Текст книги "Предводитель энгов"

Автор книги: Карит Этлар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

ИВЕР ДЕЙСТВУЕТ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК

В присутствии короля Ивер с трудом скрывал свою радость. Но, выйдя из замка, он сразу же дал волю своим чувствам. Обхватив Свена обеими руками, он порывисто прижал его к груди, затем оттолкнул от себя и стремительными прыжками помчался по двору. Часовые у лестницы с изумлением глядели ему вслед, думая, что он сошел с ума, но Ивер неутомимо продолжал свой бег и остановился лишь на мосту перед стражниками с алебардами.

– Хотя вы, бедняги, тяжко провинились передо мной, – сказал он, – и сильно меня прогневили, все же я просил его величество помиловать вас, и он обещал, что на этот раз вы избежите казни и колесовать вас не будут.

Необыкновенная самоуверенность, прозвучавшая в этих словах, вызвала у стражников улыбку, но Ивер этого не заметил-он уже исчез в толпе, собравшейся перед крепостным рвом и ожидавшей, что вот-вот будут обнародованы условия мира.

По приказу короля Свен задержался в Копенгагене. А Ивер, через два дня после аудиенции во дворце, ушел из столицы, как он и мечтал, в ярко-красном камзоле, отороченном белой шерстью. На нем были короткие желтые штаны и сапоги, на голове красовалась высокая войлочная шляпа с красным пером, а на боку висела длинная сабля. Именно этот наряд, так долго бывший предметом его сокровенных мечтаний, стал наградой за все его подвиги,

Ивер направился к Хольмегорду, старинному поместью, примерно в одной миле от Нестведа. По дороге он встретил несколько шведских полков, которые уже начали отходить из Северной Зеландии.

Ивер прошел мимо них, не удостоив их взглядом. В ту пору Хольмегорд принадлежал Скелям. Когда началась война, вся семья бежала в Копенгаген и возложила заботы о замке на старого фогта. Ради этого человека – вернее, ради его дочери Ингер – Ивер и направился в Хольмегорд.

Дом фогта был расположен на краю большого болота, окружавшего замок с трех сторон. Ингер стояла у окна. Она всплеснула руками, увидав, что к их жилищу приближается молодцеватый воин. Улыбнувшись, он радостно закивал ей еще до того, как она разглядела его лицо. Фогт отворил дверь и пригласил Ивера в дом.

Ингер расстелила на столе скатерть и достала хлеб, масло, сыр и кувшин с медом. Глаза ее светились, на круглых щечках играл румянец. В двух словах Ивер объявил ей причину своего прихода.

В ходе последовавшей за этим беседы Ивер, не забывая в то же время есть и пить, поведал фогту, как горячо он любит Ингер, и живописал – с набитым ртом – всю глубину и силу этой любви. Он умело ввернул несколько слов об аудиенции во дворце и необычайном благорасположении к нему короля, королевы и государственного совета и, наконец, обрисовал свои виды на будущее, выразив надежду, что с помощью Свена он станет егерем в имении Юнгсховед.

На время этой беседы Ингер удалилась в другую комнату, но оставила дверь приоткрытой, чтобы слышать каждое слово. И когда наконец фогт, под впечатлением красноречия и веских доводов Ивера, пожал ему руку через стол и дал свое согласие на брак, дверь распахнулась, Ингер вбежала в комнату, бросилась отцу на шею, а потом протянула свои хорошенькие ручки счастливому жениху.

– А теперь я поблагодарю вас за угощение, – сказал Ивер, и, если вы позволите, дорогой Каспер Дам, сниму камзол. Негоже понапрасну его трепать.

– Нет, нет! Оставайся в камзоле, – попросила Ингер. – Он тебе очень идет!

– Ты так думаешь? – спросил Ивер с улыбкой. – Вполне может быть… Вообще-то говоря, я не ожидал, что застану вас сегодня в этом скромном домишке. Ведь, кроме вас, в замке никого нет, и вы можете выбрать себе лучший из всех покоев. Вы и маленькая Ингер должны перебраться в замок, Каспер! Ведь, может быть, со временем и она станет владелицей такого замка, если на то будет воля божья.

Лицо Ингер сияло счастливой улыбкой. В ее представлении Ивер уже достиг таких головокружительных высот, что отныне она все считала возможным.

Фогт, однако, был на этот счет иного мнения.

– Суди о том, в чем знаешь толк, – сказал он. – Поселить Ингер в замке, когда там хозяйничает пьяная солдатня? Я старик, Ивер, мне и самому-то с ними нелегко, а где уж мне защитить от них дочь?

– А я не знал, что здесь солдаты, – ответил Ивер. – Что это за люди?

Ингер уже несколько раз подавала отцу знаки, чтобы он замолчал, но тот, не поняв ее, спросил:

– Что ты хочешь сказать, дочка?

– Ах, господи! – с досадой воскликнула Ингер, покачав своей миловидной головкой. – Я думаю, хоть сегодня мы могли бы говорить не о шведах, а о чем-нибудь более приятном.

– Вот едет один из их офицеров! – сказал фогт, глядя в окошко.

– Боже милосердный! – воскликнул Ивер, увидав, как офицер спешился и пошел в замок. – Теперь, Каспер Дам, мне уже не надо спрашивать, почему Ингер в тревоге! Она-то хорошо знает, какие у меня счеты с этими людьми!

Фогт не понял, о чем идет речь.

– Ивер хочет сказать, что шведы этого полка особенно ненавистны ему: они замучили до смерти его сестру, красавицу Софи Абельсдаттер. Ах, мой дорогой Ивер, – ласково продолжала она, – оставь их в покое сегодня, прошу тебя. Сегодня наш самый счастливый день!

– Я думаю, Ивер и без того оставит их в покое, – с насмешливой улыбкой проговорил фогт. – В замке засело шесть человек – они бражничают и дуются в карты.

– Не так уж много, – спокойно сказал Ивер, выпрямившись во весь свой могучий рост и подойдя к фогту. – Вот что я вам скажу, Каспер Дам: пусть их даже шестеро, я все равно готов хоть сейчас сразиться с ними. Вы меня еще не знаете… Но не тревожься, моя дорогая Ингер. Сегодня я их не трону, хоть я и дал страшную клятву. Сегодня я так счастлив!

С этими словами Ивер подошел к Ингер. Старый фогт, довольный, украдкой поглядывал на них. Начало смеркаться. В отсвете огня из печки было видно, как Ивер сидит на скамье и держит в своих руках руки девушки. Все, что говорил сегодня поклонник Ингер, заметно возвысило его в глазах старика.

Вскоре во дворе послышались чьи-то шаги. Дверь отворилась, и в комнату вошел шведский солдат.

– Эй ты, старый трус! – закричал он. – Ты здесь? Я тебя искал по всему замку… А-а, у тебя гости! – добавил он, когда Ивер поднялся со скамьи в углу, где солдат поначалу его не заметил. – Тем лучше! Господа офицеры требуют еще вина, уж, верно, вахмистр поможет тебе отнести им бутылки.

– Да, я помогу! – сказал Ивер.

– А девчонка? – спросил солдат. – Черт подери, вот будет потеха, ведь она тоже пойдет с нами?

– С нами? – переспросил Ивер.

– Да, с нами, но, если вахмистр предпочитает, чтобы офицеры сами спустились сюда за ней, ему достаточно сказать только одно слово!

– Хорошо, она тоже пойдет с нами, – проговорил Ивер.

Старый фогт бросил на него удивленный и вопрошающий взгляд. Ингер положила дрожащую руку на плечо Ивера, чтобы его удержать, но он не обратил на это никакого внимания. Он поправил свой камзол и снял пылинку с обшлага.

– Идем! – сказал он спокойным тоном, который ни в коей мере не отвечал его настроению.

Фогт взял связку ключей, зажег фонарь и первым пошел к двери. Вскоре Ивер с большой корзиной, наполненной бутылками, начал подниматься из погреба на второй этаж, где собрались офицеры. В руках у Каспера Дама была такая же корзина, и Ингер помогала ему нести ее, а за ними шел солдат, который уже по собственному почину прихватил две бутылки, торчавшие теперь из карманов его камзола.

– Вы ведь найдете дорогу в зал без моей помощи? – спросил швед, когда они подошли к двери.

– Думаю, что найдем, – учтиво ответил Ивер.

Солдат пошел обратно к своим приятелям и торжествующе помахал бутылками перед окном подвала, где расположился караульный пост.

Когда Ивер с фогтом вошли в зал, их сразу же окутал густой, одуряющий табачный дым. В клубах дыма маячили разгоряченные лица шведских офицеров. По всему их доведению, по тупым, осоловевшим глазам было видно, что они пьяны. Двое из них, сняв мундиры, сидели за столом в рубашках. Смехом, пением и громкими криками радости они приветствовали вошедших, которые поставили на стол бутылки с вином. Фогт тотчас же ушел, Ивер и Ингер остались в зале.

– Откупорьте бутылки! – воскликнул один из офицеров с заметным акцентом, выдававшим его немецкое происхождение. – Наполните бокалы, и выпьем за здоровье дьявола!

Эта выдумка встретила восторженное одобрение. Каждый из офицеров взял со стола пистолет и наполнил дуло вином. Пистолеты служили бражникам вместо бокалов. Чокнувшись, офицеры с хохотом и дикими, оглушительными криками выпили за здоровье дьявола.

– Пресвятая богородица! – воскликнул один из офицеров, допив вино и откинувшись в своем кресле. – Что это за красотку привел нам вахмистр?

Этот вопрос привлек всеобщее внимание к Ингер, которая до этого старалась держаться в тени и ни на шаг не отходила от Ивера. Офицеры вскочили из-за стола и подбежали к несчастной девушке.

– Это моя невеста, – сказал Ивер, заслонив ее своим телом.

– Твоя невеста, несчастный трус! – закричал бородатый офицер, хватая Ингер за руку. – Она моя невеста!

– Да, и моя!

– И моя!

– Убирайся отсюда, мужлан!

С этими словами главарь шведов начал теснить Ивера к дверям. Маленькие черные глаза вахмистра сверкнули как молнии, когда он отскочил в сторону и схватился за саблю, но один из офицеров сказал примирительным тоном:

– Парень, по-моему, прав, и пусть его невеста остается с ним. Сегодня вечером мы будем пить, а о женщинах помышлять не станем! Ступай вниз, вахмистр, и скажи фогту, чтобы он принес нам еще одну корзину с вином. А я не дам твою крошку в обиду.

После недолгого колебания Ивер всунул саблю в ножны и вышел. Не успел он переступить порог, как дверь за ним захлопнулась и раздался дикий хохот.

– Теперь она наша! – воскликнул офицер, заперший за ним дверь.

– Как бы не так! – в ярости крикнул Ивер и с такой силой ударил в дверь плечом, что она затрещала и распахнулась, чуть не сбив с ног шведа, который тщетно пытался закрыть ее на засов.

Ивер вошел в зал, схватил Ингер за руку и снова загородил ее своим телом.

– Какого черта! – воскликнул он и так завертел саблей, что офицеры, стоявшие против него, попятились назад. – Сразимся, если вам так хочется, и увидим тогда, чья эта девушка!

Офицеры громким хохотом встретили его вызов.

– Ура вахмистру! – заорал бородач и метнулся к камину за своей саблей. – Он хочет играть с нами в «псовую охоту». Вот будет потеха!

Остальные уже обступили Ивера полукругом. Насупив брови и стиснув зубы, он ждал их нападения, хотя позиция, которую он занял, едва ли отвечала правилам фехтовального искусства. Неожиданно шведы расступились, и вперед вышел один офицер. Он появился из угла зала, где отдыхал на ложе из трех составленных рядом стульев, наблюдая за пирушкой, но не принимая в ней участия. В руках он держал свечу, которую взял со стола, и свет ее упал на его лицо. У Ивера изменилось выражение глаз, когда он увидел этого сурового, молчаливого человека.

– Узнаешь меня? – спросил тот.

– Да.

– Тогда ступай и оставь свою девушку здесь.

– Хорошо! – ответил Ивер, вложил саблю в ножны и, повернувшись спиной к ошеломленным офицерам, вышел из зала.

Этим человеком, чье неожиданное вмешательство положило конец безобразной сцене, был капитан Кернбук.

Спустившись во двор, Ивер увидел фогта. Старик, весь бледный от страха, дрожа смотрел вверх на окна зала. Ивер был немало раздосадован тем, что Каспер покинул их в столь трудную минуту, но, взглянув на слабого, тщедушного старика и увидев, каким ужасом были скованы его черты, он положил руку на плечо фогта и сказал:

– Не тревожьтесь за Ингер. Они ее не тронут. Я встретил там человека, который будет ее охранять.

– Кто это?

– Шведский офицер.

– Шведский офицер? – с ужасом переспросил фогт. – Как же, дождешься от него помощи!

– Забудьте ваши страхи, Каспер! – уверенно сказал Ивер. – Это человек слова. Он не уступит лучшим из датчан, а может быть, он даже благороднее их. Однажды я видел, как он поступил со своими врагами; мы, пожалуй, не всегда так заботимся о своих друзьях… Да, но Ингер все нет и нет, – продолжал Ивер, обращаясь уже к самому себе. – Кернбук – один против шестерых, и шум наверху нарастает… Видно, все-таки не надо было мне уходить.

Как верно заметил Ивер, шум в зале нарастал. Смех и пение сменились громкими возгласами и криками. Вскоре собутыльники нашли себе новое развлечение: взяв в руки горящие свечи, они стали приплясывать перед окнами.

– Теперь они водят хоровод, – прошептал фогт. – Эти безумцы зря играют с огнем. Знали бы они, что одной искры от свечи достаточно, чтобы всех их отправить па тот свет! Ведь у нас в подвалах четыреста фунтов пороха!

– Что вы сказали? – прошептал Ивер, схватив фогта за руку. – Откуда взялся этот порох?

– Говорят, что король и государственный совет послали в Престё и Вордингборг по двести фунтов пороху и шесть лиспундов99
  Лиспунд – старинная датская мера веса, равная 8 кг.


[Закрыть] свинца. Когда господин Росенкранц бежал со своими рыцарями в Копенгаген, он прихватил порох с собой, чтобы тот не попал в руки к врагу. Он оставил порох у господина Грубе на острове Толлеруп, но жена господина Грубе, Ютте Гюлденстьерне, переслала его нам, потому что ей негде было его хранить.

– Я хочу посмотреть, где лежит порох, – сказал Ивер.

– Сейчас это невозможно, – ответил фогт. – Он хранится во внутреннем погребе за комнатой, где расположились солдаты.

– Ну и что же? – спросил Ивер. – Если вы мне поможете, мы их мигом оттуда выкурим. Сколько их там?

– Четверо.

– Пошли.

– Ах, дорогой Ивер! Что ты задумал? – прошептал фогт, дрожа от страха и удерживая его за руку. – И какая от меня помощь? Я стар и слаб.

– Да, конечно, – задумчиво повторил Ивер, заглянув в подвальное окно. – Вы стары и немощны – что верно, то верно.

В это мгновение из зала донесся грохот, и раздался долгий, пронзительный крик.

Ивер бросился к ступенькам, которые вели в подвал. Фогт изо всех сил пытался его удержать:

– Ивер, опомнись, несчастный! Что ты собираешься сделать?

Ивер вырвался из его рук и воскликнул:

– Вы разве не слышали крик Ингер? Я пойду вниз к солдатам – пора положить этому конец!

– И ты решишься пойти к ним один?

– Да, решусь, – повторил Ивер, оставив бледного, дрожащего фогта у окна, через которое тот мог видеть все, что происходило в комнате.

Ивер распахнул дверь и ворвался внутрь. Мощный прыжок – и он уже был на середине подвала, схватил двух солдат и швырнул о стену. Один остался лежать ничком, оглушенный ударом, а другой издал сдавленный крик и попытался было привстать. Ивер ударил его в грудь каблуком сапога, схватил двух других солдат и стиснул их в своих могучих объятиях.

– Будете сопротивляться, я вас всех перебью, – сказал он. – Ведите себя смирно – и останетесь живы.

Солдаты с ужасом смотрели на пылающее гневом лицо Ивера – жилы на его лице вздулись, глаза сверкали. Одного шведа он придавил коленом, а другому тем временем связал портупеей руки и ноги. Солдат, оглушенный падением, пришел понемногу в себя, приподнялся и пополз на четвереньках за своей шпагой к столу. Он уже протянул к ней руку, но Ивер, не решавшийся отпустить лежавшего под ним человека, схватил кувшин из-под меда и бросил его в голову солдату со шпагой. Тот с глухим воплем повалился на пол. Ивер тут же связал ему руки поясом, снятым с другого солдата. Затем он поднялся. В то же самое мгновение один из солдат, которому удалось незаметно вытащить нож, вскочил на ноги и бросился на Ивера. Старый фогт, видевший через окно все, что происходило в подвале, заметив опасность, вскрикнул. Ивер обернулся и отпрянул в сторону в тот самый миг, когда солдат замахнулся на него ножом. Тогда Ивер обхватил его левой рукой за шею, вырвал у него нож и вонзил в грудь шведу по самую рукоятку. Раненый, шатаясь, сделал несколько шагов, изо рта его хлынула кровь, и он, хрипя, упал на каменный пол.

– Что ж, ты сам во всем виноват! – сказал Ивер.

Четвертый солдат продолжал лежать у стола – он все еще был без сознания после удара кувшином. Ивер связал ему руки своим шейным платком.

– Вот так! – сказал он, выходя к фогту и убирая волосы с влажного лба. – А теперь пройдем в пороховой погреб. Путь свободен.

– Ах, зятек, – прошептал Каспер, – что ты наделал?

– Это только начало, фогт! – ответил Ивер, удовлетворенно оглядывая поле брани. – Главное – впереди. Вы смеялись, когда я обещал расправиться с шестерыми. Я их всех отправлю на тот свет, если удастся!

Он взял фонарь и стал светить старику, а тот выбрал в своей связке ключ и отпер дверь во внутренний погреб, куда они оба вошли.

НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ДУЭЛЬ

Между тем в зале возобновилось прерванное было веселье. Офицеры думали, что Кернбук схитрил в разговоре с Ивером. Поэтому они немало удивились, когда увидели, что он взял шапку и приготовился вывести девушку из зала.

– Погоди-ка минутку! – рявкнул бородач и преградил ему дорогу. – У тебя, конечно, все права на девчонку, раз уж ты так ловко выставил ее Голиафа1010
  Голиаф – по библейской легенде, великан, побежденный юношей Давидом.


[Закрыть], но пусть то, чему суждено произойти, произойдет здесь.

– То, чему суждено произойти, не может произойти здесь, – ответил Кернбук, спокойно затягивая портупею, – потому что я намерен отвести ее к человеку, который положился па мое слово.

– Это еще что такое? – закричали все. – А как же наши утехи?

– От утех вам придется отказаться, друзья! – сурово ответил Кернбук. – Ваши забавы и без того дорого обошлись этому человеку.

– Но мы же видим его первый раз в жизни!

– В Эрремандсгорде вы убили его сестру за то, что она не хотела сказать, где хозяйка прячет деньги.

– Вздор! – воскликнул немец-наемник. – Пусть меня разорвут в клочья десять тысяч ядер, если Кернбук не самый нудный из всех проповедников, каких я встречал! Сейчас мы, конечно, снова услышим историю про бедную девушку, которую истязали барабанной струной? Он донимает нас ею с самой масленицы, мы уже сыты ею по горло.

– Не ссорьтесь, друзья, не ссорьтесь! – воскликнул другой. – Пусть Кернбук остается со своими проповедями, а мы – с девчонкой, и все будут довольны.

– Хитрое решение, капитан Циглер! – ответил Кернбук. – Но толку от него мало, потому что никому и в голову не придет ему подчиниться.

– Дражайший господин капитан! – продолжал Циглер с насмешливой улыбкой. – Я хочу сказать только одно: если уж человеку так хочется играть роль наставника при своих друзьях, то для этого он должен обладать кое-какими способностями!

– И вы считаете, что я их лишен?

– По крайней мере, я никогда их не замечал!

– Пусть это не удивляет вас, капитан! – ответил Кернбук. – Я использую свои способности лишь тогда, когда нахожу им достойное применение, и не склонен метать бисер перед свиньями.

Хотя Кернбук с самого начала хотел – по мере возможности – избежать ссоры, ему все же не удалось сохранить необходимое хладнокровие. Слова Циглера и еще больше издевательский тон, каким они были произнесены, привели его в ярость.

– Господин капитан! – сказал Циглер. – Мы теряем время на пустые разговоры, а между тем наша крошка находит весьма странным, что шесть бравых офицеров до сих пор не оказали ей должных почестей. Вы мешаете нам это сделать, и поэтому мы просим вас добровольно покинуть зал. Я говорю «добровольно», потому что в противном случае мы выставим вас за дверь силой.

Кернбук шагнул к Циглеру.

– Вы не посмеете! – крикнул он.

Циглер с улыбкой взглянул на остальных офицеров и ответил:

– А я полагаю, что посмеем. Дверь я упомянул лишь потому, что выбрасывать вас из окошка было бы куда менее удобно. Если же вы хотите остаться, это возможно лишь при одном условии.

Кернбук закусил губу до крови. Глаза его метали молнии. В висках стучало. От его самообладания не осталось и следа.

– Я понял вас, Циглер! – сказал он, и голос его задрожал от едва сдерживаемой ярости. – Вы хотите драться со мной; что ж, я удовлетворю ваше желание.

– Наконец-то! – воскликнул немец, потирая руки. – Обычно дражайший капитан не слишком понятлив!

– Я буду с вами биться, – сказал Кернбук, смерив его с ног до головы презрительным взглядом. – Да, буду, сколько бы у меня ни было причин для отказа.

– Я полагаю, что недостаток храбрости не принадлежит к числу этих причин?

– Разумеется, нет, – ответил Кернбук. – Причины эти касаются не меня, а вас. Храбрости у меня хватает – полагаю, что эти господа не раз имели случай в этом убедиться. Не хватает мне разве лишь вашего умения похваляться своей отвагой. Так или иначе, я принимаю ваше предложение. Но с одним условием!

– С каким?

– Я не могу драться со всеми вами одновременно и, полагаясь на вашу честь, надеюсь, что никто из вас не будет на меня нападать. Пусть моим противником станет Циглер, который впервые в жизни померяется силами с честным шведским клинком. Но, если я одержу верх в поединке, девушка будет моей, и вы ее отпустите.

Это условие было принято единогласно и притом охотно, потому что Циглер слыл хорошим фехтовальщиком.

– А если вы, против ожидания, не одержите верх? – со злобной ухмылкой осведомился немец.

– Тогда я, по крайней мере, не увижу гнусного поступка, который вы собираетесь совершить.

– Стало быть, мы можем приступить к делу! – воскликнул Циглер. – Я предлагаю, чтобы нас привязали друг к другу шарфом за левые руки. А кинжалы у нас будут в правых. Я уже не раз пробовал этот способ, – продолжал он леденящим душу, зловещим тоном, – и заметил, что таким путем избегаешь многих промахов, а главное – экономишь время.

Кернбук не стал возражать. Офицеры снова наполнили пистолетные дула вином и выпили за здоровье Циглера.

– Послушайте-ка, бравый капитан! – воскликнул немец, осушив полбутылки вина в благодарность за то, что компания выпила за его здоровье. – Если вы хотите о чем-нибудь попросить господа бога, поторопитесь! Еще немного, и будет поздно!

Он крепко привязал конец шарфа к своему запястью и протянул Кернбуку другой конец. Офицеры взяли со стола свечи и встали в нескольких шагах от противников.

Половина зала погрузилась во тьму. В тусклом свете свечей было видно печальное, бледное лицо Кернбука и насмешливая улыбка, игравшая на губах Циглера, пока тот засучивал правый рукав своего камзола.

Неожиданно раздался глухой шум где-то у двери, словно за нею передвигали тяжелую мебель. Один из офицеров бросился к ней, запер ее и, ухмыляясь, вернулся с ключом.

– Этого удовольствия мы, уж во всяком случае, не станем себя лишать! – сказал он. – Послушай, Кернбук! Спрячь ключ – ведь ты больше всех нас хотел им воспользоваться!

И с этими словами он сунул ключ в карман офицера. В то же самое мгновение в темной части зала послышались легкие, торопливые шаги.

– Проклятие! – воскликнул офицер. – А где же девчонка?

Взоры всех присутствующих стали искать Ингер, но она исчезла. И тут вдруг растворилась потайная дверь – сквозь образовавшееся отверстие в панели у камина в зал проник луч света. Один из шведов бросился было туда, но застыл на месте, увидев Ивера, который спокойным, решительным шагом вошел в зал.

– Потолкуем, благородные господа! – сказал Ивер. – Давайте сначала попытаемся уладить дело миром, а если не удастся, будем драться.

– Каналья! – закричали офицеры. – Куда ты дел девчонку?

– Куда надо, туда и дел. Но не о ней речь. Советую вам задуматься над своей участью.

Холодный, почти торжественный тон, которым были произнесены эти слова, возымел свое действие. Циглер сорвал с руки шарф, подошел к Иверу и, размахивая кинжалом, воскликнул:

– А ты знаешь, что я намерен сделать? Я пришпилю тебя кинжалом к дверному косяку, и мои слуги засекут тебя до смерти.

– Вам придется долго ждать, пока они. придут, – ответил Ивер. – Ваши слуги валяются в погребе: одни убиты, другие связаны по рукам и ногам.

Собутыльники оцепенели, в их души закрался страх.

– Наши слуги связаны! – воскликнули они.

– Да, двое из них.

– И убиты!

– Да, двое других.

– Кто же, черт подери, посмел это сделать?

– Я, – сказал Ивер. – А теперь слушайте дальше. Я обещал рассказать вам нечто такое, что заставит вас позабыть о девушке, а обещания надо выполнять. Я связал и убил ваших слуг, потому что они мешали мне пройти в погреб, где хранятся бочки с порохом.

– Бочки с порохом! – воскликнули офицеры.

– Четыреста фунтов, – пояснил Ивер. – Я выбил у всех бочек днища и провел из погреба желобок через двор в крепостной ров.

Услышав эту новость, собутыльники сразу протрезвели. Они стали переглядываться, охваченные ужасом и отчаянием. Первым пришел в себя Циглер.

– Зачем ты это сделал? – спросил он.

– Чтобы напомнить вам одну историю, которая произошла в Эрремандсгорде. Там вы собрались той же компанией, что и сейчас. Вы пытали старую хозяйку замка и убили ее служанку.

– Эту историю мы знаем наизусть, – сказал Циглер, бросив насмешливый взгляд на Кернбука.

– Тогда я рыдал над покойницей.

– Ты рыдал, бедняга! Как трогательно и как поучительно!

– А сегодня вечером я за нее отомщу, – сказал Ивер, – это будет еще поучительнее.

– А вдруг ты не успеешь! – крикнул Циглер и бросился на него.

Кернбук встал между ними и решительно произнес:

– Пусть этот человек выскажется до конца!

Циглер в бешенстве заскрежетал зубами.

– Что вы за дворянин, капитан Кернбук, – спросил он, – коль скоро вы заодно с этим мужланом?

– А вы что за дворяне, – передразнил его Ивер, – когда ведете войну, как шайка разбойников и головорезов? Вы покрываете позором – нет, не вашу честь, потому что ее у вас никогда не было, – а доброе имя честного шведского народа, па стороне которого вы воюете!

– Тысяча чертей! – вскричал Циглер. – Уйдите с дороги, Кернбук! Разве вы не слышите, как он нас оскорбляет?

– Я вас не оскорбляю, – ответил Ивер, – но вы все до одного взлетите на воздух.

– Мы взлетим на воздух?

– Подойдите к окну и взгляните, все ли я сделал, как полагается?

Офицеры подбежали к окну и увидели на снегу черную линию, тянувшуюся из погреба через мост на другую сторону рва, где стоял с фонарем в руках старый фогт. Пока внимание всех офицеров было приковано к этому зрелищу, Ивер, тронув Кернбука за плечо, прошептал:

– Следуйте за мной!

Капитан на мгновение заколебался, но каждому из нас присущ инстинкт, который заставляет в решающий момент подчиняться тому, кто сильнее нас. Ивер подвел Кернбука к потайной двери, нажал на один из маленьких восьмиугольных выступов в панели и вытолкнул капитана в образовавшуюся щель. Циглер обернулся и бросился вслед за ним. Ивер стоял у двери: увидев приближавшегося немца, он шагнул вперед и обнажил свою шпагу.

– Вас я заприметил еще в Эрремандсгорде! – воскликнул он и, кинувшись на Циглера, с молниеносной быстротой завертел шпагой.

И когда капитан, ошеломленный этой отчаянной атакой, нарушавшей все правила фехтовального искусства, попятился назад, Ивер сделал выпад и вонзил клинок в его грудь. Двое бросились Циглеру на помощь, но Ивер уже закрывал за собой дверь. Когда офицеры подбежали к камину, они услышали звук задвигающегося засова и громкий голос:

– Вознесите ваши мольбы к всевышнему, несчастные! Вам уже больше не придется молиться.

Ручеек крови пополз по полу там, где упал Циглер. Раненый со стоном поднял голову и, вытянув руку, прошептал:

– Попробуйте открыть другую дверь и догнать его, пока не поздно!

Но было уже поздно. Несчастный хотел еще что-то сказать, на губах его показалась кровавая пена, и, изрыгнув проклятие, он упал навзничь с глубоким и продолжительным вздохом, возвестившим наступление смерти. Один из шведов попытался было открыть главную дверь, но сразу же отказался от этой попытки, вспомнив, что только что сам запер ее, а ключ положил в карман Кернбуку. Другой офицер вставил кинжал между косяком и замком, чтобы сломать его силой. Кончик кинжала отломился. Следующая попытка была более удачной. Дверь распахнулась, но прямо перед ней стоял огромный платяной шкаф, который Ивер перетащил сюда из коридора. Оттого-то чуть раньше и послышался шум, который прервал перепалку между Кернбуком и Циглером.

Пока в зале происходили описываемые здесь события, погреб огласился криками связанных слуг. Протянутый фитиль не оставлял никаких сомнений в том, что должно было произойти, и, растроганный мольбами солдат, Ивер вывел их из замка.

– О боже милостивый! – воскликнул один из них, выйдя во двор. – Бедный Ханс Альфонс, которого вы огрели кувшином, все еще дышит. Сжальтесь над ним, господин капитан!

– Я не капитан, хоть ты и назвал меня так, – сказал Ивер, дружелюбно взглянув на пленника, – но, если в твоем друге еще теплится жизнь, я позволю ему ее сохранить.

Богатырь вернулся в погреб, поднял раненого и понес его через весь двор на другую сторону рва. Здесь уже находились Кернбук, Ингер и фогт.

Немецкие офицеры открыли в зале окна. В тишине, царившей вокруг, гулко разнеслось эхо их жалобных криков. Безоблачное небо было усеяно звездами, во двор падал лунный свет. Ночная тишина и покой еще больше оттеняли чудовищность всего, что происходило в замке.

Общими усилиями запертым в зале офицерам удалось, наконец, проникнуть в коридор, но там они натолкнулись еще на одну дверь – ее массивные дубовые панели не поддавались никаким ударам. Поэтому офицеры вернулись назад, распахнули окна и стали кричать, моля о помощи.

Выведя слуг за крепостной ров, Ивер взял из рук фогта фонарь.

– А теперь дай дочери руку, Каспер Дам, – сказал он, – и пойди с ней к учителю в Вестер Эгеде. Он приютит вас на эту ночь. Вам не обязательно быть при том, что здесь произойдет.

Кернбук положил руку на его плечо.

– Ты хорошо обдумал то, что собираешься сделать? – с глубоким волнением спросил он.

– Не спрашивайте меня, капитан! С тех пор как мы последний раз говорили с вами, у меня было достаточно времени это обдумать!

– Ивер! – воскликнула Ингер. – Мы никогда не будем с тобой счастливы, если в день нашей помолвки здесь произойдет убийство!

– Ступай! – сказал Ивер, приподнимая крышку фонаря. – Моя сестра не обретет покоя в могиле, пока я не сдержу своего слова.

– Да, я хорошо знала твою сестру…

– Они замучили ее до смерти, хотя за всю свою жизнь она никому не причинила зла.

– Софи была кроткой и доброй душой…

– К чему ты это говоришь?

– К тому, что ты избрал худой способ почтить ее память!

– Я поклялся, что они умрут.

– А я говорю, что они не умрут, – сказала Ингер и, неожиданно нагнувшись к фонарю, задула в нем огонь. – Господь бог не принимает такие клятвы.

– Ингер! Что ты делаешь? – воскликнул Ивер. – Ты же должна во всем быть со мною заодно!

– А я с тобой заодно, любимый мой, ненаглядный! – ответила Ингер, с плачем обвив его шею руками. – Во имя нашего счастья я хочу, чтобы ты отказался от этого злодеяния. Перестань хмурить брови и взгляни на меня поласковей! Бог дал тебе доброе сердце, и сегодня – день нашей помолвки. Зачем же эта жестокость?

Кернбук отошел в сторону. Он стоял, прислонившись к перилам моста, и молча глядел на жениха и невесту: он понимал, что никто лучше Ингер не убедит Ивера. Тот был растроган, глаза его заблестели.