Текст книги "Уродина (СИ)"

Автор книги: Карин Гур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Не красиво шантажировать Сашу, но выхода у меня не было – мальчишки будут дразнить, пальцами показывать... Хватит, я уже это пережила. И нигде не сказано, что у каждой женщины в жизни должен быть мужчина, можно прожить и без него.

– Ты, Ася, зря на меня сердишься. Я ведь не думал, что так случится, то есть и я ... и у меня это первый раз. Извини...

– Извини? И что я с твоими извинениями делать буду? – Мне неожиданно стало смешно. – Уходи, Саша, пожалуйста, а то я тебя придушу.

Он ушёл, что-то бормоча себе под нос. Я поревела, попереживала, а потом решила, что ничего уже не поделать, случившегося не исправить, нужно с этим как-то жить дальше.

Чем-то меня эта мысль зацепила, что-то недодуманное мешало, я никак не могла сообразить, что. Словно заноза сидела в мозгах...

Умылась, и стала ждать возвращение родителей домой с работы. Нужно быть весёлой, обычной, они ни о чём не должны догадаться.

Я вскочила ночью от посетившего меня озарения. Вот оно что! Ребёнок! От «этого» получаются дети! Та, Которая Внутри съёжилась от ужаса, ей уже не хотелось ни свадьбы, ни фаты... С утра пораньше я помчалась в библиотеку, там ещё было закрыто, я просидела на скамейке, не шелохнувшись, пока не пришла библиотекарша. Схватив Большую медицинскую энциклопедию, уселась с ней в парке на скамеечке, пролистав, нашла нужные страницы. Прочитанное ещё больше убедило меня в том, что я беременна. Я чётко видела всю картину происшедшего:

Сперматозоидов (слово-то какое противное!) миллионы... Ужас! А моя клеточка всего одна. Утешало лишь, что половина выливается, ещё сколько-то уходят не в ту сторону, а остальные... ужас... устраивают чемпионат мира по бегу. И один, самый нахальный и шустрый с криком «Ура! Кто не спрятался, я не виноват!» внедряется в эту клетку, дуру малолетнюю и делает с ней ребёнка... Я сидела и не могла сдвинуться с места. Можно сделать, как они пишут в книге: «Искусственное прерывание беременности», то есть взять и убить маленькое существо с ручками, ножками, глазками... Оно-то в чём виновато, что попало в живот шестнадцатилетней идиотки?

Что мне теперь делать? Как я расскажу об этом маме? Зачем мне сдался сейчас этот ребёнок, когда я ещё ничего в своей жизни не успела... Первый раз я пожалела, что нет у меня верной и преданной подруги, которой можно всё рассказать и послушать, пусть дурацкий, но всё-таки совет. Какая же я невезучая... Неожиданно я почувствовала, что меня тошнит... Вот, первые признаки...

Есть всё-таки на небесах святая, точно из бывших грешниц, оберегающая наивных девочек, вроде меня. Через три недели я поняла, что никакого ребёнка у нас с Сашей не будет.

Последний учебный год начался, как обычно. Поцелуйчики, обнимашечки. Я села за одну парту с Лилей. Похоже, я утратила свой статус Уродины, и мы с Лилькой стали просто двумя самыми некрасивыми девочками в классе. Хотя я не понимала до сих пор, что в Лильке некрасивого. Хорошенький носик, гладкая ладная фигура, какая-то ленивая влекущая грация. Просто ещё не пришло её время. Мне с ней было не скучно, она была в курсе всех школьных дел: кто с кем дружит, кто с кем расстался. Сашу я старательно избегала, стараясь не сталкиваться с ним лицом к лицу. Он тоже быстро кивал мне и проходил мимо. Однажды Лиля поразила меня своей проницательностью. Мы возвращались домой и вдруг она спросила:

– Скажи, Ася, у вас с Сашкой что-то было?

Я вздрогнула.

– С каким? – С нами учился ещё один Саша, которого все называли Шуриком.

– Ой, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю.

– С чего ты вдруг взяла?

– Я вижу, как он на уроках смотрит на тебя.

– Ой, это тебе кажется. По-моему, он смотрит на тебя.

Лилю такой поворот событий явно заинтересовал. Она покраснела:

– Ты это серьёзно? – И надолго замолчала, оставив меня в покое.

Глава 7

Одиннадцатый год обучения был совершенно лишним. Нам его добавили, когда ввели в школах производственное обучение. Теперь раз в неделю дружным коллективом мы отправлялись на Машиностроительный завод, учиться токарному делу. Надев комбинезон и косынку, я с трепетом подходила к станку. Что-то там крутилось и искрилось, разбрасывая вокруг себя металлическую стружку. Я выучила новые для меня слова: обтачивание, растачивание, подрезание, резка, фаска и торцевание, абсолютно не вдумываясь и не понимая, какая между ними разница. Звучали они, как песня, как гимн умелым мужчинам, не боявшимся подходить к этому, брызжущему огнём и металлом, станку. Похоже, это не было моим призванием. Походив кругами вокруг работающих людей (которым мы, по большему счёту, вовсе не были нужны – они должны были выполнять свою производственную норму), послонявшись по цеху, мы с девчонками уходили на подсобные работы: что-то подметали, переносили, складывали. Так и проходил день.

Лучше бы я ходила в нашу районную больницу. Драила бы там полы холодной водой, выносила горшки, мыла больных, ходила в перевязочные. Видела бы грязь, кровь, гной, боль, безнадёжность в глазах обречённых и смерть. Слышала бы стоны тяжело больных, плач родных, потерявших своих близких. Всю изнанку профессии врача. Мне же всё это рисовалось, как на плакатах: белоснежный халат и благодарные взгляды спасенных мною людей. Может я тогда подумала бы лишний раз, какую профессию выбрать? Трудно сказать, разве можно это понять наперёд, ведь я до сих пор ни одного дня не пожалела, что стала врачом.

В классе все словно сошли с ума. Записочки, перешёптывание, переглядывания, горькие слёзы на переменках в женском туалете. Кто-то с кем-то дружил, ссорился, мирился, заводил новые отношение. Я смотрела на всё это со стороны глазами взрослого человека, приобретшего свой «печальный» опыт в том, что все называли любовью. Меня больше волновал вопрос, куда поехать учиться. Всё-таки Омск-Томск-Новосибирск это очень далеко. В начале третьей четверти приехал к нам в школу «зазывала» из УжГУ. Он рассказывал о молодом университете, новых кафедрах, приглашал поступать на математический факультет. Я случайно спросила его, есть ли у них медицинский факультет и, получив положительный ответ, поняла, что вопрос, куда ехать, для меня решён.

С Сашей мы, можно сказать, помирились, Невозможно находится полдня рядом, сталкиваться на спортивной площадке, классных вечеринках и продолжать дуться друг на друга. Я почти обо всём забыла, словно не было этой летней поездки, нашей неожиданной близости, моих переживаний. Я была устремлена в будущее. Словно только там меня ждёт что-то волшебное, сказочное. Вот тогда будет жизнь! Интересная, наполненная событиями, любовью и славой, и я в этом будущем какая-то необыкновенная... Так часто мы ошибаемся в юности, считая сегодня скучным, нудным и, в ожидании прекрасного завтра, отбрасываем день за днём, не думая по неопытности и молодости, что не так уж и много их нам, этих дней, отпущено.

А пока что пролетел последний школьный год, сданы экзамены на аттестат, прошёл выпускной вечер, который для наших родителей оказался более весёлым, чем для нас. В магазинах было пусто, но нам накрыли прекрасный стол, взрослые выпили за нас, за учителей, за мир во всём мире. Все жались по углам и вздохнули свободно, лишь когда родители отправились по домам, а мы, по традиции, гулять до утра по родному городку. В этот вечер Саша, улучив момент, отозвал меня в сторону:

– Ася, мы уезжаем отсюда. Папу опять переводят в Москву. А послезавтра я уже еду сдавать документы и проходить приёмные экзамены. Во ВГИКе всё начинается на месяц раньше. Можно я тебе потом напишу?

Меня охватили смешанные чувства: радость, что Саша исчезнет из моей жизни, как напоминание о не самом лучшем, что со мной случилось, и сожаление, что, скорее всего, мы уже никогда не увидимся.

– Да, конечно, напиши, я буду рада.

Та, Которая Внутри, сказала с укором "Хоть поцелуйтесь на прощание, будет так трогательно, как в кино". Но целоваться мы не стали, "кина" не получилось.

Отправив по почте документы в УжГу, в конце июля уехала на экзамены. Абитуриентам предоставлялось общежитие. Вот тут мне повезло. Я попала в одну комнату с девочкой, ставшей моей лучшей подругой на долгие годы. Мы даже были похожи внешне: одинаковые фигуры и рост, тот же «конский хвост» на макушке. Даша была старше меня на три года, красавица – натуральная блондинка с широко открытыми голубыми глазами и нежной прозрачной кожей. И носик у неё был маленький и прямой. Приехала она из Львова, где уже пыталась поступать безуспешно два года подряд. Мы сразу потянулись друг к дружке и уже не разлучались все две недели, пока шли экзамены. Та, Которая внутри шутила: «Вам осталось только разрезать запястья и поклясться на крови в вечной дружбе»

Первой была биология. В небольшом классе сидела приёмная комиссия из трёх человек. Две молодые женщины и между ними дремал старенький дедушка, такой старый, что, похоже, при нём отменили крепостное право. Я вытащила билет. Вот так номер! Первый вопрос:

"Формы полового размножения и их характеристики". Остальное я тоже знала прекрасно.

Я повертела билет в руках и заявила:

– Буду отвечать.

Старичок открыл один глаз.

– А готовиться? – уточнила женщина справа.

– Я готова.

Отбарабанив всё, чему нас учили в школе об одуванчиках, инфузорию-туфельку и водоросли, я обрушила на экзаменаторов всё прочитанное мною о процессе, с датами, размерами и возможными отклонениями, объяснив подробно, что такое партеногенез, конъюгация, гаметы и зигота. Старик проснулся окончательно. Он не отрывал от меня цепкого взгляда умных, проницательных, на удивление молодых глаз. Под конец я, решив похулиганить, пропела про близкое будущее, когда страдающим от бесплодия женщинам можно будет помочь, зачав ребёнка искусственно вне её организма.

– Уважаемая, гм, – он посмотрел в экзаменационный лист, – Анастасия, и кем вы, деточка, собираетесь стать, если поступите?

Я оправдала его ожидания, ответив без запинки:

– Гинекологом.

– Пять, безусловно, пять, блестяще, свободна.

– А второй вопрос? – уже выходя, тупо спросила я.

Глава 8

Я приехала к началу учебного года с тяжёлым чемоданом и радужными надеждами на светлые перемены в жизни, решив больше не быть букой, общаться с однокурсниками, ходить на танцульки и найти хорошего парня. Даша уже сняла на двоих чудесную светлую комнату. Дом находился на набережной в минуте ходьбы от медицинского факультета. Вот где я смогу бегать по утрам до самых морозов. Кроме нас, в ней жила хозяйка с двумя девочками и изредка появлялся её гражданский муж.

Мы решили поближе познакомиться с городом, во время вступительных экзаменов как-то было не до этого. По широкой зелёной набережной, вдоль обмелевший реки Уж, мы пришли на Театральную площадь. Это и был центр города, рядом филармония, через пешеходный мост – более старая часть города, а налево центральные узкие улочки с милыми кафешками и обилием магазинов. Сделав круг мимо почтамта, пообедав в Обкомовской столовой, вернулись домой. Завтра начало учёбы.

Совершенно ответственно заявляю: самое трудное учиться на медфаке. Это только в песне поётся: «От сессии до сессии живут студенты весело...», может, и живут всякие физики и математики, только не мы. Вот краткий перечень обрушившихся на нас наук: анатомия, химия и физика, гистология, медицинская биология, латинский и английский языки и так далее... Увы, никакими особенными способностями не должен обладать студент, чтобы хорошо учиться. Нужно только сидеть и зубрить, зубрить и зубрить все эти названия на латыни. Первые годы закладывают теоретическую основу к дальнейшему обучению. Похоже, что мои стремления стать компанейской девочкой, активно общаться с вновь приобретёнными подругами, ходить на танцы и крутить романы, откладываются на неопределённый срок...

На первой же лекции декан факультета гордо произнёс: Primum noli nocere! – «Прежде всего, не вреди!» – первая заповедь врача. Кстати, это была моя первая и последняя лекция, когда я явилась на занятия без белого халата и шапочки.

А латынь оказалась не такой уж и страшной. И всем давно известные нам: институт, факультет, доктор, доцент, ректор, декан, профессор и студент – это она самая латынь и есть.

На октябрьские праздники Даша уехала домой и приглашала поехать с ней. Но у меня была лишь одна мечта: выключить свет, задёрнуть шторы и спать... спать...

Ранняя Закарпатская осень началась нудным дождём, лившимся дни и ночи напролёт. Мелкая высохшая река наполнилась грязной водой, бурлила, разливалась, словно отыгрывалась за всё засушливое лето, словно хвасталась : вот я какая! Добираясь короткими перебежками до аудиторий, отучившись, поздно вечером возвращались домой, чтобы попить горячего чаю с незамысловатыми бутербродами и вновь засесть за учебники.

Я получила восторженное письмо от Саши. Он поступил, они переехали в Москву. Обо всём он писал с преувеличенным восторгом: квартира большая и в хорошем месте, девочки на курсе все красавицы, ребята все дружные, преподаватели – лучшие в Москве. Он сыпал известными на всю страну фамилиями и гордился, что видел этих людей воочию.

Сдав на отлично зимнюю сессию, я уехала на каникулы домой. Лиля, поступившая в Одесский политех, явилась на следующий день с утра и сообщила, что послезавтра нас ждут в школе, а потом все собираются у неё. Было здорово встретится с одноклассниками, все посерьёзнели, стали солидней, что ли. Саша не приехал, и я с удивлением обнаружила, что скучаю по нему. Паша вызвался проводить меня домой, и мы долго целовались у калитки. Он явно повзрослел и набрался опыта за прошедшее время.

Уехав из дому снежной холодной зимой, я вернулась в Ужгород, где уже пахло приближающейся весной. Были и новости, мы с Дашей получили места в общежитии, куда сразу перебрались.

Попали мы в комнату, где жили две подруги пятикурсницы, обе Симки. Сима чёрненькая, коротко стриженая, маленького роста, была похожа на подростка. Она появлялась в общежитии редко, у неё был кавалер с шестого курса, местный, и всё свободное время она проводила у него. Сима вторая – её полная противоположность: высокая, с большой грудью, круглым животом и крутой попой. На макушке у неё возвышались в три яруса завитки рыжих волос. Потом уже оказалось, что она цепляет шиньон, который делал её старше лет на десять. Эта самая Сима рыжая, которая называла себя не иначе как Симона, почему-то невзлюбила меня с первого взгляда. Даже не то, что невзлюбила, просто игнорировала, словно я пустое место. Она могла вернуться в комнату за полночь, не обращая внимания на то, что мы уже спим, включала свет, громко двигала стулья, хлопала дверцами шкафа. Потом, не выключая свет, уходила в умывальник мыться и стирать, возвращалась, свои трусы и лифчик бросала на спинке моей кровати. У себя на койке она аккуратненько развешивала свою наглаженную юбку и блузку. Я долго молчала, но в один из вечеров терпению моему пришёл конец. Мы с Дашей накануне готовились к ответственному коллоквиуму по анатомии, устали и лишь недавно улеглись спать.

Сима рыжая, по привычке, заявилась около часу, включила свет и начала шуметь, двигать стулья и пыхтеть. Я её вежливо попросила:

– Сима, выключи свет, пожалуйста.

Даже не повернув голову в мою сторону, она отцепила шиньон, положила на тумбочку и вышла из комнаты. Я терпеливо ждала, пока она вернётся и развесит свои тряпки на моей кровати. Наступил час моего триумфа. Поднявшись, взяла в одну руку её нашлёпку, в другую – ножницы:

– Сима, перестань включать свет и шуметь, когда мы спим.

– А то что будет?

Проснувшаяся Даша, села на кровати и, с трудом сдерживая смех, молча переводила взгляд с меня на Симу.

А та, похоже, не отдавала себе отчёта, сколь решительно я настроена. Молча отстригла с края шиньона рыжий кусок, и он медленно спланировал, распадаясь на пряди. Это было красиво!

– Ты идиотка, уродина длинноносая... – Она кинулась ко мне. Я сделала шаг назад:

– Сима, сними бельё с моей койки, я прошу тебя в последний раз.

– Ты больная, по тебе психушка плачет.

Схватив двумя пальцами её трусы, я открыла окно и выбросила их со второго этажа. Сима застыла.

– И учти, ещё раз это повторится, удушу тебя ночью подушкой.

С этого дня в комнате наступило холодное перемирие. Подозреваю, что Сима перестала спать по ночам.

За мартом наступил апрель, весна раскрасила деревья и кустики в зелёный цвет. Сбросив тяжёлую зимнюю одежду, девушки перешли на лёгкие плащики. Туфельки украшали стройные девичьи ножки в тонких чулках, освободившиеся от грубых сапог, либеральная мода на мини позволяла рассмотреть их во всей красе. Даже не верилось, что ещё несколько месяцев и подойдёт к концу первый курс нашей учёбы.

В тот апрельский день Даше нездоровилось уже с утра. Она еле отсидела три пары, за обедом поковырялась в тарелке с кашей. Когда мы вернулись в комнату, её уже знобило и болело горло. Симок, как назло, не было дома. Я стала рыться в тумбочке у Симки рыжей. Ну и бардак у неё! Конспекты вперемешку с драными чулками, пачки ваты, старый тапок... о, наконец, маленькая сумочка, в которой я нашла термометр и лекарства. Приняв жаропонижающее, Даша уснула. Собрав наши грязные халаты, я направилась в прачечную, когда в комнату громко постучали. Засунув свёрток под кровать, я приоткрыла дверь. На пороге стояли двое взрослых дядек...

Глава 9

Двадцать шесть лет было этим «дядькам», но мне, восемнадцатилетней, они казались пенсионерами. Одного из них я знала. Тощий, лысеющий блондин, Эрик, друг Симы чёрненькой. Второго я видела в первый раз. Высокий упитанный брюнет, крупные черты лица, полные губы.

– Симок нет, – заявила я и потянула дверную ручку на себя. Брюнет успел схватить меня за рукав:

– Слушай, это ты та самая Анастасия, которая грозилась удушить Симону? – Он оглушительно расхохотался.

– Тише вы, у меня подруга больная, только что уснула...

– Больная!? Так мы же почти врачи. Эдик, где твоя сумка?

Бесцеремонно оттолкнув меня в сторону, они вошли в комнату и направились к спящей Даше.

– Эрик! Доставай шприц, скальпель, спирт, будем девушку оперировать. А ты принеси кипятку.

– Никуда я не пойду, и вас с ней не оставлю. И, вообще, у меня нет чайника.

Даша от шума проснулась и с удивлением смотрела по сторонам.

– Конечно, только ты выйдешь, мы её сразу вскроем. Тебе останется только зашить. Мы так всегда поступаем с первокурсницами. – И он опять расхохотался. Клоун. И зачем он пошёл в медицину? – Ладно, ты видно только с Симоной храбрая.

Он постучал кулаком в стену, высунулся в окно и проинструктировал соседей, что нужно делать. Пока, достав фонендоскоп и ложечку, послушал Дашу, посмотрел горло.

– Ничего страшного, вирусная инфекция.

Через несколько минут соседи доставили нам горячий чайник, баночку с мёдом, малиновым вареньем и, почему-то, солёными огурцами.

– А теперь нужно отпраздновать счастливое спасение тяжёлой больной. Эрик, доставай.

На столе появились кружок домашней колбасы, кусок сала, крашенные яйца, белый хлеб и бутылка с прозрачной жидкостью.

– Попробуйте, девушки, это сливянка, не какой– то бурачный самогон. Вы помните, что сегодня Пасха? Выпьем же и, наконец, познакомимся. Это – Эдик, а я – Зураб. Мы учимся вместе, коллеги. Вы, как уже знает весь медфак, Анастасия, а спасённая красавица...

– Даша, – почему-то ответила я. Зураб? Армянин, что ли? Похож...

– Ага, Зураб, так зовут всех злостных алиментонеплательщиков. – Он опять рассмеялся, показывая белые зубы с маленькой щербинкой впереди.

– Злостные...что? – у меня сегодня что-то с юмором было туговато.

Когда через час или два вернулись расфуфыренные, накрашенные и тоже не очень трезвые Симки, они застали живописную картину. Две пьяненькие девочки в компании с двумя парнями, успешно прикончившие бутылку сливянки. Эрик откровенно ухаживает за Дашей, гладит её по ручке, Зураб рассказывает обязательные анекдоты про морг и оживших мертвецов, все весело хихикают. Симка чёрненькая тут же уселась Эрику на колени и принялась его целовать, а рыжая подсела к Зурабу, чмокнув его в щёчку. Она то трогала его за руку, то касалась плеча. У меня вдруг испортилось настроение, да и Даша откровенно клевала носом.

– Так, концерт окончен. Девушка больная и хочет спать. Забирайте свою колбасу и сматывайтесь. Всё на сегодня.

Гости нехотя засобирались и ушли, захватив с собой Симу чёрную.

Уложив Дашу на дальней от окна кровати, укрыла всеми одеялами, распахнула настежь створки и, притащив ведро воды, собралась мыть пол.

– Ты чего расселась? – повернулась к Симе рыжей. – Не спать же нам в этом хлеву. Иди на кухню мыть посуду.

Симка тяжело вздохнула и, хотя никакого отношения не имела к нашей пирушке, послушно собрала тарелки и стаканы и ушла.

Утром, проснувшись, как обычно, в половине шестого, выглянула в окно. Моросил мелкий дождик, но это был не повод отменять ежедневную пробежку. Я накручивала круги по стадиону, ни о чём не думая, вдох – выдох, раз, два, раз, два... Колбасу ела? Ещё круг... Салом закусывала? Ещё один...

Вернувшись в общагу, спустилась в душ. Горячей воды, как обычно, не было, но мне не привыкать. И лишь возвращаясь в комнату, вспомнила, что халаты так и остались валяться со вчерашнего вечера под кроватью. Я без зазрения совести взяла бы Симкин, только я в нём утону. По счастью, нашёлся Дашин халат, а она всё равно сегодня ещё на занятия не пойдёт. Подошла к ней, пощупала лоб. Вроде не горячая, пусть спит.

Пары пролетели быстро, купив в столовой Даше кашу с тефтелями, отправилась домой. В комнате за столом восседали Зураб и Даша. Перед ней стояли кастрюля с разливной ложкой и тарелка, от которой шёл ароматный парок. Зураб приподнялся:

– Привет, Настя. Вот пришёл навестить больную. Хочешь куриной лапши?

Я что-то буркнула в ответ, мол, уже поела.

– Ладно, я пошёл, потом зайду за кастрюлей.

«Это что тут происходит? – поинтересовалась Та, Которая Внутри. – Зураб клеится к Даше?» «А тебе не всё равно?» – ответила я и опустилась рядом с Дашей на стул.

– Ты как? Я вот тебе тефтелей принесла.

В это время отворилась дверь и заявилась рыжая Сима с пакетом. Она вынула оттуда бутылку молока, и ещё кучу всего в бумажных обёртках:

– Вот, сейчас нагрею тебе молочка... – Глянув на заваленный продуктами стол, дружно рассмеялись.

Прошли недели две. Я вернулась в общежитие, Даша отрабатывала пропущенный материал. В дверь постучали. «Проходной двор» – подумала, открывая. В проёме стоял Зураб. Я уже поняла, что просто так его не выпроводишь, отчеканила привычное «Симок нет, Даши тоже нет, сейчас отдам твою кастрюлю...» и, повернувшись спиной, направилась вглубь комнаты. Хлопнула дверь. Ушёл...

Тёплая мужская рука легла на моё плечо, он повернул меня к себе лицом:

– Настя, я к тебе пришёл...

В комнате что-то изменилось, прошуршало, прозвенело, натянулось и застыло над нами... Я сразу поверила, видя своё отражение в его зрачках, он не улыбался, а только смотрел своими тёмными глазищами.

– Называй меня, пожалуйста, Ася, хорошо...

– Ася... – эхом повторил он. – Я приду завтра после занятий. Хорошо?

Мы не знали, что нам ещё придётся встретиться этой ночью...

Глава 10

Я застыла посреди комнаты, где меня и застала Даша:

– Ася, что с тобой?

– Не знаю... Скажи, только честно, как ты относишься к Зурабу?

– Как? Хорошо отношусь, или ты что... ты думаешь, что я в него ... Аська, он же влюбился в тебя с первого взгляда, только слепому не видно. Аська, а ты?

– Не знаю, я ничего не знаю, я ещё никогда ни в кого не влюблялась. Разве может быть вот так сразу? И что он во мне нашёл, я некрасивая, молодая и глупая, со мной даже поговорить не о чём. Да, голова забита умными цитатами из книг, а сейчас лишь сплошными: Jugale os, Lacrimale os , Malare os, . Malleus...* Мы плохо знаем друг друга. Он, Даша, взрослый мужчина, со своими потребностями, а я ко всем этим взрослым играм не готова. Даша, я совсем запуталась, не знаю, что делать, ведь любовь – это должна быть радость, а я копаюсь в себе и копаюсь...

– У тебя, Ася, аналитический склад ума, ты всё должна понять, по полочкам разложить, ты не умеешь жить легко. А тебе нужно научиться. Ты боишься ошибиться? А как ты будешь знать, что правильно, а что нет, если не попробуешь рискнуть. Он тебе нравится? – Я кивнула. – Тебя тянет к нему?

– И нравится, и тянет и, знаешь, когда он рядом, у меня никаких этих мыслей нет. Ты, Даша, любила когда-нибудь? Ты мне ничего не рассказывала, всегда отмахивалась?

– У меня, Ася, были двое мужчин. Я же работала до поступления в больнице санитаркой, производственный стаж нарабатывала и загуляла с нашим хирургом. Потом узнала, что он женат, а со мной спал в свободное время на дежурствах. А второй так, по дурости, в компании познакомились, и сама не знаю, как стали вдруг близки. Всё это у меня уже в прошлом, мне очень нравится один человек, мой сосед, он сейчас в армии. Я жду его, пока вернётся, может, мы встретимся, и у нас что-то хорошее получится.

Мы сидели на кровати, обнявшись, в темноте и молчали, пока не пришла Симка рыжая. Она испугалась, включив свет и увидев нас застывших, как мумии.

– Эй, девицы, вы меня испугали? Кто-то умер?

– Не умер, Сима, никто, давайте укладываться спать.

Уснуть я не могла, ворочалась с одной стороны на другую, и лишь закрывая глаза, видела опять, как он смотрит на меня... В какой-то момент я отключилась.

Сквозь сон в сознание проник посторонний звук, кто-то стонал. Даша! Ей плохо. Я бросилась к ней. Нет, она спала, свернувшись клубком. Сима... Я включила свет. Сима лежала на спине, белая, как снег, и стонала, закусив губу. По простыне расплывалось красное пятно. Раскрыв её, я увидела, что она утопает в луже крови.

– Сима, потерпи, я сейчас.

Разбудив Дашу, я пулей выскочила из комнаты, поднялась на четвёртый этаж и, ворвавшись в комнату к Зурабу, разбудила его:

– Скорее, скорее, Сима умирает. – Проснулись все. Он ошалело смотрел на меня. Я только сейчас сообразила, что я босиком, в коротюсенькой маечке. Он закутал меня в простыню, натянул спортивные штаны и побежал вниз, крикнув на ходу:

– Кто-нибудь вызывайте скорую...

Симу увезли в больницу. Я смотрела на окровавленную постель, мне хотелось всё это выбросить в мусор, но потом перед комендантшей не отчитаюсь. Скрутив всё в рулон, поставила в угол. Так было ещё хуже: голая кровать с металлическими пружинами, как будто Сима уже умерла. Я вздрогнула. Мы сидели с Дашей, не зная, что делать, пока не зашёл Зураб Он был уже одет:

– Я иду в больницу. У Симоны выкидыш, почти пять месяцев.

– Я с тобой.

Мы молча сидели внизу, взявшись за руки, пока не спустился врач и не позвал Зураба. Тот надел белый халат и поднялся наверх. 'Эй, – Та, Которая Внутри, изо всех сил толкнула меня в печень и ехидно спросила: – А дитятко у неё от кого? Что-то он больно суетится?'

Зураб вскоре спустился:

– Пошли, её почистили, сейчас будет спать, и нам бы не мешало пару часиков вздремнуть, занятия ещё никто не отменял. А ты молодец, кто знает, что могло случиться, если бы ты не проснулась.

Наверное, не нужно было спрашивать, но мне это очень мешало:

– Зураб, а кто... а от кого у неё ребёнок?

Он глянул через плечо, снимая халат, и серьёзно ответил:

– Анастасия, в мире, кроме меня, есть ещё несколько миллиардов мужчин репродуктивного возраста.

Обращался с тех пор он ко мне 'Анастасия', когда злился или был чем-то недоволен.

Мы вышли в ночь. Город был пуст. Холодная река темна и неподвижна, казалось можно, как Иисус Христос, перейти по ней на ту сторону. Вдали слабо светились, как маячки, отдельные окна общежития. Неугомонные студенты! И чего им не спалось в такую позднюю пору. Было прохладно, я поёжилась. Зураб обнял меня, я благодарно приникла к его большому тёплому телу. Забыв обо всех своих сомнениях, о Симоне (да простит она меня!), лежащей на больничной койке, о слезах, пролитых на Дашиной груди, утонула в его объятиях. Мы стояли на мосту и целовались, открывая первую прелесть чувственного соприкосновения. Губы уже горели, но я не могла и не хотела оторваться от Зураба, не хотела, чтобы эта ночь когда-нибудь заканчивалась...

На следующий день, после занятий, мы с Дашей помчались навестить Симону. Та уже сидела на кровати, бледная и вся какая-то сдувшаяся, словно из неё выпустили воздух. Она схватила мою руку и стала целовать. Я опешила:

– Симона, ты чего?

– Ася, прости меня за всё, я знаю, ты спасла мне жизнь, я теперь твой вечный должник.

– Сима, успокойся, – я села на кровати рядом с ней. – Ничего ты мне не должна, только поправляйся поскорее, хорошо? Что тебе принести?

– Ничего не надо, меня завтра – послезавтра выпишут. – Девочки, я так хотела этого ребёнка. Я проснулась ночью, почувствовала боль, думала пройдёт... Я так хотела... Вы знаете, сколько мне лет?

Я подумала 'сорок', но промолчала. Мы переглянулись с Дашей и пожали плечами.

– Мне тридцать лет. Юность прошла, ни мужа, ни детей. – Она безутешно разревелась.

Мы не знали, что ей сказать в ответ, я гладила её по плечам и всё повторяла:

– Успокойся, Симона, всё будет хорошо, вот увидишь.

Не успели вернуться в общагу, как без стука ворвался Зураб:

– Ася, давай, быстренько одевайся.

– Может сначала, здрасте, а? Что значит одевайся? Я что, голая?

– Ну, надень что-нибудь там с рюшечками, нарядное, мы идём на день рождения.

Только сейчас я обратила внимание, что под курткой у него беленькая рубашка и брючки наглажены, хотя обычно он одет во что попало. Ничего наряднее моего кримпленового вишнёвого платья не было, я в него и нарядилась, затянув потуже поясок.

День рождение праздновал сокурсник Зураба – Дима Левин. Он сам был ужгородский, но отмечать решил на факультете, где был небольшой красный уголок. Народу собралось много, выпускной курс всё-таки, парни привели своих девушек и жён, а девицы своих кавалеров и мужей. Я многих знала в лицо, но почти ни с кем не была знакома и чувствовала себя не в свой тарелке. Когда все выпили неоднократно за здоровье именинника и закусили, разговор зашёл о предстоящем КВН медиков и математиков. Все галдели и спорили, никак не могли придумать с чего начать приветствие. Эдик орал:

– Поставить два скелета, один без рук, на него повесить плакат 'Математики', а второй без головы – 'Медики'.

– А у третьего оставить только пенис и подписать 'Эрик'... – парировал Дима. – Не смешно...

Мне стало скучно, я вышла из-за стола и стала рассматривать экспонаты, висящие на стенах фотографии бывших выпусков, пока не добралась до сложенных в углу под портретом В. И. Ленина музыкальных инструментов. У медиков был свой собственный оркестр. Меня осенило:

– Послушайте, – я крикнула так громко, что все смолкли и повернулись в мою сторону. – Всё очень просто и сделать нужно так...