Текст книги "Уродина (СИ)"

Автор книги: Карин Гур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я буду вечно. Тут и там

Скользить по тёмным облакам.

Встречать обугленный рассвет

Ещё сто лет...

Ещё сто лет.

Отринув горести утрат

Калейдоскоп печальных дат

Я буду вечно. Тут и там,

Холодной тенью по углам.

И между небом и землёй

В пустой Вселенной поутру

Своей небритою щекой

Коснись меня... и я умру...**

* – жмых, остатки семян масличных растений после выжимания из них масла.

** – стихи автора.

Глава 15

На следующее утро погода резко изменилась. Над Днепром повисли тучи, моросил дождик, ветер вспенивал воду и сердито гнал её к берегу. Я вопросительно глянула на Зураба, когда он разбудил меня ни свет ни заря.

– Пойдём, Ася, посмотришь, как клюёт в дождик.

Укрывшись болоньевыми плащами, мы приготовились терпеливо ждать. Но, не успел он забросить спиннинг, как прозвучал милый сердцу каждого рыбака, благословенный «Дыр – дыр...»

– Ася, давай, крути катушку, только не резко, а то сорвётся.

Из-под воды, болтаясь на крючке, появился первый зеркальный карп, большущий, килограмма на полтора. Дело закипело. Мы рыбачили, пока не встало солнце, разогнало тучи, успокоило ветер и загнало нашу рыбку в её подводное царство. Потеплело, и отдыхающие отправились на пляж. Почистив рыбу, посолили и отправили на хранение в холодильник в столовой. Уха на несколько дней нам была обеспечена.

Вторая неделя приблизилась к концу. В последнюю ночь мы почти не спали. Мне взгрустнулось – опять я его не увижу целый год. Закапали слёзки.

– Асенька, ну ты чего, не плачь. Время пройдёт быстро, я приеду к тебе на Новый год, обещаю.

Слёзы моментально высохли. Он приедет! Уже кончается август, а там каких-то всего четыре месяца...

– Ну вот, так и лучше, ты уже улыбаешься. Давай поцелуем глазки, и щёчки, и губки...

Зураб проводил меня в Херсон, посадил на автобус, и через четыре часа я уже была в Одессе. На следующий день утром вернулась домой.

В общежитии к нам с Дашой подселили двух первокурсниц – винничанок, моих землячек Свету и Дину. Девочки как-то быстро обзавелись друзьями. В нашу дверь постоянно стучали какие-то мальчики. И, если мы с Дашей в своё время сутками зубрили латынь, то наши соседки каждый вечер убегали на свидания.

Учиться стало легче, видно мы уже втянулись в ритм занятий, да и зубрёжки уже не было. Началась клиника, это было самое интересное.

Зураб писал мне часто, всякие милые глупости, которые пишут друг другу влюблённые. И каждое письмо заканчивалось: «До скорой встречи, любимая!»

Так пробежали сентябрь, октябрь, ноябрь. Он приехал 30 декабря, и мы тут же смотались к Симоне. Здесь на втором этаже у меня была своя комната с диваном, книжным шкафом и письменным столом. Это Станислав уступал мне свой кабинет. Рядом была ванная с большим баком, обогреваемым, как и вся квартира, дровами. Осенью я приезжала чаще. Ох, и куркуль* был уважаемый Приходько! Мы до поздней ночи солили в бочках огурцы и помидоры, варили компоты и варенье, лечо** и всякие салаты из перцев.

И сегодня было полно дел. Мужчины уехали за продуктами и ёлкой, а, вернувшись, привезли молодого баранчика. Зураб заявил:

– Я всё-таки имею отношение к кавказскому народу, значит, буду делать плов. Ася, давай помогай...

Помогать я ему не собиралась, мне нужно было помыть всю квартиру, вынуть праздничную посуду и отварить овощи на салаты. Симона ходила на сносях, смешно переваливаясь по квартире. По сердцебиению плода, ждали двойню.

Свекровь её обожала, муж в ней не чаял души. Закончив все дела, мы поднялись наверх. Я ополоснулась в душе и, разложив диван, постелила постель. Зураб долго парился и мылся и выйдя раскрасневшийся, с полотенцем на бёдра улёгся на живот, подставив свою широкую крепкую спину:

– Асенька, сделай мне массаж.

Я усердно мяла его мышцы, колотила ребром ладони, щипала. Он только довольно постанывал. В конце концов, я устала и мне всё это надоело. Я сорвала с него полотенце:

– Поворачивайся на спину, – и удобно уселась сверху. Пусть он теперь меня массажирует...

На следующий день мы закончили все приготовления, накрыли стол и просто отдыхали. Потом дамы навели марафет, нарядились и все уселись к столу провожать старый год. К Приходько приехала его сестра с мужем и дочкой, пришли две пары учителей с работы. Под ёлкой всех ждали подарки. Хозяевам Зураб привёз бутылку марочного коньяка и большую коробку конфет. Мне достался маленький свёрток. Распаковав, я обнаружила коробочку, а в ней золотое колечко с маленьким рубином. «Надень, – шепнул он мне, – это тебе моей невесте». Куранты пробили полночь, все чокнулись бокалами с шампанским. Мы смотрели друг на друга и наши глаза говорили: «Я люблю тебя». Позже, уже в нашей комнате, уставшие от обильной еды, танцев и крепких объятий, где-то на зыбкой грани между сном и бодрствованием, я слышала его голос: «Асенька, ты ничего не бойся, верь мне, я выберусь скоро из этой дыры, а ты только учись и жди меня...»

Я любила и была любима, у меня был он – мой единственный, желанный, верные подруги, скоро я стану врачом. Чего ещё желать в жизни? Вот вам и уродина длинноносая!

Даша уезжала на праздники домой, а, приехав, сообщила мне, что летом выходит замуж за своего Алика и переведётся во Львов.

– Даша, ты хорошо подумала? Тебя не волнует, что он еврей?

Даша, кажется, впервые за всё время нашей дружбы обиделась на меня:

– Ты имеешь что-то против евреев?

– Ничего я не имею против, но потом твоим детям будут кричать «жиденята». Ты к этому готова?

Она покачала головой:

– Я не откажусь от него ни за что на свете и ни на кого другого его не променяю. Ты бы из-за этого отказалась от своего Зурабика?

– Ни за что!

В феврале Симона родила двух мальчиков. Дети были с маленьким весом, но здоровенькие. Я всё свободное время проводила у них, им нужна была моя помощь, и я моталась между Ужгородом и Береговым. Но я была так счастлива, что мне всё казалось по плечу. Я не чувствовала усталости, жила в ожидании скорой встречи летом с любимым. Всё было прекрасно!

Как же я ошибалась!

Прошла зима и наступила новая весна. Зураб писал редко, в последнем письме сообщил, что уезжает домой, а когда определится, сообщит свой новый адрес. Не успела я зайти в общежитие, как меня позвали с проходной к телефону.

Это была Симона:

– Асенька, нам надо поговорить... Сейчас к тебе едет Стасик, он привезёт тебя к нам...

– Зураб! Что с ним случилось? Он жив?

– Жив, жив, это не телефонный разговор, приедешь, поговорим.

Стасик приехал через час. На все мои вопросы он отвечал:

– Тебе Симона всё расскажет.

Я вбежала в комнату, дрожа от плохого предчувствия:

– Симона, что случилось?

– Ася, может, ты пообедаешь?

– Симона!

– Асенька, Зураб женился...

* – зажиточный крестянин, кулак. Здесь – в смысле хозяин.

** – классическое блюдо венгерской кухни, весьма распространённое в странах Европы.

Как и любое популярное блюдо, не имеет точной рецептуры, так как каждая хозяйка в любой стране готовит его по-своему. Неизменным и обязательным является наличие трёх видов овощей: сладкий перец, помидоры и репчатый лук.

Глава 16

Я должна была, наверное, побледнеть, заорать и упасть в обморок. Но, продолжала стоять ничего не ощущая, не чувствуя ног и лишь слушая Симону, которая продолжала:

– Он уехал в Москву и там женился. Ася, ты не молчи, скажи что-нибудь...

В голову лезли избитые, штампованные фразы:

«трус!»

«предатель!»

«нож в спину!»,

и сквозь туман пробивалось: «Почему? Почему? Почему?»

– Мне пора... – и направилась к дверям. Стало физически больно. Я как-то отстраненно подумала: «Вот так люди умирают от инфаркта...»

– Ася, куда ты пошла, ночь во дворе, оставайся ночевать.

Я должна была уйти, остаться одна, не видеть сочувственных глаз, влезть в какую-нибудь глухую дыру, морскую раковину и подумать, побаюкать свою боль, осознать, что случилось.

– Нет, я уйду... Не бойтесь за меня, я ничего с собой не сделаю.

– Подожди, Стасик отвезёт тебя на вокзал.

Он молчал в машине, за что я была ему очень благодарна. Уже когда я выходила, Стасик выглянул в окно:

– Асенька, хочешь, я поеду, набью ему морду?

– Хочу, – я даже смогла улыбнуться, – только лучше я сама.

Поднявшись в вагон, бегло пробежала глазами, проверяя, нет ли кого-то знакомых. У меня не было никакого желания с кем-нибудь общаться. Забившись в тёмный угол, опять и опять спрашивала себя: «Почему?» – словно я забыла весь русский алфавит, все слова и единственное, что помнила – горькое, жгучее «ПОЧЕМУ...»

Почему он не сказал мне, не написал, не позвонил? Ведь не женятся в один день, к этому готовятся заранее. Было бы мне от этого легче? Не знаю... Но он же как-то бы объяснил свой поступок: встретил другую, полюбил, прости, ля-ля-ля... Вот так, в один день встречают кого-то, забывают одну, влюбляются в другую? Я зациклилась на пунктике: почему не сказал, почему я узнала об этом от других, и только теперь до меня дошло, что он женат, женат... Это значит, он обнимает другую так, как когда-то обнимал меня, запустив пальцы в её волосы, поднимает лицо и целует в губы, как когда-то целовал меня? А по ночам она обвивает ногами его спину, он проникает в неё и они синхронно исполняют освящённый узами брака танец любви? А потом он ей шепчет, как когда-то мне, все милые словечки, которые вслух не произнесёшь? Как это было невыносимо больно... Та, Которая Внутри, выла, как деревенская баба на похоронах. Я ей не мешала... Эта ведьма, она его околдовала и увела у меня. Стоп! Она-то тут причём? Вся её вина лишь в том, что она красивая блондинка с большой грудью и пышным задом... Такой я её видела.

По проспекту 40-летия Октября я шла пешком в общежитие. Не было сил подняться в автобус, видеть женщин, возвращающихся домой, где их ждали верные любящие мужья. Даша, отработав досрочно секционный курс и патанатомию, уехала домой, выбирать зал для свадьбы. Я была предоставлена сама себе.

Явилась в общагу поздно. Девочка с проходной меня окликнула:

– Ася! Тут тебе из Москвы раз пять звонили.

– Ещё раз позвонит, скажи, я передала, что меня нет, и никогда не будет. Поняла? Так и скажи...

Девушка удивлённо провожала меня взглядом.

Тихонько войдя в комнату и не зажигая свет, я плюхнулась на койку. Глядя в потолок, продолжала свой монолог:

« Я не сдамся, он меня не сломает. Я вычеркну его из своей жизни, вырву из сердца, как исписанный листок. Живут же остальные. Я не первая и не последняя, которую бросили. Симу чёрненькую Эрик оставил, уехал в Москву. Что это им все „масквички“ мёдом мазаны?» Потолок меня внимательно слушал, не перечил... Я уснула. Проснулась от того, что Дина трясла меня за плечи:

– Ася, Ася, что с тобой? Ты кричишь?

– А, ерунда. Сон приснился, что мне делают операцию и вместо гланд, удалили сердце...

Я вставала утром, умывалась, чистила зубы, ходила на лекции, писала конспекты и даже бегала на стадионе. Посещала морг и, препарируя трупы, робко интересовалась, приходилось ли им так жестоко ошибаться в жизни, предавали ли их любимые, так же как меня?

Только кушать не могла. Заходила в столовую и сразу уходила, меня мутило от запаха пищи.

Прошло три дня, подумать только, всего лишь три дня, когда ноги сами занесли меня на почту, где служащая протянула в окошко сразу два конверта. Письмо от Зураба тут же порвала на меленькие кусочки и выбросила в урну.

Сашино открыла и стала читать:

«Ася, привет. Давно тебе не писал, хвастаться нечем, а плакаться я не люблю. Эта сволочь, моя жена, бросила меня, променяла на режиссёра К.. Он ей в дедушки годится, но это не важно – сразу предложил главную роль в своём фильме. Как я был слеп, Ася! Хорошо, что Россия богата на добрых и сердечных женщин. Одна из таких обогрела меня и утешила. Она не такая красивая, как та сволочь, но поверь мне, из неё ещё получится великая характерная актриса и мир о ней услышит. Ася, пиши, ты для меня, как луч света в тёмном царстве».

«Луч света...» Артист! И сейчас играет какую-то, ему одному известную роль. Вот и Сашу бросили, а он уже утешился...

Я добрела до общежития, поднялась на свой этаж, открыла дверь. Посреди комнаты у стола сидел Зураб...

Глава 17

Я, почему-то, не удивилась. Бросив на него мельком взгляд, обошла стол с другой стороны. Единственное, что меня порадовало: выглядел он неважно. Девочки тихонько покинули комнату, сожалея, что не придётся до конца досмотреть предстоящий спектакль.

– Ася... – он приподнялся...

Я предупреждающе подняла ладонь.

Эта змея, Та, Которая Внутри, высунула голову и зашипела: «Дай ему слово сказать...» Я безжалостно раздавила её каблуком.

– Очень хорошо, что ты приехал. Не нужно будет всё это посылать тебе по почте.

Открыв тумбочку, стала бросать на стол:

– Вот, твои письма, все до единого, кроме последнего. Я его порвала, оно мне пачкало пальцы. Вот твои подарки: томик Евтушенко, духи, извини, открытые, колечко, забирай, подаришь этой...

– Ася...

– Подожди, я ещё не всё сказала. А это твой шарфик, видишь, я его украла. Я засыпала вместе с ним, он пахнет тобою. Ты за ним приехал? А! Ты приехал посмотреть на меня зарёванную, с опухшим огромным носом, красными глазами и вскрытыми венами? Нет, это только красавицы могут себе позволить рыдать и биться в истерике. Сотни мужчин прибегут вытирать их прелестный носик и утешать. Уродины не плачут, они от этого становятся ещё некрасивее... Та, Которая Внутри, робко высунулась: «Красиво говоришь... Слезу вышибаешь...»

Зураб подошёл и схватил за плечи.

Я попыталась стряхнуть его руки:

– Не прикасайся ко мне...

Не тут-то было. Он крепко держал меня:

– Ася, кто тебе сказал? Симона? Жаль, что ты её всё-таки не придушила подушкой в своё время... – Я повела плечами. – Не дёргайся, слушай внимательно. Всё не так...

– Что значит, не так? Так ты не женился?

– Женился, но я женился фиктивно, ты поняла? Ф-и-к-т-и-в-н-о... женился, чтобы прописаться в Москве. Я этой женщине деньги заплатил за этот брак, всё, что я заработал в моей Тьмутаракани*... Я и видел её всего пару раз.

– Почему, почему ты мне не рассказал?

– Да, потому, что тебе и знать об этом не нужно было. Я просил Эрика молчать, но... Тебе рассказали лишь то, что хотели рассказать. Лишь половину случившегося.

Осознав всё, что он сказал, я отключилась.

Очнулась на своей койке. Зураб сидит рядом, держит за пульс.

– Ну и напугала ты меня... Ася, ты когда ела последний раз?

– Не помню. А что со мной?

– Голодный обморок. Ты в зеркало последний раз на себя когда смотрела?

– Я на себя в зеркало не смотрю никогда...

– Станислав едет за нами, будем тебя у Симоны откармливать.

Несмотря на мои возражения, снёс на руках вниз, усадил в машину, а когда прибыли к семейству Приходько, поднял наверх в комнату. Симона принесла суп, и он кормил меня из ложечки, не разрешая вставать. Я съела всё до последней капли.

– Зураб, я очень тебя прошу, не обманывай меня никогда, чтобы не случилось, рассказывай мне всю правду. – Я опустила ноги на пол.

– Клянусь тебе, моя госпожа. Эй, ты куда?

– Ну, я хочу в туалет, пусти...

– Я тебе принесу горшок.

– Ты чего? Я уже вполне... – Приподнявшись, почувствовала, как кружится голова.

– Всё, я иду с тобой, и не капризничать.

Спорить было бесполезно, всё равно пошёл за мной, помог помыться в душе, замотал в большую махровую простыню и уложил на диван.

В дверь постучали, и заглянул Станислав:

– Зураб, мы садимся ужинать. Ты с нами или тебе сюда принести?

– Сейчас спущусь. Ты полежишь одна? – Я кивнула.

– Стасик, дети не спят? Хочу на них посмотреть.

Он принёс близнецов и уложил их рядом со мной на диван. Им уже шёл четвёртый месяц, они узнавали меня и улыбались своим беззубыми ротиками. Звали их Виктор и Валерий, братья были рыжие и похожи, как две капли воды, только у Валерика на ушке было розовое родимое пятно. Я впервые осознала, что хочу ребёнка, мальчика, похожего на Зураба.

Он вернулся через полчаса, принёс горячий чай. Поставил стакан на стол и сел рядом:

– Попей, Асенька, и ложись отдыхать. Я буду спать внизу.

Я обняла его за шею, колючая щека прижималась к моей щеке, я ощущала знакомый и родной запах:

– Понимаю, что это безнравственно спать с чужим мужем, но ты не можешь меня оставить. А вдруг мне ночью станет хуже? Вот, мне и теперь очень плохо, и, если ты меня немедленно не поцелуешь, я умру...

Проснувшись посреди ночи, поняла, что чувствую себя здоровой, как бык. «Как корова...» – не преминула поправить меня Та, Которая Внутри. Я смотрела на спящего рядом мужчину, которого любила, как никого и никогда уже не буду любить. Легонько, чтобы не разбудить, гладила его тёмные волосы. Очень хотелось его поцеловать, но я знала, как он устал, какой нелёгкий путь проделал, добираясь ко мне.

На следующий день Зураб уехал. Мы долго говорили перед отъездом.

– Ты летом приедешь к нам, я тебя познакомлю с родителями, а зимой приеду свататься. Вот только забыл спросить, ты согласна стать моей женой?

* – разговорное: удалённая от городов местность, глухая провинция

Глава 18

Поезд «Москва-Будапешт» уносил меня в ночь на запад. Постукивая колёсами по шпалам, убаюкивал пассажиров, навевая им сны: кому счастливые, а кому – не очень. Свернувшись клубочком, спала моя пятилетняя Ирочка.

Напротив тихонько похрапывала Лиля. Мы ехали на Украину, к родителям. За окном привычный ночной пейзаж, убегающие деревья, ленты огней, просёлочные пути, редкие полустанки с крохотными, словно игрушечными домиками. Живут же там люди, вдали от цивилизации, без надлежащей медицинской помощи и элементарных удобств. Хотя железная дорога проходит рядом, но скорые не останавливаются, да и топать до станции не близко. А осенью и весной в грязи и тающем снеге вообще не пробраться. Но люди продолжают свою жизнь, влюбляются, женятся, рожают детей, ссорятся, мирятся, разводятся. Всё как везде, в маленьком заброшенном хуторе или большой шумной Москве, в которой я живу уже пятнадцать лет. Если открутить время назад, я не вышла бы на своей станции, а вернулась назад на двадцать пять лет.

Поезд привозит меня на пограничную станцию Чоп, оттуда на пригородной электричке я приезжаю в Ужгород. Опять в том далёком апреле кто-то подходит к дверям нашей комнаты, долго стучит и стучит. Даша спит, приняв лекарства, не слышит и не открывает, а я успела спуститься в прачечную. Потекла моя жизнь совсем другими извилинами, с другими друзьями, другим возлюбленным, ставшим моим мужем. Ему я родила не Серёжу и не Ирочку, а каких-то совсем других детишек. И не страдаю сегодня в СВ скорого поезда «Москва-Будапешт». Нет, я не собираюсь переписывать и менять своё прошлое. Мне не нужны никакие другие дети, я прожила счастливую жизнь со всеми радостями и невзгодами, дарила свою нежность и ласку любимому человеку, получала сполна взамен до тех пор, пока...

...После третьего курса летом Даша вышла замуж, а спустя семь лет мы будем с ней рыдать в Шереметьево. Она, Алекс и маленький Вадик улетят в Израиль, и мы попрощаемся навсегда.

Тем же летом Зураб познакомил меня с родителями, а зимой приехал к нам домой просить моей руки.

Я задумала тогда важное дело, но мне нужны были его согласие и поддержка. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок? Да ничего подобного – только через койку (накормив вначале). Проверено!

Это была незабываемая ночь... Он – мой султан и повелитель, я – его служанка и Шахерезада, готовая исполнять все его прихоти и пожелания. Когда мой неутомимый господин откинулся на подушки, я, пристроившись на плече, царапала ноготками его волосатую грудь:

– Зураб...

– ?...

– Зураб, я вот что, я хочу сделать операцию.

– Анастасия, какую операцию? Что ты придумала?

– Ринопластику. Я хочу исправить свой нос.

Он приподнялся на локте:

– Что ты придумала? Зачем тебе это надо? Ты же понимаешь, операция – есть операция, это больно, местный наркоз. Вот я смотрю на тебя и вижу...

– ... носище мой ты видишь! И не говори, что это мне не мешает. Мешает, ну... солнышко, ну пожалуйста.

– Почему сейчас? Подожди ещё пару лет... – Ага, он думал, что я передумаю.

– Нет, я хочу сейчас, хочу быть красивой невестой.

Почему-то этот аргумент его убедил.

– Ладно, приедешь летом ко мне в Москву, я договорюсь.

«Ура!» – закричала Та, Которая Внутри, и я вместе с ней.

Он ещё долго ворчал, ворчал. Потом, крепко прижав к себе, зашептал:

– Асенька, дался тебе твой нос, у тебя неоспоримая куча достоинств. Сейчас проверю...

Пусть проверяет, разве я когда-нибудь возражала...

Летом я приехала в Москву и меня прооперировали. Когда сошли синяки и отёки, я смотрела в зеркало и любовалась собой. С лица убрали Эйфелеву башню и видно, как тёплым мёдом отливают глаза, как розовеют щёки и чувственно изгибаются губы. Зураб стоял за моей спиной, широко расставив ноги и сложив руки на груди:

– Тебе нравится? – спрашиваю я из зеркала, не оборачиваясь.

– Нормально.

– Нормально? И всё?

– Ты, Анастасия, была особенная. Теперь – такая, как все.

Я дулась на него две недели.

Поженились мы летом после пятого курса. Перед отъездом домой, я заскочила на почту и получила письмо от Саши:

"Ася, привет! Я слышал о предстоящих переменах в твоей жизни. От души тебя поздравляю. Передай своему мужу, что ему повезло, он – счастливчик.

С моими творческими успехами, я думаю, ты знакома. От предложений нет отбоя. В личной жизни всё не так просто. Я развёлся со второй женой. На сей раз, во всём виноват я – принимал благодарность за любовь. Я теперь свободный человек и хочу насладиться сполна холостяцкой жизнью. Завтра с театром улетаю на гастроли в Венгрию.

Ещё раз мои поздравления. Саша".

Жених был просто неотразим в светло-сером костюме, куда Марчелло Мастроянни до него. Я светилась от счастья, покручивая на пальце обручальное кольцо и поглядывая искоса на моего мужа, смущающегося от чрезмерного внимания. Он расслабился лишь поздно ночью в гостинице, где нам сняли номер. Сняв пиджак и галстук, подхватил меня на руки:

– Так, ты теперь Рудина Анастасия Михайловна, мужняя супруга и должна любить и слушаться. Ася, какое счастье, что это уже закончилось! А теперь, жена, бегом спать.

Мы так устали, что первую брачную ночь перенесли на утро.

Зураб приехал в Ужгород после сдачи госэкзаменов. Сбежав с выпускного банкета, долго бродили по городу, в котором всё началось. На следующий день отправились к Приходько повидаться, попрощаться и поздравить их с рождением дочки.

В Москве у нас была в коммуналке маленькая комната с большой нишей. Туда мы поставили кроватку и пеленальный столик, когда родился Серёженька.

Зураб работал ортопедом в ЦИТО*, готовился защищать диссертацию. Трудился очень тяжело, кроме приёма, обязательных ночей, были ещё дежурства в Большом театре. Все эти капризные танцоры балета с растяжениями и вывихами. У нас была дежурная шутка, когда он утром возвращался домой:

– Сколько балерин ты сегодня охмурил?

– Весь кордебалет...

А однажды в ответ на тот же вопрос, загадочно усмехнулся:

– Ах, Ася, ты меня недооцениваешь...

– Неужели Сама Прима?

– Бери выше – её партнёр.

Он уставал порой так, что я помогала ему раздеться и разуться. И при всей своей занятости, всегда находил время для сына, для меня, для встречи с друзьями. Мы изредка выбирались слушать оперу, смотреть балет Зураб отказался категорически. Лиля жила от нас по московским понятиям недалеко, на одной линии метро. Семьями мы не дружили, но перезванивались и всегда сообщали друг другу, если кто-то выезжал на Украину к родителям.

Мне пришлось своей карьерой пока пожертвовать. Я работала на полставки в районной женской консультации. Серёженьку в годик отдали в садик, он рос, как другие дети, и мне приходилось устраиваться со сменами, когда он болел. Приобретя кооперативную квартиру и перебравшись в Чертаново, решили, что пора родить второго ребёнка. У нас появилась дочечка.

Зураб был любящим мужем, наше супружеское ложе никогда не остывало. Но я ревновала его, и мне трудно было с этим бороться. Я видела, что он нравится женщинам, видела, как пьяненькие чужие жёны вешались на него, когда мы собирались компаниями на очередной день рождения или праздник. И никогда не опускалась до дешёвых номеров: заигрывать с кем-то, строить глазки, чтобы вызвать его ревность. Хотя вниманием мужчин не была обделена. Я считала, что как себя ведёт жена, так и муж.

То раннее утро, два дня назад, ничем не отличалось от других. Зураб дежурил, дети спали, я возилась на кухне, ещё раз продумывая, ничего ли не забыла с собой взять. На следующий день мы уходили в отпуск и уезжали в Сочи в санаторий им. Ворошилова. Путёвки нам устроил благодарный больной, которого Зураб собрал заново, как детский конструктор. Я слышала, как он открыл дверь и, переобувшись, зашёл ко мне.

– Анастасия, нам нужно поговорить...

*– Всероссийский институт травматологии и ортопедии

Глава 19

В Москве жаркое лето. С утра проехала поливка, сбила пыль, омыла придорожные кусты. Бегаю по вечерам, когда на улице уже можно дышать.

«Анастасия? Что стряслось, почему такая официальность?» – думаю , но молчу, наливаю ему чай с лимоном без сахара, пододвигаю блюдце с не жирным творогом, нарезаю тоненькими ломтиками бородинский хлеб. Зураб на диете, пытается сбросить лишний вес.

– Налей мне кофе, – усаживается удобней.

– Зачем тебе кофе, ты же спать пойдёшь? – Я согласна говорить, наливать, суетится, лишь бы отодвинуть неизбежный разговор, который, чувствую, ничего хорошего не сулит.

– Ты помнишь, я поклялся тебе не врать, и, чтобы не случилось, говорить правду?

Киваю головой.

– Я не знаю, как это случилось. Спал в ординаторской, а она подлезла, как змея... Ася, я тебе изменил. Прости меня, прошу, не знаю, что на меня нашло, ничего не соображал.

Неужели это правда, я не верила своим ушам? Не соображал? Изменил? Это что, индийское кино?

– Иди спать, проснёшься, собирай манатки и уезжай на дачу. Я с детьми еду к маме. Видеть тебя не хочу. Вернусь, разведёмся.

Дача – это только так громко сказано, маленький домик, но у озера, мы выезжали туда на выходные, ловили рыбу, варили уху... Чувствую, как стучит сердце, отдаётся в ушах.

– Ася, ну мы же цивилизованные люди, я попросил прощения, что ты сразу «разведёмся», прости, ну чего ты, и мы же завтра едем в Сочи...

– Мы цивилизованные? Или мы пещерные дикари? Мозгов нет – самка подлезла, самец её взял. Никуда я с тобой не поеду, можешь сдать билеты, хочешь отваливай со своей потаскухой отдыхать. Повторяю, если кто-то что-то не понял: уезжаю с детьми к маме, вернусь, подам на развод.

На кухне появился заспанный Серёжа. Как он похож на этого... папу своего, только глаза посветлей, мои.

– Чего вы расшумелись с утра? Папа, привет? Ты ещё не спишь? – Он переводил взгляд с меня на Зураба, чувствую, что-то заподозрил, большой уже, скоро тринадцать лет.

– Серёжа, умывайся и садись кушать, пока не остыло. И слушай, тут обстоятельства изменились, мы едем к бабушке.

– Как к бабушке? А море, мы же так ждали? Пап, ты тоже с нами к бабушке?

Я молчу, пусть сам выкручивается, как может.

– Нет, Серёжа, я поеду дачу ремонтировать. Помнишь, дверь плохо закрывалась и полы давно пора покрасить.

– Тогда я с тобой, не хочу к бабушке, там такая скукота.

Ещё чего, так я его и пущу! «А как это интересно не пустишь? Папа он ему или нет?» – интересуется Та, Которая Внутри.

Я ушла будить Иру. Та сладко спала в обнимку с зайцем. Присела у неё в ногах. Мысли теснились в голове, набегали, исчезали, шок, боль, непонимание... Как теперь дальше жить? Всё рухнуло в одно мгновение, Вот так подарок на пятнадцатилетие нашей свадьбы. Зачем мне эта правда, что мне с ней делать, лучше бы молчал... Развод? Это как? Муж и жена, два любящих ещё вчера друг друга человека, являются на суд, получают бумажку и ...всё? Чужие? Я ему никто, он мне никто? Возвращаемся домой, и начинаем делить всё поровну: мне – тарелку, ему – тарелку, мне – вилку, ему – вилку, мне – ребёнка, ему – ребёнка... Шиш два я ему детей отдам! Я разрыдалась, тихонько давясь слезами, чтобы не разбудить дочку.

– Ася, – Зураб стоял в дверях спальни, – Ася, успокойся, я сделаю всё, что ты скажешь. Хочешь, чтобы я сейчас уехал, я уеду. Не торопись... Подумай. О нас, о детях.

– Уйди, я видеть тебя не могу. Ты думал о нас и о детях, когда... Или ты решил, приду, попрошу прощение, и всё забудется?

Проснулась Ира.

– Папа, папа, ты уже купил мне шапочку и ласты? – Она взобралась к нему на руки. – А зайку можно взять с собой? Его пустят в самолёт?

Я забрала её:

– Пошли, Ирочка, сырники кушать. Папа ложится спать. Пошли.

Он зашёл в спальню, достал большую сумку и стал складывать туда свои вещи и Серёжины. Я не могла запретить сыну уехать с ним.

Когда захлопнулась дверь, я позвонила Лиле:

– Лиля, я на днях уеду к маме. Ты хочешь своим что-то передать?

Она долго молчала в ответ, наконец, произнесла:

– Ася, у тебя что случилось? Я же тебе сказала, что уезжаю послезавтра и что у нас встреча одноклассников – двадцать лет...

Да, Лиля в самом деле мне говорила что-то такое, но я пропустила мимо ушей, зная, что мы уезжаем на юг. Наш класс уже встречался дважды. Через десять лет после окончания школы я поехать не могла – у Зураба умер отец, и мы уехали в Днепропетровск. Спустя пять лет – родилась Ирочка. Лиля тоже ни разу не была, а вот сейчас решила поехать.

– Хорошо, я возьму билеты, и мы поедем вместе.

– Как же ты возьмёшь сейчас, я за месяц заказывала, билетов нет?

– Не волнуйся, у меня беременная зав. кассовым залом, ещё и поменяю нам на СВ**.

Так я и оказалась в скором поезде «Москва-Будапешт». Мы не могли поговорить, пока Ира не уснула. Вначале она всё ныла, почему мы не поехали на море, почему папа уехал на дачу, почему Серёжа поехал с папой, а она нет... Слопав два бутерброда, повеселела и сообщила нам, что будет артисткой и ни за что врачом. Ей жалко резать лягушек, мышек и рыбок. Людей ей почему-то не жалко...

В семье, где родители врачи, дети знают, что такое наркоз, физиотерапия, беременность, роды и т.д. Серёжа с детства был уверен, что будет врачом и непременно нейрохирургом. Когда он впервые заявил об этом, Ира, наморщив лоб, поинтересовалась, что это такое.

– Хм, я буду мозги людям пересаживать.

– Мозги? А зачем, что им своих не хватает?

– Тупая ты, Ирка. Вот Пушкина ранили, да? Он умер, да? А взяли бы и кому-то другому его мозги пересадили, и был бы новый Пушкин.

– Это кому же? – Ира все свои сомнения должна была рассеять до конца.

– Кому, кому... Да хоть, кому-нибудь. Кто бы это отказался? Ты бы хотела, чтоб тебе мозги Пушкина пересадили?

– Нет.

– Почему? – Серёжа был изумлён.

– Пушкин – мальчик, а я – девочка, вот сам себе и пересаживай...

Пропев нам все песни из бенефиса Гурченко* и закончив своей любимой: