Текст книги "Невеста по спецзаказу или Моя свекровь и другие животные (СИ)"
Автор книги: Карина Демина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 8.
Глава 8.
Традиций, стало быть.
Традиций, мать их так… круонских традиций… да лучше бы они мне набедренную повязку вручили с копьем в придачу, и десяток костей, чтобы в косички вплести. Тогда, глядишь, мы бы с моим благоверным были идеальною парой.
Но нет.
В каюте меня дожидался шелк… полотнище метров этак пятнадцати длиной, если навскидку… это на саван? Или предполагается, что круонская невеста сама должна сшить себе наряд? Если так, то дорогой жених рискует еще лет этак пару проходить неосчастливленным. С другой стороны, если в этом и смысл…
Я подняла край белоснежного полотна.
Легкое.
И полупрозрачное…
…и пара серебряных браслетов изрядной толщины в придачу. Больше на кандалы похожи… а ошейник куда подевался? Этому великолепию без ошейника никак… или сразу клеймо поставят?
На лоб.
В соответствии с древними традициями.
Лоб зачесался.
А я обошла полотнище с другой стороны.
– И что мне с этим делать? – поинтересовалась я у Берко, который с выражением величайшего любопытства следил за моими перемещениями.
Я подняла ткань на уровень глаз.
Отлично.
Настолько тонкая, что из нее стекла делать можно…
– К величайшему сожалению, – произнес он, медленно растягивая каждое слово, – о традиционном наряде самок круонов нам известно немного, но у нас есть галоснимок невесты…
Он вздохнул.
Сыто икнул.
И облизал острые зубы.
– Это не должно представлять сложности для гуманоида с вашим уровнем интеллекта, – промурлыкал Берко, сунувши меж острыми зубами коготок. – Гуманоиды всегда отличались немалой страстью к разного рода… украшательствам.
Сомнительный комплимент.
А на стене, которая недавно радовала прямой трансляцией открытого космоса, возникла новая картинка, стало быть, той самой невесты, которой не повезло стать мне образцом для подражания.
Она была…
Нет, не ужасна.
Скорее очаровательна.
И куда более человекообразна, чем я могла себе представить. Невысокая… то есть, мне так показалось, что она не слишком высока.
Стройна.
И ни тебе шкур, ни гривы, если не считать таковой прическу из нескольких десятков косичек, уложенных короной. В короне виднелись то ли цветы, то ли проволока, украшенная цветами. Этакий вполне себе милый вариант обычного свадебного венка. Сзади к нему крепился кусок белого полотнища, который стекал на плечи, повисая у талии этаким пузырем, а затем обвивал эту самую талию и не единожды. Ткань ложилась внахлест, создавая иллюзию очень узкой, но вполне себе стильной юбки.
Значит, все-таки крутить…
Только сомневаюсь, что у меня что-то да получится.
С косичками я точно возиться не стану, это мертвый номер, а вот в гусеницу поиграть…
Я потянула ткань.
Приложила к груди.
Если подумать логически, то с груди все и начиналось… и белья нижнего на невесте не было…
…она смотрела не в камеру, а куда-то влево… и ушко острое.
Шея тонкая смуглая.
На ней – ожерелье из круглых то ли ракушек, то ли камней, под ракушки вырезанных. На руках браслеты, стало быть, и вправду традиционное украшение…
– Вам помочь? – поинтересовался Берко.
Без помощи у меня замотаться определенно не выйдет, но вот…
– Спасибо, – я ответила нейтрально.
Нет у меня пока желания раздеваться и вообще… разве должна я…
– Разоблачайтесь.
– Пожалуй, воздержусь…
Традиции традициями, но у меня свои имеются. Я, в отличие от некоторых здесь, родственником шелкопряду не довожусь и стремления кокон сплести не испытываю…
– Я… – я осмотрелась и провела руками по костюму, который немного помялся, но в целом выглядел вполне неплохо. – В этом пойду…
К счастью, переубеждать меня не пытались.
Последняя ночь свободы оказалась до отвращения короткой.
Луны замерли над пустыней, окрасив пески в белый траурный цвет, и где-то далеко запели цикады, призывая Нкрума прогуляться…
Пара ос, преодолев охранный периметр, поползла по стеклу, оставляя на нем глубокие борозды. Бледные их крылья то и дело постукивали по поверхности, стремясь обнаружить слабое место. Осы чуяли тепло и жаждали добраться до источника его. Изогнутые их брюшка были полны яиц, которые погибнут, если осы не найдут способ отложить их в чью-либо плоть.
Желательно живую.
Нкрума поскреб шею.
Треклятая блоха никуда не исчезла, и пусть он дважды обмазался маслом ладанника – чудом матушка не учуяла его аромат – а не помогло…
– Страдаешь? – братец постучал по стеклу, спугнув ос, и те поднялись в воздух с тяжелым гудением.
Нкрума вздохнул.
Он почти убедил себя, что пол указал верно, но…
…Вселенная огромна и многообразна. И разумных рас в ней сотни… что если ему доставят накхханку, больше похожую на блюдце серого студня? Они, несомненно, умны, но малоподвижны и… и у иных разумных вызывают подспудное отторжение. Или ашшари… но тогда уж дюжину, поскольку меньшим количеством особей разум ашшари не сохранялся… или…
– Что делать думаешь?
Братец растянулся на подоконнике и, выпустив когти, провел ими по стене.
– Руки не распускай!
А то потом скажут, что это сам Нкрума в беспокойстве… или в предвкушении счастливой семейной жизни устроил…
– Да ладно тебе, больным и женатым все прощается, – братец перевернулся на живот. – Так что делать думаешь?
– А что я могу сделать?
Покориться.
И… и это отнюдь не сдача, но лишь маневр… определенно… им все равно придется покинуть планету… в Центральных мирах жене найдется занятие… а он… он отправится туда, где принесет больше пользы – на окраину обитаемой зоны.
Пиратская угроза еще не ликвидирована…
– Скажи, – братец подпер подбородок кулаком и прищурился. А осы, почуяв столь близкое и нужное им тепло, словно обезумели. Они возились, скреблись, раздирая плотный полимер острыми передними лапами, срыгивали яд… разум насекомого был слишком примитивен, чтобы оценить преграду. – Как ты Адмиралом-то стал с твоим характером?
Нкрума вздохнул и признался:
– Мама заставила…
…то есть, не то, чтобы вот прямо так заставила. Напротив, его побег в Академию на Ульчре привел ее в ярость, а нежелание возвращаться… тогда она тоже придумала что-то про новую либеральную политику, которая заставляла милое дитя идти на нечеловеческие жертвы…
…покинуть родной дом ради казармы…
А ему в Академии нравилось. Порядок.
Логика.
И острое чувство собственной нужности.
– Многое, – братец оскалился. – Очень и очень многое… если ты откажешься от невесты, будет скандал… а вот если она от тебя…
Шкура дернулась.
– Тоже будет скандал.
– Отнюдь… матушка только сделает вид, что гневается… – он постучал коготком, дразня ос. – И сошлет тебя куда… на окраину… лет этак на пару…
Пару лет свободы – это много.
Нкрума прикрыл глаза.
– И что мне делать? – поинтересовался он у того, у кого наверняка уже имелся полноценный план.
– Слушать младшего брата…
…солнце вставало на востоке.
То есть, я себя старательно убеждала, что если солнце встает, то в той стороне всенепременно восток. Эта мысль внушала хоть какое-то успокоение.
Ночь прошла…
А беспокойно.
И отнюдь не потому, что кровать местная была тверда, озонированный воздух – тяжел, запахи раздражающи, а треклятая ткань вовсе слабо светилась, будто намекая, что готова саваном облечь все мои надежды на спокойную и счастливую, а главное, свободную жизнь.
Я то засыпала, то просыпалась, вздрагивая всем телом. И вновь проваливалась в сон, словно в болото, в котором барахталась, кому-то доказывая, что семейное счастье со мной нельзя составить, поскольку человек я в высшей степени невезучий и…
Потом что-то загудело.
И погасший было свет вспыхнул ярко, сметая остатки сна…
Холодная вода.
Костюм, который странным образом стал чист и выглажен. Волосы… их я кое-как расчесала, но рыжие пряди то ли от излишней влажности, то ли сами по себе, завились мелким бесом.
Расческа застряла.
И сломалась.
Что ж…
В конце-то концов…
На меня навалилась странная апатия. Я позволила возложить на голову стальной венец, на который и закрепили мой саван. Предварительно ткань сложили в несколько раз и как-то так хитро, живописными складочками, выдававшими немалый опыт в подготовке невест. Получилось даже красиво… правда, мрачная моя физия несколько красоту портила.
Ксенопсихолог и Ицхари подхватили остатки шлейфа…
…все-таки не то что-то у меня с подсознанием. Определенно…
…торжественной процессией прошли мы по узкому корабельному коридору… послышалось даже, что где-то далеко играл орган. Розовых лепестков вот не хватало, да…
Апатия отметила этот факт и не позволила на нем сосредоточиться.
…круглая капсула планетарного лифта.
Стремительное падение. Я и испугаться не успела…
…пустыня.
И солнце, над ней встающее…
Красный. Желтый.
И рыжий.
Все оттенки переплелись, создавая удивительнейший узор. Неправдоподобно огромный белый шар медленно выбирался из песчаной ловушки. И лиловые тени ложились пред ним праздничным ковром… и сама мысль ступить на этот ковер была святотатством…
Я стояла и смотрела.
Сквозь стекло.
И стекло это, идеальной прозрачности, казалось мне помехой. Апатия сгорела в сине-зеленых всполохах рассвета, сменившись удивительным чувством покоя. Я закрыла глаза.
Тянуло выйти.
Ступить на пески. Коснуться их, убеждаясь, что они и вправду столь же тонки и мягки, как выглядят… я, кажется, сделала шаг, но меня удержали.
– Не стоит, Агния-тари, – сказал Ицхари, разрушая очарование момента, – пустыня опасна…
Верю.
И все-таки… солнце, пески… как в дурном анекдоте про пляж в пятьсот километров… только местный, помнится, величиной на всю планету.
Воды здесь мало.
И моря в принципе не предвидится… интересно, мой жених вообще моется или предпочитает вылизываться? А то… мало ли какие здесь обычаи…
Мы стояли.
И стояли.
И моя апатия сменялась здоровым раздражением. В конце концов, меня с другого края вселенной приперли не для того, чтобы рассветами местными любоваться.
Где, спрашивается, тот несчастный, которому холостым спокойно не жилось?
…он явился, когда солнце, оторвавшись-таки от земли, поднялось на две ладони и плеснуло жаром. Не знаю, как снаружи, но в стеклянной кабине стало вдруг душно, как в духовке. Ицхари расправил полупрозрачные крылья, а ксенопсихолог надул пузырь зоба. Я бы тоже чего-нибудь расправила или надула, но природа оказалась жестока к гоминидам, а потому оставалось стоять и надеяться, что рано или поздно нас отсюда заберут.
Раздражение росло вместе с температурой.
Я взмокла.
И туфли треклятые, которые пришлось надеть для полноты образа, вновь натирали… и вообще…
– И долго нам тут… – я прищурилась. Солнечный свет был слишком ярким.
– Согласно древней свадебной традиции круонов, – проскрежетал Ицхари, которому, казалось, местная жара пришлась вполне по нраву. Тело его выпрямилось, а на хитине проступили маслянистые капельки, источавшие ментоловый прохладный аромат. – Невеста дожидается жениха…
…со скалкой в руке…
– …тем самым выражая свою готовность перейти в его род… это относительно новая традиция, которой не исполнилось и тысячи лет…
…да… со старинной и традиционной скалкой в руках, которая, думаю, передавалась бы от матери к дочери вместе с напутственными словами.
– …ранее мужчины меняли род…
– И как долго дожидалась?
– Пока тени не сократятся на треть… – крылья переливались всеми оттенками радуги, и вибрацией своей создавали иллюзию сквозняка. – И чем серьезней намерения, тем дольше длилось ожидание… известны случаи, когда невеста простояла на вершине бархана сутки…
…изрядно пополнив запас напутственных слов, надо полагать. И содержание приветственной речи вряд ли, конечно, входило в семейные легенды, но…
– …ее встречает не жених, но старшие женщины рода…
…в этот момент на горизонте что-то мелькнуло… будто осколок стекла сверкнул.
– …которые провожают ее…
…да под белы рученьки. Хотя, конечно, разумно… все же пока доведут до жениха, первый гнев схлынет, а там, глядишь, и вовсе на нет сойдет, коль невеста отходчивой будет…
– …в дом рода…
Осколок сверкнул ярче и превратился в стеклянную машину. Выглядела она этакою игрушкой, гладкою со всех сторон и блестящей.
Колеса отсутствовали.
И крылья.
И двигалось оно, чем бы ни было, плавно, будто по нити скользило.
– Что это?
– Гравилер, – Ицхари любезно объяснил необъяснимое.
Женщины рода не спешили, а скалки, чтобы поприветствовать их должным образом у меня не было.
И к лучшему.
Она зависла над песком в полуметре от капсулы лифта, и в зеркальной ее глади отразилась что струна лифта, что капсула с застрявшей в лифте мной.
Отражение было хорошим.
Качественным.
Я увидела и вздыбившиеся волосы, и фату, что съехала набок, придав мне вид лихой и слегка придурковатый, и пот на коже… и в общем, саму себя, на редкость нелепую в сопровождении рептилоидного монстра и богомола-переростка.
Не знаю, что подумали женщины рода, но выходить из гравилера они не спешили.
Ждали.
И мы ждали… и вот подумалось, что ожидание это есть вполне себе явственная демонстрация будущей счастливой жизни, которую устроит мне свекровь при поддержке старших женщин рода…
…уж лучше б я жениха там… усыновила, уматерила… нет, уматерить его я еще успею, но все же…
Наконец капля будто разломилась пополам, и верхняя ее часть вытянулась, образовав меж гравилетом и лифтом тоннель. Он пропускал свет, но при том ослаблял его, избавляя от слепящей яркости.
Пленка лифта дрогнула и лопнула, освобождая проход.
И дальше что?
Мне полагается бежать вприпрыжку, повизгивая от счастья, что обо мне все-таки не забыли?
…а ведь могли.
…это просто… уходит девушка на высокий бархан, а добрая свекровь путает даты, когда невестушку встречать надобно… и та стоит, ждет, гадает… ее ли заберут или уже обугленный остов?
– Вы вновь настроены негативно, – с упреком произнес Ицхари, и крылья его полыхнули бледной радугой. – Подобное мышление свойственно гоминидом, но, надеюсь, вы сумеете переборот в себе…
Сумею.
Еще как сумею.
И выберусь из этой норы, чего бы оно мне ни стоило…
Но сказать проще, чем сделать. Но для начала сделать стоило хоть что-то, и я решительно шагнула на красный песок… который всхлипнул и обнял мою ногу раскаленными губами.
Твою ж…
Приветственная речь рвалась из моей груди витиеватым экспромтом, держать который в себе было выше моих сил…
Вторая нога провалилась по щиколотку.
Да меня здешняя пустыня сожрет и не подавится…
– Ваша смелость, Агния-тари… – бархатистый голос отвлек меня от почти проигранного сражения. Песок не спешил расставаться с моими ногами и, подозреваю, выдернуть их без поддержки у меня не получится. Поддержка же в лице Ицхари и рептилоида, чья шкура стала темной, с лиловыми полосами, а в очах появилась характерная осоловелость – того и гляди в спячку впадет – запаздывала… – Внушает уважение…
…я вот как-то сразу поняла, что предо мной предстала потенциальная свекровь собственною, так сказать, сиятельной персоной. Она не шла – шествовала, и треклятые пески держали ее…
…даме было…
А кто знает, сколько ей было… вот есть в природе дамы, которые в некий момент своей жизни просто-таки застывают навечно в статусе «слегка за тридцать»…
Они неизменно элегантны.
Очаровательны.
И преисполнены уверенности, что созданы нести миру добро, вне зависимости, что по этому поводу думают прочие. Да и вовсе, подобные особы зачастую исключают саму возможность наличия мыслительного процесса у кого-то, кроме них…
А в остальном…
Слегка нечеловечна.
Широкое плоское лицо с высокими скулами. Узкие глаза явно монголоидного разреза. Губы резко очерчены. Шейка длинная, скромно украшена нескромной нитью жемчуга, которую обмотали трижды…
Я оценила и брючный костюм изумрудного цвета.
И скромные туфельки на низком каблуке. Но и с этими туфельками свекровь моя была выше меня на полголовы.
– И вам здравствуйте, – я изобразила дружелюбную улыбку.
Очень надеюсь, я ей не понравилась… впрочем, здесь и гадать не стоит – не понравилась определенно, подобные дамы вечно пребывают в поиске той совершенной особы женского полу, которая будет достойна ее сыночка… я и близко совершенством не была.
И потемневшие глаза выдали чувства, которые испытывала почтенная дама.
А я, подтверждая догадку еще и о дурном воспитании себя, вытерла потную ладонь о брюки и протянула, растопыривши пальцы.
– Безмерно рада личной встрече…
Руку взяли коготками.
Подержали и отпустили…
…отлично.
Мы в данный момент времени сошлись на мысли, что сына ее надлежит немедленно спасти от столь несерьезной и явно неблагонадежной особы, как я. Осталось лишь объединить усилия.
– Я бы вас даже обняла, – сказала я с придыханием. И свекровь ощутимо вздрогнула. – Да вот… застряла немного… ничего, сейчас выковыряюсь…
И я дернула ногу.
Песок же всхлипнул и разжал плотные свои объятья.
Обнять не получилось, но, покачнувшись, я рухнула к ногам потенциальной свекрови.
– Это вы что делаете? – осведомилась она, на всякий случай отступая.
Сразу видно благоразумную женщину.
– Это я вам уважение выказываю, – пропыхтела я, пытаясь подняться с карачек и не запутаться в белом бурнусе, который тотчас съехал на бок.
И где, спрашивается, мое сопровождение, которое так нужно?
– …по обычаям моей родины…
…руку мне протянули.
И подняться помогли.
И туфлю извлечь, правда с нею и какую-то гибкую мелкую тварь, которая обвила каблук. Тварь я попыталась стряхнуть, но та лишь крепче вцепилась в добычу.
– Не стоит трогать, – будущая свекровь отобрала туфлю и, подковырнув тварь коготочком, легко от нее избавилась. Правда, там где оная касалась каблука, остались беловатые пятна вида прехарактерного, но… – Это песчаный червь… они очень любят живую плоть.
– Ага, – сказала я и ногу задрала повыше.
…может, я и вполне живая пока, как для плоти, но взаимной любви к червям не испытываю. Была бы моя воля, я бы вообще в воздухе повисла.
– …и мне кажется, – меня с легкостью извлекли из песка, отряхнули, крутанули и сунули в прохладное нутро гравилета, – что лучше нам продолжить беседу в более подходящем для того месте… мой сын, боюсь, уже извелся…
Глава 9.
Глава 9.
Набедренная повязка так и норовила сползти.
– А ты уверен… – Нкрума вцепился в нее когтем, но, чувствовал, стоит пошевелиться и древний мех, который с возрастом не обрел ни прочности, ни красоты, расползется по швам.
И хорошо, если по швам.
– Уверен, – братец отошел, окинув Нкрума придирчивым взглядом. – Рожу сделай серьезную… да не такую… представь… ну не знаю, что у тебя опять блохи.
– Нет у меня блох!
А грива зудела.
Шерсть, смоченная сахарным раствором, слиплась, и косицы, в которые ее заплел брат, торчали, будто иглы у пустынного вихренника. В них поблескивали хрустальные бусины матушкиного ожерелья, косточки, которые братец добыл на кухне и, кажется, тонкие полоски вяленого мяса.
– А ты представь, что есть… с такой физией тебя только пожалеть и приголубить. А это неправильный подход. Женщинам только дай повод приголубить кого-нибудь, так они вусмерть заголубят и будешь тогда…
На загривке братец просто поставил шерсть дыбом и сбрызнул алой краской из чьей-то косметички. Правда, краска оказалась с блестками, что несколько не соответствовало грозному образу, но…
– Руку убери. Челюсть вперед. Брови сведи, будто ты думаешь о чем-то… важном.
Нкрума думал.
Например о том, как получилось, что младшенький опять его уговорил на этакое безумие?
И дубину, главное, приволок…
Для устрашения.
– Может, брови выщипать?
– Я тебе хвост выщипаю! – рявкнул Нкрума и на всякий случай дубиной замахнулся. Правда, младшенький сумел увернуться и даже язык показал.
– Вот… так и держись. Нет, погоди… шкуру на плечо… и еще вот…
Он вытащил из сумки связку ожерелий.
– Ты что, в семейную сокровищницу заглянул?
– Ай, да кому она нужна… по шкатулкам пошарился. Что? Мы же временно и для дела. Потом вернешь… как тебе вот это? – он вытянул из связки массивную цепь, украшенную плоскими медальонами. Для шеи Нкрума цепь оказалась коротковата.
– Задушишь, – просипел он.
– Терпи, – брат добавил еще пару цепочек, связав их между собой. Накинул. Отошел. – Может, серег добавим?
Нкрума поспешно прижал уши к голове. Жертвовать их целостностью он не был готов даже для дела. В конце концов, и без ушей хватит.
– Ладно, как знаешь… погоди…
Щек коснулась пуховка.
И Нкрума чихнул.
– Вот теперь ты красавец…
В этом Нкрума крепко сомневался и, говоря по правде, всерьез подумывал о том, чтобы переодеться… он еще успеет, если…
…тонкий звук потревоженной границы полоснул по нервам.
Не успеет.
– Иди, – братец поспешно запихал остатки драгоценностей под кресло. – Тебя ждет твоя судьба!
Этого Нкрума и опасался.
Он вышел на террасу – и конечно, проклятая повязка затрещала и сползла еще ниже, обнажив и шрам на животе.
Если не двигаться…
– Морду сделать не забудь! – крикнул в спину брат.
Морду.
Дубину.
Забудешь тут… и грива чешется… и щеки зудят от этой блестящей заразы, которую на них нанесли. А шею и вовсе стиснуло так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он застыл, закинув дубину на плечо, втайне надеясь, что вид его впечатлит будущую невесту, кем бы она ни была, должным образом.
Гравилет мягко опустился на площадку.
Треснула скорлупа защитной оболочки, вытянулась, образуя гладкий трап. И по нему, согласно обычаю, спустилась невеста.
И Нкрума выдохнул с изрядным облегчением: он не забыл указать пол, а что до расы, то ни хитина, ни ложноножек у невесты не наблюдалось.
Это радовало.
В остальном… она была крошечной.
Хрупкой.
И храброй.
Она шла босиком, не задумываясь ни о песчаных осах, ни о скорпионах, которые повадились вить гнезда в тени дома. И странный наряд ее алым своим цветом предупреждал о ядовитости.
Нкрума встряхнул головой.
Пригнулся, когда девушка подошла поближе, и зарычал.
– Будешь кусаться, – сказала она, подбирая край ритуального одеяния, которое зачем-то водрузила на голову, – маме пожалуюсь.
Это было нечестно.
Нкрума так и хотел сказать, но тут ощутил, что по ноге его что-то ползет.
Мелкое.
Шустрое и… не скорпион, у них не хватало сил пробить толстую его шкуру, а вот песчаная сороконожка ядовито-желтого окраса взобралась к самому колену.
Нкрума отпрыгнул в сторону, дернув ногой, что было глупо, это он понял, когда жвалы насекомого впились в тонкую кожу под коленной чашечкой. Обожгло болью, и он взвыл, крутанулся, когтями пытаясь смахнуть треклятое насекомое. Дубина, съехав с плеча, ударила по ступне…
…многоножка попыталась вывернуться из когтей.
…а яд ее вызвал мелкие судороги.
…и в довершение его позора набедренная повязка-таки лопнула и съехала на колени.
Я ждала… вот не знаю, чего ждала.
Того, что меня похлопают по плечу и скажут, мол, Агния, хорошо держишься, но давай мы тебя домой отправим? Я бы согласилась, и мы бы разошлись к обоюдной радости.
Я им не нравилась.
Ни свекрови, которая разглядывала меня с интересом юного вивисектора, ни прочим… их даже представить не удосужились…
Рослые.
Тонкие. Почти с человеческими чертами лица, только все равно чужие. Они сидели ровненько, сложив ручки на коленках, сияя золотом и каменьями… переглядывались этак, с сочувствием и пониманием. А главное, сочувствовали отнюдь не мне.
Полет был недолгим и завершился стремительным падением.
А потом часть стены, которая еще недавно казалась плотной и надежной, распрямилась и легла мне под ноги. Прибыли, стало быть…
Руки никто не подал.
И вообще мое сопровождение было неподвижно, как треклятые чучела котиков… а может… может, и вправду? Мало ли, вдруг местная федерация или организация, или еще кто, не одобряют контактов иноземцев с живыми старейшинами рода, а обычаи соблюсти надо?
Да и на старейшин они не слишком тянут.
Я вздохнула и поднялась.
Иголки, чтобы ткнуть в кого, догадку проверяя, у меня с собой не было, а потому… потому оставалось идти навстречу судьбе и своей больной фантазии.
…а она разыгралась.
Дом? Я разглядела лишь белую стену с узкими окнами.
И дорожку, выложенную камнем. Деревца в кадках, причем кадки были мне по колено, а деревца – едва ль с две ладони высотой.
Солнце жарило.
И на белых досках террасы, где меня изволила дожидаться судьба – подумалось, зря я приветственных слов не приготовила, маловато, стало быть, на солнцепеке простояла – лежали длинные тени. Судьба переминалась с ноги на ногу.
Была огромна.
Устрашающа.
Куда более устрашающа, чем на снимке.
Мышцы.
И снова мышцы.
И еще раз мышцы… какого-то желто-бурого окраса, причем буроты неравномерной… и с блестками. Их особенно много было на волосах. Заплетенные в тонкие косички, те торчали шкурой дикообраза, и косточки с бусинками в эту прическу вписывались вполне гармонично.
На плече судьбы возлежала знакомая дубина.
А бедра опоясывала узкое меховое полотенчико, изрядно поеденное молью.
Я моргнула.
И перевела взгляд на лицо.
Плоский нос. Высокие скулы. И щеки, почему-то в пене… золотистой пене, которая медленно сползала, оставляя белесые полоски ожогов. Увидев мой интерес, судьба выпятила челюсть и зарычала. От утробного его голоса у меня мурашки по спине поползли, а голову определенно заклинило, если я выдала:
– Будешь кусаться, маме пожалуюсь!
Рык стих.
Судьба моргнула. А потом вдруг взвизгнула тоненько и отскочила в сторону. Припала на колено, скинув дубину, как мне показалось себе же на ногу, и завертелась юлой.
– А… простите, что он делает? – спросила я свекровь, которая возникла за моей спиной. Надо же, и не слышала я, как она подошла.
– Это… – она коготком сняла упавшую ресничку, – древняя традиция… очень древняя… жених показывает, насколько он рад встретить невесту…
– А…
Судя по страсти, с которой исполнялся танец, особенно по рожам, что он мне корчил, бедолага был просто-таки вне себя от счастья.
– А… дубина зачем?
– Для полноты образа, – свекровь была невозмутима. – Круон должен уметь прокормить свою жену… и детей.
Бедолага застыл, тяжело дыша, и пользуясь этакою передышкой меховое полотенчико сползло к босым его ступням.
– А это… тоже? Традиция, да? – я отвела взгляд.
– Традиция, – как показалось, свекровь говорила сквозь зубы.
Сама виновата.
Могла бы и прислать список их традиций, чтобы не травмировать мою ранимую психику.
…и все-таки, судя по увиденному, мое подсознание отчетливо намекало мне, что длительное воздержание вредит организму.
– …круон показывает невесте себя, как он есть, – свекровь цедила слова. – Дабы никто не посмел сказать, что под одеждой был скрыт дефект…
Я важно покивала.
Конечно, под таким обилием одежды, которое он показал при встрече, только дефекты и скрывать… ага… главное, чтобы ощупывать не заставили, для полной, так сказать, уверенности.
– Дорогой, – голос свекрови стал ласковым-ласковым, и жертва местных традиций вздрогнула и отмерла. – Что у тебя в руке?
Он безропотно протянул лапищу с зажатой в ней многоногой тварью.
– Еще одна традиция, да? – я сглотнула, ибо тварь еще шевелила конечностями, извивалась и выглядела отнюдь не безобидной.
– Это, – свекровь расплылась в дружелюбной улыбке. – Дар, который жених приносит невесте, выказывая глубину своих чувств… это очень редкое насекомое яд которого весьма ценен…
Тварь свернулась клубочком и ощетинилась полусотней игл.
– Спасибо, – вежливо ответила я. – Положите его в баночку, пожалуйста.
– Зачем? – жених-таки подал голос.
– Хранить буду. Под подушкой.
…его.
Что-то жених такое ощутил, если его перекосило…
