Текст книги "Сокровища Перу"

Автор книги: Карл Верисгофер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

V ЖАРКОЕ ИЗ ЗМЕИ. – ПРОДОЛЖЕНИЕ СТРАНСТВОВАНИЯ. – В TIERRA FRIA. – ГОРНАЯ БОЛЕЗНЬ. – МИЛОСЕРДНЫЙ САМАРИТЯНИН. – У ОХОТНИКОВ ЗА ШИНШИЛЛАМИ. – ПЕРВЫЕ ВЕСТИ ИЗ КОНЦИТО

Проходили недели за неделями, до конца дождливого периода оставалось всего только шесть дней, но прошедшие недели эти тяжелым гнетом легли на путешественников.

Вода, наполнявшая сперва все углубления в почве, теперь слилась в одно сплошное озеро, бушевавшее у самых дверей дома, с шумом ударялась о его стены и, наконец, проникла и внутрь дома, просачиваясь сквозь пол. Всякий, кто только слезал с гамака, должен был шлепать по колено в воде.

Очаг пришлось поднять на значительную высоту, а для топлива устроить высокую полку. В пище чувствовался страшный недостаток. Все мулы были уже прирезаны. Четверо товарищей почили вечным сном.

Все тяжелей и тяжелей становилось на душе у остальных.

А на дворе по-прежнему бушевал ветер и лил беспрерывный дождь. Вдруг сильный порыв ветра сорвал дверь хижины – и вода разом хлынула в нее рекой. Тысячи мелких рыбок, жаб и змей заплясали, зарезвились под гамаками друзей. Все это были, конечно, безобидные создания, но вместе с ними проник в хижину и громадный удав. Очевидно, мучимый голодом, застигнутый водой в своем укромном убежище, он был случайно занесен сюда водой. Медленно вытянув голову, ужасная змея стала подыматься по одному из столбов, поддерживавших крышу дома, по-видимому, наметив себе жертву: ее прельстил Плутон, стоявший во весь рост в одном из гамаков, выстланном звериной шкурой, и отчаянно лаявший на змею. Бенно заметил это и настойчиво звал к себе своего любимца, научившегося ловко перескакивать из одного гамака в другой.

Рамиро и Педрильо выстрелили в удава почти одновременно, но раненое чудовище проворно соскользнуло вниз и бешено било хвостом по воде, не переставая протягивать свою широко разинутую пасть к жертве, собираясь схватить ее. Обия, перегнувшись вперед, изо всей силы ударил топором по голове удава и тут же размозжил ее.

– Ура! – воскликнул Бенно. – Теперь у нас будет змеиное жаркое!

Индеец соскочил прямо в воду с такой прытью, что только брызги полетели во все стороны.

– Не тронь ее, господин! – крикнул он, – она живуча и сейчас еще может сдавить человека.

И индеец принялся крепко притягивать длинной полосой луба голову змеи к столбу, пока голова эта совершенно не отделилась от туловища. Но даже и разрубленная на части змея продолжала извиваться и двигаться.

Перед домом теперь постоянно сидели на пнях два громадных коршуна, выжидая свою долю различных отбросов. Они почти не отлучались отсюда вот уже две недели. Прошло еще несколько дней, и вот наконец наступил желанный день возрождения природы. Солнце еще не появлялось на небе, но в продолжение всего дня не выпало ни одной капли дождя, и вода начала убывать. В эту ночь никто не сомкнул глаз, ожидая лучезарного восхода.

Около четырех утра запела какая-то птица.

– Это гуа-комайо! Сейчас выглянет солнце! – воскликнул Обия. – Смотрите, видите вы этих пурпурно-красных птиц величиною с голубя? Это они и есть, а вот и золотистый жучок расправляет свои крылышки, а вот и пчела!

– Я вижу там, на востоке, узкую светлую полосу, – сказал Бенно. – Ура! Вот и солнце!

И все эти несчастные, полуголодные, истощенные люди, не видевшие никакой пищи со вчерашнего дня, точно кучка огнепоклонников, невольно преклонили колени и, простирая руки к небу, стали благодарить Бога за то, что миновало тяжелое время невзгод и непогоды.

С первыми лучами солнца повсюду стала пробуждаться жизнь, и друзья тоже почувствовали, как в их душе вновь ожила надежда на благополучный конец их путешествия, на близкое осуществление их заветных желаний.

– Обия! – воскликнул Бенно. – Мы сегодня же отправимся в путь, не правда ли?

Индеец отрицательно покачал головой.

– Надо дать уйти воде, не то мы завязнем в болоте и не в состоянии будем выбраться из него.

– Но что нам делать здесь? Ведь здесь совсем нечего есть!

– Я найду, – сказал Обия и, приподняв громадный разбухший в воде лист, вытащил из-под него гигантскую лягушку с красивыми разноцветными пятнами и крапинами.

– Это очень вкусное мясо! – сказал он.

– А другого чего-нибудь нет?

– Другого ничего нет! – подтвердил тот.

Волей-неволей пришлось довольствоваться и этой пищей. В продолжение последующих двух-трех дней ничего, кроме лягушек, не было, но ведь это были последние дни мучительного заключения и тяжелых лишений! Солнце делало свое дело: вода быстро убывала, теперь можно было уже продолжать путешествие, хотя сначала оно было сопряжено с немалыми затруднениями. Измученные, полуголодные люди с трудом пробирались по размокшей, точно болото, почве и временами совсем выбивались из сил.

Но теперь они повсюду встречали желанную дичь, все деревья были уже в полном цвету, и не сегодня-завтра можно было ожидать и плодов.

Однажды поутру, после двухнедельного странствования, доктор указал своим товарищам на синевшую вдали горную цепь и сказал:

– Видите вы эти горы? Это – Перу, ваша родина, сеньор Рамиро!

Тот отвечал только молчаливым кивком головы: волнение мешало ему говорить.

– Господа! – воскликнул Бенно. – Кто пойдет с нами на охоту? Обия напал на след крупного муравьеда!

Рамиро, не говоря ни слова, нахлобучил свою широкополую шляпу и пошел вслед за Обией и его верным спутником Бенно.

Неуклюжий и грузный муравьед так вытоптал тропу своего обычного пути, что проследить его было весьма не трудно, но прокладывать себе дорогу сквозь густую сеть лиан и вьюнов было нелегко. После продолжительных дождей они так разрослись, что на каждом шагу совершенно преграждали путь сплошной зеленой стеной. Птицы, пестрые красивые змеи, ожившие под влиянием благодатного солнышка, золотистые жучки и роскошные многоцветные бабочки наполняли лес, попугаи-перцеяды качались на ветвях деревьев, в неимоверном количестве уничтожая недозрелые плоды и ягоды.

В одном месте, как раз поперек пути, проложенного ножами и топорами охотников, лежало громаднейшее дерево, разбитое грозой и поваленное бурей. Однако дерево это не упало совсем, не легло на землю, а, зацепившись вершиной и ветвями за ветви ближайших деревьев, осталось отчасти на весу и, несмотря на вывороченные из земли корни, не умерло окончательно и давало приют сотням различных паразитов и насекомых.

Обия знаком дал понять своим товарищам, чтобы они остановились на минуту, пока он убедится, нет ли здесь поблизости зверя.

– Муравьед – глупое животное, – сказал Рамиро, – его нетрудно захватить врасплох.

И действительно, не успел он договорить, как уже Обия стал манить их к себе.

У корней дерева, стоя на задних лапах, громадное безобразное животное с жесткой, почти дыбом стоящей густой черной шерстью на спине и длинным, чрезвычайно пышным хвостом, отрывало своими когтями пласты коры. Его детеныш, сидевший на стволе, с жадностью погружал свой длинный, тонкий, как ниточка, язык, покрытый каким-то сладким липким веществом, в ворошившиеся под корою кучки черных муравьев и затем проворно втягивал его обратно в свое узкое длинное рыльце с крошечным, едва заметным отверстием рта, с наслаждением поглощая сразу десятки и сотни муравьев.

Разом грянули два выстрела: и матка, и детеныш, точно сраженные громом, повалились на землю.

– Ура! – воскликнул Бенно. – Вот что я называю удачной охотой.

Тем временем Рамиро, сбросив куртку, стал взбираться на одно из ближайших деревьев, попросив, чтобы Обия связал ему из нескольких тонких полосок пальмового лубка длинную бечевку.

Обия немедленно исполнил его просьбу и, намотав эту первобытную веревку на сучок, ловко бросил ее вверх, прямо в руки Рамиро. Срывая одну за другой громадные красные кисти ягод пальмы ассаи, он спускал их на веревке вниз, пока не образовалась целая куча этих красивых плодов, чрезвычайно вкусных и сочных.

– А вот и другая находка! – воскликнул Обия, – вот дерево, которое дает молоко. Подождите меня здесь, я сбегаю в лагерь и принесу оттуда наш большой котел!

– Вот поистине счастливый день, – поддержал его Рамиро, – их тут целый десяток! Экая благодать! Идите сюда, Бенно, мы сейчас полакомимся с вами молоком!

С этими словами он срезал и сделал из бамбука две тоненькие трубочки толщиною в палец и, подойдя к мясистому белому стволу широколиственного дерева, осыпанного почти сплошь ярко-пунцовым цветом, сделал перочинным ножом довольно глубокий надрез в этой белой коре, затянутой только одной тонкой пленкой, вставил в разрез приготовленные бамбуковые трубочки и затем оба принялись сосать превосходный прохладный сок, по виду и по вкусу чрезвычайно похожий на молоко. Напившись досыта, они искусно заткнули крепким колышком отверстия, чтобы драгоценная влага не пропала даром.

Между тем в сопровождении Тренте и еще двоих погонщиков мулов возвратился Обия, и, наполнив чудесным пальмовым молоком громадный котел, захватив с собою двух убитых муравьедов и целый груз плодов ассаи, понесли все это в лагерь.

На этот раз у путешественников был пир горой, все были веселы и полны надежд, забывая минувшие невзгоды.

Собравшись с силами, друзья продолжали свой путь. Теперь почва стала неровной, холмистой. Богатая растительность мало-помалу уступала место чахлым травам, пестрые бабочки и искристые колибри попадались все реже и реже. Воздух становился заметно прохладнее, а горы надвигались все ближе и ближе. На их вершинах лежали вечные снега: в этой «tierra fria» не было никакой растительности, никаких насекомых, даже животные и птицы там попадались очень редко. Даже у подножия этих гор, на бесплодной каменистой почве не произрастало почти ничего, кроме громадных колючих кактусов, корявых и чахлых акаций и разного рода ольхи, местами усеивавших почву своими колючими отростками.

Здесь не было почти никакой возможности находить себе пищу. Местами красовались густые яблони, манившие взор путников сотнями румяных плодов, но перуанцы предупредили своих друзей, что не только плоды, но и сама кора и даже цветы этой яблони содержат в себе смертельный яд.

День за днем, переход за переходом проходили путники, усталые и голодные, питаясь исключительно сочными стеблями каких-то ползучих низкорослых растений.

Все выше и выше уходили путешественники в горы. На склонах, поросших жалкой травой, паслись местами целые стада горных овец; орлы и коршуны кружили в чистом прозрачном воздухе; горные ручьи и потоки с шумом и грохотом устремлялись в долины, но воды их были до того студеными, что Обия, хлебнув такой воды, с ужасом воскликнул:

– Это жжет! Жжет, как огонь!

И как его ни успокаивали, как ни уверяли в противном, бедняга никогда более не решался попробовать горной ключевой воды. И он, и Тренте, и все остальные проводники и погонщики корчились от холода. Европейцы, привыкшие лучше переносить холод, выделили им из своей одежды все, что могли.

Халлинг и Бенно ежедневно стреляли горных овец и заставляли туземцев пить их горячую еще кровь, чтобы отогреть этих бедняг хоть сколько-нибудь и поддержать их силы, так как они совсем коченели от холода. В скором времени обнаружился и недостаток в топливе; ночью было не из чего развести костер, кругом торчали только голые скалы, и лишь местами пробивалась какая-то бледная травка, которой питались кролики.

Теперь приходилось уже не жарить мясо, а есть его сырым, наскоблив ножом, и за неимением соли сдабривать это сырое мясо щепоткой пороха. Все труднее и труднее становилось это путешествие. Большинство совершенно выбилось из сил и доходило до отчаяния от лишений и усталости.

– Бога ради, не падайте духом! Потерпите еще немного, – молил Рамиро, – ведь теперь осталось всего еще несколько дней пути.

– Ах, Бенно! Подумайте только о том, какие богатства ждут вас там! Не будьте так печальны и унылы: мне больно видеть вас таким бледным и грустным!

Бенно ответил слабой улыбкой.

– Я не совсем здоров, сеньор Рамиро, – сказал он, – но думаю, что это скоро пройдет!

Рамиро испытующим взглядом посмотрел на него.

– Это у вас горная болезнь, – сказал он, – доктор Шомбург и Халлинг тоже страдают этой болезнью!

Вскоре не стало и воды. Положение было нестерпимо тяжелым и мучительным: томительная жажда мало-помалу сменилась водобоязнью, а сильный голод – полным отвращением к пище.

Теперь и горные овцы, и прелестные серебристые шиншиллы, несколько напоминающие зайца, беспрепятственно бегали целыми стадами мимо наших друзей, но ни один из них не пробовал даже стрелять по ним. Только Плутон по нужде гонялся за шиншиллами и утолял ими мучивший его голод.

Все шли молча, угрюмо подвигаясь вперед шаг за шагом. Как только кто-нибудь пытался лечь на землю и отдохнуть, тотчас же члены его костенели, глаза потухали, взгляд туманился и даже язык с трудом ворочался во рту, приходилось скорее вскакивать на ноги и усиленным движением согреться. Только Рамиро сохранял еще бодрость духа и старался поддержать и остальных.

– Друзья, вот долина! – воскликнул он. – Смотрите, там, внизу, лежит Перу, моя прекрасная родина, я награжу вас всем, чего вы только пожелаете! Смотрите, моя страна ничем не хуже Бразилии: и там цветут и благоухают цветы и деревья и зреют всевозможные прекрасные плоды.

– Увы, – сказал Бенно, – моя песенка спета, у меня нет больше сил, я не могу идти дальше. Да благословит вас Господь, сеньор Рамиро, идите с Богом своим путем, а нас уж предоставьте нашей судьбе!

– Нет! Нет! Никогда в жизни… если умрет один из нас, то все мы умрем здесь!

– Зачем? Ваш долг повелевает вам идти вперед своей дорогой, – сказал доктор, – ваше счастье, что вы выносливее и сильнее других, вы не вправе умышленно гибнуть со слабыми, вы обязаны идти дальше ради вашей жены и детей!

– Нет! Нет! Ни за что на свете! – воскликнул Рамиро голосом, полным отчаяния, и опустившись на колени подле своего любимца, обнял голову его обеими руками и, не сводя глаз с его бледного, исхудалого лица, заслонил его собой от резкого, пронизывающего ветра.

Но не один Бенно, казалось, умирал в этой голой холодной пустыне: почти все остальные товарищи тоже готовы были проститься с жизнью. Никто не надеялся дойти до намеченной цели, все окончательно лишились сил и веры в счастливый и благополучный исход этого путешествия. Так прошло около часа. Рамиро громко рыдал над своим юным другом, мысль о том, что он может умереть, до того страшила его, казалась до того невыносимой, что он в душе молил Бога не дать ему пережить его любимца.

Вдруг Плутон стал проявлять заметное беспокойство. Рамиро, видя это, невольно спросил себя, неужели здесь, поблизости, есть люди? И стал напрягать свой слух в надежде уловить какой-нибудь звук. Наконец ему показалось, что он слышит стук конских копыт.

– Нет, не может этого быть! – решил он.

Вдруг Плутон сорвался с места и с радостным лаем, виляя хвостом, бросился навстречу человеку, укутанному с ног до головы в кожаное одеяние и ехавшему медленным шагом на прекрасном рослом муле.

При виде собаки незнакомец был крайне удивлен, совершенно недоумевая, каким образом здесь, на этой высоте – и вдруг такая встреча. А Плутон мчался как стрела, от незнакомца к своему юному господину и затем обратно к незнакомцу, ласкаясь к нему и чуть не умоляя его следовать за ним!

Человек в кожаном одеянии слез с мула, приказал ему стоять смирно и не трогаться с места и подошел к группе путешественников.

При виде этого человека все как будто ожили, приподнялись, попытались стряхнуть с себя наполовину засыпавший их снег, но встать на ноги ни у одного не хватило силы.

Белый незнакомец, высокий, сухощавый человек, лет пятидесяти, поклонился путешественникам и прежде всего обратился к сеньору Рамиро, все еще склонившемуся над бедным юношей, лежавшим с закрытыми глазами в полубессознательном состоянии.

– Здравствуйте, добрые люди! – сказал незнакомец. – У вас, как вижу, больной?

Бенно приоткрыл глаза и прошептал чуть внятно: «Спасение!.. Спасение!..»

– Бедный мальчик, – сказал незнакомец, – подождите, я принесу мою фляжку с вином!

Он торопливо направился к своему мулу и достал из своей кошмы, в которой находились его припасы, небольшую бутылку вина, возвратился к больному и заставил его проглотить несколько капель. Пока он старался влить мальчику в рот вино, Рамиро рассказал ему в двух словах положение дел и прерывающимся от волнения голосом спросил незнакомца, нет ли какой возможности прийти на помощь этим несчастным.

Старик, видимо, был тронут этой картиной страдания и с ласковой улыбкой отвечал, что надеется, что ему удастся спасти от смерти всех этих бедных людей, так как тут, поблизости, живут его друзья-индейцы, охотники за шиншиллами. Они, наверное, смогут приютить этих людей в своих хижинах и оказать им необходимую помощь.

– Да, но у нас нет денег и нам нечем будет заплатить им за приют и угощение!

– Об этом не беспокойтесь, с вас они не потребуют никакой платы. Подождите меня немного, я сейчас вернусь!

И, вскочив в седло, он моментально скрылся из виду. Плутон не знал, что ему делать. Он метался от больного мальчика к незнакомцу, бросался к нему на плечи, лаял и визжал от радости, как будто встретил старого знакомого и, наконец, после мучительной борьбы все же последовал за незнакомцем.

Скалы скрывали теперь от глаз наших друзей и незнакомца, и собаку. Вдруг незнакомец нагнулся к Плутону и прижался лицом к его голове и полным невыразимого отчаяния голосом прошептал:

– Ах, Плутон, добрая моя, дорогая моя собака, ты возвратилась ко мне, значит, все погибло! Все погибло безвозвратно, значит, я осужден, осужден! Боже, Боже!

Затем, как бы спохватившись, что его ждут, и желая наверстать потерянное время, он погнал своего мула во всю прыть.

– Друзья! Радуйтесь! Мы спасены! Мы уже в Перу! – восклицал Рамиро, желая подбодрить товарищей, но лишь немногие отозвались на его слова. Туземцы все лежали недвижимы, как мертвые, на них даже страшно было взглянуть.

Но вот через полчаса или немногим более, из-за выступа ближайшей скалы появилась голова мула, за ней другая, третья… и так двенадцать этих привычных кротких животных, навьюченных мехами, теплыми одеялами и шкурами лам. Это возвратился добродетельный незнакомец и привел с собою еще двенадцать туземцев, рослых здоровых детин, в больших шапках из шиншиллы и самодельных высоких сапогах из желтой кожи, одетых все до одного в длинные кожанки.

Все они принялись заворачивать и укутывать несчастных в меха и одеяла. Некоторых усадили на мулов, других вели, поддерживая под руки, третьих несли на руках. Бедного Бенно нес Рамиро, и добрый незнакомец сам вызвался помочь владельцу цирка.

– А поселок этот далеко отсюда? – спросил по дороге Рамиро.

– Нет! Не больше четверти часа ходьбы. Но вы, я вижу, не в силах нести больного, я позову кого-нибудь из этих людей.

– Нет! Нет! – горячо возразил Рамиро. – Я не могу отойти от этого мальчика!

– Это ваш сын? – спросил незнакомец.

– Нет, но он мне также дорог, как родное дитя, сеньор! Право, я не мог бы жить, если бы Бенно умер!

– Бенно! Этого мальчика зовут Бенно! – воскликнул незнакомец глубоко взволнованным голосом, но затем, как бы спохватившись, добавил уже совершенно спокойно: – Это не что иное, как горная болезнь, и дня через два или три он будет совершенно здоров!

На этом разговор прекратился. Вскоре весь маленький караван добрался до лагеря охотников за шиншиллами. Это были три довольно больших барака без окон, но с плотно затворяющейся дверью и громадным запасом топлива, сложенного у стены под навесом. Тут же со скалы срывался светлый горный ключ, вливавшийся в природный бассейн. За исключением нескольких деревцев с темно-зелеными вершинами, здесь также не росло ничего, кроме мха и беловатых вьюнов, которыми питаются шиншиллы.

Когда вновь прибывшие приблизились к этим хижинам, двери их широко распахнулись перед ними в знак приветствия. В высоком каменном очаге ярко пылал огонь, над ним весело кипел вкусный суп, запах которого приятно щекотал нервы несчастных полуголодных людей. Когда все они вошли в хижину, их охватило приятным теплом; чисто вымытые полы были устланы опрятными матиками, тут же стояли вдоль стен мягкие постели из сухого мха, накрытые мягкими шкурами лам. Все это произвело самое приятное впечатление на друзей, и их простые хижины показались им настоящим маленьким раем.

Всем распоряжался здесь незнакомец, и туземцы беспрекословно повиновались ему.

Больных обмыли с ног до головы теплой водой, затем укутали в меха, чтобы дать им хорошенько пропотеть. Ничего больше и не требовалось, чтобы восстановить кровообращение.

Действительно, час или два спустя, больные пришли в сознание, и хотя все еще жаловались на сильную головную боль и ломоту в спине, но все же им стало сравнительно легче. Только вид воды и пищи вызывал еще у них отвращение. Незнакомец вливал больным в рот по нескольку капель вина, но и это было, по-видимому, крайне неприятно. Наибольшие опасения внушали своим состоянием краснокожие, которые все еще не могли прийти в себя и лежали неподвижно, как мертвые, хотя и дышали. Бенно крепко спал, крупные капли пота выступали у него на лбу, и дыхание было ровное и спокойное, как у здорового человека. Теперь Рамиро счел и себя вправе отдохнуть и поспать немного, после того как поел вкусной мясной похлебки, бобов и прекраснейшего хлеба из маисовой муки.

Но ему не спалось, хотя он и удобно растянулся на приготовленной для него постели.

В нескольких шагах от него на низенькой скамеечке сидел незнакомец, и у Рамиро появилось непреодолимое желание расспросить его о положении дел в Перу, главным образом о том, что делалось на театре военных действий.

– Сеньор, – обратился он наконец к незнакомцу, – извините, вашего имени я не имею чести знать…

– Называйте меня просто Эрнесто.

– Моя фамилия Фраскуэло! – сказал владелец цирка, – я перуанец.

– Но в данный момент вы прибыли сюда из Бразилии, не так ли?

– Да, в пути к нам пристала эта собака, которая, по-видимому, когда-то принадлежала вам и, вероятно, была у вас украдена или утеряна вами.

– Ни то, ни другое! – спокойно возразил незнакомец и не добавил ни слова в пояснение.

Рамиро был слишком проницателен, чтобы усомниться хоть на минуту в безошибочности своего предположения, но из чувства деликатности не дал понять этого незнакомцу и перевел разговор на другую тему.

– Я родом из Концито, сеньор Эрнесто, и очень желал бы знать, не знаком ли вам этот город?

– Концито! – воскликнул незнакомец, – так вот почему мне так знакома ваша фамилия! Уж не принадлежите ли вы к той семье Фраскуэло, которые считаются обладателями каких-то сказочных богатств, несметных сокровищ, зарытых где-то в парке монастыря Святого Филиппа?

– Да, – сказал Рамиро, – я – единственный законный наследник всех этих богатств!

– Хм, – отозвался незнакомец, – едва ли вам когда-нибудь удастся вернуть себе эти сокровища. Концито во власти неприятеля: громадные отряды испанских войск находятся сейчас между этим горным хребтом и вашим родным городом, и пробиться сквозь эту стену войск не так легко. Кроме того, я должен вам сказать, что испанцы перерыли весь монастырский парк, даже все гористые места его и те громадные скалы и ущелья, которые придают ему такой живописный характер. Они обыскали даже все кельи, поднимали все плиты полов и мостовой двора, и, несмотря на это, им ничего не удалось найти.

Рамиро невольно вздохнул с некоторым облегчением.

– А настоятелем монастыря по-прежнему состоит брат Альфредо?

– Да, – сказал незнакомец, – в то время, когда испанцы обыскивали монастырь и парк, приор стоял на коленях перед алтарем и горячо молился, припав лицом к ступеням алтаря. Когда же испанцы наконец удалились после продолжительных, но тщетных поисков, он приказал отслужить благодарственный молебен и устроил торжественную процессию с факелами и музыкой при громадном стечении народа. Из этого, конечно, можно заключить, что ему известно о существовании сокровища.

– Да, конечно! Вероятно, испанцы должны были прийти к тому же заключению и употребили силу против этого беззащитного монаха.

– Нет, испанцы уважают духовный сан и против служителя церкви никогда не применят насилия. Они не сделали приору ни малейшего вреда, а вместе с тем брат Альфредо, вероятно, чувствует себя неспокойно, потому что он с того времени стал хворать и часто не в состоянии встать с постели.

– Он болен, болен! – воскликнул Рамиро, всплеснув руками, – о, Боже правый!

– Так по крайней мере утверждают в городе!

– А давно ли вы из Концито?

– Да уже недели четыре или пять!

– Чего только не могло случиться за это время, ведь это чуть ли не полтора месяца! – У Рамиро выступил холодный пот на лбу, он вдруг закрыл лицо руками и безнадежно поник головой.

– Что с вами? Уж не больны ли вы? Не могу ли я вам помочь?

Рамиро хотел что-то сказать, но судорога сдавила ему горло, только спустя немного, бледный и с дрожащими губами, он вымолвил:

– Сеньор Эрнесто, я должен сообщить вам одну тайну, о которой никто, кроме этого мальчика, не знает, но вам я должен ее сообщить, потому что сам Бог послал вас мне. Я вижу, вы – добрый человек, который самоотверженно протягивает руку помощи своему ближнему.

– Я – просто кающийся грешник, человек, который хочет помочь другому нести его ношу, чтобы собственная его ноша казалась ему менее тяжелой, – прошептал растроганным и взволнованным голосом незнакомец, – говорите, я вас слушаю и рад служить вам всем, чем могу!

Предварительно убедившись, что никто из спутников не может его слышать, Рамиро в нескольких словах передал незнакомцу, что побудило его вернуться в Перу.

– Вы знаете все местные условия и один можете мне помочь добраться как можно скорее до Концито!

– Я готов, – сказал незнакомец, – во всяком случае, постараюсь сделать все, что в моих силах. Я знаю здесь все индейские племена, населяющие Перу от этих гор и до побережья моря. У них я бывал не раз и чувствую себя, как дома. Быть может, мне и удастся исполнить ваше желание.

– Я не знаю, чем мне вас отблагодарить! Конечно, в данный момент я не имею ни гроша, но раз принадлежащие мне по праву сокровища будут в моих руках…

– О, я человек вполне независимый и не нуждаюсь в вознаграждении, но в случае, если бы Бог присудил вам получить эти несметные богатства, сделайте какой-нибудь крупный подарок этим беднякам краснокожим, они, право, стоят того!

– О, конечно! Конечно! Я готов по-царски вознаградить их!

Тем временем незнакомец заботливо склонился над Бенно, внимательно вглядываясь в его лицо.

– Теперь ваш мальчик уже вне опасности, – сказал он, – завтра он, вероятно, согласится немного поесть, а пока покойной ночи, сеньор!

– Простите, позвольте мне узнать, далеко ли отсюда до ближайшей индейской деревни?

– Два дня пути. Я доставлю вам мулов и съестные припасы, будьте спокойны и спите теперь!

Незнакомец подбросил несколько больших поленьев в огонь и вышел из хижины, плотно затворив за собою дверь. Плутон вышел тоже, следуя за ним по пятам.

На дворе бушевали метель и вьюга; ветер завывал вокруг крыши дома, жалобно стонал в глубоких скалистых ущельях. Измученный душой и телом, Рамиро долго не мог заснуть, но наконец усталость и утомление взяли свое, и он уснул впервые после долгого бдения крепким здоровым сном, с некоторой надеждой на благоприятный исход своего предприятия.