Текст книги "Злой Рок (СИ)"
Автор книги: Карина Вальц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Возле номера меня ждал сюрприз. Калинин сидел на полу справа от двери, привалившись спиной к стене и согнув длинные ноги. Голова откинута назад, глаза закрыты. Может, он спит и я смогу пройти в номер незамеченной? Или развернуться и спуститься к машине, пересидеть там. Зайти в очередной ресторан, раз я такой мастер коротать в них время…
– Алиса?
Поздно.
– Что ты тут делаешь? – не слишком любезно поинтересовалась я, подходя к двери.
Пока я искала ключ-карточку, Роман поднялся на ноги и оперся плечом о косяк. Слабого света в коридоре не хватало, чтобы разглядеть парня как следует, но я отметила, что в этот раз от него хотя бы не несет черт пойми чем.
– Можно зайти?
– Зачем? – насторожилась я.
– Не хочу быть один.
– Уверена, есть люди, которые с удовольствием составят тебе компанию. Более подходящие и близкие люди.
– Не хочу никого из них видеть. Они… все время сочувствуют и раздражают.
Замок щелкнул, дверь открылась.
– Так я войду?
– Ну вот как отказать, когда ты смотришь на меня и хлопаешь своими мейбелиновскими ресницами, – проворчала я, пропуская нежданного гостя в номер. – Чувствуй себя как дома.
– Спасибо, Алиса.
Оставив Романа в гостиной, я ушла мыть руки. Мне требовалась минутка. Когда вернулась, обнаружила Калинина сидящим на диване, он бодро разговаривал по отельному телефону.
– Заказал ужин, – пояснил он.
– Я ужинала недавно.
– О. Извини, стоило уточнить… я все отменю.
– Не стоит, мне не помешает есть побольше, – улыбнулась я. Лучше уж впихнуть в себя лишнюю порцию еды, чем сидеть и смотреть друг на друга без дела. А так хоть какое-то занятие.
Во внешности Калинина произошли изменения: тени под глазами сильно уменьшились, зато на лбу появилась широкая ссадина, а на скуле – синяк. Парень явно вступил в Бойцовский клуб за время, что мы не виделись. А еще сменил замызганные шмотки на новые. Не иначе как перед приходом ко мне переоделся, уж слишком прилично выглядел.
– Ты напоминаешь мне Марка, – неожиданно заявил Роман. – Твое имя. Алиса. Когда Марк был маленьким, бабушка подарила ему гитару. И он назвал ее в честь бабушки Алисы.
– Очень мило. – Я села в кресло у окна.
– Ты любишь музыку?
Уверена, следующим будет вопрос, люблю ли я погоду.
– Не встречала людей, которые ответили бы отрицательно. Да, я люблю музыку.
– Какую?
– В основном классическую.
– Не удивлен, – закивал Калинин, словно другого ответа и не ожидал. – Хотя теперь задаюсь вопросом: как ты попала на Rock am Ring?
– Это все моя подруга, – пояснила я. – Такие как она… умеют затащить на всякие фестивали, да так ловко, что и не знаешь, сама ты об этом всю жизнь мечтала, или идею все же хитро подкинули. И Rock am Ring еще не самое неожиданное, на что она меня уговорила.
– Подруга – это Аня Шульц?
– Ты даже имя ее запомнил?
– Конечно. У нее много твоих фотографий, я все посмотрел. Мне понравилось, как вы гонялись за северным сиянием и ночевали в какой-то ледяной хижине. Там было видео – ты так смешно ворчала и комментировала происходящее.
Пока я раздумывала, как на такое отреагировать, Роман заметил:
– А я вот ненавижу классическую музыку. Мама всегда звала ее «правильной» и заставляла нас с сестрой слушать. Таскала на оперы-балеты-органные концерты… в общем, во все те места, куда ребенок хочет идти в последнюю очередь. У меня теперь музыкальная аллергия.
– Наверное, мама довольна твоим профессиональным выбором, – заметила я, глядя в окно. Город уже спал, проспект, обычно оживленный, совсем пустовал. Промчалась одинокая машина, и все. А ведь еще даже не полночь. И всего восемь часов до моего вылета…
– Еще как! До сих пор зовет меня гнилым яблоком с хорошего дерева.
– Дай угадаю: яблоки ты любишь так же, как и классическую музыку?
– Отношусь нейтрально, – поправил меня Калинин. – Знаешь, общаться с тобой – одно удовольствие.
– Ты поэтому и пришел, разве нет?
– Точно. Но было бы проще, расскажи ты что-нибудь в ответ.
– Моя жизнь полностью лишена драм и скучна.
– А еще ты любишь переворачивать смысл сказанного.
Я наконец отвернулась от окна и взглянула на Калинина. Он с вызовом смотрел мне в глаза, как будто выбивал признание. Интересно, такое часто срабатывает? Неизвестно, сколько бы продолжалась эта игра в гляделки, но в дверь постучали. А вот и долгожданный ужин прибыл.
Нельзя заставлять человека ждать. Я подскочила с кресла, спеша открыть дверь.
Калинин сильно перестарался, заказав все подряд. Но парня явно одолевал голод: пока я лениво щипала салат, он уничтожил и рыбу с рисом, и закуску из морепродуктов, и даже десерт, который в исполнении отельного ресторана казался чьим-то криком о помощи. Возможно, они держат в заложниках повара и он специально месит эту резиновую текстуру, этакий кулинарный сигнал SOS. Да, я слишком часто ужинала в отеле.
Глядя на голодного Романа, я молча подвинула к нему еще одну порцию рыбы, он не отказался и от нее. Похоже, все эти дни он сидел на высокоградусной диете, не предполагающей даже легкий перекус.
– Можно я останусь здесь? – покончив с едой, спросил Калинин.
– Где это – здесь? – не поняла я.
Он похлопал руками по дивану:
– Прямо здесь.
– У тебя ведь есть свой номер. С удобной кроватью, без незнакомой девицы по соседству. Мало ли что у меня на уме?
– Мне кажется, там много всего интересного.
Я закатила глаза и встала:
– Хочешь ютиться на диване – пожалуйста, я не против, можешь даже на пол лечь, тоже возражать не стану. Сейчас принесу тебе подушку и одеяло…
Он поймал меня за руку:
– Спасибо, Алиса.
Глава 8. I want to break free
Утром я наспех покидала вещи в чемодан и на цыпочках выбралась из комнаты. Калинин спал на диване в обнимку с подушкой, голову устроил на подлокотнике. Одеяло валялось в ногах, там же, где и брюки. Вот так бывает: даже глазом моргнуть не успеваешь, как на твоем диване селится мужик в трусах.
Ну хотя бы мое копошение его не разбудило.
Подхватив чемодан на руки, чтобы избежать стука колесиков, я быстро покинула номер. Умылась внизу, в туалете возле рецепции.
– Уже уезжаете? – опечалилась девушка по имени Светлана.
– Да. И… в моем номере остался человек, но он уйдет, когда проснется.
– Хорошо. Будем рады видеть вас снова.
Аэропорт встретил той же непривычной безлюдностью, что и весь город. Когда я приехала, как раз объявляли о завершении регистрации на московский рейс. Я подошла к стойке, протянула паспорт и только потом подняла взгляд: за стойкой сидела черноволосая девушка с голубыми глазами. Красивая. Я тут же одернула руку и попятилась назад. Девушка удивлённо подняла брови, что-то спросила. Но вопрос ее прилетел мне в спину – я на всех парах бежала прочь из аэропорта. Даже думать не хочу, насколько неадекватно при этом выглядела, потому что чувствовала я себя и того хуже.
Через полчаса я заходила в отель.
– Что-то забыли? – приветливо улыбнулась Светлана.
Мозги. Здравый смысл.
– Нет. Но я пробуду у вас еще какое-то время, запишите на меня тот же номер.
Реакция Светланы мало отличалась от аэропортовой девушки. То же изумление пополам с пугливой настороженностью. Но ключ от номера она все-таки выдала и даже заверила, что счастлива моему скорому возвращению. Наверное, это было самое быстрое возвращение клиента за всю историю отеля.
Злясь на саму себя, я забыла придержать дверь, когда заходила в номер. Она закрылась с громким хлопком.
– Алиса? – раздался сонный голос Романа. – Это ты?
– К сожалению.
– Ты… куда-то ходила?
– На утреннюю прогулку.
Калинин поднялся и выглянул в прихожую. На его лице отпечатался след от подушки, взгляд еще не прояснился после сна. Штаны надеть он и не подумал.
– Ты всегда гуляешь с чемоданом?
– Не хотела, чтобы ты рылся в моих вещах, – отрезала я. Злилась на себя, досталось сонному и ни в чем неповинному парню, хотя и он раздражал до чертиков.
Вместо ответа Роман одарил меня понимающим взглядом.
– А что я должна была сказать, Калинин? Рома, извини, у меня самолет, дела, пойми, дела, дела? – Я перевела дыхание и уже спокойнее попросила: – Не мог бы ты оставить меня ненадолго? Обычно я не против незваных мужчин в трусах, но сейчас мне хочется обдумать все. В одиночестве.
Роман пробормотал извинения, поспешил одеться и вскоре меня покинул. Видимо на лице у меня отражались все самые лучшие чувства и он настолько впечатлился, что унес ноги на максимальной скорости.
Я бессильно рухнула на кровать. Интересно, а вера в знаки считается признаком безумия, или пока можно не переживать? Надо было подходить к другой стойке, там вроде парень сидел.
Через час пришло сообщение от Рогозина:
«Я тебя встречу»
Знаю, Игорь этого не планировал, но сообщение получилось насмешкой.
«В этом нет необходимости» – напечатала я ответ.
Самые разрушительные ошибки – не те, что совершаются по глупости, незнанию или гордыне, а те, на которые идешь осознанно, прекрасно осознавая, что шаг обернется катастрофой (в лучшем случае), но все равно упрямо прешь вперед. Это как открыть ящик Пандоры, прекрасно зная, что внутри. Или сунуться в берлогу, видя, что пять минут назад туда зашел голодный разъяренный медведь. Это уже не ошибки по глупости, а черт знает что такое.
Вот зачем, спрашивается, мне вся эта история с Марком Авериным? Какого черта я собираюсь в ней копаться? Меня ведь никто не заставляет. У меня не отняли паспорт и не выдали предписание, ограничивающее выезд из аверинского города. Никто не препятствовал моему утреннему вылету, если на то пошло. Девушка – просто девушка, это не знак свыше, хотя этим легче всего было бы прикрыться. И вот она я, опять здесь. Хватило одного глупого сообщения на почту и балансирующего на грани Калинина, чтобы я осталась.
Вывода тут сразу два: во-первых, слабоумие и отвага – это, как оказалось, про меня. Аня бы такому повороту точно порадовалась, она вечно повторяла, что творить глупости – обязанность каждого, без них жизнь скучна и уныла. Во-вторых, раз уж я приняла это решение, то идти следует до конца. К черту полумеры и сомнения.
И мне сразу стало легче.
С души свалился камень, который я всю неделю лелеяла, сама того не замечая: я должна уехать, должна забыть обо всем, думать о своей жизни… вот этот камень. Пусть я и совершила ошибку, но мне хотя бы стало проще дышать.
Я набрала Калинина. Он тут же бодро ответил:
– Привет.
– И тебе привет. Могу я попросить о еще одной экскурсии в дом Марка?
Затяжное молчание, короткое и обреченное:
– Да.
– Ты говорил, дом принадлежит его матери, – очень вовремя вспомнила я. – Она нас не выгонит?
– Наталья уехала к сестре в Ригу. Там ей спокойнее, она хотя бы переживает горе без внимания посторонних и пустых соболезнований.
– Во сколько встретимся?
– Зайду за тобой через час, – мрачно пообещал Роман. По голосу ясно, что возвращаться в аверинский дом ему ой как не хочется.
Вспомнив, что весь мой утренний туалет ограничился парой пригоршней воды в сомнительном туалете на первом этаже, я побежала принимать полноценный душ и чистить зубы. Меня нельзя назвать медлительной особой, но, едва я вышла из ванной, как раздался стук в дверь.
Я находилась рядом и открыла, забыв об одной очень важной детали.
– Знаю, я рано, но… – Калинин запнулся, его взгляд неизбежно упал на мою руку. Я мысленно чертыхнулась, глядя, как вытягивается его лицо. Все как в замедленной съемке: глаза расширились, брови уползли наверх, он посмотрел мне в лицо, но лишь на мгновение, потому что физиономию мою он уже видел не раз, и разглядывать там особо нечего, а тут кое-что новенькое и неожиданное. – Ну ничего себе! – Тут же выпалил Роман. – Не ожидал, что у тебя есть татуировка!
А ведь я почти оделась. И встретила его в джинсах и рубашке с коротким рукавом. Оставался лишь джемпер, и ситуации можно было бы избежать.
– Очень странное удивление для человека, который называет себя профессиональным рок-музыкантом. Или у вас теперь не принято светить татуировками? – удивилась я, открыла дверь шире, приглашая гостя войти, а сама поспешила одеться.
Калинин, облаченный в черные джинсы и темную футболку с полустертым рисунком, шагнул в номер и прикрыл за собой дверь. Кстати, насчет татуировок я вполне могла угадать, ткнув пальцем в небо. У Романа как минимум ноги и руки от чернил свободны, за остальные части я отвечать не могла.
– Еще как принято, – быстро обрушил он мою теорию, – но твой образ не вяжется с наколками, тем более во всю руку. Да еще если татухи такие… ну, так плотно набиты.
– Вот уж глупости. И чем так плох мой образ?
– Я не говорил, что он плох. Просто ты выглядишь как любительница заумных книжек и классики вперемешку с преппи из элитного универа. А рука у тебя как будто от Оливера Сайкса
– Франкенштейн какой-то выходит, преппи, еще и рука чья-то…
– За первую часть образа благодари свою немецкую подругу и ее фотографии.
Не стоило показывать Анину страничку.
Несмотря на спешно надетый джемпер, Роман все так же прожигал взглядом мою руку. Татуировка прямо-таки чесалась от напряжения, вот-вот – и загорится. Заметив паузу, Калинин отвел взгляд и смутился:
– Ты так быстро оделась, что мне стало интересно – что у тебя там?
– Там – это где?
– Ха! Очень смешно.
– Там ничего интересного, абстрактный рисунок.
– Можно взглянуть?
Закатив глаза, я стянула джемпер, вытянула руку и буркнула:
– Пожалуйста, смотри.
– Спасибо, – очень серьезно поблагодарил Калинин и сосредоточился на моей руке. Может, он и ожидал чего-то особенного и невероятного вроде детального портрета Аверина, но ему пришлось разочароваться: всю руку от запястья до плеча покрывали темные узоры. Чернил много, смысла – не очень, по крайней мере, на первый взгляд. В целом выглядело красиво, ярко и оригинально, если ты не ярый противник татуировок и способен оценить такую работу по достоинству.
– Я разрешила смотреть, а не трогать, – осадила я Калинина, заметив, как он потянулся к предплечью.
Роман тут же испуганно одернул руку и опять смутился:
– Прости. Но я заметил…
– Шрамы? – подсказала я, хватая джемпер и зло надевая его на себя. – Все верно, татуировка задумывалась как способ скрыть шрамы, ведь девушек они, как известно, не особо украшают. И, опережая очевидный вопрос: несколько лет назад я попала в аварию и только чудом не разбилась насмерть. Мне вроде как повезло – успела рукой закрыть лицо во время столкновения с отбойником, потому рука пострадала сильнее всего. Шрамов было много и убрать все оказалось делом непростым, но смотреть на них мне не хотелось, и я нашла свой более быстрый способ избавления.
– Значит, это порезы от стекла? А похоже на широкие царапины.
Калинин явно ждал разъяснений, но я промолчала. Без лишних слов протянула ему забытую с утра куртку, сама пригладила еще влажные после душа волосы в хвост, накинула пальто и вышла в коридор. Роман закрыл дверь в номер и догнал меня:
– Прости.
– Все нормально. В конце концов, я сама виновата – и в аварии, и в том, что ты увидел меня в этой рубашке.
– Все равно, не стоило лезть к тебе с досужим любопытством..
– Забудем.
Мы вышли в коридор, спустились вниз и опять воспользовались запасным выходом. Как объяснил сам Калинин, никто особо не знает, что он здесь, а персонал отеля обязан молчать об этом, но раз на раз не приходится, иногда интересная сплетня перевешивает угрозу увольнения. Потому запасной выход предпочтительнее парадного, но это только пока, скоро все забудут о случившемся и интерес к участникам группы схлынет. По крайней мере, раньше они разгуливали по родному городу без видимых проблем.
Уже на улице Роман неожиданно поделился:
– А меня вот нет татуировок, я иголок с детства боюсь.
– Бедный, как же тебя в рок-группу приняли? – поддела я.
– По знакомству, само собой.
– Как банально.
– Знаю, – он неожиданно улыбнулся, а я – о ужас – подумала, что его смущенная улыбка прекрасна и надо бы Роману почаще показывать ее миру. – Ну так… ты нас довезешь или вызовем такси?
Ему не полагалось знать о наличии у меня машины. Похоже, он не только Анину страничку разглядывал, а успел обо мне еще кое-что разведать. Как? Да элементарно: поболтал с администратором. А я гадала, с чего вдруг мне все улыбаться начали и грешила на Рогозина – мало ли что тот по телефону успел наболтать, а тут вон оно как.
Я выбрала вариант с машиной, мы свернули на парковку, и уже через минуту выруливали на проспект. На кольце я развернулась и взяла курс на юг.
– А ты неплохо ориентируешься, – похвалил Роман. Пока я смотрела на дорогу, он любовался моим профилем.
– Еще бы, я тут уже больше недели, и у вас в городе три с половиной улицы. – хмыкнула я. – Не спросишь, зачем мне понадобилось вернуться в дом Марка?
– Не спросишь, откуда я узнал о твоей машине?
– Не-а. Я и так догадываюсь: готова поспорить, ты довольно мило поболтал с персоналом отеля и они выложили все, что обо мне знают. Потом решили, что я твоя большая подружка и прислали мне цветочки в номер. Обходительность пятизвездочного уровня, да и только. А до этого жмотничали.
– Или они поняли, насколько ты ценный клиент. А меня вот заинтересовали твои дорогие привычки – тачку ты выбрала не из дешевых, отель – лучший в городе, да еще и легко заплатила за несколько недель вперед, что потянет на круглую сумму. Летом по собственным словам ты еще училась в Германии, училась, а не работала. Что тогда? Богатая семья?
Интересно, это вообще законно – вот так на блюдечке выложить все о постояльце? Где я машину оставила, за что заплатила… Я покосилась на Калинина и решила, что девушку-администратора можно понять: Калинин, пусть даже в помятом растрепанном виде, все равно оставался привлекательным молодым человеком, да и было в нем что-то такое трагично-притягательное, так и хотелось ему помочь. Или спасти. Даже я не устояла. Не то чтобы я считала себя лучше той болтушки из отеля, но сердобольности во мне никогда не водилось, а тут нате вам, получите и распишитесь.
– Ты тоже платишь за свой номер, но я не пристаю к тебе с вопросами о семье.
– Со мной все очевидно.
– Как и со мной. Тачка взята напрокат, я ее не покупала. А отель… брось, разве его можно назвать особо дорогим? Мы не в Париже, Рома. И даже не в том захолустье с ледяными хижинами. – Я улыбнулась, сворачивая на светофоре.
– И все же… – уперся рогом Калинин. Ясное дело, разговор о машине он завел неспроста. – Светлана сказала, с тобой несколько раз пытался связаться мужчина, он представился Игорем Рогозиным. Кто он? Твой отец? Старший брат?
Ага, вот к чему он подводил.
– Смотрю, Светлана не дорожит работой.
– И все же?
– Ты же знаешь, что настойчивость никто не любит?
– Никогда такого не слышал.
Надо было попросить ключи от дома, вдруг бы Калинин согласился? Не пришлось бы разговоры вести… вот самая моя нелюбимая часть, честное слово. Он пришел за мной в номер не более получаса назад, а уже успел нащупать сразу две неприятные темы. Талант, да и только.
Игорь тоже не лучше – кто додумается названивать человеку в отель? В отель
– Рогозин мой муж, – наконец ответила я правду.
Как часто бывает, правда воспринимается не так гладко. Вот и Калинин мне не поверил:
– Муж? Очень смешно!
– Мне тоже, но так уж сложилось.
– И ты замужем за этим Игорем?! – спросил он с таким видом, будто я призналась, что связала себя узами брака с собственным котом, и именно он теперь названивает мне в отель с просьбой убрать лоток.
– Замужем, замужем. Слышишь? У нас даже фамилии одинаковые, что, как-никак, доказательство. И что тут такого удивительного?
– Я не… в голове не укладывается, – Калинин покачал головой и некоторое время разглядывал мелькающие за окном улицы. После взгляд его упал на мою правую руку: – Ты соврала, да?
– Нет.
– Соврала. У тебя даже кольца нет.
– Ну и что? Штамп-то в паспорте есть, и муж тоже.
– Невероятно!
Уж не знаю, что там Калинин обо мне думал, раз мой образ в его мыслях не вязался ни с татуировкой, ни с мужем. Возможно, он стал-таки жертвой песни «Алиса» и считал, что я вяжу и сижу дома. Иногда лучше не пытаться узнать кого-то получше, на расстоянии все выглядит куда симпатичнее. Это как с живописью: посмотришь издалека – шедевр, подойдешь поближе – обычная мазня. С людьми примерно так же.
Пока мы добирались до дома Марка Аверина, никто из нас не проронил больше ни слова. Пару раз Калинин жестом указывал нужное направление, когда мы подъехали к воротам охраняемой территории, он вышел и поприветствовал охранника, дабы тот нас пропустил, но лично мне Роман вообще ничего не сказал. Выглядел он очень задумчивым и старательно хмурился. То ли думал, зачем мне понадобилось в дом Аверина (но почему-то об этом не спросил), то ли гадал, наврала ли я про замужество и если да, то зачем это сделала. Или песню новую сочинял, кто знает.
Бросив тачку перед домом, мы поднялись на крыльцо. Калинин открыл дверь своим ключом и жестом пропустил меня внутрь.
– Давай поднимемся, – предложила я. Идти наверх в одиночестве не хотелось, в доме и так царила гнетущая атмосфера, а уж в аверинской спальне и с ума сойти недолго.
Калинин страдальчески поморщился, но пошел за мной.
И вот мы опять оказались в царстве безумия. Перед глазами так и стояла эта странная картина: Марк Аверин с ненормальным взглядом шатается от стены к стене и что-то на них пишет. Не что-то – он обнажает темные мысли. В прошлый раз я не была готова это увидеть, потому и поспешила унести ноги. В этот раз все иначе: я знала, что меня ждет. Я знала, что рядом будет бдительный Калинин.
Пройдясь по комнате, я пару раз цеплялась взглядом за мысли Марка: многое связано с наркотиками, самоуничижением и самоуничтожением.
Сегодня особенный день.
День, когда я осознал,
Что человек в зеркале –
Всего лишь бездушная тень.
Или
Красивая змея укусила меня,
Отравила, забрала мою душу.
И ныне сам себе я не нужен.
Я пою эту песню
И никто меня не слышит.
Никто не поет со мной вместе.
Она меня не слышит…
и еще
Сплетни грязные они плели, не смыкая глаз
Но есть и правда, она всегда играет против нас.
Когда вокруг тебя лишь ложь, ты помни:
Правда может быть хуже, чем Унабомбер…
Унабомбер? Похоже, сей шедевр писался для американской целевой аудитории.
И так до бесконечности. Стихи и фразы мелким шрифтом. Интересные и не очень, смешные и грустные, но чаще запутанные и непонятные, иногда и вовсе нелепые.
Поток сознания имени Марка Аверина.
Странный, мрачный, но в чужие безумные фантазии затягивало. Я завороженно читала мелкий текст и думала: что же творилось у Аверина в голове? Что случилось в его прошлом и что сделало его тем, кем он был в последние годы своей жизни? И кем он был? Сумасшедшим парнем, замешанным в убийстве девушек-фанаток, или случайным пассажиром чужой страшной истории, тем, кто пострадал не меньше остальных? Безобидным чудаком, который не в силах был побороть набирающую обороты зависимость? И не смог справиться с происходящим, даже косвенная вина в чужой смерти подкосила его?
Когда я вновь обошла комнату Марка, осталась лишь одна часть, которую я ох как не хотела разглядывать во второй раз. Рисунок девушки с пустым взглядом. Черноволосая красавица походила на ведьму, бесконечно прекрасную и притягательную ведьму, смерть от которой любой примет с удовольствием. Черты ее лица поражали нечеловеческой идеальностью, а волосы – густотой. Серьезно, ни у одного нормального человека на голове столько волос не произрастает, и от этого создавалось впечатление, что у девушки вместо шевелюры шипящие змеи, безумный ядовитый клубок блестящего черного цвета. Возможно, такова и была задумка художника, этакий бонус к общему ведьмовскому виду. Медуза Горгона с замашками Морганы.
– Не знаешь, чья это работа? – поинтересовалась я у Калинина, не оборачиваясь.
– А что?
– Просто интересно. Держу пари, Марк был на одной безумной волне с этим творцом, – я обернулась и наткнулась на калининский осуждающий взгляд. – Что? Прости, но я озвучила очевидное: не каждый согласится спать рядом с таким шедевром. И не любой сможет такое создать, тут одного таланта мало, надо еще и чокнутым немного быть.
Колючий взгляд никуда не делся. Пожав плечами, я отвернулась к рисунку. Он, как и вся эта комната, пугал и завораживал одновременно. Когда смотришь в бездну, она тоже может смотреть на тебя. Именно так я себя и чувствовала, глядя по сторонам. Безумие Марка Аверина разговаривало со мной, отвечало на вопросы. А я продолжала смотреть. Потусторонний диалог.
– Так что насчет безумного художника? – напомнила я через некоторое время, кое-как скинув наваждение.
– Ничего о нем не знаю.
– Как думаешь, матери Марка известно больше?
– Сомневаюсь.
– Хорошо бы выяснить, кто это рисовал и…
– Зачем? – оборвал меня Калинин.
– Затем, что наша красотка, – кивнула я на черноволосую змее-ведьму, – точная копия пропавшей без вести Насти Луневой и погибшей Оксаны Зеленковой. Да, эти две девушки похожи друг на друга, но, что еще любопытнее, они обе похожи на нее, – я опять указала на рисунок. – Марк все еще святая невинность, а?
Калинин покачал головой и вышел из комнаты Аверина. Точнее, вылетел с бешеной скоростью. Не зная, стоит ли мне бежать за ним или лучше бежать к выходу и спасаться ото всей этой истории, я отвергла оба варианта и опять уставилась на черноволосую ведьму. Подошла к рисунку поближе – так он выглядел менее жутким. Лицо девушки на полстены нависало прямо над подиумом, на котором и спал Аверин, она будто наблюдала за Марком во сне каждую ночь. И опять я подумала, что это хороший способ сойти с ума – позволить чьим-то пустым глазам смотреть на тебя, и так изо дня в день. Ну хорошо, Марк редко бывал дома, учитывая его кочевой образ жизни музыканта, но все же он сюда возвращался. И спал здесь, рядом с ней.
Мое внимание привлекли сероватые тени в том месте, где должен быть зрачок. Так как Калинин вышел, меня ничего не стесняло и я подошла вплотную, чтобы разглядеть, что это за тени такие. И готова поклясться, изначально взгляд девушки задумывался другим, никаких пустых глазниц и прочего. Думаю, кто-то нарочно замазал краской ее синие глаза, чтобы придать им тот вид, коим я любовалась уже второй раз. Думаю, это сделал сам Марк Аверин.
Но зачем? Чтобы она не видела происходящего с ним? Или чтобы подчеркнуть ее потусторонность, ее… неживую красоту?
Я протянула руку и ногтем сковырнула часть краски. Потом еще и еще, пока глаза девушки не вернулись к жизни. Ну вот, теперь она почти в порядке. Живая даже. А мне стало намного легче дышать. Присев на край подиума, перевела дух. Голова кружилась от впечатлений, мрака и абсурда ситуации, в которую я впуталась. Самоубийство, убийство, исчезновение – совсем не то, в чем мне хотелось бы копаться.
– Но уже поздно, да? – вслух спросила я у черноволосой красавицы. Она ответила ясным взглядом и ледяным молчанием. Кажется, моя крыша тоже уезжала вместе с остатками здравомыслия.
Внизу что-то грохнуло, напоминая, что в доме Марка я нахожусь не одна. Нужно спускаться, весь этот шум не к добру. Тяжело поднявшись, я вышла в коридор и отыскала ванную комнату. Умылась ледяной водой и уставилась на отражение в зеркале: на меня смотрела бледная физиономия с застывшим на ней выражением панического ужаса.
– Да ты просто мисс Вселенная, – похвалила я девушку в зеркале и широко улыбнулась. Лучше явно не стало, улыбка Ганнибала Лектора, и та симпатичнее. Сменив воду с ледяной на горячую, я умылась еще раз: лицо ожидаемо раскраснелось и паническое выражение сошло на нет.
Калинина я нашла внизу у бара. Он сидел на полу, облокотившись спиной на стену и пил, кажется, джин, прямо из горла. Предсказуемо. Давно понятно, что у Романа Калинина большие проблемы и со смертью друга он не справляется. За парой часов собранности и внешнего спокойствия следуют дни, наполненные болью, горем и сожалением. А еще алкоголем, шатанием по городу, лишь бы отвлечься, и отрицанием.
– Значит, так ты миришься со смертью Марка, – заметила я, устраиваясь рядом, – пьешь каждый вечер, чтобы спалось крепче?
– Осуждаешь?
– Нет.
– Хорошо. Иначе я бы сказал тебе отвалить.
– А я бы ответила: не дождешься. Есть у меня несколько вопросов, которые я все равно задам.
– Вот так, да? А если я не захочу отвечать?
– Придется, Рома.
– Ты ведь знаешь, что настойчивость никто не любит? – припомнил он мои же слова.
– Знаю. Но, если помнишь, у меня есть письмо Марка. Ты спрашивал, что я хочу в обмен на молчание, так вот, я хочу получить ответы.
Калинин горько усмехнулся:
– Вот оно что, ответы хочешь получить… Мне интересно: как ты так быстро превратилась из девочки «я ничего не понимаю, меня напугало сообщение, где полиция?» в ту, кто говорит «мне плевать, но ты ответишь на мои вопросы»?
Вопрос был риторическим, он не желал объяснений. Я отобрала у него джин и сделала большой глоток. Огонь прокатился по горлу вниз, из глаз брызнули слезы, заставляя зажмуриться. Интересно, как у Калинина получается пить эту дрянь и даже не морщиться? Загадка.
Подумав, я сделала еще пару глотков – на сей раз пошло лучше. Мне даже удалось расслабиться, что после комнаты Марка удивительно.
– Ничего, что ты за рулем? – напомнил Роман.
– Вызовем такси.
Некоторое время мы сидели на полу и приканчивали джин. Калинин запивал горе, а я – впечатления. Девушка на стене – безумие, которое не хотелось бы увидеть в ночных кошмарах. Мне нужен крепкий сон без сновидений.
– Ее звали Мирой, – неожиданно сказал Калинин. Другими пояснениями он себя не утруждал, но этого и не требовалось, ведь понятно, что он говорил о черноволосой ведьме из комнаты Марка.
– Кем она была?
– Любовью всей жизни.
– Она встречалась с Марком?
– Да. Очень давно, до того, как на нас свалился контракт и всеобщее признание.
– И… где сейчас Мира?
– Мертва, – коротко ответил Калинин.
Было в его тоне что-то страшное и гнетущее, я не отважилась спрашивать дальше. Но ясно, что эта Мира – ключ ко многим ответам. Мира – это ведь производная от причудливого имени Мирослава. Мира-Мирослава-Слава.
Привет, Слава?
