Текст книги "Обещание любви"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 20
Шлюшка в Шотландии.
Улыбка на его лице вовсе не означала веселое расположение духа Беннета Хендерсона. За прошедший год его однополчане поняли это хорошо.
Просто великолепно, что она здесь, думал он. И как похоже на нее – найти себе покровителя. Она не из тех, кто легко сдается, это признавал даже Беннет. Именно по этой причине он овладевал ею с особым наслаждением. Беннету всегда хотелось смеяться, когда он знал, что одолел ее, сломил, победил ярость в ее глазах, заставил бояться.
Она опять расхрабрилась.
Что ж, он оставит ее ненадолго в покое, пусть думает, что она в безопасности, пусть считает, что шотландец в состоянии защитить ее, пусть поверит, что Беннет не думает о возмездии. И только потом, когда у нее появится надежда, когда она перестанет бояться, он появится снова.
Возможно, тогда он познакомит однополчан с новым развлечением, покажет им, какое сокровище скрывают эти безлюдные холмы и вересковые заросли.
А до тех пор ему до боли необходима другая женщина, которая удовлетворяла бы его до возвращения Джудит. Временная замена, только и всего, чтобы унять похоть, пока его разум предвкушает возвращение Джудит.
Джудит.
Он ее ждет не дождется.
Глава 21
За весь день Маклеод не сказал ей и двух слов, а сейчас вдруг разговорился!
Джудит перевернулась на другой бок, однако не только слова Алисдера, но даже звук его голоса невольно привлекал внимание. Она подумала, что голос его очень звучен и соблазнителен, несомненно, это результат долгих тренировок. Она взбила подушку и подвинула ее к краю кровати. Без толку. Маклеод слишком большой, а кровать слишком мала. Каждый раз, когда она отодвигалась, он следовал за ней.
Она крепко зажмурила глаза, пытаясь в очередной раз уснуть, но свет горящих, по настоянию Алисдера, свечей на ночном столике мешал. Наконец, не выдержав, Джудит повернулась к мужу:
– Маклеод, ты угомонишься когда-нибудь? Или ты сверхчеловек и можешь обходиться без сна?
Алисдер притянул ее к себе, и Джудит шумно вздохнула. Она бы предпочла спать отдельно, но Алисдер запретил ей возвращаться в комнату, которую она занимала раньше.
– Джудит, – посетовал он, – ты совсем не слушала меня? А я-то был уверен, что ты внимаешь каждому моему слову.
– Я не желаю говорить об этом, Маклеод.
– Алисдер, – тихо поправил он.
– Отлично, Алисдер. Я не желаю говорить об этом. – Она отвернулась, увидев, что он хочет поцеловать ее.
Тогда он потерся о ее щеку.
– Но, Джудит, эта тема так согревает меня, еще бы немного поддержки с твоей стороны…
– По-моему, ты и без моей поддержки отлично разогрелся, – хмуро отозвалась Джудит.
– Знаешь, – усмехнулся Алисдер, – у тебя замечательная грудь, а талия очень плавно и красиво переходит в бедра.
– Ты прекратишь или нет?
От внимания Алисдера не укрылось, что Джудит покраснела. Свечи освещали ее пухлые губы, отражались в волосах, согревали теплым золотистым светом розовые соски грудей, просвечивающие сквозь тонкую ткань ночной рубашки.
Джудит не хотелось, чтобы Алисдер смотрел на нее вот так. От его взгляда ночная рубашка становилась совсем прозрачной. Надо было сразу отказаться от этого подарка, но бабушка так давно трудилась над ним, что у Джудит не хватило духу не принять его. А теперь она чувствует себя совершенно обнаженной, будто зазывает Алисдера. Он протянул руку и через тончайшую ткань коснулся пальцем ее соска. Джудит резко дернулась и натянула простыню до самого подбородка. Только разве спрячешься от его слов?
– У твоих сосков божественный вкус, Джудит, – проговорил Алисдер, едва заметно улыбнувшись. – Мне было так приятно держать их во рту, но, думаю, тебе было еще приятнее, когда я вошел в тебя. Ты была такая горячая, мягкая, влажная.
Джудит отодвинулась от мужа еще дальше. Господи, да замолчит он наконец? Она просто вся горит от смущения.
– Тебе, похоже, доставляет удовольствие словами описывать все, что случилось, Маклеод!
– Да, это было прекрасно, Джудит, хоть ты и не испытала такого удовольствия, как я, – тихо произнес он, прижимаясь к ней и убирая в сторону простыню. Он перевернул Джудит на спину, медленно провел ладонью по бедру и скользнул под тонкую ткань ночной рубашки.
– Маклеод! – воскликнула Джудит, положив свою ладонь поверх его и остановив изысканную пытку. – Что ты делаешь?
– Алисдер, – со спокойной улыбкой поправил он.
Она чувствовала кожей каждый из его пяти пальцев, пять точек, которые жгли исходящим от него жаром. Она будто играла с огнем. Боль, вызванная ожогом, потом еще долго будет напоминать о себе. Его рука спокойно лежала под ее ладонью, дразня прикосновением. Ведь он послушен лишь потому, что сам хочет этого, а не потому, что у Джудит хватит сил помешать ему.
Однако он сам сказал, что сделает все, что она захочет. А честна ли она с собой? Действительно ли она хочет, чтобы он остановился?
Близость с Алисдером несла в себе много нового: приглушенный смех, едва уловимое поддразнивание. Прежде Джудит не знала этого и не понимала. Но было что-то еще, намек на более сильное чувство, которое распирало сердце и заполняло душу.
Хочет ли она, чтобы Алисдер оставил ее в покое?
Он улыбнулся ей, весело, озорно, и медленно наклонился, так чтобы у Джудит осталось время увернуться, если она того пожелает. Он проверял ее искренность. Оттолкнет ли она его, начнет сопротивляться, откажет ли ему в близости?
Он тепло и нежно прикоснулся губами к ее рту, словно приглашал ее ступить на дорогу, по которой ей еще не приходилось ходить. Она лежала спокойно, не двигаясь. Время шло, Алисдер не шевелился, не обнял ее крепче, и тогда Джудит облегченно вздохнула. Воздух легко сорвался с ее губ, обдавая теплом его губы. Алисдер приоткрыл их и глубоко вдохнул…
Близость через дыхание.
Джудит поежилась.
Алисдер немного отодвинулся, внимательно рассматривая ее. В его глазах, цвета густого меда, читалась сдержанность и еще что-то необузданное, пугающее. Но самый большой страх вызывала нежность, которую они излучали.
Против этого Джудит оказалась бессильна.
Глаза ее стали огромными, как море, голубыми и загадочными из-за пелены слез. Слезинка покатилась по щеке Джудит. Он слизнул ее языком, потом погладил жену по голове, прижался к ее виску губами, с наслаждением вдыхая ее аромат и стараясь заглушить охватывающую его ярость. Не к ней. Ни в коем случае не к Джудит. К человеку, который сделал с ней это.
Джудит повернула голову, нашла его щеку и нежно поцеловала. Алисдер пытливо вгляделся в лицо жены. Он безошибочно понял значение этого поцелуя: она принимает его и разрешает ему идти дальше.
– О, Джудит, – только и смог вымолвить Алисдер, гнев его угас под напором более мощных ощущений.
Длинным тонким пальцем он провел по краешку ее губ. Не испугается ли она, когда поймет, как сильно он ее хочет?
– У тебя красивые губы. – Он не дал ей сказать ни слова, приложив два пальца к ее губам. – Для поцелуев, Джудит, не для слов.
Он поцеловал ее так же, как утром в бухте, голодным поцелуем, который требовал ответа, а не подчинения. Алисдер задавал тон, но не торопил Джудит. Приподнявшись на локте, он увидел, что губы ее приоткрылись, нежное прикосновение его языка увлажнило их. С широко открытыми глазами, с пылающими щеками, она судорожно сжимали плечи Алисдера, словно опять боялась утонуть.
Рука его продолжала осторожное движение под рубашкой, будто и не было этих заставляющих все забыть поцелуев.
Они смотрели в глаза друг другу, разделенные всего несколькими дюймами; его глаза светились озорством, ее – чем-то похожим на страх, вызванный неопытностью. Алисдер был готов остановиться по первой ее просьбе.
– Я не доставил тебе наслаждения в бухте, Джудит, – еле слышно прошептал он.
Звук его голоса ласкал ей кожу подобно прикосновению крыльев бабочки. Неужели можно покраснеть еще больше? Джудит стала похожа на созревшее яблоко – вот-вот сорвется с ветки. Алисдер улыбнулся ее смущению и прижался губами к шее.
Быстрым движением он скинул на пол простыню, укрывавшую Джудит, и поднял ее ночную рубашку до талии вверх, обнажив ноги, бедра и живот Джудит в золотистом свете свечей. Когда она попыталась оттолкнуть его руки и прикрыться, Алисдер опять поцеловал ее так, что в голове у нее все мгновенно смешалось.
Только что он ласково улыбался ей, поддразнивая, проводил пальцем по подбородку, а теперь – целовал ей живот, рубцы на боках.
– Маклеод…
Мольба не оказала на Алисдера ни малейшего воздействия. И все же Джудит продолжала лежать спокойно, не двигаясь, словно связанная, но не веревками, а необычными ощущениями, которые рождались где-то в глубине ее тела от нежных прикосновений мужа.
Его пальцы дерзко спустились к треугольнику шелковистых завитков внизу живота, стали гладить и ласкать их.
– Прости, что утром я был таким нетерпеливым любовником, – проговорил он и склонился к ее бедрам.
Джудит попыталась сопротивляться, извиваясь всем телом, но Алисдер настойчиво и осторожно раздвинул ей ноги.
– Маклеод! – потрясенно воскликнула она.
Он словно не слышал.
– Тише, Джудит.
Она бессильно откинулась на подушку, устремив взгляд в потолок. Странные и необыкновенные ощущения захлестнули ее. Алисдер пробовал ее плоть на вкус. По всему ее телу побежали мурашки. Каким могуществом надо обладать, чтобы вызвать подобные ощущения?
Алисдер раздвинул ноги Джудит еще шире, словно желая открыть доступ к ее сути. Она не сопротивлялась: не из-за страха, и даже не из-за жара, от которого будто таяла, а из-за странного, неодолимого любопытства.
Она отдалась во власть Алисдера. Казалось, в его распоряжении бездна времени, чтобы вот так дразнить и возбуждать ее, нашептывая о том, как сладка ее плоть, какое наслаждение он испытывает. Теперь его язык касался ее везде то короткими резкими толчками, то медленными и плавными движениями. Прикосновения не успокаивали, наоборот, зажигали и возбуждали еще больше, словно раздували внутри пламя. Похоже, Алисдер был доволен ответной реакцией Джудит, ее негромкими стонами, которые против воли срывались у нее с губ.
– Алисдер, – едва слышно бормотала она.
Тихий звук музыкой звучал в ушах Алисдера. Она открылась ему навстречу, как влажный восхитительный цветок в золотистом свете свечи. Алисдер крепко держал Джудит за бедра, чувствуя ритм ее тела, желая удержать ее в своем нежном плену, заставить испытать высшее наслаждение в его объятиях…
Алисдер на мгновение оторвался от разгоряченной пульсирующей плоти и посмотрел на Джудит. Ее темно-синие глаза стали чернее, чем прежде. Он вдруг испугался, что не справится со своим желанием: до боли захотелось погрузиться в ее плоть, увидеть ее глаза в наивысший миг блаженства, как она зовет его, почувствовать, как содрогается ее тело…
Но Алисдер продолжил ласкать ее плоть, пока не ощутил, что Джудит захлестывает волна экстаза. Она стонала и дрожала. Он вцепился в матрац обеими руками, удерживая себя от желания овладеть ею, разделить с ней это наслаждение, раствориться в ней. Впереди у них будет еще много времени, чтобы вместе испытать сладостные мгновения, а сегодняшняя ночь принадлежит Джудит, и только ей.
Когда Алисдер справился с собой, он опять прижался к Джудит.
– Спокойной ночи, жена, – проговорил он, наклоняясь через нее, чтобы загасить свечи. На мгновение он замешкался, раздумывая, не поцеловать ли эти сладкие пухлые губы, и понял, что не может доверять себе.
Тихий вздох стал единственным ответом ему. Он прозвучал для него райской музыкой. Джудит словно очнулась, молча повернулась к Алисдеру спиной и до плеч натянула одеяло.
Алисдер, напротив, обнажил спину. Он безумно хотел Джудит. Он поцеловал ее в затылок так неуловимо легко, что она решила, будто это ей показалось. Она лежала молча, не шевелясь, пока он целовал рубцы на ее плечах. Потом он опять укрыл ее и прошептал в темноте:
– Это знаки твоего мужества, Джудит, а не позора. Он погладил ее волосы, рассыпавшиеся по подушке.
Джудит долго не могла заснуть.
Глава 22
– То, чем мы здесь занимаемся, – настоящая глупость, Малкольм, – пробормотал Геддес.
Тишину комнаты нарушали только звуки его шаркающей походки. Возможно, так казалось Геддесу, но не Малкольму, который злился все больше и больше. Сейчас нужна осторожность, а не жалобы, не протесты горе-конспираторов, собравшихся здесь за неимением лучшего выбора. Да и о каком выборе может идти речь? Здесь собрались старейшины клана, но даже их почтенный возраст не мешал Малкольму со злостью смотреть на них.
Они представляли собой весьма жалкое зрелище. Старый Геддес, согнутый артритом так сильно, что ходил не разгибаясь. Хеймиш, единственный уцелевший глаз которого затянут бельмом и плохо видит даже в яркие солнечные дни. Но самым немощным из троих был Алекс. Если их поймают, это случится из-за его увечья – вместо одной ноги у него кривой деревянный протез-палка, который при ходьбе не только стучал по полу, но и причинял нестерпимую боль своему владельцу, отчего старик непрерывно постанывал.
– Тише! – прошептал Малкольм, хмуро сдвинув брови.
Мудрейшие в клане жаловались и сетовали, как старухи выживающие из ума.
Но доконало его не это, а обвинение Алекса. Малкольм резко повернулся к нему и гневно бросил в лицо:
– По-вашему, лучше, если все заберут англичане?
– Что они не забрали, так это наши жизни, – упрямо отозвался Алекс. – Решили, что мы уже опасности для них не представляем.
– Не думал услышать голос труса.
– Труса? Это я-то трус? Я, который потерял родного сына? А его дочка умерла от голода, потому что, кроме червей с выжженных полей, есть было нечего? Я откликнулся на твой призыв сразу же, не раздумывая. – Он произнес эти слова шепотом, но не менее горячо, чем если бы говорил в полный голос. И сверкнул на Малкольма таким взглядом, который не остался незамеченным даже в слабо освещенной комнатушке.
– Тогда ты должен понимать больше, чем другие.
– А что тут понимать, Малкольм? – устало проговорил Алекс. – Ты хочешь, чтобы мы вчетвером выступили против всей английской армии? – Слова его прозвучали насмешливо и одновременно грустно.
– Вот именно, Малкольм. Ты призываешь к бунту? – Это заговорил Хеймиш, стоявший чуть поодаль от остальных. Он тоже похоронил родных и до сих пор оплакивал их потерю.
Пусть даже ненадолго, но Малкольм хотел бы вернуться к тем славным дням. Он понимал нелепость желания, но ничего не мог поделать. Он собирался затеять такое же безнадежное дело, как их поход на Карлайль, который они будут вспоминать до конца жизни. Во главе с Прекрасным Принцем они дошли до Англии, полные надежды и воодушевления, зная, что на этот раз шотландцы заняли английскую землю, а не наоборот. На протяжении нескольких благословенных дней сыны Шотландии определяли ход событий. В эти несколько дней даже воздух стал другим, Шотландия перестала быть досадной помехой, назойливым ребенком. Да, Хеймиш отлично понимал, почему Малкольм призывает к восстанию. Но славные дни Карлайля были до Каллоденской битвы, до того как бунт был подавлен, до того как большинство шотландцев в расцвете сил сложили головы в неравном бою. Англии требовалось полное поражение Шотландии, и она его получила благодаря усилиям графа Камберлендского, прозванного Мясником.
– Бунт? О каком бунте ты говоришь? Разве это бунт – хотеть, чтобы в Шотландии жили шотландцы, жили по собственным законам, а не по правилам, которые диктуют англичане? – ответил Малкольм. Его распирало от обиды, он не ожидал такого от старых друзей. – Я сейчас говорю не о бунте против нашего лорда. Или вы забыли, чего он хочет? Забыли, на каких условиях его освободили?
Согласный шепот остальных стал поддержкой его тихим словам.
Идеи Алисдера об экономической самостоятельности поддержали многие в клане. Конечно, грустно признаться себе, что Англию им не одолеть, но нет смысла отрицать очевидное. Мечты о восстании так и останутся мечтами. Принц покинул Шотландию и скрылся на континенте, а те, кто с готовностью поддержал его, либо погибли, либо остались разоренными, без титулов и поместий и, подобно Алисдеру, влачили жалкое существование.
Мечта о торговле с Англией на равных была их единственной надеждой. Страшно даже подумать, что случилось бы с Алисдером и со всем кланом, если бы попытка поднять восстание была доказана. Ведь главным среди условий, на которых освободили Алисдера, значилось именно это: никаких тайных сговоров, никаких попыток к бунту.
– Малкольм, а как насчет жены-англичанки, которую ты сюда привез? Это тебе пришло в голову поженить их. – Хеймиш высказал вслух то, о чем подумали все.
– Буду сокрушаться об этом до самой смерти. Вы это хотели услышать?
Хеймиш не ответил.
– Пора вооружаться, у каждого члена клана должно быть оружие для защиты от англичан. Вы согласны? – спросил Малкольм, переводя твердый взгляд с одного на другого.
Хеймиш вздохнул и вытянул вперед руку, которую сжал Алекс. Старик Геддес, с трудом волоча ноги, подошел к ним. Казалось, его медленная походка вторит его нежеланию.
Малкольм пересек комнату быстрее остальных, отодвинул камышовую подстилку, обнажив металлическое кольцо, спрятанное в полу.
– Мы с тобой, Малкольм, – проговорил Хеймиш, видя, что остальные молчат. – Господи, сделай так, чтобы это решение не принесло грозы на наши головы.
Глава 23
Алисдер и Малкольм повезли первую партию шерсти в Инвернесс. Алисдер уехал не попрощавшись, не сказав ни слова, просто исчез. Джудит не могла сказать, что ей не хватало Малкольма, но Алисдер мог бы сказать ей о своих планах.
– Цыпленок уже мертв, Джудит, – мягко заметила Софи.
Джудит только громче стукнула по доске. Она держала нож так, что Софи вдруг подумала, что Джудит хочется, чтобы на доске сейчас лежал не цыпленок, голову которого вот-вот отделят от туловища, а кто-то другой.
Джудит посмотрела на доску, глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она ненавидела это занятие. Но есть-то надо, а выносить одни протертые овощи и картофель уже нет сил. Лучше уж рубить голову курице, чем готовить пареную репу!
Джудит мелко резала лук, когда открылась боковая дверь, выходящая к морю, и, не дожидаясь приглашения, как к себе домой, вошла Фиона. По правде говоря, женщины, приходившие в замок, никогда не стучали, просто входили, считая обитателей Тайнана своей семьей. В конце концов, это их клан. Родственники или нет, все члены клана считают себя одной большой семьей.
Но Джудит все же нахмурилась при виде молодой женщины, которая вторглась к ней на кухню.
– Хочешь сварить бульон из курицы? – начала Фиона приторным голосом, странно противоречащим с презрительной ухмылкой.
Она намеренно утрировала свой говор, словно желая оскорбить им англичанку Джудит. Впрочем, Фиона раздражала Джудит с самого начала их знакомства, словно заноза. Так и липла к Алисдеру, терлась о него, как мурлыкающая кошка.
Даже сейчас, когда Алисдер уехал в Инвернесс, она перед приходом в замок вырядилась в свободную алую блузу с широкими присборенными рукавами и глубоким вырезом, открывающим взору пышную, не затянутую корсетом грудь. Шерстяная юбка не прикрывала лодыжек, ноги ее были босы. Черные вьющиеся волосы взбиты, словно она только что проснулась. От нее исходили тепло и зов женской плоти.
На руках она держала Дугласа, который радостно шлепал крошечной ручкой по щеке матери. Фиона не остановила его, только с любовью улыбнулась малышу. Глядя на Дугласа, трудно было сомневаться в отцовстве: сходство с Алисдером бросалось в глаза.
– Дуглас пришел поздороваться со своим лордом, – усмехнулась Фиона.
– Алисдера нет, – отозвалась Джудит, подражая выговору Фионы.
Одной рукой Джудит сжимала большую луковицу, другой – нож. Любая другая женщина на месте Фионы поспешила бы ретироваться, однако Фиона подошла ближе. На ее губах играла улыбка. Она опустила Дугласа на пол, взяла со стола кусок хлеба и дала его малышу.
– Придет день, и лордом станет мой Дуглас.
Джудит не затруднила себя ответом, только с утроенной яростью взялась за несчастного цыпленка.
– Алисдер говорит, что Дуглас не его сын.
Фиона в ответ лишь пожала плечами и многозначительно посмотрела на прикрытый фартуком живот Джудит.
– Других у него никогда не будет, или я ошибаюсь? Ты-то пустоцвет. Два мужа до Алисдера – и ничего?
Это было уже слишком. Джудит схватила цыпленка за шею, которую еще не успела отрезать, и с силой швырнула его в Фиону.
Цыпленок угодил точно в цель. Фиона завопила во все горло, ее лучшая блуза была безнадежно испорчена кровью и жиром. Шум разбудил Софи, дремавшую в кресле у камина. Дуглас, услышав вопли матери, тоже заорал во всю мощь своих легких, вторя ей.
Джудит окончательно потеряла самообладание. Фиона кричала, а Джудит швыряла и швыряла в нее все, что попадало под руку. Какая дрянь! У нее хватило наглости хвастаться перед ней своей связью с Алисдером! Вслед за порезанным луком в Фиону полетела зелень, потом остатки утренней овсянки и черствый хлеб. С каждым попаданием Джудит улыбалась все шире и шире. Лицо Фионы покрылось пятнами куриной крови, по волосам стекала овсянка, а к груди прилипли кольца лука.
Фиона вцепилась Джудит в горло. Та не осталась в долгу.
Маленький Дуглас орал все громче и громче.
Софи начала смеяться, издавая странные скрипучие звуки, и вдруг остановилась от неожиданности.
В дверях стояли Алисдер и Малкольм.
Алисдер быстро поднял с пола Дугласа и посадил его на колени к Софи. Потом подошел к женщинам, ни одна из которых, как он сокрушенно заметил, не собиралась отпускать горло другой. Фиона была ростом поменьше, но плотнее и тяжелее, зато ярость придала Джудит силы.
– Хватит! – закричал Алисдер, но даже это не остановило соперниц.
Пришлось вмешаться и разнять их силой. Малкольм старался утихомирить свою дочь, а Маклеод крепко прижал Джудит к себе.
– Надо вернуть ее англичанам! – кричала Фиона. – Она чужая, ей нет места в Тайнане, она не для тебя!
Она улыбнулась пухлыми губами и опустила ресницы, изображая глубокую обиду. Конечно, она бы выглядела куда более соблазнительно, если бы у нее в волосах не застряли куриные потроха и остатки овсянки с луком.
Увы, все ухищрения Фионы были тщетны. Алисдер никогда не обращал на нее внимания.
– С каких это пор ты знаешь, что для меня лучше, а что нет, Фиона? – грозно спросил он.
– Еще с тех пор, когда ты был мальчишкой, Алисдер, – отозвалась она грудным голосом, который навевал приятные мысли о теплом женском теле и прохладных ночах. – Я всегда знала, чего ты хочешь.
Алисдер признал, что в этом она, пожалуй, права. Когда-то он неизменно краснел при ее появлении. Ее пышногрудая красота разжигала его юношеские фантазии. Он мечтал увидеть ее тело, начинал тяжело дышать, когда она жеманно потягивалась или обнажала ногу. Рядом с ней он всегда думал об одном: поместится ли ее грудь у него в руках и какова эта грудь на вкус.
Впрочем, это было давным-давно, когда он был еще подростком и жаждал прикоснуться к женщине, все равно какой.
С годами он стал разборчивее. Теперь в женщине ему была важна не только грудь, но и ум, который светился в темно-синих глазах, длинные стройные ноги и улыбка, таящая молчаливый вызов. Он жаждал услышать грудной смех, приветствовал несгибаемое мужество, не уступающее мужскому. Он хотел верности, страсти, любви. И подозревал, что только одна женщина способна дать ему все это…
Алисдер посмотрел на Фиону не так сердито, как следовало бы, и не так осуждающе, как хотелось бы его жене. Фиона не просто одна из женщин клана, она – друг юности. Однако взгляд Алисдера оказался настолько равнодушен, что даже Фиона почувствовала это.
– Вот уж не думала, что доживу до того дня, милорд, – произнесла она с видом оскорбленной гордыни, – когда вы предпочтете, чтобы вашу постель согревала английская сучка. Интересно, англичанки делают это по-другому?
– Не злоупотребляй нашим родством, Фиона, – ответил Алисдер, его голос был спокоен и бесцветен, как хмурый день, и не выражал никаких эмоций. Именно это спокойствие заставило Фиону остановиться.
– Так вот, значит, как, – проговорила она, вглядываясь в его янтарные глаза.
– Да, значит, так, – согласился Алисдер.
С сегодняшнего дня между ними все будет уже не так, как раньше. Оба прекрасно поняли это. Он уже не сможет принимать ее заигрывания, как прежде, ибо заигрывание это далеко не невинно. А она, находясь рядом с ним, всегда будет помнить, что Алисдер отверг ее, променял узы, связывающие их, на более сильные чувства: любовь, гордость, желание.
Алисдер сожалел, что все сложилось именно так.
Фиона высвободилась из отцовских рук.
– А жаль, – сказала она, поправляя блузку на груди. – Просто стыд, какая она страшная.
Красота Фионы никогда не подвергалась сомнению. Она выросла с сознанием, что именно она – первая красавица в клане. Для нее это было так же естественно, как для другого – цвет глаз.
Алисдер встретился взглядом с Малкольмом, тот кивнул в знак понимания и силком вытащил Фиону из кухни. Вскоре он вернулся за внуком, который все еще хныкал.
Только после этого кухня снова стала напоминать оазис мира и спокойствия, каким она была всегда, если, правда, не считать цыпленка и овощей, разбросанных по всему полу.
Алисдер повернул Джудит к себе лицом. Она раскраснелась, влажные пряди волос прилипли к груди.
В глазах Алисдера загорелись золотистые огоньки, хитрая улыбка заиграла на губах. Он не отрывал взгляда от лица Джудит. Заметив щетину у него на подбородке, она невольно подняла руку и кончиками пальцев провела по ней.
– Фиона – своя, она просто родня, – тихо проговорил он.
Прикосновение Джудит сразу разожгло в нем желания, которые никогда не угасали, когда она была рядом. Достаточно было вдохнуть ее запах…
Джудит высвободилась из его рук, повернулась спиной и часто-часто заморгала, ощутив резь в глазах. От лука, разумеется, а вовсе не оттого, что Алисдер заступился за нее в присутствии Фионы.
– Родня не родня, а только пусть убирается отсюда! Это моя кухня, Маклеод. – Джудит наклонилась, подобрала цыпленка, собрала зелень и лук с пола. – И только мне решать, кому можно сюда входить. – Джудит намочила тряпку и принялась сосредоточенно протирать забрызганный кровью пол.
Алисдер долго ждал этого дня, ждал, когда Джудит наконец почувствует себя в безопасности настолько, что не побоится выразить свою злость. Алисдер знал, что рано или поздно это должно произойти, и он терпеливо дожидался этого дня. В разбушевавшейся мегере, которую он увидел, войдя на кухню, было трудно признать молчаливую замкнутую женщину, какой он знал Джудит.
Алисдер издал какой-то неопределенный звук, с большим трудом сдерживая внезапно накативший на него смех, и потянулся к Джудит, но та ловко увернулась.
Ей не понравился подозрительный блеск в глазах мужа. Ничего смешного нет. Фиона для нее как заноза.
– Подойди ко мне, жена, – произнес Алисдер, не переставая улыбаться. В его голосе появились совсем новые нотки. Он уже не дразнил, а обещал.
Джудит медленно начала пятиться от него назад к двери, ставя ноги точно по прямой, так что мысок одной стопы касался пятки другой. Она пыталась улизнуть, однако Алисдер разгадал ее замысел.
– Подойди ко мне, Джудит, – повторил он, все тем же ровным, рассудительным голосом.
Только Джудит ему уже не доверяла. Каждый раз, когда Алисдер говорил так, он замышлял нечто из ряда вон выходящее. Она невольно сжалась, когда он хотел положить руки ей на плечи. Алисдер не отрываясь смотрел на нее, и Джудит медленно подняла на него глаза.
За эти нескончаемо длинные секунды они, не произнося ни слова, сказали друг другу много. «Верь мне, – говорил его взгляд, – я не сделаю тебе больно». «Я знаю, – отвечала она, – но иногда просто забываю». Ей страшно хотелось закрыть глаза и спрятаться, но она пересилила себя и позволила Алисдеру заглянуть к себе в душу, обнажив ее как никогда прежде.
«Понимает ли она, что глаза с головой выдают ее?» – подумал он. Сейчас Алисдер мог измерить глубину ее чувства по выражению синих глаз. В их глубине читалась неуверенность, прикрытая чем-то похожим на браваду. Он улыбнулся, кончиком указательного пальца приподнял лицо жены за подбородок и, быстро наклонившись к губам, крепко и горячо поцеловал ее.
– Иди наверх, Джудит, жди меня.
Она слышала эти слова много раз в жизни, но никогда прежде они не вызывали у нее радостного нетерпения, только страх. Алисдер прижал к ее губам палец, не давая ничего сказать.
– Я жду послушания, моя упрямая жена. – Глаза его блестели, он еще раз ласково поцеловал Джудит.
Джудит попыталась сдержать улыбку, но не сумела и улыбнулась – робко и счастливо.
– Хорошо, Маклеод, на этот раз я подчинюсь.
Софи решила, что у ее внука бесподобный смех. Она сидела в кресле, откинувшись на спинку, и думала, что для такой старухи, как она, вечер получился уж слишком насыщенный. Смех Алисдера услаждал ее слух: так когда-то смеялся ее Джеральд.
