Текст книги "Реинкарнация"

Автор книги: карла груа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Реинкарнация

 Там, где безмолвствует художник, поэт воссоздаст то, что невозможно передать одной живописью. Сегодня я вам расскажу историю у которой нет доказательств, но все еще есть живые свидетели. Впрочем, доказательства здесь не понадобятся, ведь это просто одна из житейских историй, которая произошла со мной в годы моей юности.

 И начну я пожалуй с того момента, когда меня еще не выгнали из мужского монастыря города Задонска. Наверняка вы слышали о святителе Тихоне, так вот именно в честь этого чудотворца и назвали монастырь. Скажу я вам, что монастырь этот не бедствовал даже в девяностые годы. Я никогда не видел столько шипучих таблеток от похмелья «Алка-Зельтцер» и английских ботинок для неформальной молодежи «Grinders», сколько их было на полках хранилища под столовой монастыря. Эти подвалы, запросто можно было сравнить с металлическими ангарами по их габаритам, и с государственными хранилищами по количеству добра. Те же сводчатые потолки и столько же свободного места. Словом под землей, монастырь был если не больше, то уж точно не меньше чем на поверхности.

 В тот день, мне назначили не самое лучшее послушание в монастыре. Нам было поручено черт знает каким образом, валить лес, который отдала администрация Липецкой области на обустройство храма. Это сейчас, здесь проходит объездная дорога федеральной трассы «Дон», а тогда на ее месте был просто густой лес.

 В монастыре жили и женщины, хоть он носил название мужской обители. Их было мало и в основном, они нашли себя и свою посильную помощь Богу, на кухне. Они нас кормили и ухаживали за скотиной и домашней птицей недалеко от монастыря, на скотном дворе. Это был собственный скотный двор монастыря, и я любил туда  иногда захаживать.

 В то время, добрая половина как мужчин так и женщин послушниц, жили в монастыре не по своей воле. В смысле, это добрая половина, к которой относился и я, послушниками как таковыми не являлись. Я например, приехал по просьбе моей мамы, чтобы моя ветрянная юность не закончилась на кладбище родного города. Кто-то просто скрывался от долгов, другие прятались от братков. Это были девяностые годы, непредсказуемое, но интересное время.

 Нас тогда выбрали на лесоповал человек пятнадцать. Самых здоровых и сильных, как раз из той половины о которой я только что рассказывал. Из-за того, что послушание это считалось физически тяжелым, монашкам пришлось готовить для нас отдельно. Это была самая вкусная и наваристая куриная лапша с мясом, которую я когда-либо ел. В монастыре вообще никого кроме нас мясом не кормили. Хотя я точно не знаю. Может кого-то и кормили, но не в столовой и не простых монахов.

 Забыл сказать! Еще каждому кто курил, выделили на день, по пачке сигарет без фильтра, и на всех, дали пачек восемь Краснодарского чая, чтобы начать работу с заварки крепкого чифира. Для тех кто не знает, это такая вонючая жижица, в быту известная как крепкая заварка.

 Все это произошло ближе к середине лета. Стояла невыносимая жара, и особенно сильно она ощущалась с пилой «Дружба» в руках. И единственным спасением от нее, было искупаться после изнурительного дня в прохладной воде Дона, по обоим берегам которого, росли разноцветные маки. Мака было так много, что жулье со всей России, по сезону съезжалось в те края поживиться опиумом.

 Сегодня, как нельзя кстати, закончился бензин для пил и мы решили вернуться в монастырь пораньше и как следует отдохнуть.

 Правила для монахов, в которые входило обязательное посещение вечерних служб, нас не касались. И на вечерней службе присутствовать нам было не обязательно. Таким образом нам давали больше времени поспать и соответственно лучше отдохнуть. Весьма сносные условия для тех, кто занят тяжелым физическим трудом.

 На троих у нас была одна келья. Правда не все пользовались такими благами. Некоторые кельи были рассчитаны и на десять мест, но там в основном жили новички, еще даже не послушники. Несмотря на все храмовые ограничения, я получал огромное удовольствие от жизни со своими друзьями монахами.

 Первого из них звали Ростислав, он был с моего города, и когда я только сюда приехал, я встретил его первым. Представьте каково было мое удивление, когда я увидел что-то знакомое в загоревшем лице проходившего мимо человека, похожего больше на индейца, чем на монаха из братии. И этот индеец заметил меня первым.

– Каким ветром? – спросил Ростислав.

– И тебе здравствуйте, – отозвался я.

– Значит и ты к нам приехал. Вот уж не думал тебя здесь встретить.

– Взаимно, – улыбнулся я.

Я конечно мог бы выдумать историю, что не слышал как говорят в городе, что Ростик уехал в монастырь. Поехал мол грехи замаливать. Однако могу заверить, о каком монастыре шептались в городе я не знал и узнать не пытался.

Вот так мы встретились за тысячу километров от дома. Никто не мог знать, что нас ждет впереди и чем обернется для нас, это уже совместное житие.

 На следующее утро, мы не поехали валить лес, а решили погулять по городу, посмотреть окрестности и через мост спуститься к правому берегу Дона. Город был совсем маленьким и из достопримечательностей помимо монастыря, еще я здесь увидел  памятник пенициллину. Его история мне неизвестна.

 Было ветренно. Мы шли по дороге, и ветер, то и дело поднимал огромные облака пыли. Она забивалась в нос, уши и глаза. Иногда я даже не видел Роста, который шел в двух шагах от меня. Монастырь постепенно исчезал из поля зрения, сменяясь частными дворами с небольшими домиками. А уже через десять минут, передо мной заискрилась водная гладь Дона. Река была неспокойна, вся ее поверхность гуляла волнами от сильных порывов ветра.

 Вот здесь я и встретил своего второго друга. Он был из монахов. Довольно шустрый парень по имени Лева, скрываясь за  высокими кустами пытался что-то достать из мутной воды. Не могу сказать, что для меня, это выглядело обыденно. Представьте себе монаха, который стоит по колено в воде и пытается, что-то из нее вытянуть. При этом, он полагает, что его никто и никогда здесь не сможет увидеть. Это кажется довольно странным, не правда ли?

Решив ему помочь, конечно же только из добрых побуждений, мы с превеликим удовольствием обнаружили в его руках сеть с ящиком бутылочного пива, спрятанного Левой вне стен обители.

– Я ничего не видел, – заметил Рост, – но, чтобы быть более причастным к этому секрету, может откроем по бутылочке.

– Ну конечно, за знакомство, – поддержал я.

– Да уж, – осматриваясь по сторонам, сказал Лева. – Возьмите, пожалуйста!

Мне было интересно наблюдать за его реакцией. Он так щурился от яркого солнца, что мне показалось, что он нам улыбается. На долю секунды, я даже заметил на его лице некую беззащитность, и невольно подумал, что ему больше ничего не остается как поддержать нашу компанию. Уже позже, найдя с ним общий язык, я ни сколько не пожалел, что оказался тогда рядом с ним.

– Да вот, постриг собираюсь принять, – сказал он, чем заставил меня на секунду задуматься. Только теперь мне стало ясно, почему он был не рад нашей компании.

– Да нет, не стоит, – заметил Ростик.

– Почему же. Я готов посвятить свою жизнь Богу. Если честно, мирская жизнь уже осточертела...

Если бы я стал вникать во все тогда им сказанное, то наверняка бы стал обольщенной жертвой, возвышенных чувств монаха консерватора.

– Я дал обещание, что больше не стану засорять мир своим грехом, – наконец закончил он довольно продолжительную речь.

– А как же женщины, – вырвалось у меня.

– Наплевать.

– Тогда какой смысл!

– Смысл, – отвечал Лева, – тот же, что у других. Посвятить свою жизнь Богу.

Стоя ко мне почти вплотную, он посмотрел на меня, и его лицо вдруг стало печальным. Мне стало его жаль. Верит ли он в то, о чем говорит или чувствует вину, за то что не верит, об этом я так никогда и не узнал.

 Поскольку наше знакомство сыграло значительную роль в этой истории, то сразу перейду к сути. Когда мы изучали окрестности и правила поведения в монастыре я обнаружил, что некоторые из монахов, дабы добиться так называемого просветления, спускались под землю храма. Я приложил множество усилий, чтобы узнать зачем они это делают. И не без некоторого изумления узнал, что там находиться библиотека храма, вход в которую разрешен тольке после принятия пострига и то, с разрешением отца-настоятеля. Конечно, такая скрытность не могла не вызвать во мне неподдельный интерес к этому подвалу и всему тому, что находится за его закрытыми дверями.

 Время шло. Дни я проводил на послушании, спиливая деревья, а вечера – в кельи, за разговорами с Ростом и Левой. Который, после нашего довольно близкого знакомства поселился с нами. В нашей кельи были две книжные полки, книги которых постоянно менялись. По моей просьбе монахи монастыря, не все конечно, но братьев пять точно, приносили мне всегда свежую литературу, которую брали для себя в библиотеке, куда мне вход был строго запрещен. Да и вообще, согласно уставу монастыря, кругом были сплошные запреты: в корпус где жили монахи посторонним входить было строго запрещено, ходить в гости и в келью в частности, не приветствовалось. Конечно это были условности, но иногда и от них брала жуткая тоска.

 По случайной причине, если причины вообще бывают случайными, мне попалась на глаза писцовая книга о взглядах христианства на реинкарнацию. Это такое «повторное воплощение» иными словами, переселение души в новое тело после смерти на земле.

Под впечатлением от прочтения этой книги я и встретил иеромонаха Григория на ступенях часовни во дворе монастыря.

Я его недолюбливал, ведь он все время умничал, считая себя самым грамотным на всем белом свете. Поэтому вызывал во мне мерзкое чувство, которое испытываешь при разговоре с самовлюбленным идиотом. Ну знаете, это когда смотришь в лицо такого человека, а оно кроме как оплеухи, больше ни к чему не сподвигает.

– Добрый день, – поздоровался я.

– Здравствуй.

– Я вот что хотел спросить, – сказал я. – А вы случайно не знаете куда улетают души после смерти?

Он явно не ждал такого вопроса и поэтому посмотрел на меня, словно на выжившего из ума юродивого.

– Ты серьезно, или пошутить решил? – нервно проговорил монах.

– Ну, допустим серъезно. А что вас так смущает?

Это конечно было не совсем то, о чем я хотел спросить, и он был не тем, от кого хотелось бы услышать ответы на вопросы. Но меня злило то, что он будучи иеромонахом был напыщенным и самовлюбленным, поэтому я и решил подурачиться. Мне иногда этого так не хватает.

– Человек живет один раз, после смерти его душа переходит в мир, где праведные наследуют вечную жизнь в блаженстве а грешники мучаются и терпят наказание. Лично я верую в воскресение.

– Вы наверно нарочно так говорите.

– Как?

– Так, как большинство нормальных людей никогда не думает, – резюмировал я.

– Ты что, подвергаешь сомнению факт воскресения Христа?

– Бог с вами! Просто вы говорите, что праведные после смерти наследуют блаженство в мире духа, а грешники мучаются и терпят наказание. Вот я и подумал, что это тоже самое, что и переселение душ. Не является ли вечная жизнь в блаженстве – новым воплощением в духе, а  жизнь в мучениях и наказаниях – очередным  воплощением в теле?

– Я утоляю жажду познания своими слезами и скорбью, а не изучением сомнительных теорий.

Трудно поверить, но я не ожидал встретить в монастыре не совсем адекватных особ, которым были чужды жизнелюбие и скромность. Что тут скажешь.

Я дошел до кельи, в воздухе которой пахло ладаном. Ростик и Лева играли в карты, разрушая церковные каноны на глазах. Спать не хотелось, хотя завтра нужно было рано вставать.

– Присоеденишься?

– Пока посмотрю.

– Как тебе книга? – тут же начал Лева.

– Просто огонь, столько мыслей!!!

– Скажу честно, что касается этой книги, лично я не вижу пользы от ее возвышенной мудрости.

– Хоть ты не начинай, умоляю. Мне хватило разговора с Гришей.

– Милый собеседник, согласись! – улыбнулся Ростик.

– Идея реинкарнации принадлежит не только этой книге, но и множеству более древних религий тоже, – сказал Лева.

– Спору нет, 35% всего населения земли являются сторонниками этой теории. А христианство, отрицающее ее насчитывает всего 30%, что на 5% меньше. В численном эквиваленте это сотни миллионов сторонников. Ты понимаешь о чем я?

– За такие мысли, я вправе на тебя обидеться, – заметил Лева. – За свое добро, я плачу монастырю, сговором с чернокнижниками, – он посмотрел на нас с Ростом и улыбнулся.

– Вот так значит! – улыбнулся я в ответ. – Уже поздно об этом думать, ты уже спелся с колдунами.

– Ну, Карла! Пришло наше время, – Ростик радостно потирал руками. – Собираем все запретные книги, и да ждет нас практика переселения душ...

 Знаете, в жизни бывает так, что друзья периодически ссылаются на то, что когда сильно нужно, то можно. Вот так и я, бесчестно со своей стороны, воспользовавшись фактом нашего знакомства с Левой, получил полный доступ к запретной литературе.

– А может действительно попробывать практическим путем докопаться до истины, – предложил я.

– Не стоит! – отозвался Лева.

– Почему?

– Потому что у храмовников сейчас усиление. Они не дадут тебе делать то, что им не понравится.

Здесь стоит сказать, что в монастыре была своя внутренняя служба безопасности. Она состояла из монахов, напрямую подчинявшихся настоятелю. Даже городская милиция, если знала, что в монастыре скрывается не особо опасный преступник, давала ему возможность жить и трудиться на благо храма. Ну, конечно до момента, пока он устраивал настоятеля и храмовников из службы безопасности.

– Могу себе представить, что здесь начнется, если храмовники поймают нас за практическими занятиями по изысканию души, – сказал Ростик.

– Безусловно, по голове не погладят, – произнес Лева.

– По голове не погладят и за игру в карты.

– Ну, не сгущай краски. Это безобидная шалость, тем более, в такое время.

– Может, пора бы уже и отдохнуть, – предложил я.

Всех нас объединяло одно хорошее качество. Мы понимали друг друга с полуслова, и нам не приходилось что-то друг другу объяснять и доказывать.

 На следующее утро пришлось рано встать. Я еще толком не проснулся, а мы уже свернули с главной дороги на проселочную. И через пол часа, наш старый «газон» пробираясь сквозь густой лес, подъехал к месту вырубки. Оставшиеся под спил деревья, росли по краю оврага, огораживая его вершину своими крепкими стволами словно забором. Склоны его были крутые и каменистые и вывод напрашивался сам собой: здесь не так давно добывали глину и песок. Кое-где, среди этих острых камней и глины пробивались кусты вереска и можевельника, отдельные из которых образовывали целые оазисы зелени на крутом склоне.

Вскоре с пилами в руках мы занялись уже привычным делом.

– Смотрите! – вдруг крикнул один из послушников и указал пальцем на что-то необычное на склоне оврага.

– Что случилось? – отозвался Рост.

– Вон там. Видите?

– Смотреть-то куда, – поинтересовался я.

– Смотри на то дерево, что висит над обрывом.

– И что там?

– Под ним глянь.

– Вижу, – крикнул Рост.

– Наконец-то.

Рассматривая склон утеса, я старался как можно быстрее увидеть то, о чем кричат все вокруг. И уже через минуту, я разглядел под деревом довольно большой лаз. Листвинница прямо над ним, казалось, должна была вот-вот рухнуть. Нарушая все законы равновесия, она почти горизонтально продолжала расти, цепляясь за склон паутиной своих корней. Вероятно, со временем именно они обрушили часть оврага, обнажив этот лаз, когда– то обложенный серым ломаным камнем.

– Чъе то убежище? – предположил я.

– Похоже на то.

– Мне кажется, нужно разведать.

– Это можно, – согласился со мной Ростик.

Мы выдвинулись к этому проходу, зияющему черным пятном на крутом склоне оврага. Рост проявил потрясающие способности к скалолазанью и первым спустился к таинственному входу. За ним спускался по камням уже знакомый нам, иеромонах Григорий. Его, и еще одного храмовника из службы безопасности монастыря, настоятель поставил над нами бригадиром и проводником.

 Погода сегодня была отличная. Солнце уже было в зените, но жары не чувствовалась из-за легкого ветерка, который своей свежестью разгонял зной вокруг нас.

 Наконец мы все собрались возле входа, готовясь залесть внутрь и разузнать что-же там такое. Было безумно интересно. Мое эмоциональное состояние испытывало необычайный подъем, адреналин зашкаливал в крови, а неистовое любопытство можно было удовлетворить только узнав, что скрывается за темнотой этого лаза.

Рост по пути в неизведанное, захватил пару мощных фонарей из кабины старого «газона», и теперь можно было не переживать, что кто-то из нас разобьет в темноте свой драгоценный лоб.

Вдруг у Григория изменилось выражения лица. Все заметили эту метаморфозу и ждали, что же будет дальше.

– Мы пойдем первые, – сказал напряженный иеромонах, – давай за мной. – Посмотрел он на храмовника проводника.

Никто не стал возражать. Тем более никто не знал, что нас там ожидает. Пусть идут, подумал я, произнося вслух:

– Бог в помощь.

– Да-да! – ответил иеромонах и исчез в темноте тонеля.

Еще минут пять Григорий подогревал наше любопытство своим молчаливым отсутствием. С близкого расстояния мне было видно, что лаз довольно глубокий, переходящий в пещеру в которой то и дело мелькал свет фонаря.

– Очень странно! – вдруг крикнул Григорий. –  Здесь не видно никаких следов эррозии, такое ощущение, что это место засыпали как только построили.

Этих слов нам с Ростом хватило, чтобы ринуться на перегонки внутрь этой самой пещеры. Под ногами, то тут то там, попадались крупные кристаллы соли и еще неизвестный мне черный минерал, с прожилками металлического цвета.

В это трудно поверить, но метров через десять, небольшой ход, где с трудом мог протиснуться один человек, резко заканчивался двумя ступенями ведущими в довольно просторное помещение.

Дальше было еще интересней.

Стены пещеры были вылажены рублеными камнями, верхнюю часть которых, украшала роменская керамика десятого века. Высота ее куполообразного потолка по центру достигала метров четырех, а общая пощадь была примерно метров двадцатьпять. Но не смотря на небольшие размеры, внутри было довольно холодно.

Следов природных разрушений действительно не было видно. Как будто время с его техногенным характером не коснулось этого места.

– Похоже на языческое капище, – перекрестившись заметил Григорий.

Но я его уже не слушал. Мой взгляд приковала к себе большая колонна в центре комнаты. Она была выложена из человеческих черепов чередующихся с камнями и больше походила на ритуальный столб, увенчанный необычайно большим и вытянутым черепом, украшенным височными кольцами.

Сама колонна, основанием выходила из формы, очень напоминавшей разрезанный пополам глинянный горшок огромных размеров. Вокруг которого четыре ямы с золой, занимали свои места по сторонам света. Это было похоже на место жертвоприношений языческим идолам.

 Во время дальнейшего осмотра капища, храмовнику здорово повезло и он нашел церу. Эта такая деревянная дощечка заполненная черным воском. Она была исцарапана непонятными символами и знаками мне не знакомыми. Да и вообще, я никогда не был полиглотом.

– Скажи, что ты об этом думаешь? – спросил храмовник у Григория.

– Это це-ра, – ответил иеромонах, и взял дощечку в руки. – Написанная древними рунами, она может таить в себе много секретов. Чтобы их узнать, мне нужно будет постараться ее перевести.

На этом и порешили. Утолив свое любопытство, мы отправились обратно в монастырь, предварительно договорившись, о произошедшем особо не распространяться, во избежании кривотолков.

 После этого не прошло и двух дней, как Григория увезли в Липецк. Ему было шестьдесят два года, и он прожил в этом монастыре добрую треть своей жизни, прежде чем, отсюда попал в клинику для душевнобольных. Никто не мог и подумать, что дело примет такой серъезный оборот. Узнав об этом, мне тогда пришла в голову мысль, что может в этом виновата та находка, которую он унес с собой из капища. Этой мыслью я поделился со своими друзьями. На что они сказали, что действительно нужно рассмотреть это как вариант и узнать где сейчас эта це-ра. Учитывая все, что с нами произошло, мы решили начать с посещения лечебницы.

 Ступени что вели к дверям закрытого отделения, печально известного под номером четыре, облезли от часто шаркающих по ним ног. Здешний запах можно было охарактеризовать как больничный с примесью стариковского, и сдобренный пережаренным в автоклаве бельем. Решетка через которую на нас смотрел довольно милый санитар, была приоткрыта. Он ждал нас. Мне еще не приходилось бывать в подобного рода заведениях, поэтому я не знал на чем основаны принципы его работы.

– Я вас проведу к заведующей, она ждет, – сказал санитар. – Идите за мной.

Мы оказались в конце коридора в довольно маленьком кабинете, где нас приветливо встретила молодая, красивая женщина. Увидя нас, она из-за стола предложила нам сесть и улыбнулась мне очаровательной улыбкой. Она была в нейлоновом белом халате, через который можно было разглядеть ее дорогое белье.

– Здравствуйте, меня зовут Дина Валерьевна, – мягким голосом представилась врач. – Григорий ваш родственник?

– Нет, что вы! Мы из монастыря, – ответил Лева, чем вызвал в ней неподдельное удивление.

– О, извините! – слегка оторопев, заметила она. – Мне нужно было сразу догадаться, кто вы. Просто у нас не так часто встретишь монахов.

– Это ничего, ведь мы уже не первые, –  улыбнувшись заметил я.

– Вы можете нам в двух словах объяснить что с Григорием, – спросил Лева. – Что-то серъезное?

– Пока не могу ничего сказать. Я сама еще не понимаю.

– Так тоже бывает?

– Ну знаете, аскетическая жизнь по разному действует на людей. Причин может быть множество, но его симптомы не похожи на известные мне. Сделаем все анализы, понаблюдаем. Меня предупредили, что вам не нужна огласка, так что полежит под чужой фамилией. Не волнуйтесь, сделаем все что можно.

– А с ним можно поговорить?

– Если только недолго!

После этого, санитар проводил нас к девятой палате и был рядом на протяжении всего нашего разговора с Григорием.

– Гриша здравствуй, – сказал Лева, и добавил: – Ну как ты ?

Покинутый богом и изнывающий в одиночестве, он повернулся. Его глаза запали внутрь черепа так, что напоминали два черных пятна смотрящие сквозь меня. Его губы, словно губы жаждущего, были сухими и потрескались, то-ли от принимаемых лекарств, то-ли от недостатка жидкости в организме.

– Теперь, вас спасет только вера! – прошипел он.

– Гриша, скажи где цера, – начал Лева. – Ты смог ее перевести?

– Я вижу плохие сны, – сказал негромко Гриша и заплакал, как только-что проснувшийся ребенок. – Я что-то потерял в одеяле. Нужно это найти. Помогите мне! – Он стал рыться в одеяле в надежде найти потерянную им вещь, которой просто не могло быть. Ведь пациентов этого отделения старались ограничивать во всем, дабы избежать непредсказуемых последствий. Помня о словах заведующей, я осмотрелся по сторонам и дал понять Леве, что нам пора.

– Это не может быть одержимостью? – поинтересовался я тогда у Дины Валерьевны.

– Ну знаете! О подобного рода версиях я не задумывалась.

– У нас сейчас тоже скептически смотрят на это, – заметил Лева. – В монастыре категорически отнеслись к «отчитке» потому, что нынешний архиерей не дает на эту процедуру своего согласия.

– Что такое «отчитка»? – спросила врач.

– Обряд изгнания бесов.

– Подобного рода одержимость, в медицинской практике рассматривается больше как частный случай психического расстройства. Оно даже имеет свое название, но  ему свойственны такие симптомы, как раздвоение личности, эпилепсия, синдром Туретта. У Григория ничего подобного не наблюдается.

– Это и пугает, – заметил Лева.

 Уже по прибытию в монастырь Лева поговорил с настоятелем храма, и получил разрешение на осмотр личных вещей Григория и его кельи. Мы же с Ростом решили вернуться в капище, чтобы хоть как-то помочь прояснить сложившуюся ситуацию.

– С чего начнем? – поинтересовался Ростик.

– Черт его знает. Как думаешь, мог он сюда вернуться и спрятать церу здесь?

– А смысл? Ее можно и на территории спрятать так, что никто не найдет.

– А вдруг он все-таки сумел ее перевести и обнаружил там такое, отчего мог лишиться рассудка. Такое может быть?

– Может, но маловероятно.

– Я его видел. Он, не чуть-чуть не в себе, он полностью лишился разума, – сказал я, и дотронулся двумя пальцами до правого виска своей головы.

– И поэтому ты связал его одержимость с этой дощечкой?

– Это дощечка пропала, а он после ее находки угодил в клинику для душевнобольных. Странные совпадения, не правда ли?

– Что ж, пожалуй я с тобой соглашусь, церу действительно нужно найти. А дальше будет видно, – согласился Рост.

 Не успел он закончить, а я уже достал из сумки, две солдатские лопаты и с помыслами далекими от Бога, принялся разгребать золу в одной из четырех ям. Немного погодя, Ростик позвал меня к себе, на другую сторону капища и я подумал, что он что-то нашел. И угадал. Этой находкой оказался кусок телячьей кожи, где на старославянском было написано: «… бе таль балия аже восхитити ........ ........ або ….. мыто .. изуметися ….... .. гоньзнути ...».

Тогда мы еще не знали, что значат эти слова, поэтому отнеслись к этому куску кожи, просто как к важной находке. И не более того.

– Ты понимаешь что тут написано? – спросил я у Роста.

– Точно знаю, что это старославянский, я часто видел похожие буквы в монастырских книгах. Дома найдем переводчика.

– Надеюсь это поможет.

– Значит ты все-таки думаешь, что во всем виновата цера?

– Да! Думаю так, – ответил я. – Вот только где она может быть? Мы тут уже ископали добрую половину, а ее так и не нашли.

В эту минуту моя лопата с глухим звуком наткнулась на что-то твердое. Я не обратил на это внимания, ведь в этом месте было много каменной соли перемешанной с неизвестным мне черным минералом. Я подумал, что в очередной раз наткнулся на камень. Но, на этот раз я ошибся. Это оказалась искомая цера. Григорий завернул ее в широкий и длинный омофор. Омофор – это длинная и широкая лента с крестами. Принадлежность облачения епископа, символизирующая  спасение человека особой божественной силой.

 Словом, как только я нашел церу завернутую в великий омофор, я не на шутку насторожился.  Я смотрел на нее и думал, как эта маленькая дощечка, могла привести к таким жутким последствиям. Я видел как на нее смотрит Рост, он тоже понимал, что это не к добру. От этих мыслей мне стало не по себе, лучше, если бы некоторые вещи всегда оставались в забвении. Люди частенько думают, что могут все предугадать, но что случилось дальше, предугадать было невозможно.

– Может разведем костер? – предложил я.

В ответ на это, Рост вручил мне бутылку минеральной воды и не дав опомниться, отвернулся и направился к выходу. Я почувствовал что устал. У меня совсем не было желания кричать ему во след, узнавая куда он направляется. Я скорее хотел свернуться колачиком и отдохнуть. Меня почему-то начало раздражать его присутствие. Плюс ко всему, внутри капища стало заметно холодней.

 Внезапно, меня захлестнули воспоминания, уже через минуту сменившиеся навязчивыми идеями и страхом. Оглядевшись по сторонам, я понял, что остался совершенно один. Тут же мною овладело чувство бешеной злобы, а животный страх сменился чувством  голода. Голод был такой сильный, что будь сейчас Рост рядом со мной, я бы не раздумывая набросился и растерзал его как дикое животное, лишь бы уталить этот абсолютный голод. Поверьте мне! Таким голодным я не был никогда в жизни. Голова закружилась, ноги подкосились и я упал. Хорошо, что земляной пол был мягким, а то разбил бы свой драгоценный лоб. Не знаю, сколько я так пролежал, и как долго продлилось мое забытье, должно быть Ростик за мной вернулся, ведь в себя я пришел уже в кельи.

– Ну ты даешь! – возмущался Рост. – Я хоть и занимался спортом, но твои восемьдесят килограмм, не дались мне легко.

– А что случилось?

– Да откуда я знаю, что с тобой случилось, – продолжал он возмущаться. – Я вышел в туалет, прошу заметить, что сделал я это гораздо легче, чем вернулся. Откровенно говоря, мне совсем не хотелось возвращаться, я не могу объяснить почему, но это так. На обратном пути, так не кстати закружилась голова, что я чуть не сорвался вниз. Хорошо успел ухватиться за древесный корень, а то, тоже лежал бы на дне оврага.

– Да ладно!

– Вот тебе и ладно. Захожу, а ты лежишь на земле. Глаза открыты, на меня смотришь и бормочешь что-то невнятное. Попытался привести в чувство, не получилось. Испугался до смерти. Кстати! как ты себя чувствуешь?

– Неплохо!

– Знаешь, кажется ты оказался прав насчет церы.

– Я чего-то не знаю?

– Мы перевели текст на коже. Там написано: «...он был заложником колдуна, который похитил …... …... либо …... плата .. лишиться ума …... .. спасайтесь бегством ...»

– Ты не ошибаешься?

– Нет, не ошибаюсь! Многих слов не перевести, но то, что можно было разобрать, переводил Лева.

– А где он?

– С настоятелем, пытаются перевести церу.

– Это как раз тот случай, когда может и не стоило бы так суетиться.

– Настоятель сам в этом захотел разобраться.

О недостатках настоятеля я говорить не буду, может быть потому, что они покрываются его большими достоинствами, а может из-за того, что мне не приходилось с ним подолгу лично общаться. Однако, его праведная во многих отношениях жизнь, не позволяет мне говорить о нем того, чего я не знаю.

 Мы жыли в монастыре чужого города. Где из-за отсутствия знакомств, некоторые вещи для нас были просто не достижимы. Именно поэтому, сила влияния игумена, ощущалась нами по всей Липецкой области, что конечно играло нам на руку. Даже самые недоступные из людей, нам приветливо улыбались и шли на встречу, когда об этом просили из монастыря.

 Оставив свои дома и придерживаясь новых взглядов, мы старались жить праведной жизнью. И только у меня это стало получаться, как произошла эта жуткая трагедия с Григорием. Хотя мне кажется, что находка церы изменила не только мою жизнь, но и жизнь тех, кто был рядом со мной.

 Как-то, я спросил у Дины Валерьевны, встречалась ли она с пациентами подобными Григорию, на что заведующая тогда мне ответила: «Именно с такими проявлениями врят-ли, но, с подобными людьми я вижусь часто. В моем отделении редко бывают свободные места. Вы понимаете, что я хочу сказать?» Конечно я понимал. Настоятель нам рассказывал, что в этом отделении лежат не простые так сказать смертные. Там можно было встретить, директора школы и депутата местного зак. собрания, которые с периодичностью в пол года проходили восстановительную терапию. Кто-то лечил нервы, а кто-то белую горячку.