Текст книги "Блуждающие в ночи"
Автор книги: Карен Робардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Эй, а как же я? – воскликнула возмущенная Саммер.
Его глаза открылись. Некоторое время он, раздумывая, смотрел на нее, потом молча распластал руки, словно крылья у птицы, готовой взлететь, и приподнял скатерть. Смысл жеста был ясен: если тебе нужна постель, вот она, но придется разделить ее со мной.
Саммер быстро взвесила альтернативные варианты. Их было немного, и все непривлекательны. В данный момент ей больше всего на свете хотелось спать. Она смертельно устала, веки ее слипались. Будь она цветком, то уже давно увяла бы.
С сердитым видом она сбросила с себя единственную кроссовку, с сомнением поправила бретельку бюстгальтера и заползла в его объятия.
Колхаун сомкнул руки и привлек женщину к себе. Через несколько секунд ее спина прижималась к его груди, а голова покоилась на спортивной сумке рядом с его головой, и она была укутана скатертью и его теплом.
В данных обстоятельствах чувствовать себя в безопасности было нелепо. Саммер знала это, но тем не менее все-таки ощущала себя защищенной. Его ровное дыхание шевелило ее волосы. Судя по всему, он заснул сразу же, как только она улеглась. Погружаясь в сон, Саммер тихо улыбнулась. Она вдруг представила, как пытается объяснить маме, почему именно оказалась в одной постели с Франкенштейном.
Глава 18
Стив спал глубоким, без сновидений, сном. Когда он наконец открыл глаза, то обнаружил, что смотрит на Диди.
Невероятно, но она, казалось, парила футах в шести над ним, фактически вытянувшись горизонтально на потолке пещеры. Стив недоверчиво оглядел Диди. На ней были ковбойские сапоги, плотно облегающие тело выцветшие голубые джинсы и кожаная мотоциклетная куртка. Ее вьющиеся светлые волосы были разбросаны по плечам, на лице сияла улыбка, рот обрамлял изрядный слой алой помады. Ярко-голубые глаза с густо накрашенными ресницами ослепительно лучились.
Это явно была Диди.
Но Диди мертва.
Когда он вспомнил это, по его спине пробежали мурашки.
Она погрозила ему пальчиком с ярко-красным ноготком.
Стив вскрикнул и, выпрямившись, уселся рядом со спящей женщиной в их импровизированной постели из ворованных вещей.
– Страшный сон? – пробормотала в полудреме Розенкранц, моргая густыми ненакрашенными ресницами и пытаясь освободиться ото сна. Но через несколько секунд она снова отключилась.
Стив – он не хотел ее тревожить – оперся на локоть в полулежачем положении. Это было единственное, что он мог сделать, поскольку женщина все еще прижималась к груди Колхауна, прислушиваясь во сне к биению его сердца возле своего уха. «Страшный сон», – повторил он про себя ее слова. Ну да, разумеется, так оно и было. Окинув быстрым взглядом каменный потолок, он понял: чем-то другим это и не могло оказаться. Над его головой не было ничего, кроме камня, мха и паутины.
Черт возьми, ведь Диди мертва.
Ночных кошмаров никогда прежде у него не было. А тут кошмар в то время, когда он уже проснулся. По крайней мере, Стив думал, что проснулся. А вдруг он еще спал, вдруг ему все это приснилось, а отошел ото сна уже потом, когда присел.
О Боже.
Но тогда перед эллингом на пристани он точно не спал.
Возможно, это из-за сотрясения мозга. И хотя в глазах перестало двоиться, зрение еще играет с ним злые шутки. Не исключено, что повторяющиеся видения Диди – его кара на всю оставшуюся жизнь.
За три прошедших с ее смерти года Диди ни разу не являлась ему. Если эти поразительно реальные видения посланы ему в наказание, то почему они возникли только сейчас?
Кто знает ответы на эти вопросы?
Ему нужно было выпить.
Страстное желание выпить возникало у него уже не первый раз за шесть месяцев, которые прошли с тех пор, как он завязал со спиртным.
Никто не знает, что алкоголь сотворил с его разумом и телом, не говоря уж о душе. Пьянство почти разрушило его во второй раз. Он яростно, словно за жизнь, боролся с ним и победил.
Но было немало моментов, когда Колхаун, испытывая искушение, уверял себя, что одна кружка пива не причинит вреда. Только Божья милость – и саркастический вопрос Розенкранц, не алкоголик ли он, – спасла его. Он понял, что сражаться с тягой к выпивке ему придется весь остаток жизни. Он был полон решимости выиграть эту битву, каждый раз отказываясь от очередной банки пива.
Когда Стив снова улегся в их «комфортабельную постель», то постарался устроить спящую женщину в своих объятиях так, чтобы она не душила его, навалившись головой на грудь, а руками обвив его шею. Стив попытался забыть только что увиденное. Ему необходимо было заснуть, пока имелась такая возможность. Последние двое суток были сущим адом. Его мозг, чтобы думать дальше, нуждался в отдыхе, а телу, чтобы излечиться, требовался покой.
Слава Богу, когда он закрыл глаза, видение больше не появилось. Однако возникла другая проблема. Лежа на земле и пытаясь вообще ни о чем не думать, Стив обнаружил, что теряет контроль над своим разумом. И над телом тоже. С каждым вздохом он все больше и больше сознавал, что существо рядом с ним явно женского пола. И что он обнимает округлое, с изгибами, желанное тело женщины. Ее груди были готовы прожечь две дымящиеся дыры в его груди.
Невольно Стив вспомнил, как они выглядели обнаженными – эти прекрасные, с бутонами сосков, белые груди, атласно сиявшие в лунном свете. Груди Долли Партонеск. Мечта любого мужчины. Некоторые из них обращают внимание на ноги, некоторые на попку. Он был ценителем груди.
Стив вспомнил, что он почувствовал, сжав ее грудь.
Изгоняя эти мысли из головы, Колхаун попытался уснуть. Но чем больше он старался избавиться от мягких и теплых чувственных волн, которые окатывали его изнутри, тем сильнее ощущал их.
Дело кончилось эрекцией, которую в трезвом состоянии он впервые испытал за последние три года.
Стив стиснул зубы и открыл глаза. Поскольку сон был уже явно невозможен, оставалось только лежать и размышлять. Биться над загадкой: что именно происходит и кто стоит за всем этим. Как ему – и ей – выбраться из этой переделки с целой шкурой.
Через несколько минут Стиву пришлось признать, что это бесполезно – он не мог перестать думать о сексе. Прошла уже целая вечность с тех пор, как он вообще держал в объятиях женщину, не говоря уже о таких, какие ему нравились, – пышных и женственных.
Этим утром Колхаун обнаружил, что у нее самые мягкие в мире губы. К счастью, ему хватило самообладания, чтобы не пойти дальше поцелуя.
В данной ситуации секс с Розенкранц только бы осложнил его жизнь.
Внезапно что-то кольнуло его сзади в шею. У Стива было отчетливое ощущение, что за ним следят. Не в силах избавиться от этого чувства, он бросил осторожный взгляд вверх.
Диди там не было.
Конечно же, там не было Диди.
Он почувствовал себя полным идиотом и одновременно испытал такое же идиотское облегчение.
В этом состоянии Стив пребывал до тех пор, пока не посмотрел на собаку. Та сидела рядом с их импровизированной подушкой, склонив свою крохотную головку набок и устремив выпуклые глаза на что-то за его спиной.
Стив повернул голову так быстро, что едва не сломал себе шею.
Из угла пещеры грозила ему пальцем Диди.
Стив хрипло вскрикнул и одним прыжком оказался на ногах, вернувшись к реальности, к спящей рядом женщине, к скатерти.
Диди исчезла. Прямо на глазах. На самом деле, конечно, не исчезла, потому что и не существовала в действительности.
Стеклянными глазами Стив уставился на собаку. Маффи потеряла всякий интерес к тому, что секунду назад привлекало ее внимание, и теперь спокойно чесала лапой за ухом.
Проклятая псина!
– Пора вставать? – Розенкранц снова подняла голову.
Колхаун взглянул в сонные карие глаза, затем обратил внимание на прямой нос, на персиковую кожу, на широкие, запомнившиеся своей мягкостью губы. Теперь, когда его зрение почти пришло в норму, Стив видел, что она чертовски привлекательная женщина – нет, чертовски хорошенькая женщина, – несмотря на то что она выбита из колеи, немыта и нечесана. Саммер тяжело оперлась о него всем своим весом и обвила шею Стива руками. Он почувствовал изгибы ее теплого тела и тут же нашел объяснение этим странным появлениям Диди, видениям Диди.
Скорее всего, они вызваны чувством вины. Потому что Розенкранц была первой женщиной, которую он с трезвой, ясной головой возжелал после смерти Диди.
Глава 19
– Нам надо уматывать отсюда. – Голос Франкенштейна был так настойчив, что последние остатки сна покинули Саммер.
– Почему? Плохие дяди напали на наш след? – Моментально проснувшись, она отчаянно пыталась избавиться от скатерти, которая вдруг превратилась в смирительную рубашку.
– Потому что надо. – Он осторожно разнял ее руки, обвившие его шею.
Смущенная тем фактом, что она уцепилась за него – Боже мой, уцепилась за него, – Саммер отдернула руки, отпрянула назад и начала выпутываться из скатерти.
Ему наверняка хотелось свободы не меньше, чем ей.
– Кто-нибудь догоняет нас? – Страх звучал в ее голосе, страх сквозил в ее взгляде, когда она выглянула наружу из пещеры. – Ты что-нибудь слышал? Видел?
– Нет. – Франкенштейн сложил скатерть и, прежде чем запихнуть ее в сумку, вытащил оттуда несколько предметов.
– Тогда что случилось? – Что-то в его поведении пугало Саммер. Он был холоден, почти официален, резок и недружелюбен. Это не являлось новостью. Но вот его настороженность… Казалось, Колхаун чем-то напуган. Господи, что же такое произошло, пока она спала?
– Ничего не случилось. Нам нужно идти, вот и все. Надень это. Ты не можешь щеголять здесь в униформе уборщицы – ты слишком уж в ней выделяешься. – Франкенштейн встал и протянул ей свернутую одежду. Его взгляд был почти враждебным.
Саммер недоумевала: что происходит? Что она сделала не так? Развернув вещи, женщина увидела, что это были баскетбольные трусы и майка.
– Я не надену это, – сказала Саммер, держа в руках майку. Даже с первого взгляда было ясно, что она мужская. Ее глубокий вырез, узкие лямки и огромные отверстия для рук оголят ее практически до пояса.
– Что значит «не надену»? Если цвет и фасон не подходят, придется потерпеть.
Саммер была уверена, что Франкенштейн нарочно старается выглядеть как можно более гадким.
– Дело не в цвете, идиот. Посмотри на фасон. Видишь? – Она приложила майку к груди. Нижняя часть почти достигала колен, а верхняя, как она уже заметила, пожалуй, больше подходила для смелого вечернего туалета, поскольку количество материала было сведено до минимума.
Судя по хмурому виду Франкенштейна, было ясно: он понял, что Саммер имела в виду.
– Вот, – предложил он, стягивая с себя безрукавку и протягивая ее Саммер. – Давай меняться. Саммер взяла безрукавку и отдала ему баскетбольную майку, стараясь слишком уж не пялиться на его широкие плечи, мускулистую волосатую грудь, узкие бедра и мужские достоинства, слегка оттопырившие тесные шорты.
Левое плечо и бок Колхауна были разукрашены пурпурными и желтыми ранами, но тело под ними выглядело мощным.
Саммер всегда нравились большие, спортивные мужчины.
Он натянул майку через голову и заправил ее в шорты. На животе у него теперь было написано «Найк». Его плечи и верхняя часть груди остались голыми.
Встретившись с ним глазами, Саммер отвела взгляд, чтобы он не прочел ее мысли.
– Давай поторапливайся, – сказал Франкенштейн, поднял с земли свою шапочку, сумку и отошел в сторону.
Маффи засеменила за ним.
Оставшись в одиночестве, Саммер сбросила с себя униформу «Свежей маргаритки» и облачилась в баскетбольные трусы и безрукавку. Трусы были черные, из тонкого нейлона, но, к счастью, мешковатого покроя. Они выглядели на ней вполне прилично, лишь на несколько дюймов не доходя до колен. Бросив беглый взгляд на вход в пещеру, Саммер сняла с себя лифчик и наскоро, но крепко связала концы разорванной бретельки. И, снова надев его, с удовольствием отметила, что очень приятно, когда бюстгальтер держит с обеих сторон.
– Ты еще не готова? – в донесшемся из-за кустов голосе Франкенштейна было нетерпение.
Саммер быстро влезла в безрукавку. Она свободно болталась на ее груди и бедрах, но когда Саммер заправила подол в трусы, то стала выглядеть очень даже симпатично.
Вот если бы еще принять душ, почистить зубы и причесаться…
– Почти, – отозвалась она в ответ, раздирая пятерней свои спутанные волосы. Без шпилек они падали на лицо и на плечи. Волосы были тонкие и прямые, как шелковая пряжа, и в настоящий момент такие же рыхлые. Ей бы понадобилось каких-нибудь пятнадцать минут, чтобы вымыть их, плюс шампунь, фен, щетка с толстыми округлыми зубьями и гель для волос. Пусть ее волосы прямые и блеклого каштанового цвета, но, если постараться, они могут быть весьма привлекательными.
Был бы поцелуй Колхауна более темпераментным, если бы она привела в порядок свое лицо и волосы?
Подходящей прической Саммер сочла одну косу, которая спадала ей за плечи. Единственное затруднение заключалось в том, как закрепить конец косы. Поскольку с ее блузкой в любом случае все было покончено, она решила оторвать от нее полоску и использовать ее в качестве ленты. Это оказалось труднее, чем Саммер думала: пришлось сначала надорвать ткань зубами.
Франкенштейн появился в пещере как раз в тот момент, когда она держала блузку во рту.
– Не настолько же ты голодна! – воскликнул он. Саммер состроила ему гримасу, разорвала ткань и завязала конец косы.
– Как я выгляжу? – спросила она, указывая на свой наряд.
– Примерно так, как если бы провела в лесу на неделю больше, чем собиралась, – оценил Колхаун и протянул ей пару черных баскетбольных туфель с высоким задником.
Саммер посмотрела на них и покачала головой:
– Я их не надену. Они слишком большие.
– Это лучше, чем босиком.
– Надень их ты, а мне отдай свои сандалии.
– Послушай, Розенкранц, нам идти много миль. Миль, ты понимаешь? Ты не сможешь идти в сандалиях. Подвернешь ногу, и будь я проклят, если потащу тебя. Или наступишь на разбитую бутылку, на змею. Ты…
Змея сделала свое дело.
– Давай их мне.
Он отдал Саммер баскетбольные туфли. Внутри оказались спортивные носки, которые она, присев, натянула с гримасой отвращения. Когда дело дошло до обуви, Саммер обратила внимание, что на нем была другая пара баскетбольных туфель.
– А почему ты себе взял туфли с низким задником, а мне даешь с высоким?
– Потому что мне они больше подходят. Я дал тебе с высоким задником, чтобы ты могла подвязать их к лодыжке, тогда они не потеряются.
Хорошая идея. Правильная. Саммер последовала его совету. Когда она закончила экипировку, Колхаун сложил разбросанные вещи в спортивную сумку, подобрал монтировку и, выбравшись из пещеры наружу, зашагал прочь.
Когда она догнала Франкенштейна, тот стоял и смотрел вдаль, его лицо было сосредоточенно, а глаза прятались в тени козырька шапочки. Он явно был чем-то озабочен. Женщина поняла, что выражение его лица так и останется непроницаемым, пока не спадет опухлость. Интересно, как он будет выглядеть, когда обретет свой обычный вид? Станет ли он красив? Но, глядя на его обезображенное ранами, ссадинами и кровоподтеками лицо, предполагать что-либо было трудно.
Саммер захотелось, чтобы он снова поцеловал ее. На этот раз более темпераментно и страстно, чтобы она могла судить, каков поцелуй Франкенштейна. Ее мечтания прервал вопрошающий голос Колхауна.
– Что ты так смотришь? – Повернувшись, он с вызовом глядел на нее.
Саммер покраснела, смутившись своих фривольных мыслей. Почувствовав ее замешательство, он нахмурился.
– Тебе надо бы умыть лицо, – произнесла она, гордая тем, что хладнокровно и быстро нашла ответ.
– Тебе тоже, – парировал мужчина и, ничего больше не сказав, зашагал в гору.
Саммер была по горло сыта его грубостью. И она не собиралась дальше безропотно ее сносить. Высоко подняв голову, она повернулась и молча направилась в противоположную сторону.
Разрываемая сомнениями Маффи сидела на своей пушистой попке, переводя взгляд с одного человеческого существа на другое, и жалобно скулила. Саммер и ее проигнорировала.
Когда, сделав дело, она появилась из близлежащих кустов, то при виде Франкенштейна, ожидающего ее рядом с Маффи, втайне испытала облегчение. Он стоял, опираясь плечом о ствол дерева, со скрещенными на груди руками и низко надвинутым на глаза козырьком шапочки. Саммер не думала, что он уйдет и бросит ее, но полной уверенности все-таки не было.
Когда она подошла к Колхауну, он весь так и дышал враждебностью. Еще двенадцать часов назад один вид чудовища, излучающего такую неприязнь, навел бы на нее панический страх. Но теперь, обретя уверенность, что он не оставит ее, Саммер не особенно переживала по поводу его настроения.
– Ты готова, наконец? – спросил он с глубоким сарказмом.
– Да, сэр, – ответила она, шутливо отдавая ему честь.
В ответ он еще больше нахмурился.
– Вот, возьми. Есть будем по дороге.
Он сунул ей пачку галет, повернулся и снова зашагал. Вероятно, правильнее было бы сказать, торжественно зашагал.
Глава 20
Тропинка привела к развилке, где к стволу дерева гвоздем была прибита табличка, гласившая: «Хоу Ноб, высота 5472 фута». Стрелка указывала прямо.
Однако Франкенштейн свернул на восток, и Саммер вздохнула с облегчением. Она боялась, что альпинизм доконал бы ее окончательно.
– У-у-у. – На Саммер умоляюще смотрели шоколадные собачьи глаза. Маффи заерзала у нее на руках. Нет, она не просилась на землю – Маффи окончательно отказалась идти пешком, – и Саммер переменила руку, бросив убийственный взгляд на широкую мужскую спину в дюжине футов впереди.
Этот человек не знал усталости. Дай ему волю, они бы шли без передышки круглые сутки. Сейчас смеркалось, и Саммер еле тащилась позади него. Ноги болели: несмотря на толстые носки, слишком свободные туфли натерли мозоли на пятках. Руки ныли: Маффи, при ее небольших размерах, казалось, весила несколько сот фунтов, черствый совет Франкенштейна гласил: если Саммер устала нести собаку, ее можно просто сбросить со скалы. Он не предложил помочь, а просить его об этом Саммер не хотела.
Больше всего на свете она сейчас желала, чтобы Маффи опять обмочила его ногу.
Но даже этого собака не могла сделать, пока они не остановятся.
Укус какого-то насекомого на шее Саммер нестерпимо горел, и она отчаянно его расчесывала. Это был, наверное, уже десятый.
Солнце село, и москиты вылетели поужинать. Никогда в жизни она не думала, что когда-нибудь позавидует москитам: у них, по крайней мере, было чем поужинать.
Саммер мучительно хотелось есть. Желудок, который в ее представлении выглядел спущенным воздушным шариком, был настолько пуст, что она боялась, что он ссохнется.
У них оставалось еще три пачки галет, но Франкенштейн уже объявил, дескать, их надо сберечь до завтрашнего дня. Головой Саммер понимала необходимость такой меры, однако ее желудок категорически отказывался это принимать.
– У-у-у, – опять заскулила Маффи.
– Тихо, – скомандовала Саммер, пряча свой нос в шерсть собаки. Она знала, что заставило Маффи подать голос. Она тоже почувствовала это: запах пищи.
Впереди, немного левее их тропки, виднелся охотничий домик. Франкенштейн старательно обходил его, стремясь никому не попадаться на глаза. Он прав, конечно. Чем меньше внимания они к себе привлекут (особенно если вспомнить его страшный вид), тем лучше, но все-таки запах действовал на нее как магнит. Это был запах очага и жареного мяса. Ух!
У нее потекли слюнки, а желудок тут же заурчал. Маффи заскулила, и Саммер сочувственно почесала ей за ухом.
Но Маффи увернулась от руки. Она хотела не ласки, а еды.
Впереди, среди деревьев, мелькала фигура Франкенштейна. Он шел, не оглядываясь ни влево, ни вправо. Разумеется, он выше такой человеческой слабости, как желание есть.
Всю вторую половину дня ее спутник вел себя как маньяк. Если бы у Саммер был выбор, она ушла бы от него много часов назад.
Только никакого выбора у нее не было.
Они с Маффи привязаны к Франкенштейну. Справа от нее из тени вышла парочка, держась за руки. Увидев Саммер, пробирающуюся сквозь деревья, они дружески помахали ей рукой. Саммер помахала им в ответ и проследила глазами, как они направились к домику. Она шла поперек их пути. Шагающий впереди Франкенштейн уже разминулся с ними. Едва различимый среди деревьев, он почти скрылся в сумраке леса. Если она не поторопится, то потеряет его из вида.
Бессознательно замедлив шаг, Саммер с завистью наблюдала, как парочка проследовала по маленькому декоративному мостику, ведущему на автостоянку возле домика. Потом за ними на стоянку въехала машина, осветив фарами несколько уже припаркованных машин и выхватив из темноты яркий плед, накинутый на плечи женщины. Ее спутник был в светло-синем спортивного кроя костюме с галстуком. Ясно, что они шли на ужин.
Саммер до боли захотелось оказаться на месте той женщины. Не из-за ее кавалера, не из-за наряда, а из-за ужина. При мысли о тех блюдах, которые им сейчас подадут, на глаза у Саммер навернулись слезы.
И вдруг она увидела, что Франкенштейн исчез. Она ускорила шаг, стараясь прогнать мысли о еде.
Но это было выше ее сил. Взгляд то и дело невольно обращался в сторону охотничьего домика. Он был ярко освещен, как и остальные несколько соседних домиков на одну семью. Через незанавешенные окна Саммер видела силуэты людей. Пара, за которой она следила, подошла к каменной террасе. Еще одна пара вышла им навстречу, и, обменявшись рукопожатиями, все дружно вошли внутрь – несомненно поужинать.
Следуя за Франкенштейном, она должна будет оставить за спиной этот островок цивилизации. Раздражающий аромат жареного мяса несся ей вслед.
Франкенштейну наплевать, что она вот-вот умрет с голоду.
Она может прямо сейчас повернуть и снова оказаться в цивилизованной обстановке, среди этих людей в охотничьем домике. Их общество будет куда приятнее общества сердитого убийцы, часами не удостаивающего ее взглядом. Убийцы, спасающегося от погони, из-за самого существования которого ее жизнь оказалась в опасности. Если бы не он, ни у кого не возникло бы и малейшего желания убить ее.
И это единственная ниточка, связывающая ее с ним. Сознавать такое было досадно.
Хорошо, допустим, она сделает выбор в пользу охотничьего домика. Но ведь у нее не будет денег ни на еду, ни на ночлег. А своим растрепанным и измученным видом она лишь вызовет праздное любопытство. Конечно, она может попросить о помощи, но чем ей могут помочь эти посторонние люди? Скорее всего, они позвонят в полицию.
Саммер вздрогнула. Она не была уверена, что эти бандиты, как сказал Франкенштейн, из полиции, но она не была уверена и в обратном.
Одно ей стало ясно: больше попадать в переделки она не собиралась.
Прогоняя из головы прочь дьявольские соблазны современной жизни, Саммер зашагала дальше. Маффи заскулила. Под ветром стонали деревья. В ответ квакали лягушки и стрекотали сверчки. Звенели цикады. Вдали раздался автомобильный гудок. Доносимый ветром запах жаркого стал слабее. Как и людские голоса.
Прощай, цивилизация! Желудок Саммер проурчал ей свой прощальный привет. Маффи на руках тоже, похоже, пала духом.
Саммер почти наткнулась на Франкенштейна, который прислонился к дереву, поджидая ее.
– Если ты не в силах держаться, поступай как знаешь, – проворчал он, когда она удивленно уставилась на него. Потом повернулся и зашагал снова.
Хмуро глядя ему в спину, Саммер устало поплелась следом.
Вскоре тропинка пропала. Теперь Колхаун прокладывал себе дорогу прямо сквозь кустарник. В темноте Саммер спотыкалась о камни и корни деревьев, которые не могла разглядеть. Его темп был сумасшедшим. Теперь, когда охотничий домик стал лишь сладким воспоминанием, у Саммер постоянно рос страх потерять Франкенштейна из виду. Было бы просто трагедией лишиться его вдали от спасительного жилья.
– Помедленнее, – выдохнула она через некоторое время, обращаясь к его спине.
Он продолжал идти.
– Я не могу идти так быстро.
Он продолжал идти.
– Я умираю с голоду.
Он продолжал идти.
– Разве мы не можем сделать привал? Уже полночь.
Он продолжал идти.
– Засранец, – пробормотала Саммер, задыхаясь, но не останавливаясь.
Порыв ветра пригнул верхушки деревьев. Над их головами что-то затрещало, потом раздался глухой удар.
Как заяц от гончей, Саммер бросилась вперед и вцепилась в руку Франкенштейна.
– Что с тобой? – спросил он, как всегда, сердито.
– Что это было? – Она была слишком напугана, чтобы обращать внимание на его тон.
– О чем ты?
– Я слышала какой-то странный звук.
– Это упала ветка. А ты что подумала? – Он посмотрел на нее, но его лицо скрывала тень.
Почувствовав себя дурочкой, Саммер отпустила руку Стива.
– Не знаю. Медведь, наверное. Голодный медведь, который решил поужинать мною и Маффи.
Он иронически хмыкнул, пробормотал что-то вроде: «Я не настолько везучий», – и снова зашагал.
Оскорбленная, Саммер молча смотрела ему вслед. Он уже почти скрылся из вида, когда она в очередной раз бросилась догонять его. Женщина поклялась, что скорее позволит дюжине медведей съесть ее, чем снова заговорит с ним.
Во враждебном молчании они пересекали вброд ручьи, перелезали через поваленные деревья и проходили по лесным полянам. Ступни Саммер подвертывались и цеплялись за густую траву, но она продолжала идти. В ночном воздухе витал запах сырых листьев, конского навоза и каких-то цветов. «Дельфиниум? – пыталась она угадать. – Или полевая лилия?» Одна лишь жимолость не вызывала сомнения.
Маффи оттягивала ей руки, отчего ныли спина и плечи. Несколько раз Саммер спускала собаку на землю и уходила от нее, но тут же затем возвращалась. Однако Маффи наотрез отказывалась идти сама.
– Надо было бы бросить тебя здесь, – пробормотала Саммер, проведя свой эксперимент в третий или четвертый раз.
Маффи, снова уютно устроившаяся у Саммер на руках, лизнула ее подбородок.
«Интересно, сколько сейчас времени, – подумала Саммер. – Полночь? Час ночи? Два? Он что, собрался идти всю ночь напролет?»
Ей хотелось в туалет. Но она боялась, что если на время остановится, то уже не догонит Франкенштейна. Все-таки Саммер решила сделать остановку и окликнуть его, чтобы он подождал, но не была уверена, что у нее хватит сил громко крикнуть.
Тявкнув, Маффи соскочила с рук и бросилась в кусты. Это было так неожиданно, что Саммер только открыла рот.
А Франкенштейн продолжал свой путь.
– Эй! – позвала она. А потом громче: – Эй ты, Франкенштейн!
Он оглянулся. Женщина отчаянно замахала ему руками, сильно сомневаясь, что в темноте он может разглядеть ее. По-видимому, он понял ее отчаянные жесты и повернул назад.
– Ну, что на этот раз? – ядовито спросил он.
– Маффи убежала.
– Что?
Саммер повторила, показав примерное направление, в котором исчезла Маффи. Колхаун выругался.
– Придется искать ее. Она нас выдаст. У собаки такой нелепый вид, что ее легко запомнить.
– У нее не нелепый вид! – Несмотря на полнейшее изнеможение, Саммер не могла допустить, чтобы в ее присутствии оскорбляли Маффи.
– Тогда помоги мне найти эту проклятую псину, ладно?
Маффи нигде не было видно.
Они разделились и пошли через лес параллельными курсами, вполголоса окликая собаку.
В ответ лишь заухала и пронеслась над их головами сова. Видимо, они помешали ее охоте. Когда сова исчезла из виду, Саммер вышла из оцепенения, в которое ее повергло появление птицы, и направилась дальше. При каждом новом шаге она осторожно озиралась по сторонам и смотрела вверх. Кто знает, какие еще звери и птицы бродят и летают вокруг.
Саммер первая уловила запах дыма. Она подошла к Франкенштейну, который, тоже почувствовав дым, остановился. Вместе они осторожно стали пробираться через лес на этот запах. Если уж он привлек их внимание, то наверняка и Маффи не осталась равнодушна.
Сквозь деревья они увидели дюжину палаток на фоне потрескивающего костра. Вокруг костра сидели трое взрослых и несколько подростков в форме. Один из взрослых что-то рассказывал, и дети слушали как зачарованные.
Саммер узнала форму ребят и улыбнулась: «Скауты в походе, а рассказ, наверное, про привидения. На костре они поджаривают сосиски и маршмеллоу».[5]5
Сладкое лакомство в виде нанизанных на деревянный прутик, поджаренных на огне маленьких цилиндриков из теста с добавлением сиропа, желатина и крахмала. Первоначально для этого использовался и корень болотной травы – алтея лекарственного, от английского названия которой marshmallow и произошло название блюда.
[Закрыть]
Когда Саммер поняла это, ее живот снова заурчал.
– Эй, смотрите! Кто-то крадет наши вещи!
– Это енот!
– Это опоссум!
– Это медвежонок!
– Давай лук!
– К черту лук! Давай ружье!
Все как один скауты и их вожатые вскочили на ноги и бросились в ту сторону, где за деревьями притаились Саммер и Франкенштейн. Впереди всей ватаги мчалось маленькое мохнатое создание, которое больше всего на свете было похоже на Братца Кролика. За ним по земле волочился белый полиэтиленовый пакет, ручки которого зверек зажал в зубах.