Текст книги "Немецкие подводные лодки во второй мировой войне"

Автор книги: Карл Дёниц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

15. СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ВООРУЖЕНИЯ ПОДВОДНЫХ ЛОДОК

Во второй половине 1942 года никто уже не сомневался в том, что, несмотря на большие успехи наших подводных лодок, в тактическом отношении противник оказался сильнее нас. Средства надводного обнаружения, применяемые эскадренными миноносцами, сторожевыми кораблями и самолетами, почти или совсем свели на нет основное тактическое преимущество подводных лодок —скрытность, а вместе с ним и внезапность нападения. Только коренная перестройка подводного флота могла изменить обстановку, сделать ее снова благоприятной для подводных лодок. Следовало улучшить маневренность лодки под водой, то есть создать лодку с большой подводной скоростью хода. Достигнуть этой цели, не меняя водоизмещения лодки, казалось возможным только за счет использования единого двигателя, пригодного для надводного и подводного хода. Из всех имевшихся разработок быстро можно было освоить лишь проект подводной лодки Вальтера, которая приводилась в движение турбиной, работавшей на перекиси водорода. Но чтобы лодки Вальтера вступили в строй, требовалось еще очень много времени. Так рассуждали мы летом 1942 года. А пока необходимо было быстро приспособить лодки имевшихся типов к условиям возросшей эффективности противолодочной обороны противника путем совершенствования их вооружения. Командование подводных сил стало с особой энергией стимулировать разработку различных видов нового оружия, делая многочисленные заказы и предложения фирмам и изобретателям. В памятной записке от 24 июня 1942 года, сразу же после требования о быстрейшем строительстве подводных лодок Вальтера, говорилось о необходимости совершенствования принятого в то время вооружения лодок: «Насколько успешно при строительстве подводных лодок разрешили общие судостроительные и машиностроительные проблемы, настолько много допустили недочетов в вооружении лодок. Совершенствование их оружия как раз и является тем средством, которое способно решающим образом улучшить принятый нами на вооружение тип подводной лодки. Это необходимо прежде всего потому, что при всех своих положительных качествах немецкие подводные лодки из-за слабости оружия во многих отношениях уступают сейчас средствам ПЛО противника…» В последующих разделах памятной записки перечислялось оружие лодок, нуждавшееся в улучшении. Наши требования и пожелания по личному распоряжению главнокомандующего ВМС ускоренными темпами обрабатывались в аппарате начальника вооружений. Наконец 28 сентября 1942 года на специальном совещании представителей различных служб и ведомств, состоявшемся в Берлине у главнокомандующего ВМС, были намечены все необходимые мероприятия. В тот же день о них доложили Гитлеру. К докладу я приложил карты, где показал, насколько за последний год войны сократился «свободный район» в центре Северной Атлантики, недоступный для базовой авиации противника, и какую опасность несло с собой подводным лодкам его дальнейшее уменьшение наряду с применением англичанами новых средств надводного обнаружения. Гитлер же не считал вероятным, что противник организует воздушное патрулирование всей Северной Атлантики. Однако он согласился с нашими предложениями, направленными на быстрейший ввод в строй подводных лодок Вальтера и совершенствование оружия лодок имевшихся типов. Улучшение оружия лодок должно было свестись к следующему: 1. Первоочередными становились мероприятия по борьбе со средствами надводного обнаружения, созданными англичанами. Специальная радиолокационная станция «Fu.М.В.», которая была принята на вооружение в августе 1942 года, значительно облегчила положение лодок. С ее помощью они могли теперь определять факт и время обнаружения лодки противником и во многих случаях своевременно уходить под воду. Это привело к тому, что число внезапных атак лодок с воздуха уменьшилось. Но поисковый радиолокационный приемник имел довольно ограниченный диапазон, и если противник переходил на другие волны, прибор становился бесполезным. В конце августа 1942 года в бою с конвоем «ОN-122» подводные лодки, несмотря на сгущавшийся туман, неоднократно подвергались внезапным артиллерийским ударам эсминцев, не имея возможности заранее определить факт обнаружения лодок кораблями. Вот почему следовало оснастить подводные лодки собственными радиолокационными установками, которые позволяли бы обнаруживать противника даже тогда, когда он не вел радиолокационного поиска. Командование подводных сил предложило оборудовать лодки наряду с уже имевшимися радиолокационными приемниками еще и радиолокационными поисковыми станциями «Fu.М.C.». Это давало командиру подводной лодки возможность, используя в зависимости от обстановки то одну, то другую радиолокационную станцию, своевременно выполнять различные маневры (погружение, уход от преследования, выход в атаку). Необходимость в новом поисковом радиолокаторе была очевидна: существовала опасность, что радиолокатор «Fu.М.В.» может оказаться непригодным. Роскилл пишет: «С введением станции „Fu.М.В.“ наступление в Бискайском заливе, начатое англичанами, казалось, с таким большим успехом, в октябре 1942 года было полностью приостановлено немцами. Английские самолеты, патрулировавшие Бискайский залив, имели радиолокаторы, которые работали на волне длиной 1,5 метра и потому легко засекались нашими поисковыми радиолокаторами. Чтобы вернуть самолетам былую эффективность, англичанам следовало оснастить их новейшей, еще находившейся в стадии разработки аппаратурой дециметрового диапазона. Английское бомбардировочное командование, имевшее приоритет в оборудовании дециметровыми радиолокаторами самолетов, участвовавших в бомбардировках Германии, должно было теперь уступить это право самолетам „бискайской группы“, ибо „провал воздушного наступления против немецких подводных лодок в Бискайском заливе рассматривался в качестве неудачи, ведущей к серьезным последствиям“ (Roskill S.W., Vol. II, p 205) Как и во многих других случаях, английское командование решило этот спор между авиацией, осуществлявшей воздушное наступление на Германию, и авиацией, занимавшейся уничтожением германских подводных лодок, в пользу последней. Это объяснялось тем, что противник все еще смотрел на наши лодки как на главную опасность. Следующим нашим мероприятием была попытка „маскировать“ лодки с целью затруднить противнику их обнаружение в надводном положении. Для этого предполагалось продолжить некоторые уже давно начатые на флоте испытания. Главное командование ВМС обратилось во все специальные научно-исследовательские институты Германии с вопросом: какие еще имеются возможности для защиты подводных лодок от обнаружения ? Однако немецкие ученые не смогли указать никаких других путей, кроме предложенных самими моряками. 2. Ясно было одно: даже если бы и удалось оснастить подводные лодки надежным предупредительным средством – комбинированной радиолокационной станцией, предназначенной для наблюдения и выявления работы радиолокационной станции противника, – отдельные случаи внезапного нападения самолетов противника все равно продолжали бы иметь место. И всякий раз, когда это происходило, командиру приходилось делать исключительно трудный выбор. Если он решался уходить на спасительную глубину и начинал необходимый для этого маневр, когда самолет уже бросал бомбы, вероятность уничтожения лодки оказывалась весьма большой. Если же командир ввиду нехватки времени принимал решение отразить нападение самолета артиллерийским огнем, тогда между самолетом и лодкой завязывался бой, в котором зенитный расчет лодки, находящийся на верхней палубе, легко мог быть уничтожен огнем пулеметов самолета. И все же такой бой приходилось вести, особенно когда лодка не имела возможности погрузиться или когда у нее для этого не было времени. В силу таких причин требовалось прежде всего сделать зенитное вооружение лодки более мощным и надежным. Эта задача оказалась трудной, поскольку и пулеметы и автоматические пушки должны были оставаться на верхней палубе все время, даже при нахождении лодки под водой, а в последнем случае они подвергались бы порче под воздействием морской воды. Чтобы усилить зенитное вооружение лодки, необходимо было расширить мостик боевой рубки, добавив к нему еще одну платформу, на которой следовало расположить дополнительно 20-миллиметровую спаренную зенитную установку „С-38“. Когда в начале сентября 1942 года „U-256“ получила настолько серьезные повреждения, что восстанавливать ее боеспособность вряд ли было целесообразным, мы предложили использовать эту лодку в качестве своеобразного судна-ловушки для самолетов противника. Она предназначалась для борьбы с авиацией противника в Бискайском заливе, а также для сопровождения поврежденных и неспособных погружаться подводных лодок в этом районе. Мы предложили соответствующим образом переоборудовать „U-256“, усилить ее прочный корпус для защиты от бомб, увеличить зенитное вооружение и поставить на мостике дополнительные броневые плиты, защищающие расчеты пулеметов и орудий от артиллерийского огня противника. Преследуя главную цель – помочь лодкам быстро и действенно справиться со все возраставшей воздушной угрозой, командование подводных сил предложило использовать имевшиеся у флота самолеты дальней разведки („Журнал боевых действий штаба подводных сил“, 21 августа 1942 года.) Это предложение оправдывалось тем, что самолеты Ju.88C-6 из состава авиагруппы „Атлантика“ ввиду их небольшого радиуса действия могли прикрывать лодки только на незначительном удалении от берега. Мы уже давно и с большим нетерпением ждали вступления в строй нового самолета Не-177. Он должен был иметь радиус действия порядка 2 200 километров и проникать в районы, где наши подводные лодки при наличии подобных самолетов, которые взяли бы на себя борьбу с воздушным охранением противника, могли атаковать его конвои. Главнокомандующий ВМС настойчиво добивался от главного командования ВВС гарантии, что с поступлением на вооружение самолетов Не-177 будет разрешено использовать их в военных действиях на море. Эту гарантию ему дали, но машина так и не была принята на вооружение. 3 сентября 1942 года я обратился в штаб руководства войной на море с просьбой „со всей настойчивостью ходатайствовать перед командованием ВВС о создании в интересах подводных сил такой боеспособной машины, которая, обладая еще большим радиусом действий, чем Не-177, могла бы поддерживать наши корабли в Атлантике“ („Журнал боевых действий штаба подводных сил“, 3 сентября 1942 года). Главнокомандующий ВМС поддержал эту просьбу перед главным командованием ВВС. 3 октября 1942 года мы получили от ВВС следующий ответ: „Требование создать самолет, который мог бы прикрывать лодки в любом районе Атлантики, в настоящее время представляется невыполнимым. Это должен быть такой самолет, летно-технические данные которого позволили бы использовать его для бомбардировок Америки. Построить подобную машину очень желательно, однако для производства ее пока еще не созданы технические предпосылки…“ Наверстать в ходе войны то, что при соответствующей доктрине могло быть создано еще в мирное время, оказывалось невозможным. 3. Преследуя ту же цель, командование подводных сил стремилось оснастить лодки более эффективным оружием для защиты от эсминцев. Пока не имелось надежных радиолокационных средств, эсминец еще не представлял большой опасности для подводной лодки, идущей в надводном положении. В большинстве случаев лодка успевала обнаружить эсминец раньше, чем он ее, и потому могла свободно осуществить необходимый маневр. Но теперь угроза внезапного нападения эсминцев ночью и в плохую погоду значительно возросла. В связи с этим было особенно желательно получить возможность уничтожать эсминцы противника, как только они появятся на видимости подводной лодки. Торпедная атака эсминца, не подставляющего своего борта, при стрельбе обычными торпедами очень редко приводила к успеху. Наилучшим средством в подобных случаях могла быть только акустическая торпеда (вскоре поступившая в наше распоряжение), которая автоматически наводилась на цель по шуму винтов корабля и потому поражала его даже при неудобном для атаки положении цели (очень острый курсовой угол). В этой связи необходимо было ускорить производство акустических торпед. Вспомнили мы и о возможности уничтожать противолодочные корабли противника ракетами, для чего был разработан соответствующий метод. 4. В ходе „генерального наступления“, предпринятого командованием подводных сил с целью улучшить вооружение подводных лодок, вновь встал вопрос о боевых качествах обычной торпеды. В моем докладе от 24 июня 1942 года по этому поводу говорилось следующее: „Два с половиной года, истекшие с начала войны, показывают, что, несмотря на напряженнейшую работу по усовершенствованию прибора глубины и взрывателя, они все еще находятся на уровне ниже 1918 года. Многочисленные случаи, когда для потопления обычного грузового судна приходилось выпускать несколько торпед, говорили также о том, что поражающее действие торпеды с ударным взрывателем было явно недостаточным…“ В период с января по июнь 1942 года 404 потопленных судна противника потребовали 816 прямых попаданий. Резкого увеличения числа уничтоженных судов можно было достигнуть путем применения неконтактного взрывателя, позволяющего поражать судно одной торпедой с гораздо большей степенью вероятности. Оснащение торпед неконтактными взрывателями означало бы примерно то же самое, что и увеличение торпедного запаса лодки вдвое. Командование подводных сил надеялось, что намеченное совершенствование оружия подводных лодок оправдает себя. Новый поисковый радиолокационный приемник „Fu.М.В.“, установленный на лодках, уже убеждал в том, что условия, в которых лодкам приходилось вести бой, постепенно улучшались. Число потопленных в 1942 году судов противника было не меньшим, чем раньше, а потери лодок пока не возрастали. К тому же число действующих лодок увеличивалось. Настоящее было сносным, а ближайшее будущее казалось полным надежд. Эти обстоятельства придавали мне уверенность, хотя перспективы подводной войны вызывали в общем некоторую тревогу.

16. ПЯТАЯ ФАЗА БИТВЫ ЗА АТЛАНТИКУ (Октябрь – декабрь 1942 года)

Расширение масштабов борьбы с конвоями и действия лодок в удаленных районах С октября 1942 года против конвоев в Северной Атлантике постоянно действовали две группы подводных лодок: одну развернули в завесу в западной части Атлантики, а другую – в восточной части океана. Восточная группа должна была атаковать конвои, шедшие на запад, западная – шедшие на восток. С моего командного пункта лодкам давалась подробная информация о целях; на основе расчетов они получали указания в отношении предполагаемых точек встречи с конвоями. Развертывание подводных лодок в завесы осуществлялось после проверки всех данных о месте и курсе данного конвоя. Как правило, завеса развертывалась на предполагаемом курсе конвоя с расчетом на сближение с ним в дневное время. Опасность того, что корабли и суда конвоя будут незамечены лодками, днем была меньше, чем ночью. Если до конца рассчитанных суток встречи конвой не появлялся, лодки ночью переразвертывались, перемещая свои позиции по курсу движения конвоя. При этом лодки совершали переходы ночью, стараясь сохранить ту же скорость хода, с которой шел конвой. С рассветом вся группа вновь начинала движение навстречу конвою. Это давало лодкам возможность полнее использовать данный район для атак конвоя. Систематически поступавшие на лодки данные радиоразведки, а также не в последнюю очередь особое, «шестое чувство» офицеров штаба, угадывавших малейшие изменения курса конвоев и вероятные противолодочные мероприятия противника, часто вызывали необходимость переразвертывания лодок в новые районы и создания новых групп подводных лодок. В первые дня октября из-за жестоких штормов сорвались две операции против конвоев. Поэтому мы возлагали большие надежды на то, что группе из десяти подводных лодок, развернутой к востоку от Ньюфаундленда, удастся перехватить направлявшийся в Англию конвой «SC-104», встретить который предполагалось 11 октября. Однако только 12 октября командование подводных сил получило от одной из лодок, находившейся на крайнем правом фланге группы, радиограмму о том, что накануне во второй половине дня она заметила сторожевой корабль противника. Из-за помех эту радиограмму приняли и расшифровали с опозданием на целых 12 часов. Предполагали, что этот сторожевой корабль принадлежал к охранению конвоя, и потому, несмотря на запоздалое донесение, группе подводных лодок приказано было идти полным ходом на северо-восток. Если бы это предположение оказалось необоснованным, я должен был бы, как говорят подводники, «гоняться за бабочками», а между тем конвой мог бы спокойно проскочить где-нибудь на юго-западе. Это привело бы к срыву новой операции. В таком случае подводные лодки попросту зря израсходовали бы свой запас топлива и потеряли бы массу драгоценного времени. 12 октября одной из лодок вновь удалось обнаружить встречавшийся уже сторожевой корабль. Лодка начала преследование и в результате сблизилась с конвоем. Между тем шторм утих, хотя море все еще оставалось неспокойным. Но подводным лодкам это оказалось даже выгодным, так как обнаружить их благодаря этому было нелегко. Блестяще проведя несколько атак, подводная лодка «U-221» за две первые ночи потопила семь судов противника, в том числе – танкер «Саутерн Экспресс» (12 390 рег.-бр. тонн). Остальным лодкам удалось потопить всего лишь одно судно из состава конвоя. Такие результаты, конечно, нельзя было считать удовлетворительными. Начиная с 14 октября 1942 года охранение конвоя настолько усилилось, что командиры подводных лодок сочли невозможным проникнуть внутрь кольца охранения при тихой погоде. И в последующие дни борьбы с этим конвоем подводные лодки добивались лишь незначительных успехов, то теряя, то вновь находя свои цели. 24 октября одну из групп лодок развернули юго-восточнее Гренландии. Здесь она должна была встретить конвой, шедший на запад. 25 октября командование подводных сил получило расшифрованную английскую радиограмму, в которой сообщалось место этого конвоя на 22 октября (500 миль к западу от Норт-Чаннела, курс 240 градусов). 24 октября шедшая в том же направлении лодка «U-606» заметила прямо по курсу верхушки мачт эсминца, курс которого, однако, был несколько больше 240 градусов. Группе немедленно приказали идти полным ходом на северо-запад, так как предполагалось, что обнаруженный эсминец принадлежит ожидаемому конвою. Но последний так и не появился. Вместо него 26 октября в центре завесы оказался направлявшийся в Англию конвой «НХ-212». Все это показывает, насколько неточными были исходные данные, на основе которых планировались операции подводных лодок, и какую роль в ведении войны на обширных морских просторах играл случай. Нам оставалось только сомкнуть оба фланга завесы подводных лодок вокруг находившегося в центре конвоя противника. Море было неспокойным, и это мешало противнику обнаружить лодки. Используя создавшиеся условия, лодки в ночь на 29 октября сблизились с конвоем и начали атаки, в ходе которых шесть судов противника общим тоннажем 51 996 рег.-бр. тонн были уничтожены и одно грузоподъемностью 7 350 рег.-бр. тонн – повреждено. Среди потопленных судов оказался крупный танкер (16 699 тонн) «Космос-2». 30 октября подводная лодка, направлявшаяся в американские воды, обнаружила южнее Ньюфаундленда, почти у самого берега, шедший в Англию конвой «SC-107». Счастливый случай привел к тому, что наряду с этим удалось перехватить и расшифровать английскую радиограмму, в которой содержались данные о маршруте этого конвоя. У группы подводных лодок «Фиалка», которую развернули в арктическом районе между Ньюфаундлендом и Гренландией, кончался запас топлива; поэтому было тем более необходимо ускорить сближение лодок с конвоем. Командование подводных сил поставило на карту все. Группу «Фиалка», подтянутую вплотную к границе полосы тумана у Большой Ньюфаундлендской банки, развернули в узкую и неглубокую завесу на ставшем теперь известным маршруте конвоя в надежде, что тот не изменит его. Если бы эта надежда не оправдалась, операция, вероятно, была бы сорвана. Однако я верил в то, что командир английского конвоя предпочтет миновать Большую Ньюфаундлендскую банку без существенных изменений курса. Конвой действительно вошел в центр завесы подводных лодок группы. Правда, вскоре он изменил курс, но шесть лодок уже установили с ним контакт, и оторваться от них он не мог. В последовавших за этим атаках, продолжавшихся две ночи, из состава конвоя «SC-107» было потоплено 15 судов общим тоннажем 87 818 рег.-бр. тонн. Мы потеряли «U-520» и «U-132». По данным англичан, обе лодки уничтожены самолетами охранения конвоя. Мы же тогда считали, что «U-132» погибла, получив повреждения при взрыве атакованного ею ночью транспорта с боеприпасами. Во время действий группы «Фиалка» вблизи Большой Ньюфаундлендской банки группа «Штрейтакст», следуя в широкой завесе в район Фритауна, встретила к западу от Канарских островов конвой «SL-125». Он направлялся в Англию. В многодневной схватке и в процессе преследования конвоя подводные лодки потопила из его состава 13 судов общим тоннажем 85 686 рег-бр. тонн. Однако этот успех совершенно неожиданно был омрачен. «Несчастье, постигшее этот конвой, внезапно оказалось для союзников истинным счастьем в другом отношении. В то самое время, когда немецкие подводные лодки стали атаковать конвой „SL-125“, неподалеку отсюда началась проводка первых военных конвоев союзников, направлявшихся в Северную Африку. Если бы противник не был так занят борьбой с „SL-125“, он обнаружил бы в соседних районах интенсивное движение войсковых транспортов и транспортов снабжения, напал бы на них или, по крайней мере, установил бы, какова их цель и что они перевозят. Таким образом, десантные войска союзников могли лишиться возможности использовать важный для них фактор внезапности» (Roskill S.W., Vol. II, p. 213) Высадка союзников в Северной Африке оказалась для держав оси неожиданной. Какова же предыстория этой десантной операции и почему вовремя мы не разгадали ее ? Еще перед вступлением в войну США провели совместно с Англией ряд совещаний, в ходе которых было решено, что в случае участия Америки в войне основные усилия союзников сосредоточатся в Европе. В декабре 1941 года западные союзники вновь подтвердили свой план – сначала разгромить Германию и Италию, а затем уже сообща выступить против Японии. Для этого необходимо было с помощью американских сил вторжения создать в Европе второй фронт. Американский план открытия второго фронта в Европе предусматривал вначале использовать в качестве плацдарма территорию Англии. Однако более тщательный анализ обстановки показал, что провести подобную операцию до 1944 года невозможно. В то же время западным союзникам надо было что-то предпринять еще в 1942 году, ибо они начали опасаться, что в противном случае русские не смогут одни долго противостоять натиску немцев. В результате западные союзники приняли в июле 1942 года решение высадиться в Северной Африке. Они полагали, что смогут быстро овладеть всей Северной Африкой и, таким образом, положить конец нажиму немцев и итальянцев на страны Ближнего и Среднего Востока. Союзники рассчитывали на то, что это окончательно обеспечит их господство в районе Средиземноморья, вследствие чего Испания и французские колонии в Африке определенно займут нейтральную позицию. Овладев Северной Африкой, можно было затем определить, в каком направлении следовало развивать стратегическое наступление на Европу. Планы высадки в Северной Африке держались западными союзниками в строжайшей тайне и осуществлялись весьма скрытно. Как же относилось руководство Германии после вступления в войну Соединенных Штатов к вопросу о втором фронте? Эта проблема с некоторых пор стала предметом постоянных размышлений. Угрозу с запада району, контролируемому державами оси, и особенно Франции и Норвегии, несколько ослабляло строительство береговых укреплений и усиление войск, оккупировавших эти страны. Однако германское руководство продолжало сильно волноваться, полагая, что США могут высадиться в Испании. Не менее вероятной представлялась нам и высадка американских войск в Дакаре с целью оккупации Западной Африки. Эти догадки и предположения подкреплялись всевозможными сообщениями, которые исходили от противника и были рассчитаны на то, чтобы ввести немцев в заблуждение. В то же время Германия не имела никаких конкретных сведений об огромных масштабах истинных приготовлений союзников к планируемому ими вторжению в Северную Африку и ничего не знала ни о стягивании противником колоссального числа торговых судов, необходимых для осуществления крупной десантной операции, ни о погрузке на эти суда войск и военных материалов. Аппарат германской разведки и контрразведки во главе с адмиралом Канарисом подвел нас на этот раз самым непростительным образом. Кстати, следует заметить, что командованию подводных сил флота Канарис не дал за всю войну ни одной полезной сводки о противнике. В ходе войны штаб руководства войной на, море сам довольно удачно оценивал общую стратегическую обстановку. Его отношение к вопросу о возможности вторжения союзников в Европу выражено в оперативной сводке, составленной 20 октября 1942 года, то есть за несколько недель до высадки англо-американцев в Северной Африке. Штаб руководства войной на море полагал тогда, что для открытия второго фронта в Европе западные союзники не имели еще достаточного военного потенциала. В этой же сводке рассматривались и некоторые действия союзников против французских колоний в Северной и Западной Африке. Отмечалось, что с начала октября 1942 года число английских военных кораблей и торговых судов в Гибралтаре увеличилось. Штаб руководства войной на море воспринял это как подготовку к проводке конвоя на Мальту. Замеченные нами подготовительные мероприятия союзников казались слишком незначительными, чтобы думать о готовящейся высадке противника в Северной Африке. К тому же некоторые участки побережья французских колониальных владений в Северной Африке были укреплены и оборонялись войсками вишистского правительства Франции. Штаб руководства войной на море рассчитывал, что эти войска окажут сопротивление вторгающимся силам США и Англии, тем более что после действий Англии в Оране и Дакаре во французском военно-морском флоте по отношению к Англии наблюдались явно враждебные настроения. Нападение на французские колонии, рассуждали мы, приведет западных союзников к окончательному разрыву с Францией и к дальнейшему сближению вишистского правительства с Германией. По этой причине штаб руководства войной на море, основываясь на самостоятельной оценке обстановки, намеревался заинтересовать верховное главнокомандование организацией более широкого взаимодействия с французским военно-морским флотом и тем самым улучшить отношения между Германией и Францией. Штаб не верил в возможность высадки англо-американцев в Северной Африке. Считалось, что «если противник не может сейчас или в ближайшем будущем использовать крупные сухопутные, морские и воздушные силы и обеспечить их переброску или если он не желает окончательного перехода Франции на сторону оси, то он попытается в первую очередь разгромить немецко-итальянский танковый корпус в Африке, вытеснить державы оси из Северной Африки и продвинуться до гранитны Туниса, чтобы создать такую стратегическую обстановку, которая сделает невозможным переход Франции в лагерь держав оси. Заняв этот новый исходный район, противник организует затем наступление на самое слабое место в позициях оси – на Италию». Считался более возможным захват противником Дакара, хотя вероятные политические последствия такой акции, еще теснее сближавшей правительство Виши с Германией, говорили против ее осуществления. В этой оценке обстановки чувствовалась вполне понятная с нашей стороны неуверенность в отношении района высадки противника. В ней определенно подчеркивалось преимущество морской державы, которая при наличии огромного торгового флота может атаковать растянутое побережье континентальной державы там, где это ей удобнее. В результате инициатива находится в руках морской державы. Сухопутная держава в известной мере сможет ослабить угрозу высадки десантов противника с моря только в том случае, если она сумеет организовать защиту всего побережья от нападения противника. Но для этого ей не хватит ни сил, ни средств. Следовательно, она постоянно будет подвергаться риску вести только ответные действия, да и то запаздывая всякий раз с их началом. Поэтому при развертывании своих сил накануне вторжения союзников в Северную Африку штаб руководства войной на море не мог действовать иначе. В случае высадки войск противника в Северной или Западной Африке единственной боевой силой в руках штаба оказывались подводные лодки. При самом благоприятном стечении обстоятельств они могли лишь затруднить противнику вторжение, но никоим образом не сорвать его. Из-за отсутствия конкретных разведывательных данных о месте и времени планируемой противником десантной операции, а также слишком большого количества удобных для высадки районов на побережье большой протяженности заранее стянуть в один район все подводные силы флота было невозможно. Единственным следствием этого явилось бы существенное ослабление усилий, которые мы прилагали к борьбе с торговым флотом противника. Ничего лучшего нельзя было и придумать для противника, чьи силы охранения и торговый флот были предельно заняты решением задач, связанных с десантной операцией. При заблаговременном сосредоточении сил подводного флота постоянно существовала бы опасность, что в результате дезинформации противника лодки могли быть развернуты не в том месте и не в то время. В обоих случаях противник получал преимущество, так как к началу десантной операции лодки оказывались бы уже небоеспособными и нуждались бы в пополнении запасов топлива, воды, боеприпасов и прочего. Поэтому правильно поступил штаб руководства войной на море, не разрешив в период, предшествовавший десантной операции, высылать подводные лодки для противодействия готовившемуся вторжению. Лишь 4 ноября 1942 года штаб руководства отдал командованию подводных сил приказ направить в Средиземное море шесть лодок взамен потерянных здесь с января 1942 года. 8 ноября 1942 года в 06.30 мне сообщили, что на марокканском побережье США начали высадку десантов. В тот же час к берегам Марокко были направлены все лодки, действовавшие между Бискайским заливом и островами Зеленого Мыса и располагавшие достаточным запасом топлива. В район Гибралтара переразвернули также подводные лодки, действовавшие в Северной Атлантике. Сложившуюся обстановку 8 ноября я охарактеризовал следующим образом: »…Речь идет о высадке на алжирском и марокканском побережьях исключительно крупных сил вторжения. В целях обеспечения этой операции противнику требуется непрерывное и усиленное питание десанта. Наши лодки не в состоянии помешать осуществлению начальных этапов десантной операции, поскольку первые из них прибудут в указанный район в лучшем случае 9 или 11 ноября. Однако, направив сюда лодки, мы все равно не сможем серьезно помешать выгрузке войск и их снабжению, особенно в Средиземном море. А в дальнейшем выгрузка и снабжение примут огромные масштабы. Предпосылки к успеху довольно незначительны… Каждая атака в условиях характерного для этих мест мелководья сопряжена с большим риском. И тем не менее необходимость разгрома противника на его коммуникациях снабжения требует безоговорочного использования подводных лодок…» Как и ожидалось, подводные лодки, вышедшие 11 ноября в район высадки десанта к берегам Марокко, встретили здесь сильное сопротивление. Транспорты противника, производившие выгрузку войск, охранялись сторожевыми кораблями и эсминцами. Безопасность судов обеспечивалась также наземными и корабельными радиолокационными установками. В воздухе постоянно находилось большое число самолетов ПЛО. Недостаточная глубина, едва достигавшая 100 метров в 20-30 милях от берега, создавала особо неблагоприятные условия для действий подводных лодок. С большим риском «U-173» первой прорвала на рейде у Федалы завесу охранения американских транспортов и добилась трех попаданий. Результаты стрельбы не были точно зафиксированы лодкой, поскольку она тут же подверглась преследованию. По американским данным, эта лодка повредила торпедами один транспорт, один танкер и эсминец «Гэмблтон». В тот же день к марокканскому берегу подошла подводная лодка «U-150». Но даже ночью ей не удалось прорваться на рейд в надводном положении из-за наличия здесь у противника радиолокаторов. На следующий день командир «U-150» вторично попытался проникнуть на рейд с северо-востока, используя мелководье у самого берега. Действия «U-150» 12 ноября описаны командиром лодки в «Журнале боевых действий корабля»: »…12 ноября. 13.21. Находимся в 20 милях от Федалы. Лодка снялась с грунта. Намереваюсь подойти к 30-метровой изобате, затем двигаться вдоль берега к рейду Федалы и там начать атаки. Сторожевое охранение противника вряд ли станет вести поиск подводных лодок так близко от берега. 14.40. Ненадолго ложимся на грунт на глубине 23 метра… 16.00. Установил, что на рейде стоит около 20 судов и кораблей; среди них – авианосец, он находится дальше к югу. Вплотную у берега – крейсер с мачтой-треногой и два танкера. Остальная группа состоит из крупных транспортов и грузовых пароходов. Неподалеку от берега рядом с кораблями видно несколько сторожевиков. Море совершенно спокойно, и потому мы вынуждены двигаться я большой осторожностью, лишь изредка позволяя себе поднять перископ. Выбираю суда, которые находятся поближе к лодке… 18.28-18.33. Выпускаю одну за другой четыре торпеды из носовых аппаратов; резко разворачиваю лодку и выстреливаю еще одну торпеду из шестого кормового аппарата; пятый аппарат неисправен. Наблюдаю взрывы трех крупных пароходов нового типа; над ними поднимается черный столб дыма. (Позднее в США объявили, что в результате атаки были потоплены три войсковых транспорта корпуса морской пехоты – «Эдвард Рутледж», «Хью Л. Скотт» и танкер «Блисс».) Противник, конечно, может предположить, что я постараюсь уйти на запад или на северо-запад, чтобы добраться до больших глубин. Поэтому я снова приближаюсь к берегу и вначале иду вдоль 25-метровой изобаты в северо-восточном направлении, не встречая никаких трудностей.» Подводные лодки, прибывшие сюда позднее, оказались в еще более трудном положении. При попытке прорваться на рейд Касабланки «U-509» серьезно пострадала от мины, взорвавшейся у нее под кормой, и вынуждена была возвратиться в базу. Остальные лодки не обнаружили на рейдах у мест высадки десантов ни одного судна. Это объяснялось тем, что американцы успели расчистить и подготовить к приемке судов расположенные на побережье порты, через которые и шло снабжение. Из тех лодок, которые вышли в район Гибралтара, шесть были направлены на Средиземное море, а остальные развернуты на позициях к западу от Гибралтарского пролива. Здесь в ночь на 13 ноября с подводной лодкой «U-515» произошло следующее: »…19.15. Иду в надводном положении. Обнаружен отряд крейсеров: два крейсера типа «Бирмингем» и «Фробишер» под эскортом трех эсминцев класса «К». Отряд идет курсом на восток со скоростью 15 узлов. В течение пяти часов двигаемся полным ходом, пытаясь обогнать отряд. Несколько раз лодку оттесняли эсминцы, ведущие время от времени радиолокационный поиск. 00.15. Подхожу к крейсеру типа «Бирмингем», идущему концевым. Даю залп веером. Из четырех торпед две выскакивают на поверхность и начинают циркуляцию. Только одна торпеда, пройдя дистанцию до цели за 70 секунд, взрывается в районе машинного отделения. Корабль теряет ход и постепенно останавливается. Эсминцы не отходят от крейсера. Второй крейсер полным ходом уходит в восточном направлении. Через час прорываем завесу охранения. В 01.28 и 01.48 выстреливаем еще две торпеды. Первая взрывается у центральной части корабля, несколько ближе к корме, вторая – в 40 метрах от кормы. Крейсер получил большой крен на правый борт. В 02.01 атакую эсминец, идущий параллельным курсом, и добиваюсь попадания в кормовую часть. Раздается сильный взрыв. В небо поднимается высокий и широкий столб воды. Одновременно под кормой слышу разрыв глубинной бомбы. 02.06. Отмечены еще два попадания в крейсер. Эсминец обстреливает лодку осветительными снарядами. У меня поврежден вертикальный руль; короткое замыкание в сети. Погружаюсь и на глубине 120-160 метров слышу взрывы глубинных бомб. Очевидно, бомбы сбрасывают сериями. 04.30. Всплываю. Подхожу к сильно осевшему крейсеру. Его буксирует кормой вперед пришвартовавшийся к нему эсминец. Крейсер и эсминец открывают по лодке огонь. Снова тревога. На нас обрушивается ураган глубинных бомб. 06.13. Снова всплытие. Подходим к крейсеру. Эсминец снова обстреливает лодку. В 06.50 даю залп из двух торпед из 1-го и 2-го аппаратов с некоторым упреждением по цели. Слышится взрыв. Снова уходим на глубину, и опять – глубинные бомбы и характерные щелчки гидролокатора. Прибор Больде оправдывает себя. Весь следующий день слышу разрывы глубинных бомб. Вероятно, их – сотни. Всплываю на перископную глубину. Вижу самолеты и катера – морские охотники противника…» В действительности «U-515» потопила не крейсер, а плавучую ремонтную мастерскую английского флота «Гекла»; эсминец «Мари» был поврежден. Тем временем число подводных лодок западнее Гибралтара увеличилось. Они были развернуты теперь в шахматном порядке перед входом в пролив. Как и в декабре 1941 года, только днем лодки должны были оставаться в подводном положении. Но после того как противник начал применять радиолокацию, подводные лодки даже ночью имели ограниченную возможность находиться в надводном положении. Ночью 4 ноября «U-155», направлявшаяся на назначенную ей позицию, западнее Гибралтара встретила группу транспортов. Случайно лодка оказалась внутри завесы охранения из эсминцев. Неожиданно рядом с лодкой вспыхнули прожекторы, затем послышались разрывы глубинных бомб. По-видимому, эсминцы обнаружили какую-то другую лодку. Однако транспорты в это время развернулись таким образом, что «U-155» пришлось атаковать их с большого расстояния. Выстрелив торпеды, лодка сразу же погрузилась: с ней сближались эсминцы. И только когда лодка достигла глубины, слышны были три взрыва торпед. «U-155» потопила эскортный авианосец «Эвенджер» и войсковой транспорт «Эттрич» грузоподъемностью 11 272 рег.-бр. тонн и повредила еще один транспорт. Слухи о потоплении «Эвенджера» ходили еще во время вторжения противника в Северную Африку, однако точно об этом стало известно только после войны. Это – пример того, в какой строгой тайне держали союзники свои потери. Еще одна подводная лодка – «U-413» на подходе к Гибралтару потопила крупное я довольно ценное судно противника «Уорвик-Касл» грузоподъемностью 20 107 рег.-бр. тонн, следовавшее в составе конвоя. Выслав лодки к Гибралтарскому проливу, мы столкнулись здесь с теми же трудностями, что и в 1941 году. В этом районе встречалось много конвоев, но они шли под таким сильным охранением кораблей и самолетов, что лодки не могли атаковать их. Более того, противник постоянно вынуждал лодки уходить на глубину, и целыми сутками они почти не имели возможности всплыть на поверхность для зарядки аккумуляторов. При попытке сорвать планы вторжения путем уничтожения транспортных средств противника к западу от Гибралтара мы потеряли подводные лодки «U-98» и «U-173»; четыре лодки получили настолько тяжелые повреждения, что им пришлось возвратиться в базы. Лодки, действовавшие у Гибралтара, я перевел дальше на запад, в воды, менее сильно охраняемые противником, хотя в результате намного увеличились размеры района, который лодки должны были просматривать. В западном секторе этого района одна из наших подводных лодок потопила два судна противника из состава конвоя, который шел к Гибралтару. Другие лодки, чьи позиции находились на пути следования конвоя, не могли атаковать его. Кораблям охранения конвоя вовремя удалось заставить подводные лодки уйти на глубину и тем самым лишить их возможности сблизиться с конвоем. В усиленно охраняемых прибрежных районах, каким являлся район Гибралтара, лодки старого типа, имевшие малую подводную скорость хода и нуждавшиеся в частном всплытии для зарядки аккумуляторов, оказались поставленными перед такими задачами, выполнить которые они были не в состоянии. Как и в сентябре 1941 года, меня волновала теперь судьба наших лодок у Гибралтара. Не добившись никаких успехов, они могли быть уничтожены, а тем временем в других районах Атлантики они имели бы большие шансы на уничтожение судов противника. В остальных районах океана для действий подводных лодок сложились поистине благоприятные условия, так как десантная операция, проводимая союзниками в Африке, потребовала сосредоточения у ее берегов больших сил охранения. Я был уверен, что дальнейшее пребывание лодок у Гибралтара не оправдывает себя, и не соглашался со штабом руководства войной на море, который утверждал, что большое снижение числа судов, уничтожавшихся подводными лодками в остальной части Атлантики, «в военном отношении не имеет того значения, какое приобретает борьба на коммуникациях, которые ведут в Средиземное море, с транспортными средствами противника, осуществляющими питание десантов». Получив 16 ноября приказ («Журнал боевых действий штаба подводных сил», 18 ноября 1942 года) компенсировать большие потери средиземноморской группы подводных лодок посылкой туда новых лодок, предназначавшихся для действий в Атлантике, а также оставить на неопределенный срок 20 лодок в районе к западу от Гибралтара и берегов Марокко, я представил 18 ноября штабу руководства следующие соображения: «Командующий подводными силами рассматривает дальнейшее использование лодок против транспортных средств противника, доставляющих войска и предметы снабжения в Африку, как сопряженное с чересчур большими потерями и дающее очень мало надежд на успех. Этот возможный успех не идет ни в какое сравнение с относительно высокими результатами, достигнутыми в начальный период десантной операции противника, то есть в особых условиях. Он не будет иметь решающего значения для срыва планов противника. Использование подводных лодок у берегов Африки, однако, решительным образом ослабит возможности подводного флота в борьбе против торгового судоходства противника в остальной части Атлантики, а командование подводных сил, как и прежде, считает это своей основной задачей. Борьба с торговым флотом противника как раз и является тем вкладом подводных лодок в общее дело, который, может быть, решит исход войны на море. Противник знает это. Он уже сейчас главное внимание обращает на битву в Атлантике, опасаясь уменьшения здесь своих сил из-за успешных действий подводных лодок. Командование подводных сил уверено, что исключительно большие потери противника в судах на Атлантическом океане за последнее время связаны с десантной операцией в Африке. Если же теперь в связи с переразвертыванием лодок в район Гибралтара и на Средиземное море число потопленных судов противника в Атлантике уменьшится, это будет ему только на руку. А в будущем это должно привести не к ослаблению, а к усилению противника. По мнению командующего подводными силами, сейчас предстоит решить вопрос, имеющий самые далеко идущие последствия. И мы твердо убеждены, что основные усилия в подводной войне следует сосредоточить на Атлантическом океане, что для этого надо использовать все имеющиеся возможности, что, уничтожая торговые суда противника, наши лодки вносят крупный вклад в военные усилия, и отход от этого принципа отрицательно скажется на ведении войны. По этим причинам командующий подводными силами просит пересмотреть отданные ранее приказы» (Сов. секретный документ командующего подводными силами № 508 от 18 ноября 1942 года). Однако штаб руководства войной на море лишь частично поддержал меня. «Подводные лодки, – ответили из штаба, – в связи с нехваткой других сил являются единственным в этой войне средством, позволяющим помешать противнику.» Штаб отклонил мою просьбу о выводе лодок из района западнее Гибралтара, но 23 ноября согласился сократить число остающихся там лодок до 12: остальные четыре лодки должны были направиться на Средиземное море. Я же хотел и эти 12 лодок вывести из столь опасного района перед Гибралтарским проливом и потому предложил штабу руководства войной на море попытаться прервать с помощью этих лодок американские коммуникации, проходившие к западу от Азорских островов. »…Если здесь не удастся обнаружить ни одного конвоя противника, операцию можно будет считать неудавшейся. Но коль скоро лодки сумеют перехватить хотя бы один конвой, это приведет к успеху гораздо большему, чем все достигнутое до сих пор…» («Журнал боевых действий штаба подводных сил, 25 ноября 1942 года). Штаб руководства согласился, и эти 12 лодок я направил на запад к 40° западной долготы. 6 декабря 1942 года в этом районе были потоплены четыре судна, следовавшие курсом на Гибралтар. Среди них оказался транспорт „Керамик“ с войсками на борту. Однако конвоев, шедших к Гибралтару, обнаружить не удалось. Они пересекали Атлантику гораздо южнее, куда подводные лодки нельзя было послать из-за нехватки топлива. 23 декабря, когда лодки этой группы почти израсходовали весь запас топлива и вынуждены были возвратиться, штаб руководства войной на море отменил, наконец, свое распоряжение о посылке лодок на Средиземное море для борьбы с судами, перевозившими и снабжавшими войска союзников в Африке. 8 ноября с началом высадки союзников в Марокко я направил туда все действовавшие в Атлантике лодки, за исключением лодок, которые имели недостаточный запас топлива и находились в Северной Атлантике. Запасов этих последних все равно не хватило бы больше, чем на одну операцию, и достигнуть Гибралтара они не могли. Поэтому их не отзывали и они были сведены там в одну группу, которая весьма успешно атаковала конвой „ONS-144“. Не потеряв ни одной лодки, группа потопила пять судов противника общим тоннажем 25 396 рег.-бр. тонн и сторожевой корабль „Монбретия“. В результате у лодок группы осталось так мало горючего, что его не хватило бы даже для одного многодневного боя с конвоем. По этой причине группу расформировали. Одиночные лодки, входившие в состав этой группы, вскоре потопили восточнее Ньюфаундленда еще несколько судов противника. Эти лодки – мое единственное средство ведения войны – я продержал в Северной Атлантике до тех пор, пока у них окончательно не иссякли все запасы. На донесения отдельных командиров лодок этой группы, полученные еще до нападения на конвой „ONS-144“, о том, что у них остались весьма скудные запасы топлива и провианта, я неизменно отвечал: „Командующий никого не оставит голодным“. Но, как часто случается в жизни, судьба очень скоро заставила меня пожалеть о том, что я дал такое хвастливое обещание. После того как лодки израсходовали все свои торпеды, им было приказано к 21 ноября 1942 года прибыть в точку, лежащую в 500 милях к северо-западу от Азорских островов. Там их ожидал подводный танкер „U-460“. Эта же точка встречи была назначена и лодкам, возвращавшимся от берегов Америки, поэтому в назначенный день около „дойной коровы“ собралось девять подводных лодок, нуждавшихся в пополнении запасов и приеме топлива. Внезапно погода резко и надолго ухудшилась, ни о каком приеме топлива нечего было и думать. Некоторые лодки, еще имевшие топливо, дрейфовали в бурном море, испытывая сильную качку. Многим пришлось выключить освещение и электроприборы, отказаться от горячей пищи. Не было топлива даже для зарядки аккумуляторов. Если бы противник обнаружил эти беспомощные лодки, они наверняка не ушли бы от преследования. Ко всему прочему, их разбросало в разные стороны, и для того, чтобы вновь собраться, требовалось установить радиосвязь. А это создавало дополнительную угрозу обнаружения. Когда же через несколько дней погода улучшилась, прием топлива и провианта был осуществлен очень быстро. Все лодки могли теперь следовать к своим бискайским базам, и все они благополучно пришли туда. Я получил новый урок: максимально используя запас хода подводной лодки, не следует, однако, переступать определенной границы. С первых дней появления на флоте – с апреля 1942 года – подводные танкеры начали выполнять задачи, имевшие большое оперативное значение. Использование их привело к тому, что наши опорные пункты Бискайского залива „выдвинулись“ на 1 000 – 2 000 миль на запад. Само собой разумеется, что противник вскоре узнал об этом новом способе снабжения наших боевых подводных лодок и с тех пор стремился обнаружить и уничтожить эти танкеры в момент передачи ими топлива лодкам. Поэтому командование подводных сил выбирало пункты снабжения очень тщательно, отыскивая для них самые „укромные уголки“ в обширных просторах Атлантики, где вероятность появления каких-либо судов почти исключалась. До описываемой мною поры с выбором точек рандеву нам везло. После того как 23 ноября штаб руководства войной на море сократил группу лодок, развернутую западнее Гибралтара, до 12, командование подводных сил получило возможность снова направить лодки, базировавшиеся в Бискайском заливе, для борьбы с конвоями противника в Северной Атлантике. С их помощью мы хотели перехватить направлявшийся в Англию конвой, который 4 декабря должен был достигнуть 45 градусов западной долготы. С этой целью их развернули здесь в завесу. Подводная лодка „U-524“, входившая в состав группы, имела на борту особый радиоприемник для подслушивания переговоров противника. 4 декабря в 18.00 удалось перехватить радиопереговоры англичан, но, поскольку приемник не позволял установить дальность принимаемых сигналов, мы не могли определить, велись ли эти переговоры другим, более удаленным от лодок конвоем или тем, который мы ожидали. Командование подводных сил предположило последнее. Группе приказали полным ходом следовать на северо-восток. И через день лодки действительно обнаружили конвой. Развернутую несколько восточнее первой вторую группу лодок также нацелили на этот конвой. В результате на его курс вышли в общей сложности 22 подводные лодки. Первую ночь все мы с большим напряжением ждали результатов удара по конвою. Шли часы. Я начал волноваться. Беспокойство усилилось, когда в течение короткого промежутка времени нам удалось перехватить 11 английских радиограмм, переданных самолетами, прикрывавшими конвой. В них сообщалось об обнаружении и атаке немецких подводных лодок. Казалось, что ночью самолеты, прикрывавшие конвой, так же боеспособны, как и днем. Мои опасения подтвердились. Именно из-за самолетов успехи подводных лодок оказались незначительными. Командиры лодок доложили: потоплены шесть и повреждены три судна, а также эсминец противника. В бою с конвоем не была потеряна ни одна лодка. Но именно тогда, в первый раз за всю войну немецкая подводная лодка таранила другую. Вообще говоря, опасность столкновения подводных лодок при групповых действиях существовала всегда. Еще в мирное время на это обращали серьезное внимание, но в связи с большей эффективностью групповых действий с этой опасностью приходилось мириться. Исключительная внимательность командиров и верхней вахты позволяла в ходе маневров, проводившихся до войны начиная с 1935 года, избегать несчастных случаев. Обстоятельства, при которых в 1936 году так глупо погибла „U-18“, были совсем иными. „U-18“ таранил торпедный катер в ходе учебной атаки в тот момент, когда она находилась на перископной глубине. Даже в условиях реальной боевой обстановки до сих пор при групповых ночных атаках не случалось никаких столкновений, хотя в бурных волах Атлантики сигнальщики лодок лишь с большим трудом могли разглядеть в ночной темноте боевые рубки других подводных лодок, то и дело исчезавших и появлявшихся в высоких волнах океана. К тому же надо учесть, что в боевой обстановке внимание вахтенных на мостике было больше сосредоточено на действиях противника и на других факторах, не имевших места во время маневров. Лишь изредка при атаках конвоев возникала реальная угроза столкновения лодок. Но в самый последний момент положение спасала бдительность командиров, которые решительно уводили лодки от тарана. Однако на этот раз судьба обошлась с лодками сурово. Командир „U-221“ 8 декабря 1942 года сделал следующую запись в „Журнале боевых действий корабля“: „Идя полным ходом, настигли конвой. 21.34. Темнота. Волнение – 5 баллов, резкие порывы ветра с дождем. Впереди по правому борту почти скрытая пеленой дождя на нас выскакивает немецкая подводная лодка. Несмотря на резкий отворот, наша лодка получает удар. В верхней части прочного корпуса остается вмятина. Внутри лодки столкновение осталось почти незамеченным. Наскочившая на нас лодка еще держится на поверхности, дрейфуя по течению. Вспыхивают карманные фонарики. Возле лодки около 30 человек ее экипажа. Все снабжены спасательными принадлежностями. Включаем прожектор, призываем людей к спокойствию, беспрерывно запрашиваем по радио помощь. Пробуем вылавливать людей с помощью бросательных концов с прикрепленными на них пробковыми .поясами. Из-за волнения большая часть наших попыток оказывается напрасной. Кое-кто из моряков, обвязавшись концами, прыгает за борт, рассчитывая спасти кого-нибудь, но все безрезультатно. Только одному унтер-офицеру и трем матросам удается поймать концы и спастись, несмотря на сильные волны, накатывающиеся на корабль. Это подводная лодка „U-254“. Больше двух часов с огромным физическим напряжением работает экипаж при свете прожектора, но вот наконец на востоке вспыхивают две сигнальные ракеты и зажигаются ходовые огни какого-то судна…“ Весть о трагической гибели „U-254“ и почти всего экипажа буквально поразила нас. И тем не менее мы сознавали, что групповые действия лодок необходимо продолжать. Узнав 28 декабря 1942 года по радио через командира лодки „U-221“ подробности происшедшего, я записал: „Впервые за всю войну две подводные лодки, действовавшие против конвоя, столкнулись, и одна из них погибла. С моей точки зрения, причиной этого была ночная темнота и сильное волнение, что снимает вину с командира таранившей лодки. Мы давно должны были предвидеть возможность подобных аварий, имея такое большое число лодок, одновременно действующих против конвоев. Размышления по поводу этого случая наводят меня на мысль, что в одной противоконвойной операции должно участвовать в общей сложности не более 13-15 лодок. Следует считать ненужными такие ограничения тактического характера, как уменьшение числа одновременно атакующих лодок, указание времени для атаки, назначение ордера при выходе в атаку и прочее. С помощью таких мер удалось бы избежать столкновения, однако будет неправильным, если мы хотя бы самым незначительным образом ограничим инициативу подводников, ведущих тяжелую борьбу с конвоями противника. В таких трудных условиях борьбы нужно, с одной стороны, решительно использовать любую возможность для атаки, а с другой – даже из соображений безопасности лодок не нарушать основного правила, которое мы ежечасно твердим подводникам и которое состоит в том, чтобы как можно быстрее настигать противника, как можно быстрее атаковать его, немедленно использовать каждую возможность для нанесения удара…“ В середине декабря с запада надвинулись сильные штормы, и потому в этот период было потоплено всего лишь несколько торговых судов и эсминец „Файрдрейк“. И только в конце месяца в бою с конвоем в Северной Атлантике нам удалось добиться серьезного успеха. 26 декабря был обнаружен направлявшийся на запад конвой. Уже на следующий день несколько подводных лодок сблизились с ним и в первую же ночь потопили четыре судна. 28 декабря нашел туман. С помощью шумопеленгаторов „U-260“ удалось сохранить контакт с противником, благодаря чему, несмотря на плохую погоду, в преследование включились и другие лодки. Когда же к вечеру туман внезапно рассеялся, подводные лодки оказались внутри завесы охранения в непосредственной близости от судов. Ночью начались атаки. Корабли внешнего кольца охранения так и не успели прийти на выручку своим судам, а силы непосредственного охранения оказались неспособными бороться с лодками противника. Из состава конвоя 13 судов общим тоннажем 67 437 рег.-бр. тонн были потоплены и одно (7 087 рег.-бр. тонн) – повреждено. Таким образом, еще один год битвы в Северной Атлантике закончился для нас не так уж плохо. Каковы же результаты подводной войны с октября по декабрь 1942 года в других операционных районах ? В начале 1942 года мы вели борьбу почти у самого побережья Северной Америки. Но затем в связи с усилением противолодочной обороны наши подводные лодки вынуждены были уйти в Карибское море. Когда же и здесь успехи стали незначительными, нам пришлось перенести основные усилия действовавших здесь лодок в восточную часть Карибского моря, в районы восточнее и южнее острова Тринидад. В сентябре подводные лодки добились в районе Тринидада наибольших успехов. Я полагал, что серьезные потери, которые понесли здесь союзники, заставят противника сделать все, чтобы оградить этот важный узел коммуникаций от ударов наших подводных лодок. Поэтому мы почти ничего не ждали от планировавшихся в этом районе в октябре действий подводных лодок. Однако наши предположения оказались неправильными. Противник, разумеется, значительно усилил меры по охранению своих судов, особенно с воздуха, но для обнаружения подводных лодок, а также для отражения наших ночных атак ему еще явно не хватало опыта. Для нас было важно, что в этом районе еще не ввели систему конвоев, и суда ходили пусть нерегулярно, но по определенным маршрутам, не меняя их даже тогда, когда американское командование точно знало о присутствии в данном секторе наших лодок. Поэтому и в октябре мы атаковали всеми имеющимися силами суда противника, идущие по известным нам маршрутам, получившим название „золотых жил“. Мы высылали свои „стаи“ к таким „золотым жилам“ и в устье реки Ориноко, и в открытое море на расстояние 300-400 миль от устья, и в район западнее Тринидада вплоть до Арубы. И каждый раз действия лодок оказывались успешными. С 1 октября до 7 ноября они потопили в этих районах 25 судов противника. Мы в свою очередь потеряли при налете авиации подводную лодку „U-512“. Несколько наших лодок было повреждено в результате бомбовых ударов американской авиации. При внезапном налете авиации противника „U-505“ явно повезло. Самолет атаковал ее на бреющем полете, и первая же сброшенная им бомба взорвалась при ударе о кормовую 37-миллиметровую пушку всплывшей на поверхность лодки. Лодка, разумеется, тяжело пострадала, но не остался безнаказанным и противник: от взрыва собственной бомбы самолет упал в море. Лодка же смогла после этого уйти в отдаленный район, где экипаж отремонтировал ее. Вновь получив возможность погружаться, лодка, „прихрамывая“, возвратилась в Бискайский залив. В районе восточнее Тринидада лодки с конца ноября не имели прежнего успеха. По-видимому, суда, шедшие к Тринидаду с юга через Фритаун, стали сводить в конвои, и найти их в районе, все сильнее охранявшемся с воздуха, было трудно. 1 октября в район Фритауна прибыла группа „Илтис“, лодкам которой нарезали позиции, сходившиеся у Фритауиа. В пределах своей позиции каждая лодка получила такую свободу маневра, которая позволяла им не мешать друг другу. Вначале следовало установить пути и характер движения судов противника. Помня о былых успехах подводных лодок в этом районе, командование подводных сил надеялось, что и на этот раз они добьются здесь положительных результатов. С целью разведки обстановки „U-333“, не покидая своей позиции, направилась как можно ближе к Фритауну. Здесь с ней случилось нечто такое, что особенно ярко показало, насколько изменчиво счастье подводника. Вот что записал командир „U-333“ в „Журнале боевых действий“: »…6 октября 1942 года. 04.00. Нахожусь в 70 милях к западу от Фритауна. Темная ночь, плохая видимость, дождь. Имел намерение вести поиск в направлении Фритауна вплоть до границы мелководья. В 05.26 пересек 200-метровую изобату. Почти ровно в 06.00 ушел с мостика, чтобы проверить прокладку и глубину. Через минуту послышался вызов: «Командира на мостик !». В 500 метрах по правому борту прямо на нас полным ходом шел сторожевой корабль противника. Уйти на глубину было уже невозможно: сторожевик протаранил бы лодку при погружении. Не успел я подняться на мостик, как сторожевик открыл по лодке огонь из пушек и зенитных пулеметов. Я резко отвернул вправо и стал отходить самым полным ходом. Сторожевой корабль непрерывно вел огонь по лодке. Резко переложив руль, мне удалось избежать тарана. Вскоре мы скрылись под водой. Поскольку лодка приняла через пробоину много воды, она погрузилась до грунта на глубине 100 метров. Течь остановили, и после откачки воды с помощью помп и продувки балласта лодку удалось оторвать от грунта. А противник тем временем начал атаку глубинными бомбами. Было еще темно, а откачивать воду помпами из-за выхода из строя главного осушительного насоса не представлялось возможным, поэтому я решил, используя темное время, всплыть на поверхность. Когда лодка всплыла, противник оказался позади нее. Он вел огонь осветительными снарядами…» Командир лодки и вахтенный офицер были тяжело ранены, поэтому лодке приказали идти в точку встречи с «U-107». Здесь на «U-333» перешел в качестве командира лодки другой офицер, который и привел «U-333» в базу. На этот раз лодки не оправдали наших надежд. 31 октября 1942 гола я сделал следующую запись: «Это тем более удивительно, потому что наша агентура сообщала об исключительно интенсивной переброске противником войск и военных материалов через Фритаун, а также после оккупации Либерии Соединенными Штатами – и через Монровию. Можно предположить, что англичане сумели включить и эти порты в систему конвоев. По мере увеличения в июле 1942 года числа уничтожавшихся нами судов противника это все равно когда-нибудь должно было наступить. Перехватывать и атаковать конвои у Фритауна очень трудно ввиду действий воздушных и морских сил охранения, мелководья и в большинстве случаев абсолютно спокойного моря…» Сегодня мне кажется, что все эти агентурные донесения были сфабрикованы США и Англией с целью отвлечь наше внимание от планировавшейся ими высадки в Северной Африке. И надо сказать, это удалось им, во всяком случае в отношении лично меня, поверившего в «миф о Фритауне». Желая установить, где же проходят суда из Фритауна к Тринидаду, мы переразвернули в ноябре группу лодок, действовавших вблизи Фритауна, а также лодки, возвращавшиеся от мыса Доброй Надежды в район между Бразилией и пунктом, который лежал в 400 милях к северу от острова Святого Павла. После первых неудач в декабре лодки потопили здесь семь судов противника. В это время две подводные лодки продвинулись к самому устью реки Конго. Но и там они не встретили того интенсивного судоходства, на которое так рассчитывали штаб руководства войной на море и командование подводных сил. Единственное, что им удалось, – атаковать торпедами крейсер «Феб». Атаку провела «U-161», которая самостоятельно действовала между портами Порт-оф-Спейн и Кастри. Вторая лодка, высланная к устью реки Конго, – «U-126» получила повреждения от взрывов глубинных бомб во время атаки. Через торпедный люк внутрь лодки хлынула вода – и та очень быстро ушла на глубину. Только в результате того, что командир своевременно приказал продуть балласт и двигаться под водой с максимальной скоростью, на глубине 240 метров удалось остановить погружение лодки. Это была рекордная глубина погружения для лодки IХс серии, причем прочный корпус лодки остался неповрежденным. С наступлением темноты лодка всплыла, ее аккумуляторы были полностью разряжены, а сжатый воздух израсходован. Поэтому снова уйти под воду она уже не могла. Что же могло ожидать ее в надводном положении ? »…20.57. Всплываем на поверхность. В 600 метрах позади себя видим уходящий малым ходом эсминец. Мучительно медленно покидаем район боя на одном дизеле. Итоги дня – ничтожны.» Рассказывая о группе лодок «Айсбэр», которая должна была идти к Кейптауну, я остановится на событиях, имевших место 14 сентября 1942 года, то есть после потопления «Лаконии». План действий группы «Айсбэр» предусматривал, что сначала на рейде Кейптауна внезапно появятся две подводные лодки. По донесениям агентуры, здесь одновременно стояли на якоре до 50 судов. Остальные лодки должны были получить разрешение на атаку только в том случае, если первые лодки добьются успеха. Во время приема топлива в Южной Атлантике командиры лодок «U-68» и «U-172» решили действовать совместно. Когда же в назначенное время лодки встретились, у Кейптауна не было ни одного судна. Командиры лодок доложили обстановку и, запросив разрешение на атаку, получили его для всех лодок. Казалось, достигнуть внезапности не удастся. Но между тем, начав атаки, лодки в течение последующих дней потопили здесь 13 судов. Одновременно с группой «Айсбэр», состоявшей из лодок IХc серии, в район мыса Доброй Надежды вышла первая, только что построенная океанская лодка (серия IXc-2)– «U-179». Двигаясь полным ходом, эта лодка еще в Южной Атлантике обогнала группу «Айсбэр». В первой же атаке «U-179» потопила судно противника, но в тот же день лодку уничтожил эсминец «Эктив». Это была единственная потеря, понесенная здесь подводными силами до лета 1943 года. Во второй половине октября, когда группе «Айсбэр» нужно было возвращаться в базу, к Кейптауну подошли еще три большие лодки, так что этот район вплоть до лета 1943 года оставался блокированным. Действия у Кейптауна закончились успешно. В октябре 1942 года мы потопили здесь 27 судов противника общим тоннажем 161 121 рег.-бр. тонн, многие из которых имели на борту важный военный груз (Roskill S.W., Vol. II, p.269) Противник потерял здесь также несколько крупных войсковых транспортов: 9 октября – «Орнсей» (20 043 рег.-бр. тонн), 10 октября – «Оркэйдс» (23 456 рег.-бр. тонн). К северу от острова Ассенсьон был торпедирован и затонул транспорт «Дачесс оф Атолл» (20 119 рег.-бр. тонн). «Это были очень тяжелые потери, ибо заменить такие суда в ходе войны не представлялось возможным» (Ibid, pp.270-271). Мы могли быть довольны. В последующие недели три океанские лодки переместились в Индийский океан. Они вплотную подошли к берегу у Лоренцо-Маркеса и там до конца года потопили около 20 судов. Этот удар подводных лодок, по английским признаниям, оказался весьма результативным. Затратив не так много усилий, они причинили гораздо больше вреда, чем их замаскированные предшественники – вспомогательные крейсера. Английская оценка нашего удара у Кейптауна свидетельствует о том, что английское адмиралтейство уже задолго до этого с тревогой взирало на стоявшее там большое число слабо охраняемых судов. В английском адмиралтействе существовал специальный отдел, который должен был анализировать все перемещения немецких подводных лодок и делать выводы о возможных направлениях их ударов. 21 сентября 1942 года этот отдел сообщил, что германские подводные лодки, очевидно, переразвернутся в направлении Южной Атлантики. В связи с этим в районе Кейптауна были проведены некоторые мероприятия по обеспечению безопасности судов. Но и они не снизили тех серьезных потерь, которые понесло судоходство противника в этом районе от действий подводных лодок. Следствием этого явилось решение адмиралтейства «направить средства ПЛО в открытое море, хотя большая удаленность друг от друга районов активных действий противника уже вынудила нас и США в весьма опасной степени рассредоточить наши и без того немногочисленные силы охранения. За эти месяцы командование немецких подводных лодок, придерживавшееся метода, который состоял в том, чтобы постоянно отыскивать слабые места в нашей обороне, даже если для этого приходилось направлять лодки за тысячи миль, добилось самых крупных результатов» (Roskill S.W., Vol. II, p.215) Вот как выглядели успехи подводных лодок за последние три месяца 1942 года. По английским данным, в октябре подводные лодки уничтожили 94 судна общим тоннажем 619 417 рег.-бр. тонн, в ноябре – 119 судов (729 160 рег.-бр. тонн) и в декабре – 60 судов (330 816 рег.-бр. тонн). Подавляющее большинство этих судов было уничтожено немецкими подводными лодками. Средняя величина потопленного тоннажа на каждую лодку в день составила: в октябре – 172 рег.-бр. тонн, в ноябре – 220 рег.-бр. тонн и в декабре – 96 рег.-бр. тонн. За те же месяцы мы потеряли соответственно 12, 6 и 5 подводных лодок, или (в процентном отношении) 12,4, 6,3 и 5,1 процента всех находившихся в море лодок. Наибольшее число уничтоженных судов приходится, таким образом, на ноябрь. Надо отметить, что количество судов, уничтоженных каждой лодкой, оказалось в ноябре максимальным. И что самое главное: успех был достигнут именно в ноябре, когда большое число наших лодок оттянули для срыва вторжения союзников в Северную Африку. Эти лодки выключились из борьбы с торговым судоходством противника в Атлантике. Однако в районе Северной Африки этим лодкам не удалось добиться сколько-нибудь существенных результатов. Одна из причин успеха, достигнутого лодками в ноябре, заключалась в том, что противник сосредоточил свои силы у берегов Северной Африки, тем самым ослабив повсеместно охранение судов торгового флота. Адмиралтейство направило для обеспечения десантной операции «приблизительно 100 кораблей охранения». То, что потери среди торговых судов, охранение которых ослабили, не оказались еще более высокими, в Англии объясняют «сосредоточением со стороны противника основной части сил в районе высадки десантов, хотя это мероприятие и было слишком запоздалым» (Roskill S.W., Vol. II, pp.217-218). Тот факт, что наши лодки достигли крупных успехов в ноябре, несмотря на переразвертывание большого числа их из Атлантики к берегам Северной Африки, где в то время Англия сосредоточила для обеспечения десантной операции многочисленные средства ПЛО, свидетельствует о сомнительности решения послать наши лодки в район высадки десанта. Во всяком случае, если бы подводные лодки не отводились к побережью Северной Африки, результаты «войны с тоннажем» оказались бы гораздо более высокими, чем те, которых мы могли добиться у североафриканских берегов. Итоги борьбы с торговым флотом противника за весь 1942 год были весьма отрадными. Жертвами подводных лодок держав оси явились 1160 судов общим тоннажем 6 266 215 рег.-бр. тонн, причем подавляющее большинство их опять-таки было потоплено немецкими подводными лодками. Соответствующие квоты собственных потерь за равные промежутки времени также не внушали беспокойства. В 1941 году они составили в среднем 11,4 процента всех ежемесячно находившихся в море лодок; в первой половине 1942 года, в благоприятные месяцы действий лодок у берегов США, потери снизились до 3,9 процента, а во втором полугодии, когда закончился период выгодного для лодок соотношения сил в американских водах, снова поднялись в среднем до 8,9 процента. Таким образом, несмотря на усилившуюся противолодочную оборону противника, который применял теперь самолеты и новые радиолокационные станции надводного обнаружения, потери подводных лодок в этот период были ниже, чем в 1941 году. Число же действующих подводных лодок увеличивалось, хотя ежемесячные пополнения за счет вновь строящихся лодок в среднем составляли не 20, как ожидалось, а только 17 лодок. В ходе войны командование подводных сил все время имело дело с завышенными по сравнению с реальными цифрами потопленного тоннажа, ибо все сводки составлялись на основе донесений командиров подводных лодок, преувеличивавших результаты своих действий. Несмотря на стремление делать донесения более точными, командиры лодок легко впадали в различного рода ошибки, особенно во время ночных боев с конвоями. Ошибки обусловливались трудностями ночного наблюдения, участием в атаке цели нескольких лодок и невозможностью вести наблюдение в течение длительного времени. Поэтому нетрудно понять, что командование подводных сил имело о действиях своих лодок в течение всей войны слишком радужные представления. Но тем не менее по прошествии более чем трех лет войны мы уже ясно понимали, что будет означать для наших подводных лодок, которые одни несли на себе всю тяжесть борьбы с обеими морскими державами, дальнейшее увеличение их мощи. Средства надводного обнаружения подводных лодок, созданные противником, и усилившееся воздушное патрулирование морских районов все сильнее тревожили нас. Как и прежде, в наступающем 1943 году мы могли поставить перед собой только одну задачу – всеми возможными способами поддерживать боеспособность лодок и боевой дух их экипажей и в то же время использовать наши силы рациональнее, в достаточной степени обеспечивая их успех. Вот как оценивалась обстановка в Атлантике в конце 1942 года: «В последние дни 1942 года адмиралтейство еще раз проанализировало ход и перспективы битвы за Атлантику. Положение с морским транспортом, как заявил один из старейших сотрудников адмиралтейства, никогда не было таким затруднительным, как в 1942 году. Число кораблей и самолетов охранения отнюдь не было достаточным. Несмотря на успех десантной операции в Северной Африке, союзников сильно волнует то, что разрабатываемые ими планы наступательных действий могут оказаться отсроченными или даже сорванными. Хуже всего обстоит дело с запасами нефти: их осталось совсем мало. В середине декабря имелось всего 300 000 тонн бункерной нефти, тогда как ежемесячный расход ее составлял 130 000 тонн. Говоря о потерях торгового флота в течение этого года, следует отметить, что ему причинен большой урон и что в 1942 году дефицит торгового тоннажа увеличился примерно на 1 млн. рег.-бр. тонн.» Объем британского импорта сократился до 34 млн. тонн, то есть стал на одну треть меньше, чем в 1939 году. Адмиралтейство прекрасно понимало, что борьба с конвоями еще не решена, что противник обладает теперь гораздо большими силами, чем когда-либо раньше, и что в скором времени в этой затянувшейся борьбе наступит кризис.