Текст книги "Уродина (СИ)"

Автор книги: Карин Гур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

* – название костей на латыни.

Глава 11

Когда раздвинулся занавес, в полумраке на сцене смутно виднелся операционный стол и окружившие его фигуры в белых халатах. Под стук метронома мужской голос чётко произнёс: скальпель, пинцет, зонд, спирт, СВЕТ!

Вспыхнул яркий свет, ребята сбросили халаты и повернулись к зрителям с музыкальными инструментами в руках. И грянул первый советский твист*, всеми любимая песня:

Ты мне вчера сказала, что позвонишь сегодня

Но не назвав мне часа, сказала только: «Жди»

И вот с утра волнуясь, я жду у телефона

И беспокойно сердце стучит в моей груди... **

Зал взорвался бурными аплодисментами.

Математики тоже не подкачали. Судьи были строги, но снисходительны. Победила дружба – ничья. Зураб гордился мною, словно я вторая женщина в мире, полетевшая в космос. Он ёрзал на стуле и украдкой гладил меня по коленкам. Я, стесняясь, что кто-то увидит, отталкивала его руку.

Все выходили из зала в приподнятом настроении, вспоминая запомнившиеся шутки. У входа нас остановил Левин:

– Мы идём ко мне отмечать боевую ничью. Присоединяйтесь!

Я молчала, предоставив Зурабу самому решать, понимая, что собирается мальчишник. Это были его друзья, однокурсники, они проучились вместе шесть лет и скоро расстанутся. Не было у меня никакого право зудить и тащить его за собой, хотя больше всего на свете хотелось побыть с ним наедине.

Видя его сомнения, помогла ему:

– Иди, увидимся завтра, я пойду с девчонками. – Я видела благодарность в его глазах.

Симона накануне выписалась из больницы. Комендантша, честно говоря, тётка очень противная, на сей раз, не сказав ни слова, выдала мне новый матрас и комплект белья. Пользуясь её хорошим настроением, выклянчила у неё вазу для цветов. Так что Симону ждала чистая постель, цветы в вазе на тумбочке и куча вкусных вещей, которые ей натаскал весь курс.

– Итак, Симона, с сегодняшнего дня ты освобождаешься от дежурства по палубе (каждую неделю кто-то из нас должен был наводить порядок в комнате), твои халаты мы будем с Дашей стирать, а ты отдыхай и набирайся сил.

Вечером после КВН она не спала и ждала нас, чтобы послушать, как всё прошло.

Нам тоже не спалось от возбуждения и переполнявших нас эмоций. Мы ей всё подробно рассказали и даже разыграли в лицах. Она улыбалась, слушая нас, я давно не видела на её лице такой хорошей улыбки. Симона очень изменилась за эту неделю, похудела, отцепила дурацкий шиньон, лишь изредка воспоминание о случившемся гасило свет в её глазах и слёзы непроизвольно стекали по щекам.

Сегодня мы почувствовали себя близкими подругами, и я отважилась её спросить:

– Симона, слушай, если не хочешь, не рассказывай, но...

– Я поняла тебя, я расскажу вам девочки и так это уже давно не секрет. Это Павлюченко.

– Какой Павлюченко? Наш преподаватель с гистологии? Так он же (опять я чуть не ляпнула «старый»)... женатый.

– Ася, ему сорок шесть лет. Я ничего от него не хотела, а когда забеременела, обрадовалась: вот будет у меня родная душа, уйду в «академку», а там мне тётка поможет закончить институт.

– Сорок шесть... А что, в этом возрасте ещё «этим» занимаются?

Даша и Симона расхохотались от души.

– Ась, коль у нас такой вечер откровений, признавайся, ты ещё девица?

– Ну, не совсем...

Симону мой ответ озадачил, как это можно быть «не совсем», но зная мой характер, не стала допытываться.

– А с Зурабом, вы что? Ещё не попробовали?

Я опешила:

– Ничего мы не пробовали, с какой стати, ты, Симона, даёшь... – у меня не хватало слов. Помешались они все на «этом». Нет, нет, Зураб не такой, ему «это» не нужно...

– Ну и должна я тебе сказать, что напрасно ты время теряешь, через два месяца он уедет, и опять останешься ты «не совсем». А он, должна тебе сказать, хорош в постели... Не, не... У меня с ним ничего не было, но девочки делились, Ты, надеюсь, не думаешь, что он до сих пор невинен, как агнец?

– Ой, отстаньте от меня, слушать противно...

Возможно, мы бы рассорились, но в дверь тихонько постучали. Явился Зураб сказать мне спокойной ночи. Мы уединились на площадке, целуясь и обнимаясь, а эта паразитка, Та, Которая Внутри, заинтересовано ухмылялась: «Слышала, хорош в постели, слышала? Прижмись-ка к нему покрепче, потрись животиком, что-то на твою „невинность“ он не посягает».

Я ушла спать, мысли путались в голове, мне приснился сон, что мы оба обнажённые и... Даша меня разбудила на самом интересном месте.

При всей нашей занятости, мы всегда находили время друг для друга. У меня экзамены, у него госэкзамены, но в один из субботних дней мы уехали на пару часов в Невицкое***. За ручки, как младшая группа детского сада, побродили по окрестностям гор, спустились в маленькое кафе. Зураб заказал «Токайское», мороженое. К вину нам принесли орешки, нарезанные кусочками яблоки. Флёр грусти и предчувствие скорой разлуки витали над столом. Я ждала от него каких-то слов, обещаний, не осознав ещё, что для меня значат эти отношения. Зураб взял меня за руку:

– Асенька, я скоро уеду, сначала домой в Днепропетровск, потом по назначению в Херсонскую область и скорее всего год мы не увидимся. Ты так молода, готова ли уже к серьёзным изменениям в жизни. У тебя будет достаточно времени разобраться в своих чувствах. Я буду ждать и приму от тебя любой ответ.

Он не признавался мне в любви, не клялся помнить вечно, но, похоже, решил для себя связать свою жизнь со мной? Или я что-то не так поняла?

А тут нагрянул май. Расцвели сакура и магнолии, город пах, как пятнадцатилетняя озорница, вылившая на себя флакон дорогих маминых духов. Люди ходили, сидели и лежали в обнимку. Мы с Зурабом тоже ходили и сидели, но до лежания дело так и не дошло...

* – Тут мнения расходятся. Некоторые считают первым советским твистом песню «Чёрный кот» – музыка Юрия Саульского на стихи Михаила Танича. Написана в конце 1963 года.

** – Песня «Позвони» Полад Бюльбюль-оглы.

*** – место отдыха примерно в 10 километрах от Ужгорода

Глава 12

Бывает в жизни каждого из нас, что какие-то события мы помним смутно, а то и совсем забываем. Для меня практически весь второй курс превратился в вереницу однообразных, похожих один на другой дней. Я не помню, шли ли дожди, выпал ли в том году снег. Не помню, ходила ли я в кино, гуляла ли с подругами. Что-то, наверное, происходило, но с отъездом Зураба я словно потеряла какую-то часть своей личности. Светлыми вспышками были те дни, когда зайдя на почту, предъявив свой студенческий билет, я получала белый конверт, подписанный крупным чётким почерком. Это был целый ритуал: я вкладывала письмо в сумку, забрасывала её на плечо и шла домой в общежитие. Сумка грела руку и бок, тепло подымалось выше на шею, на лицо и, вот уже вспыхивали огнём мои глаза и в них просыпалась жизнь. День становился прекрасным и необыкновенным, несмотря на мрачное небо, покрытое тучами, и хлюпающую грязь под ногами. Войдя в комнату, с трудом сдерживая нетерпение, я сначала переодевалась, потом садилась на кровать и доставала конверт. Внимательно перечитывала свою фамилию и имя: ведь он писал их и видел меня перед глазами, или уж точно думал обо мне. Разрывала конверт, вытаскивала содержимое и очень радовалась, когда было хотя бы два листа – не очень-то Зураб баловал меня. Пробегала их по диагонали от первой строчки:

«Здравствуй, дорогая Асенька», до последней: «Целую, Зураб» и начинала читать с начала, смакуя каждое слово. Он писал мне не часто, и я после каждого письма решала для себя выдерживать характер и сразу не отвечать. Терпела день, другой... Та, Которая Внутри, неодобрительно заявляла: «Что ты выпендриваешься? Сравнила себя с ним. Он там пашет с утра до вечера, один врач на два села, и хирург, и гинеколог, и педиатр, а ты дурью маешься...» Бывала она иногда права, ничего не скажешь.

Обе Симы в поте лица готовились к защите дипломного проекта, бегали по клиникам. Сима чёрненькая последнее время всё чаще оставалась по вечерам в общежитии, а Эрик у нас почти не показывался. Она особенно с нами не делилась, но понятно было, что между ней и женихом пробежала чёрная кошка. Симона, наоборот, цвела и пахла. У неё в ортопедии появился какой-то больной, не очень к ней равнодушный. Бедняга чинил крышу и свалился со второго этажа. Поломал ногу, она неправильно срослась, её ломали и опять наложили гипс. Симона его опекала и не раз оставалась после дежурства, просто посидеть с ним и поговорить о жизни. В один из дней она встретила меня после занятий:

– Ася, пошли, пошли, что я тебе расскажу...

Оккупировав скамеечку на набережной, мы уселись, и она, перескакивая с одного на другое, заикаясь, рассказала, что случилось. Я с трудом разобралась в этой мешанине слов и чувств. Короче, пила она чай в ординаторской, когда за ней прибежала медсестричка с ортопедии и сообщила, что этот с переломанной ногой срочно просит позвать рыжую докторшу. Когда Симона заявилась, он объявил, что его сегодня выписывают, и завтра вечером они с мамой приедут её сватать и чтобы она позвала всех своих подружек..

– Я не верю, что это правда. Ася, что мне делать? Что?

– А ничего тебе делать не нужно. Иди в парикмахерскую, причешись красиво, только не цепляй, пожалуйста, свой веник. А я бегу мыть полы.

На следующий день после обеда комната набилась девчонками, все ждали, чем это кончится. Жених приехал ровно в семь часов вечера с мамой и с сумками полными еды, тарелок и рюмок. Он был невысок, на полголовы ниже Симы, но крепко сложён, кряжист и не казался маленьким. Красивый костюм сидел на нём, как влитой. Обойдя нас всех по очереди, каждой пожал ручку и представился:

– Приходько Станислав Остапович, а это мама моя Катерина Григорьевна. Садитесь все до столу.

Как из скатерти-самобранки появились на столе пирожки, рулеты, блинчики, всевозможное домашнее печенье и несколько бутылок с вином и газировкой. Мы расселись, кто у стола, кто на кроватях, а кому места не хватило, стоял. Симона не дышала.

Станислав Остапович поднялся:

– Дорогие гости, наливайте, пожалуйста. Я пью воду, так как за рулём.

И, повернувшись к Симоне, продолжил:

– Уважаемая Серафима Юрьевна! Мне тридцать девять лет, холост, так как до сих пор не встретил женщину своей мечты. Я – директор школы и преподаю историю и обществоведение. Имею хорошую зарплату, машину, собственный дом в Берегове с садом и всякой живностью, так что Вы у меня ни в чём не будете нуждаться. Предлагаю Вам свою руку и сердце, и, если Вы согласны, через неделю распишемся. – В комнате воцарилась звенящая тишина. – А что? Куда тянуть? Я уже не мальчик и хочу ещё успеть родить с любимой женой двух хлопчиков и девочку.

Все молчали. Чтобы разрядить обстановку, я вскочила, захлопала в ладоши и заорала:

– Горько!

Девочки меня поддержали, а жених, не будь дурак, схватил Симону в охапку и впился, как коршун, в её губы.

Когда все разошлись, Станислав Остапович подошёл ко мне:

– Анастасия Михайловна! Во-первых, предлагаю перейти на «ты». Во-вторых, я знаю, что ты моей Симочке спасла жизнь...

Я попыталась, что-то сказать, но он меня остановил:

– Подожди, подожди. Так знай: отныне мой дом – твой дом, если тебе нужна машина, там куда-нибудь поехать, я твой личный шофёр. Я если кто тебя посмеет хоть словом обидеть, звони мне, я за тебя горой. А сейчас я увезу свою невесту к себе, пусть посмотрит на мои хоромы, познакомится, так сказать, если вы не возражаете.

Симона, не сказавшая до сих пор ни слова, кинулась нас целовать, набросила кофточку и ушла с ними.

Через неделю сыграли весёлую свадьбу, и вскоре Симона переселилась к мужу.

На майские праздники я поехала к Даше в гости, она уже столько раз меня приглашала, что на сей раз я не отказалась. Даша собиралась меня познакомить со своим мальчиком. Предчувствия её не обманули, он вернулся из армии и ещё летом они начали встречаться. Приехав во Львов, тут же подключились к подготовке праздничного стола. Отмечать должны были у каких-то Дашиных друзей в складчину. Во второй половине дня приехал её парень. Высокий, худенький, чёрные кудрявые волосы, очки и длиненький носик сразу выдавали в нём еврея. Даша представила его:

– Кацалик, а это – моя подруга Ася.

– Как, как? – переспросила я, не поняв, это имя или фамилия.

– Алик, Кац. Алекс, – отчеканил юноша и обаятельно улыбнулся.

Запаковав продукты и напитки в большую сумку, мы отправились праздновать. Оказалось, что вечеринка будет проходить в соседнем доме, только подниматься пришлось на высокий пятый этаж. Дверь открыл молодой мужчина. Соломенные волосы, подстриженные «под горшок», такого же цвета усы подковой спускались ниже подбородка – типичный Хома.*

Это был хозяин дома Богдан, его жена с месячным ребёнком уехала к родителям в Тернополь. Кроме нас, явились ещё три пары и все с выпивкой и закуской. Невольно Богдан оказался моим соседом за столом и кавалером. Выпив, я расслабилась впервые за весь прошедший год. Убрав со стола, в ожидании чая и сладкого, Богдан поставил пластинку, «Чёрного кота». Но поскольку рок н ролл ещё не рухнул с неба на Планету Молодых, все под любую музыку танцевали медленный танец, вцепившись в партнёра мёртвой хваткой. Мы танцевали и танцевали, по-моему, даже без музыки, забыв о чае и торте, и само собой начали целоваться, пока не очутились в спальне. Послушно дала Богдану себя раздеть, уложить в постель и сделать со мной то, что и положено мужчине сделать с женщиной. Я словно разделилась на две части: пока Та, Которая Внутри, предавалась поступательно вращательным движениям, оскверняя супружеское ложе, вторая половина конспектировала в блокнот своей памяти все детали процесса. «А ничего... не противно... ничего особенного, но...» В этот момент Богдан шлёпнул меня по ягодице:

– Настя, ты чего лежит бревном, давай, двигайся, я думал медички поопытней.

Оказывается, всё не так просто...

Я двинулась ему навстречу, и в тот же момент вскрикнула от пронзившего меня острого наслаждения. Так вот о чём так много говорят! Захлопнув «конспект» и прогнав Ту, Которая Внутри, я полностью отдалась новым волнующим ощущениям...

Проснувшись утром, обнаружила себя в постели одну. Сладко потянувшись, не испытывая ни малейших угрызений совести, закуталась в простыню и вышла из комнаты. Навстречу мне шёл Богдан, уже принявший душ. Увидев меня, он смутился. Я кивнула ему, улыбнувшись, и направилась в ванную. Стоя под горячими струями воды, я недоумевала, почему, почему Зураб уехал и лишил меня всего этого? Боялся, что я пойду по рукам?

За завтраком мы встретились с Дашей и Аликом. Я, приподняв кружку с чаем, произнесла:

– Предлагаю выпить за нерушимую дружбу русского, украинского и еврейского народов!

* – герой повести Н. В. Гоголя «Вий»

Глава 13

Заскочив в разгар летней сессии на почту, я получила сразу два письма. Сашино вскрыла тут же:

"Ася, привет! Как дела? У меня сразу две прекраснейшие новости.

Во-первых, я женюсь. Она москвичка, моя однокурсница, красавица и такой талант, что, поверь мне, скоро о ней услышит мир. Вторая – я получил роль! Представляешь! Не главную, но со словами. Я так счастлив! Когда фильм выйдет на экраны, сообщу тебе его название.

Ася, не обижайся, что я не приглашаю тебя на свадьбу. Мы устраиваем всё дома, в тесном кругу. Потом уезжаем на неделю в Болгарию, а, вернувшись, сразу на съёмки. Думал, приеду летом повидаться с друзьями, но, увы...

Пиши, Саша"

На свадьбу он меня не приглашает! Так бы я и поехала. И чего ему жениться так рано? Та, Которая Внутри, тут же спросила: «А ты бы вышла замуж за Зураба, если бы он тебя позвал?» Не знаю, может и вышла, только точно не сейчас, а позже, года через... э-э-э... И всё-таки я девушка, а Саша вполне мог бы ещё погулять. «По-моему, ты ревнуешь...» – покачала головой Та, Которая Внутри, но не дождавшись ответа, успокоилась. В нарушение всех традиций, письмо от Зураба вскрыла тут же:

«Дорогая, Асенька! Что-то ты не балуешь меня последнее время своими письмами. Понимаю, у тебя сессия, но не хорошо забывать старых друзей».

Чёрт! Я же ему не ответила на последнее письмо, закрутилась. Так ему и надо! Пусть знает, как это ждать неделями весточки и не получать.

Дальше он писал, что в августе у него будет небольшая передышка. В соседнее село приезжает молодой специалист, такой, каким он сам был год назад.

« Если бы ты могла ко мне приехать, я был бы очень рад. Особой роскоши не предлагаю, но на рыбалку съездим точно».

Я почти дошла до общаги с письмом в руках, когда меня догнала Даша:

– Ася, ты чего, я уже полчаса за тобой бегу и ору, а ты не слышишь.

– Даша, мне грустно. Вот радоваться вроде нужно, а я боюсь...

– Чего ты боишься?

Я рассказала ей, что Зураб меня зовёт к себе и совершенно понятно, чем это закончится. У меня не было секретов от Даши, она знала о той ночи с Богданом, изменившей наивную уродину Асю, которой я была прежде.

– Ася, пора тебе взрослеть, я тебе уже не раз об этом говорила. Подумай, у тебя ещё есть время. А давай пойдём в кафе, возьмёт кофе по-венски, пирожные и отпразднуем...

– Что мы будем праздновать?

– То, что мы молоды, светит солнышко, и нас любят мужчины. Сядем у окошка и будем улыбаться проходящим мальчикам.

– Не, я в профиль плохо смотрюсь, сяду напротив.

Вернувшись домой, весь июль провалялась с Лилей на пляже у нашего пруда. Лиля свою будущую жизнь видела совершенно чётко: познакомиться с кем-нибудь и выйти замуж. В Москве у неё жила тётя, родная мамина сестра, она этим делом займётся впритык к окончанию института.

– Лиля, а если он тебе не понравится? Ты в него не влюбишься? – Я лежала на спине, принимая солнечные ванны.

– Не понравится? Москвич, и не понравится? Ещё как понравится. Влюбишься, не влюбишься, выдумки всё это. Нужно выходить замуж, родить одного ребёнка и жить в своё удовольствие.

Мне было так жарко, что не было никаких сил выяснять у неё, что она имеет ввиду под «жить в своё удовольствие». Поднявшись, нырнула в тёплую грязноватую воду и поплыла на противоположный берег. В одиночестве нужно было обдумать, как сказать маме о своём отъезде, поймёт ли она меня, отпустит ли...

В тот же вечер я поговорила с мамой. Она понимала, что я уже два года живу самостоятельной жизнью и, если решу вступить в отношения с мужчиной, никого не буду спрашивать.

Ранним утром Одесса встретила меня тёплым дождиком. Первым, кого я увидела на перроне, был Паша.

– Ася, ну и дела! Я только что Шурика проводил. Ты куда?

Я рассказала, куда и к кому еду. Проводив меня в порт, Паша усадил на «Комету» – судно на подводных крыльях, которое за 2 часа 40 мин, пересекая море и заросший высокой осокой лиман, доставил меня в Херсон.

В Херсоне меня встретил Зураб. Я не знала точно, когда приеду. Мы договорились от 14.00 до 18.00 ждать друг друга у почты рядом с автодорожным вокзалом. Я пришла, видимо, как всегда первая. Его не было. Покрутившись туда-сюда, вошла вовнутрь. Он шёл мне навстречу. Я, в который раз, глядя на него думала: "Неужели этот высокий, взрослый, красивый мужчина из всех женщин в мире выбрал меня, длинноносую уродину? У него, видимо, затмение ума и сердца. В один из дней этот морок спадёт, и он увидит, сколько вокруг красоток.

Мы остановились, молча глядя друг на друга. Он выглядел похудевшим и уставшим. Подошёл ближе, обнял меня, слегка прижал к себе и погладил по волосам.

– Здравствуй, Асенька. Как ты добралась? Давай сумку, пошли, нас ждут.

Ждал нас на стареньком «Москвиче» симпатичный рыжеволосый паренёк.

– Знакомься, Ася, это Семён, сын директора местного мукомольного завода, редкостный бездельник, правда, Семён.

Паренёк смущался.

– Ничего, скоро в армию пойдёт, там повзрослеет.

Зураб говорил и говорил, в какой-то момент я поняла, что он волнуется и боится этой встречи не меньше меня. За пустыми разговорами он пытался спрятать свою растерянность и отодвинуть тут миг, которого мы оба и желали и так долго ждали.

Дорога была длинной, но и она закончилась. Мы въехали на пыльную улицу, вдоль которой по двум сторонам за невысокими заборами и развесистыми деревьями прятались одноэтажные домики. Возле одного из них мы остановились, распростились с водителем и вошли через деревянную калитку. Это был обычный деревенский двор. Узкая дорожка, засаженная кустами, вела к крылечку, на котором нас ждала невысокая пожилая женщина в пёстром платочке. Увидев нас, она спустилась:

– Зураб Фёдорович, что же вы так долго, я уже волновалась. – Она протянула мне руку. – Тётя Лена. Заходи, деточка, устали, небось, с дороги, я сейчас погрею поесть.

Из сеней вели две двери направо и налево. Мы зашли налево.

– Это мои хоромы, хозяева строили для детей, а те поразъехались. Умывайся, сейчас будем кушать.

На его половине были две смежные комнаты. Первая вроде кухни, с большим столом, газовой плитой с баллоном и широким диваном с плюшевым ковриком над ним, на котором горделиво задирал голову взрослый олень.

Во второй комнате стоял шкаф, старая тумбочка и кровать с кучей подушек, покрытых вышитыми накидками. Я присела на неё и провалилась в пышную пуховую перину.

Мне всё здесь нравилось. Здесь я сегодня буду спать.

После обеда-ужина, мы вышли пройтись, он показал мне больницу, сельский клуб с вывеской «Фантомас» и лысым Жаном Маре на ней, небольшую библиотеку.

Сделав круг, вернулись домой.

– Асенька, ты можешь принять душ. Я пока постелю – себе на диване, тебе – на кровати.

Во дворе стоял самодельный душ, на крыше его была установлена бочка, в которую с утра наливалось несколько вёдер воды и они нагревались на солнце. Смыв с себя пыль и усталость долгой поездки, вернувшись в комнату, ждала, пока он помоется.

«Зачем я приехала? – думала я. – Он меня даже не поцеловал. Я кто для него: подружка, маленькая девочка с которой он нянчится?» Зураб вернулся. Тёмные волосы блестели от воды, чёрные глаза – от сдерживаемого с трудом желания. Он был в майке и спортивных брюках. Я поднялась ему навстречу.

– Зураб...

– Ася...

– Ты ложись, устала с дороги, я буду спать в кухне на диване.

Я покачала головой:

– Ты останешься здесь, со мной...

Он обнял меня, я почувствовала забытый и такой родной вкус его губ.

А потом всё исчезло. И в этом безвременье и безместье, бились в унисон два сердца, смешалось дыхание, и ночь уносила эхом в открытое окно:

– Я люблю тебя...

– Я люблю тебя.

Глава 14

Уже побритый и одетый, Зураб разбудил меня лёгким поцелуем.

– Асенька, я ухожу на работу, поспи ещё, я скоро приду.

Я обняла его:

– А не пойти никак нельзя? – Он уткнулся носом мне в шею. От него приятно пахло его любимым одеколоном.

– Ася, отпусти меня, а то я нарушу клятву Гиппократа, и мои больные останутся без помощи.

– А можно я к тебе потом приду?

– Угу, и позавтракай, ты худющая, вернёшься домой, твои скажут, не кормил девушку.

Вот так! Один всё стремился с меня вес согнать, второй желает, чтобы я поправилась.

Тётя Лена позвала меня пить чай. Только сначала она подала картошечку с маслицем, укропом и свежими, с огорода, огурчиками. На закуску – блинчики с творогом и сметаной. А к обеду обещала сварить борщик со свининкой. Да, так я быстро наберу вес. Я предложила ей свою помощь, но она отправила меня погулять.

Вытащив из сумки новый сарафан и белые босоножки, отправилась по пыльной дорожке инспектировать своего любимого, сопровождаемая дружным лаем собак. Я несла себя, как сосуд, переполненный любовью и нежностью. Каждая клеточка моего тела пела, наполненная его поцелуями и прикосновениями.

В поликлинике было пусто, у двери сидела молодая симпатичная беременная женщина. Я присела рядом.

– Вы приезжая? – спросила она. – На приём к Зурабу Фёдоровичу?

Я кивнула. Дверь открылась, вышел невысокий мужчина, и Зураб позвал из кабинета:

– Тамарочка, заходи.

Ишь, Тамарочка она ему! Я заглянула в открытую дверь:

– Можно мне тоже?

Он кивнул:

– Заходи, на двери висит халат, надень.

Зураб измерил ей давление, послушал, заверил, что всё у неё протекает нормально и, выписав направление на анализы, велел явиться через месяц. Он ей улыбнулся, она улыбнулась ему в ответ и вышла.

Нацепив очки, он стал заполнять больничную карту. Усевшись перед ним, спрятала под стол пыльные ноги:

– Зураб, ты с ней спал?

Отложив ручку и сняв очки, он поднял на меня глаза:

– Спал, Анастасия. С ней спал, с её мужем и с их котом. Это наша учительница младших классов, семь лет не могла забеременеть.

Глупо ревновать, но я ничего не могла с собой поделать. Я ревновала его к этой беременной училке, к нашей хозяйке, к восьмидесятилетней соседке, приносящей нам молоко и к её семилетней правнучке.

В дверь постучали. Вошла квадратная тётенька с упитанной малышкой лет пяти. Ещё одна явилась! Увидев, что я сижу за столом, повернулась к двери, но Зураб её остановил:

– Заходи, Татьяна Кирилловна. Это моя коллега.

Коллега я ему! Ну, ладно. Я внимательно посмотрела на девочку, и она мне не очень понравилась.

– Так что у нас приключилось? Детского врача сегодня нет, я пришла к Вам, Зураб Фёдорович.

– Вот жалуется, головка болит, вырвала вчера, совсем не хочет кушать.

– Температура была? Ну-ка, красавица, иди ко мне, открой горлышко.

Он поставил ей градусник.

– Была вчера, но невысокая.

– Горлышко красное, вот и температурка у нас 38.6. Полежим, попьём таблеточки, всё пройдёт.

Я взяла листок бумаги и, написав на нём «У неё глазки жёлтые. Это гепатит. Пошли её на анализы немедленно», подвинула записку через стол Зурабу. Он посмотрел на меня внимательно. Я понимала, что Зураб благодарен мне, что не стала вмешиваться вслух при больной.

– Давайте-ка, Татьяна Кирилловна, мы ей кровь посмотрим, мочу и кал. Она в садик ходит?

– Нет, этот месяц дома с бабушкой.

Он облегчённо вздохнул. Это освобождало садик от карантина, дезинфекции и прочей головной боли.

Мы вскоре вместе отправились домой. Зураб сгрёб меня в охапку и притворно возмущался, что у всех девушки, как девушки, а ему отличница досталась. Тётя Лены возилась на огороде, и мы тихонько пробрались в комнату, как воришки, единодушно рассудив, что борщ подождёт...

Всё было прекрасно, только время неумолимо бежало. Вот осталось лишь десять дней, восемь, неделя.

У сельского врача, как и у прочих советских тружеников, наступает когда-нибудь выходной. В четверг, явившись домой после работы, Зураб, довольно потирая ладони, заявил:

– Завтра с утра уезжаем отдыхать, ловить рыбку. Сейчас начнём готовиться.

Мы с тётей Леной только успели закончить генеральную стирку и сидели в тенёчке под яблоней, отдыхая от трудов праведных. Судя по сумасшедшему блеску в глазах моего любимого, это самое «ГОТОВИТЬСЯ» лёгкой жизни нам не сулило. Тяжело вздохнув, тётя Лена поднялась, держась за бок:

– Так, я пойду варить картошку в мундирах.

Я потянула её за рукав:

– Сидите, сидите, отдыхайте. Мы всё сделаем сами. Пошли. – И потянула Зураба за рукав.

Мы вошли на свою половину.

– Ах ты, эксплуататор бессовестный. Ты что, сам не можешь картошку сварить? Избаловали тут тебя, я посмотрю. Давай выкладывай, что там тебе нужно для этой рыбалки.

Целый вечер, в придачу к картошке, варили кукурузную кашу, заправляя её ароматным подсолнечным маслом, разрезали на кусочки макуху*, насаживая её на крючки, выкапывали в огороде жирных скользких червей.

Я уже ушла спать, а он ещё складывал спиннинги и удочки, проверял катушки и весь свой рыбацкий инвентарь. Так я и уснула, не дождавшись его. Сквозь сон ощутив, как скрипнула кровать и провалилась по соседству перина под его весом, тут же прижалась к нему, отыскивая губами его губы. Я не собиралась пропустить ни одной ночи...

Мы выехали очень рано, путь был не близкий. Отвёз нас всё тот же рыжий Семён. В соседнем районе на берегу Днепра была база отдыха, с небольшими домиками, разделёнными на две половины, столовой, в которой кормили три раза в день, лодками и чистым зелёным пляжем. Сначала мы ехали по трассе, потом свернули на просёлочную дорогу и вскоре оказались у закрытых ворот территории, окружённой высоким забором. «Сюда кого попало не пускают, – шепнул мне Зураб, – всё областное начальство здесь отдыхает». Уловив мой вопросительный взгляд, добавил: «Благодарный больной мне устроил, тут его кум директор». Кум, так кум, хотя я не очень разбиралась во всех этих степенях родства.

Нас пропустили внутрь, и Зураб отправился искать, где тут канцелярия. Его долго не было, я успела выйти и осмотреться вокруг. Очень чисто, заасфальтированные дорожки, зелёные клубы с лилиями, астрами, георгинами и уже отцветающими розами.

Вскоре появился Зураб с какими-то бланками в руках. Семён помог отнести вещи и всё рыбацкое снаряжение в нашу половину домика и уехал, пообещав вернуться в субботу вечером.

Мы устали после прошлой бессонной ночи и раннего подъёма, и, отказавшись от обеда, ушли к себе отдыхать. Сдвинув вместе две кровати, целомудренно разделённые тумбочкой, мы улеглись с явным намерением поспать. Я лежала на его плече, он не спал:

– Зураб, ты не спишь? – спросила тихонько.

– Нет, что-то не спится...

– Слушай, а почему тебя так назвали? Фамилия – Рудин, вроде не армянская, или у тебя мама армянка?

– Нет, мама – молдаванка, а папа – украинец. Это интересная история. Он служил в лётной части, и был у него друг Зураб. Поженились они одновременно и жёны их забеременели в одно время. И они решили, что если родятся мальчики, назовут их именами лучших друзей. Так и вырос в Ереване Манукян Фёдор Зурабович, а в Днепропетровске – Рудин Зураб Фёдорович. А имя Зураб означает божественный, вот такие дела. Спи, Ася, вечером попозже посидим у реки.

После ужина мы посидели на пляже, поплавали в тихой прозрачной водичке и надев спортивные костюмы, отправились подальше от пляжа и домиков, искать тихое место для рыбалки. Вскоре мы расположились у самой воды. Было тихо и безветренно. «Погода не для рыбалки» – заметил Зураб. Он закинул спиннинги, поставил удочки, и мы приготовились ждать.

Быстро стемнело. Днепр тихо плескался у наших ног, пахло влажной травой, зеленью и рыбой. В темноте он казался широким, как море, не видно было противоположного берега. «Чуден Днепр при тихой погоде» – опять пришли мне в голову эти строчки, и я вспомнила Сашу и нашу поездку в Киев и всё, что произошло между двумя глупыми, юными детьми. Трудно поверить, что прошло всего три года, а как изменилась наша жизнь. Улегшись на траву, уставилась в тёмное небо над головой, щедро усыпанное августовскими звёздами. Бездна притягивала, если присмотреться, всё там жило своей таинственной жизнью, недоступной глупому человеческому умишке. Как можно представить себе НЕЧТО не имеющее ни начала ни конца? А встретятся ли там когда-то наши души? И будут гореть с высоты всем оставшимся на земле? Будут они близки друг друг или далеки и невидимы? «В августе падают звёзды,» – вспомнила я, – «нужно загадать желание». Долго раздумывать мне не нужно было, оно, моё желание, сидело рядом со мной в ночной тишине. И вдруг откуда-то, из этой бездны видимо, родились строчки: