Текст книги "Че Гевара. Книга 2. Невесты Чиморте"

Автор книги: Карина Шаинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Макс приподнялся на локте и огляделся. Все оставалось по-прежнему, когда он устало вытянулся на жестком тюфяке, набитом кукурузными листьями. Пахло сыростью, креозотом, нагретым маслом в светильнике. Над Максом под сводчатым потолком клубилась тьма, и тьма подступала со всех сторон, исполосованная заставленными книгами полками. И посреди этой тьмы в маленькой лужице золотистого света, льющегося на заваленный бумагами стол, сидел отец Хайме. Сидел, сгорбившись, закрыв лицо руками. Снова раздался странный звук, и тогда наконец Макс понял, что его разбудило: это были рыдания священника.

Мать Эсмеральда лично вышла проводить их.

– Ступайте по этой тропе, – сказала она, указывая на утоптанную дорожку, ведущую от ворот монастыря. – Дальше она будет хуже, какое-то время придется идти через болота, но там проставлены вешки, их трудно не заметить. Не задерживайтесь в пути и не вздумайте заночевать на полдороге. К вечеру вы придете в Ятаки, там вы будете в безопасности. Местные жители не тронут тех, кто идет со стороны нашего монастыря. Возможно, вы даже сможете пополнить запасы. Дальше… – мать Эсмеральда оборвала сама себя, пожала плечами. – Благослови вас Господь.

Ворота монастыря затворились, и путники снова остались один на один с сельвой.

– Выставили! – звенящим голосом воскликнул отец Хайме. – Еретички и богохульницы выставили нас из стен, построенных моими предками! Господь мой Иисус, как странен и несправедлив этот мир и как силен в нем враг человеческий!

– Это не богохульство? – с любопытством спросил Макс и тут же смущенно махнул рукой в ответ на ледяной взгляд священника. Напоминать о том, что вчера вечером отец Хайме сам рвался прочь из монастыря, он не стал. – Я так понимаю, это происки дьявола, – неуверенно проговорил Макс. – Извините, падре, я плохо разбираюсь в таких вещах.

– А в скотине вы разбираетесь? – сварливо спросил священник и в который раз ударил своего мула пятками. Тот дернул ухом и продолжал безмятежно дремать. Дальний путь не манил его. Макс усмехнулся, свистнул, и мул недовольно зашагал по глинистой тропе, испещренной старыми следами копыт.

Макс ехал впереди, изредка рассеянно понукая своего мула. Густые заросли подступали к самой тропе, и управлять животным не было необходимости – мул размеренно шагал сам по себе, не пытаясь свернуть в сторону… Иногда местность понижалась, под ногами начинало хлюпать, и тропа растворялась, терялась среди подернутых ржавой пленкой луж. Тогда приходилось останавливаться и высматривать вешки – воткнутые в землю прутья, к которым кто-то привязал куски ткани. Почему-то большая часть этого тряпья явно была когда-то детской одеждой; Макс не собирался размышлять о том, почему именно для вешек выбрали такой материал. Постепенно он выпустил повод и погрузился в глубокую задумчивость.

Он понимал ярость и разочарование падре и сочувствовал ему, но теперь, когда появилось время поразмыслить, понял, что сам оказался в гораздо худшем положении. В конце концов, отцу Хайме было по большому счету все равно, где именно служить Богу. А вот у Макса бога не было; у него был только мегатерий, светлая мечта, дело всей жизни. За последние годы Макс Морено из восторженного юнца превратился в довольно грамотного палеозоолога; но целью его жизни была погоня за гигантским ленивцем. И вот теперь оказалось, что мегатерий – не просто палеонтологическое чудо, на котором Макс собирался построить блестящую карьеру; что вообще строить карьеру на таких основах – как-то… Страшно, честно признался себе Макс. Даже если вычистить из рассказов монахинь всю мистику… Макс покачал головой. Хорошо быть твердолобым материалистом. Однако жмуриться и делать вид, что вещей, которые не лезут в картину мира, попросту не существует, – недостойно ученого и просто недостойно. Трусливо.

Макс все больше горбился в седле, поминутно вздыхал и теребил усы. Будущая жизнь казалась беспросветной чередой унылых дней, в которых уже не будет ни света, ни надежды, ни радости. Здравый смысл подсказывал, что мегатерия надо оставить в покое; погоня за зверобогом – это совсем не то, что добыча редкого экземпляра… Невозможно поймать и доставить в зоопарк воплощение самого дьявола. Невозможно писать в палеонтологические журналы статьи о древнем боге… Но если так – то чем Макс будет заниматься? Рядовым звероловом бродить по сельве, избегая области болот? До конца жизни снабжать рынок в Ла-Пасе хвостиками капибар? Черное отчаяние захлестывало Макса, и уже хотелось развернуться к вздыхающему за спиной падре и… Затеять ссору, думал Макс. Кровь у дель Карпио горячая, потомок аристократов долго терпеть оскорбления не станет. Дуэль. Останавливать их некому – кто-нибудь будет убит. И тогда либо Макс отомстит за то, что священник привел его в монастырь и лишил смысла жизни, либо этот смысл ему больше не понадобится.

Макс скрипел зубами, распаляя и взвинчивая себя; глаза застилала гневная пелена. Зверолов не сразу услышал тихий возглас священника, а когда услышал и поднял голову, то не поверил своим глазам.

Он просил света, и свет пришел. Чуть в стороне от тропы переливалось голубым муаром круглое пятно – странная мерцающая линза, висящая прямо в воздухе. Это было странно, волшебно, пугающе. Это был знак. Макс торопливо спешился и, не обращая внимания на предостерегающий возглас священника, шагнул к линзе. Она дрожала и истаивала на глазах и, когда Макс подошел вплотную, мигнула и погасла вовсе, оставив после себя лишь слабый отпечаток на сетчатке глаз. Свет, который казался таким мягким, все-таки был ярким и обжигающим. Макс непроизвольно потупился, потер глаза и изумленно хмыкнул.

У него под ногами, чуть зарывшись уголком в палую листву, лежала книга. Темно-зеленая задняя обложка цветом и фактурой походила на шкуру ящерицы. На ней не было ни рисунков, ни надписей, лишь несколько цифр и буква в верхнем левом углу. Внутренне дрожа от напряженного ожидания, Макс подобрал книгу и осторожно перевернул лицевой стороной кверху.

Макс Морено, когда-то известный как Максим Моренков, уже десять лет не говорил и не читал по-русски. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы разобрать надпись на обложке. Прочитанное будто ударило его под дых. Макс шумно втянул в себя воздух и сжал книгу так, что на обложке остались вмятины от пальцев.

– Я не знаю этого языка, – заметил отец Хайме, заглядывая ему через плечо.

– Это русский, – ответил Макс, переведя дух.

– Удивительно! Откуда здесь русская книга?!

Макс бешено покосился на священника и снова прочитал название, дабы убедиться, что смысл не почудился ему с отчаяния. Нет, все верно: «Охотники за динозаврами». Охотники за динозаврами! Значит, он все-таки был прав, когда выбирал себе судьбу, и мегатерий был всего лишь предтечей. А может, и нет; может, стоит забыть все, что он узнал в монастыре, и продолжить охоту… Макс был уверен, что поймет это, когда прочтет книгу.

Восторг человека, которому явлен знак, поутих, и в Максе снова проснулся здравый смысл. Книга была старая, но выглядела аккуратной и свежей – она явно пролежала на земле не больше пары часов; сельва еще не успела оставить на ней следы тлена. Возможно, тот, кто ее потерял или бросил нарочно, все еще находился где-то рядом. У зверолова хватало ума понять, что тот, кто оставляет знаки потерявшимся путникам, не обязательно должен быть их другом – он может вообще не знать, что оставил знак, это дело только Макса и его судьбы. О силах, зажегших волшебный переливчатый свет, Макс после бесед в монастыре и вовсе старался не думать. На всякий случай он снял с плеча ружье. Свежих отпечатков ног, правда, не было видно, и сельва выглядела пустой и неподвижной, лишь качалась на кусте ветка, потревоженная вспорхнувшей птицей.

Кто бы ни бросил здесь книгу – он уже далеко. Не заметив ничего подозрительного, Макс убрал карабин и принялся рассматривать находку. На обложке – только название, фамилия автора и условный силуэт тираннозавра. Макс открыл книгу посередине, наугад прочел короткий абзац – скорее не за тем, чтобы понять, о чем речь, а чтобы убедиться в том, что все еще способен читать на русском. Язык детства вызвал острый приступ сентиментальности; почувствовав выступившие на глазах слезы, Макс поспешно захлопнул книгу и убрал ее во вьюк.

Только теперь он вспомнил о падре. Отец Хайме покачивал головой, неодобрительно поджав губы; ему явно не нравилась находка, но Максу уже было наплевать на мнение священника.

– Видимо, ваш Господь все-таки существует, – весело сказал он.

– Не так уж просто выбраться из сетей дьявола, – ответил падре. – Я вижу, вы счастливы сейчас; но как знать, что это не новая ловушка?

– Бросьте, святой отец, – поморщился Макс. – В конце концов, я из-за вас лишился работы, так не отбирайте у меня шанс на новую.

Отец Хайме пожал плечами.

– Мы потеряли много времени, – сказал он, – а настоятельница предупреждала, что мы должны добраться в поселок до темноты.

– А вот тут вы правы, – охотно согласился Макс и вскочил на мула.

ГЛАВА 7
БОЙ В ЯТАКИ

Ятаки, Боливия, ноябрь 2010 года

Едва взглянув на вошедшего в хижину Ильича, Сергей молча подлил горячей воды в мате и протянул ему калебасу. Шаман жадно присосался к бомбилье; заговорил он только после того, как со скворчанием втянул остатки горькой жидкости.

– У этого вашего Уверы, похоже, нервное истощение, как говорят врачи, – сказал он. – И, кажется, душевное расстройство, вызванное тяжелым горем. Мне удалось его успокоить и уложить в школе, теперь проспит часов двенадцать, не меньше.

– Это не мой Увера, – слабо проговорил Макс. Старик лежал, закутавшись во все тряпье, что нашлось под рукой. Сердечный приступ прошел, сердце билось ровно, но Макс все еще чувствовал отвратительную, пугающую слабость. – И вообще, чем бросаться художественными диагнозами…

– Я шаман, а не психиатр, – ворчливо перебил его Ильич.

– А послушать – так чертов доктор из дурдома! Какое мне дело до его нервов! Ты мне объясни, как он сюда попал? Я, если заметил, превратился в дряхлого старикана, а этот бандит – по-прежнему здоровый мужик, ему и тридцати нет! Что здесь, черт возьми, творится?!

– Может, не тот? – вмешался Сергей. – Может, просто похож? Или внук, например?

Макс бешено покосился на художника и вновь брюзгливо обратился к шаману:

– В той же одежде и, черти б его взяли, с моим карабином! А если порыться в шмотках – так и моя калебаса найдется, я уверен…

– И конь? – спросил Ильич.

– Нет, конь другой… У него два старых мерина было, неприметных таких, рыжий и гнедой, а этот пегий, и глаза дурные.

– Говорю же, просто похож, – снова сказал Сергей. – Ну сами подумайте, Макс…

Шаман покачал головой и прислушался. С улицы донесся какой-то невнятный шум – кажется, тарахтел, приближаясь, лодочный мотор.

– Вообще-то может быть и тот, – сказал он. – Если моя теория верна – то запросто может быть он. Но я не успел ее проверить.

– Что за теория? – опешил Сергей, а Макс хихикнул.

– Веерная структура реальности. Подробности ты все равно не поймешь, надо хорошо знать физику.

От возмущения Сергей на секунду потерял дар речи.

– Вообще-то я по образованию – технарь, – проговорил он наконец. – Физику знаю уж получше вашего, извините.

Макс расхохотался, откинувшись на подушки, и Ильич вяло улыбнулся в ответ. Склонив голову набок, он внимательно вслушивался в какие-то звуки. Сергей напряг слух.

Откуда-то – видимо, с деревенской площади – доносилось множество голосов, возбужденно перебивающих друг друга. Делят выручку за коку, равнодушно подумал Сергей; или кому-то удалось подстрелить пекари, и теперь это событие обсуждают всем поселком.

– Как-то слишком оживленно сегодня в Ятаки… – проговорил Ильич, но Макс не обратил внимания на его слова.

– Вообще-то нашего шамана поперли из аспирантуры за слишком бурное воображение, – сказал старик, отсмеявшись. – Извини, сынок… Так что там с твоими веерами, Ильич?

– Ну, отдельные части веера могут быть сдвинуты относительно друг друга, верно? В том числе и по оси времени. И теоретически возможны переходы между ними. А на практике… – шаман пожал плечами. – Тебя в детстве пугали серыми демонами?

Макс сморщился и кивнул.

– В детстве! – мрачно проговорил он. – Я этих серых демонов… – он побледнел и прикрыл глаза. Ильич кивнул.

– А помнишь, для чего они вообще?

– Чтобы дети были послушными и не убегали далеко от дома, а то можно зайти в места, из которых нельзя вернуться.

– Именно. Что же за места такие? Почему бы не предположить, что речь идет о переходах?

– Ну вы даете, – проговорил Сергей. – Так что, выходит, Хосе Увера у нас – путешественник во времени?

– Мы можем это предположить, – уточнил шаман.

– Так почему ваши демоны его не… того?.. Или они только для детей?

Макс снова болезненно скривился от воспоминаний.

– Они воздействуют чем-то вроде гипноза, а Увера – псих, – сказал он. – Не проняло, видимо.

– Похоже, у нас не только Увера псих… – мрачно проговорил Сергей. Закончить он не успел: занавесь, прикрывающая вход в хижину, отлетела в сторону, и на пороге показалась тощая фигура в дредах и куче браслетов на костлявых запястьях. Сергей прищурился, пытаясь рассмотреть гостя против света, и хлопнул себя по колену.

– А вот и еще один! – рявкнул он. – Дурдом, выездная сессия!

Явление сисадмина-параноика из интернет-клуба Сирила Ли доконало его. Он-то что здесь делает? Принес весточку от хозяина с указаниями, что Сергею делать дальше?

– Осталось дождаться вашей внучки и моего древнего приятеля, который говорит, что гринго падают с неба, и будет полный комплект, – озверело процедил Сергей.

– Вот вы тут острите, а там ЦРУ… – заговорил Бу, близоруко щурясь в полумраке хижины. – А, сеньор Чакруна! – обрадовался он, разглядев шамана. – Вот вас-то я и искал!

Было видно, что Бу взвинчен до крайности. Глаза его беспокойно бегали с Ильича на Макса, руки тряслись, и даже челюсть, кажется, слегка подергивалась. Бледное лицо пересекала длинная царапина, драные джинсы покрывали лепешки тины, а из копны дредов торчали обломки веток и трава.

– Я же говорил, говорил, а никто мне не верил, – захлебывался Бу. – Мистер Ли, вот так! А я подозревал! А теперь они идут сюда…

– Погоди, – прервал бессвязный поток слов шаман, – кто идет?

– Рейнджеры! И с ними этот, неприметный такой, опять забыл, как зовут… Ну, такой, увидел и забыл, ну?

– Алекс? – озадаченно проговорил Сергей. – Алекс Сорокин?!

– Точно, Алекс! Я проверял… – тут Бу слегка замялся и покраснел, – проверял, в общем, одну штуковину. Ну, хакерскую штуковину. Ну, не важно. И тут слышу – на мистера Ли орут, что, типа, троих потеряли убитыми, и надо идти в Ятаки за девкой, и пусть он пришлет взвод… они вот-вот здесь будут, но я успел всех предупредить. Что за девка? – прервал сам себя Бу, не замечая, как окаменело лицо шамана, как вскочил на ноги встревоженный Сергей. – Я так думаю, они это про коку, правильно? Это шифр такой? Я местным так и сказал.

– Местным?! – заорал Ильич. – Ты что, идиот, стравил индейцев с рейнджерами?

– Они свободные люди, и если хотят растить коку, то ЦРУ нечего в это лезть, – с наигранной задиристостью ответил Бу и отвел глаза. – А что, пусть их всех в тюрягу?

Ильич отшвырнул Бу с дороги и бросился к выходу.

– Придурок, – прохрипел Макс.

– Я же говорил, что Камири набит агентами ЦРУ, а мне не верили, – обиженно ответил Бу. – Еще и мистер Ли… а я ему защищенный канал делал, чтоб он мог спокойно разговаривать со своим дядей Феликсом…

Макс, не слушая его, морщась и кряхтя, выбирался из-под своих тряпок. Сергей протянул руку, помог старику подняться, и они вместе вышли на улицу. За спиной обиженно сопел Бу.

– Черт возьми, – прошептал Макс.

Сергей проследил за его взглядом и замер. На пороге соседней хижины сидел пожилой индеец в набедренной повязке. Рядом с ним рассыпался по циновке пучок коротких стрел с наконечниками из шипов какого-то растения. В руке индеец сжимал толстую, лоснящуюся жабу с влажной пупырчатой спиной. На глазах у Сергея индеец провел наконечником стрелы по жабьей спине – острие заблестело, смоченное какой-то отвратительной слизью. Индеец убрал стрелу к остальным и вдруг поднес жабу к лицу, далеко высунул язык и медленно провел им по бородавчатой коже. Жаба задергала лапами и широко разинула бледную пасть. Сергея затошнило, и он торопливо зажал рот. Глаза индейца немедленно потеряли глубину и заблестели, как две стекляшки. Взяв следующую стрелу, он медленно обмакнул ее в слизь, коротко взглянул на художника и широко, пьяно ухмыльнулся.

– Ильич сможет остановить их? – тихо спросил Сергей. Макс пожал плечами. Лицо у него было серое.

– Господи, – проговорил он, – сначала Хосе, теперь это… Казалось, они уже забыли… у них, в конце концов, есть ножи и ружья, и они больше не считают белых демонами, но все это – пока белые не покушаются на их территорию и на их плантации коки… хитрости они не видят, но стоит только… – голос Макса задрожал, и он осекся. Сергей тревожно подхватил старика под локоть, но тот нетерпеливо выдернул руку. – Нечего, я не инвалид. – проскрипел он. – Их же всех перебьют!

Индеец снова лизнул жабу, и Сергей торопливо отвел глаза. Он вдруг понял, что в поселке стоит звенящая тишина. Ятаки будто вымер. Сергей едва не подпрыгнул, услышав громкий шорох. Обернулся – две черные курицы рылись в пыли, шаркая когтистыми лапами. Они казались единственными живыми существами вокруг – нализавшийся жабьего яда индеец уже впал в подобие транса и походил на коряво вырезанную деревянную статую, потемневшую от времени.

– Перехватим их? – предложил Сергей, невольно понижая голос. – Я так понял, они ищут Юльку. Объясним, что ее здесь нет, а дальше…

– Интересно, почему они так думают, – беспокойно прервал его Макс. – Выходит, она пропала…

Макса перекосило, и Сергей с испугом заметил в глазах старика слезы.

– Может, сбежала? – предположил художник. Макс торопливо вытер глаза и постучал пальцем по лбу. – Э, сеньор Морено, вы не знаете своей внучки. Эта девица способна на все.

– Вот как? – проговорил Макс и вдруг приосанился. – Не рассказывайте мне о моей внучке, я и так знаю, что она у меня молодчина.

Сергей сдержал улыбку и кивнул с самым серьезным видом. Макс Морено никогда в жизни не видел своей внучки, но был уверен, что она самая лучшая, и художник не собирался его разочаровывать.

– Пойдем к реке, – сказал Макс, и тут за спиной тихо кашлянул забытый всеми Бу.

– А они не по реке, – сказал он и дернул подбородком, показывая на небо. Только теперь Сергей осознал, что тишина над Ятаки исчезла, заполненная далеким гулом. Он задрал голову. Гул все нарастал, и вскоре из-за крон появился вертолет.

– На площадь! – воскликнул Макс. – Больше здесь приземляться негде.

Сергей с Максом наблюдали за посадкой, укрывшись за углом школы, в которой когда-то преподавал бедняга Дитер. «Где же все? – с беспокойством думал Сергей. – Попрятались по домам? Сидят в засаде, готовые осыпать рейнджеров градом стрел, как только те выйдут из вертолета? Разбежались по сельве, растворились в ней, невидимые, неуловимые, смертельно опасные?» Хорошо бы так – тогда Сергей успеет заговорить с американцами, и боя не случится.

Художник выпрямился и шагнул на площадь навстречу выпрыгивающим из вертолета рейнджерам. Ветер, поднятый винтами, сбивал его с ног; рев моторов оглушал настолько, что казалось, весь мир размалывается в этом грохоте. Острый запах топлива шибанул в нос, еще более оглушая, притупляя все чувства. В последний момент Макс заорал и попытался схватить Сергея за рукав, остановить его, но художник ничего не услышал и не почувствовал. Рука старика соскользнула, и Сергей вышел на площадь. Задохнувшись от гнева, он вдруг узнал невзрачного покупателя «Каркаса-Майами». Рука непроизвольно сжалась в кулак – больше всего на свете хотелось сейчас заехать в челюсть, вломить по этому невыразительному, незапоминающемуся лицу, но Сергей, скрипя зубами, удержал себя.

– Юльки здесь нет! – проорал он. Алекс приложил руку к уху и подался вперед; по его лицу бродила глумливая улыбочка. – Юльки здесь…

Что-то скользнуло по руке Сергея; он скосил глаза и с каким-то тупым изумлением увидел, что рукав футболки порван и края дыры потемнели, будто мокрые. Он провел рукой по плечу – боли не было. Бесцветная жидкость, смочившая рукав, была скользкая и густая. Сергей вспомнил жабу и на мгновение зажмурился от ужаса и отвращения, а когда открыл глаза – один из рейнджеров уже лежал, на его губах выступила пена, а из-под подбородка торчала короткая тоненькая стрела.

Сергей понял, что сейчас произойдет, и бросился на землю. Казалось, ничто не может быть громче, чем рев вертолета, однако грохот автоматной очереди над головой заглушил его. Сам не понимая, что делает, Сергей поднес ладонь к лицу и медленно слизнул с пальцев жабью слизь. Она напомнила ему зеленые помидоры – отвратительный, неуловимый, но навязчивый привкус, от которого невозможно избавиться.

Следующие часы его память сохранила лишь урывками.

Отец Хайме протягивает перед собой крест и слепо идет на рейнджеров. Сергей видит поры на могучем сизом носу, микроскопические трещинки, покрывающие распятие, кривые пожелтевшие зубы в напряженно оскаленном рту. Ветер треплет жидкие седые волосы, бьются вокруг опухших лодыжек полы сутаны. Отец Хайме идет на рейнджеров, как на самого дьявола, бесстрашно и обреченно, и Сергей понимает, что Ильич прав, путешествия во времени возможны, и он сам – такой путешественник, средневековая ярость, средневековая вера, средневековая дикость и готовность убивать ни за что… Священник падает, будто подрубленный, клочья сутаны разлетаются, открывая дряблую, бледную, окровавленную плоть. Из горла Сергея рвется хриплый вой.

В руках у него автомат – почему-то он очень горячий, почти обжигает ладони. Ярость захлестывает разум. Сергей готов стрелять в безликую фигуру в камуфляже, но тут размытое лицо фокусируется, и Сергей узнает блондина, который приезжал в Ятаки за кокой. Он растерянно опускает ствол, не понимая, друг перед ним или враг, вообще не понимая, кто друг и кто враг. Но тут автомат со страшной силой выдирают у его из рук, сдирая кожу, выламывая запястья… кулак Сергея врезается в чьи-то зубы; смутно ноют костяшки пальцев.

«Где она? – страшно орет Алекс и трясет Сергея за плечи так, что голова у того безвольно мотается. – Где девчонка?» Художник мимолетно удивляется, вновь обнаружив, что незаметный и невзрачный Сорокин одного с ним роста. За спиной агента стоит Увера, лицо у него сонное и растерянное, но губа уже приподнимается в хищной улыбке. Сергей улыбается в ответ и заносит кулак. Но тут что-то с хрустом врезается в лоб Алекса, и тот падает.

Бу дико визжит; его маленькое мышиное личико перекошено злобой, в руке – горсть камней. Округлая галька летит в лицо рейнджера, спешащего на помощь начальнику; черные очки покрываются белесой сеткой трещин. «Как мне надоел этот параноик», – цедит встающий на ноги Алекс. Сергей собирался нарисовать портрет Бу, но теперь не сможет сделать этого: по лицу мальчишки расплывается красная клякса, стирает черты; промокший картон расползается, ускользает из рук…

…Лицо индейца, того самого, что готовил стрелы, а может, другого, а может, они все сидели каждый в своей хижине и обмакивали шипы-наконечники в жабью слизь. Индеец медленно подносит к губам трубку; на его лице нет ни гнева, ни злобы, лишь печаль. Сергей смотрит в черное отверстие трубки и понимает, что там смерть, что произошла какая-то страшная ошибка, что он – враг любому из жителей Ятаки, но тут откуда-то появляется Ильич, и смерть проходит мимо.

Свинец против яда, магия против техники, порядок против хаоса, непроницаемая тьма против слепящего света, кровь, смерть, смерть. У Сергея нет своей стороны, он враг и рейнджерам, и индейцам, он не над схваткой – он под ней. «Считай меня коммунистом!» – орет Сергей и дико хохочет, раздавая удары, ломая чьи-то носы и выворачивая челюсти – белые, черные, медные.

– Мистер! Эй, мистер! – кричит Хосе и прыгает в вертолет. Один из рейнджеров хватает его за плечо и уже собирается выкинуть, но Орнитолог жестом останавливает его. – Я знаю, где искать девчонку, мистер! – орет Хосе в лицо Алексу Сорокину. Тот кивает, машет пилоту, и вертолет начинает медленно подниматься. Сергей хочет бежать за ним, хочет остановить, схватить за хвост и удержать, но ноги не слушаются его. Он спотыкается о тело блондина в камуфляже, падает, но продолжает ползти за ускользающим за кроны вертолетом; круги винтов расплываются и заслоняют весь мир.

Отец Хайме и Бу лежали рядом, укрытые одним одеялом, – рыхлое, будто слабо набитый мешок, тело падре и изломанное, еще более тощее, чем при жизни, – сисадмина. Из-за стен доносился женский вой и тянуло сладковатым дымом. Во рту все еще ощущался отвратительный привкус зеленых помидоров. Сергей взглянул на почерневшее лицо отца Хайме, уже покрывшееся трупными пятнами, и торопливо отвернулся к ожидающему шаману.

– Малолетний дурак… – проговорил он. Горло перехватило.

Ильич отвел глаза, и Сергею стало страшно.

– В чем дело? – громко спросил он.

– Понимаешь, дело же не в Бу, – извиняющимся тоном проговорил Макс. – В деревню приходит чужак; чужак видит, как грузят коку; потом в деревню приходят рейнджеры – но в чужака не стреляют и вообще хотят с ним поговорить… Понимаешь?

– Да, – деревянным голосом проговорил Сергей. Стычка с рейнджерами вдруг предстала в совершенно новом свете. Действительно, что должны были подумать индейцы, понятия не имеющие о проблемах, приведших художника в Ятаки?

– Так что тебе придется отсюда уйти, – осторожно проговорил Ильич. – И нам тоже. Отпустят, – ответил он на невысказанный вопрос. – Я, кажется, смог убедить их… ненадолго.

– Сколько? – проговорил Сергей, кивнув на дверь.

– Четверо, не считая падре и Бу, – ответил шаман. – И еще трое ранены.

Сергей снова взглянул на тело падре.

– Его-то за что…

– Чтоб не мешал, – ответил Макс. – Чтоб не оставлять вызывающего доверие свидетеля. Случайно попал под пулю. Кто теперь разберет…

– Ладно, – медленно проговорил Сергей. Горло болело, будто его сжимала невидимая рука. – Так что там мне надо сделать? – спросил он Ильича. – Надеть берет, отрастить бороду и выпустить зверушку погулять? Муй буэн.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – ответил шаман. – Мне не нравится цена, но я рад, что ты наконец с нами.

– Так вы по-прежнему не знаете, что делать? – растерялся Сергей. Макс пожал плечами, а Ильич вдруг задумчиво нахмурился.

– Пожалуй, у меня есть какие-то смутные идеи, – сказал он. – Меня навел на них Увера. Но пока мы не найдем сеньориту Хулию, все это бесполезно. Нам нужен Броненосец…

– А я знаю, где она, – неожиданно сказал Макс. – Мы знаем, что гринго ее потеряли, так? И что в Ятаки она не пришла. И что Хосе ее видел…

Ильич издал неопределенный звук и нахмурился.

– Для сеньориты Морено было бы лучше, если б она была у американцев, – мрачно проговорил он.

– Но она хотя бы жива, правильно? – спросил Сергей, но Ильич лишь пожал плечами.

По стенам хижины метались отсветы большого огня, и Сергей вдруг с тоской понял, что это горит погребальный костер. В запахе дыма сразу почудился привкус горелого мяса.

Шесть человек погибло ни за что. Если святой Чиморте налезет на робота – кто победит? А как бы тебе хотелось? Как, почему хаос и тьма оказываются добрее порядка и света? Сергей вспомнил озарение, случившееся с ним в бою, – что он третий, ни с теми и ни с другими, одна из вершин треугольника, а не точка на прямой. Где-то здесь крылась разгадка, ответ на вопрос, что делать, но мысль ускользнула, и возбуждение драки сменилось свинцовой, мучительной усталостью и тоской.

– Вы сможете похоронить отца Хайме и Бу как христиан? – прервал поток его мыслей шаман.

– Я могу прочесть «Отче наш», – ответил Макс. – На русском, правда, но Ему же все равно, правда? Только я не уверен, что помню все… Последний раз я читал ее на похоронах Беляева. И потом еще однажды… но тогда меня прервали. Так что – мог забыть…

– Я подскажу, – прошептал Сергей.

База ЦРУ в дельте Парапеты, Боливия, в то же время

Орнитолог с отвращением смотрел на странного мужика, который в последний момент вперся в вертолет. Хосе Увера явно был совершенный псих, и Алекс хотел поначалу выкинуть его вон, но передумал: уж очень интересен оказался бред этого сумасшедшего. Главное было не давать ему отвлекаться от нужных Орнитологу тем. А отвлекался псих каждые две минуты. Вот и сейчас он ковырялся ложкой прямо в банке со сгущенкой и, то заливаясь счастливым смехом, то пуская слезу, рассказывал, как его младший брат Диего, умница, каких мало, выменивал у гринго с нефтяной вышки сгущенку на мясо броненосцев, а те думали, что это оленина. Толку от этого путанного и невнятного рассказа было ноль, но псих не собирался останавливаться и уже заходил на третий круг.

– Так вот, он сказал, что оленина, а те и поверили. А этот мальчишка из Асунсьона, что навязался с нами идти к башне, устроил истерику. Он мне никогда не нравился. Вы же убили его? – беспокойно спросил Хосе, оставив наконец историю об обмене. – Был пацан, стал старик, но я его узнал, я его узнал! Хотел забрать у него одну вещь, но не успел, шаман усыпил меня. Так вы пристрелили его? Он плохой человек, убил моих братьев… Так что, вы отведете меня к башне? У вас же автоматы, серые демоны наверняка боятся автоматов… А я скажу, где девчонка.

– Она жива? – спросил Алекс наугад.

– Может, жива, может, нет. Я не присматривался. Не подходил.

– И даже не знаешь, во что она была одета? Почему ты тогда решил, что эта та, которая нам нужна?

Лицо Хосе сложилось в хитрую гримасу.

– А что, вам нужна другая? Одна девка валяется в сельве, другую ищут такие серьезные гринго. Я думаю, это одна и та же девка.

– Ладно, – проговорил Алекс. – Но мне нужно убедиться. Ты запомнил какие-нибудь приметы? Во что она была одета, например?

– Одета… – Хосе нахмурился. – В штаны какие-то… я сначала думал – пацан валяется, присмотрелся – нет, все-таки девка…

– Штаны, – поощрительно кивнул Алекс. – А еще? Может, на ней какие-нибудь украшения? Например, на шее? Украшение из серебристого металла? Не заметил?

Хосе отложил ложку и потрясенно уставился на Алекса. Щетинистый подбородок последнего Увера был вымазан сгущенкой, красные от усталости глаза слезились, и выглядел он жалко, но Алекс вдруг почувствовал исходящую от него опасность.

– Ну хорошо, – поспешно проговорил он, – это не важно. Я верю, что это та самая девчонка – действительно, откуда здесь взяться другой? Ты проводишь меня и моих друзей туда, где видел ее в последний раз?