводами Островский тщательно изучал все доступные ему исторические и литературные источники. С целью облегчить читателю понимание некоторых особенностей чужеземного быта и нравов он снабдил переводы примечаниями {Примечания Островского в настоящем издании обозначены (А. Н. О.).}. В ряде случаев, где это представлялось возможным и допустимым, Островский стремился дать сравнения с соответствующими явлениями русского быта.

Островский с полным правом может быть назван одним из основоположников русской школы художественного перевода в области драматической литературы. Сравнение переводных текстов Островского с их оригиналами, принадлежащими первостепенным авторам, приводит к выводу о высоком и самостоятельном мастерстве великого русского драматурга. Островский совмещает филологическую точность перевода с находчивостью интерпретаций, богатством лексического материала и чуткостью к стилевым особенностям подлинников, которым придаются живая русская интонация и колорит богатого своеобычными оборотами русского народного языка. Свои переводы западноевропейских классиков Островский осуществлял в расчете на широкую, народную аудиторию читателей и зрителей, которым были бы чужды нарочитые стилизаторские приемы переводческого искусства. Идя этим путем, Островский создал ряд ценнейших художественных образцов русского классического перевода, достойных занимать почетное место в литературном наследии великого русского драматурга.

«КОФЕЙНАЯ»

Печатается по тексту «Драматические переводы А. Н. Островского», изд. С. В. Звонарева, СПБ, 1872, с учетом незначительных разночтении, имеющихся в тексте «Собрания драматических переводов А. Н. Островского», изд. Н. Г. Мартынова, т. I, СПБ. 1886.

Перевод «Кофейной» ("La bottega del caffe") выполнен по изданию: Gоldоni, Commedie scelte, Paris, Firmin Didot, 1855, экземпляр которого, содержащий некоторые пометки переводчика, хранится среди книг Островского, принадлежащих библиотеке Института русской литературы АН СССР.

Карло Гольдони (Carlo Goldoni, 1707–1793) – один из крупнейших итальянских драматургов, создатель буржуазно-реалистической комедии нравов и реформатор итальянского театра. За свою полувековую литературную деятельность Гольдони написал 267 пьес, из которых большая часть принадлежит к прославившему его жанру бытовой реалистической комедии, отразившей многообразие социальной жизни Италии, в частности родной автору Венеции середины и второй половины XVIII в. Написанная в 1750 г., «Кофейная» относится к числу лучших творений Гольдони.

Интерес Островского к драматургии Гольдони объясняется реалистически-бытовым характером творчества итальянского комедиографа, его прекрасным знанием народного быта и мастерством в создании жизненных, реалистических типов современности.

Перевод «Кофейной» прекрасно передает характерный язык Гольдони и комедийный ритм его диалога. Островский, впрочем, произвел некоторые сокращения текста, в ряде случаев опустив или сократив свойственные Гольдони морализующие рассуждения действующих лиц.