Текст книги "Обещание любви"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Беннет Хендерсон, подражая своему начальнику, низко наклонился к Джудит. Она стояла уже на расстоянии нескольких ярдов от Алисдера, поэтому он не расслышал слов, которые прошептал ей английский офицер, но увидел, как внезапно переменилось ее лицо. Широко раскрытыми, полными ужаса глазами она смотрела вслед отъезжающему, который вскоре присоединился к полку.
Никто не двигался. Люди стояли оцепенев, словно ожидая сигнала. Все взоры были устремлены на Джудит. Малкольм не произнес ни слова, не посмотрел в ее сторону. Он помог дрожащей Софи вернуться к замку: той вдруг стало трудно передвигаться без посторонней помощи.
Маклеод крепко сжал локоть Джудит, и она словно очнулась. Ну вот, сейчас последует наказание. Джудит повернула голову и взглянула на него. Она готова ко всему. Внезапно она сникла, бравада ушла, оставив после себя лишь усталость. Он молча сжимал ей локоть и подталкивал по направлению к замку. Джудит обмякла, будто разом лишилась сил. И только когда они наконец добрались до крутых ступеней и поднялись к нему в комнату, Алисдер резким движением оттолкнул жену от себя. Массивная кровать заколыхалась, когда Джудит ударилась о стойку, поддерживающую полог.
Она не сопротивлялась, ничего не пыталась объяснить, и именно это безразличие распаляло его все больше.
– Почему ты не рассказала мне? – закричал он, и его услышали даже на кухне Малкольм и Софи, наливавшие по стаканчику бренди, чтобы прийти в себя.
– Я не виновата, что он воевал, Маклеод, – устало проговорила Джудит. У нее не осталось сил на объяснения, все ушли на борьбу с Беннетом.
– А твой зять, Джудит? Тебе не пришло в голову, что такая мелочь может быть очень важна? Какая трогательная семейная встреча! Только мне показалось, ты не очень-то обрадовалась своему родственнику.
Она не желала говорить о Беннете. Ни сейчас, ни потом. Вообще никогда. И все же Маклеод заслуживает, чтобы знать правду, хотя бы частично.
– Я не знала, что он в Шотландии.
Ему хотелось накричать на нее, предупредить, что молчание опасно и это не выход. Он ждал ответов, а ее уклончивость только подливала масла в огонь. Он сдерживался из последних сил.
– Господи, женщина, да ты хоть понимаешь, что натворила? Имеешь хоть малейшее представление?
Он наступал на Джудит. Она прислонилась к стойке полога и обреченно смотрела ему в лицо широко раскрытыми синими глазами, которые с каждой минутой становились все более темными и блестящими. Он хотел, чтобы она возразила ему хоть что-нибудь, чтобы его ярость получила оправданный выход. Но она лишь склонила голову и опустила плечи, словно защищаясь от грозящего удара.
– Бабушкин план растаял как дым, женщина, – проговорил Маклеод. – Я добивался освобождения не для того, чтобы быть повешенным из-за женщины. Ты сейчас замужем, нравится тебе это или нет, моя дорогая вдовушка. И замужем за мной, своим врагом!
– Ты мне не враг, Маклеод, – отозвалась Джудит так тихо, что он с трудом разобрал ее слова.
– Еще не закончится сегодняшний день, а ты уже будешь так считать, – отрезал он.
Маклеод не сдержался и перешел на крик. Он не виноват в этом, его довели! Мало того, что она солгала ему, так она еще, не сопротивляясь, лежала под английским солдатом! Он хотел наказать ее за это, наказать за бесконечное проклятое молчание.
Алисдер не прислушивался к голосу разума, который советовал ему посмотреть на происходящее спокойно и хладнокровно, понять, что говорят глаза Джудит, ее молчание. Он был слишком возбужден, слишком зол. Он знал, что не следовало сжимать ей руки так сильно, притягивать ее так близко к себе. Он чувствовал, как она дрожит, и это только больше бесило его. На него нашло временное умопомрачение.
Впоследствии он не раз упрекал себя – несмотря на все веские причины, он обязан был сдержаться и не делать того, что сделал.
– Пора тебе стать моей настоящей женой, – сказал он, и лицо его перекосилось от гнева, от ревности и от возмущения, как он считал, ее предательством. Одним рывком он сорвал с нее платье, сорвал почти всю одежду.
Джудит стояла, вцепившись руками в стойку полога над кроватью, лицом к стене, обнаженная и охваченная страхом, какого еще не испытывала никогда в жизни.
Алисдер непонимающе смотрел на нее, и его гнев постепенно сменялся растерянностью, суровость – ужасом.
Ему хотелось плакать.
Глава 15
Похоже, в жизни Джудит много тайн.
Ее спина и ягодицы были испещрены глубокими красными рубцами, от ярко-алых, около дюйма шириной, переходящих в лиловатые, до нежно-розовых, которые огибали бока почти до самого живота, словно ее поскребли железной губкой или отхлестали плеткой с металлическим концом. И не один, а много раз.
Джудит спокойно отошла от кровати и стянула с себя оставшуюся одежду. Она вела себя так, будто Маклеода вообще не было в комнате: подняла вещи, которые он сорвал с нее и, не произнеся ни слова, аккуратно сложила стопкой на небольшую тумбу рядом с кроватью. Так же молча она обогнула кровать, не замечая своей наготы, и подошла к длинному ряду окон, выходящих на море. Она стояла там и смотрела на склонившееся к закату солнце. Его оранжевый круг медленно опускался и наконец исчез в темно-синих морских просторах.
Джудит ни о чем не думала. Она никогда не думала в такие мгновения. Отключила все чувства и мысли и спряталась туда, где не было ни боли, ни терзаний, ни унижения. Ни стыда. Она не станет молить. Она давно поняла, что мольбы только ухудшают положение, продлевают пытку.
Джудит услышала тихие шаги у себя за спиной и, несмотря на свою решимость, едва заметно вздрогнула.
Алисдер ничего не сказал, только провел ладонью по ее изуродованной спине. Ладонь его спустилась от шеи до ягодиц, нежно поглаживая их, словно пытаясь облегчить боль воспоминаний.
Должно быть, жизнь ее была настоящим кошмаром.
– Кто это сделал? – спросил Маклеод, не замечая, что голос выдает его чувства. – Отец?
Она покачала головой.
Значит, муж.
– За что?
Как ответить ему? Сколько раз она представляла себе это мгновение, это признание! И каждый раз все заканчивалось этим вопросом. Она так и не придумала, как на него ответить, и сейчас могла предложить только ложь.
– Муж имеет право наказывать жену, Маклеод, – отозвалась она тихим ровным голосом. – Вот и весь закон Англии.
– Но что же должна совершить жена в Англии, чтобы подвергнуться такому наказанию? – Ему было трудно дотронуться до нее, а она молча стояла и мужественно ждала, что еще мгновение, и ей опять причинят боль. Его переполнял гнев на чудовище, которое принесло столько боли ее душе и телу. Увиденное объясняло ее ненависть и ее страх…
– За то, что я женщина, Маклеод. Вот и все, до смешного просто.
Теперь он понял отношение Джудит к браку. Она сопротивлялась их союзу и ему из отчаяния. Что знала она о супружестве, кроме страдания и боли? Она не испытала радости от близости с любимым человеком, удовлетворения, утешения, которые приносит союз любящих сердец. Возможно, он не любил Анну так, как она того заслуживала, но брак с ней принес ему покой и в какой-то мере счастье.
В это мгновение, когда Алисдер молча стоял рядом с Джудит, положив руку ей на спину, словно пытаясь стереть шрамы, он со стыдом признал, что и сам причинил ей немало боли.
Он называл ее костлявой, а она была лишь худенькой. Дразнил ее клячей. А она была лишь измучена. Говорил, что она слишком остра на язык. А она ужасно боялась…
Алисдер задумался над тем, как бы он повел себя, если бы его вытолкали из родного дома и отправили через всю страну неизвестно куда, женили, а потом бы ждали, что он за одну ночь примет чужие обычаи.
Впрочем, подумал он, обстоятельства не так уж отличаются, как может показаться на первый взгляд: ему тоже пришлось пересечь всю страну. Только свою собственную. Алисдеру предстояло вместе с отцом и старшим братом примкнуть к восставшим, хотя лично он был категорически против такого безумия. Его подтолкнули к женитьбе, когда это совсем не входило в его планы. А теперь англичане ожидают, что он растворится в их культуре и полностью забудет о своих корнях.
Каков же его ответ на все это? Гнев.
Он превратился в решимость, но это ничего не меняло. Он все еще не мог без гнева вспоминать об убитых отце и брате, о своей стране, бросившей людей на произвол судьбы. Он злился на Малкольма: он втянул его в этот брак, который Маклеод вынужден признавать. Его охватывал гнев оттого, что от него требовалось стать англичанином и забыть о своей шотландской душе.
Гнев заставил его бросить вызов окружающему миру. Таким образом он справлялся с переменами в своей жизни, с потерями и горем. Новый мир, навязанный англичанами, можно изменить только решимостью. Он устоит под натиском этого мира!
Алисдер посмотрел на свою жену новыми глазами. Джудит боролась за выживание, защищаясь единственным доступным ей способом: окружила себя стеной молчания. Даже сейчас она стояла перед ним обнаженная и не пыталась прикрыться. Словно спряталась туда, где ни боль, ни унижение не могут добраться до нее. И стена эта прятала ее так же надежно, как темнота. Только так можно выжить в ужасе, который наполнял ее жизнь.
Алисдер осторожно повернул Джудит лицом к себе. Из ее пораненной губы все еще сочилась кровь. Он осторожно коснулся ранки пальцем, желая вытереть кровь. Джудит не подняла глаз, даже когда он подошел к кувшину, смочил салфетку и нежным прикосновением смыл алую струйку.
Он обнял ее, и она сжалась, хотя объятие было легким и осторожным. Джудит стояла в его руках выпрямившись, пока он не склонил ее голову себе на плечо.
Нежность была ей незнакома, сочувствие вызывало подозрение.
– Я не буду бить тебя, Джудит, – тихо-тихо произнес Алисдер в ответ на ее невысказанные вслух мысли. – Я всегда касался женщин, только чтобы доставить им наслаждение и радость. Моя жена никогда не боялась меня, у нее не было на то причин.
– Я не знала, что ты был женат, Маклеод.
– Мы очень многого друг о друге не знаем. В твоей жизни есть еще какие-то тайны? – спросил Алисдер, пытаясь хоть немного разрядить напряжение.
– Я стою перед тобой нагая, Маклеод. Если бы у меня оставались еще какие-то тайны, ты бы их тотчас увидел. – Глаза Джудит блеснули в тусклом вечернем свете. Она ничего не рассказала о других темных тайнах, которые жгли ей душу. О них знает только Господь.
Алисдер подошел к кровати, стянул простыню и с бесконечной нежностью обернул ею Джудит.
Он осторожно опустил ее на кровать, тщательно укрыл и вышел из комнаты. Только сейчас он с изумлением понял, какие преимущества дает жена-англичанка. Он работал не покладая рук, делал все, что мог, чтобы его клан выжил, чтобы англичане не трогали их. Условное освобождение висело на нем как удавка на шее, которую в любой момент могли затянуть. Однако жена-англичанка гарантировала им определенную меру свободы и безопасности.
Бабушка, с ее-то проницательностью, наверняка поняла это.
Глава 16
– Я схожу, – вызвалась Джудит, когда старая Софи заявила, что им нужны яйца и молоко.
Джудит вовсе не радовала перспектива отправиться в деревню, где теперь смотрели на нее как на врага, но только таким способом можно было хоть на некоторое время ускользнуть от Малкольма.
Пребывание за общим столом с остальными обитателями замка во время повседневных трапез стало для Джудит сущим наказанием. Малкольм не спускал с нее глаз, словно она воплощала в себе все зло, что принесли с собой англичане. Говорил он редко, просто смотрел на нее, набычившись над тарелкой, будто ее прошлое было для него личным оскорблением, да и для Алисдера тоже. Ведь именно он, Малкольм, навязал Джудит ему в жены.
Она понимала, чем вызван его гнев, но ничего не могла поделать. Старик шотландец, судя по всему, считал ее ответственной за преступления, которые совершил граф Камберлендский со своими солдатами. Малкольм ведь не знал, что она презирала Энтони с самого начала и со временем презрение и ненависть к нему только усилились.
Замуж за Энтони Хендерсона она вышла по настоянию отца, сквайра Кутбертсона, сразу по прошествии шести месяцев после смерти Питера и возвращения домой. Полк, в котором служил Энтони, успешно подавил продовольственные бунты в Йоркшире, где ее отец без всяких угрызений совести продавал товар по завышенным ценам. У Джудит тогда создалось впечатление, что отец просто вручил ее как награду солдату, который помог ему в торговых махинациях. Иначе как объяснить, что он выбрал себе в зятья человека без состояния, без перспектив. Вполне вероятно, как и с ее высылкой в Шотландию, сквайру было совершенно безразлично, что представляет собой будущий муж дочери, лишь бы поскорее спровадить ее из дома.
Впервые Джудит увидела нового мужа в день свадьбы, и, хотя сестры отмечали его интересную внешность и военную выправку, она увидела в глазах Энтони только нескрываемое презрение к дочери торговца. Она не ошиблась и в первую же брачную ночь испытала это презрение на себе сполна, познакомившись с дикими, необузданными инстинктами Энтони. Она уже побывала замужем, но Питер овладевал ею осторожно и стеснительно, словно извинялся за то, что делает что-то нехорошее и неподобающее. Джудит оказалась совершенно неподготовленной к зверствам второго мужа. Следующим утром она появилась на пороге небольшого гостиничного номера с глазами, полными ужаса. Теперь Джудит знала, что ее ожидает.
Самыми худшими были воспоминания о длинных месяцах, когда полк Энтони квартировался в Лондоне. Новое назначение не устраивало его, и он перенес свою злость и неудовольствие на Джудит, мучая, издеваясь и насилуя ее ежедневно. Из ее памяти стали выпадать целые куски времени, по нескольку дней кряду. Ей казалось, что весь этот ужас происходит не с ней, она словно смотрит на происходящее со стороны.
Еще ребенком Джудит любила скатывать бумажный лист трубочкой и через нее смотреть на мир. Расстояние искажалось, предметы казались дальше, чем на самом деле. Точно так же она воспринимала и свою жизнь с Энтони. Отдаленно, словно это была не она, а кто-то другой, словно она тайком проникла в чужую память, чужие воспоминания.
Природа позаботилась о выживании Джудит, укутав плотным облаком тумана те страшные дни. Прежние ужасы возвращались к ней только в ночных кошмарах.
Когда женщины в деревне узнали о ее прошлом, с ней перестали общаться, хотя перед этим они уже почти подружились. Джудит не грубили, ее просто не замечали, причем так упорно, что она сама стала ощущать себя невидимой.
Когда кто-нибудь из деревни навещал Софи, он скользил по Джудит взглядом, словно она не стояла рядом, приветливо улыбаясь. Если ей приходилось по делу покинуть пределы замка, деревня встречала ее таким молчанием, что, казалось, можно услышать шуршание ветра в вересковых зарослях. В прядильне больше никто не прял, будто само присутствие Джудит оскверняло шерсть, которую чесали и пряли. «Глупые женщины. Глупые и упрямые, – думала она. – Они делают хуже не мне, а себе!»
Джудит считала, что привыкла к неприветливости окружающих, но ледяное молчание женщин клана Маклеода больно отозвалось у нее в сердце и показало, что она еще способна обижаться.
Только Мегги оставалась по-прежнему дружна с ней. И когда Джудит приходила в хлев, встречала ее теплой улыбкой, рассказывая о животных.
Вот и сейчас Джудит рассчитывала, что Мегги поможет ей собрать из-под наседок яйца, которые потребовались Софи. Сама она очень торопилась, опасаясь острых клювов, и часто вытаскивала вместо яиц подложенные под куриц камни.
– Камни кладут, чтобы курица сообразила, что надо делать, – объясняла Мегги, со смехом возвращая камни на место и вытаскивая яйца.
– Да, в Лондоне гораздо проще сходить в лавку и купить их, – признала Джудит, улыбаясь, – а ведь я – фермерская дочь.
– Ну-ну, – вдруг раздался у них за спиной голос Алисдера. – Я хорошо помню фермерскую дочку, у которой просто талант к бритью овец.
– К стрижке, – поправила Джудит оборачиваясь, хотя догадывалась, что он просто дразнит ее.
Алисдер улыбнулся Мегги, поблагодарил ее и вместе с Джудит направился в замок.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он, заметив, как вдруг зарделось лицо жены.
– Полагаю, вполне хорошо, – коротко ответила она.
– Я почти не видел тебя в последние дни, – продолжил он, улыбаясь тому, что ее глаза смотрят куда угодно, только не на него. – Ты избегаешь меня?
Все эти дни Джудит выходила из своей комнаты только после того, как Алисдер отправлялся в поле, не появлялась даже к ужину, чтобы лишний раз не встретиться с ним. Она бродила по замку так, чтобы ненароком не оказаться лицом к лицу с мужем. За пределы замка она выходила редко, и когда терпение Алисдера наконец вознаграждалось и он видел свою жену, он оставлял общество мужчин, говоря, что ему надо немного размять ноги. Он не обращал ни малейшего внимания на их недоверчивые взгляды.
– Да, – честно призналась Джудит. – Я – нежелательное добавление к твоему клану, Маклеод. Поэтому и стараюсь поменьше мозолить тебе глаза.
Она не сказала ему, что провела последние дни, разрываясь между надеждой и смятением. У него имелось предостаточно причин наказать ее, но этого не произошло. Напротив, он утешал ее, прижимая к груди так нежно, словно родное дитя.
– Сожалею, что мои соплеменники столь упрямы, – улыбнулся Алисдер.
«Лучше бы у него были гнилые зубы, обвисшая кожа и лысина, – подумала Джудит. – Почему он такой привлекательный и неотразимый?» Они подошли к вершине холма. Маклеод держал корзину с яйцами с небрежной элегантностью, как держат дамские покупки на улицах Лондона. Джудит старалась сосредоточить внимание на тропинке, от которой у них под ногами поднималась пыль.
– Это вполне естественно, – пробормотала она. – В Англии их бы приняли точно так же. Но от Малкольма я этого не ожидала, думала, он-то в состоянии понять, что я ни в чем не виновата.
– Он тебе досаждает?
Наконец Джудит взглянула в лицо Алисдеру. Ему захотелось сказать ей, что цвет ее глаз напоминает дымку тумана в горах перед самым рассветом: такой же глубокий, насыщенный и загадочный. Однако он ничего не сказал, а просто улыбнулся, решив, что сумеет сдержаться еще немного.
– Малкольм считает, что я ничуть не лучше подружки Черного Дональда, Маклеод.
– Да, это в духе Малкольма, – рассмеялся Алисдер. – Старый медведь, настоящий шотландец. Родился на этой земле, привязан к ней до конца. Он и еще горстка таких же упрямцев не сдадутся до самой смерти.
– А разве себя ты не считаешь настоящим шотландцем? – неожиданно вырвалось у Джудит.
– О да, разумеется. Но мне повезло, я путешествовал и видел мир, Джудит. И знаю: то, что у нас здесь происходит, никого не тревожит. А иначе Папа давно бы уже признал притязания Прекрасного Принца и его отца. Малкольм и такие, как он, хотят, чтобы мы надели свои национальные юбки и гордым маршем прошли от деревни к деревне, призывая кланы к восстанию, пока вся Шотландия не захлебнется в крови.
– Ты говоришь как человек, который ненавидит войну, Маклеод.
– Мне не стыдно признаться в этом. Нет, лучше готовиться к будущему, чем оплакивать прошлое.
– Ты правда считаешь, что ваше будущее связано с Англией? Странная точка зрения для шотландца.
– Однако совершенно практичная. Разве я не говорил, что я – очень практичный человек? Наша единственная надежда – торговля с Англией. – Алисдер предпочел бы иметь в партнерах любую другую страну, однако это было невозможно не только в силу географических причин, но и потому, что английские торговые суда уже стояли у берегов Шотландии, ожидая, что торговля вот-вот начнется.
Алисдер не стал говорить жене, что никогда не сможет забыть Каллоденскую битву, потерю друзей и семьи. Однако эти воспоминания – помеха на пути к будущему. Они мешают ему так же, как воспоминания Джудит, которые не дают ей спать по ночам, вызывая кошмары.
– Теперь понимаю, почему ты так стремился закупить овец у отца. Он тоже очень верит в свободное предпринимательство, – сказала Джудит. – Для него абсолютно все является товаром. Даже дочери хороши настолько, насколько на них будет спрос на рынке.
– Он не первый отец, который стремится выдать дочерей замуж с выгодой для себя, Джудит, – осторожно заметил Алисдер. – А что бы ты сама сделала, если бы он не нашел тебе мужа?
– Осталась бы свободной, Маклеод. Делала бы что хочу, когда хочу и как хочу. – Она не хотела, чтобы эти слова отдавали горечью, впрочем, Алисдер понял ее.
– Свобода. Разве она есть у кого-нибудь из нас? – Он огляделся вокруг, вбирая взглядом бескрайние просторы, сбегающие к морю. – Я ведь не свободен. – У меня обязательства и обязанности, которые не заканчиваются даже тогда, когда я ложусь спать.
– Ты – мужчина, тебе этого не понять. – Она посмотрела на него взглядом, который он заметил впервые и который совершенно очаровал его.
«Интересно, знает ли она, что в ее глазах порой сверкают молнии?» – подумал он и вслух добавил:
– Я – мужчина с головой. – В его усмешке таился вызов. – Объясни мне, Джудит. Думаю, я пойму, если ты доходчиво разъяснишь, что имеешь в виду, а не будешь брезгливо морщить свой симпатичный носик.
Она на секунду задумалась, подбирая нужные слова.
– Мужчины способны прожить жизнь… подобно острову, Маклеод. Они ни от кого не зависят. Мужчина – либо дворянин, либо военный, либо торговец. Он сам решает, где и как ему жить: в Йоркшире или в Кенте, хочет – женится, хочет – нет. Хочет – имеет одного ребенка, а хочет – десяток или вообще не заводит ни одного. А для женщины все это невозможно. Весь наш выбор в том, что можно стать женой, проституткой или остаться старой девой. Во всех случаях мы зависим от прихоти мужчин: не можем отказать мужу в его желаниях, предотвратить рождение очередного ребенка, седьмого или семнадцатого. Мужчины – острова. А женщины – птицы в клетке. Свобода? У некоторых ее все же больше, чем у других, Маклеод.
Он впервые слышал, чтобы она произнесла так много слов сразу. Он возражал очень осторожно, опасаясь, чтобы она опять не спряталась в свою раковину, в которой устроилась с тех пор, как попала в Тайнан. Незнакомая, такая словоохотливая Джудит доставила ему огромное удовольствие.
– Однако ты сама сказала: мужчина ни от кого не зависит. Если он добивается успеха, то исключительно благодаря своему труду. Если терпит неудачу – вина тоже на нем. Женщина избавлена от этой ноши. О ней заботятся. По-моему, сделка справедливая.
– Интересно, сколько женщин обменяли бы своих мужей на свободу и сами бы заботились о себе? – спросила Джудит, и Алисдер неожиданно понял, что для нее это далеко не риторический и не праздный вопрос.
– Да, полагаю, ты в какой-то мере права. – Алисдер вспомнил ее изуродованную спину и постоянно темные от тревоги глаза. – И все же ты не обменяла своего мужа на свободу, Джудит. Достаточно было одного твоего слова, и полковник Харрисон взял бы тебя под защиту полка, я в этом не сомневаюсь. Почему ты промолчала? – Алисдер пытливо смотрел ей в глаза: лгать или утаивать что-либо было невозможно.
Но как объяснить Алисдеру, что для нее он представляет меньшую опасность, нежели Беннет?
– Наверное, я не способна заботиться о себе.
Ответ был далеко не полный, но Алисдер не стал настаивать. «Ключиком к душе Джудит является умение ждать», – подумал Алисдер. Он узнавал о ее прошлом маленькими обрывками, да и те приходилось вытаскивать из нее едва ли не силой.
– А твой деверь? Разве он не в состоянии позаботиться о тебе?
Вопрос, вполне естественный и заданный ровным голосом, испугал Джудит: не прочитал ли муж ее невысказанные мысли?
– Он мне не нравится.
Лучше всего недоговаривать. Если приукрасить действительность, рано или поздно попадешься на лжи. Она не расскажет ему ни о Беннете, ни о своей жизни. Пусть эти тайны останутся в ней. Иначе она обречет себя на чистилище при жизни на земле. Хватит и того, что ей уже уготована дорога в ад.
Алисдер внимательно наблюдал за ней. Глаза Джудит стали пустыми. Точно такой же вид был у нее, когда она ожидала, что он ее накажет. Здесь есть какая-то тайна… Алисдер не собирался отступать. Благодаря англичанам теперь у него много времени, чтобы разгадать загадку Джудит.
Алисдер отступил в сторону, пропуская жену через входную бронзовую дверь. Они молча прошли на кухню, где он поставил корзину с яйцами на большой дубовый стол. Алисдер улыбнулся бабушке и обернулся к жене. Без видимых усилий он подхватил ее, одной рукой поддерживая под коленками, а другой – вокруг плеч, и стал медленно подниматься по лестнице в свою комнату. Джудит подумала, что точно так же он переносит овец – осторожно, но с упрямой настойчивостью.
– Сейчас же день, Маклеод. – Она напомнила ему об этом совершенно равнодушно. Разве она не ожидала этого мгновения с тех пор, как он спас ее от Беннета? Вот цена, которую ей придется заплатить за то, чтобы их брак не распался.
– И то правда, – отозвался Алисдер, словно только сейчас заметил, что солнце стоит высоко в небе.
– У меня полно дел.
– Разумеется. И главное из них – слушаться мужа. – Губы его дрогнули.
– Что я должна выполнить? – Голос ее прозвучал тихо и сосредоточенно.
Алисдер отлично видел страх, написанный на ее лице, – глаза Джудит сразу расширились и потемнели, как море. Она судорожно сжала пальцами рубашку на его груди.
– Сейчас? Для начала перестань сопротивляться.
Она повернула голову в сторону, оторвав щеку от его теплой груди, и уставилась в потолок.
Яркий солнечный свет заливал комнату через высокие стрельчатые окна, и именно к окнам поспешила Джудит, как только Алисдер опустил ее на ноги. Полной грудью она вдохнула пряный морской запах, который приносил с собой ветер с моря.
– Неужели тебе никогда не бывает холодно зимой, Маклеод? – спросила она, испытывая неловкость от затянувшегося молчания. Она старалась отложить то неизбежное, что должно было произойти между ними. В последнее время в ее отношении к Алисдеру Маклеоду произошел очевидный сдвиг, появились какая-то теплота, уважение, которого она не испытывала еще ни к одному мужчине. Это чувство было ценно для Джудит, и она стремилась сохранить его как можно дольше, уберечь хоть на какое-то время, прежде чем оно будет безвозвратно разрушено.
– Зимой я никогда не ночую здесь, – спокойно отозвался Алисдер.
Она посмотрела на него, едва заметно нахмурившись. А он готов отдать половину своих овец за одну ее улыбку, за то, чтобы она вот так стояла у окна, а солнце играло в ее волосах!
Комната была хозяйской, а до гибели отца и брата Алисдер являлся младшим сыном. Джудит пожалела, что задала вопрос.
– Зимой я ночую в комнате Айана, Джудит, по крайней мере ночевал там, пока у меня не появилась мягкая, теплая жена, с которой уже не будет так холодно.
Он приблизился к ней, медленно повернул ее лицом к себе и принялся расшнуровывать платье. Джудит не шевелилась, просто стояла, закрыв глаза. Он улыбнулся бесконечно нежно, но она не увидела этой улыбки…
Как здорово будет сорвать это безобразное платье с ее тела, но тогда она останется в уродливом нижнем белье, которое совсем не украшает ее. Алисдер мечтал иметь хоть немного лишних денег, чтобы купить Джудит красивые вещи, шляпку, которая подчеркивала бы цвет глаз и оттеняла необычный цвет волос, прелестное платье, которое не затягивало бы так грудь. Алисдер очень хотел побаловать жену: он справедливо подозревал, что такое обращение ей незнакомо.
– Не бойся, – сказал он, окончив расшнуровывать платье и обнажив грудь Джудит.
Нежные округлости и большие розовые соски невольно приковывали взгляд. В другое время он не задумываясь бы прижал ладонь к восхитительным холмикам, ощутил тепло и твердость нежного соска. Алисдер протянул Джудит руку и подвел ее к креслу, стоящему перед окнами. Он улыбнулся, читая сомнение на ее лице.
Она села, положив руки на колени, а он одним движением стянул с себя рубашку. Грудь его была покрыта густой черной растительностью. Джудит поймала себя на том, что с интересом разглядывает его, и тотчас перевела взор на море. Алисдер улыбнулся ее деланному безразличию, движения его были размеренными и неторопливыми.
У Джудит пересохло во рту. Почему это должно произойти? Почему мужчинам так важно излить свое семя, подобно собакам, помечающим свою территорию? Почему женщины в этой вечной борьбе с мужчинами не могут выбросить белый флаг, чтобы не подвергаться физическому насилию, подобно диким зверям?
Алисдер уселся на край кровати, снял башмаки, чулки и, наконец, встал и расстегнул штаны. Он не отрывал глаз от Джудит, не произнес ни слова. Она сидела как неживая, совершенно не шевелясь, если не считать глаз, которые метались из стороны в сторону, и трепещущих ресниц. Алисдер понимал, что она хочет уйти в себя, спрятаться, но любопытство пересиливает, и она наблюдает за ним, как следит побитый щенок за движениями жестокого хозяина.
Глаза ее расширились настолько, что, казалось, могли поглотить его целиком.
Он снял штаны, жалея, что на нем не шотландская мужская юбка: снимая штаны, мужчина выглядит слишком уж неуклюже. Как можно сохранить мужское достоинство, вытаскивая ногу из штанины? Он улыбнулся своим не очень изящным движениям, но Джудит не заметила этой улыбки.
Обнаженный, он приблизился к ней, а она лихорадочно искала глазами, куда бы скрыться. Пути к отступлению не было. Джудит издала невнятный негромкий звук, когда Алисдер положил свою ладонь ей на руку и осторожно приподнял с кресла. Одного беглого взгляда ей хватило, чтобы рассмотреть его наготу. Он был весь бронзовым от загара, за исключением узкой светлой полоски на бедрах. Джудит плотно закрыла глаза, чтобы не видеть всего остального. Впервые в жизни Джудит видела полностью обнаженного мужчину при ярком солнечном свете, который вливался в комнату через высокие стрельчатые окна. В ярких лучах света танцевали и поблескивали крошечные пылинки. Руки Джудит дрожали, колени стали ватными. Воспоминания о боли и унижении превратили полуденный свет в темную полночь, дышать становилось все труднее. Джудит едва сдерживалась, чтобы не закричать.
Сумеет ли она выдержать боль?
Тем временем Алисдер освободил ее от лифа и нижней юбки. Только лихорадочно бьющийся на шее пульс выдавал ее страх. Она не оказывала ни малейшего сопротивления, пока он заканчивал раздевать ее, лишь еще плотнее закрыла глаза.
Казалось, сейчас Джудит была обнажена до самой души. Кожа у нее была белая-белая, как молоко, груди тяжелые и чуть обвисшие, с гордо торчащими сосками, похожими на крошечные пальчики. Ее талия переходила в совершенные бедра, от которых начинались длинные стройные ноги. Небольшой треугольник каштановых завитков внизу плоского живота неудержимо манил.
